Манипуляция сознанием | это… Что такое Манипуляция сознанием?
ТолкованиеПеревод
- Манипуляция сознанием
- Запрос «Манипуляция сознанием» перенаправляется сюда. Cм. также другие значения.
Манипули́рование созна́нием по определению автора данной концепции С. Г. Кара-Мурзы — действия, производимые разумным объектом или их группой, для создания желаемых для субъекта-манипулятора и (полученных на основании производимых действий) логических выводов, образов мышления и приобретенных рефлексов у разумного объекта или их групп. Манипуляция — это угнетение личности, при этом, поскольку человек желает верить в то, что хочет приобрести (знания, опыт, материальные блага), угнетение может достигаться через «ложь в которую хотят верить».
Человек, взаимодействуя с окружающими, взаимодействует с сознанием других людей, так или иначе влияя на их поведение, но сознательная манипуляция начинается с того момента, когда манипулятор ставит для себя цель манипуляции.
Содержание
- 1 Признаки манипуляции сознанием
- 2 Предпосылки манипуляции
- 3 Цель манипулятора
- 4 Противодействие психологической манипуляции
- 5 См. также
- 6 Внешние ссылки
Признаки манипуляции сознанием
- вид духовного, психологического воздействия (а не физическое насилие или угроза насилием). Мишенью действий манипулятора является дух, психические структуры человеческой личности.
- скрытое воздействие, факт которого не должен быть замечен объектом манипуляции. Как замечает один из ведущих специалистов по американским средствам массовой информации профессор Калифорнийского университета Г. Шиллер: «Для достижения успеха манипуляция должна оставаться незаметной. Успех манипуляции гарантирован, когда манипулируемый верит, что все происходящее естественно и неизбежно, и сам факт манипуляции не отражен в памяти субъекта. Короче говоря, для манипуляции требуется фальшивая действительность, в которой её присутствие не будет ощущаться».
Эту фальшивую действительность создают СМИ. Они являются ретранслятором авторитетных мнений, которые усваиваются людьми, а затем воспринимаются ими как свои собственные. Особо тщательно скрывается главная цель — так чтобы даже разоблачение самого факта попытки манипуляции не привело к выяснению дальних намерений. - воздействие, которое требует значительного мастерства и знаний. Поскольку манипуляция общественным сознанием стала технологией, появились профессиональные работники, владеющие этой технологией (или её частями).
- к людям, сознанием которых манипулируют, относятся не как к личностям, а как к объектам, особого рода вещам. Манипуляция — это часть технологии власти, а не воздействие на поведение друга или партнера.
Предпосылки манипуляции
Условие успешной манипуляции заключается в том, что в подавляющем большинстве случаев подавляющее большинство граждан не желает тратить ни душевных и умственных сил, ни времени на то, чтобы усомниться в сообщениях СМИ.
Цель манипулятора
Цель тех, кто желает манипулировать сознанием — дать объектам такие знаки, чтобы они, встроив эти знаки в контекст, изменили образ этого контекста в своем восприятии. Они подсказывают такие связи своего текста или поступка с реальностью, навязывают такое их истолкование, чтобы представление о действительности было искажено в желательном для манипулятора направлении. А значит, это окажет воздействие и на поведение, причем объекты будут уверены, что поступают в полном соответствии с собственными желаниями.
Противодействие психологической манипуляции
Одной из форм противодействия манипуляции личностью является игнорирование поступающей информации.
См. также
- Манипуляция сознанием (книга)
- Информационное противоборство
- Информационная война
- Информационно-психологическая безопасность
Внешние ссылки
- Дружественный проект Википедия «Контроль Разума»
- Тенденции развития электронной демократии
Игры ⚽ Нужно сделать НИР?
- Манипуляция общественным сознанием
- Манипулятор типа «мышь»
Полезное
Читать книгу «Манипуляция сознанием. Век XXI» онлайн полностью📖 — Сергея Кара-Мурзы — MyBook.
© С.Г. Кара-Мурза, 2015
© ООО «ТД Алгоритм», 2015
Эта книга – не руководство по практике манипулирования сознанием и не наставление по защите от манипуляции («самообороне без оружия»). Она носит скорее не технологический, а методологический характер. Главная цель книги – дать материал для того, чтобы каждый мог задуматься над тем выбором, перед которым сегодня стоит наша страна и наша культура. Это – не выбор президента, партии или даже политического строя. Речь идет о выборе жизнеустройства (типа цивилизации).
Нынешнее время нередко называют «переходным периодом». В этих словах скрыт большой смысл. Переход – между чем и чем? Сегодня мы застряли в пространстве между двумя разными типами жизнеустройства, и нас усиленно тянут и толкают к тому берегу, где главным и почти тотальным средством господства станет манипуляция сознанием. Это, разумеется, лишь один из множества элементов, определяющих образ жизни, но элемент исключительно важный и многое раскрывающий в сущности всей системы жизнеустройства. Получив об этом элементе хотя бы предварительное знание, мы лучше поймем и целое.
Для освоения этого знания мы довольно хорошо подготовлены эмпирически – в течение последних пятнадцати лет наше общество само было объектом очень интенсивной кампании по манипуляции сознанием. Благодаря этой кампании и удалось произвести огромную по масштабам и глубине революцию – осуществить смену общественного строя. Свежий опыт и повседневные наблюдения дают нам достаточно материала, чтобы каждый мог дополнить им краткие рассуждения учебного пособия.
Произведенная в СССР кампания по манипуляции сознанием была исключительно эффективна. Так, всего за два года (с 1989 по 1991 г.) идеологи рыночной реформы сумели внушить рабочим мысль, что приватизация промышленных предприятий и неизбежная при этом безработица соответствуют их интересам. Это выдающееся достижение технологов манипуляции, если учесть, что за эти два года рабочие не получили никакого положительного опыта, который мог бы убедить их в благотворности приватизации и безработицы, и не могли получить никаких логических доводов или хотя бы доводов от здравого смысла. Имело место внушение.
Если считать, что мы представляем собой народ (то есть связанную общей культурой общность с надличностным разумом и коллективной памятью), то надо признать, что в ходе этой кампании наша народная мудрость почему-то дала осечку. В результате этого сбоя в общественном сознании мы переживаем не только глубокий экономический, но и культурный кризис. Преодоление его возможно лишь в том случае, если мы вновь обретем культурную идентичность, овладеем новой ситуацией в нашем духовном пространстве и восстановим присущие нашей национальной культуре координаты для ориентации в вопросах добра и зла.
Для этого требуется понимание тех методов, которыми воздействовали на наше сознание, – и анализ нашего собственного восприятия этих действий. Они называются скучным термином манипуляция общественным сознанием. По своим масштабам, затратам, продолжительности и результатам эта программа манипуляции не имеет аналогов в истории. В ходе ее подготовки и выполнения сделано огромное количество находок и даже открытий, накоплено новое важное знание о человеке и обществе, об информации и языке, об экономике и экологии. Прежде чем начать решающие действия в СССР и России, было получено ценное знание по этнографии и антропологии. Мир изменился не только из-за краха СССР. Сама невидимая деятельность по манипуляции общественным сознанием множества народов Земли изменила облик мира и затронула практически каждого жителя планеты. И особенно культурный слой человечества – читателя и телезрителя.
Сегодня мировая пресса полна заявлениями о принципиальной возможности полного контроля над поведением человека, причем с очень небольшими затратами. С другой стороны, множество тех, кто посчитал себя жертвами манипуляции, впали в уныние и уверовали в какое-то тайное оружие, разработанное спецслужбами, в какие-то психотропные средства, с помощью которых политики «зомбируют» людей. Вера в мистическую силу манипуляторов парализует волю, так что «создание» этой веры (путем слухов, статей, «обличений» и «признаний») – само по себе есть важное средство манипуляции общественным сознанием.
Люди, независимо от их идеологии и политических пристрастий, делятся на два типа. Одни считают, что в принципе человек – это большой ребенок, и манипуляция его сознанием (разумеется, «ради его собственного блага») просвещенными и мудрыми правителями – не только допустимое, но и предпочтительное, «прогрессивное» средство. Например, многие специалисты и философы считают, что переход от принуждения, тем более с применением насилия, к манипуляции сознанием – огромный шаг в развитии человечества.
Другие считают, что свобода воли человека, предполагающая обладание незамутненным разумом и позволяющая делать ответственный выбор (пусть и ошибочный) – огромная ценность. Эта категория людей отвергает законность и моральное оправдание манипуляции сознанием. В пределе, эта часть граждан считает физическое насилие менее разрушительным (если и не для индивидуума, то для рода человеческого), чем «зомбирование», роботизация людей.
Эти две позиции определяются ценностями, идеалами человека. Значит, спорить о том, какая из этих позиций правильнее и лучше, бесполезно. Это все равно что спорить, что важнее – душа или тело. Рационально и даже логично можно рассуждать о том, какие последствия для общества и личности повлечет за собой превращение той или иной идеальной позиции в политическую доктрину. Влияет ли на жизнь человека воплощение этой доктрины в жизнь линейно – или это влияние имеет критические пороговые уровни. То есть допустима ли «манипуляция в разумных пределах» или признание ее как оправданного средства управления означает перескок в качественно иное общество.
Поэтому в книге, которая предлагается читателю как матрица для рефлексии и диалога, мы постараемся избежать обвинений и оценки идеалов. Будем говорить о делах – их можно и нужно оценивать с позиций совести, поскольку они затрагивают жизнь людей. Но и скрывать свои установки бесполезно и даже вредно. Поэтому предпочитаю предупредить, что книга написана с позиций неприятия манипуляции и общественным, и личным сознанием. Я уверен, что на этом пути человека ждет беда – истощение культуры и угасание всего рода человеческого, включая касту жрецов, сидящих у пульта манипулирующей машины.
Но это – в туманной дали, об этом лучше читать у Достоевского. Мы же поговорим о вещах явных и осязаемых – о той технологии манипуляции сознанием, которая сложилась в наше время и которая была применена и применяется против обычных граждан во множестве стран.
Манипулирование вашим разумом — PMC
Что наука откроет о нашем мозге и как мы собираемся с этим бороться?
Десятилетие мозга, провозглашенное президентом США Джорджем Бушем в 1990 году, прошло без особых последствий. Но на самом деле это привело к значительным научным достижениям в нейробиологии, дав ученым экспоненциально растущие знания о том, как работает мозг, и о средствах управления биохимическими процессами внутри нервных клеток и между ними. Эти знания также медленно просачиваются в общество, будь то в фармацевтической промышленности, к родителям, обеспокоенным успеваемостью своего ребенка в школе, к студентам, ищущим химических помощников для сдачи экзаменов, или к военным исследователям, которые явно заинтересованы в сохранении Солдаты проснулись и насторожились.
В отличие от многих заявленных применений генетики… диагностические и терапевтические продукты нейробиологических исследований уже доступны
Способность возиться с мозгом с постоянно растущей эффективностью также ставит важные вопросы о том, как использовать эти знания. Фрэнсис Фукуяма, в «Наше постчеловеческое будущее », Леон Касс, председатель Совета по биоэтике при президенте США, и Стивен Роуз, нейробиолог из Открытого университета Великобритании, являются наиболее видными и откровенными критиками использования психофармацевтических препаратов и других неврологических препаратов. методы анализа и воздействия на умственные способности человека. Их опасения также привлекли внимание нейробиологов, специалистов по этике, философов и широкой публики, которые постепенно осознают огромный потенциал современной нейронауки. «Люди тесно отождествляют себя со своим мозгом, а не со своими генами», — сказал Артур Л. Каплан, профессор биоэтики Пенсильванского университета, Филадельфия, Пенсильвания, США.
Хотя эти дебаты начались в конце 1990-х годов, широкой публике потребовалось немного больше времени, чтобы обратить на них внимание — The New York Times и The Economist не обращали внимания на этот вопрос до 2002 года. информации о мозге, но никто не обращает внимания на этику», — сказал Каплан. «Внимание специалистов по этике было обращено на генетику из-за проекта «Геном человека»… поэтому нам пришлось дать импульс этике [в нейробиологии]». Но это быстро меняется. В отличие от многих заявленных приложений генетики, таких как генная терапия или молекулярная медицина, диагностические и терапевтические продукты нейробиологических исследований уже доступны. Каплан видит четыре основных спорных области: определение и диагностика определенных типов поведения, таких как агрессия, терроризм или плохая успеваемость в школе; употребление наркотиков для изменения такого поведения; вопросы о моральной ответственности — когда люди идут в суд и говорят: «Этот человек не несет ответственности, потому что его мозг ненормальный»; и, в конечном итоге, новые дебаты о расовых и гендерных различиях.
Эти противоречия не просто ожидаются: большинство из них уже происходят. Стремление общества к совершенству влечет за собой «лечение» всего нежелательного — будь то плохое настроение, агрессия или забывчивость. Многие люди принимают травяные усилители памяти, такие как ginkgo biloba , хотя они, вероятно, не более эффективны, чем сахар или кофе. Но нейробиология добавляет новый поворот. Понимание работы мозга на химическом уровне открывает путь к гораздо более эффективным способам настройки функций мозга. И многие психофармацевтические препараты уже пользуются гораздо большей популярностью, чем лечение неврологических и психических заболеваний. «Если подумать о миллионах таблеток, которые люди принимают в качестве успокоительных, сколько из них действительно беспокоятся? Вероятно, лишь небольшой процент», — сказал Джеймс Л. Макго, директор Центра нейробиологии обучения и памяти Калифорнийского университета в Ирвине, Калифорния, США. Миллионам школьников в США прописывают нейролептики или лечат от депрессии и синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ), и их число в Западной Европе также растет (Brower, 2003). Наблюдается эпидемия новых поведенческих расстройств: СДВГ, сезонное аффективное расстройство (САР), посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), паническое расстройство (ПР), нарциссическое расстройство личности (НПЛ), пограничное расстройство личности (ПРЛ), антисоциальное расстройство личности. (APD), истерическое расстройство личности (HPD) — скоро у нас закончатся комбинации букв, чтобы сокращать их все. Взрывной рост числа назначений риталина® школьникам уже вызвал вопросы о явной эпидемии СДВГ. «Теперь дело не в том, что риталин неэффективен для успокоения сверхактивного ребенка, это определенно так, но он превращает сложные социальные отношения в проблему в мозгу ребенка и, следовательно, в его генах», — сказала Роуз ( см. интервью в этом номере).
В каком-то смысле риталин — это нейроэтика «в двух словах», — прокомментировал Рай Сентенция, содиректор Центра когнитивной свободы и этики (CCLE), некоммерческого центра образования, права и политики в Дэвисе, Калифорния, США. и руководитель его программы по нейроэтике. Дебаты вокруг препарата охватывают социальные, этические и юридические вопросы: кто определяет поведение и расстройство поведения, кто должен контролировать лечение, как общество должно реагировать на злоупотребление наркотиками и этично ли употреблять наркотики для получения преимущества перед другими? Это правильные вопросы, которые в равной степени применимы к нейроэтике в целом.
Нейрофармацевтические препараты уже нашли применение за пределами медицинских учреждений. Как и амфетамины до него, риталин все чаще используется здоровыми людьми, чтобы помочь им сосредоточить свое внимание. Точно так же разработка новых лекарств, влияющих на биохимию функций мозга, также имеет широкий экономический потенциал за пределами медицинских условий. Большинство препаратов для улучшения памяти, доступных для лечения болезни Альцгеймера, таких как донезепил, галантамин или ривастигмин, ингибируют холинэстеразу, чтобы замедлить оборот нейротрансмиттера ацетилхолина в синапсах. Новые лекарства, находящиеся в стадии разработки, будут воздействовать на другие соединения биохимического пути, кодирующего память: Cortex Pharmaceuticals (Ирвин, Калифорния, США) изучает соединения под названием Ampakines®, которые действуют на AMPA-рецептор. Этот рецептор реагирует на глутамат, который сам участвует в формировании памяти. Другой класс разрабатываемых лекарств воздействует на цАМФ-чувствительный элемент-связывающий белок (CREB), последний шаг в установлении долговременной памяти. «Мы ожидаем, что препараты, которые усиливают передачу сигналов CREB, будут специфичны для индукции долговременной памяти и не будут влиять на восходящие события памяти, такие как приобретение памяти и кратковременная память», — объяснил Тим Талли, профессор лаборатории Колд-Спринг-Харбор (Cold Spring Harbour Laboratory). Нью-Йорк, США) и основатель Helicon Therapeutics (Фармингдейл, Нью-Йорк, США), одной из двух компаний, работающих в настоящее время над препаратами для усиления функции CREB.
Однако ни один из этих препаратов не борется с самой дегенерацией мозга, причиной болезни Альцгеймера и других нейродегенеративных заболеваний, а вместо этого они отсрочивают болезнь, выжимая немного больше из оставшегося мозгового материала. Следовательно, они будут работать и на здоровых людях. Неудивительно, что фармацевтическая промышленность проявляет большой интерес к этому немедицинскому использованию препаратов, улучшающих память, по словам Макгоу: «Рынок болезни Альцгеймера очень важен, но мал. Настоящим рынком являются все остальные, кто хотел бы учиться немного легче. Поэтому они принимают таблетки вместо усердной учебы». Талли предупредил об опасностях такого использования усилителей памяти не по прямому назначению. По его словам, побочные эффекты первого поколения препаратов для улучшения памяти представляют собой риск, на который не следует идти без причины. И это может никогда не стать приложением из-за других внутренних побочных эффектов. «Возможно, это нехорошо — постоянно улучшать память каждый день до конца жизни. Может быть, это вызовет психологические побочные эффекты, например, судороги в голове от слишком многих вещей, которые вы не сможете забыть», — сказал Талли.
Большой интерес военных к психофармацевтикам представляет собой еще одну загадку: если военные разрешат их использование не по прямому назначению, будет трудно призвать к запрету их использования в гражданских целях…
Хотя память важна, не менее важна и память. способность забывать негативные переживания. Поскольку долговременная память в значительной степени усиливается гормонами стресса и эмоциональным возбуждением, ужасное событие может перегрузить систему и привести к посттравматическому стрессовому расстройству: пациенты постоянно повторно переживают травму. Исследователи из Гарвардского университета в настоящее время изучают пропранолол, бета-блокатор, обычно используемый в качестве сердечного препарата, как средство для уменьшения посттравматического стрессового расстройства. Точно так же Helicon Therapeutics работает над подавителями CREB для достижения той же цели: забыть нежелательные воспоминания. Эти препараты могут быть полезны для жертв изнасилования, переживших террористические атаки или молодых солдат, страдающих посттравматическим стрессовым расстройством в результате боевых действий. Тем не менее, возникли этические дебаты по поводу подавителей памяти. Касс описал их как «таблетку следующего дня практически от всего, что вызывает сожаление, раскаяние, боль или чувство вины» (Baard, 2003). Но «если солдату выстрелить в ногу, его лечат. Они лечат раны. Почему бы им не залечить душевные раны? По каким моральным соображениям?» возразил Макгоу. «Нам нужны правильные правила, и нам нужно правильное образование общества, чтобы общественное признание того, как использовать такие наркотики, было уместным», — сказал Талли. «Просто дать лекарство каждому солдату, который был в поле, это было бы злоупотреблением … Можно надеяться, что главнокомандующий откажется от такого использования, основываясь на своем образовании и своих советниках. сказать ему, что ученые и эксперты обсуждали этот вопрос, и делать что-то подобное аморально».
«Свобода мысли лежит в основе того, что значит быть свободным человеком». Немецкие летчики-истребители во время Второй мировой войны принимали амфетамины, чтобы оставаться начеку во время ночных британских бомбардировок. Во время войны против Ирака пилоты истребителей и бомбардировщиков США использовали наркотики, чтобы не заснуть во время длительных полетов к своим целям и обратно, которые с инструктажем и подведением итогов легко могли превышать 24 часа. Неудивительно, что ВВС США проводят исследования того, как донепезил может повысить эффективность пилотов. Сильный военный интерес к психофармацевтикам также представляет собой еще одну загадку: если военные разрешат их использование не по прямому назначению, будет трудно призвать к запрету их использования в гражданских целях, как предположил Касс.
Неврологические достижения не ограничиваются новыми лекарствами. Методы визуализации мозга, такие как функциональная магнитно-резонансная томография (фМРТ) или позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ), открывают огромные возможности для анализа поведения высших людей. В то время как неврологи первоначально использовали их для анализа основных чувственных, двигательных и когнитивных процессов, в настоящее время они все чаще используются психологами и философами для исследования механики социальных и моральных установок, рассуждений и моральных восприятий (илл. 9).0011 и др. , 2003). Джошуа Грин, аспирант Центра изучения мозга, разума и поведения Принстонского университета, поместил своих испытуемых в МРТ-сканер и представил им гипотетические сценарии, в которых они должны были сделать выбор между двумя более или менее плохими исходами ситуации (Грин и др. , 2001). Результаты исследований показывают, как мозг сопоставляет эмоциональные и рациональные рассуждения друг с другом при принятии решений. Потенциально это можно использовать как изощренный детектор лжи, чтобы увидеть, отвечает ли кто-то на вопрос спонтанно или после серьезных размышлений. Другие исследования показали, что мозг по-разному реагирует с первого взгляда на человека с таким же или другим цветом кожи (Hart 9). 0011 и др. , 2000; Phelps и др. , 2000). Это не обязательно означает, что все являются расистами, но усовершенствование таких методов может выявить личные предубеждения или предпочтения. Таким образом, использование сканирования мозга для оценки талантов или склонностей людей вызовет такой же интерес, как и наркотики, используемые для манипулирования ими. «Родители будут из кожи вон лезть, чтобы пройти эти тесты», — сказал Каплан. Поэтому, в отличие от Касса и других консервативных критиков, он утверждает, что регулирование не имеет смысла, но что решение о том, проходить ли диагностические тесты на поведение или принимать препараты, изменяющие поведение, должно быть предоставлено самому человеку. «Медицина, бизнес и общественность должны будут договориться об этих границах», — сказал Каплан, но он по-прежнему обеспокоен тем, что «давление со стороны сверстников, реклама и маркетинг заставят нас принимать эти таблетки». Роуз также не призывает к запрету, но хочет, чтобы общество взяло под контроль эти новые достижения и их применение на основе демократических решений.
Использование этих новых тестов и лекарств может вызвать другую проблему. Возвращаясь к риталину, Сентенция объяснила, что важной причиной явного роста СДВГ могут быть переполненные классы и перегруженные работой учителя, которые скорее навешивают на ребенка ярлык с СДВГ, чем призывают к улучшениям в школе. «Сверху вниз идет четкий сигнал посадить этих детей на наркотики», — сказал Сентенция. Вместо этого общество должно «снова сосредоточить внимание на правах родителей» и лучше информировать родителей о поведенческих расстройствах. Это дало бы им больше свободы принимать собственные решения за своего ребенка, «чтобы они не зависели от милости врачей или учителей», — продолжила она. Такая «когнитивная свобода», как описал ее Сентенция, должна основываться на лучшем общественном образовании и понимании рисков и преимуществ, возможностей и мифов нейробиологии. «Что, я думаю, нам нужно сделать в следующие пять или десять лет, так это обсудить, что именно уместно и неуместно в применении этих вещей», — сказал Талли. «Сейчас время для образования».
Это, однако, не решает вопрос о том, кто контролирует средства диагностики и лечения в случае людей, которые не свободны или не могут принимать собственные решения, таких как дети, заключенные или психиатрические пациенты. CCLE, например, подала иск amicus curiae («друг суда») в Верховный суд США от имени Чарльза Т. Селла, чтобы возразить против постановления суда, требующего, чтобы Селлу вводили психотропные препараты, чтобы заставить его психически дееспособным, чтобы предстать перед судом за мошенничество со страховкой. Однако Sententia видит некоторые ограничения когнитивной свободы. По ее словам, дети не пользуются теми же гражданскими правами, что и взрослые, но родители, а не учителя или школа, должны принимать решения о диагностике и лечении своих детей. Заключенные также теряют некоторые из своих личных прав, когда их осуждают, продолжил Сентентия, и это может включать их право отказаться от лекарств. «Правовая система должна будет решить, как использовать эти знания о мозге», — прокомментировал Каплан, в свете «огромного противоречия между конфиденциальностью мозга и общественными интересами в контроле опасного поведения». Поэтому Сентенция подчеркнул, что все решения о диагностике и лечении должны как минимум соответствовать Конституции США и Декларации прав человека Организации Объединенных Наций.
Некоторые из наиболее важных применений этого права на неприкосновенность частной жизни касаются использования сканирования мозга в качестве изощренного детектора лжи для заключенных, добивающихся условно-досрочного освобождения, иностранцев, обращающихся за визой, или работодателей, проверяющих честность своих сотрудников. «Что и как вы думаете, должно быть личным», — сказал Сентенция, потому что «свобода мысли лежит в основе того, что значит быть свободным человеком». Каплан также ожидает большего давления со стороны общества в будущем, чтобы убедиться, что такие тесты не проводятся без информированного согласия.
Таким образом, использование сканирования мозга для оценки талантов или наклонностей людей вызовет такой же интерес, как и наркотики, используемые для манипулирования ими
Точно так же Каплан, Сентентия и другие считают, что люди должны иметь право использовать неврологические технологии для улучшения своих умственных способностей вне медицинского учреждения. Это контрастирует с запретительной позицией, занятой Кассом и другими консерваторами, которые утверждают, что это было бы не «естественно» и не справедливо по отношению к тем, кто решил не использовать такое улучшение. «Мне не ясно, что все формы улучшения плохи», — прокомментировала Адина Роскис, нейробиолог и философ с факультета лингвистики и философии Массачусетского технологического института (Кембридж, Массачусетс, США). «Есть множество вещей, которые мы делаем сегодня, которые улучшают наши жизненные перспективы и которые не считаются плохими. … Мы уже далеки от «естественного» порядка». Таким образом, в некоторых случаях вместо того, чтобы контролировать или даже ограничивать эти новые возможности, было бы лучше, если бы общество сосредоточилось на попытках обеспечить доступ к ним для всех, продолжила она. Учитывая растущий интерес, который общественность проявляет к новым возможностям, предлагаемым нейронаукой, в любом случае может быть слишком поздно для ограничений. «Нельзя остановить эту волну, джинн вырвался из бутылки, — сказал Сентентия, — поэтому вопрос в том, как нам ориентироваться в этом море перемен?»
Управление способами манипулирования » Мир мозга
Когда большинство людей думают о человеке с промытыми мозгами, они представляют себе человека, чей разум полностью контролируется. Какая-то злая, но могущественная власть манипулирует его или ее волей. В самых крайних случаях — например, когда лидер культа приказывает своим последователям совершить самоубийство — или когда деспотический политический режим требует беспрекословного повиновения и обожания — это кажется правдой. Тем не менее человеческая склонность манипулировать другими, а также быть манипулируемым гораздо более распространена, чем можно было бы предположить из этих редких крайностей.
Большинство из нас впервые знакомятся с психологическими манипуляциями в юном возрасте. Школьный хулиган, например, — молодой мастер-манипулятор, который рано научился использовать запугивание, чтобы получить то, что он или она хочет. Исследователи обнаружили, что мозг хулиганов демонстрирует реакцию удовольствия при виде чужой боли, что делает их зависимыми от опыта жестокости по отношению к другим, и что развитие мозга их жертв может быть навсегда задержано из-за жестокого обращения.
Группа исследователей в British Journal of Developmental Psychology теоретизирует, что чаще всего буллинг возникает у определенных детей, которые, вопреки распространенному мнению, обладают высокоразвитыми социальными навыками. Как правило, этим детям не хватает социального положения — возможно, из-за плохой успеваемости или низкого экономического статуса — но они научились культивировать социальную власть по-своему. Они хорошо разбираются в искусстве психологической манипуляции, способности влиять на людей закулисными, обманными и оскорбительными средствами. Хотя хулиганы могут быть менее изощренными, чем взрослые манипуляторы, они используют одну человеческую слабость, которую все манипуляторы склонны использовать в своих интересах, — страх.
Террористы, например, могут рассматриваться как манипуляторы массовой психологии. Подобно хулиганам, им не хватает силы, чтобы повлиять на своего врага или уничтожить его с помощью политики и традиционной войны. Вместо этого они пытаются внедрить страх в массовое сознание общества или группы, против которой они выступают. Обращаясь к своим коллегам-конгрессменам США, член Палаты представителей Патрик Дж. Кеннеди кратко описал их тактику: «Терроризм — это психологическая война.
Лидер деструктивного культа, символ манипуляции в сознании большинства людей, также использует страх, чтобы управлять разумом своих учеников. Конечный результат этой манипуляции иногда кажется ошеломляющим для тех, кто не входит в группу, о которой идет речь, как в случае массового самоубийства 1978 года 918 человек в Джонстауне в Гайане, Южная Америка. В этом примере харизматичный лидер Джим Джонс велел своим последователям пить пунш с добавлением цианида, потому что, по его словам, их ждала война и неминуемая гибель. Подавляющее большинство последователей подчинились; особенно беспокоили родители, которые кормили своих детей ядом.
Как и многие культовые манипуляторы, Джонс сначала заманивал людей в группу, давая им то, что они хотели — обещание рая, свободного от пороков общества, — а затем переворачивал столы, чтобы создать кошмар тотального контроля. На веб-сайте Американской психологической ассоциации Мелисса Диттманн отмечает, что Джонс изучал психологические теории контроля над разумом, изучал работы психологов и использовал тактики, представленные в романе-антиутопии Джорджа Оруэлла «1984». Джонс не только использовал все возможные средства, чтобы лично контролировать своих последователей, но и призывал своих последователей делать то же самое друг с другом посредством культуры взаимного шпионажа и сплетен. Страх быть опозоренными и подвергнутыми остракизму со стороны группы заставлял участников все глубже и глубже попадать в тиски Джонса, поскольку они отдавали ему свое индивидуальное чувство самоопределения.
Какой бы экстремальной ни казалась эта ситуация, она не так уж отличается от некоторых элементов процесса социализации, которые побуждают всех нас подчиняться. Родители, сверстники и другие авторитетные лица часто используют манипуляции, чтобы гарантировать, что мы станем такими, какими они хотят нас видеть, особенно когда мы взрослеем.
В нашей потребительской культуре широко используются манипулятивные методы, чтобы заставить нас покупать больше — гораздо больше, чем нам нужно для выживания. Реклама, которая пронизывает почти все аспекты западной культуры, скорее использует манипуляции для продажи продукта, чем прямые факты. Большинство рекламных объявлений, будь то в печати, на телевидении или в Интернете, основаны на наших эмоциональных и психологических потребностях, таких как потребность вписаться и чувствовать себя хорошо. Например, реклама сока скорее предлагает «Хорошие родители покупают своим детям этот продукт», чем предоставляет конкретную информацию о его питательной ценности. Подобно другим формам манипуляции, эта реклама эффективна из-за наших глубоко укоренившихся страхов, таких как стать бедным родителем, стать жертвой, стать изгоем общества и показаться непривлекательным.
Интересно, что рекламодатели начинают использовать нейробиологию, чтобы выяснить, как более эффективно манипулировать нашим разумом, явление, известное как нейромаркетинг. Они используют нейробиологические методы исследования, чтобы определить «сенсомоторную, когнитивную и аффективную реакцию потребителей на маркетинговые стимулы», согласно Микаэлю Билдо в статье «Манипуляция и контроль над разумом: страшная сторона маркетинга» из Lynchburg’s Business Magazine. Измеряя физиологические реакции потребителей на бренды и указанную рекламу, маркетологи могут быть более уверены в эффективности своих усилий.
Манипуляции неизбежно окружают нас повсюду, от эмоциональных манипуляций, влияющих на наши отношения, до невысказанных культурных посланий, побуждающих нас вести себя определенным образом.