Мировоззрение формы: Мировоззрение — что это такое? Определение, особенности, принципы

Формы мировоззрения

Формы мировоззрения Каталог Заказать Поиск Работа для автора

Новые калькуляторы


1 | 2 | 3 | Исторически сложились такие формы мировоззрения, как мифологическое, религиозное, обыденное, философское.
Мифологическое мировоззрение как первая попытка объяснить явления окружающего мира характерно для ранних этапов первобытного общества и представляет собой фантастическое отражение действительности в эмоционально-образной форме (классический пример — античная мифология).
Религиозное мировоззрение характеризуется верой в сверхъестественные силы, которые играют главенствующую роль в жизни людей и мироздании, раздвоением мира на земной и небесный и поклонением сверхъестественным силам.
Обыденное мировоззрение проявляет себя в форме здравого смысла и направлено прежде всего на практические вопросы. Играя значительную роль в жизни людей, определяя зачастую их социальную ориентацию, в то же время оно не является достаточно подуманным, последовательным, систематизированным, не лишено ошибок и заблуждений, испытывает затруднения при решении сложных проблем, когда требуются фундаментальные знания, в том числе и в области философии.

Философское мировоззрение как высший тип мировоззрения представляет собой рациональное объяснение мира, основанное на теоретическом и логическом анализе. В отличие от других типов мировоззрения для философии характерны доказательность, логическая обоснованность, аргументированность, системный характер знаний. Поэтому философия, формируя целостное понимание мира, является ядром мировоззрения, его теоретической основой.
Философия как сложившаяся система знаний включает целый ряд проблем, которые она призвана решать. Но центральная мировоззренческая проблема — отношение человека к миру — конкретизируется в философии в
основном вопросе:
как относится мышление к бытию, сознание к материи, идеальное к материальному. Основной вопрос философии имеет сложную структуру, что обусловливает многообразие уровней философского мировоззрения. При рассмотрении первого, наиболее общего и фундаментального уровня основного вопроса философии различают две стороны. Первой стороной вопроса об отношении сознания к материи является вопрос о том, что является первичным — материя или сознание, какая из двух фундаментальных типов реальности — материальная или идеальная -является определяющей и порождает другую, лежит в основе мира. При решении этого вопроса возможны два подхода:
монистический
(от греческого monos — один, единственный), который кладет в основу мира одно из двух начал, материю или сознание, и дуалистический (от латинского dualis — двойственный), принимающий оба начала как равнозначные. Тем не менее, последний подход был распространен в философии слабо, и наиболее видными его представителями являются французский философ XVII в. Р. Декарт и немецкий философ XVIII в. И. Кант.
Далее

Мировоззрение, творчество, стиль — Вопросы литературы

Г. Н. Поспелов, Проблемы литературного стиля, Изд. МГУ, 1970, 330 стр.

Новая книга Г. Поспелова посвящена вопросу, который не случайно привлекает внимание советского литературоведения: в стиле, как в фокусе, пересекаются проблемы мировоззрения и творчества, содержания и формы художественного произведения, литературных родов и жанров. Наконец, со стилем неразрывно связана проблема творческой индивидуальности писателя.

Все это входит в работу Г. Поспелова, и входит не как сумма самостоятельно существующих вопросов, а в неразрывной причинно-следственной связи с главным предметом исследования – литературным стилем.

Книга состоит из двух разделов: первый посвящен теоретической разработке поставленной проблемы, второй – «Из истории стилей в русской литературе XVIII-XIX веков» – является развернутым приложением разработанной автором теории к обширному историко-литературному материалу.

Всякое исследование о литературном стиле неизбежно начинается с определения этой категории, до сего дня являющейся яблоком раздора между лингвистами и литературоведами. Автор книги подвергает убедительной критике лингвистические теории стиля, которые не только ограничивают содержание стиля языком литературного произведения, но и сам язык рассматривают вне функциональной связи с другими компонентами художественной структуры.

По мысли исследователя, «свойством стильности обладает отнюдь не только их (произведений. – И. Е.) речевой строй, но в той же, а нередко даже в значительно большей мере и вся их предметная изобразительность, и вся система их композиционных приемов…» (стр. 34).

Отграничив литературоведческое понимание стиля от его лингвистического истолкования, Г. Поспелов переходит к полемике уже с «товарищами по оружию» – литературоведами. В первую очередь по вопросу, к какой сфере относится стиль: к содержанию или форме художественного произведения. «…По мнению автора этой работы, стиль художественного произведения – это свойство его формы, но не содержания» (стр. 34). Подобная формулировка и при обычном толковании входящих в нее понятий отнюдь не бесспорна, поскольку существуют, как известно, и другие точки зрения, среди них, например, усматривающая в стиле своеобразный сплав содержания и формы. В связи с процитированным утверждением Г. Поспелов развивает свою концепцию содержания и формы в литературе. И поскольку предлагаемые в книге решения основных проблем стиля вытекают из этой концепции, необходимо остановить внимание на ее существе.

Автор исследования подвергает критике точку зрения Л. Тимофеева, который считает, что «характеры и события, поступки и переживания действующих лиц» – словом, весь художественный мир произведения является и его формой, и его содержанием. Г. Поспелову такой взгляд представляется «наивно-реалистическим» (стр. 88). Он предлагает всю полноту картин жизни, созданных воображением писателя, рассматривать только как форму «для выражения «идейно-тематического» содержания» (стр. 40). Иллюстрируя этот тезис, автор обращается к рассказу М. Горького «Мальва». «Его идейное содержание, – пишет он, – не в том, что происходит между Василием, Мальвой, Яковом, Сережкой… Горький воспроизвел здесь реально возникавшую в жизни антитезу социальных характеров – «босяков»… и крестьян» (стр. 53).

В действительности же предложенное здесь разделение касается не формы и содержания, а двух сторон оформленного содержания, «всегда представляющего собой… единство общего (существенного) и индивидуального» (стр. 17), как справедливо отметил ранее сам исследователь.

Гораздо успешней, по нашему мнению, различение формы и содержания Г. Поспелов проводит, когда подчеркивает нетождественность персонажа произведения «сложной системе его изображения, в которую входит и предметность такого изображения и обозначающая ее речь» (стр. 49). Из представления о художественной форме как о «сложной системе… изображения» персонажей и их отношений автор исходит при решении вопроса о компонентах стиля.

Понимая стиль как свойство образной формы, исследователь различает в нем те же составные части, из которых, по его мнению, слагается форма, то есть «систему деталей предметной изобразительности, систему композиционных приемов и словесный (речевой) строй произведения» (стр. 30).

Эта структура вызывает некоторые возражения. Так, ее первая часть – «система деталей предметной изобразительности» – не подразумевает изображения действий и состояний персонажей, и автор вынужден оговариваться о существовании «динамических предметных деталей» (стр. 49). Что касается «словесного (речевого) строя» произведения, то, признавая за ним исключительно экспрессивно-оценочную функцию, очевидно, так его и следовало назвать.

Однако все эти замечания не затрагивают предложенного исследователем принципа, Согласно которому выделение составных частей стиля мотивировано их формообразующей ролью.

Определив стиль как свойство «образной формы в единстве всех трех ее сторон: предметной, словесной, композиционной» (стр. 61), Г. Поспелов сосредоточивает внимание на изучении стилеобразующих факторов.

Как и ранее, автор начинает исследование проблемы с уяснения тех понятий, которыми необходимо оперировать в процессе ее решения. Это вызвано не только многозначностью и нестрогостью существующей терминологии, но и тем, что автор часто пересматривает общепринятые представления, предлагая собственную трактовку основных литературоведческих категорий.

Так, по мнению автора, тематика произведений в определенном отношении координируется с литературными родами – с эпосом, драмой, лирикой (стр. 63). В эпосе, например, характеры типизируются на основе своего социального бытия и, «только в связи с ним, своего социального сознания» (стр. 63).

Это суждение, на наш взгляд, нуждается в некоторых дополнениях и уточнениях. Бесспорно, что ранние формы эпического творчества отражают мир на основе его социального бытия и неразрывно связанного с ним социального сознания. Однако впоследствии, особенно в новое время, в сферу эпоса, как самостоятельная и главная тема, входит внутренний мир личности. Сошлемся на роман Лермонтова «Герой нашего времени», о котором сам Г. Поспелов совершенно справедливо пишет: «Характер Печорина раскрывается в основном через его собственные записки и дневники, включающие в себя его самохарактеристики, обращенные к другим персонажам (Вернеру, Мери, Вере), и его внутренние монологи, полные психологизма» (стр. 121). Если все это социальное бытие, то что же тогда социальное сознание?

Что касается драматического рода, то его отличие от эпоса автор видит лишь в том, что «драматургический текст… не может заключать в себе ни повествования автора (или рассказчика), ни его описаний жизни, ни его лирических медитаций» (стр. 64). Вряд ли можно признать удовлетворительным определение драмы «методом вычитания». Ее родовая сущность связана не с тем, чего у драмы, сравнительно с эпосом, недостает, а с тем, в чем заключается ее преимущество перед другими родами, – с драматургическим действием.

Наиболее верно, по нашему мнению, исследователь очертил родовые признаки лирики, которая, в связи с исключительным интересом к внутреннему миру человека, не развивает «характерностей внешнего мира в их самостоятельности» (стр. 63).

Интерес к литературным родам в исследовании о стиле не случаен: чем точнее и шире раскрыта сущность рода, тем полнее и вернее выявляются его стилеобразующие функции. И поэтому в работе Г. Поспелова стилевые принципы лирики освещены удачнее, чем стиль эпоса и особенно драмы.

Касаясь второго фактора стиля – жанра, автор книги пишет: «Каждое литературное произведение, обладая определенными исторически-конкретными особенностями проблематики… представляет собой какой-то литературный жанр» (стр. 65). Далее Г. Поспелов выделяет основные разновидности жанров – «мифологическую, национально-историческую, нравоописательную («этологическую») и романтическую» (стр. 65). Однако предложенную им типологию автор связывает только с содержанием, а «каждая разновидность жанрового содержания, – пишет он, – может выражаться в различных жанровых формах» (стр. 65). «Например, произведение с национально-историческим жанровым содержанием может быть по жанровой форме и сказкой (сказанием, сагой), и эпической песней или эпопеей… и лирической медитацией, и балладой, и пьесой и т. п.» (стр. 65 – 66).

Иллюстрируя это положение, Г. Поспелов объединяет в одну – «национально-историческую» по содержанию – группу жанров былину об Илье Муромце и Идолище, эпопею Хераскова «Россияда», поэму Пушкина «Полтава», рассказ Б. Лавренева «Выстрел с Невы», оду Ломоносова «На взятие Хотина», балладу А. К. Толстого «Ночь перед приступом» и, наконец, драму Пушкина «Борис Годунов» (стр. 66).

Таким образом, «жанровое содержание» оказывается, по мнению Г. Поспелова, категорией, свободной от закономерной связи и с жанровой формой, и с определенным родом.

Эта концепция, дискуссионная сама по себе, вызывает сомнения еще и в связи с утверждением автора о том, что «среди всех сторон идейного содержания произведений… являющихся в своем единстве внутренними факторами их стиля, проблематика, действительно, имеет «ведущее» значение» (стр. 74). Если это верно, то в «национально-исторической» по жанру группе произведений, перечисленных Г. Поспеловым, должно бы существовать стилевое единство. Но в работе оно никак не раскрыто.

Утверждение автором определяющей роли проблематики в отношении к другим факторам стиля – пафосу, реалистическому или «нормативному» принципу отражения жизни – также выглядит спорным. Ведь в «национально-исторической» по проблематике группе представлены и «нормативные» по принципу отражения жизни произведения, например ода Ломоносова, и реалистические – такие, как трагедия Пушкина. А «этологическая», по терминологии Г. Поспелова, проблематика может воплощаться как в диккенсовских «Записках Пиквикского клуба» – произведении комического пафоса, так и в трагедийной по своему тону пьесе Горького «На дне».

Автор книги поставил перед собой исключительно сложную задачу – не только определить круг факторов стиля, но и выявить функции каждого из них и установить их иерархию. Безусловно, в пределах одной главы это могло быть осуществлено только в общем виде, и поставленные автором вопросы еще ждут детального изучения.

Исследование общих закономерностей стиля завершается рассмотрением вопроса об отношении Стиля к литературному течению и индивидуальному творчеству.

Как отметил автор, в решении этой проблемы существуют полярные точки зрения, сторонники одной из которых, «склонные мыслить в широких эпохальных масштабах… увидят один стиль даже в произведениях писателей разных течений одной эпохи», другие «видят в стиле индивидуальное свойство, принадлежащее творчеству только одного писателя и создаваемое, очевидно, неповторимым своеобразием его личного художественного таланта» (стр. 97 – 98).

Г. Поспелов не разделяет ни одной из этих полярных концепций. Не отрицая художественного единства, свойственного творчеству каждого писателя, он предлагает определить его как индивидуальную творческую манеру, которая не тождественна стилю: «творчество одного крупного писателя может заключать в себе многообразие стилей»

(стр. 98). В то же время «произведения ряда писателей, близкие друг другу по особенностям своего идейного содержания, могут быть близки друг к другу и по стилю» (стр. 99).

Подтверждая эти суждения, исследователь ссылается на три действительно различных по стилю стихотворения Пушкина – «Пророк», «Зимняя дорога» и «Песни о Стеньке Разине» (стр. 102). И вслед за этим, сопоставляя пушкинскую «Историю села Горюхина» с «Современной идиллией» Щедрина, доказывает их безусловное стилистическое родство (стр. 105 – 107).Таким образом, автор выявляет возможность и внеличностного стилевого единства. Эта идея, по нашему мнению, не снимает проблемы индивидуальных стилей, она намечает еще один аспект в изучении закономерностей литературного творчества.

Резюмируя свою концепцию стиля, автор предлагает рассматривать его как «целостную «художественную систему», основанием которой является идеологическое «миросозерцание» писателей, а вершиной – стиль» (стр. 124). Поэтому стили литературных произведений, по убеждению автора, «можно изучать… только переходя постепенно от самого нижнего и глубоко уходящего в реальную национально-историческую жизнь уровня… через все другие ее уровни к самому верхнему, стилевому ее выражению» (стр. 125). И хотя исследование Г. Поспелова не свободно от «выпрямления» и «выравнивания» сложного, опосредствованного характера связи «миросозерцания» и стиля, принцип анализа, противостоящий эмпирической, описательной стилистике, безусловно заслуживает поддержки и дальнейшего развития.

г. Донецк

5 маленьких сформулированных истин, формирующих наше мировоззрение

Наше мировоззрение формирует наш опыт

У всех нас есть индивидуальное мировоззрение. Наш взгляд на мир может быть большой картиной или набором деталей. Многое зависит от нашего психологического склада, опыта, убеждений и представлений о мире. Как личности, мы все уникальны в этом отношении. Наше мировоззрение индивидуально. Поэтому, как бы мы ни старались, мы никогда не сможем полностью увидеть мир таким же, как другой. Сопереживание и сострадание могут помочь нам в этом благодаря тому, что мы «ходим в чужой обуви». Например, мы можем «видеть вещи с их точки зрения». Но у вас никогда не будет точно такого же опыта, как у другого, из-за наших разных взглядов на мир.

Меняется восприятие

С годами мое собственное мировоззрение значительно изменилось. Как и мир в целом. Многое из этого воспринимается как прочитанное, потому что в основном мы верим, что мир происходит с нами, и наше восприятие меняется. Возьмем, к примеру, 25-летие падения Берлинской стены. Для меня в детстве; Берлинская стена резко обозначила огромный разрыв между коммунизмом и капитализмом. Падение Берлинской стены ознаменовало конец коммунизма, каким мы его знали. В результате многие из нас изменили свое мировоззрение. На микроуровне мой разнообразный жизненный опыт, рождение детей, развод, падение на самое дно и удивительные взлеты, которые я испытал, сформировали мое мировоззрение. Я уверен, что подобные жизненные события повлияли на вашу.

Так и продолжается жизнь, каждый из нас переживает свое мировоззрение и часто пытается заставить других увидеть вещи с нашей точки зрения или пытается убедить других в своей правоте.

В течение многих лет я искал истину, и хотя мир постоянно меняется, я обнаружил некоторые истины, которые могут показаться очевидными, но часто они не всегда проникают в наше мировоззрение. Эти истины, если их принять по-настоящему, могут изменить ваше мировоззрение к лучшему.

1. Человеческая форма во всех смыслах преходяща

Ничто в нашем физическом мире не вечно. Это может показаться очевидным, но если вы действительно задумаетесь об этом, вы поймете, что для многих из нас все наше мировоззрение основано на сопротивлении этому факту. Мы вкладываем нашу энергию и ресурсы в достижение целей или сохранение нашего состояния, или наши отношения, которые не работают, или мы вкладываем наши усилия в поддержание физической среды, которая либо изменится естественным образом, либо мы уйдем.

Многие из вас вполне могут подумать, что это суровая и удручающая правда. Однако, если мы сможем настроить наше мировоззрение на принять эту истину. Наша жизнь изменится навсегда. Подумайте о мире, в котором мы можем общаться, наслаждаться, а когда придет время, отпустить наше физическое имущество и спутников, вспоминая и празднуя время, которое у нас было. Вместо этого мы цепляемся, привязываемся, сопротивляемся исчезновению; деньги, имущество и отношения и другие физические формы.

2. Мы наблюдатели, которые верят, что мы воспринимающие

«Весь мир [на самом деле] сцена» (Шекспир) Расширяя эту аналогию, мы подобны актерам в пьесе. Мы там разыгрываем драму, переживаем и воспринимаем мир через текущую сцену, в которую мы вовлечены. Мы судим других из-за их убеждений или действий, мы боимся того, что может произойти дальше, и поэтому мы возводим мощную защиту, чтобы остановить происходят ужасные вещи. Кто-то говорит с нами резко, и мы принимаем это на свой счет, и никогда больше не будем воспринимать этого человека как «безопасного». Мы верим, что мир делается с нами, и поэтому мы научились «воспринимать» нашу реальность.

Если представить себя в кинотеатре и погрузиться в фильм. Когда вы его смотрите, для вас ничего другого не существует. Так мы погрузились в наш мир. Хороший способ просто понять эту истину — всего на несколько мгновений в день сделать психологический шаг назад и посмотреть на то, что вы делаете. Посмотрите, о чем вы думаете. Когда вы можете смотреть на свою жизнь, как на фильм, даже на короткие промежутки времени. Вы приходите к осознанию того, что вы действительно являетесь наблюдателем своей жизни, а не ее участником.

3. Мы учимся смотреть на мир по-другому через наш опыт, поэтому мы учимся на опыте.

Наши убеждения, мировоззрение и наши идеи никогда не изменятся, если мы не испытаем что-то, что даст нам повод что-то изменить. Я была довольно успешной матерью троих детей, которая могла справляться с большинством вещей, которые бросала мне жизнь, пока мои убеждения, идеи и чувства о мире не заставили меня потерять все. В то время я не мог поверить в то, что произошло, и месяцами был зол и обижен. Однако я понял, что без этого опыта я бы не начал поиск внутри себя и не взял на себя полную ответственность за свой опыт в мире.

Раньше я думал, что опыт формирует наш мир, но на самом деле именно наше внутреннее мировоззрение, убеждения, мысли и чувства создают наш опыт. Таким образом, наш опыт — это дар, помогающий нам изменить наш внутренний мир, чтобы снова творить и думать. Интеллектуально мы многое знаем, но редко что-то меняем к лучшему, пока не испытаем что-то, что побудит нас понять, что должен быть другой путь. Изменение всегда создается в пределах первого.

4.

Наша жизнь имеет только тот смысл, который мы придаем ей

Виктор Франкл, известный писатель, переживший Холокост, в своей книге «Человек в поисках смысла» наблюдал за людьми, которые по понятным причинам сдались. Они решили, что в жизни их больше ничего не ждет. Это показалось Франклу ужасной ошибкой даже в тех ситуациях, когда жизнь казалась такой безнадежной. «Мы здесь не для того, чтобы судить о жизни по тому, что мы от нее ожидали и что она дала». Скорее, понял он, «мы должны найти в себе смелость спрашивать, чего ждет от нас жизнь день за днем». То, что Франкл сделал в те невообразимые времена в этом концлагере, заключалось в том, чтобы заглянуть внутрь себя и взять даже такую ​​ужасную ситуацию и превратить ее в опыт обучения.

Этот пример может показаться чрезмерным, но каждый день мы придаем смысл событиям в нашей жизни. Мы реагируем, и наши мысли и чувства воздействуют на то, что, по нашему мнению, эти события значат для нас. Это начинается в раннем детстве. Наши родители кричат ​​на нас, когда мы бежим к дороге. Конечно, они просто хотят, чтобы мы были в безопасности, но, не понимая этой концепции, мы думаем, что мы плохие. Кто-то на работе перестает с вами разговаривать. Вы задаетесь вопросом, что вы сделали не так. Или босс кричит на нас, и мы чувствуем гнев и негодование. Мы всегда придаем смысл таким событиям. Однако мы всегда можем подумать еще раз, придумать другое значение и изменить свой опыт.

5. Наш внутренний мир создает наш внешний мир

У нас все наоборот. Мы думаем, что являемся жертвами жестокого и сурового мира. Но правда в том, что именно наш внутренний мир создает опыт нашего внешнего мира. Мы постоянно проецируем наши убеждения, идеи и чувства на «сцену». Вы можете недовольствовать такими книгами, как «Секрет», в которых описывается, как наши мысли и осознание могут на самом деле «притягивать» обстоятельства и «вещи» в нашу жизнь.

По мере того, как мы лучше осознаем, что находится в нашем бессознательном, или осознаем то, чего мы не знаем, эти концепции не кажутся такими уж диковинными, а открытия квантовой науки становятся на шаг ближе к признанию силы нашего разума. Знаменитая цитата Ганди «быть тем изменением, которое вы хотите увидеть» лежит в основе этой концепции. Если вы хотите увидеть любящий, сострадательный мир, то вы должны им стать.

Итак, у вас есть 5 истин, которые я обнаружил в своих поисках. Мне будет очень интересно узнать, есть ли у вас что добавить!

Кристина Латтимер

Я помогаю лидерам развивать самообладание, помогая им обрести уверенность в собственном внутреннем руководстве.

Я сотрудничаю с экспертами в области лидерства, менеджерами и специалистами по персоналу, чтобы помочь им донести до широкой аудитории свои собственные идеи и уникальные услуги и продукты.

peopledevelopmentmagazine.com

Worldview At The Abbey — Nonprofit Explorer

Общий доход

498 455 долларов США

Итого функциональные расходы 460 724 $
Чистая прибыль 37 731 $
Известные источники доходов Процент от общего дохода
Взносы $106 054 21,3%
Программные услуги 392 399 долларов 78,7%
Инвестиционный доход $2 0,0%
Поступления по облигациям $0
Роялти $0
Доход от аренды имущества $0
Чистый сбор средств $0
Продажа активов $0
Чистая продажа запасов $0
Прочие доходы $0
Заметные расходы Процент от общих расходов
Исполнительная компенсация $0
Плата за профессиональный сбор средств $0
Прочие оклады и заработная плата
$0
Прочее
Всего активов 235 634 $
Всего обязательств $0
Чистые активы 235 634 долл.

Добавить комментарий