Чем отличается чувство от эмоции: чем они отличаются, основные виды и типы эмоций в психологии

«Чем отличаются чувства от эмоций?» – Яндекс.Кью

Чтобы понимать разницу между ЭМОЦИЯМИ и ЧУВСТВАМИ, надо знать о том, что в человеческом организме есть две Основные, Постоянно действующие Системы:

1) Нервная Система, которая через нервные окончания — рецепторы химическим путём передаёт сигналы от Мозговых Центров Органов Тела — это Центры Органов Чувств, Горла,Лёгких, Желудка, Тонкого кишечного отдела, Толстого кишечного отдела, Печени, Почек, Половых Органов и Отделов Центрального Мозга (Продолговатого и Головного). Мозговые Центры Органов чувств: слуха, зрения, обоняния, вкуса, осязания, гравитации и другие. капиллярами тесно связаны с рецепторами с нервными волокнами и химическим путём Мозговые Центры определяют качество химических реакций и состав водной среды межклеточного вещества и клеток.

Именно Органы Чувств и определяют качество химических Чувств, то есть Химической Настройки (-Чувств) своих органов.

ЧУВСТВО — это Настройка определённого Органа к выполнению Определённых для этого участка Органа, задач. То есть определяют качество Чувствительности (Настройки) Восприятия слуха, зрения, обоняния, вкуса, осязания, гравитации и других.

2) Но Нервная Система возбуждается для Совершения Действия не только Химическим Путём.

Нервная Система получает возможность активно работать только при наличии Постоянного Электромагнитного Поля, созданного Кровеносной Системой организма человека.

Кровеносная артериально-венозная система (АВС), как гальванический элемент является- генератором электрического поля.

Подробная познавательная статья учёных в этой ссылке

https://cont.ws/@bazhenov/699067/full

Именно благодаря Электромагнитному Биополю организма, Мозговые Центры человека МГНОВЕННО определяют местонахождение Входа Информации, которая создаёт Импульс в Биополе человека и от Этого Импульса ОДНОВРЕМЕННО расширяется Энерго-информация на Всё Биополе организма.

Первыми Энергию из-вне получают Мозговые Центры Органов Чувств, передавая Энергию и возбуждая Нервную Систему Органов, которая химическим Путём перестраивает деятельность клеток на определённые Ответные действия.

Мозговые Центры — это Очаг (Сгусток) энергетического напряжения.

Каждое Посланное Воздействие на Органы Чувств — Это есть Энергия.

Это есть Энергия Звука, Запаха, Солнечного или Искусственного Света, Химическая Энергия Пищи, Энергия Тепла, Холода и так далее.

Даже Чуждая Мысль от другого человека есть Энергия, неосознанно, а иногда и осознанно воспринимается через глаза, кожу Определённым Отделом Головного и Продолговатого Мозга.

Таким образом Эта Энергия, посланная из-вне для воздействия на человека создаёт Очаг(Сгусток) Возбуждения в Мозговых Центрах Органов и Центрального Мозга.

Вот Эта Энергия , поддерживаемая Очагом (Сгустком) Возбуждения и называется ЭМОЦИЕЙ.

Поддерживается Энергия Определённой Эмоции качеством Жизненного Опыта Человека, вследствие которого поддерживается или не поддерживается Этот Очаг (Сгусток) Энергии в биополе и который проявляется в виде Кратковременной Памяти и Долговременной Памяти.

Например, Человек получил на отдыхе на море благоприятную для него Энергию Солнечного Света, Воды, Еды, Запахов.

Все эти Энергии создали определённые Очаги (Сгустки) возбуждения Энергии. И все вместе эти Энергии создали Определённую уже Постоянную Эмоцию , то есть Определённый Фон (Энергетический Образ) в виде Кратковременной Памяти.

И потом определённый Запах, Звук могут вновь возбудить Этот созданный Эмоциональный Фон-Энергетический Образ в Кратковременной Памяти. и вызвать Ту же самую Эмоцию ощущения моря.

Кратковременная Память постепенно стирается и уже приходящие звуки, запахи могут и не возбуждать этот Очаг созданной Энергии Эмоции. И Сгусток Энергии расходится.

Эмоция может постоянно поддерживаться Кратковременной Памятью человека и уже Переходит в Долговременную Память в Биополе Человека. Это, когда на человека Целенаправленно Кто-то или Что-то Постоянно воздействуют Определённой Энергией. Или человек уже сам, намеренно ищет Источники Энергии для создания или поддержания Определённой Энергии-Эмоции.

Человек ищет определённые Энергии звуков природных, музыки, звуки речи другого человека, Глаза ищут Энергию из глаз другого человека.

Ищут энергию Осязания, возбуждения кожи.

Письменная речь книг через глаза возбуждает Логический, Образный, Абстрактный отдел Центрального Мозга.

Таким образом созданный Определённый Энергетический Эмоциональный Очаг(Сгусток) Энергии сохраняется, становясь Постоянным Фоном=Образом Этой Энергии-Эмоции, проявляясь уже в виде Долговременной Памяти в биополе человека.

Созданные Эмоциональные Образы создают определённое настроение, поведение, характер человека и отражаются на его Жизненной Пути.

Мурашки по коже: что такое восторг с научной точки зрения

Ученые подсчитали, что мы испытываем восторг минимум дважды в неделю. Разбираемся, что такое восторг и почему склонность его испытывать связана с развитыми инновационным и критическим мышлением, здоровьем и общением

⏰ Время на чтение: 8–10 минут

Что такое восторг

Каждый наш день наполнен рутиной зоны комфорта — завтрак, ноутбук, смартфон, семья. Как часто вы сталкиваетесь с чем-то грандиозным? Потрясения заставляют выйти из зоны комфорта и взглянуть на привычный мир «свежими» глазами. Эмоции, которые мы испытываем, можно разделить на несколько типов: счастливые, грустные, страх, отвращение, гнев и удивление. А куда отнести восторг, трепет и так называемые «мурашки по коже»?

Восторг — это эмоция, вызванная переживанием сильных чувств, которые нельзя объединить в одну группу из-за их противоположной природы: трепета, страсти, ужаса, удивления. Восторг имеет много источников и вызывается объектами, выходящими за пределы рутины. Мы редко равнодушны, например, к северному сиянию или гениальному искусству.

По одной из версий, английское слово «трепет» (awe) происходит от древнеанглийского слова Ege, что означает «ужас». Позднее от него произошло два слова: «классно» (англ. awesome) и «ужасно» (англ. awful).

Трепет — эмоция, близкая к восторгу. Исторически трепет считался религиозной и духовной эмоцией. Существует несколько эволюционных теорий, утверждающих, что трепет, как способность к осознанию «маленького я» в масштабе Вселенной, и способность наслаждаться эстетикой и красотой, послужил одним из драйверов выделения человека из животного мира.

Чем отличается трепет от удивления

Удивление и трепет — это ответные эмоции на внешнюю среду. Считается, что разница между трепетом и удивлением состоит в том, что трепет, это не просто «вау», он всегда включает элемент благоговения (осознания бесспорного превосходства или невероятности чего-то/кого-то) и восхищения. Трепет также описывается как сильное эмоциональное состояние, которое стимулирует потребность приспособиться к новой информации. Поэтому трепет и удивление считаются важными психологическими состояниями исследователей в дополнение к общепринятым скептицизму и критике.

Трепет тесно связан с научными открытиями и побуждает ученых отвечать на вопросы о натуралистической природе мира. Дачер Келтнер, профессор психологии Калифорнийского университета в Беркли, вместе с коллегами обнаружил,

что склонность испытывать трепет связана со способностью к научному мышлению. Трепет вызывается неким обширным явлением (буквально или метафорически) и запускает процессы аккомодации, в которых существующие ментальные схемы пересматриваются, чтобы понять внушающие трепет стимулы. Этот механизм приспособления, характерный для научного мышления, приводит к пересмотру шаблонных убеждений.

Аквариум Тюрауми, Япония (Фото: Unsplash)

Восторг влияет на критическое мышление

В Университете штата Аризона, США, провели исследование, в котором участников попросили проанализировать статью с аргументами в пользу изменения существующей политики. Люди, которые только что получили wow-эмоции, реагировали на сильные доводы, в то время как контрольную группу убедили как сильные, так и слабые аргументы.

Профессор Мишель Лани Шиота, исследователь из Университета штата Калифорния, объясняет, что эмоции, которые мы называем восторгом — это наша способность испытывать глубокое удовольствие от столкновения с невероятным. Попытки осознать непонятное отражают базовую потребность понять мир, в котором мы живем, для лучшей приспособляемости. Опыт изумления и трепета может быть мотивацией узнавать новое и помочь добиться успеха в инновациях.

Полярное сияние над озером Кильписъярви, Финляндия (Фото: Unsplash)

Восторг снижает уровень провоспалительных цитокинов

Испытывать восторг — важно для здоровья. Считается, что эта эмоция связана с цитокинами иммунной системы. Цитокины — это химические посредники, которые производятся клетками поврежденной ткани. Многие цитокины вызывают воспалительный ответ, который важен для уничтожения патогенов и заживления ран. Гиперактивный цитокиновый ответ, однако, делает человека хронически больным и уязвимым к болезням. Дженнифер Стеллар, исследователь из лаборатории Калифорнийского университета в Беркли, изучила взаимосвязь между системой цитокинов и различными положительными эмоциями и обнаружила, что только восторг влияет на снижение уровня цитокинов (Интерлейкин-6) до статистически значимой степени.

Бесперстов Сергей Владимирович, СПб ГБУЗ «Городская больница № 40», поликлиника № 68, участковый психиатр:

«В 2012 году несколько американских ученых выдвинули интересную гипотезу, что чувство трепета не только позволяет нам обрабатывать обширную информацию из окружающего мира, но и фокусирует наше внимание на том, что происходит в настоящий момент. То есть трепет «растягивает» наше ощущение времени.

Эти ученые (Мелани Радд, Колледж бизнеса Бауэра Университета в Хьюстоне, Дженнифер Аакер, Высшая школа бизнеса Стэнфордского университета, Кэтлин Вохс, Школа менеджмента Карлсона Университета Миннесоты) опубликовали свое исследование в журнале Psychological Science. Проведенный опыт доказал связь между трепетом и когнитивной обработкой высокого уровня, в том числе того, как мы воспринимаем время. Трепет сосредотачивает наше внимание на «здесь и сейчас», смещая наше внимание на внешнее явление».

Шахмирзад, Иран (Фото: Unsplash)

Восторг делает нас дружелюбнее

Дженнифер Стеллар считает, что важное различие между восторгом и другими эмоциями (такими как вдохновение или удивление) заключается в том, что восторг и трепет заставляют нас чувствовать себя крошечными — или испытывать чувство «самоуменьшения» — и видеть себя маленьким кусочком чего-то большего, быть к нему причастным.

Ощущение себя крошечным снижает эгоистические наклонности, такие как высокомерие и нарциссизм. А также заставляет нас чувствовать себя более взаимосвязанным с другими «маленькими» людьми.

Дженнифер Стеллар из факультета психологии Университета Торонто и Эми Гордон, главный научный сотрудник лаборатории эмоций, здоровья и психофизиологии Калифорнийского университета в Сан-Франциско, выявили, что люди, которые чаще испытывают трепет в своей повседневной жизни, были оценены друзьями как более скромные. По мнению Гордон, трепет заставляет нас с большей вероятностью соглашаться делать то, что нужно для поддержания социальной гармонии, формирования групп и сообщества.

Бангкокский центр искусства и культуры, Таиланд (Фото: Unsplash)

Как испытывать больше восторга

Дачер Келтнер, профессор психологии Калифорнийского университета рекомендует исследовать повседневную жизнь:

1. Наблюдайте за нравственной красотой и отвагой других людей

Главное чудо жизни — это нравственная красота и отвага людей. Легко восхищаться историями храбрых инноваторов, таких как, например, Михаил Ломоносов или Сергей Королев. Не меньше вдохновляют жертвы, которые становятся драйвером движений за социальные изменения, например, MeToo, Black Lives Matter и др. Такие истории внушают трепет.

Келтнер считает, что 50-60% переживаний трепета вызвано наблюдением за кем-то с невероятными навыками, талантом или уникальными способностями.

2. Синхронизируйтесь с другими

У людей есть естественная склонность к синхронному движению — от церемониальных танцев и пения в хоре до армейских маршей и совместного фитнеса. Несколько исследований показали, что люди становятся более отзывчивыми и щедрыми после того, как движутся в унисон с другими, и что они чувствуют себя более привязанными к своим партнерам по движению. Синхронное движение помогает укрепить социальные связи и, по словам Келтнера, также может вызывать восторг.

3. Гуляйте на природе

Не обязательно посещать Байкал и Эльбрус, чтобы ощутить трепет перед природой. Можно гулять в парке или лесу возле дома, но осознанно — переключая внимание на то, что вас окружает, фокусируясь на тактильных ощущениях и анализируя детали природы, которые вы видите. Келтнер и его коллеги обнаружили, что пожилые люди, которые совершали осознанные еженедельные 15-минутные прогулки, сообщали о большем увеличении положительных эмоций и уменьшении стресса в своей повседневной жизни, чем те, кто просто бесцельно прохаживался.

4. Слушайте музыку

Прослушивание музыки, пение в хоре или игра на музыкальном инструменте может вызвать чувство восторга. Если у вас когда-нибудь возникали мурашки по коже во время прослушивания особенно трогательной песни — вы испытывали трепет. Исключительно красивые или драматические песни с большей вероятностью вызовут эмоции.

5. Уделите время искусству и кино

Личное посещение галерей и музеев, фильмы с потрясающими визуальными эффектами и даже стрит-арт могут вызвать восторг. Самые обычные явления также могут вызвать трепет, если представлены в необычном виде. Многих, например, завораживают ASMR-видео, где медленно режут цветной кинетический песок или леопард настигает свою добычу.

Видео с набивкой и разрезанием кинетического песка

6. Попробуйте духовный опыт

Духовные и религиозные переживания стимулируют более сильное чувство «маленького я». Медитация также может вызывать трепет. Для каждого человека духовно значимыми будут являться разные стимулы.

7. Подумайте о грандиозной идее

Глобальные идеи могут вызывать трепет — подумайте о свободе, справедливости или о масштабах Вселенной. Процесс осмысления новой концепции — это когнитивная адаптация, ключевой элемент восторга. Попробуйте разобраться в новой, неизвестной вам большой идее. Келтнер говорит, что стихи, которые на первый взгляд могут показаться трудными для понимания, могут вызывать трепет, когда читатель осознает глубину эмоций.

«Все важные фразы должны быть тихими», Оксана Мельникова. Читает Равшана Куркова

Еще один схожий способ добавить больше восторга в свою жизнь — это углубить свое созерцание и любопытство по поводу мира, чтобы превратить повседневный опыт в способ обдумывания больших идей. Например, Келтнер рекомендует думать об облаках и о том, как они работают — о волнах или радуге. Это способ превратить простое явление в чудо и открытие. Если у вас есть дети или внуки, то чаще исследуйте с ними природные явления и технологии.

8. Наблюдение родов и смерти

Роды, так же как и присутствие при смерти, часто вызывают трепет. Но такое созерцание ассоциировано со страхом и может быть психологически сложным.

Эксперты утверждают, что источники трепета можно найти повсюду в повседневной жизни — от легкого трепета, который вы можете испытать во время созерцания океана, до изменяющего жизнь трепета, который вы испытаете от смерти кого-то знакомого или знаменитого. Просто позвольте себе замедлиться и созерцать.

Понятие сознания. Глава 4. Эмоции — Гуманитарный портал

1. Предисловие В этой главе я обсуждаю содержание некоторых понятий, описывающих эмоции и чувства. Такое исследование необходимо, поскольку приверженцы догмы о духе в машине в её поддержку могут сослаться на согласие большинства философов и психологов в том, что эмоции суть внутренние, или приватные, переживания. Эмоции описываются как возмущения в потоке сознания, обладателю которого они не могут не быть даны непосредственно; для внешнего же наблюдателя они, соответственно, с необходимостью остаются тайной. Это такие явления, которые происходят не в общедоступном физическом мире, а в вашем или моек сокровенном ментальном мире. Я постараюсь показать, что слово «эмоция» используется для обозначения по меньшей мере трёх или четырёх явлений разного рода, которые я буду называть «наклонностями» (inclinations) (или «мотивами»), «настроениями» (moods), «возбуждениями» (agitations) (или «нервными потрясениями») и «чувствами» (feelings). Наклонности и настроения, включая возбуждения, не суть события и, следовательно, не происходят ни публично, ни приватно. Они являются предрасположенностями (propensities), а не действиями или состояниями. Однако это предрасположенности разного рода, и различия между ними существенны. Чувства, с другой стороны, суть нечто происходящее, но место, которое они должны занимать в описаниях человеческого поведения, весьма отличается от того, которое отводят им стандартные теории. В отличие от мотивов, но подобно болезнями и состояниям погоды, настроения или расположения духа представляют собой временные условия, которые определённым образом объединяют события, но сами по себе не являются некими дополнительными событиями. 2. Чувства Versus Наклонности Я отношу к «чувствам» того рода явления, которые люди обычно описывают как трепет, приступы боли, угрызения совести, нервную дрожь, щемящую тоску, непреодолимые желания, мучения, холодность, пыл, обременённость, приступ дурноты, стремления, оцепенения, внезапную слабость, напряжения, терзания и потрясения. Обычно, когда люди описывают чувство, они используют фразы типа «порыв сострадания», «шок от неожиданного» или «трепет предвкушения». Важным лингвистическим фактом является то обстоятельство, что названия специфических чувств, такие, как «зуд желания», «приступ дурноты» и «угрызения совести» используются также и в качестве названий особого рода телесных ощущений. Если кто-то говорит, что он только что испытал приступ боли, то уместно спросить его, был ли это приступ боли от раскаяния или ревматизма, хотя словосочетание «приступ боли» необязательно употребляется в одном и том же смысле в этих альтернативных контекстах. Имеются и другие аспекты, в которых то, как мы говорим, например, о приступе дурноты от предчувствия, аналогично тому, как мы говорим, допустим, о приступе тошноты при морской болезни. В обоих случаях мы готовы характеризовать его или как острый, или как слабый, внезапный или затяжной, периодический или постоянный. Человек может содрогнуться как от укола совести, так и от укола в палец. Кроме того, в некоторых случаях мы склонны локализовать гнетущее чувство отчаяния в области желудка или острое чувства гнева в мышцах челюсти и кулака. Другие чувства, которое затруднительно локализовать в какой-то отдельной части тела, например, прилив гордости, по-видимому, охватывают все тело целиком — примерно так же, как прилив тепла. Джеймс смело отождествлял чувства с телесными ощущениями, но для наших целей достаточно указать, что мы говорим о чувствах во многом так же, как говорим о телесных ощущениях, хотя, возможно, что о первых мы говорим с оттенком метафоричности, чего нет в случае со вторыми. С другой стороны, необходимо отдать должное тому важному обстоятельству, что мы сообщаем о своих чувствах в таких идиоматических выражениях, как «приступ дурноты от предчувствия чего-то» и «прилив гордости», то есть мы, всё-таки различаем прилив гордости и прилив тепла, и я попытаюсь выявить значение такого рода различений. Я надеюсь показать, что, хотя вполне правомерно описывать кого-нибудь в качестве чувствующего волнение сострадания, его сострадание можно отождествить с волнением или серией волнений не больше, чем его усталость с его же тяжкими вздохами. Тогда можно будет избежать обескураживающих следствий из признания того, что трепет волнения, угрызения совести и другие чувства являются телесными ощущениями. Итак, в одном смысле слова «эмоция» чувства — это эмоции. Но существует и существенно иной смысл слова «эмоция», посредством которого теоретики классифицируют в качестве эмоций мотивы, каковыми объясняется человеческое поведение высшего уровня. Когда человек описывается как тщеславный. Деликатный, скупой, патриотичный или ленивый, то объяснение даётся по вопросу, почему он поступает, мечтает и мыслит именно так, как он это делает, и в соответствии со стандартной терминологией тщеславие, доброта, скупость, патриотизм и лень расцениваются как виды эмоции; о них также говорят как о чувствах. Однако всё это — полнейшая словесная путаница, сопровождающаяся ещё и логической путаницей. Начать с того, что когда некто описывается в качестве тщеславного или праздного человека, то слова «тщеславный» и «праздный» обозначают более-менее постоянные черты его характера. В таком случае о нём можно было бы сказать, что он был тщеславным с детства или праздным в течение всего трудового дня. Его тщеславие и праздность являются диспозициональными свойствами, которые раскрываются в таких выражениях, как: «Всякий раз, когда возникают ситуации определённого рода, он всегда, или, как правило, пытается привлечь к себе внимание» или «Всякий раз, когда он стоит перед выбором делать или не делать трудную работу, он всячески увиливает от нее». Предложения, начинающиеся со словосочетания «Всякий раз, когда…», не являются сообщениями о единичных событиях. Описывающие мотивы слова, употребляемые подобным образом, обозначают тенденции или предрасположенности определённого типа и, следовательно, не могут означать того факта, что человек охвачен чувствами. Они суть эллиптические выражения общих гипотетических утверждений особого рода, и их нельзя истолковывать в качестве выражений для непосредственного описания эпизодов. Тем не менее можно возразить, что кроме такого диспозиционального использования слов, описывающих мотивы, должно ещё существовать и соответствующее их активное использование. Ведь человек, чтобы быть пунктуальным в диспозициональном значении этого прилагательного, должен проявлять пунктуальность в каждом отдельном случае, а смысл, в котором говорится, что он был пунктуален при конкретной встрече, — это не диспозициональный, а активный смысл слова «пунктуальный». Фраза «Он склонен приходить на встречи вовремя «выражает общее гипотетическое утверждение, истинность которого требует соответствующих истинных категорических утверждений типа «на сегодняшнюю встречу он пришёл вовремя». Таким образом, мы утверждаем, что для того, чтобы человека назвать тщеславным или ленивым, должны быть конкретные случаи проявления тщеславия и праздности, имевшие место в конкретные моменты времени, и именно они будут актуальными эмоциями или чувствами. Этот аргумент, конечно, что-то доказывает, но он не доказывает желаемого. Хотя и верно, что описывать человека в качестве тщеславного — значит говорить, что он подчиняется специфической склонности, но неверно, будто конкретные проявления этой склонности состоят в выказывании им отдельных специфических волнений или приступов чувств. Напротив, прослышав, что некий человек тщеславен, мы в первую очередь ожидаем от него определённого образа поведения, а именно того, что он будет много говорить о себе, увиваться вокруг знаменитостей, отвергать критику в свой адрес, играть на публику и избегать разговоров о чужих достоинствах. Мы также ожидаем, что он будет убаюкивать себя розовыми грезами о собственных успехах, избегать упоминаний о своих прошлых неудачах и строить радужные планы о своей карьере. Быть тщеславным — значит иметь склонность к этим и бесчисленному множеству аналогичных действий. Конечно, мы также предполагаем, что тщеславный человек в определённых ситуациях испытывает угрызения совести и смятение; мы предполагаем, что у него резко падает настроение, когда какая-нибудь знаменитость забывает его имя, или что его окрыляет и наполняет радостью сердце известие о неудачах его соперников. Но чувства задетого самолюбия и сердечной радости напрямую указывают на тщеславие не в большей степени, чем публичное хвастовство или приватные мечты. На самом деле они в гораздо меньшей степени служат таковыми прямыми указателями — по причинам, которые вскоре будут разъяснены. Некоторые теоретики возразят: говорить об акте хвастовства как об одном из непосредственных проявлений тщеславия значит упускать самою суть дела в данной ситуации. Когда мы объясняем, почему человек хвастается, говоря, что это происходит по причине его тщеславия, мы забываем, что диспозиция не является событием, а значит, не может быть причиной. Причина его хвастовства должна быть событием, предшествующим началу его хвастовства. Последнее должен вызывать некий актуальный «импульс», а именно импульс тщеславия. Так что непосредственные или прямые актуализации тщеславия — это особые импульсы тщеславия, а таковыми являются чувства. Тщеславный человек — это человек, который склонен к проявлению особых чувств тщеславия; именно они вызывают или побуждают его хвастаться или, возможно, захотеть хвастаться и делать всё прочее, что мы называем совершаемым из тщеславия. Следует заметить, что приведённое рассуждение принимает как самоочевидное то, что объяснить некий поступок как совершенный по определённому мотиву (в данном случае — из тщеславия) означает дать причинное объяснение. То есть предполагается, что сознание, в данном случае сознание хвастуна, является полем действия особых причин: вот почему чувство тщеславия было призвано стать внутренней причиной публичного хвастовства. Вскоре я покажу, что объяснение какого-либо поступка на основе определённого мотива аналогично не высказыванию о том, что стакан разбился, потому что ударился о камень, но утверждению совершенно другого типа, а именно что стакан разбился, когда в него попал камень, потому что был хрупким. Точно так же как нет иных моментальных актуализаций хрупкости, кроме, скажем, разлета на куски после удара, так нет и никакой необходимости постулировать иные временные актуализации хронического тщеславия, кроме хвастовства, грёз о триумфальных победах и уклонения от разговоров о чужих достоинствах. Но перед тем как развернуть эту аргументацию, я хочу показать, насколько внутренне неправдоподобной является та точка зрения, что всякий раз, когда тщеславный человек хвастается, он испытывает особый трепет или приступ тщеславия. Говоря чисто догматически, тщеславный человек никогда не чувствует своего тщеславия. Конечно, когда он обманывается а своих надеждах, он чувствует острую обиду, а когда на него неожиданно сваливается удача, он чувствует прилив радости. Но не существует никакого особого трепета или зуда, которые мы называем «чувством тщеславия». В самом деле, если бы существовало особое и узнаваемое чувство такого рода и тщеславный человек постоянно бы его испытывал, то он бы первым, а не последним узнал, насколько он тщеславен. Возьмём ещё один пример. Человек интересуется символической логикой. Он регулярно читает книги и статьи по этому предмету, обсуждает их, разрабатывает затронутые в них проблемы и пренебрегает лекциями по другим предметам. Поэтому в соответствии с оспариваемой здесь точкой зрения он должен постоянно испытывать импульсы особого рода, а именно чувства интереса к символической логике, и если его интерес очень силён, то эти чувства должны быть очень острыми и частыми. Поэтому он должен быть в состоянии рассказать нам, являются ли эти чувства внезапными, словно приступы острой боли, или постоянными, словно тупая ноющая боль; следуют ли они одно за другим в пределах минуты или только несколько раз в час, и чувствует ли он их у себя в пояснице или же во лбу. Но очевидно, что единственным ответом на подобные вопросы был бы тот, что он не испытывает никакого особого трепета или приступов тогда, когда занимается этим своим хобби. Он может рассказать о чувстве досады, когда мешают его занятиям, и о чувстве облегчения, когда его оставляют в покое; но не существуют никаких особенных чувств интереса к символической логике, о которых он мог бы поведать. Когда ему ничто не мешает заниматься своим хобби, никакие чувства его вообще не беспокоят. Допустим, однако, что такие чувства неожиданно возникают, скажем, каждые две или каждые двадцать минут. Но мы всё равно должны ожидать, что застанем его за изучением логики и в интервалах между этими событиями, и, чтобы не погрешить против истины, мы должны будем сказать, что он обсуждал и изучал предмет из интереса к нему. Отсюда следует вывод, что делать нечто, исходя из некоторого мотива, можно и не испытывая при этом никаких особенных чувств. Конечно, стандартные теории мотивов не столь прямолинейны, чтобы говорить о приступах, зуде и трепете. Они более спокойно повествуют о вожделениях, импульсах или побуждениях. Тогда получается, что существуют ещё чувства желания, а именно те, которые мы называем «стремлениями», «страстными желаниями» и «непреодолимыми желаниями». Поэтому направим обсуждение по этому руслу. Одно ли и то же — быть заинтересованным символической логикой и быть подверженным или склонным к переживанию чувства особых стремлений, терзаний или страстных желаний? И включает ли в себя работа над символической логикой из интереса к ней чувство непреодолимого желания перед началом каждого этапа работы? Если даётся утвердительный ответ, тогда не может быть ответа на вопрос: «Руководствуясь каким мотивом, изучающий работает над предметом в перерывах между приступами непреодолимого желания?» А если, говоря, что его интерес был велик, иметь в виду, что предполагаемые чувства были острыми и возникали часто, то мы пришли бы к абсурдному следствию: чем сильнее человека интересует предмет, тем больше его внимание отвлекается от него. Назвать чувство или ощущение «острым» значит сказать, что на него трудно не обратить внимание, а обратить внимание на какое-то чувство — не то же самое, что обратить внимание на проблему символической логики. А раз так, то мы должны отвергнуть вывод из аргументации, пытавшейся показать, что слова, описывающие мотивы, суть названия чувств или, иначе, склонностей испытывать чувства. Но что именно в этой аргументации делает неверным такое заключение? Имеется, по крайней мере, два совершенно различных смысла, в которых говорят, что событие «объясняется», и, соответственно, по меньшей мере два совершенно различных смысла, в которых мы спрашиваем, «почему» событие произошло, а также и два совершенно различных смысла, в которых мы говорим, что это случилось «потому, что» то-то и то-то стало его причиной. Первый смысл — каузальный. Спросить, почему стакан разбился, значит спросить, что стало тому причиной, и мы в этом смысле объясняем, когда говорим: потому что в него попал камень. Это «потому, что» при данном объяснении сообщает о событии, а именно о том событии, которое относится к разрушению стакана как причина к следствию. Но очень часто мы ищем и находим объяснение случившемуся и другом смысле слова «объяснение». Мы спрашиваем, почему стакан разлетелся вдребезги при ударе о камень, и получаем ответ: это произошло потому, что стакан был хрупким. В данном случае «хрупкий» является диспозициональным прилагательным; иначе говоря, описание стакана в качестве хрупкого означает выдвижение общего гипотетического утверждения о стакане. Так что, когда мы говорим, что стакан разбился от удара, потому что был хрупким, выражение «потому что» не сообщает о происшествии или о причине; оно задаёт законоподобное утверждение. Обычно говорят, что эти объяснения второго типа предоставляют «основание» для разрушения стакана при ударе по нему. Как же работает такое общее законоподобное утверждение? В кратком виде это выглядит так: если стакан резко ударить, сдавить и так далее, то он отнюдь не растворится, не расплющится и не испаряется, но именно разлетится на куски. Сам факт, что стакан в известный момент разлетается на куски после удара о конкретный камень, получает своё объяснение в этом смысле слова «объяснение», если первое событие, а именно удар о камень, соответствует той части общего гипотетического утверждения, которая содержит условие, а второе событие, а именно разрушение стакана, соответствует его выводу. Сказанное можно применить для объяснения действий, проистекающих из определённых мотивов. Когда мы спрашиваем «Почему некто поступил именно таким образом?», то этот вопрос может быть (насколько позволяет языковая форма его выражения) либо исследованием причины подобного действия данного лица, либо исследованием характера действующего, которое объясняет сделанное им на этом основании. Я полагаю и попытаюсь это обосновать, что объяснения посредством мотивов являются объяснениями второго типа, а не первого. Возможно, это больше чем просто лингвистический факт, что о человеке, рассказывающем о мотивах содеянного, на обиходном языке говорят, что он подводит «основание» под свои действия. Следует также заметить, что существует множество различных видов подобных объяснений человеческих действий. Судорожное подергивание может объясняться рефлексом, набивание курительной трубки — закоренелой привычкой, ответ на письмо — каким-то мотивом. Некоторые различия между рефлексами, привычками и мотивами будут описаны позже. Теперь же вопрос состоит в следующем. Утверждение «Он хвастался из тщеславия» можно, с одной точки зрения, истолковать так: «Он хвастался, и причина его хвастовства заключается в охватившем его специфическом чувстве или импульсе хвастовства». С другой точки зрения, его можно истолковать следующим образом: «Он хвастался при встрече с незнакомцем, и его действие, таким образом, удовлетворяет законоподобному утверждению, что всякий раз, когда он получает шанс вызвать восхищение и зависть других, он делает всё, что, как он думает, сможет вызвать такие удивление и зависть». Мой первый аргумент в пользу второго способа истолкования такого рода утверждений состоит в том, что никто и никогда не мог бы знать или даже, как правило, обоснованно предполагать, что причиной чьего-то публичного действия стало возникновение в нём некоего чувства. Даже если сам действующий сообщил (чего люди никогда не делают), что он испытал зуд тщеславия как раз перед тем, как начать хвастаться, это было бы очень слабым доказательством того, что этот зуд стал причиной действия, поскольку, судя по всему, что нам известно, причиной здесь могло послужить любое другое из тысячи одновременно происходящих событий. С этой точки зрения ссылка на мотивы была бы недоступна для какой-либо непосредственной проверки, и ни один благоразумный человек не стал бы полагаться на такого рода ссылки. Это было бы похоже на прыжок в воду там, где нырять запрещено. На самом же деле нам всё-таки доступны для понимания мотивы других людей. Процесс их раскрытия не застрахован от ошибок, но это ошибки не из числа неустранимых. Именно индуктивный или подобный ему процесс приводит к выдвижению законоподобных утверждений и предъявлению их в качестве «оснований» для конкретных действий. То, что выдвигается в каждом отдельном случае, представляет собой или включает в себя общее гипотетическое утверждение определённого вида. Вменение мотива конкретному действию — это не каузальное заключение к ненаблюдаемому событию, но подведение высказывания о каком-то эпизоде под законоподобное высказывание. Следовательно, это аналогично объяснению действий и реакций на основе привычек и рефлексов или объяснению разрушения стакана ссылкой на его хрупкость. Способ, каким человек узнает о своих собственных устойчивых мотивах, тот же самый, что и тот, каким он узнает о мотивах других людей. Количество и качество доступной ему информации различно в двух этих случаях, но суть их, в общем, одна и та же. Правда, человек обладает запасом воспоминаний о своих прошлых поступках, мыслях, фантазиях и чувствах; он может проводить эксперименты, воображая себя лицом к лицу с задачами и возможностями, которых на самом деле не было. Таким образом, он может опираться в оценке своих собственных постоянных наклонностей на данные, которых ему недостаёт для оценки наклонностей окружающих. С другой стороны, его оценка собственных наклонностей вряд ли будет беспристрастной, и у него нет преимуществ при сравнении собственных действий и реакций с действиями и реакциями других. Вообще мы думаем, что непредвзятый и проницательный наблюдатель лучше судит о подлинных мотивах какого-то человека, а также о его привычках, способностях и слабостях, чем сам этот человек. Данная точка зрения прямо противоположна по отношению к теории, которая полагает, что действующий субъект обладает Привилегированным Доступом к так называемым побудительным причинам своих действий и благодаря такому доступу он способен и обязан без всяких умозаключений и исследований понимать, по каким мотивам он склонен действовать или действовал в том или ином случае. Позже (в пятой главе) мы увидим, что человек, который делает что-нибудь или подвергается чему-нибудь и отслеживает то, что делает или чему подвергается, как правило, может ответить на вопросы о происходящим с ним, не прибегая к исследованию или умозаключениям. Но то, что позволяет ему давать готовые ответы такого рода, может и часто позволяет и окружающим его людям давать такие же готовые ответы. Ему нет нужды быть детективом, но и им тоже не нужно заниматься расследованиями. Другой аргумент в поддержку этого тезиса. В ответ на вопрос, чем он занят, человек мог бы сказать, что он копается в канаве для того, чтобы найти личинки определённого вида насекомого; что он ищет эти личинки для того, чтобы узнать, на какой фауне или флоре они паразитируют; что он пытается узнать, на чём они паразитируют, для того, чтобы проверить определённую экологическую гипотезу; и что он хочет проверить эту гипотезу для того, чтобы проверить некоторые гипотезы, относящиеся к механизмам естественного отбора. На каждой стадии своего ответа он говорит о мотиве или основании для проведения определённых исследований. И каждое последующее основание, которое он выдвигает, относится к более высокому уровню общности, чем предыдущее. Он подводит один мотив под другой примерно так же, как более частные законы подводят под более общие. Он не выстраивает хронологической последовательности все более ранних стадий, хотя, конечно, он мог бы это сделать, если бы ему задали совершенно другой вопрос: «Что впервые заинтересовало его в этой проблеме? А в той?» В случае любого действия как такового, по отношению к которому естественно задать вопрос «Исходя из какого мотива оно было совершено?», всегда может оказаться, что оно было совершено не по какому-то мотиву, а в силу привычки. Что бы я ни делал или говорил, всегда можно себе представить, хотя почти всегда это будет ложно, что я делал или говорил это совершенно бессознательно. Мотивированное выполнение действия отличается от исполнения его по привычке, но содержание этих действий может быть одним и тем же. Тогда сказать, что действие было совершено в силу привычки, значит сказать, что оно объясняется специфической диспозицией. Никто, я уверен, не думает, что «привычка» — это наименование особого внутреннего события или класса событий. Вопрос, совершалось ли действие по привычке или по доброте душевной, таким образом, означает вопрос о том, какая из этих двух специфических склонностей объясняет данное действие. И, наконец, мы должны обсудить, с помощью каких критериев нам следует пытаться решать спор о мотиве, исходя из которого человек что-либо совершил. Например, человек оставил хорошо оплачиваемую работу ради сравнительно скромного поста в правительстве из патриотизма или из-за желания освободиться от военной службы? Мы сначала, наверное, спросим его самого, но весьма вероятно, что его ответ нам или себе самому при такой постановке вопроса такого рода будет неискренним. Затем мы можем попытаться, необязательно безуспешно, разрешить дилемму, рассмотрев, согласуются ли его слова, действия, замешательства и так далее в этом и других случаях с той гипотезой, что он по природе робок и питает отвращение к строгой дисциплине, или же с другой гипотезой — что он сравнительно равнодушен к деньгам и пожертвовал бы чем угодно, лишь бы способствовать победе в войне. То есть мы попытаемся принять решение, привлекая к обсуждению релевантные черты его характера. Применяя затем полученные результаты к его конкретному решению, то есть объясняя, почему он его принял, мы не станем требовать, чтобы он припомнил колебания, трепет, возбуждение, которые он испытал при его принятии; не станем мы и делать умозаключений о том, что всё это имело место. Есть особая причина, чтобы не уделять пристального внимания чувствам человека, чьи мотивы исследуются, а именно та, что мы знаем цену горячим и часто переживаемым чувствам сентиментальных людей, чьи реальные поступки совершенно ясно свидетельствуют, что, допустим, их патриотизм является всего лишь самоутешительным притворством. Их сердца, как и положено, наполняются тревогой, когда они слышат об отчаянном положении их страны, но аппетита при этом они не теряют, не меняется и заведённый порядок их жизни. Грудь их вздымается при виде церемониального марша, но сами они не торопятся маршировать. Они скорее похожи на театралов и читателей романов, которые ведь тоже ощущают неподдельные угрызения совести, пыл, трепет и приступы отчаяния, негодование, радость и отвращение, — с той лишь разницей, что театралы и читатели романов сознают, что всё это происходит «понарошку». В таком случае сказать, что определённый мотив является чертой чьего-то характера, значит сказать, что этот человек склонен действовать определённым образом, строить определённого сорта планы, предаваться грёзам определённого рода, а также, конечно, в определённых ситуациях испытывать определённого вида чувства. Заявить, что он совершил нечто, исходя из этого мотива, значит сказать, что данное действие, совершенное при обычных для него конкретных обстоятельствах, как раз и явилось тем действием, к совершению которого у него была склонность. Это всё равно, что сказать: «Он, бывало, делал это». 3. Наклонности Versus Возбуждения От наклонностей существенно отличаются состояния сознания, или настроения, при которых человек описывается как Возбуждённый, обеспокоенный, смущенный или огорченный. Состояния тревоги, испуга, потрясения, волнения, содрогания, изумления, неопределённости, смятения и раздражения являются хорошо известными признаками возбуждения. Они суть состояния душевные волнения, уровень которых обычно характеризуются степенями интенсивности. По отношению к ним имеет смысл говорить, например, что человек слишком взволнован, чтобы думать или действовать последовательно, слишком поражён чем-то, чтобы произнести хоть слово, или слишком возбужден, чтобы сосредоточиться. Когда про людей говорится, что они лишились дара речи от изумления или скованы ужасом, то такое специфическое возбуждение описывается как крайне сильное. Это само по себе уже отчасти указывает на различие между наклонностями и возбуждениями. Абсурдно говорить, что интерес человека к символической логике был настолько неистовым, что он не мог сосредоточиться на занятиях ей, или же что некто был до того патриотичным, что не был в состоянии что-либо сделать для своей страны. Наклонности — это не расстройства, поэтому они не могут быть яростными или умеренными. О человеке, чьим доминирующим мотивом является филантропия или тщеславие, нельзя сказать, что он расстроен или огорчен филантропией или тщеславием, так как он вообще в этом смысле не обеспокоен и не расстроен. Он просто предан этому. Филантропия и тщеславие — это не ураганы и не порывы ветра. Как следует из самих слов «расстройство» и «смятение», люди в этих состояниях, используя рискованную метафору, подвергаются действию каких-то противостоящих им сил. Можно выделить два основных рода таких конфликтов, а именно: когда одна наклонность идёт вразрез с другой, и когда какая-то наклонность натыкается на суровую действительность мира. Тот человек, который одновременно мечтает о сельской жизни и хочет сохранить то положение, которое требует его проживания в городе, балансирует между противоположными склонностями. Желания человека, который хочет жить, но умирает, пресекаются силой непреодолимых обстоятельств. Эти примеры обнаруживают важную черту волнений, а именно ту, что они предполагают существование наклонностей, которые сами по себе не являются волнениями, — примерно так же, как водоворот предполагает течение, каковое само по себе не является водоворотом. Водоворот — явление, обусловленное препятствием или столкновением, скажем, двух течений или течения и скалы; возбуждение требует существования двух склонностей или склонности и внешнего препятствия. Горе есть особого рода аффект, вызываемый смертью; неизвестность — своего рода надежда, к которой примешивается страх. Чтобы испытывать колебания между патриотизмом и честолюбием, человек должен быть вместе и патриотичным, и честолюбивым. Юм, вслед за Хатчесоном, отчасти понимал различие между наклонностями и возбуждениями, когда он отмечал, что некоторым «страстям» присуще спокойствие, тогда как другим — неистовство. Он заметил также, что спокойная страсть может «победить» неистовую. Но его антитеза «спокойного» и «неистового» предполагает простое различие в степени между двумя явлениями одного рода. На самом же деле наклонности и возбуждения — явления разного рода. Возбуждения могут быть неистовыми или умеренными, а наклонности нет. Наклонности могут быть относительно сильными или относительно слабыми, но это различие не в степени производимого расстройства, но в степени действенности, каковое представляет собой уже совершенно другой вид отличия. Словом «страсть» Юм обозначал явления, по крайней мере, двух несопоставимых типов. Когда человека описывают и как очень жадного, и в то же время как заядлого садовода, то отчасти это означает, что первый движущий им мотив сильнее второго в том смысле, что его внутренние и внешние устремления в гораздо большей степени направлены на обогащение, чем на садоводство. Кроне того, в ситуации, когда для украшения сада надо пойти на известные расходы, он, скорее всего, пожертвует орхидеями ради сохранения своих денег. Но можно сказать ещё больше. Чтобы человека можно было описать как очень жадного, необходимо доминирование этой предрасположенности над всеми или почти всеми прочими его наклонностями. Даже описание его как заядлого садовода указывает, что этот мотив доминирует над большинством других его склонностей. Сила мотивов — это их сравнительная сила vis-a-vis к какому-то иному специфическому мотиву, или вообще к любому другому мотиву, или к большинству других мотивов. Они определяются отчасти по тому, как человек распределяет свою внутреннюю и внешнюю активность, а отчасти (что относится к особым случаям того же самого) по результатам конкуренции между его наклонностями, когда обстоятельства вызывают такое соперничество — то есть когда он не может одновременно делать два дела, к которым испытывает склонность. В самом деле, сказать, что его мотивы имели такую-то и такую-то силу, означает просто, что он, наверное, распределил свою деятельность таким-то и таким-то образом. Иногда отдельный мотив настолько силён, что он всегда или почти всегда подчиняет себе всё другие мотивы. Скряга или святой, быть может, пошли бы на любые жертвы, включая и саму жизнь, лишь бы не потерять то, что они ценят больше всего. Такой человек, если бы только мир любезно ему позволил, никогда бы всерьёз не волновался и не расстраивался, поскольку никакая другая склонность не была бы достаточно сильна, чтобы вступить в конкуренцию или в конфликт с его сокровенным вожделением. Разлад с самим собой был бы для него невозможен. Ныне одно из самых расхожих употреблений слов «эмоция», «эмоциональный», «растроганный» и так далее применяется для описания возбуждений или других настроений, в которых люди время от времени пребывают или каковым они подвержены. Под «очень эмоциональным человеком» обычно подразумевается человек, который часто и основательно «теряет голову», мечется и суетится. Если, по каким бы то ни было причинам, такое словоупотребление принимается в качестве стандартного или подлинного смысла слова «эмоция», тогда мотивы «наклонности оказываются вообще не эмоциями. Тщеславие не будет эмоцией, хотя досада будет таковой, интерес к символической логике — не эмоция, хотя скука от остальных занятий будет ей. Но было бы бесполезно пытаться избавиться от двусмысленности слова «эмоция», так что предпочтительнее говорить, что мотивы, если угодно, являются эмоциями — только не в том же самом смысле, в котором таковыми являются волнения. Мы должны различать между двумя разными способами употребления таких слов, как: «озабоченный», «Возбуждённый» и «смущенный». Иногда мы используем их для обозначения преходящих настроений, например, когда говорим, что кто-то был смущенным несколько минут или пребывал озабоченным в течение часа. Иногда мы используем их для обозначения восприимчивости к определённому настроению, например, когда говорим, что кого-то смущают по хвалы, то есть, всякий раз как его хвалят, он смущается. Точно так же «ревматиком иногда считается «страдающий от приступа ревматизма», иногда «склонный к приступам ревматизма»; а «дождливая Ирландия» может означать, что в настоящее время там хлещет ливень или что ливни там — обычное дело. Ясно, что восприимчивость к специфическим волнениям имеет общую основу с наклонностями, а именно что они вместе суть общие предрасположенности, а не события тревога за исход войны или скорбь по умершему другу могут сопровождать человека месяцами или годами. Ибо он продолжает тревожиться или горевать. Сказать, что человек на протяжении дней или недель оставался раздосадованным критикой в свой адрес, ещё не означает, что в каждый момент этого времени он пребывал в таком настроении, что его обида и раздражение постоянно сказывались на его мыслях и поступках, или что он выказывал чувство негодования. Ведь у него время от времени появлялось настроение и поесть и заняться своими делами, и поиграть в привычные игры. Но это означает, что он склонен снова погружаться в это настроение; он продолжает находиться в таком расположении сознания, в котором он не может прекратить сетовать на допущенную к нему несправедливость; не может не мечтать о реабилитации и реванше; не может всерьёз постараться понять мотивы своего критика или признать, что у этой критики были какие-то основания. А сказать, что он продолжает вновь и вновь впадать в это расположение духа, значит описывать его на языке диспозиций. Когда восприимчивость к специфическим настроениям становится хронической, это уже черта характера. Но о какого рода описаниях идёт речь, когда мы говорим, что некто в определённое время, в течение более-менее краткого или продолжительного периода перебывает в определённом настроении? Отчасти ответ на это будет дан в четвёртом разделе данной главы. Здесь же достаточно сказать, что, хотя настроения, подобно болезням и состояниям погоды, являются сравнительно краткосрочными состояниями, они не представляют собой определённых событий, хотя и проявляются в определённых событиях. Из того факта, что человек в течение часа страдал несварением желудка, не следует, что он на протяжении этого часа чувствовал одну сплошную боль или серию коротких приступов боли; может быть, он вообще не чувствовал никаких болей, так же из этого не следует, что он чувствовал тошноту, отвергал пищу или выглядел бледным. Достаточно того, что те или иные из этих или подобных им явлений имели место. Нет такого отдельного и единственного эпизода, присутствие которого было бы необходимым условием ощущения расстройства желудка. Поэтому «расстройство желудка» не обозначает какого-то единственного в своём роде эпизода. Точно так же угрюмый или веселый человек может высказывать или не высказывать определённые мысли, говорить определённым тоном, с определёнными жестами и выражением лица, предаваться определённым мечтам или проявлять определённые чувства. Чтобы выглядеть угрюмым или веселым, нужны те или иные из этих и других соответствующих действий и реакций, но какое-то одно из них, взятое отдельно, не является необходимым или достаточным условием, чтобы выглядеть угрюмым или веселым. Поэтому слова «угрюмость» или «весёлость» не обозначают некоего одного специфического действия или реакции. Быть угрюмым — значит быть в настроении действовать или реагировать тем или иным — трудно уловимым для описания, но легко узнаваемым — характерным образом всякий раз, когда складываются обстоятельства определённого рода. Таким образом, такие описывающие настроение слова, как «спокойный» и «радостный», включая и слова, обозначающие волнение, такие, как «измученный тревогой» и «истосковавшийся по дому», обозначают склонности или подверженности. Даже краткие моменты скандала или паники означают, что человек в это время подвержен совершению такого рода действий, как оцепенение или пронзительный крик, что он не может закончить фразу или вспомнить, где находится пожарный выход. Конечно, человеку нельзя приписывать какого-то конкретного настроения, пока не произошло известного количества соответствующих эпизодов. Слова «он цинично настроен», как и «он нервничает», ещё не означают «он стал бы…» или «он не мог бы…». Это такая же отсылка к действительному поведению, как и упоминание о склонностях; или, скорее, намёк на действительное поведение, в котором реализуются такие склонности. Все это вместе объясняет то, что действительно происходит, и оправдывает прогнозы о том, что будет происходить, если…, или то, что произошло бы, если… Это всё равно, что сказать «Стакан был достаточно хрупким, чтобы разбиться, когда этот булыжник ударил в него». Однако, несмотря на то, что возбуждения, подобно другим настроениям, являются состояниями подверженности, они не являются предрасположенностями к преднамеренным действиям определённого образа. Женщина в приступе тоски заламывает руки, но мы не говорим, что тоска и есть тот мотив, из-за которого она заламывает руки. Не спрашиваем мы и о предмете, из-за которого человек, смутившись, краснеет, испытывает неловкость или ерзает. Любитель пеших прогулок гуляет потому, что ему этого хочется, но поражённый чем-то человек поднимает в удивлении брови вовсе не потому, что он хочет или намеревается их поднять, хотя актёр или лицемер может поднимать брови, желал изобразить крайнее удивление. Смысл этих различий прост. Быть расстроенным — это похоже не на ту ситуацию, когда испытываешь жажду при наличии питьевой воды, а на ту, когда испытываешь жажду, а воды нет или она грязная. Это желание что-то сделать, не будучи в состоянии это сделать; или желание сделать что-то и одновременно желание не делать этого. Это конъюнкция склонности вести себя определённым образом и запрета на такое поведение. Взволнованный человек не может размышлять о том, что делать, или о том, что думать. Бесцельное или нерешительное поведение, так же как и паралич поведения, суть симптомы возбуждения, тогда как, скажем, шутки являются не симптомами, но проявлениями чувства юмора. Мотивы, таким образом, не являются возбуждениями, пусть даже и умеренными, так же как возбуждения не являются мотивами. Но возбуждения предполагают мотивы, или, скорее, они предполагают общие тенденции поведения, мотивы которых представляют для нас наибольший интерес. Конфликты одних привычек с другими, или привычек с препятствующими обстоятельствами, или привычек с мотивами — также суть условия душевных смятений. Заядлый курильщик на параде, или при отсутствии спичек, или во время великого поста находится именно в таком положении. Но есть и лингвистическая причина, вызывающая некоторую путаницу. Существует несколько слов, которые обозначают как наклонности, так и возбуждения, кроме того, есть и такие слова, которые никогда ничего другого, кроме возбуждений, не обозначают, а с другой стороны, слова, которые всегда обозначают только наклонности. Такие слова, как «беспокойный», «встревоженный», «страдающий», «Возбуждённый», «испуганный», всегда обозначают возбуждения. Такие обороты, как «любящий рыбалку, увлекающийся садоводством», «мечтающий стать епископом», никогда не обозначают волнений. Но слова «любить», «хотеть», «вожделеть», «гордый», «нетерпеливый» и многие другие иногда обозначают простые наклонности, а иногда — возбуждения, которые возникают вследствие столкновения этих наклонностей с чем-то, что препятствует их проявлению. Так, «голодный» в смысле «обладающий хорошим аппетитом» в общих чертах означает: «ест сейчас или ест обычно с большим аппетитом, без всяких соусов и так далее», но это отличается от смысла, в котором о человеке можно было бы сказать: «слишком голоден, чтобы сосредоточиться на своей работе». Голод в этом втором смысле слова является страданием и требует для своего существования совпадения аппетита с невозможностью принимать пищу. Точно так же смысл, в котором мальчик гордится своей школой, отличается от смысла, в котором он лишается дара речи от чувства гордости при неожиданном известии о зачислении его в школьную спортивную команду. Чтобы снять возможные недоразумения, следует отметить, что не все возбуждения являются неприятными. Люди добровольно подвергают себя неизвестности ожидания, изнурению, неопределённости, растерянности, страху и удивлению в такого рода занятиях, как ужение рыбы, гребля, путешествие, разгадывание кроссвордов, скалолазание и розыгрыши. То, что волнительный трепет, восторг, удивление, веселье, радость являются возбуждениями, видно из того, что мы говорим о ком-то, что он слишком заведен, изумлён или обрадован, чтобы действовать, мыслить или говорить связно и последовательно. То есть мы описываем его впавшего в эти состояния в смысле «Возбуждённости», а не как движимого некоей мотивацией в смысле «стремящегося сделать либо добиться чего-нибудь». 4. Настроения Обычно мы описываем людей как пребывающих в определённое, более или менее продолжительное, время в определённом настроении. Например, мы говорим, что человек огорчен, счастлив, необщителен или неугомонен и остаётся таковым уже в течение нескольких минут или нескольких дней. Только в том случае, когда некое является хроническим, мы используем обозначающие его слова для описания характера. Сегодня человек может быть настроен меланхолически, хотя он и не меланхолик. Говоря, что он пребывает в определённом настроении, мы высказываем нечто довольно общее; не то, что он всё время или же часто делает или чувствует что-то одно, но то, что он находится в определённой установке сознания, чтобы говорить, делать и чувствовать великое множество разнообразных свободно соединяющихся вещей. Человек в легкомысленном настроении склонен чаще обычного шутить и смеяться над шутками окружающих, решать без надлежащего рассмотрения важные деловые вопросы, самозабвенно предаваться детским играм и так до бесконечности. Сиюминутное настроение человека — вещь иного рода, нежели мотивы, которые им движут. Мы можем говорить о его амбициозности, лояльности по отношению к своей партии, гуманности, интересе к энтомологии, а также о том, что в известном смысле он и есть всё это сразу и вместе. Но нельзя говорить, что эти наклонности являются синхронными событиями или состояниями, поскольку они вообще не события и не состояния. Но если бы возникла ситуация, при которой он мог бы одновременно и продвинуться в своей карьере, и оказать содействие своей партии, он, скорее всего, сделал бы и то, и другое, а не что-то одно. Напротив, настроения ведут себя как монополисты. Сказать, что человек пребывает в каком-то одном настроении, значит сказать (за исключением комплексных настроений), что он не пребывает ни в каком другом. Быть в настроении действовать или реагировать определённым образом также означает не быть в настроении действовать или реагировать всеми прочими способами. Настроенный поболтать не склонен читать, писать или косить лужайку. Мы говорим о настроениях в терминах, подобных или же прямо заимствованных из тех, в которых мы говорим о погоде, а о погоде мы иногда говорим в терминах, позаимствованных из языка, описывающего настроения. Мы не вспоминаем о настроении или погоде, пока они не начинают меняться. Если сегодня здесь ливень, то это означает, что сегодня здесь не моросит. Если Джон Доу вчера вечером был угрюм и замкнут, то это значит, что вчера вечером он не был веселым, грустным, безмятежным или общительным. Далее, примерно так же как утренняя погода в данной местности одна и та же во всей окрестности, так и человеческое настроение на протяжении данного периода времени окрашивает все или большинство его действий и реакций в течение этого времени. Его работа и игра, его разговоры и выражение лица, его аппетит и грезы — на всём этом отражается его обидчивость, весёлость или уныние. Любое из перечисленного может служить барометром для всего остального. Слова, означающие настроения, описывают краткосрочную тенденцию, но они отличаются от слов, описывающих мотив, не только краткостью срока их применения, но и их использованием при характеристике тотальной «направленности» человека в течение этого короткого срока. Приблизительно так же как корабль, идущий на юго-восток, качается и вибрирует весь целиком, так и человек весь целиком бывает нервным, безмятежным или угрюмым. Соответственно, он будет склонен воспринимать весь мир как угрожающий, благоприятный или мрачный. Если он весел, то и все вокруг кажется ему более радостным, чем обычно; а если он мрачен, то не только тон его начальника и узелки на его собственных шнурках кажутся несправедливостью по отношению к нему, но и всё остальное представляется ему в том же свете. Обозначающие настроения слова обычно классифицируют как названия чувств. Но если слово «чувство» употреблять сколько-нибудь строго, то такая классификация будет совершенно ошибочной. Сказать, что человек счастлив или недоволен, не значит просто сказать, что он часто или постоянно трепещет или терзается. В самом деле, сказав так, мы ничего не получим, поскольку мы не обязаны брать назад наше утверждение, услышав, что человек не испытал такого рода чувств, и мы не обязаны признавать, что он был счастлив или недоволен, только лишь на основании его признания, что он испытывал трепет или терзания часто и остро. Они могут быть симптомами несварения желудка или интоксикации. Чувства в строгом смысле этого слова суть нечто такое, что приходит и уходит, накатывается и спадает в считанные секунды; они бывают острыми или ноющими, они охватывают нас целиком или же лишь отчасти. Жертва чувств может сказать, что продолжает ощущать покалывания или что они происходят с достаточно длинными интервалами. Никто не стал бы говорить о своём счастье или неудовольствии в подобных выражениях. Человек говорит, что чувствует себя счастливым или недовольным, но не сообщает, что продолжает чувствовать или постоянно чувствует себя счастливым или недовольным. Если у человека настолько жизнерадостный характер, что, натолкнувшись на резкую отповедь, он не повергается в горестное оцепенение, то он и не подвержен чувствам до такой степени, чтобы утратить способность думать о чём-то, в том числе и об этой резкой отповеди; наоборот, такой человек больше, чем обычно, владеет своими мыслями и поступками, включая и мысли о резкой сентенции. Мысли о ней занимают его не больше, чем это обычно свойственно его размышлениям. Основных мотивов для отнесения настроений к чувствам было, по-видимому, два. Теоретики были вынуждены включить их в один из трёх допустимых для них классификационных ящиков: Мысль, Волю и Чувство. И поскольку настроения не подпадали под первые два, то их надо подогнать под третий. Мы не станем тратить время на разбор этого мотива. Человек в ленивом, фривольном или подавленном настроении может идиоматически вполне корректно обозначить свою структуру сознания, сказав «я чувствую лень», или «я начинаю чувствовать себя фривольно», или «я по-прежнему чувствую себя подавленным». Как же могут такого рода выражения быть идиоматически корректными, если они не сообщают о чувствах как о неких событиях? Если фраза «я чувствую покалывание» сообщает о чувстве покалывания, то как может фраза «я чувствую себя энергичным» избегать сообщения о чувстве энергии? Но в данном примере начинает выявляться, что данный аргумент звучит неправдоподобно. Очевидно, что энергия — это не чувство. Подобным же образом если пациент говорит «я чувствую себя больным» или «я чувствую себя лучше», то ведь никто из-за этого не станет относить болезнь или выздоровление к чувствам. «Он чувствовал себя тупым», «способным залезать на деревья», «в полуобморочном состоянии» — вот другие случаи применения глагола «чувствовать», где винительный падеж при данном глаголе не является наименованием чувств. Прежде чем вернуться к рассмотрению связей глагола «чувствовать» со словами, описывающими настроения, мы должны рассмотреть некоторые различия между такого рода признаниями, как «я чувствую щекотку» и «я чувствую себя больным». Если человек чувствует щекотку, то ему щекотно, а если ему щекотно, то он и чувствует щекотку. Но если он чувствует себя больным, то он может и не быть больным, а если он болен, то он может и не чувствовать себя таковым. Без сомнения, ощущение себя больным до некоторой степени свидетельствует о том, что человек болен, но ощущение щекотки не является для человека свидетельством того, что ему щекотно, во всяком случае, не больше, чем нанесение удара является свидетельством того, что удар имел место. Во фразах «чувствовать щекотку» и «наносить удар» «щекотка» и «удар» являются аккузативами 9, однородными по отношению к глаголам «чувствовать» и «ударять». Глагол и его аккузатив суть два выражения для одного и того же, как, например, глаголы и их аккузативы в выражениях «я грезил грезу» и «я спросил вопрос». Но «больной» и «способный лазить по деревьям» не являются однородными аккузативами к глаголу «чувствовать»; поэтому грамматически они не связываются с обозначением чувств так же, как «щекотка» в грамматике связывается с обозначением чувства. Это видно на другом, чисто грамматическом примере. Безразлично, скажем ли мы «я чувствую щекотку» или «я претерпеваю щекотку»; но «я претерпеваю…» «… не может быть дополнено» «… больным», «… способным лазать по дереву», «… счастливым» или «… недовольным». Если мы попытаемся восполнить вербальные параллели привлечением соответствующих абстрактных существительных, то обнаружим ещё большую несовместимость. Фразы «я чувствую счастье», «я чувствую болезнь» или «я чувствую способность лазать по дереву» если что-нибудь и обозначают, то совсем не то, что обозначается фразами «я чувствую себя счастливым, больным или способный лазать по дереву». С другой стороны, кроме данных отличий между различными употреблениями выражения «я чувствую…» существуют также и важные аналогии. Если человек говорит, что он испытывает щекотку, мы не требуем от него доказательств или того, чтобы он вполне убедился в этом. Сообщение о щекотке не является объявлением о результатах некоего исследования. Щекотка не есть нечто такое, что устанавливается тщательными свидетельствами или о чей заключают на основании улик. Не станем мы также приписывать особую наблюдательность или способность к рассуждению тем людям, которые сообщают нам, что они чувствуют щекотку, покалывание или дрожь. То же самое относится и к сообщениям о настроениях. Если человек говорит «я чувствую скуку» или «я чувствую себя подавленным», мы не просим от него доказательств этого и не требуем, чтобы он более точно удостоверился в этом. Мы можем обвинить его в притворстве перед нами или перед самим собой, но не в том, что он невнимательно наблюдал или поспешил с выводами, поскольку мы не считаем такое сообщение отчётом о его наблюдениях и умозаключениях. Он не был в этом деле плохим или хорошим детективом — он вообще не вёл никакого расследования. Нас крайне удивили бы его слова, сказанные осторожным и рассудительным тоном детектива, наблюдателя-микроскописта или диагноста: «я чувствую себя подавленным». Между тем подобный тон голоса вполне уместен в высказываниях «я испытывал чувство подавленности» и «он чувствует себя подавленным». Чтобы такое признание отвечало своему назначению, оно должно произноситься подавленным тоном; его можно обронить кому-то, кто тебе сочувствует, а не докладывать некоему исследователю. Признание «я чувствую себя подавленным» создаёт одну из тех ситуаций, а именно разговорных ситуаций, которую и должна создавать подавленность в качестве настроения. Это не выдвижение наукообразной предпосылки, а частица разговорного проявления хандры. Вот почему, если что-то вызывает у нас в этой ситуации сомнение, мы не спрашиваем «факт или вымысел?», «правда или ложь?», «достоверно или недостоверно», но — «искренне или притворно?» Сообщение о настроении при разговоре требует не проницательности, но откровенности. Это исходит от сердца, а не от головы. Это не открытие, но добровольная несокрытость. Конечно, люди должны учиться тому, как правильно использовать выражения, содержащие подобные признания, и они могут так и не усвоить этого должным образом. Этому учатся в повседневных обсуждениях настроений других людей, а также черпают это умение из таких более полезных источников, какими являются художественная литература и театр. Но из этих же источников люди узнают, как обманывать себя и других, прибегая к притворным признаниям соответствующим тоном голоса и прочим лицемерным ухищрениям. Если мы теперь зададимся эпистемологическим вопросом «Каким образом человек узнает, в каком настроении он находится?», то можно ответить, что если он вообще это узнает — чего ведь может и не быть, — то он узнает об этом во многом так же, как узнаем об этом и мы. Как мы уже видели, он вздыхает «я чувствую скуку» не потому, что он вдруг выяснил, что ему скучно — во всяком случае не в большей степени, чем сонный человек зевает, поскольку вдруг узнал, что его одолевает сонливость. Скорее, примерно так же, как сонный человек сознает свою сонливость, помимо всего прочего, потому, что продолжает зевать, так и скучающий человек узнает, что ему скучно — если только ему это нужно узнать, — обнаруживая, помимо прочего, что он угрюмо говорит другим и самому себе «я чувствую скуку», «как же мне скучно». Когда мы роняем такое признание, это служит не просто одним из весьма достоверных показателей в ряду прочих. Это — первейший и наилучший показатель, поскольку он выражен словесно и произвольно, с тем, чтобы быть услышанным и понятым. И здесь не требуется проведения никаких изысканий. В некоторых отношениях такие признания настроений, как «я чувствую себя бодрым», больше похожи на такие сообщения о наличии ощущений, как «я чувствую щекотку», чем на заявления типа «я чувствую себя лучше» или «я чувствую, что способен залезть на это дерево». Точно так же как было бы абсурдом сказать «я чувствую щекотку, но, может быть, мне не щекотно», так и в обычных ситуациях абсурдно прозвучало бы «я чувствую себя бодрым, но, возможно, я и не бодр». Но ничего абсурдного нет в высказываниях «я чувствую себя лучше, но, возможно, мне хуже» или «я чувствую, что способен залезть на дерево, но, может быть, я и не смогу сделать этого». Это различие можно прояснить и иным образом. Иногда естественно прозвучат фразы «я чувствую, что мог бы съесть лошадь» или «я чувствую себя так, словно моя температура пришла в норму». Но редко, если вообще считать это естественным, можно услышать: «я чувствую себя так, будто я в унынии» или «я чувствую себя так, будто мне скучно»; это менее естественно, чем при сходных обстоятельствах сказать «я чувствую себя так, будто мне больно». Нам мало что даст углубление в обсуждение того, почему в английском языке глагол «чувствовать» используется этими различными способами. Существует и множество других способов его употребления. Я могу сказать «я почувствовал что-то жёсткое в матрасе», «я почувствовал холод», «я почувствовал головокружение», «я чувствовал, что у меня застыли мышцы лица», «я чувствовал, что меня тошнит», «я чувствовал свой подбородок большим пальцем», «я почувствовал, что напрасно ищу рычаг», «я чувствовал, что должно было произойти что-то важное», «я чувствовал, что в доказательстве где-то есть ошибка», «я чувствовал себя как дома», «я почувствовал то, что он сердится». Общая черта большинства из этих способов употребления глагола «чувствовать» состоит в том, что говорящий не предполагает дальнейших вопросов. Они были бы либо вопросами, на которые невозможно ответить, либо вопросами, которые невозможно задать. Того, что он чувствовал нечто, уже вполне достаточно для прекращения каких-либо прений или для понимания того, что таких прений даже и не следует начинать. Итак, названия настроений не являются названиями чувств. Но пребывать в каком-то конкретном настроении значит, помимо прочего, быть настроенным на переживание определённых чувств в определённых ситуациях. Пребывать в ленивом настроении, кроме всего прочего, означает склонность чувствовать усталость в членах в то время, когда нужно работать испытывать уютное чувство расслабленности, если есть возможность разлечься в шезлонге; не испытывать чувства азарта в момент начала игры и так далее. Но не об этих чувствах и переживаниях думаем мы в первую очередь, когда говорим, что испытываем чувство лени; на самом деле мы редко обращаем внимание на такого рода ощущения, кроме разве случаев, когда они приобретают особую остроту. Являются ли названия настроений названиями эмоций? Единственно приемлемый ответ: конечно же, да — в том смысле, в каком некоторые люди иногда используют слово «эмоция». Но затем мы должны добавить, что при таком употреблении невозможно провести грань между эмоцией и размышлением, мечтанием, произвольным действием, гримасничаньем или чувством угрызения совести и зудом желания. Испытывать эмоцию в том смысле, какой мы обычно придаём выражению «быть в состоянии скуки», значит быть настроенным думать об одном и не думать о другом, зевать, а не хихикать, разговаривать не оживлённо, но с отчуждённой вежливостью, чувствовать вялость, а не прилив сил. Скука — это не какой-то отдельный и различимый ингредиент, декорация или характерная деталь всего, что делает или испытывает её жертва, скорее это общий вид. который на время принимает вся совокупность действий скучающего человека. Она не похожа на шквал, солнечный луч, ливень или температуру — ока подобна утренней погоде. 5. Возбуждения и чувства В начале главы я предпринял попытку выявить, что подразумевается под описанием, например, определённого румянца как румянца гордости или некоего приступа как приступа тревоги. Теперь полезно отметить, что слово, дополняющее фразы «угрызения совести из-за…» или «холодность по причине…», в большинстве случаев является названием волнения. Я намереваюсь показать, что чувства внутренне связаны с возбуждениями, но не соединены столь же внутренними связями с наклонностями, за исключением случаев, когда наклонности представляют собой факторы возбуждений. Однако я не собираюсь выдвигать новой психологической гипотезы; я только пытаюсь показать, что частью логики нашего описания чувств является то, что они суть именно знаки возбуждений, а не проявления наклонностей. Мы уже увидели, что многие слова, употребляемые для обозначения чувств, используются также и для обозначения телесных ощущений. Дрожь может быть дрожью ожидания либо телесного изнеможения; человек может поморщиться и от смущения, и от боли в животе. Ребёнок иногда не понимает, то ли ком в его горле стоит из-за болезни, то ли потому, что он сильно тоскует о чём-нибудь. Прежде чем рассматривать нашу специальную проблему: «На основании какого критерия мы определяем некоторые чувства как чувства «удивления» или «отвращения?» — обсудим предварительный вопрос: «На основании какого критерия мы классифицируем определённые телесные ощущения как, например, приступы зубной боли или приступы тошноты при mal de mer?» В самом деле, на основании какого критерия мы правильно или ошибочно локализуем ощущения, в некотором смысле предлога «в», в правом колене или в подложечной области? Ответ заключается в том, что мы учимся локализовать ощущения и ставить им предварительный психологический диагноз опытным путём, обычно подкрепляемым уроками, полученными от других людей. Боль ощущается в том пальце, в котором я вижу иголку; и именно в этом пальце, который облизывают при уколе, боль утихает. Подобным же образом тупая тяжесть, которую я чувствую и локализую в животе, осознается как признак расстройства желудка потому, что она соотносится с потерей аппетита, подверженностью следующей вслед за этим тошноте, а также с облегчением после приёма определённых лекарств и наложения грелки. Такие фразы, как «приступ зубной боли», уже содержат каузальную гипотезу, причём эти гипотезы иногда оказываются ошибочными. Раненый солдат может сказать, что он чувствует приступ ревматической боли в правой ноге, тогда как правой ноги у него нет, а значит, и диагноз «ревматизм» является ошибочным определением боли, которую он испытывает. Подобно этому, когда человек описывает тревожный озноб или порыв сострадания, он не просто описывает чувства; он ставит им диагноз, но этот диагноз не формулируется в терминах физиологических нарушений. В некоторый случаях диагноз может быть ложным, человек определит как приступ раскаяния то, что на самом деле является приступом страха, а то, что он примет за гнетущее чувство скуки, на деле может оказаться гнетущим чувством собственного бессилия. Он даже может принять за диспепсию чувство, которое на самом деле является признаком крайней обеспокоенности, либо за возбуждение — дрожь, вызванную чрезмерным курением. Естественно, ошибочные диагнозы такого рода чаще присущи детям, чем взрослым, а также людям, попавшим в нестандартные ситуации, чем тем, чья жизнь идёт размеренным порядком. Но суть дела здесь заключается в том, что независимо от нашей привязки ощущений к физиологическому состоянию или же к эмоциональному состоянию мы применяем при этом каузальную гипотезу. Боль, стоит ей появиться, уже признается, допустим, «ревматической», а трепет, как он только возникает, уже рассматривается как трепет «сострадания». Далее, было бы абсурдом говорить, что кто-то испытывает ощущение или чувство целенаправленно; или выпытывать у кого-нибудь, для чего тот испытывал приступ боли. Правильнее объяснять возникшее ощущение или чувство, говоря, например, что электрический ток вызвал у меня ощущение покалывания или что звук сирены вызвал неприятное чувство в животе, — при этом нет никаких ссылок на мотивы для чувства покалывания или дискомфорта. Иначе говоря, чувства не относятся к числу тех вещей, по поводу которых можно осмысленно вопрошать, какими мотивами они вызваны. То же самое и по аналогичным причинам справедливо и для других признаков возбуждений. Ни приступы боли, ни содрогания, ни чувство неловкости, ни чувство и вздохи облегчения не относятся к тому, что я делаю сознательно. Следовательно, они также не являются тем, о чём можно сказать, что я делаю это разумно или глупо, успешно или безуспешно, старательно или небрежно — или же что я вообще это делаю. Они не являются также и тем, что удаётся хорошо или плохо. Они вообще не управляются, хотя содрогания актёра и вздохи лицемера могут удаваться и управляться лучше или хуже. Было бы нонсенсом говорить, что некто пытается ощутить приступ боли, хотя имеет смысл высказывание о том, что некто пытался вызвать его. Отсюда следует, что мы были правы, предположив выше, что чувства напрямую не относятся к простым наклонностям. Наклонность — своего рода расположенность или готовность преднамеренно совершать определённые поступки. Поэтому такие поступки описываются как совершенные на основании такого-то мотива. Они суть проявления той диспозиции, которую мы называем «мотивом». Чувства проистекают не из мотивов и потому не относятся к возможным проявлениям такого рода предрасположенностей. Поэтому широко распространённая теория, будто такие мотивы, как тщеславие или привязанность, являются, прежде всего, предрасположенностью испытывать определённые специфические чувства, представляется неверной. Разумеется, существуют склонности испытывать те или иные чувства: подверженность головокружениям или ревматизму и есть такого рода склонность. Однако мы не пытаемся нравоучительными поучениями исправлять подобные наклонности. С чем чувства соотносятся каузально, так это с возбуждениями; они суть признаки возбуждений, точно так же как боли в животе служат признаком расстройства желудка. Грубо говоря, вопреки доминирующей теории, мы действуем преднамеренно не потому, что испытываем чувства, а, наоборот, мы испытываем такие чувства, как трепет и содрогание, потому что мы лишены возможности действовать преднамеренно. Перед тем как оставить этот сюжет нашей общей темы, следует отметить, что мы можем вызывать в себе самые искренние и сильные чувства, просто представив себя в вызывающих волнение обстоятельствах. Любители романов и театралы испытывают настоящие муки и воодушевление, льют настоящие слезы и неподдельно сердятся. И всё же их страдания и негодования поддельны. Они не отбивают аппетита к шоколадкам, не меняют интонации голоса при разговоре. Сентиментальные существа — это такие люди, которые поддаются искусственно вызванным чувствам, не осознавая фиктивности охвативших их возбуждений. 6. Наслаждение и желание Слова «удовольствие» и «вожделение» играют большую роль в словаре моральных философов и некоторых школ психологии. Нам важно вкратце указать на некоторые различия между предполагаемой и реальной логикой их употребления. Прежде всего, по-видимому, обычно предполагается, что слова «удовольствие» и «вожделение» всегда используются для обозначения чувств. И конечно же, существуют чувства, которые могут описываться как чувства удовольствия и вожделения. Иногда возбуждение, потрясение, оживлённость, смешливость указывают на чувства восторга, удивления, воодушевления, веселья, а страстное стремление, терзание, нетерпение и томление служат признаками того, что нечто одновременно и желается, и недоступно. Но душевные порывы, удивление, оживление и страдания, по которым распознаются — правильно или неправильно — данные чувства в качестве их признаков, сами по себе чувствами не являются. Они суть возбуждения или настроения, точно так же как порывы страдания, которые дети выказывают своими подпрыгиваниями и хныканьями. Ностальгия — это волнение, причём такое, которое в известном смысле можно называть «вожделением»; но это не просто чувство или серия чувств. Тоскующий по родине человек помимо того, что испытывает таковые чувства, не может также не думать и не мечтать о своём родном доме, отвергая все соображения, грозящие продлить его отлучку; при этом его не привлекают даже те развлечения, которым он обрадовался бы в другое время. Если бы он не испытывал этих и подобных им склонностей то нам не следовало бы называть его тоскующим по родине, о каких бы своих чувствах он ни рассказывал нам. Далее, слово «удовольствие» иногда употребляется для обозначения особого рода настроений, таких, как восторг, радость и веселье. Соответственно оно употребляется для дополнения описаний некоторых чувств, таких, как дрожь, пыл и трепет. Но существует ещё один смысл, в котором мы говорим, например, что человек, который настолько поглощён неким занятием, например гольф он или спором, что ему тяжело оторваться или даже подумать о чём-нибудь ещё, — что он «получает удовольствие» или «наслаждение», делая то, что он делает, хотя он ни в коей мере не трепещет и не выходит из себя, а следовательно, и не испытывает каких-то особенных чувств. Несомненно, глубоко увлечённого игрока в гольф нередко кидает в дрожь и жар восторга, по ходу игры он испытывает возбуждение и довольство собой. Но если спросить у него, получал ли он удовольствие от игры в промежутках между наплывами этих чувств, то, очевидно, он ответит: да, получал, ибо вся игра была для него удовольствием. Он ни на мгновение не желал бы прерваться, ни разу, ни мыслями, ни разговорами он не отвлекся от игры на что-то другое. Он даже не пытался сосредоточиться на игре. Ему не нужно было ни заставлять, ни упрашивать себя, поскольку он был поглощён игрой и без этого. Усилия потребовались бы и, возможно, прилагались бы, если бы нужно было обратить внимание на что-либо иное. В этом смысле делать что-то с удовольствием, желать делать это и не желать делать ничего другого — это просто разные способы вербального выражения одного и того же. И именно этот лингвистический факт иллюстрирует один важный момент. Страстное стремление не то же самое, что трепет или пыл или же вообще не подобно им. Но то, что некто склонен делать, что он делает, и не склонен не делать этого, вполне может обозначаться фразами «он получает удовольствие, делая это» и «он делает то, что хочет делать», а также «он не желает останавливаться». Это — осуществлённая предрасположенность действовать и реагировать должным образом там, где на эти действия и реакции обращается внимание. Отсюда видно, что слово «удовольствие» может использоваться для обозначения по крайней мере двух совершенно разных вещей. Есть такой смысл этого слова, который обычно передаётся глаголами «наслаждаться» и «нравиться». Сказать, что человек наслаждается, копая яму, не означает, что он при копании одновременно совершал или испытывал что-то ещё, бывшее результатом этого копания или чем-то ему сопутствующим; сказанное означает, что он копал, целиком поглощённый своим делом, то есть копал, потому что хотел копать, а чего-либо другого делать не желал. Это его копание и явилось осуществлением его предрасположенности. Оно само и было для него удовольствием, а не средством доставить удовольствие. Существует и такой смысл слова «удовольствие», который обычно передаётся словами «восторг», «порыв чувств», «восхищение», «ликование» и «радость». Это наименования настроений, обозначающих возбуждения. Выражения «слишком восторжен, чтобы говорить связно» и «без ума от радости» вполне легитимны и правильны. С такого рода настроениями связаны определённые чувства, обычно описываемые как «трепет удовольствия», «пыл удовольствия» и так далее. Следует отметить, что хотя мы и говорим, что нас охватывает трепет удовольствия или что жар удовольствия согревает наши сердца, мы всё же обычно не говорим, что удовольствия охватывают нас или согревают нам сердца. Только теоретики могут до такой степени заблуждаются, чтобы и восторг, и наслаждение классифицировать как чувства. Ошибочность подобной классификации подтверждается теми фактами, что 1) копание с наслаждением не является копанием плюс переживанием некоего приятного чувства, и 2) восторг, веселье и так далее — это настроения, а настроения не есть чувства. О том же говорят и следующие соображения. Относительно любого ощущения или чувства всегда имеет смысл спросить, получал ли их обладатель удовольствие, испытывая их, или же это было неудовольствие, или же ему было безразлично. Большинство ощущений и чувств ни приятны, ни неприятны. Мы лишь в исключительных случаях вообще обращаем на них внимание. Это относится к трепету, дрожи, пылу, а также и к покалыванию. Поэтому, хотя и правомерно описывать то, что почувствовал человек, как трепет удовольствия или, более конкретно, как колики смеха, правомерен также и вопрос, получил ли он удовольствие только от шутки или же ещё и от колик смеха, вызванных этой шуткой. И нам не следует удивляться, услышав в ответ, что шутка рассмешила его до такой степени, что ощущение от этих колик было очень неприятным; или услышать от другого человека, кричавшего от горя, что этот крик сам по себе был ему слегка приятен. В четвёртом разделе этой главы я обсуждал два основных мотива ошибочной классификации настроений в качестве чувств. Мотивы, по которым «наслаждение» относят к словам, обозначающим чувства, аналогичны, хотя не идентичны, поскольку получение наслаждения не является настроением. Можно только быть или не быть в настроении наслаждаться чем-нибудь. Сходные соображения, которые нет необходимости здесь подробно развивать, показали бы, что слова «неприятность», «нужда» и «желание» не обозначают приступов боли, зуда или терзаний. (Следует упомянуть, что слово «боль» в том его смысле, в каком я чувствую боли в животе, не противоположно «удовольствию». В этом смысле боль — это только лишь особого рода ощущение, испытывать которое мы, как правило, не любим.) Таким образом, приязнь и неприязнь, радость и горе, вожделение и отвращение не являются «внутренними» эпизодами, свидетелем которых может быть только их обладатель, но не окружающие его люди. Они вообще не эпизоды, а значит, не относятся к тому сорту вещей, которые могут наблюдаться или не наблюдаться. Разумеется, человек обычно, хотя и не всегда, может сходу, не раздумывая, сказать о том, нравится ему что-то или нет, а также о том, в каком настроении он пребывает в данный момент. Но то же самое могут сделать и его собеседники при условии, что он откровенен с ними, а не кривит душой. Если же он не откровенен ни с ними, ни с самим собой, то и ему, и окружающим придётся предпринять известное исследование, чтобы выяснить истинное положение вещей, причём в этом деле его собеседники имеют больше шансов на успех, нежели он сам. 7. Критерии мотивов До сих пор я доказывал, что объяснять совершение действия на основе определённого мотива следует не некой таинственной причиной, но подведением его под некоторую предрасположенность или линию поведения. Но этого ещё недостаточно. Примем эту формулу для объяснения действия на основе привычки, инстинкта или рефлекса, но будем отличать от этих действий, совершаемых автоматически, действия, совершенные, скажем, из тщеславия или привязанности. Я воздержусь от попытки указать на те критерии, опираясь на которые мы обычно заключаем, что человек сделал что-то не в силу привычки, а по определённому мотиву. Но не следует думать, что эти два типа действий отличаются друг от друга, как день от ночи в экваториальных странах. Они незаметно переходят один в другой, как английский день переходит в английскую ночь. Доброта незаметно переходит в учтивость сквозь сумерки предупредительности, а учтивость, в свою очередь, незаметно переходит в вышколенность сквозь сумерки этикета. Вымуштрованность ревностного вояки — не совсем то же самое, что выучка просто исполнительного солдата. Когда мы говорим, что некто действует определённым образом исключительно в силу привычки, мы отчасти имеем в виду, что при подобных обстоятельствах он всегда действует одинаково; что он действует так вне зависимости от того, обращает ли он внимание на то, что делает, или нет; что его не заботит то, что он делает, и он не стараться исправить или улучшить свои действия; а также что он может делать это, совершенно не отдавая себе отчёта в совершаемом. Подобные действия часто метафорически называют «автоматическими». Автоматические привычки часто вырабатываются нарочито интенсивной муштрой и могут быть искоренены аналогичными контрмерами. Но когда мы говорим, что некто действует определённым образом, идя на поводу у своих амбиций или же руководствуясь чувством справедливости, то мы подразумеваем, что такое действие совершается отнюдь не автоматически. В частности, мы предполагаем, что действующий так или иначе обдумывал или следил за тем, что он делал, и не стал бы делать этого так, как сделал, если бы прежде не продумал свои действия. Но точный смысл выражения «обдумал свои действия» всё-таки до конца неуловим. Конечно, я могу, взбегая по лестнице, по привычке прыгать сразу через две ступеньки, одновременно отдавая себе в этом отчёт и даже отслеживая, как это происходит. Я могу наблюдать за своими привычными и рефлекторными действиями и даже диагностировать их, и всё же эти действия не перестают быть автоматическими. Хотя известно, что такого рода внимание иногда нарушает автоматизм. И наоборот, мотивированные действия всё же могут быть наивными в том смысле, что действующий не соединяет, а возможно, и не может соединить своё действие с последующим рассказом себе самому или окружающим о там, что и почему он делает. На самом же деле, даже если человек комментирует своё действие про себя или вслух, эта вторичная операция комментирования обычно сама бывает наивной. Он же не может комментировать свои комментарии и так далее ad infinitum. Смысл, в котором человек размышляет над тем, что делает — когда его действие должно классифицироваться не как автоматическое, но как мотивированное, — заключается в том, что он действует более или менее внимательно, критически, последовательно и целеустремлённо. Данные наречия обозначают не предшествующее или сопутствующее осуществление неких дополнительных операций принятия решения, планирования или обдумывания, но только лишь то, что данное действие совершается не бессознательно или безотчётно, но в определённой позитивной установке сознания. Описание такой структуры сознания не нуждается в ссылке на какие-либо иные эпизоды, кроме самого действия, хотя оно не исчерпывается такой отсылкой. Короче говоря, класс действий, совершенных мотивированно, совпадает с классом действий, описываемых как более или менее осознанные. Любое мотивированное действие может быть оценено как сравнительно разумное или бестолковое и vice versa. К действиям, совершаемым исключительно в силу привычки, не относятся характеристики разумности или глупости, хотя само действующее лицо, конечно, может выказать своё здравомыслие или глупость тем, что приобрело или не искоренило данную привычку. Но это ставит нас перед следующей проблемой. Два действия, совершенных по одному и тому же мотиву, могут обнаружить различные степени навыка, а два похожих действия, демонстрирующие одинаковую степень навыка, могут быть совершены исходя из разных мотивов. Любить греблю ещё не значит достичь в ней совершенства или мастерства, а из двух в равной степени искусных гребцов один занимается греблей из спортивного интереса, а другой для здоровья или чтобы прославиться. То есть способности, сообразно с которыми совершаются поступки, суть персональные характеристики иного рода, нежели мотивы или наклонности, на основании которых они совершаются; а мы отличаем действия по привычке от неавтоматических действий, базируясь на том факте, что последние суть одновременное проявление обеих характеристик. Поступки, совершаемые полностью безотчётно, совершаются без какого-либо методам каких-либо разумных оснований, хотя они могут быть весьма эффективными и сложными по процедуре исполнения. Приписывая человеку какой-либо специфический мотив, мы очерчиваем круг действий, которые он склонен совершать или вызывать; приписывая ему определённую компетенцию, мы описываем те методы и их эффективность, с которыми он эти действия совершает. Это различие между намерениями и техникой исполнения. Более употребительное выражение «цели и средства» часто вводит в заблуждение. Если человек отпускает саркастическую шутку, то сам этот поступок невозможно разделить на составные части, тем не менее, суждение о том, что он сделал это из ненависти, всё же отличается от суждения, что это было сделано мастерски. Уже Аристотель понимал, что, говоря о мотивах, мы говорим о диспозициях определённого рода, отличного от навыков; он также осознавал, что любой из мотивов в отличие от любого навыка является склонностью, о которой можно сказать, что в данном человеке при данном раскладе его жизни этот мотив является очень сильным, очень слабым либо не является ни слишком сильным, ни слишком слабым. Он, по-видимому, считал, что, оценивая моральные достоинства и недостатки поступков в отличие от технических умений, мы высказываем мнение о чрезмерной, надлежащей или неадекватной силе наклонностей, проявлением которых они служат. Нас здесь не интересуют ни сами этические вопросы, ни вопросы о природе этических вопросов. Для нашего исследования важен тот факт — Аристотель считал его первостепенным, — что относительная сила наклонностей изменчива. Изменения в окружающей обстановке, в круге общения, в состоянии здоровья и возрасте, критика со стороны и её уроки — всё это может видоизменить баланс сил между наклонностями, определяющими одну из сторон человеческого характера. Но этот баланс может изменить и озабоченность им самого человека. Он в состоянии обнаружить, что слишком любит слухи или же недостаточно внимателен к заботам ближних, и он может, хотя в этом нет особой нужды, развить в себе дополнительные наклонности, чтобы усилить слабые и ослабить некоторые свои сильные склонности. Он даже может занять не просто академически-критическую позицию, но действительно изменить свой характер. Разумеется, его новый вторичный мотив, направленный на обуздание первичного мотива, всё же может диктоваться благоразумием или экономическими выгодами. Амбициозный хозяин гостиницы может усердно вырабатывать в себе уравновешенность, рассудительность и честность единственно из желания увеличить свой доход, а его приёмы самодисциплины могут быть эффективнее приёмов, к которым прибегает человек более возвышенных идеалов. Как бы то ни было, в случае с таким хозяином имелась одна наклонность, сравнительная сила которой vis-a-vis с другими была оставлена без критики и регулирования, а именно само его желание разбогатеть. Наверное, этот мотив, хотя это и необязательно, был слишком силён в нём. А если это так, то мы могли назвать его «практичным», но нам не следует называть его ещё и «мудрым». Обобщим этот момент: частично то, что подразумевается, когда говорят о какой-либо наклонности, что она очень сильная в данном человеке, заключается в том, что человек склонен действовать под влиянием такой наклонности даже тогда, когда он намерен ослабить в себе данную склонность, умышленно действуя иначе. О человеке можно сказать, что он раб никотина или предан некой политической партии, в том случае, если он никак не может взять себя в руки и предпринять достаточно серьёзные шаги, которые только и позволят ослабить такого рода мотивы, хотя он и развил в себе вторичную наклонность на их ослабление. То, что здесь описано, составляет часть того, что обычно называют «самоконтролем», а когда то, что обычно ошибочно называют «порывом», становится непреодолимым и потому не поддающимся контролю, будет тавтологией сказать, что оно чрезмерно сильно. 8. Основания и причины действий Выше я утверждал, что объяснять какое-то действие на основе определённого мотива или наклонности не означает описывать это действие в качестве следствия некой определённой причины. Мотивы — не события и потому не могут быть причинами в их правильном понимании. Выражения относительно мотивов относятся к законоподобным утверждениям, а не сообщениям о событиях. Но тот общий факт, что человек предрасположен действовать так-то и так-то при таких-то и таких-то обстоятельствах, сам по себе объясняет его конкретное действие в конкретный момент не больше, чем факт хрупкости стакана объясняет то, что он разлетелся на осколки в 10 часов пополудни. Как удар камня в 10 часов стал причиной того, что стакан разбился, так и антецедент действия становится причиной или служит поводом для человека сделать то там и тогда, что, где и когда он это делает. Например, человек из вежливости передаёт своему соседу соль; но эта его вежливость — просто склонность к передаче соли тогда, когда это требуется, точно так же как вообще оказание тысячи других любезностей подобного рода. Так что кроме вопроса «исходя из каких оснований он передал соль?» можно задать существенно иной вопрос, что заставило его передать соль в данный момент данному соседу?» На этот вопрос, вероятно, могут быть даны следующие ответы: «он услышал, что сосед попросил его об этом», или «он заметил, что его сосед что-то ищет взглядом на столе», или что-нибудь в таком же роде. Всем нам хорошо известны такие ситуации, в которых людям приходится или случается что-то делать. Если бы это было не так, то мы не смогли бы добиться от них того, что нам нужно, а значит, и повседневные отношения между людьми не могли бы существовать. Покупатели не могли бы покупать, офицеры не могли бы командовать, друзья не могли бы общаться, а дети — играть, если бы не знали, как поступать самим и добиваться чего-то от других при том или ином стечении обстоятельств. Цель, которую я преследую, упоминая все эти важные тривиальности, двойная: во-первых, чтобы показать, что наличие у действия причины не только не противоречит наличию у него мотива, но мотив уже содержится в условной посылке гипотетического высказывания, утверждающей о мотиве; во-вторых, чтобы продемонстрировать то обстоятельство, что, как бы нам ни хотелось услышать о таинственных или призрачных причинах человеческих поступков, мы уже знаем о тех общеизвестных и, как правило, общедоступных ситуациях, которые вынуждают людей действовать определённым образом в определённое время. Если бы доктрина о духе в машине была истинной, то люди были бы не только абсолютно загадочны друг для друга, но и абсолютно не могли бы воздействовать друг на друга. Но на самом-то деле они сравнительно податливы на воздействия и относительно легко понимаемы. 9. Заключение Существуют два совершенно разных смысла слова «эмоция», сообразно с которыми мы и объясняем человеческое поведение, если при этом нужно ссылаться на эмоции. В первом смысле мы указываем на мотивы или наклонности, исходя из которых, совершаются более или менее осознанные действия. Во втором смысле мы ссылаемся на настроения, включая сюда возбуждения или смятения, признаками которых служат некоторые безотчётные движения. Ни в одном из этих смыслов мы не утверждаем и не подразумеваем, что внешнее поведение — это результат некоего вихря турбулентностей в потоке сознания действующего человека. В третьем смысле слова «эмоция» муки совести и приступы боли являются чувствами или эмоциями, но они не могут, разве что per accidens, быть тем, ссылаясь на что мы объясняем поведение. Они сами нуждаются в диагностике, а потому не могут быть вещами, потребными для диагностики поведения. Импульсы, описываемые как подстегивающие действия чувства, являются парамеханическими выдумками. При этом имеется в виду не то, что люди никогда не действуют импульсивно, но лишь то, что мы не должны принимать на веру традиционные рассказы о таинственных предпосылках как умышленных, так и импульсивных действий. Следовательно, несмотря на то, что описание высших уровней поведения людей, конечно же, нуждается в упоминании об эмоциях в первых двух смыслах, это не влечёт за собой заключений к таинственным внутренним состояниям или процессам. Обнаружение мною ваших мотивов и настроений не похоже на не поддающийся проверке поиск воды с помощью прутика лозы; частично оно подобно моим индуктивным выводам о ваших привычках, инстинктах и рефлексах, частично — моим заключениям, касающимся ваших болезней и вашей манеры опьянения. Но при благоприятных обстоятельствах я распознаю ваши наклонности и настроения и более прямым образом. Во время обычной беседы я слышу и понимаю ваши признания, ваши восклицания и интонации голоса, я вижу и понимаю ваши жесты и выражение лица. Я говорю «понимать», не вкладывая в это слово какого-то метафорического смысла, ибо даме восклицания, интонации, жесты и мимика — это способы общения. Мы учимся воспроизводить их пусть не путём заучивания, но путём имитации. Мы знаем, как пристыдить кого-нибудь, применяя все это; до известной степени мы знаем, как избежать самораскрытия, прячась под масками. Не только чуждые языки создают сложности при понимании иностранцев. Моё исследование собственных мотивов и настроений принципиально не отличается от общей ситуации, хотя моя позиция плоха, чтобы видеть собственные гримасы и жесты или слышать интонации своего голоса. Мотивы и настроения не относятся к тому типу явлений, которые могли бы быть среди прямых свидетельств о работе сознания или же в числе объектов интроспекции, как эти фиктивные формы Привилегированного Доступа обычно описываются. Они не являются «переживаниями», во всяком случае, не больше, нежели «переживаниями» являются привычки или болезни.

Эмоции и мимика — Профайлинг с Анной Кулик

Эмоция — эмоциональный процесс средней продолжительности, отражающий субъективное оценочное отношение к существующим или возможным ситуациям. Эмоции отличают от других видов эмоциональных процессов: аффектов, чувств и настроений.

В отличие от чувств, эмоции не имеют объектной привязки: они возникают не по отношению к кому или чему-либо, а по отношению к ситуации в целом. «Мне страшно» — это эмоция, а «Я боюсь этого человека» — это чувство. В связи с этим эмоции, в отличие от чувств, не могут быть амбивалентными: как только отношение к чему-то становится одновременно и плохим и хорошим, это что-то можно назвать объектом, а эмоциональные процессы по отношению к нему — чувствами.

В отличие от аффектов, эмоции могут практически не иметь внешних проявлений, значительно продолжительнее по времени и слабее по силе. Кроме того, аффекты воспринимаются субъектом как состояния его «я», а эмоции — как состояния, происходящие «в нём». Это особенно заметно, когда эмоции являются реакцией на аффект, например когда человек чувствует страх за своё будущее, как реакцию на только что испытанную вспышку гнева (аффект).

В отличие от настроений, эмоции могут меняться достаточно быстро и протекать довольно интенсивно.

Особенности:

Одна из важнейших особенностей эмоций — их идеаторный характер, то есть способность формироваться по отношению к ситуациям и событиям, которые реально в данный момент могут не происходить, и существуют только в виде идеи о пережитых, ожидаемых или воображаемых ситуациях.

Другая важная особенность — их способность к обобщению и коммуникации (эмоции могут передаваться между людьми или животными), из-за чего эмоциональный опыт включает в себя не только индивидуальные переживания, но и эмоциональные сопереживания, возникающие в ходе общения, восприятия произведений искусства и тому подобного.

Мимика — универсальный способ проявления эмоций среди людей вне зависимости от расовой и социальной принадлежности. Центр распознавания эмоций располагается в правом полушарии головного мозга и имеет отличную от центра распознавания лиц локализацию.

Существует так называемый феномен «эмоционального заражения» — эмоции, особенно в среде стадных животных, проявленные в поведении одной особью, вызывают сходные эмоции у других особей, которые эти проявления наблюдают. В человеческой среде этот эффект так же присутствует и особенно заметен в поведении толп.

Узнать больше об эмоциях и о том как они проявляются на лице человека и в его поведении, что обозначают различные эмоции и как определить ее искренность, а также разобраться в системе кодирования лицевых движений FACS, вы сможете из материалов раздела “Охотники за поведением”.

Поделиться:

«Как рождаются эмоции»

Правда ли, что эмоции даны нам от рождения и что они не что иное, как реакция нашей нервной системы на внешний раздражитель? Что эмоции универсальны и едины для представителей всех культур и времен? Лиза Фельдман Барретт, автор книги «Как рождаются эмоции», которую издательство «Манн, Иванов и Фербер» выпускает в русском переводе Евгения Поникарова, дает неожиданный ответ на эти и множество других вопросов. Предлагаем читателям N + 1 познакомиться с главой из этой книги.

2 Эмоции конструируются

Пожалуйста, посмотрите на черные пятна на рис. 2.1.

Если вы видите эти пятна в первый раз, ваш мозг с трудом придает им смысл. Нейроны вашей зрительной коры обрабатывают линии и края. Ваше миндалевидное тело быстро возбуждается, поскольку на входе имеется нечто новое. Другие зоны мозга просеивают ваш прошлый опыт, чтобы определить, не встречались ли вы с чем-то подобным ранее, и общаются с вашим телом, чтобы подготовить его к пока-еще-неопределенному действию. Вероятнее всего, вы находитесь в состоянии эмпирической слепоты, видя только черные пятна непонятного происхождения.

Чтобы вылечить свою эмпирическую слепоту, посмотрите на изображение [ниже — прокрутите три-четыре экрана вниз]. Затем вернитесь обратно к этой странице. Вы будете видеть не бесформенные пятна, а знакомый объект.

Что произошло в вашем мозге для того, чтобы поменять ваше восприятие этих пятен? Ваш мозг добавил нечто из полной фотографии в обширный массив предыдущего опыта и сконструировал знакомый объект, который отныне вы видите в пятнах. Нейроны в вашей зрительной коре поменяли уровень возбуждения и создали линии, которых нет, связав пятна в форму, которая физически не существует. В некотором роде у вас галлюцинации. Не галлюцинации ужасного вида «мне лучше в больницу», а повседневные галлюцинации «мой мозг построен, чтобы работать вот так».

Работа с рис. 2.1 подталкивает к нескольким инсайтам. Ваш прошлый опыт — от прошлых встреч, фотографий, фильмов и книг — придает смысл вашим будущим ощущениям. Кроме того, весь процесс конструирования для вас невидим. Как бы вы ни старались, вам не удастся заметить или почувствовать, что вы строите этот образ. Нам нужен специально разработанный пример, чтобы обнаружить тот факт, что такое конструирование произошло. Вы осознанно испытали сдвиг от неизвестного к известному, поскольку видели рис. 2.1 до и после того, как у вас имелось знание, как он был нарисован. Этот процесс конструирования настолько привычен, что вы, видимо, никогда больше не увидите это изображение в виде бесформенных пятен, даже если будете стараться выкинуть его из головы и вернуться к эмпирической слепоте.

Этот фокус мозга настолько обычен и нормален, что психологи открывали его раз за разом, прежде чем поняли, как он работает. Мы будем называть его симуляцией. Это означает, что ваш мозг меняет возбуждение собственных сенсорных нейронов в отсутствие поступающего входного сенсорного сигнала. Симуляция может быть визуальной, как в случае с нашей картинкой, или затрагивать другие чувства. Слышали когда-нибудь в голове песню, от которой никак не получалось избавиться? Такая слуховая галлюцинация тоже является симуляцией.

Вспомните, как кто-то однажды дал вам красное сочное яблоко. Вы взяли его, откусили и ощутили яркий вкус. В эти моменты возбуждались нейроны в сенсорной и моторной областях вашего мозга. Двигательные нейроны возбуждались, чтобы обеспечивать ваши движения, а сенсорные нейроны возбуждались, чтобы обрабатывать ваши ощущения от яблока, например его красный цвет с зеленым боком; его гладкость в руке; его свежий растительный аромат; хруст, который слышится, когда вы откусываете; и его резкий вкус с оттенком сладковатости. Другие нейроны заставляют ваш рот наполняться влагой, чтобы высвободить ферменты и начать пищеварение, высвобождающее кортизол для подготовки вашего тела к тому, чтобы включить сахар в яблоке в процессы обмена веществ, а некоторые нейроны, возможно, создают ощущение тошноты и подведенного желудка. И вот что замечательно: сейчас, когда вы прочитали слово «яблоко», ваш мозг реагировал в определенной степени так, как если бы яблоко имелось на самом деле. Ваш мозг комбинировал фрагменты знания о предыдущих яблоках, которые вы видели и пробовали, и менял возбуждение нейронов в сенсорной и моторной областях, чтобы сконструировать психический образец для понятия «яблоко». Ваш мозг симулировал несуществующее яблоко с помощью сенсорных и двигательных нейронов. Это происходит так же быстро и незаметно, как сердцебиение.

Когда моя дочь праздновала двенадцатилетие, мы использовали силу симуляции (и неплохо позабавились), устроив вечеринку «отвратительной еды». Когда гости собрались, мы подали им пиццу, обработанную зеленым красителем так, чтобы сыр выглядел заплесневевшим, и персиковое желе с кусочками плодов, которое выглядело как рвота. В качестве напитков мы использовали белый виноградный сок в медицинских сосудах для сбора мочи. Все испытывали восторженное отвращение (прекрасный юмор двенадцатилетних), и несколько гостей не смогли заставить себя прикоснуться к еде, поскольку непроизвольно симулировали неприятный вкус и запах. Гвоздем программы была, однако, игра, которой мы занялись после обеда: простой конкурс по идентификации пищи по запаху. Мы использовали пюре для детского питания — персики, шпинат, мясо и так далее — и намазывали его на подгузники, чтобы они выглядели в точности как детские какашки. Хотя гости и знали, что перед ними еда, некоторые из них фактически давились от симулированного запаха.

Симуляция — это догадки вашего мозга о том, что происходит в мире. В момент любого пробуждения вы сталкиваетесь с неопределенной шумной информацией, поступающей от глаз, ушей, носа и других органов чувств. Ваш мозг использует прошлый опыт, чтобы сконструировать гипотезу — симуляцию, — и сравнивает ее с какофонией, поступающей извне. При этом симуляция позволяет вашему мозгу выделить значимые сигналы из шума, выбирая то, что относится к делу, и игнорируя остальное.

Открытие симуляции в конце 1990-х годов возвестило новую эру в психологии и нейронауках. Научные свидетельства говорят, что то, что мы видим, слышим, ощущаем тактильно, носом или на вкус, в значительной степени является симуляцией мира, а не реакциями на него. Дальновидные мыслители делают предположение, что симуляция является основным механизмом не только для восприятия, но также для понимания языка, переживания эмпатии, воспоминаний, воображения, мечтания и многих других психологических явлений. Здравый смысл подсказывает нам, что мышление, восприятие и мечтание — совершенно разные события душевной жизни (как минимум для тех, кто принадлежит к западной культуре), тем не менее существует единый процесс, который описывает их всех наилучшим образом. Симуляция — это автоматическая настройка всей умственной деятельности. Это также ключ к разгадке секрета, как мозг создает эмоции.

Вне вашего мозга симуляция может вызвать ощутимые изменения в вашем теле. Давайте устроим небольшую творческую симуляцию с нашей пчелой. Ваш мысленный взор направлен на пчелу на лепестке благоухающего белого цветка, шевелящуюся в поисках пыльцы. Если вы любите пчел, то трепет воображаемых крыльев немедленно заставляет ваши нейроны приготовить ваше тело к тому, чтобы подойти и посмотреть поближе, — ваше сердце готовится биться быстрее, потовые железы наполняются, кровяное давление снижается. Или, если вас в прошлом пчела больно жалила, ваш мозг может формировать несколько иную схему физических изменений — готовить тело, чтобы вы убежали или прихлопнули насекомое. Каждый раз, когда ваш мозг симулирует входной сенсорный сигнал, он готовит автоматические изменения в вашем теле, которые могут менять ваши переживания.

Связанные с пчелой симуляции коренятся в вашем понятии о том, что такое «пчела». Это понятие включает не только информацию о самой пчеле (как она выглядит, как жужжит, как вы воздействуете на нее, какие изменения в вашей вегетативной нервной системе позволяют проделать ваше действие и так далее), но также информацию, содержащуюся в других понятиях, связанных с пчелами («луг», «цветок», «мед», «жало», «боль» и так далее). Вся эта информация объединяется с вашим понятием «пчела» и определяет симуляцию пчелы в этом конкретном контексте. Таким образом, понятие вроде «пчелы» является совокупностью нейронных шаблонов в вашем мозге, представляющих ваш прошлый опыт. Ваш мозг разнообразными способами сочетает эти шаблоны, чтобы воспринимать мир и гибко руководить вашими действиями в новых ситуациях.

Используя ваши понятия, мозг одни вещи группирует, а другие отделяет. Вы можете посмотреть на три возвышенности и на основании своего опыта воспринять две из них как «холмы», а одну как «гору». Конструирование трактует мир как лист теста для выпечки, а ваши понятия являются формочками, которые вырезают границы, — не потому что границы естественны, а потому что они полезны или желательны. Конечно, эти границы имеют физические ограничения; вы никогда не воспримете гору как озеро.

Ваши понятия являются главным инструментом, который использует мозг, чтобы догадаться о значении входных сенсорных сигналов. Например, понятия придают смысл изменениям звукового давления, и вы воспринимаете их как слова или музыку, а не как случайный шум. В западной культуре бо?льшая часть музыки основана на октаве, разделенной на двенадцать равных интервалов: равномерно темперированный строй, закрепленный Иоганном Себастьяном Бахом в XVIII веке. Все люди западной культуры с нормальным слухом имеют понятие о такой общепринятой шкале, даже если они не могут точно описать ее. Однако не вся музыка применяет эту шкалу. Когда западные люди впервые слышат индонезийский гамелан, который основан на семи делениях октавы с переменными настройками, вероятнее всего, эти звуки представляются шумом. Мозг, который привязан к двенадцатитоновой шкале, не имеет понятия для такой музыки. Лично я практически глуха к дабстепу, хотя моя дочь-подросток понятие о нем, разумеется, имеет.

Понятия также придают значение химическим веществам, которые создают вкус и запах. Если я подам вам розовое мороженое, вы, видимо, ожидаете (симулируете) вкус клубники, но если у него оказывается вкус рыбы, вы можете счесть его неприятным, возможно, даже отвратительным. Если же я предварительно скажу, что это «охлажденный мусс из лосося», честно предупредив ваш мозг, возможно, вы сочтете тот же самый вкус приятным (при условии, что вам нравится лосось). Вы можете считать, что пища существует в физическом мире, однако фактически понятие «пища» в значительной степени культурное. Очевидно, что имеются некоторые биологические ограничители: вы не можете питаться бритвенными лезвиями. Однако есть некоторые абсолютно съедобные субстанции, которые не все мы воспринимаем как пищу, например хачиноко, японский деликатес из пчелиных личинок, от которого большинство американцев откажется. Это культурное различие обусловлено понятиями.

В любой момент, пока вы живы, ваш мозг использует понятия, чтобы симулировать внешний мир. Без понятий вы эмпирически слепы, как перед изображением пчелы из пятен. С помощью понятий ваш мозг производит симуляцию настолько незаметно и автоматически, что зрение, слух и прочие чувства выглядят скорее рефлексами, чем конструированием.

Теперь рассмотрим такой вопрос: а что, если ваш мозг использует тот же самый процесс для понимания ощущений внутри вашего тела — той сумятицы, которая возникает от сердцебиения, дыхания и прочих внутренних движений?

С точки зрения вашего мозга ваше тело является всего лишь еще одним источником входных сенсорных сигналов. Ощущения от вашего сердца и легких, вашего обмена веществ, изменений температуры и так далее — словно неопределенные пятна на рис. 2.1. Эти чисто физические ощущения внутри вашего тела не имеют объективного физиологического смысла. Но как только ваше понятие обращается к внятной картинке, эти ощущения могут получить дополнительное значение. Если вы чувствуете боль в желудке, садясь за обеденный стол, возможно, вам кажется, что это голод. Если на носу сезон гриппа, вы можете ощущать ту же самую боль как тошноту. Если вы судья в зале суда, возможно, вы отмечаете ту же боль как внутреннее чувство, что защитнику нельзя доверять. В любой определенный момент при определенном контексте ваш мозг использует понятия, чтобы придать значение внутренним ощущениям, так же как и внешним — одновременно. Исходя из боли в желудке, ваш мозг конструирует случай голода, тошноты или недоверия.

Теперь рассмотрим ту же боль в желудке, когда вы нюхаете подгузник с пюре из ягненка, как делали на вечеринке друзья моей дочери. Вы можете ощущать ту же боль как отвращение. Или, если ваш любимый человек только что вошел в комнату, вы можете ощущать ту же боль как порыв желания. Если вы у врача ждете результатов обследования, та же боль может восприниматься как чувство беспокойства. В этих случаях отвращение, желание и беспокойство — понятия, активные в вашем мозге, — это понятия эмоций. Как и ранее, мозг придает смысл боли в желудке вместе с ощущениями от внешнего мира, конструируя частный случай для такого понятия.

Случай эмоции.

Возможно, именно так могут создаваться эмоции.

***

Когда я была студенткой, один парень, участвовавший в моей программе по психологии, пригласил меня на свидание. Я не слишком хорошо его знала и не хотела идти, поскольку, честно говоря, он не был для меня особо привлекательным, однако слишком долго проторчала в лаборатории в тот день, так что согласилась. Когда мы уселись в кафе, к своему удивлению я ощутила, что во время разговора несколько раз покраснела. В животе у меня трепетало и были проблемы с концентрацией. Я поняла, что была неправа. Очевидно, я к нему оказалась неравнодушна. Через час мы разошлись — после того, как я согласилась пойти с ним куда-нибудь снова, — и я, заинтригованная, направилась домой. Я зашла в квартиру, уронила на пол ключи, меня вырвало, и следующие семь дней я провела в кровати с гриппом.

Тот же самый нейронный процесс конструирования, который симулирует пчелу, создавая ее из пятен, также конструирует переживание привлекательности из трепета в животе и покрасневшего лица. Эмоция — это творение вашего мозга из того, что означают ваши телесные ощущения, связанное с происходящим в мире вокруг вас. Философы давно предполагали, что ваша психика придает смысл вашему телу в мире, начиная с Рене Декарта в XVII веке и до Уильяма Джеймса (считающегося отцом американской психологии) в XIX веке. Однако нейронаука сейчас может показать нам, как этот процесс (и много больше) происходит в нашем мозге, создавая эмоцию немедленно на месте. Я называю это объяснение теорией конструирования эмоций:

В каждый момент бодрствования ваш мозг использует прошлый опыт, организованный в виде понятий, чтобы руководить вашими действиями и приписывать значение вашим ощущениям. Когда затронутые понятия являются понятиями эмоций, ваш мозг конструирует случаи явления эмоции.

Если рой жужжащих пчел лезет под вашу дверь, а сердце колотится в груди, прошлые знания вашего мозга о жалящих насекомых придают смысл ощущениям от вашего тела и виду, звукам, запаху и прочим ощущениям от мира, симулируя рой, дверь и страх. Те же самые телесные ощущения в другом контексте, например при просмотре захватывающего фильма о скрытой жизни пчел, могут сконструировать случай волнения. Если вы видите изображение улыбающейся пчелки из мультфильма в детской книге, напоминающее вам о любимой племяннице, которую вы взяли на диснеевский фильм, вы можете в уме сконструировать пчелу, племянницу и случай приятной ностальгии.

Мой опыт в кофейне, когда я переживала влечение во время гриппа, классический взгляд на эмоции назвал бы ошибкой или неправильной атрибуцией, однако это ошибка не в большей степени, чем вид пчелы в куче пятен. Вирус гриппа в моей крови привел к лихорадке и покраснению, а мой мозг придал смысл этим ощущениям с учетом контекста свидания, сконструировав переживание влечения таким же обычным образом, как конструирует любое другое психическое состояние. Если бы я испытывала те же самые телесные ощущения, находясь в постели с термометром, мой мозг, вероятно, сконструировал бы случай «плохого самочувствия», используя тот же самый процесс. (Напротив, классический взгляд на вещи требует, чтобы ощущения влечения и болезни имели различные телесные отпечатки, инициируемые различными цепями в мозге.)

Эмоции — это не реакции на мир. Вы — не пассивный приемник входных сенсорных сигналов, а активный создатель своих эмоций. Используя входные сигналы и прошлый опыт, ваш мозг конструирует значение и предписывает действие. Если у вас нет понятий, которые представляют прошлый опыт, все ваши входные сенсорные сигналы будут простым шумом. Вы не узнаете, что это за ощущения, что их вызвало и как нужно себя вести с ними. Имея понятия, ваш мозг приписывает значение ощущениям, и иногда это значение является эмоцией.

Теория конструирования эмоций и классический взгляд на эмоции совершенно по-разному излагают, как мы познаем мир с опытом. Классический взгляд интуитивно понятен: события в мире инициируют эмоциональные реакции внутри нас. В этой истории участвуют знакомые персонажи вроде чувств и мыслей, которые живут в различных местах мозга. Напротив, теория конструирования эмоций рассказывает историю, которая не соответствует вашей обычной жизни, — ваш мозг невидимым образом конструирует весь ваш опыт, в том числе и эмоции. Ее рассказ включает незнакомых персонажей вроде симуляции, понятий и вырожденности, и все это происходит в мозге одновременно.

Да, эта незнакомая история представляет проблему, поскольку люди ожидают историй с привычной структурой. Предполагается, что в каждой истории о супергерое есть злодей. В каждой романтической комедии нужна привлекательная пара, которая сталкивается с забавным недопониманием, но все заканчивается хорошо. Наша проблема в том, что динамика мозга и вопрос, как устроены эмоции, не следуют линейной истории вида «причина — следствие». (Такая проблема обычна для науки; например, в квантовой механике различие между причиной и следствием не имеет большого значения.) Тем не менее каждая книга должна рассказывать какую-нибудь историю, даже для нелинейной темы вроде функционирования мозга. Мне придется время от времени игнорировать обычные линейные рамки повествования.

Сейчас моя цель — дать вам представление о конструировании эмоций и показать, почему это научное объяснение имеет смысл. Позже мы увидим, что эта теория включает бо?льшую часть современного научного понимания того, как работает мозг, и она объясняет сильную изменчивость в ощущении и восприятии эмоций в повседневной жизни. Она поможет нам, не прибегая к представлениям об эмоциональных цепях или других биологических отпечатках, выяснить, как случаи счастья, печали, гнева, страха и других категорий эмоций конструируются посредством того же мозгового механизма, который создает пчелу из пятен, яблочный сок и запах какашек из размятой пищи.

***

Я не первый человек, который предположил, что эмоции создаются. Теория конструирования эмоций принадлежит к более широкой научной традиции под названием конструктивизм, которая считает, что ваш опыт и поведение создаются в определенный момент биологическими процессами в вашем мозге и теле. Конструирование основано на весьма старом наборе идей, восходящих к античной Греции, когда философ Гераклит произнес знаменитые слова «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды», поскольку только разум воспринимает постоянно изменяющуюся реку как определенный водный объект. Сегодня теория конструирования охватывает множество тем, включая память, восприятие, психические заболевания и, разумеется, эмоции.

Подобный подход к эмоциям отличается парой ключевых идей. Одна идея состоит в том, что любая категория эмоций, как гнев или отвращение, не имеет отпечатка. Один случай гнева не обязан походить на другой или ощущаться как другой случай, и его могут вызывать вовсе не те же самые нейроны. Различие — это норма. Ваш диапазон гнева не обязательно таков же, что у меня, хотя если нас рассердить в сходных обстоятельствах, у нас, вероятно, будет какое-то совпадение.

Другая ключевая идея — что эмоции, которые вы переживаете и воспринимаете, не являются неизбежным следствием ваших генов. Можно быть уверенным лишь в том, что у вас есть некоторые понятия, с помощью которых вы придаете значение входным сенсорным сигналам от вашего тела в окружающем его мире, поскольку, как мы увидим в пятой главе, ваш мозг образует для этого специальные связи. Даже одноклеточные животные могут придавать значение изменениям в окружающей среде. Но конкретные понятия вроде «гнева» и «отвращения» не являются генетически предопределенными. Ваши знакомые понятия эмоций являются встроенными только потому, что вы выросли в определенном социальном окружении, где эти понятия эмоций были значимыми и полезными, и ваш мозг применяет их без участия вашего сознания, чтобы конструировать ваше переживание. Изменения частоты сердечных сокращений обязательны; их эмоциональное значение — нет. Другие культуры могут придать и придают другое значение тому же самому входному сигналу.

Теория конструирования эмоций включает идеи из нескольких направлений конструктивизма. Одна разновидность, называемая социальным конструктивизмом, изучает роль социальных ценностей и интересов при определении того, как мы воспринимаем и действуем в мире. Примером может быть вопрос, является ли Плутон планетой или нет, решение которого основано не на астрофизике, а на культуре. Сферические каменные предметы в пространстве объективно реальны и имеют различные размеры, однако идея «планеты», представляющая некоторую конкретную комбинацию характеристик, создана людьми. Каждый из нас понимает мир способом, который полезен, но не обязательно верен в некотором абсолютном объективном смысле. В вопросе об эмоциях теории социального конструктивизма спрашивают, насколько наши социальные роли и представления влияют на наши восприятие и чувства. Например, на мое восприятие влияет тот факт, что я женщина, мать, атеистка, принадлежу к еврейской культуре, белый человек, живущий в стране, которая когда-то поработила людей, у которых в коже меланина больше, чем у меня. Социальный конструктивизм имеет, однако, склонность игнорировать биологию как нечто не относящееся к эмоциям. Вместо этого такие теории предполагают, что эмоции инициируются различным образом, в зависимости от вашей социальной роли. Теории социального конструктивизма в основном связаны с социальными обстоятельствами во внешнем мире без учета, как эти обстоятельства влияют на связи в головном мозге.

Еще одна разновидность конструктивизма, известная как «психологический конструктивизм», обращает свой взгляд внутрь. Она предполагает, что ваши восприятия, мысли и чувства собираются из более простых элементов. Некоторые философы XIX века рассматривали психику как большой химический сосуд, где простые ощущения собираются в мысли и эмоции — подобно тому, как атомы соединяются в молекулы. Другие представляли психику как комплект универсальных частей вроде кирпичиков Lego, которые складываются в различные состояния психики, например восприятия или эмоции. Уильям Джеймс предполагал, что весь наш невероятно разнообразный эмоциональный опыт складывается из обычных компонентов. Он писал: «Эмоциональные процессы в мозге не только напоминают обычные сенсорные мозговые процессы, но по своей сути являются исключительно такими процессами в различных комбинациях». В 1960-х годах психологи Стэнли Шахтер и Джером Зингер вводили участникам эксперимента адреналин (без ведома испытуемых ) и наблюдали, как они переживают эту загадочную активность в виде гнева или эйфории, в зависимости от окружающей обстановки. Во всех приведенных подходах сами по себе случаи гнева или энтузиазма не содержат механизма причинности, что сильно отличается от классического взгляда, согласно которому каждая эмоция имеет особый механизм в мозге, и одно и то же слово (например, «печаль») называет и механизм, и его результат. За последние годы новое поколение ученых создало на основе идей психологического конструктивизма теории для понимания эмоций и того, как они работают. Не все теории согласуются во всех предположениях, однако в целом они утверждают, что эмоции создаются, а не инициируются; эмоции значительно различаются и не имеют «отпечатков» и эмоции в принципе не отличаются от восприятия и познания.

Возможно, вы удивитесь, узнав, что те же самые принципы конструирования проявляются в физической архитектуре мозга; эта идея именуется нейроконструктивизмом. Рассмотрим два нейрона, которые соединены синапсом. Очевидно, эти клетки мозга существуют в объективном смысле. Однако нет объективного способа сказать, являются ли эти два нейрона частью чего-либо, именуемого «цепь» или «система», или принадлежит ли каждый нейрон отдельной цепи, где один «управляет» другим. Ответ целиком зависит от точки зрения человека. Аналогично, взаимосвязи вашего мозга не обязательно являются следствием исключительно генов. Сегодня мы знаем, что свой вклад вносит опыт. Ваши гены включаются и выключаются в различном окружении, в том числе те гены, которые формируют связи клеток мозга (ученые называют это явление пластичностью). Это означает, что некоторые из ваших синапсов буквально возникают по той причине, что люди говорят с вами или обращаются с вами определенным образом. Другими словами, принцип конструирования распространяется вплоть до уровня клетки. Макроструктура вашего мозга в основном предопределена, однако «микросвязи» — нет. В результате прошлый опыт помогает определять ваш будущий опыт и восприятие. Нейроконструктивизм объясняет, как дети рождаются без способности распознавать лица, но могут развить такую способность в течение нескольких первых дней после рождения. Он также объясняет, как ранний культурный опыт — например, то, насколько часто ваши воспитатели были в физическим контакте с вами и спали ли вы в отдельной детской кроватке или вместе с родителями — придает форму взаимосвязям клеток головного мозга.

Теория конструирования эмоций объединяет элементы всех трех разновидностей конструктивизма. Она признает важность культуры и понятий, как и социальный конструктивизм. Она считает, что эмоции строятся базовыми системами головного мозга и тела, как и психологический конструктивизм. Она принимает идею, что опыт создает связи в головном мозге, как и нейроконструктивизм.

***

Теория конструирования эмоций отбрасывает большинство базовых предположений классического взгляда на эмоции. Например, классический взгляд предполагает, что счастье, гнев и другие категории эмоций имеют отличительные телесные «отпечатки». В теории конструирования эмоций нормой является изменчивость. Когда вы сердиты, вы можете сильно или слегка хмуриться, кричать, смеяться или даже оставаться в мрачном спокойствии — в зависимости от того, что лучше работает в конкретной ситуации. Частота ваших сердечных сокращений может увеличиться, уменьшиться или остаться той же самой — в зависимости от того, что необходимо для реализации того действия, которое вы выполняете. Когда вы воспринимаете кого-либо как сердитого человека, ваше восприятие меняется аналогичным образом. Поэтому слово для эмоции, например «гнев», обозначает совокупность различных случаев, каждый из которых сконструирован так, чтобы наилучшим образом руководить действием в определенной ситуации. Нет никакой конкретной разницы между гневом и страхом, потому что каждый случай «гнева» и «страха» уникален. Источником вдохновения для таких мыслей являются Уильям Джеймс, который подробно писал об изменчивости эмоциональной жизни, и революционная идея Чарльза Дарвина, что биологическая категория (например, вид) является совокупностью уникальных особей.

Вы можете представлять категории эмоций как печенье. Оно бывает рассыпчатым, требующим долгого разжевывания, сладким, пикантным, большим, маленьким, плоским, округлым, скрученным, с прослойкой, посыпанным мукой, без добавления муки и так далее. Участники категории «печенье» весьма различны, но считаются эквивалентными в отношении некоторой цели: быть вкусным легким перекусом или десертом. Печенье не обязано выглядеть одинаково или создаваться по единому рецепту; это множество различных образцов. Даже в рамках очень узкой категории, например «Печенье с шоколадной крошкой», по-прежнему имеется разнообразие, определяемое типом шоколада, количеством муки, отношением коричневого и белого сахара, содержанием жира в масле и временем, потраченным на охлаждение теста. Аналогичным разнообразием отличается и любая категория эмоций, например «счастье» или «вина».

Теория конструирования эмоций обходится без «отпечатков» не только в теле, но и в мозге. Она исключает вопросы, которые подразумевают существование нейронных «отпечатков», например: «Где находятся нейроны, которые инициируют страх?» Слово «где» автоматически предполагает, что какой-то конкретный набор нейронов активируется каждый раз, когда вы или любой другой человек в мире чувствует страх. В теории конструирования эмоций любая категория эмоций (например, печаль, страх или гнев) не имеет определенного местоположения в мозге и каждый случай эмоции является состоянием всего мозга, которое нужно изучить и понять. Поэтому мы задаем вопрос, как создаются эмоции, а не где они создаются. Более нейтральный вопрос «Как мозг создает случай страха» не предполагает наличия за сценой нейронного отпечатка, а подразумевает, что реальны и заслуживают изучения только переживание и восприятие страха.

Если провести аналогию между эмоциями и печеньем, то мозг можно сравнить с кухней, набитой обычными ингредиентами, например мукой, водой, сахаром и солью. Отталкиваясь от этих ингредиентов, мы можем создать разную еду: печенье, хлеб, пироги, кексы, бисквиты и булочки. Сходным образом ваш мозг имеет основные «ингредиенты», которые мы называли в главе 1 базовыми системами. Они комбинируются сложным образом, аналогично рецептам, и создают различные случаи счастья, печали, гнева, страха и так далее. Сами по себе эти ингредиенты являются универсальными, не посвящены специально эмоциям, но участвуют в их создании. Случаи двух различных категорий эмоций, таких как страх и гнев, могут быть составлены из сходных компонентов, точно так же, как печенье и хлеб сделаны из муки. Наоборот, два случая из одной категории, скажем, страха, будут иметь определенное различие в ингредиентах, точно так же, как одно печенье содержит орехи, а другое нет. Это явление — работа нашей старой знакомой, вырожденности: различные случаи страха конструируются различными комбинациями базовых систем в мозге. Мы можем описать конкретные случаи страха посредством шаблона активности мозга, но этот шаблон — всего лишь статистическое обобщение и не обязан описывать каждый конкретный случай страха.

Моя аналогия с кухней, как и все аналогии в науке, имеет свои границы. Сеть в мозге в роли базовой системы не является «вещью» вроде муки или соли. Это совокупность нейронов, которую мы рассматриваем как целое со статистической точки зрения, но это только какое-то подмножество всех участвующих в данное время нейронов. Если у вас есть десять примеров переживания страха, которые включают определенную цепь в мозге, каждое отдельное чувство может включать различные нейроны из этой сети. Это вырожденность на уровне сети. (Если вы предпочитаете спортивные аналогии, то сеть — словно бейсбольная команда. В любой момент играют только 9 человек из команды с 25 игроками, и эта девятка может в любой момент меняться, пока мы не скажем, что команда выиграла или проиграла матч.) Кроме того, печенье и хлеб — это дискретные физические объекты, в то время как случаи эмоций являются моментальными снимками непрерывной деятельности мозга и мы всего лишь воспринимаем эти моментальные снимки как дискретные события. Тем не менее вы можете обнаружить, что кухонная аналогия полезна, чтобы вообразить, как взаимодействующие сети производят различные психические состояния.

Базовые системы, которые составляют психику, взаимодействуют различными способами, не имея какого-то главного управляющего или босса для руководства этим шоу. Однако нельзя считать эти системы независимыми, словно разобранные части машины, или так называемыми модулями или органами эмоций. Причина в том, что их взаимодействие порождает новые свойства, которых нет в отдельных частях. По аналогии, когда вы печете хлеб из муки, воды, дрожжей и соли, новый продукт появляется вследствие сложного химического взаимодействия ингредиентов. Хлеб имеет собственные свойства, например «наличие корки» или «способность пережевываться», которых не было у отдельных компонентов. Фактически, если вы попробуете идентифицировать отдельные ингредиенты, пробуя готовый хлеб, вы окажетесь в затруднении. Возьмем соль: хлеб не имеет соленого вкуса, хотя соль абсолютно необходима. Аналогично случай страха нельзя свести к простым компонентам. Страх — это не телесный шаблон (равно как хлеб — не мука), а возникает при взаимодействии базовых систем. Любой случай страха обладает вновь образовавшимися свойствами, которых нет в самих компонентах, такие как неприятность (когда ваш автомобиль крутит на скользкой дороге) или приятность (когда вас крутит на американских горках). Вы не можете воссоздать рецепт случая страха на основании чувства страха.

Даже если нам известны все компоненты эмоции, но мы изучали их только изолированно, мы не получим верного понимания того, как они работают вместе для ее создания. Если мы исследуем соль по вкусу и по весу, мы не поймем ее вклада в создание хлеба. Причина в том, что при выпечке соль химически взаимодействует с другими компонентами: контролирует рост дрожжей, укрепляет глютен в тесте и, что самое важное, улучшает вкус. Чтобы понять, как соль преобразует рецепт хлеба, вы должны смотреть, как она работает, с учетом окружения. Аналогичным образом каждый компонент любой эмоции нужно изучать с учетом остальной части мозга, которая влияет на нее. Эта философия, известная под названием «холизм», объясняет, почему я получаю разные результаты, когда пеку хлеб у себя на кухне, даже при использовании одного и того же рецепта. Я взвешиваю каждый ингредиент. Я замешиваю тесто одно и то же количество времени. Я устанавливаю одну и ту же температуру в духовке. Я считаю количество струек воды, которые впрыскиваю в духовку для образования корочки. Но при всей этой планомерности хлеб в результате получается то легче, то тяжелее, то слаще. Причиной является то, что у выпечки есть дополнительные факторы, которые не учитываются в рецепте, — например, величина силы, с которой тесто месится, влажность на кухне и точная температура, при которой тесто поднимается. Холизм объясняет, почему хлеб, испеченный у меня дома в Бостоне, никогда не бывает таким вкусным, как хлеб, испеченный в доме моей подруги Анны в Беркли. Буханка в Беркли отличается превосходным вкусом из-за различных дрожжевых грибков, естественным образом имеющихся в воздухе, и из-за высоты над уровнем моря. Эти дополнительные переменные могут значительно повлиять на конечный продукт, и опытные пекари это знают. Холизм, проявляющиеся у целого новые свойства и вырожденность — прямая противоположность отпечаткам.

Следующее после телесных и нейронных «отпечатков» ключевое предположение классической точки зрения, которое мы отбрасываем, — как эмоции развиваются. Классический взгляд предполагает, что у нас есть животный мозг в подарочной упаковке — древние эмоциональные цепи, дошедшие от предков-животных, завернутые в уникальную схему человеческих цепей для рационального мышления, — словно глазурь для готового выпеченного кекса. Эта точка зрения навязывалась как «та самая» эволюционная теория эмоций, хотя на деле это просто еще одна эволюционная теория.

Конструктивизм учитывает последние научные открытия о дарвиновском естественном отборе и популяционном мышлении. Например, принцип вырожденности «много для одного» — многие различные комплекты нейронов могут производить один и тот же результат — обеспечивает бо?льшую надежность для выживания. Принцип «одно для многого» — любой отдельный нейрон может вносить свой вклад больше чем в один результат — метаболически эффективен и увеличивает вычислительные мощности мозга. Мозг такого рода создает пластичную психику без отпечатков.

Итоговое основное предположение классического взгляда состоит в том, что некоторые эмоции являются врожденными и универсальными: считается, что все здоровые люди в мире могут демонстрировать и распознавать их. Теория конструирования эмоций, напротив, предполагает, что эмоции не являются врожденными, а если они универсальны, то за счет общих понятий. Универсальной является способность формировать понятия, которые придают значение нашим физическим ощущениям, от западного понятия «печаль» до голландского понятия gezellig (особое ощущение комфорта с друзьями), которое не имеет точного перевода на английский язык.

По аналогии подумайте о капкейках и маффинах. Эти два вида выпечки имеют одинаковую форму и основаны на одном наборе ингредиентов: мука, сахар, разрыхлитель и соль. Для обоих можно использовать сходные дополнения — изюм, орехи, шоколад, морковь и бананы. Вы не сможете отличить маффин от капкейка по их химическому составу тем простым способом, которым отличаете муку от соли, а пчелу от птицы. Тем не менее одно едят на завтрак, а второе является десертом. Основное различие для них — время дня, когда их едят. Это различие не физическое, а полностью культурное, и ему учатся. Различие между капкейком и маффином — социальная реальность: когда объекты физического мира (например, выпечка) приобретают дополнительные функции по социальному соглашению. Аналогичным образом и эмоции являются социальной реальностью. Физическое событие, например изменение частоты сердечных сокращений, кровяного давления или дыхания, становятся эмоциональным опытом только тогда, когда мы с помощью понятий для эмоций, изученных нами в рамках своей культуры, насыщаем ощущения дополнительными функциями по социальному соглашению. От широко раскрытых глаз друга мы можем воспринять страх или удивление в зависимости от понятия, которое мы используем. Мы не должны смешивать физическую реальность (скажем, изменения в частоте сердечных сокращений или раскрытые глаза) с социальной реальностью понятий для эмоций.

Социальная реальность — это не просто слова, она глубоко в нас засела. Если вы воспринимаете одну и ту же выпечку как декадентский капкейк или полезный маффин, как показывает исследование, ваше тело включает их в обмен веществ по-разному. Аналогичным образом слова и понятия вашей культуры помогают устанавливать связи в вашем мозге и осуществлять физические изменения во время эмоции.

Сейчас, когда мы отказались от стольких предположений классического взгляда, нам нужен новый словарь для обсуждения эмоций. Знакомые обороты вроде «выражения лица» выглядят здраво, но неявно подразумевают, что существуют «отпечатки» эмоций и что лицо передает эмоции. Возможно, вы обратили внимание в главе 1, что я придумала более нейтральный термин конфигурация лица, поскольку в английском языке нет слова для «набора движений лицевых мышц, которые классический взгляд трактует как скоординированное целое». Я также устранила неоднозначность слова «эмоция», поскольку оно могло относиться к отдельному случаю переживания, скажем, счастья, или могло обозначать всю категорию счастья. Когда вы конструируете собственное эмоциональное переживание, я называю это случаем эмоции. Я называю страх, гнев, счастье, печаль и так далее категориями эмоций, потому что каждое такое слово называет совокупность различных случаев, как слово «печенье» называет совокупность различных случаев. Если бы я была очень строгой, я бы убрала отдельное слово «эмоция» из нашего словаря, поскольку мы не предполагаем объективное существование эмоций в природе и всегда говорим об отдельных случаях или категориях. Но это было бы несколько по-оруэлловски, так что я просто постараюсь указывать, когда я имею в виду случай, а когда — категорию.

Точно так же мы не «распознаем» или не «обнаруживаем» эмоции у других. Эти термины подразумевают, что категория эмоций имеет отпечаток, который существует в природе, независимый от воспринимающего лица, ожидающего то, что должно быть обнаружено. Любой научный вопрос об «обнаружении» эмоции автоматически предполагает ответ определенного рода. Находясь на позициях конструктивизма, я говорю о восприятии какого-то случая эмоции. Восприятие — это сложный психический процесс, который не подразумевает за эмоцией нейронного отпечатка, а просто предполагает, что произошел какой-то случай эмоции. Я также избегаю слов типа «инициирование» эмоции и оборотов вроде «эмоциональная реакция» и «эмоции, испытываемые вами». Такое словоупотребление подразумевает, что эмоции являются объективными реалиями. Даже когда вы не переживаете чувства отнесенности, когда переживаете эмоции (что происходит бoльшую часть времени), вы являетесь активным участником такого переживания.

Я также не говорю о «точном» восприятии чей-то эмоции. Случаи эмоций не имеют объективных «отпечатков» на лице, в теле и в мозге, так что «точность» не имеет научного смысла. Это имеет социальный смысл: мы определенно можем спросить, согласуются ли два человека в своем восприятии эмоции или согласуется ли восприятие с какой-либо нормой. Однако восприятие существует внутри воспринимающего.

Эти лингвистические указания могут сначала показаться капризом, но я надеюсь, что вы поймете их значимость. Этот новый словарь крайне важен для понимания эмоций и того, как они создаются.

***

В начале этой главы вы рассматривали кучу пятен, использовали набор понятий, и возникало изображение пчелы. Это не трюк вашего мозга, а демонстрация того, как ваш мозг работает постоянно — вы активно участвуете в определении того, что вы видите, и бо?льшую часть времени вы не осознаете, что вы это делаете. Те же самые процессы, которые конструируют смысл из простого визуального входного сигнала, дают решение и загадке человеческих эмоций. Проведя сотни экспериментов в своей лаборатории и рассмотрев еще тысячи экспериментов других исследователей, я пришла к весьма неочевидному заключению, которое разделяют все больше ученых. Эмоции не высвечиваются на лице или каком-то другом участке тела. Они не возникают из какого-то конкретного участка мозга. Ни одно научное новшество не обнаружит чудесным образом биологический «отпечаток» какой-либо эмоции. Причина в том, что наши эмоции не встроены и не ждут возможности раскрыться. Они создаются. Нами. Мы не распознаем эмоции и не идентифицируем эмоции: мы конструируем собственное эмоциональное переживание и наше восприятие чужих эмоций прямо на месте, по мере необходимости, посредством сложного взаимодействия систем. Человеческие особи не находятся во власти мифических эмоциональных цепей, глубоко скрытых в животных частях нашего высокоразвитого мозга: мы являемся архитекторами собственных переживаний.

Эти идеи не соответствуют нашему повседневному опыту, когда кажется, что эмоции возникают, как разрывающиеся маленькие бомбы, в зависимости от того, о чем мы только что думали, или того, что мы только что делали. Аналогично, когда мы смотрим на лица и тела других людей, кажется, что они объявляют о чувствах их владельцев без усилий с нашей стороны, даже когда сами владельцы об этом не осведомлены. И когда мы смотрим на наших рычащих собак и мурлыкающих котов, нам кажется, что мы и в этом случае видим их эмоции. Но этот личный опыт, каким бы убедительным ни казался, не объясняет, каким образом мозг создает эмоции, — не больше, чем наш опыт наблюдения, что солнце двигается по небу, означает, что оно вращается вокруг Земли.

Если вы новичок в конструктивизме, то идеи вроде «понятия для эмоций», «восприятия эмоций» и «конфигурации лиц», вероятно, еще не стали для вас второй натурой. Чтобы по-настоящему понять эмоции — тем способом, который согласуется с современными знаниями эволюции и нейронаук, — вам придется отбросить глубоко укоренившийся образ мышления. Чтобы помочь вам двигаться по этому пути, в следующей главе я предложу немного попрактиковаться в конструировании. Мы тщательно изучим знаменитое научное открытие об эмоциях, которое многие люди считают фактом и которое на пять десятилетий поставило классический взгляд в доминантное положение в психологии. Мы разберем его с точки зрения конструктивизма и увидим, как определенность трансформируется в сомнение. Пристегните свои ремни безопасности.

Полностью читайте:
Баррет, Лиза Ф. Как рождаются эмоции. Революция в понимании мозга и управления эмоциями / Лиза Фельдман Барретт; пер. с англ. Е. Поникарова. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018. — 472 с.

Что такое любовь, и что такое эмоции?

Самый сложный, главный вопрос за всю историю человечества — что такое любовь. Что такое жизнь, что такое любовь и что такое смерть. Слово «любовь» понимается всеми по-разному. Люди, в зависимости от своих знаний, от своего жизненного опыта, от своих личностных особенностей, возраста, пола, ментальности, религии, культуры, интеллекта и многих других параметров, видят любовь по-своему, субъективно.

И если проводить психиатрическую квалификацию этого чувства, то начинать надо с определения что такое чувства вообще.  И в этом смысле чувства — это основа эмоций. Чувства — аффективная сфера человека, данная ему природой для того, чтобы реагировать на различные события, происходящие в его жизни.

Эта сфера состоят из 2 составляющий: эмоции и чувства. Чувства — это то, что внутри нас, то что чувствовать может только человек. А эмоции — это то, что мы транслируем наружу. Эмоции — это наш голос, мимика, жесты, вегетативная система. Чувство стыда проявляется покраснением на лице, чувство страха побледнением, тряской рук и ног, чувство любви проявляется тоже физиологическими проявлениями и симптомами.

Любое чувство (и прежде всего любви) невозможно интерпретировать. Любое его определение приведет к рационализации, интеллектуализации. А любая рационализация убивает это чувство. Существует такой прием в психотерапии, когда человек не может избавиться от какого-либо чувства, то психотерапевт предлагает разобрать всё по полочкам, объяснить самому себе нелогичность поступков, связанных с этим чувством. Поэтому определением чувства любви может быть только то, что чувствует человек, когда любит. Это звучит ужасно, алогично, но это так.

А вот эмоции вещь вполне определяемая, «регистрируемая». Эмоции, в отличие от чувств, можно зафиксировать определенными параметрами. Чувство не измеряемо. Оно либо есть, либо нет. Мы не может определить увеличивается ли оно, либо уменьшается. А эмоции абсолютно измеряемы, параметричны. У каждого человека они проявляется по-разному. Карл Юнг дал в свое время такое разграничение людей на экстравертов и интровертов. Эти два типа людей как раз отличается тем, насколько эмоции соответствуют их чувствам. У интровертов чувства внутри и невероятно богаты, обширны и интенсивны, а эмоции их транслируют слабо. У экстравертов всё наоборот. Перевес в сторону эмоций.

Harvard Business Review Россия

Это мой самый любимый день в семест­ре­  — день, когда со слушателями программы МВА я провожу практикум по заключению контрактов.

Я разбиваю группу на пары, и каждая читает придуманную историю о том, как поссорились поставщик — производитель компонентов для компьютера и его клиент — стартап, разрабатывающий новый поисковик. Восемь месяцев назад стороны подписали очень подробный контракт, а теперь не могут договориться по нескольким пунктам: объему продаж, цене, надежности продукции и ее энергоэффективности. Каждый студент выбирает роль, поставщика или клиента, и получает конфиденциальную информацию о финансах и политике компании. Затем каждая пара начинает переговоры, которые могут привести к изменению контракта, его расторжению или дорогостоящей судебной тяжбе.

Но самое интересное — не нюансы ситуации, а секретные инструкции, которые каждый переговорщик в каждой паре получает перед началом эксперимента: «Пожалуйста, прежде всего покажите, что вы в ярости. Злиться надо как минимум первые десять минут встречи». Дальше в инструкции объясняется, как можно проявлять гнев: перебивайте партнера по переговорам; называйте его нечестным или бестолковым; переходите на личности; повышайте голос.

Перед началом переговоров я развожу пары переговорщиков по разным комнатам: так они не увидят, что происходит у других. А когда они начинают разговаривать, я хожу из кабинета в кабинет и наблюдаю. Стараются все студенты, но некоторые особенно убедительно притворяются разозленными. Они гневно тычут пальцем в своих визави. Они вскакивают и начинают ходить взад-вперед. Ни разу на моей памяти упражнение не заканчивалось потасовкой, но близко к тому дело подходило. Некоторые переговорщики не получают секретных инструкций, и кто-то из них пытается спустить ситуацию на тормозах, а кто-то «добровольно» начинает сердиться. Удивительно, до чего быстро накаляются страсти. Когда я через полчаса возвращаю всех в класс, многие никак не могут угомониться, кричат друг на друга или с недоверием качают головой.

Потом мы обсуждаем эксперимент: спрашиваем все пары, насколько они разозлились и удалось ли им договориться. Обычно, чем артистичнее переговорщики демонстрируют гнев, тем хуже оказывается итог: например, дело передается в суд или сделка разрывается. Как только я рассказываю об «инструкции», класс делает главный вывод: гнев на переговорах равносилен бомбе, он все только разрушает.

Еще лет 20 назад исследователи почти не изучали роль эмоций на переговорах: как чувства сказываются на способности людей улаживать конфликты при общении с другими, договариваться, добиваться нужного результата. Специалистов по переговорам интересовали главным образом стратегия и тактика переговоров, особенно то, как стороны выявляют и рассматривают альтернативы, пускают в ход рычаги давления, делают предложения и контр­предложения. Кроме того, исследователи понимают переговоры исключительно как процесс заключения выгодной сделки: как в итоге получить побольше денег. Даже если специалисты все же говорили о значении психологических факторов, они имели в виду неопределенные настроения, характерные не только для переговоров: в каком, к примеру, расположении духа пребывали участники переговоров — в оптимистичном или упадническом и как это отразилось на их действиях.

Но за последние десять лет исследователи начали изучать последствия для общего результата конкретных эмоций: гнева, огорчения, разочарования, тревоги, зависти, азарта, сожаления. Есть, как они выяснили, разница между тем, что происходит, когда люди просто испытывают эти эмоции или когда они проявляют их словами или действиями. Когда цель переговоров — не только конкретная сделка, а долгие и прочные отношения сторон, понимать роль эмоций еще важнее.

Это — исключительно полезное, как уже ясно, новое направление исследований. Мы все можем контролировать проявление своих эмоций, и в этом смысле нам пригодятся определенные стратегии. Кроме того, мы можем регулировать силу наших чувств, и опять же есть приемы, которые помогут скрыть (или выставить напоказ) чувства, когда это нам выгодно. Исследования показывают, например, что, если человек нервничает или выглядит взволнованным, переговоры не достигают всех поставленных целей. И люди, которые обычно волнуются на переговорах, могут, с одной стороны, взять себя в руки, а с другой — скрыть свое волнение от сидящих напротив. Это относится и ко всем остальным эмоциям.

Далее я рассказываю о многих чувствах, которые люди обычно испытывают по ходу переговоров, и о стратегиях, позволяющих с этими эмоциями совладать. Тревога обычно появляется до переговоров или в самом их начале. Когда дискуссия идет полным ходом, оппоненты склонны сердиться или испытывать азарт. А уж разочарование, огорчение или сожаление, как правило, приходят после.

Не волноваться

Волнение — это состояние стресса, возникающее в ответ на сигналы опасности, особенно в новых ситуациях, которые могут завершиться нежелательным образом. В отличие от гнева, который заставляет людей раздувать конфликт (нацеленность на борьбу в ситуации выбора «бить или бежать»), волнение толкает человека к бегству: ему хочется исчезнуть со сцены.

Поскольку переговоры требуют терпения и настойчивости, желание поскорее их закончить контрпродуктивно. Но отрицательные последствия волнения на переговорах бывают еще более серьезными. В ходе недавнего исследования я хотела выяснить, правда ли, что, если переговорщик нервничает, он еще и занижает свои ожидания и требования, из-за чего может слишком робко сформулировать свое первое предложение, а это значит, что результаты переговоров будут более чем скромными.

В 2011 году мы с Морисом Швейцером изучали, как отражается на переговорах волнение их участников. Прежде всего мы расспросили 185 специалистов о том, какие чувства, по их мнению, они будут испытывать перед переговорами с незнакомым человеком, перед ­переговорами о покупке автомобиля или о прибавке к зарплате. В первом и третьем случае главной эмоцией, как мы и предполагали, было волнение, во втором оно заняло второе место после азарта.

Затем, чтобы понять, как волнение отражается на переговорщиках, мы часть из них — всего 136 человек — попросили провести переговоры о контракте на покупку мобильного телефона. Надо было договориться о цене телефонов, гарантийном сроке и сроке действия контракта. Половину участников эксперимента мы предварительно настроили на тревожный лад, включив трехминутную запись зловещей музыки из фильма «Психо»; другая половина слушала гармоничного Генделя. (Исследователи называют это «случайной» эмоциональной манипуляцией, и она действует сильно. Музыка из «Психо» и правда выводит из равновесия: кто-то занервничал, у кого-то вспотели ладони.)

В результате этого и трех других экспериментов мы выяснили, что волнение очень сильно сказывалось на том, как люди вели переговоры. Например, самыми неуверенными были первые предложения, люди быстрее реагировали на каждый новый ход оппонентов и чаще быстро завершали переговоры (хотя в инструкциях четко говорилось, что, если слишком быстро поставить точку в переговорах, цели вряд ли удастся достичь). Сделки, заключенные переговорщиками, которые нервничали, были в финансовом смысле на 12% менее привлекательными, чем заключенные хладнокровными переговорщиками. Но мы обнаружили еще кое-что. Люди, которые в ходе опроса высоко оценивали свои способности вести переговоры, сдерживали волнение и не позволили ему, в отличие от остальных, повлиять на пере­говоры.

Эксперименты объяснили, что бывает, когда люди волнуются. Но что происходит, если они не могут скрыть волнения и партнеры по переговорам замечают их состояние (и, возможно, уязвимость)? В 2012 году мы с Франческой Джино и Морисом Швейцером провели восемь экспериментов, чтобы понять, как ведут себя взволнованные люди, если им надо обратиться к другим за советом. Оказалось, что, в отличие от людей, которые совершенно спокойны, они чувствуют себя менее уверенно, чаще консультируются с другими, когда надо принять решение, и реже могут отличить хороший совет от плохого. Самые важные эксперименты из этих восьми показали, что, принимая совет, взволнованные переговорщики не видели никаких подвохов, например личной заинтересованности советчиков, а спокойные относились к их рекомендациям скептически. Хотя мы не изучали поведение собственно в процессе переговоров, но, похоже, людьми, которые нервничают, проще манипулировать, особенно если оппоненты чувствуют их состояние.

Опытные переговорщики часто нарочно заставляют оппонентов волноваться. К примеру, на посвященном бизнесу реалити-шоу Shark Tank («В бассейне с акулами») шесть богатых инвесторов («акул») ведут переговоры с предпринимателями, которые хотят получить финансирование. Предприниматели должны расхваливать свои идеи перед громадной телевизионной аудиторией и отвечать на вопросы инвесторов, часто щекотливые и неприятные. Все это время в студии звучит тревожная музыка — не просто для того, чтобы накалить ситуацию и развлечь зрителей, но и для того, чтобы усложнить жизнь предпринимателям. Инвесторы — профессиональные переговорщики; им надо вывести предпринимателей из себя, чтобы легче было получить их хорошие идеи как можно дешевле. (Если сразу несколько «акул» желают вложить деньги в идею, они обычно делают комментарии, которые заставляют нервничать и инвесторов-­конкурентов.)­ Если смотреть шоу внимательно, можно заметить закономерность: предприниматели, которые меньше поддаются на провокации, обычно ведут переговоры более осторожно и последовательно — и, как правило, заключают самые выгодные сделки.

Основной вывод, к которому подводят и наука, и практика, вполне ясен: старайтесь не нервничать во время переговоров. Как держать себя в руках? Учитесь, тренируйтесь, репетируйте и постоянно оттачивайте свои навыки ведения переговоров. Волнение — это обычно реакция на неизвестный вам раздражитель, так что, чем лучше он вам знаком, тем увереннее и спокойнее вы будете себя чувствовать. (Именно поэтому врачи обычно лечат тревожные расстройства экспозиционной терапией; скажем, людей, которые боятся летать на самолете, постепенно приучают сначала к виду и шуму самолета, потом к пассажирским местам и, наконец, к самим полетам.) Многие учатся на курсах ведения переговоров, узнают про необходимые навыки и стратегии, но больше всего помогает не столько теория, сколько постоянная практика — моделирование и упражнения по заключению сделок. В конце концов, переговоры становятся привычным делом и уже не вызывают волнения.

Можно также пригласить независимого специалиста, и он будет вести переговоры за вас. Волноваться он будет меньше, поскольку привык к переговорам и у него не будет, как у вас, болеть душа за результат. Такой аутсорсинг на первый взгляд кажется дезертирством, но во многих отраслях это уже дело обыденное. Продавцы и покупатели недвижимости обращаются к риелторам в том числе и ради их опыта по части ведения переговоров. Спортсмены, авторы, артисты и даже некоторые топ-менеджеры нанимают агентов, чтобы правильно составить договор. Хотя у этой стратегии есть свои минусы, они, как правило, с лихвой окупаются более выгодными условиями контракта. Привлекать третьих лиц полезно прежде всего людям, которые очень нервничают на переговорах (поскольку удержать волнение в стрессовой ситуации особенно трудно), но эта стратегия хороша и тогда, когда человек испытывает еще одну негативную эмоцию.

Сдержать гнев

Гнев, как и волнение, — негативная эмоция, но направленная не на себя, как волнение, а на других. В большинстве ситуаций мы стараемся держать себя в руках, но не на переговорах: многим кажется, что гнев тут очень кстати — поможет отхватить себе кусок пирога побольше.

Такое понимание объясняется тем, что переговоры рассматривают не как сотрудничество, а как борьбу, причем из-за заранее жестко определенного и якобы единственно возможного результата — исследователи называют это установкой «на свой кусок пирога». Люди, особенно не искушенные в заключении сделок, уверены, что любые переговоры идут по принципу «кто кого» и их собственные интересы прямо противоположны интересам другой стороны. (Более опытные переговорщики, наоборот, вместо того, чтобы откровенно отхватить от «пирога» кусок побольше, стараются увеличить выигрыш за счет сотрудничества с оппонентами.) Гнев, по их логике, делает человека в глазах конкурента более сильным, влиятельным и упорным в достижении своих целей.

В целом ряде исследований (автор многих из них — Кейт Оллред, бывший преподаватель Гарвардской школы госуправления имени Кеннеди) описывается, к чему приводит проявляемый на переговорах гнев. Он чаще всего наносит делу большой вред, способствуя эскалации конфликта, необъективности и тупиковым ситуациям. Сокращается общая выгода, стороны тянут одеяло на себя и все чаще отвергают предложения оппонентов. В состоянии гнева переговорщики, с одной стороны, не так хорошо помнят о собственных интересах, как нейтрально настроенные, а с другой — хуже оценивают интересы «противника». Кроме того, у них появляется желание насолить оппонентам, свести с ними счеты, хотя, будь они нацелены на сотрудничество, обе стороны могли бы благодаря переговорам получить гораздо больше, чем они рассчитывали изначально.

Несмотря на выводы науки, многие по-прежнему думают, что гнев — или хотя бы его ­видимость — помогает получить преимущество. Проведенные мной эксперименты показали: если участники могут выбирать между гневом и благодушием на переговорах, то больше половины будут злиться, полагая, что именно так им удастся достигнуть цели.

Иногда гнев и правда способствует более выгодным результатам. Как показывают исследования Гербена ван Клифа из Амстердамского университета, если на переговорах оговаривается договор по сделке и ни о каком сотрудничестве ради общей выгоды речь не идет, сердитый переговорщик может в итоге выторговать себе лучшие условия, чем те, на который он готов был согласиться. Иногда переговорщик притворяется разгневанным: он уверен, что партнер пойдет на уступки, лишь бы разрядить обстановку. Этот прием может сработать, если вы, к примеру, торгуетесь с незнакомым человеком, покупая у него автомобиль.

Но любителям таких трюков надо помнить об оборотной стороне медали. Что касается долговременных отношений между сторонами, то демонстрация гнева на переговорах им очень вредит. Также она разрушает симпатию и доверие. Исследования, проведенные Рейчел Кампанья из Университета Нью-Гэмпшира, показывают, что симуляция гнева не дает особых тактических преимуществ, но провоцирует ответную реакцию и упорное сопротивление. То есть имитация гнева может порождать искренний гнев в других, а и из-за этого стороны меньше доверяют друг другу. Ту же тему развивают исследования Джереми Йипа и Мартина Швейценберга: они показывают, что люди, столкнувшись с сердитым переговорщиком, довольно часто предпочитают уйти, так ни о чем не договорившись.

Получается, что часто гнев (действительно испытываемый или просто изображаемый) как тактика переговоров может выйти боком. Обычно разумнее сдержать его и постараться ничем не проявлять. Это не так-то просто, но есть специальные методики.

Если удается прийти к взаимопониманию до, во время или после переговоров, то оппоненты с меньшей вероятностью будут испытывать гнев. Если вы покажете, что для вас переговоры — это сотрудничество (что вы не намерены отхватить львиную долю «пирога», а стремитесь к обоюдной выгоде), то, возможно, вам удастся усмирить партнера по переговорам, верящего, что, если свирепо наброситься на оппонента, тебе больше достанется. Если все-таки другая сторона начинает кипятиться, извиняйтесь. Старайтесь успокоить. Даже если вы считаете, что этот гнев ничем не оправдан, не забывайте, что, снизив уровень враждебности, вы почти наверняка получите тактическое преимущество.

Лучший, пожалуй, способ укротить гнев на переговорах — напомнить себе, что встречаться с оппонентом и разговаривать придется несколько раз. Поэтому, видя, что страсти накаляются, сделайте перерыв, успокойтесь и перегруппируйтесь. Это трудно сделать, если вы сердитесь, поскольку в таком состоянии организм мобилизуется для устранения угрозы (реакция «бей или беги)» и вы подливаете масла в огонь, а не отступаете, не тушите конфликт. Сопротивляйтесь этому импульсу, ждите, пока гнев остынет. Если переговоры идут на повышенных тонах, лучше всего сделать паузу.

Наконец, гнев можно «переформатировать» в огорчение. Подмена одного негативного чувства другим может показаться нелогичной. Но, когда оба партнера испытывают ­огорчение, у них есть шанс договориться о взаимных уступках, а если один из них злится, то переговоры могут зайти в тупик.

Побороть досаду и огорчение

Велико искушение видеть переговоры в черно-белом свете: вы либо проигрываете, либо выигрываете. Это очень примитивно. Чаще всего к концу переговоров каждая сторона каких-то своих целей достигает, а каких-то нет. Тем не менее, вполне естественно, когда переговоры подходят к концу, смотреть на формирующийся итог и оценивать его в целом — положительно или отрицательно.

Огорчение может стать грозной силой, если высказать его оппоненту ближе к концу переговоров. Гнев и огорчение связаны между собой: обычно человек испытывает обе эти эмоции тогда, когда ему кажется, что с ним обошлись несправедливо, — и полезно знать, что разочарованием можно добиться куда большего, чем гневом. (Вспомните, что вы чувствовали в детстве, когда родители вместо «Я очень на тебя сержусь» говорили: «Ты очень меня огорчил».) Если гнев наверняка вызовет защитную реакцию или заведет переговоры в тупик, то разочарование как тактический прием заставит оппонента критически оценить собственные действия и подумать, не надо ли изменить позицию, чтобы смягчить вызванные им негативные чувства.

Согласно выводам исследований, переговоры, кроме всего прочего, часто вызывают разочарование вследствие высокого темпа. Если события разворачиваются стремительно или переговоры завершаются слишком быстро, стороны порой ощущают неудовлетворенность. Им кажется, что можно было сделать больше, еще поднажать на оппонента. Преподаватели стратегии и тактики переговоров наблюдают это во время практических упражнений в классе. Обычно больше всего огорчены результатом студенты, раньше всех завершившие переговоры. По­этому, чтобы потом не расстраиваться, не надо спешить и действовать целенаправленно.

Сожаление несколько отличается от огорчения. Если в последнем обычно есть доля опечаленности результатом, то человек, испытывающий сожаление или раскаяние, мысленно стоит ближе к началу, к действиям, из-за которых он потерпел фиаско, и думает об ошибках или промахах, породивших это огорчение.

Как показывают исследования, люди чаще всего сожалеют о том, чего не сделали: не об ошибках, вызванных неверными действиями, а об упущенных возможностях и не совершенных поступках. Для переговорщиков это очень полезный вывод, так как они прежде всего должны задавать вопросы, слушать, предлагать решения и придумывать новые варианты, если стороны не могут договориться. Как это ни парадоксально, часто участники переговоров не задают вопросов. Они забывают поднять важную тему, не хотят слишком глубоко копать, полагая, что это навязчиво или невежливо. Как правило, это все — беспричинные опасения. На самом деле тот, кто задает больше вопросов, производит более благоприятное впечатление и получает больше информации. А на переговорах она решает все, и получение ее должно быть главной задачей. Чтобы потом ни о чем не жалеть, нужно задавать вопросы. В идеале переговоры надо завершать с чувством, что были испробованы все возможные варианты.

Опытные переговорщики иначе страхуют себя от последующего сожаления: они заключают «соглашение после соглашения». Они исходят из того, что, когда стороны находят устраивающее всех решение, общее напряжение обычно спадает. И зачастую самая плодотворная часть переговоров начинается именно после этого. Поэтому, когда наступает пора обменяться рукопожатиями и подписать договор, представитель любой из сторон может сказать: «Мы хорошо поработали. Мы договорились о приемлемых для всех нас условиях. Но теперь, когда все позади, давайте задержимся еще на пару минут, поболтаем и посмотрим, вдруг можно сделать эти условия еще более выгодными?». Нельзя действовать топорно, иначе другая сторона заподозрит, будто оппоненты хотят пойти на попятную или изменить договоренности. Но если все делать с умом, то, вероятно, благодаря «соглашению после соглашения» к концу переговоров обе стороны ни о чем не будут сожалеть и завершат их с чувством исполненного долга.

Умерить радость и азарт

Вопрос о том, как сказываются на переговорах радость и азарт, толком не изучен, но интуиция и опыт подсказывают, что проявление этих эмоций не остается без последствий. Национальная футбольная лига США запрещает «слишком шумные ликования» после забитого мяча или удачной игры и наказывает за это, считая, что такое поведение может вызвать у болельщиков проигрывающей команды недобрые чувства. По той же причине победивший на переговорах не должен торжествовать, пока другая сторона собирает бумаги. Но это происходит постоянно. На моих семинарах студенты после упражнений на проведение переговоров то и дело откровенно хвастают (иногда перед всей группой), как утерли нос оппоненту. Мало того, что они рискуют произвести впечатление людей не слишком умных, в реальной жизни последствия могут оказаться для них куда хуже. Оппонент может воспользоваться правом на односторонний отказ от договора, пересмотреть его условия или принять «карательные меры», когда в следующий раз надо будет заключать сделку в том же составе.

Неприятно, конечно, ощущать разочарование после переговоров, но если будут разочарованы ваши партнеры, это, пожалуй, еще хуже. А иногда откровенная радость одной стороны оставляет другую именно с чувством разочарования. Лучшие переговорщики заключают очень выгодные сделки, но умеют при этом внушать своим оппонентам, что и те добились потрясающих результатов, даже если на самом деле это не так. Если сделка предполагает дальнейшее взаимодействие (скажем, две компании договариваются о слиянии, или актер подписывает контракт с продюсером, который пригласил его сняться в новом фильме), проявлять радость и азарт уместно только по поводу открывающихся перспектив, а не только что полученных выгодных условий.

Другая опасность азарта заключается в том, что он заставит вас прочно цепляться за стратегию или план действий, от которых лучше было бы отказаться. На занятиях по ведению переговоров студенты делают такое упражнение: надо решить, отправлять ли гонщика на престижные гонки, если у автомобиля барахлит двигатель. Многие студенты считают, что надо, несмотря на риски, потому что азарт и желание победить перевешивают осторожность. Как известно, у инженеров, которые неправильно сконструировали уплотнительное кольцо правого ускорителя «Челленджера», сомнения были, а менеджеры NASA, поддавшись азарту, не отменили запуск. И в конечном счете из-за их решения шаттл взорвался и все семь членов экипажа погибли.

Из сказанного выше следуют два вывода для переговорщиков. Во-первых, проявляйте такт. Не допускайте, чтобы из-за вашего ликования у оппонентов осталось ощущение, будто они проиграли. Во-вторых, не забывайте про самоиронию, чтобы азарт не вызвал у вас излишней самоуверенности и не заставил вас следовать объективно невыгодным курсом.

Необходимые переговорщику навыки во многом почти те же, что и нужные игроку в покер: это умение сосредоточиться на главном, воображение, чтобы видеть ­альтернативы, а также способность оценивать ­новые возможности, хорошо разбираться в людях, понимать чужие интересы и блефовать при необходимости. Но если переговорщики должны договариваться друг с другом, игроки в покер принимают решения единолично. И в покере не бывает взаимовыгодных результатов и никто не делит «пирог»: там выигрыш одного игрока — всегда проигрыш другого.

Тем не менее тем, кто сидит за столом переговоров, есть чему поучиться у тех, кто сидит за карточным столом. Урок таков: очень важно уметь контролировать свои эмоции — те, что мы испытываем, и особенно — те, что проявляем. Иными словами, хороший переговорщик должен сидеть за столом переговоров с непроницаемым лицом, как игрок в покер, но не таким, на котором вообще ничего не отражается, а с таким, на котором отражаются эмоции, уместные в данный момент.

Эмоции испытываем мы все, но кто-то чаще и сильнее, кто-то реже и слабее. Чтобы стать виртуозным переговорщиком, тщательно проанализируйте, что вы чувствуете до, во время и после переговоров, и применяйте методы, которые помогут вам усмирять (или накалять) ваши эмоции и по мере необходимости ослаблять (либо подчеркивать) их внешние проявления.

Я смотрю телешоу «30 Rock». В одной из моих любимых сцен требовательный гендиректор Джек Донахью (Алек Болдуин), который воображает себя опытным переговорщиком, объясняет коллеге, почему он потерпел фиаско: «Я проиграл из-за чувства, которое всегда считал слабостью, но которое, теперь-то я понимаю, может быть и оружием». Позаимствовав у Джека эту очень точную метафору, обращаюсь к вам с просьбой: используйте свои эмоции продуманно. Очень взвешенно решайте, когда можно просто побряцать этим оружием, когда выстрелить, а когда засунуть его поглубже в кобуру. Старайтесь не нервничать, осторожно выражайте гнев, задавайте вопросы, чтобы потом не разочаровываться и ни о чем не сожалеть. И помните, что радость и азарт тоже могут выйти боком. ­

Не ленитесь продумывать «эмоциональный план переговоров» так же тщательно, как свои тактические и стратегические ходы. Это время вы потратите с пользой.

На иллюстрации работа художника Джека Сазерленда Vitrine, акрил на доске. Печатается с любезного разрешения saatchiart.com

Когда проблема не в проблеме: эмоции, чувства и отношения

Майкл Эверетт, MHS | 26 июня 2018 г.
Соруководитель проекта, ETR

Вы тренер? Если да, то вы, вероятно, уже знаете эту истину. Изменения в знаниях происходят довольно легко. Для изменения навыков требуется немного больше усилий. Но давайте посмотрим правде в глаза — иногда кажется, что изменить отношение невозможно.

В своей книге Условия обучения , разработчик учебных материалов Роберт Ганн определил отношение как «психическое состояние, которое предрасполагает учащегося к выбору поведения определенным образом.«Как провайдеры профессионального развития, мы часто видим свою работу в сборе фактов для наших презентаций и разработке мероприятий, которые помогают закрепить обучение. Однако одна из наших самых важных задач, которая не всегда бывает такой простой, — это рассмотреть разницу .

Под разницей я подразумеваю разнообразный опыт вашей аудитории и набор мотиваций, которые побуждают их к изменениям. Я также имею в виду отношения, которые могут удерживать их в том же эмоциональном состоянии, в котором они были, когда пришли на тренировку.Это просто еще один способ сказать, что проблема редко бывает проблемой . Вместо этого проблема для большинства участников — это их отношение к содержанию.

Отношения формируются чувствами и эмоциями

Наше эмоциональное состояние во многом связано с нашим психическим состоянием, и все это связано с отношением. Примерно так, когда вы идете по магазинам и думаете: «Я просто стараюсь содержать свой дом в порядке». У вас есть список конкретных товаров или, может быть, только один товар, который вы собираетесь купить.И тогда вы обнаружите, что уезжаете с гораздо большим, чем вы изначально планировали купить. Почему это происходит?

Это явление может быть связано с тем, что мы иногда совершаем покупки своими чувствами. Заметьте, я не сказал: «Покупайте на эмоциях». Для этого есть причина. Хотя эмоции и чувства связаны, между ними есть явные различия.

Эмоции и чувства

Эмоции являются частью нашей жесткой связи — нашей инстинктивной природы. Они подсказывают, как реагировать на конкретный опыт или стимулы.Например, когда кто-то застает нас врасплох — скажем, подойдя к нам сзади и сильно хлопнув нас по спине, — мы можем испугаться. Практически сразу мы обрабатываем этот опыт и называем его страхом. Скорее всего, у нас уже есть заданная последовательность основанных на страхе реакций.

Чувства, с другой стороны, представляют собой схему или ментальные ассоциации, которые мы приписываем эмоциям на основе нашей индивидуальной истории. Вы поворачиваетесь и видите, что ответный шлепок — ваш зять, и ваша реакция страха исчезает (вам нравится ваш зять!).Или вы понимаете, что человек, который вас только что напугал, является совершенно незнакомым человеком, который сейчас кричит вам нецензурно, и ваша реакция страха усиливается.

Давайте посмотрим на другой пример. Как ты относишься к клоунам? Большинство людей не боятся клоунов. В окружении клоунов нет никакой опасности. На самом деле, большинство клоунов веселые и доставляют людям радость. Однако травмирующий опыт общения с клоуном может длиться у некоторых людей всю жизнь. Эти люди боятся клоунов.

Итак, вернемся к покупкам с нашими чувствами. Точно так же, как мы приписываем чувства клоунам, мы проецируем чувства на услуги, продукты и бренды. Это может побудить нас совершить покупку, которая может нам не понадобиться. Смысл наших положительных чувств к бренду может быть для нас эмоциональной компенсацией.

Я как раз тому пример. Я заядлый покупатель стирального порошка Tide with Bleach . Не знаю, подходит ли эта марка для стирки одежды. Я знаю, что и бабушка, и мама покупали эту марку в детстве.По сей день аромат одежды, выстиранной приливом, наполняет мой дом по утрам в субботу, вызывая положительные и знакомые чувства.

Такой опыт известен как привязанность к бренду. В некоторых случаях люди тратят до принуждения, пытаясь временно уменьшить неприятные чувства, а затем заменить их приятными ассоциациями и чувствами. Мое отношение к бренду Tide тесно связано с его местом в моем детстве. Хотя мой партнер пытался убедить нас покупать другие бренды, этого, вероятно, никогда не случится, если я не проведу довольно преобразующее вмешательство!

Мы привносим свои чувства в нашу работу и на тренировки

Работая тренером, я наблюдал подобные глубоко укоренившиеся связи — не с продуктами для стирки, а с предметами сексуального здоровья.Я наблюдал, как темы вызывают ряд эмоций и чувств, которые могут привести к тому, что одни люди отключатся, другие выступят в поддержку, а третьи станут спорить. Одно можно сказать наверняка — чувства могут действовать как привратники к большему или меньшему обучению и просветлению.

Меня особенно интересуют отношения, соответствующие профессиональному обязательству поддерживать людей, живущих с ВИЧ. Некоторые из этих подходов получают практически всеобщее признание — относитесь к ЛЖВ с уважением, облегчите доступ к услугам, помогите людям понять преимущества лечения.Но я также видел отношения, которые могут глубоко разделить комнату.

Я считаю, что это следствие нашей привязанности к идеям — нашей лояльности к бренду, так сказать, — о том, что безопасность и риск означают в сообществе ВИЧ. Даже когда мы представляем факты и концепции, которые обычно бросают вызов набору неточных убеждений или понимания, наши чувства могут непреднамеренно стать препятствием для нашего роста и сочувствия.

На одном конкретном тренинге я выполнял задание по принудительному выбору с сотрудниками, работающими с ВИЧ / СПИДом.Я спросил, согласны ли они или не согласны с сексуально активным ВИЧ-положительным человеком, который решает не делиться своим ВИЧ-статусом с партнерами до того, как вступит в половые отношения. Этот вопрос полностью разделил комнату.

Теперь, если бы я выполнял это задание с более широкой аудиторией, я мог бы понять возникающие личные чувства. Выбор важен, безопасность может быть ценностью, которой придерживаются люди, и на определенном уровне мы хотим верить, что каждый искренне руководствуется нашими интересами.

Но поставщики услуг в связи с ВИЧ разные.Стандарт выше и сложнее из-за характера работы. Наша работа — работать с людьми из группы риска заражения ВИЧ и с теми, кто в настоящее время живет с ВИЧ. Это означает, что, борясь с информацией и поведением, повышающим риск, мы также должны понимать потенциальные опасности, с которыми может столкнуться клиент при раскрытии своего ВИЧ-статуса.

Партнер может отвергнуть клиента и / или причинить ему вред. Клиент также может пострадать от дискриминации или публичного презрения, если информация будет передана.Раскрытие информации заставляет человека с ВИЧ говорить на тему, которую они могут отложить в сторону — кто хочет поговорить о болезни перед половым актом? А последние научные данные — даже CDC — говорят нам, что, когда ВИЧ лечится и вирусная нагрузка не определяется, вирус не передается. Для многих ЛЖВ их половая жизнь не представляет опасности для других.

Управление эмоциями и чувствами

Так как же разрешить внутреннее сопротивление, которое может возникнуть в результате таких конфликтов? Ответ — изучить отношения.

Как ни странно, я слышал, как сотни людей, занятых в сфере ВИЧ / СПИДа, обсуждали, как этот конфликт влияет на их способность оказывать беспристрастные услуги сексуально активным людям, живущим с ВИЧ. Это более серьезная проблема, чем может показаться на первый взгляд. Как преподаватели, когда мы видим, что какое-то отношение нарушает процесс обучения, мы буквально смотрим только на верхушку айсберга.

«Айсберг гнева» хорошо иллюстрирует это.

Вершина айсберга представляет собой конфликт — то, что расстраивает или раздражает человека.Под поверхностью мы не можем увидеть мотивацию придерживаться определенной точки зрения или демонстрировать определенное поведение. За короткое время, проведенное с нашей обучающей аудиторией, если мы сможем определить, что скрывается под поверхностью, мы сможем отреагировать с помощью эффективных инструментов. Мы признаем обоснованность чувств наших участников, что помогает обезоружить их сопротивление, а затем мы предлагаем альтернативные точки зрения.

Этот процесс можно описать как обеспечение безопасности и .

Позиции

Тренинги, в которых отношение является движущей силой, могут быть мощными.Это также события, которые требуют некоторого изучения культурного смирения. Состояние культурного смирения и компетентности человека может быть глубоко укоренено в его отношении к группе. Требуется постоянная самоотчетность, чтобы изменить отношение к ситуации, в которой наши предубеждения не конкурируют за право быть правильными, и вместо этого наше рациональное «я» вкладывается в то, чтобы быть хорошо и успешно выполнять свою работу.

Развитие продуктивного отношения включает приглашение аудитории к самокритике и оценке.Как правило, цель обучения состоит в том, чтобы поддержать работу профессионалов или студентов в области нового обучения, в конечном итоге направленную на изменение поведения и / или намерений. Это может потребовать отказа от старых привычек, в том числе исторически сложившихся представлений о группе, поведении или институте.

Поддержка изменения отношения означает, что мы должны сначала определить, каково отношение, а затем исследовать различные мотивы, которые могут бросить вызов текущей логике. Во второй части этого поста я расскажу о некоторых конкретных действиях и ресурсах, которые помогут продвинуть этот процесс в обучении.

Майкл Эверетт, MHS, является директором проекта в ETR. С ним можно связаться по адресу [email protected].

В чем разница между эмоциями и чувствами? »Динамическое обучение

Я слушал на канале CBC людей, которые звонили, чтобы рассказать о своем опыте торнадо и других пугающих погодных явлениях. Те, кто пережил такое событие несколько лет назад, сказали, что с тех пор шум сильного ветра или проливных дождей будет вызывать выброс адреналина в их телах, повышая частоту сердечных сокращений.Но их больше не пугали эти звуки, они им просто не нравились. Это наглядный пример разницы между эмоциями и чувствами.

Эмоция — это физическая реакция вашего тела на внешнее или внутреннее изменение. Например, звук громкого удара может на мгновение увеличить частоту сердечных сокращений.

Чувство — это ваша мысленная интерпретация того, что происходит в вашем теле, вызванное эмоцией. Вы можете воспринимать учащенное сердцебиение от громкого удара как радость, потому что это означает, что член семьи, которого вы так долго ждали, только что прибыл и хлопнул дверью машины.Или вы можете воспринять это как разочарование, потому что кто-то, с кем вы спорили, только что вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Эмоции — это наша инстинктивная, физическая реакция на изменения, часто вызываемые структурами в глубине мозга, такими как миндалевидное тело. Они изменяют ваше физическое состояние, например учащение пульса, потливость, напряжение мышц, тошнота.

Чувства развиваются в коре головного мозга, более высокоразвитой поверхности, покрывающей мозг, и зависят от того, что мы воспринимаем эмоции — физические изменения — как значение. На эти чувства влияет не только то, что происходит в данный момент, но и наши подсознательные убеждения, воспоминания и личные переживания.

Из-за нашего эволюционного наследия большинство из нас сначала восприняло бы громкий удар как отрицательное. Однако те, кто жил в зоне боевых действий, с гораздо большей вероятностью сразу испугались бы. В то время как те из нас, кто жил в мирной части мира, с большей вероятностью проявят любопытство.

Хотя слова «эмоции» и «чувства» часто используются как синонимы, я думаю, что очень полезно распознать разницу между ними, чтобы мы могли более эффективно работать со своими эмоциями.

Когда мы чувствуем эмоцию, мы можем сделать паузу, чтобы задействовать свое мышление , чтобы мы могли отреагировать на эмоцию и осмыслить ее, поскольку она связана с тем, что происходит в данный момент, вместо того, чтобы реагировать автоматически на основе привычки и предшествующих событий. опыт.

Живя больше настоящим, вы можете перейти от эмоциональной реакции к сознательной. Вы можете более осознанно выбирать, как вы будете интерпретировать эмоцию. По мере того, как вы будете более разумно работать со своими эмоциями, вы будете меньше беспокоиться или сердиться и чаще будете способны сохранять равновесие, мир, цель и надежду.Вы с большей вероятностью сможете двигаться к своим целям с меньшим стрессом и большей радостью.

Тот, кто испытал торнадо, кто знает, что сильный дождь и ветер вызывают определенную эмоциональную реакцию в их телах, может предпочесть испытывать неприязнь, а не ужас. Точно так же вы можете сделать паузу, когда почувствуете эмоцию, и потратить несколько секунд, чтобы решить, что это означает.

С тех пор, как я прочитал об этом различии между эмоциями и чувствами в книге Дебби Хэмптон «Избавь депрессию и тревогу, изменив свой мозг» , я стал уделять более пристальное внимание тому, как я интерпретирую свои эмоции по мере их осознания.И я считаю, что это помогает мне чувствовать себя спокойнее и лучше контролировать свою жизнь.

Почему вы должны знать разницу

Нам нужно понимать, что мы можем контролировать, а что нет, чтобы лучше понимать свои чувства.

Знаете ли вы разницу между эмоциями и чувствами? Есть ли между ними различие или они синонимичны? Знание разницы может помочь вам лучше понять свои чувства и продолжить эмоциональный рост. Есть причина, по которой у нас есть два разных слова — они связаны, но не одно и то же.

Что такое эмоция?

Эмоция — это сложная реакция мозга на раздражитель, будь то внешний (что-то, что я вижу или слышу, например) или внутренний (мысли, воспоминания, воображение и т. Д.). Реакция нашего мозга также приводит к физическим реакциям во всем теле за счет секреции гормонов. Эмоции преходящи и мимолетны; они постоянно меняются.

Эмоции подобны энергии, которая движется по нашему телу, побуждая к действию. Они более интенсивны и короче сантиментов.

Четыре основных эмоции и их полезность

Есть много эмоций, но есть некоторые первичные или базовые, которые составляют основу нашей эмоциональной вселенной. Эти основные эмоции делятся на четыре большие группы: грусть, гнев, страх и счастье. Давайте узнаем больше о каждой из этих четырех групп.

Печаль: Эта эмоция помогает нам, давая нам личное пространство и время, чтобы справиться с негативными событиями. Это помогает нам задуматься. Если грусть длится долго, она становится сантиментом.В таком случае мы должны обращать внимание и управлять ситуацией, потому что печаль полезна только в той мере, в какой она помогает нам.

Счастье: Такое чувство помогает нам радоваться тому, что хорошо в жизни, и помогает нам общаться с другими людьми, делясь и выражая источник нашего счастья другим.

Гнев: Когда мы злимся, это помогает нам установить пределы и границы, чтобы отделить нас от ситуаций, которые вызывают печаль или проблемы.Гнев может быть положительным, если мы контролируем свои реакции. Это помогает нам определить вещи, которые могут нам навредить. Это также помогает нам выражать и защищать наши потребности.

Страх: Цель такого рода чувств — разумно защитить нас от реальных опасностей. Когда мы уделяем слишком много места воображению и беспокойству, страх часто превращается в тревогу или панику, которые могут парализовать и вторгаться в нас таким образом, что мы больше не можем делать что-то нормально. Страх полезен для нас и защищает нас в той мере, в какой он пропорционален опасности, с которой мы сталкиваемся.Однако, если мы позволим страху доминировать над нами, мы не сможем действовать эффективно. Мы должны научиться управлять этим.

Что такое сантименты?

Чувство — это сочетание эмоции и мысли. Это субъективный опыт наших эмоций. Эмоция становится сантиментом в той мере, в какой мы ее осознаем. Другими словами, сантимент включает в себя как физиологическую реакцию, так и когнитивный, субъективный компонент. Сантименты — это когда мы даем название эмоции и решаем, как на нее реагировать.

Чувства длятся дольше эмоций; они действуют до тех пор, пока мы о них помним. Чувства следуют за эмоциями; у нас не может быть сантиментов без эмоций.

Некоторые примеры чувств: любовь, зависть, страдание, печаль, злоба и сострадание. Чем больше мы разовьём способность к сочувствию, тем лучше мы сможем понимать чувства других людей. Например, грусть становится чувством, когда мы осознаем ее и думаем о ней. Тот же принцип применим ко всем эмоциям, которые мы испытываем.

Ключевые идеи для различения эмоций и настроений

Эмоции — это преходящие состояния, которые приходят и уходят. Чувства, напротив, дольше сохраняются в нашем теле и уме — до тех пор, пока мы сознательно посвящаем время размышлениям об этом.

Эмоции возникают бессознательно, могут быстро появляться и исчезать . Чувства возникают, когда вмешивается наше сознание, и мы осознаем, что чувствуем.Требуется время, чтобы чувства развились из эмоций. По этой же причине эмоции имеют тенденцию быть более интенсивными; настроения требуют активации более сложных процессов.

Эмоции всегда предшествуют сантиментам. Без эмоций у нас не может быть чувств. Одна и та же эмоция может вызывать у одного и того же человека разные чувства. Например, эмоция радости может вызвать чувство любви или счастья (или и то, и другое).

Эмоции — это психофизические реакции, которые происходят автоматически и спонтанно. Сантименты, напротив, являются нашей интерпретацией этих эмоций и могут регулироваться нашими мыслями.

Когда мы осознаем свои чувства, мы можем управлять ими и ориентировать их. Эмоции, напротив, нельзя обрабатывать таким же образом, потому что они существуют независимо от того, хотим мы их или нет, и возникают автоматически в ответ на ситуацию или мысль.

Умение управлять своими эмоциями является основополагающим для нас, чтобы иметь возможность вести сбалансированную и счастливую жизнь, придавая каждому переживанию, встрече или отношениям надлежащий смысл с помощью сознательного отражения наших чувств.Эмоции часто являются нашими союзниками и нашей мотивацией. Когда они становятся сантиментами, наш мозг и наша любовь могут управлять ими и даже могут предложить другой путь действия, отличный от того, который изначально был предложен нам эмоцией, которую мы чувствуем.

Подробнее:
2 важных типа самосознания: Какого из них вам не хватает?

Подробнее:
Удивительные преимущества улыбки… даже когда вам это не нравится

Три разных настроения и эмоции

Сколько раз вы слышали кто-то сказал — или сказал себе — «Я в таком настроении.Эта фраза представляет собой простое, хотя и расплывчатое заявление о том, что внутри что-то происходит. Но вы понимаете, что именно мы подразумеваем под «настроением»?

Понимание разницы между настроением и эмоциями может помочь нам более точно описать нашу внутреннюю жизнь, а точность — ключевой шаг в построении здорового и позитивного пути в повседневной жизни.

Разница №1: Настроения длятся дольше, чем эмоции
Настроение — это постоянное явление, которое мы переживаем с течением времени — от нескольких часов до нескольких дней, — тогда как эмоции — это мимолетные чувства, которые возникают, проходят своим чередом и вытекают из нашего сознание, поскольку химические вещества мозга, которые их питали, исчезают.Настроение может сохраняться в течение долгого времени, если ваши привычки совпадают с тем, что их питает. Здоровая пища, хорошая гигиена сна и адекватные упражнения — все это поддерживает позитивное настроение; Проблемы в любой из этих областей могут позволить закрепиться негативным.

Разница №2: настроения и эмоции выглядят по-разному
Настроение сложнее выразить, чем эмоции. Печальное настроение может проявляться посторонними наблюдателями в поведении, словах или физическом воздействии. Но это также может быть неочевидно для других, потому что настроение может зависеть от повседневной деятельности нашей внутренней жизни или ниже ее.Эмоции разные. Будучи более конкретными, чем настроение, нам легче найти слова — например, отвращение, волнение, сожаление, зависть и надежду, — чтобы поделиться своими эмоциями с собой и с окружающими.

Разница № 3: настроения и эмоции имеют разные причины
Эмоции почти всегда можно связать с определенной причиной, обычно с ситуацией, которая вызвала эмоциональную реакцию. Утро, проведенное с очень забавным другом, может вызвать у вас радость, головокружение или радость, в то время как из-за углей на работе вы почувствуете себя уязвимым, взволнованным или разочарованным.Это эмоции, и мы можем указать, что их вызвало. Настроения, напротив, не имеют явных источников происхождения. Мы можем быть в грустном настроении, но не уверены, откуда оно взялось. Или спокойное настроение может быть нашей удачей даже в периоды стресса.

Потратьте сегодня немного времени на наблюдение за своей эмоциональной жизнью. Как бы вы описали свое общее настроение? Какие эмоции движут вашими действиями и доминируют в ваших мыслях сегодня? Понимание разницы между ними может помочь вам воодушевить себя в позитивном и здоровом направлении.

Различия между чувствами, эмоциями и желаниями с точки зрения качества взаимодействия

Абрамс П.А. (1987). О классификации взаимодействий между популяциями. Oecologia, 73, 272-281.

Хоммель, Б. (1993). Связь между обработкой стимула и выбором ответа в задаче Саймона: свидетельство временного перекрытия. Психологические исследования, 55, 280-290.

Вуттон, Дж. Т., и Эммерсон, М.(2005). Измерение силы взаимодействия в природе. Ежегодный обзор экологии, эволюции и систематики, 36, 419-444.

Куксон, Л.Дж. (2011). Определение дикости. Экопсихология, 3, 187-193.

Стоински Т.С., Бек Б.Б., Блумсмит М.А. и Мэйпл Т.Л. (2003). Поведенческое сравнение вновь появившихся тамаринов золотого льва, рожденных в неволе, и их потомства, рожденного в дикой природе. Поведение, 140, 137–160.

Рош, Э.А., Катберт Ф.Дж. и Арнольд Т.В. (2008). Относительная приспособленность диких и содержащихся в неволе трубачных зуеков: способствует ли спасение яиц восстановлению популяции находящихся под угрозой исчезновения Великих озер? Биологическая охрана, 141, 3079–3088.

Арнольд, М. (1960). Эмоции и личность. Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Frijda, N.H. (1986). Эмоции. Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.

Плутчик Р. (2001).Природа эмоций. Американский ученый, 89, 344–350.

Ланг, П.Дж. (2010). Эмоции и мотивация: к консенсусным определениям и общей исследовательской цели. Emotion Review, 2, 229-233.

Маурер, О. (1960). Теория обучения и поведение. Нью-Йорк: Вили.

Ортони, А., и Тернер, Т.Дж. (1990). В чем суть основных эмоций? Психологическое обозрение, 97, 315-331.

Frijda, N.Х. (1988). Законы эмоций. Американский психолог, 43, 349-358.

Коул, П.М., Мартин, С.Е., и Деннис, Т.А. (2004). Регулирование эмоций как научный конструкт: методологические проблемы и направления исследований развития ребенка. Развитие ребенка, 75, 317-333.

Дамасио, А. Р., Грабовски, Т. Дж., Бечара, А., Дамасио, Х., Понто, Л. Б., Парвизи, Дж., И Хичва, Р. Д. (2000). Подкорковая и корковая активность мозга при ощущении самопроизвольных эмоций.Nature Neuroscience, 3, 1049-1056.

Фелпс, Э.А. (2006). Эмоции и познание: выводы из исследований миндалевидного тела человека. Ежегодный обзор психологии, 57, 27-53.

Смальдино, П.Е., и Шенк, Дж. К. (2012). Инварианты человеческих эмоций. Поведенческие и мозговые науки, 35, 164.

Джозеф Р. (1992). Лимбическая система: эмоции, латеральность и бессознательное мышление. Psychoanalytic Review, 79, 405-456.

Бургдорф, Дж., & Панксепп Дж. (2006). Нейробиология положительных эмоций. Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 30, 173-187.

Ploghaus, A., Tracey, I., Gati, J.S., Clare, S., Menon, R.S., Matthews, P.M., & Rawlins, J.N.P. (1999). Отделение боли от ее ожидания в человеческом мозгу. Science, 284, 1979–1981.

Дэвис, М. (1992). Роль миндалины при страхе и тревоге. Ежегодный обзор неврологии, 15, 353-375.

Леду, Дж.Э. (2000). Эмоциональные контуры в мозгу. Ежегодный обзор неврологии, 23, 155-184.

Колдер А.Дж., Лоуренс А.Д. и Янг А.В. (2001). Нейропсихология страха и ненависти. Nature Reviews Neuroscience, 2, 352-363.

Ким, Х., Сомервилль, Л.Дж., Джонстон, Т., Александер, А., и Уэлен, П.Дж. (2003). Обратная реакция миндалины и медиальной префронтальной коры на удивленные лица. NeuroReport, 14, 2317-2322.

Могенсон, Г.J., Jones, D.L., & Yim, C.Y. (1980). От мотивации к действию: функциональный интерфейс между лимбической системой и двигательной системой. Прогресс нейробиологии, 14, 69-97.

Крейг, А. Д. (2002). Как вы себя чувствуете? Интероцепция: ощущение физиологического состояния тела. Nature Reviews Neuroscience, 3, 655-666.

Уильямс, A.C.C (2002). Выражение боли на лице: эволюционный счет. Поведенческие науки и науки о мозге, 25, 439-388.

Ван Дорн, Г., Хоуи, Дж., И Симмонс, М. (2014). Сможете ли вы пощекотать себя, если поменяетесь телами с кем-то другим? Сознание и познание, 23, 1-11.

Ланг, П.Дж. (1995). Эмоциональный зонд. Исследования мотивации и внимания. Американский психолог, 50, 372-385.

Drummond, P.D., & Lim, H.K. (2000). Значение покраснения для светлокожих и темнокожих. Личность и индивидуальные различия, 29, 1123-1132.

Брайант Р.А., Фридман М.Дж., Шпигель Д., Урсано Р. и Стрейн Дж. (2010). Обзор острого стрессового расстройства в DSM-5. Депрессия и тревога, 28, 802-817.

Testa, A., Giannuzzi, R., Sollazzo, F., Petrongolo, L., Bernardini, L., & Daini, S. (2013). Неотложная психиатрическая помощь (часть 1): психические расстройства, вызывающие органические симптомы. Европейский обзор медицинских и фармакологических наук, 17 (Приложение 1), 55-64.

Хайдт, Дж., Макколи, К., и Розин, П. (1994). Индивидуальные различия в чувствительности к отвращению: шкала семи областей, вызывающих отвращение. Личность и индивидуальные различия, 16, 701-713.

Данович, Дж., И Блум, П. (2009). Распространение детского отвращения на физические и моральные события. Эмоция, 9, 107-112.

Rosenstein, D., & Oster, H. (1988). Дифференциальные лицевые реакции новорожденных на четыре основных вкуса. Развитие ребенка, 59, 1555-1568.

Эскин, К.Дж., Касиник, Н.А., и Принц, Дж. Дж. (2011). Дурной привкус во рту: отвращение к вкусу влияет на моральные суждения. Психологические науки, 22, 295-299.

Розин П. и Фаллон А.Е. (1987). Взгляд на отвращение. Психологическое обозрение, 94, 23-41.

Стивенсон, Р.Дж., Оатен, М.Дж., Кейс, Т.И., Репачоли, Б.М., и Вагланд, П. (2010). Реакция детей на взрослых, вызывающих отвращение: развитие и приобретение.Психология развития, 46, 165-177.

Кросс, Э., Айдук, О., и Мишель, В. (2005). На вопрос «почему» не больно. Отличие размышлений от рефлексивной обработки отрицательных эмоций. Психологическая наука, 16, 709-715.

Денсон, Т.Ф., Молдс, М.Л., и Гришем, Дж. Р. (2012). Влияние аналитических размышлений, переоценки и отвлечения на переживание гнева. Поведенческая терапия, 43, 355-364.

Берри, Дж.W., Worthington, E.L., O’Connor, L.E., Parrott, L., & Wade, N.G. (2005). Прощение, мстительные размышления и аффективные качества. Журнал личности, 73, 183-226.

Ochsner, K.N., Bunge, S.A., Gross, J.J., & Gabrieli, J.D.E. (2002). Переосмысление чувств: исследование когнитивной регуляции эмоций с помощью фМРТ. Журнал когнитивной неврологии, 14, 1215-1229.

Гросс, Дж. Дж., И Барретт, Л. Ф. (2011). Генерация эмоций и регулирование эмоций: одно или два зависит от вашей точки зрения.Обзор эмоций, 3, 8-16.

Линдквист, К.А., Вейджер, Т.Д., Кобер, Х., Блисс-Моро, Э., и Барретт, Л.Ф. (2012). Мозговая основа эмоций: метааналитический обзор. Поведенческие науки и науки о мозге, 35, 121-202.

Барретт Л.Ф. (2006). Решение парадокса эмоций: категоризация и переживание эмоции. Обзор личности и социальной психологии, 10, 20-46.

Барретт, Л.Ф., Мескита, Б., Окснер, К.Н., и Гросс, Дж.Дж. (2007). Переживание эмоций. Ежегодный обзор психологии, 58, 373-403.

Клор, Г.Л., и Ортони, А. (2013). Психологическая конструкция в модели эмоций OCC. Emotion Review, 5, 335-343.

Барретт Л.Ф. (1998). Дискретные эмоции или измерения? Роль фокуса валентности и фокуса возбуждения. Познание и эмоции, 12, 579-599.

Барретт, Л.Ф. (2004). Чувство или слова? Понимание содержания оценок пережитых эмоций в самоотчетах.Журнал личности и социальной психологии, 87, 266-281.

Spitz, R.A. (1949). Роль экологических факторов в эмоциональном развитии младенчества. Развитие ребенка, 20, 145-155.

Widen, S.C., & Russell, J.A. (2003). Присмотритесь к свободно выпускаемым дошкольникам этикеткам для выражения лица. Психология развития, 39, 114-128.

Дэвидсон, Р.Дж., и Ирвин, В. (1999). Функциональная нейроанатомия эмоций и аффективного стиля.Тенденции в когнитивных науках, 3, 11-21.

Изард, C.E. (1992). Основные эмоции, отношения между эмоциями и отношения эмоций и познания. Психологическое обозрение, 99, 561-565.

Изард, К.Е., Акерман, Б.П., Шофф, К.М., и Файн, С.Е. (2000). Самоорганизация дискретных эмоций, паттернов эмоций и отношений познания и эмоций. В M.D. Lewis & I. Granic (Eds.), Emotion, Development, and Self-Organization (стр. 15-36). Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Экман П. (1999). Основные эмоции. В T. Dalgleish & M. Power (Eds.), Handbook of Cognition and Emotion (стр. 45-60). Сассекс, Великобритания: John Wiley & Sons.

Коломбетти, Г. (2009). От программ аффекта до динамических дискретных эмоций. Философская психология, 22, 407-425.

Панксепп Дж. (2011). Основные эмоциональные контуры мозга млекопитающих: аффективная ли жизнь у животных? Neuroscience and Biobehavioral Reviews, 35, 1791-1804.

Weisfeld, G.E., & Goetz, S.M.M. (2013). Применение эволюционного мышления к изучению эмоций. Поведенческие науки, 3, 388-407.

Гарсия, Дж., Хэнкинс, У.Г., и Русиняк, К. (1974). Поведенческая регуляция интернета человека и крысы. Наука, 185, 824-831.

Анхольт, R.R.H. (1994). Интеграция сигналов в нервной системе: аденилатциклисы как детекторы молекулярных совпадений. Тенденции в неврологии, 17, 37-41.

Волков, Н.Д., Ван, Г.-Дж., и Балер, Р.Д. (2011). Награда, дофамин и контроль приема пищи: последствия для ожирения. Тенденции в когнитивных науках, 15, 37-46.

Guillery, R.W., & Sherman, S.M. (2011). Разветвленные таламические афференты: какие сообщения они передают коре головного мозга? Обзоры исследований мозга, 66, 205-219.

Ким, С.В., Шенк, К.Х., Грант, Дж. Э., Юн, Г., Доса, П.И., Одлауг, Б.Л., Schreiber, L.R.N., Hurwitz, T.D., & Pfaus, J.G. (2013). Нейробиология сексуального влечения. NeuroQuantology, 11, 332-359.

Оомура Ю. (1988). Химический и нейрональный контроль кормовой мотивации. Физиология и поведение, 44, 555-560.

Antunes-Rodrigues, J., De Castro, M., Elias, L.L.K., Valenca, M.M., & McCann, S.M. (2004). Нейроэндокринный контроль метаболизма жидкости в организме. Физиологические обзоры, 84, 169-208.

Ярдли, Л., Masson, E., Verschuur, C., Haacke, N., & Luxon, L. (1992). Симптомы, беспокойство и инвалидность у пациентов с головокружением: развитие шкалы симптомов головокружения. Журнал психосоматических исследований, 36, 731-741.

Борегар М., Левеск Дж. И Бургуэн П. (2001). Нейронные корреляты сознательной саморегуляции эмоций. Журнал неврологии 21, статья номер RC165.

Алтун, Г., Акансу, Б., Алтун, Б.У., Азмак, Д., и Йилмаз, А.(2004). Смерть в результате голодовки: вскрытие. Forensic Science International, 146, 35-38.

Куксон, Л.Дж. (2013). Стремление к экономии. Поведенческие науки, 3, 576-586.

Куксон, Л.Дж. (1999). Наша дикая ниша. Сан-Хосе: iUnivserse.

Куксон, Л.Дж. (2004). Дикость, забытый партнер эволюции. Собрания, J. of the Internat. Сообщество экопсихологов, 6 стр.

Прети, А.(2007). Самоубийство среди животных: обзор доказательств. Психологические отчеты, 101, 831-848.

Коккеви А., Роцика В., Арапаки А. и Ричардсон К. (2012). Самооценки подростков, попытки самоубийства, мысли о самоповреждении и их корреляты в 17 европейских странах. Журнал детской психологии и психиатрии, 53, 381-389.

Фер Э., Бернхард Х. и Рокенбах Б. (2008). Эгалитаризм у детей раннего возраста. Nature, 454, 1079-1084.

Хаузер, доктор медицины (2006). Моральные умы: как природа создала наше универсальное чувство правильного и неправильного. Нью-Йорк: Ecco Press.

Блум, П. (2010). Как меняется мораль? Природа, 464, 490.

Блум, П. (2013). Just Babies: Истоки добра и зла. Нью-Йорк: Издательская группа Crown.

Генрих, Дж., Бойд, Р., Боулз, С., Камерер, К., Фер, Э., Гинтис, Х., & Макэлрит, Р. (2001). В поисках Homo economicus: поведенческие эксперименты в 15 небольших обществах.Американский экономический обзор, 91, 73-78.

Brosnan, S.F., & de Waal, F.B.M. (2003). Обезьяны отвергают неравную оплату труда. Nature, 425, 297-299.

Сингер Т., Сеймур Б., О’Догерти Дж. П., Стефан К. Э., Долан Р. Дж. И Фрит К. Д. (2006). Эмпатические нейронные реакции модулируются воспринимаемой справедливостью других. Природа, 439, 466-469.

Oatley, K., & Johnson-Laird, P.N. (2011). Основные эмоции в социальных отношениях, рассуждениях и психологических заболеваниях.Emotion Review, 3, 424-433.

Дамасио, А.Р., Эверит, Б.Дж., и Бишоп, Д. (1996). Гипотеза соматических маркеров и возможные функции префронтальной коры. Философские труды Королевского общества Лондон B, 351, 1413-1420.

Бечара, А. (2004). Роль эмоций в принятии решений: данные неврологических пациентов с орбитофронтальным повреждением. Мозг и познание, 55, 30-40.

Рейнвилл, П.(2002). Мозговые механизмы воздействия боли и модуляции боли. Текущее мнение в нейробиологии, 12, 195-204.

Вик, К., Плонер, М., и Трейси, И. (2008). Нейрокогнитивные аспекты восприятия боли. Тенденции в когнитивной науке, 12, 306-313.

Куппенс, П., и Ван Мехелен, И. (2007). Модели интерактивной оценки для оценки гнева угрожающей самооценки, обвинения других и разочарования. Познание и эмоции, 21, 56-77.

Javela, J.Дж., Меркадилло Р. Э. и Рамирес Дж. М. (2008). Гнев и связанные с ним переживания печали, страха, валентности, возбуждения и доминирования, вызванные визуальными сценами. Психологические отчеты, 103, 663-681.

Харлоу, Х.Ф., и Стагнер, Р. (1933). Психология чувств и эмоций. II. Теория эмоций. Психологическое обозрение, 40, 184–195.

Price, J.L., & Drevets, W.C. (2010). Нейросхема расстройств настроения. Обзоры нейропсихофармакологии, 35, 192-216.

Барретт Л.Ф. (2012). Эмоции настоящие. Эмоция, 12, 413-429.

Блэкхарт, Г.С., Нельсон, Б.С., Ноулз, М.Л., и Баумейстер, Р.Ф. (2009). Отвержение вызывает эмоциональные реакции, но не вызывает непосредственного беспокойства и не снижает самооценку: метааналитический обзор 192 исследований социальной изоляции. Обзор личности и социальной психологии, 13, 269-309.

Уильямс, К. (2007). Остракизм. Ежегодный обзор психологии, 58, 425-452.

Тернер Р.Дж., Рассел Д., Гловер Р. и Хатто П. (2007). Социальные предшественники склонности к гневу в юном возрасте. Журнал здоровья и социального поведения, 48, 68-83.

Лефф, Дж. П. (1973). Культура и дифференциация эмоциональных состояний. Британский журнал психиатрии, 123, 299-306.

Heelas, P. (1981). Коренные представления эмоций: Chewong. В психологии коренных народов: антропология личности.Сан-Диего: Academic Press, стр. 87-203.

Рассел, Дж. А. (1991). Культура и категоризация эмоций. Психологический бюллетень, 110, 426-450.

Sensation vs Emotion — В чем разница?

ощущение | эмоция | Как существительные, разница между ощущением и эмоцией состоит в том, что ощущение — это физическое ощущение или восприятие чего-то, что соприкасается с телом; что-то ощущаемое, в то время как эмоция — это внутреннее состояние человека и непроизвольная физиологическая реакция на объект или ситуацию, основанная или связанная с физическим состоянием и сенсорными данными. Другие сравнения: в чем разница? Английский Существительное ( en имя существительное ) Физическое ощущение или восприятие чего-то, что соприкасается с телом; что-то почувствовал. * *: Капитан Эдвард Карлайл, хоть и солдат, ни солдафон, почувствовал, ощущение беспомощности, охватило его, когда он встретил ее пристальный взгляд, ее манящую улыбку; он не мог сказать, что мог сделать этот заключенный.}} * Распространенная реакция интереса или волнения. * {{цитата, год = 1905, автор = , title = , chapter = 2 цитата , пассаж = «Прошло еще два-три месяца ?; публика с нетерпением ждала прибытия этого полуэкзотического претендента на звание пэра, и сенсаций, , превосходящих таковые в случае Тичборна, ждали с трепетным интересом. […] ”}} * Гипонимы * Связанные термины * сенсационный * смысл * разумный * чувствительный * сенсорный * чувственный Внешние ссылки * * * Анаграммы * —- Английский Существительное ( Википедия эмоции ) ( en имя существительное ) Внутреннее состояние человека и непроизвольная физиологическая реакция на объект или ситуацию, основанная на физическом состоянии и сенсорных данных или связанные с ними. *, chapter = 5 , title = Зеркало и лампа , пассаж = Он думал; но слава песни, звук громадного органа, сгруппированные огни, […], высота и необъятность этого благородного храма, его древность и его сила — все эти вещи, казалось, были причинами волнующих эмоция , сопровождавшая его мысли.}} Реакция нечеловеческого организма с поведенческими и физиологическими элементами, аналогичная реакции человека. Производные термины * эмоциональный * эмоциональный

Что вообще означает обработка своих чувств?

Современная жизнь уже была 24/7 тестом на нашу эмоциональную стабильность, а затем пришел COVID-19, который перевернул все наше существование — наш распорядок, нашу социальную жизнь, нашу финансовую безопасность, наше чувство безопасности. Для многих из нас наши эмоции достигли предела, и мы тонем во множестве чувств, которые не знаем, что делать.

С одной стороны, мы осознаем важность признания своих чувств, что необработанные эмоциональные реакции на проблемы могут сами стать новыми проблемами из-за их негативного воздействия на наше общее эмоциональное состояние и принятие решений. С другой стороны, многие из нас были приучены избегать своих эмоций, если они не носят положительный характер.

«Несмотря на то, что все эмоции могут иметь положительное применение, женщин обычно учат избегать любых эмоций, кроме радости или умеренной степени печали», — говорит Карла Мари Мэнли, клинический психолог из Калифорнии и автор книги Joy From Fear. .

Не помогает то, что у нас нет формального образования в понимании и использовании наших эмоций, что очень похоже на то, что нам не предлагают уроки плавания, но мы ожидаем, что мы прыгнем в глубокий конец. «В результате люди злоупотребляют, недооценивают или игнорируют свой эмоциональный мир», — говорит Мэнли.

Но поскольку игнорирование наших чувств часто приводит к нездоровому поведению — перееданию, чрезмерному употреблению алкоголя, отстранению от общения с людьми или нападкам на людей, — важно смотреть им в лицо и понимать их, даже самые уродливые и неудобные.

Ускоренный курс эмоций и чувств

Эмоции — это внутренняя ощутимая реакция на определенный стимул, из которых пять — страх, радость, гнев, грусть и отвращение — и мы испытываем их из-за их ценности для выживания .

«Эмоции — это показатели того, насколько мы чувствуем себя в безопасности, стабильности и защищенности», — говорит Мэнли. «Они очень ценны, потому что, когда мы уделяем им внимание и используем их с умом, мы можем оценить, как ситуация влияет на нас, а затем внести необходимые изменения, чтобы удовлетворить наши потребности.

Хотя мы склонны использовать эти слова как синонимы, эмоции и чувства — не одно и то же. «В то время как у нас пять эмоций, у нас тысячи чувств», — говорит Мэнли. Это связано с тем, что наши эмоции — это инстинктивная (инстинктивная) реакция без умственной обработки.

Бесценно иметь инструменты, позволяющие эффективно справляться со своими эмоциями.

Паула Даниэльсе Getty Images

Так что же тогда такое чувства? «Чувства — это сознательное субъективное переживание эмоций», — говорит психолог Кристи Филлипс из Миннесоты.Обычно они возникают после саморефлексии, в результате оценки наших мыслей или действий, которые мы предпринимаем, в отличие от непроизвольных реакций на раздражитель.

Без наших эмоций и последующих чувств мы бы не извлекли уроки из своих ошибок — вместо этого мы бы продолжали повторять одно и то же бесполезное поведение и испытывать те же негативные последствия, наша жизнь навсегда заперта в нисходящей спирали.

Вот почему подавление чувств может быть чрезвычайно разрушительным. «В наших чувствах есть послание, которое нужно услышать и понять», — говорит Мэнли.«Чувства не хорошие или плохие, важно то, что мы с ними делаем».

Обработка чувств необходима, но это может быть сложно

На первый взгляд обработка ваших чувств кажется достаточно простой: определить и обозначить назревающие чувства, дать себе время и пространство, чтобы без осуждения почувствовать то, что вы чувствуете, затем решите, как вы собираетесь справиться со своими чувствами — либо решив, как вы решите проблему, если вы контролируете ее, либо как вы лучше справитесь с ней в будущем, если вы этого не сделаете.

У всех нас есть подсознательные способы избежать неприятных ощущений, известные как защитные механизмы, которые могут препятствовать обработке эмоций. «Поскольку мы в основном не осознаем, как работают наши защитные механизмы, это может означать, что мы не справляемся со своими эмоциями, даже не осознавая этого», — говорит психолог Меган Маркум, главный клинический директор и специалист по химической зависимости в A Better Life Recovery в Калифорнии.

Когда мы избегаем или подавляем свои чувства, это часто является реакцией автопилота, и если мы не приложим усилий, чтобы позволить этим чувствам всплыть на поверхность, чтобы мы могли столкнуться с ними, это становится разрушительным.Чем дольше длится этот паттерн «чувство-игнорирование-повтор», тем больше ваши подавляемые чувства будут накапливаться друг на друге — и тем труднее будет с ними справиться.

«Постоянные попытки игнорировать наши эмоции не заставят их исчезнуть», — говорит Маркум. «Они будут ждать, когда мы признаем их в какой-то момент».

Есть много разных способов обрабатывать свои эмоции

Все формы эмоциональной обработки требуют одного — осознанности — распознавания и ощущения своих чувств, не осуждая себя за их наличие.

«Разница между ними может заключаться в том, что будет дальше, и в том или ином выражении этой эмоции», — говорит Мэтью Мутчлер, L.M.F.T., доцент кафедры психологии консультирования Университета Делавэр-Вэлли. «В психодинамике (исследовании бессознательных процессов) это может происходить через катарсис, в то время как творческое выражение (искусство, драма, музыка) часто является косвенным методом освобождения».

Не существует единого подхода, который работал бы для всех, поэтому процесс обработки заключается в том, чтобы определить, какие стили лучше всего подходят для вас.Некоторые из наиболее известных:

Психодинамическая терапия исследует бессознательные процессы, включая защитные механизмы. «Это лучше всего для людей, которые хотят получить представление и понять, как ранние отношения влияют на текущее поведение», — говорит Маркум.

КПТ-терапия (когнитивно-поведенческая терапия) направлена ​​на изменение поведения путем изучения нездоровых мыслительных процессов. «Этот тип терапии хорош для людей, которые делают домашнее задание как часть терапии и ставят цели между сеансами», — говорит Маркум.

DBT-терапия (диалектическая поведенческая терапия) была разработана для людей с пограничным расстройством личности (ПРЛ), но было показано, что она эффективна для людей с другими проблемами психического здоровья. «Это лучше всего для людей, которым трудно контролировать свои эмоции и которым нужна помощь, чтобы научиться здоровым способам справляться со своими чувствами», — говорит Маркум.

EMDR-терапия (Десенсибилизация движением глаз и повторная обработка) работает путем повторной обработки травмирующих событий из прошлого и лучше всего подходит для людей с историей травм или состояний, таких как посттравматическое стрессовое расстройство (посттравматическое стрессовое расстройство).

Групповая терапия включает одного или нескольких психологов, которые ведут группу из пяти или более пациентов, которые обычно борются со схожими проблемами (злоупотребление психоактивными веществами, горе, социальная тревога, гнев). Если вы лучше всего разбираетесь в своих проблемах, обсуждая их, или если в вашей жизни нет сильной системы поддержки, вам может помочь присоединение к группе поддержки.

Рабочие тетради самопомощи лучше всего подходят для людей, которые вынуждены продолжать выполнение задачи без поддержки другого человека.«Они используют многие из техник, которым обучают в терапии, но требуют самостоятельного чтения и практического применения навыков», — говорит Маркум.

Медитация осознанности помогает нам оставаться в настоящем и признавать свои чувства в данный момент, не осуждая их. Практика также может держать нас в курсе любых физиологических симптомов, которые могут указывать на то, что мы несем дополнительное напряжение в виде неразрешенных чувств. Это хорошее место для начала, если вам нужна помощь в распознавании и наложении ярлыков на свои чувства.

Обращение к поддерживающему другу или члену семьи лучше всего подходит для людей, которым нравится делиться своими чувствами и обрабатывать их устно. «Обсуждение этого может быть полезным, но рекомендуется также освоить другие способы обработки эмоций, когда ваш собеседник недоступен», — предлагает Маркум.

Творческие выходы, такие как искусство, письмо и танец позволяют нам выражать себя невербально и являются отличным выходом для творческих людей или людей, которые могут испытывать трудности с вербализацией своих эмоций, — говорит Маркум.

Как выработать привычку обрабатывать свои чувства

Распознавать знаки

Если вам трудно определить или обозначить свои чувства, это может быть признаком того, что вы еще не полностью их обработали. Склонность к употреблению алкоголя или наркотиков для того, чтобы успокоиться или изменить свое настроение, является признаком того, что у вас может быть эмоциональное отставание, которое необходимо обработать.

Еще один признак того, что ваш эмоциональный багаж выходит из-под контроля? Действия, которые вы считаете неуместными: «Особенно, если ваше терпение меньше обычного, или вы обнаруживаете, что огрызаетесь на людей или, по вашим собственным меркам, слишком остро реагируете на вещи», — говорит Мутчлер.

Чем лучше вы научитесь кричать о себе, избегая своих чувств, тем меньше вероятность, что вы откажетесь от них — будь то из страха, привычки или попыток навязать позитив.

Обозначьте свои чувства

Для тех из нас, кто научился держать свои чувства при себе, определение того, что мы чувствуем, может быть очень сложной задачей.

«Многие люди склонны чрезмерно упрощать свои эмоции и не осознавать, что у них может быть множество эмоций, таких как грусть, гнев, безнадежность и страх, — все в результате одного взаимодействия», — говорит Маркум.«Когда мы не можем распознать различные уровни эмоций, мы не можем полностью их обработать».

Найдите время, чтобы уделить первоочередное внимание себе и своему психическому здоровью — особенно сейчас.

Андрей ЗастрожновGetty Images

Как только вы научитесь распознавать множество различных чувств, которые испытываете, вы можете начать их обрабатывать.

Приложения для отслеживания настроения, такие как Daylio, упрощают процесс, предлагая примеры прилагательных, которые помогут вам понять суть того, что вы чувствуете, а также точно определить и вкратце высказаться о том, что вызвало чувства, которые у вас возникли.Приложение также создает диаграммы, которые вы можете использовать для выявления закономерностей в ваших чувствах и триггерах, чтобы вы могли внести необходимые изменения, чтобы изменить ситуацию.

Экспериментируйте с разными стилями обработки

Изучите различные способы обработки своих чувств, чтобы определить, какие стили вам подходят лучше всего. «Попробуйте их не один раз, а на время — по крайней мере, неделю или две», — предлагает Мучлер, и посмотрите, как вы себя чувствуете потом.

Попробуйте их по очереди, начиная с тех, которые вызывают у вас наибольший интерес.Вы уже ведете дневник или любите рисовать? Это могут быть полезные выходы для осознания того, что вы чувствуете. Вы обычно обращаетесь к другу или любимому человеку, чтобы выговориться? Терапия, индивидуальная или групповая, может оказаться для вас слабительным.

«Вы узнаете, какие из них работают, по тому, как вы себя чувствуете после того, как потратили некоторое время на использование этой конкретной розетки», — говорит Маркум. Если вы чувствуете себя лучше (эмоционально легче, мысленно яснее, физически крепче), добавьте их в свой «набор эмоциональных инструментов» и при необходимости избавьтесь от них.Если вы чувствуете то же самое или хуже, бросьте их и попробуйте другие.

Процесс на ходу

Поскольку эмоции — это единственное, что нельзя предсказать или запланировать, следующий лучший вариант — каждый день выделять какое-то время, чтобы думать о том, что произошло и как вы решили реагировать. Не судите о своих чувствах или действиях, которые вы совершили по отношению к ним — вместо этого изучайте их, как будто вы сторонний наблюдатель.

«Отражение наших эмоциональных переживаний — это механизм, который приводит к эмоциональной обработке, независимо от того, какую технику вы используете», — говорит Маркум.

Может быть полезно определить как положительные, так и сложные моменты, а также то, как вы отреагировали, чтобы вы могли использовать положительные реакции в качестве ориентира при принятии решения о том, как лучше справиться с будущими грубыми пятнами.

«Очень часто вещи, которые нас расстраивают, находятся вне нашего контроля, поэтому мы не можем на них повлиять», — говорит Мутчлер. «Потратьте время на размышления о том, что вы можете контролировать, и как вы хотели бы реагировать на чувства, которые у вас возникают, когда вы что-то не можете контролировать».

Это не предотвратит негативные чувства, добавляет он, но понимание того, что вас принимают, может помочь вам не допустить, чтобы эти чувства переполнили вас.

Разделите по мере необходимости

Когда возникают сильные эмоции, но вы приближаетесь к дедлайну или приближается встреча Zoom, можно временно отложить их, а затем вернуться к ним в более подходящее время.

Что не нормально, так это то, что мы собираемся ответить им, а затем продолжать откладывать это. Если вы сделаете это, прежде чем вы узнаете об этом, ваши чувства перейдут от обособленных к подавленным. «Вместо того, чтобы отталкивать свои эмоции на длительный период времени, вернитесь к ним, как только у вас появится время и пространство для их обработки», — говорит Маркум.

Узнавайте, когда вы размышляете

Если вы обнаруживаете, что снова и снова возвращаете одни и те же проблемы или внутренние истории, это верный признак того, что вы не обрабатываете, а застряли в режиме размышлений, — говорит Мэнли. Вы можете быть особенно предрасположены к этому, если ситуация, которая вас беспокоит, в настоящее время является неотъемлемой частью вашей повседневной жизни (например, определенная пандемия).

«Мы все иногда застреваем в режиме размышлений», — говорит Мутчлер. «Когда такое случается, важно простить себя, а затем переключить передачи и использовать навыки преодоления трудностей, которые работают для нас.

В следующий раз, когда вы заметите, что вас что-то беспокоит, попробуйте технику, называемую радикальным принятием, которая звучит именно так: когда в вашей жизни есть что-то, что вас расстраивает, но вы не можете это контролировать, вместо этого радикально примите это.

«Признайте чувства, которые являются его частью, позвольте себе почувствовать их по мере их возникновения, а затем продолжайте двигаться вперед», — говорит Мутчлер. «Не двигайтесь дальше, так как ситуация все еще существует, и игнорирование ее не поможет, но позвольте себе не зацикливаться.»

---

Krissy Brady покрывает здоровья и благополучия женщин.