Почему человек разговаривает: Сомнолог рассказал, почему люди разговаривают во сне – Москва 24, 20.05.2022

Содержание

Почему человек разговаривает, а животные нет

Человеческий язык до сих пор не имеет четкого определения. Никто точно не знает, когда и как он появился. Есть предположение, что говорить наши предки начали тогда, когда руки – основной коммуникативный инструмент в мире приматов – оказались заняты.

Об удивительных открытиях языкознания рассказала автор этой гипотезы Светлана Бурлак, специалист по сравнительно-историческому языкознанию, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института востоковедения РАН и кафедры теоретической и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ.

— Вы говорите, что у лингвистов нет общепринятого определения языка. Не мешает ли это исследованиям?

— Нет, не мешает, потому что все нормальные взрослые люди способны говорить хотя бы на одном языке — на том, который они выучили в детстве. И можно совершенно спокойно изучать его структуру, например, порядок слов, набор фонем, чтобы выяснить, например, какие падежи будут использоваться в вепсском языке (или в русском, или в японском) для выражения смыслов «он работал топором» и «он работал пастухом», совершенно не нужно задумываться о грани между языком и не-языком.

И для того, чтобы выяснить, какие в этом случае возможны варианты в разных языках, чем они определяются, откуда возникли, грань между языком и не-языком несущественна, потому что все человеческие языки — это точно языки. По любому определению.

— Но есть же критерии, которые определяют свойства человеческого языка?

— Есть критерии Чарльза Хоккета, которые появились еще в 1960-х годах. Но с тех пор биологи стали исследовать коммуникативные системы животных и довольно много всего обнаружили. И выяснилось, что каждое свойство по отдельности у кого-нибудь да находится. И очень многие, чуть ли не все, находятся у языков-посредников, которым могут научиться человекообразные обезьяны или попугаи.

Возьмем, например, свойство, называемое семантичностью (это значит, что по крайней мере некоторые элементы коммуникативной системы соответствуют каким-то элементам окружающей действительности). У обезьян верветок есть крик тревоги, обозначающий леопарда, а есть крик тревоги, обозначающий орла.

Причем это не звуки, отражающие эмоциональное состояние животного. Для эмоциональных сигналов имеет значение, звучат ли они громче или тише, длиннее или короче.

Исследователи специально в магнитофонных записях варьировали эти параметры и убедились, что они не меняют смысл сигнала. Действует определенный акустический образ: если одни акустические параметры, то это сигнал на орла, и надо бежать в кусты. Если другие — то это сигнал на леопарда, и надо спасаться на тонких ветках, а громче, тише, длиннее, короче — для верветок оказалось не важно.

Другое свойство — перемещаемость, то есть способность сообщать не только о том, что имеет место здесь и сейчас. Если верветка слышит крик «орел», то она способна завопить «орел», убегая в кусты, даже если она этого орла не видит. Она услышала «орел» — и этого достаточно, чтобы воспроизводить этот крик и спасаться. Если ей самой при этом орла не видно, то уже получается перемещаемость — по определению. В опытах, которые Жанна Ильинична Резникова проводит с муравьями, разведчики дистанционно наводят своих фуражиров, чтобы они шли, куда надо. Когда муравей-разведчик возвращается в гнездо и «объясняет», куда идти за приманкой, для него она уж точно не здесь и не сейчас.

Далее. Хоккет говорит об открытости человеческого языка: мы можем добавлять в свою коммуникативную систему новые сигналы. Вот, например, появился компьютер — добавили слово. А потом еще добавили слово «компьютерщик». Но смотрите: шимпанзе Майк приходит к Джейн Гудолл, утаскивает у нее канистры из-под керосина и делает громкий «бамм». И остальные cамцы шимпанзе понимают (хотя и не с первого раза), что он имел им сообщить, что он тут самый главный.

Так вот, если в систему коммуникации можно добавлять канистры из-под керосина, то уже получается открытость, поскольку в систему внесен новый сигнал и он понят сородичами.

При исследовании разных группировок шимпанзе выяснилось, что у них есть разные сигналы. Например, в какой-то группировке принято с громким звуком обгрызать листья, и это приглашение к ухаживанию, а в другой группе то же самое действие означает приглашение к игре. Но раз есть разные сигналы, значит, они появились не врожденно, а члены этой группировки их когда-то выучили. Это означает, что в коммуникативную систему шимпанзе можно добавлять новые знаки. Хотя на практике редко удается, чтобы новые сигналы вошли в традицию, но принципиальная открытость, получается, уже есть. Культурная преемственность, понятно, тоже есть, раз такие традиции сохраняются и передаются.

Еще одно свойство, выделяемое Хоккетом, — дискретность: между знаками человеческого языка нет плавных переходов, всегда есть четкое различие — либо это один знак, либо другой. Например, слова «бар» и «пар» отличаются звонкостью-глухостью первого звука (чисто физически это разница в соотносительном времени начала звучания голоса и начала шума, вызываемого размыканием губ). Если плавно менять этот параметр, люди до какого-то момента будут считать, что слышали «б», а после него — сразу «п», как будто в голове выключатель перещелкивается.

Так вот, такие же примерно опыты проводили на тупайях. Несчастных зверушек приучили, что какой-то из их видовых сигналов сопровождается слабым ударом тока. Если тупайя слышит этот сигнал, то она старается убежать. Затем акустические характеристики этого сигнала плавно изменяли до тех пор, пока он не превратится в другой сигнал. Оказалось, что у тупайи срабатывает такой же «переключатель»: до какого-то момента она считает, что это опасный сигнал и надо убегать, а после него — сразу перестает так считать.

Следующее свойство — уклончивость: язык позволяет строить ложные или бессмысленные высказывания. Ну, про обезьян (человекообразных) известно, что они при случае могут и наврать.

Дальше рефлексивность — на человеческом языке можно рассуждать о самом языке. Но кому это надо в природе? Пока такие не обнаружены. А вот в эксперименте — бывает. Например, когда горилла коко сначала говорит, что она птичка, а потом признается, что пошутила. Так что человекоо-бразным обезьянам такая идея вполне доступна, просто в природе ее негде применить.

В 2000-е годы Стивен Пинкер и Рэй Джакендофф выдвинули другие критерии языка. Надо сказать, что эти свойства характерны для человеческого языка как для огромной, гиперразвитой коммуникативной системы. Например, организация звуковой стороны языка в виде системы фонем:

в любом языке есть ограниченный набор звуков, используемых для различения слов, и эти звуки противопоставлены друг другу по признакам, которые проходят через почти всю систему — как в русском твердость/мягкость или звонкость/глухость. Такое устройство очень удобно, когда этих мелких элементов много, но когда элементов мало, без нее можно обойтись — просто запомнить все возможные сигналы по отдельности.

Или, например, порядок слов: слова в любом языке следуют друг за другом по определенному принципу, и их порядок немножко подсказывает нам, чего ждать дальше.

человекообразные обезьяны, как выяснилось, могут это освоить. Так, бонобо канзи различал команды: «положи сосновую ветку на мяч» и «положи мяч на сосновую ветку», «пусть змея укусит собачку» и «пусть собачка укусит змею». получается, что у человекообразных обезьян есть возможности для этого, но в природе на это нет спроса, потому что в природе они не строят длинные цепочки знаков…

…- А что мы вообще имеем в виду, когда говорим о происхождении человеческого языка?

— А это каждый исследователь понимает по-своему. Кто-то говорит, что главное — научиться пользоваться символами, чтобы была произвольная (т. е. не природная) связь между формой и значением. Кто- то говорит, что главное — оторваться от здесь и сейчас. Кто-то говорит, что надо развить сложный синтаксис. Кто-то говорит, что надо научиться намеренной передаче информации. Естественно, при таких разных подходах получаются разные ответы.

Мне же было интересно не найти пресловутую грань, а попытаться понять, что там, собственно, происходило. ..

австралопит

— В чем состоит ваша гипотеза?

— У меня получается такая картинка. Если мы посмотрим на австралопитеков, то мозги у них, в общем-то, обезьяньи — и по объему, и по устройству, насколько можно судить по эндокрану (отливка с внутренней поверхности черепа. — ДМ). И руки у них тоже в значительной степени обезьяньи. Хотя орудия они, видимо, иногда применяли, но регулярно — по крайней мере, каменные орудия, — не изготавливали. Соответственно, они вполне могли пользоваться такой же коммуникативной системой, как у шимпанзе.

У шимпанзе очень развита система невербальной коммуникации. В том числе есть довольно небольшое количество звуков. Причем звуки эти, скорее, эмоциональное дополнение, а воле подконтрольны главным образом жесты. Обезьяны широко пользуются руками, и когда они достают банан, то понимают, куда и зачем протягивают руку. И это понимание создает основу для жестовой коммуникации.

Австралопитекам никто не мешал делать так же. К тому же найдена подъязычная кость австралопитека, и по ней видно, что у них были горловые мешки, как у современных шимпанзе. А про горловые мешки недавно выяснили, что они нивелируют эффекты артикуляции. Для шимпанзе это очень кстати, потому что они могут жевать и вокализировать одновременно, и сигнал при этом не должен зависеть от того, как у них повернулся язык. если у австралопитеков горловые мешки были, значит, им это тоже было удобно.

А затем начинается изготовление орудий. У человека умелого (Homo habilis) уже формируется трудовая кисть, которой удобно изготавливать орудия. Это значит, что из австралопитеков «вышли в люди» те, у кого имелись приспособления к изготовлению орудий (точнее, те, кто сумел собрать все эти приспособления вместе). И они начинают регулярно это делать: изготавливают, применяют, носят с собой — руки, соответственно, заняты. И с жестовой коммуникацией должны были начаться трудности.

В этой ситуации преимущество должны были получить те, кто умел по звуку общего возбуждения угадать, что хотел сказать говорящий. Даже если он просто не- членораздельно вякнет, но остальные догадаются, этого уже будет достаточно для того, чтобы информация была передана.

Дальше появляются Homo erectus, у которых орудий еще больше, делать их еще дольше и применять можно в еще более разнообразных ситуациях. руки заняты — ориентироваться можно только на звук.

Затем появляется гейдельбергский человек (Homo heidelbergensis), у которого уже был достаточно развитый комплекс приспособлений к звучащей речи. У него нет горловых мешков, как показывает строение подъязычной кости. это значит, что для него артикуляция была актуальна. У него достаточно широкий позвоночный канал — шире, чем у эректуса. это значит, что от мозга к органам дыхания (к диафрагме прежде всего) шло много нейронов — много «проводов» для управления. А диафрагма играет очень большую роль в процессе речи. когда мы говорим, нам надо, во-первых, подавать воздух на голосовые связки порциями, по слогам, иначе это будет не речь, а нечленораздельный вопль.

Широкий канал дает возможность произносить длинные высказывания, из нескольких слогов. Но даже в рамках одного слога у нас органы артикуляции то больше сомкнуты, то меньше. И звуковой энергии проходит то больше, то меньше, потому что она гасится губами и языком. Соответственно, наша диафрагма подает воздух на связки так, чтобы независимо от того, сколько энергии погасится, вышло примерно столько же. Иначе будет то, что психологи называют маской: если за одним стимулом быстро следует другой и один из них существенно более сильный, то более слабый стимул человек вообще не воспринимает. Так что если бы диафрагма не делала так называемых парадоксальных движений, мы бы не могли произносить слоги типа «то», по-скольку «о» глушило бы «т».

Еще один показатель — это реконструкция кривой слуха. Для гейдельбергского человека это оказалось возможным, потому что от нескольких экземпляров сохранились слуховые косточки. у современного человека, в отличие от шимпанзе, есть два пика лучшей слышимости: один на низких частотах (примерно там же, где у шимпанзе), а другой — на более высоких частотах, как раз там, где различия в характеристиках звука обеспечиваются артикуляцией. Так вот, у гейдельбергского человека, судя по реконструкции, этот второй пик уже намечается — у кого-то он более выражен, у кого-то менее… Это значит, что слышать различия, которые дает артикуляция, им было зачем-то нужно. Был ли у них «настоящий язык» — кто знает? Даже если они имели возможность пользоваться чем-то, это еще не значит, что они этим реально пользовались.

Кроме всего прочего, для языка очень важна способность делать выводы из нескольких посылок одновременно, сосредоточивать внимание на главном, отвлекаясь от несущественного (в том числе это касается и чисто звуковых различий), держать в оперативной памяти достаточно много единиц, чтобы мочь обобщить синтаксические правила, определенные на длинных предложениях. Все это обеспечивают лобные доли коры больших полушарий головного мозга, которые у гейдельбергского человека были меньше, чем у Homo sapiens.

А ГОВОРИЛИ ЛИ НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ? ЧТО МОЖНО СКАЗАТЬ ПРО НИХ?

— У неандертальцев широкий позвоночный канал. Подъязычная кость показывает отсутствие горловых мешков (что неудивительно, поскольку они, как и мы, потомки Homo heidelbergensis, только сапиенсы происходят от африканских гейдельбержцев, а неандертальцы — от европейских). Вряд ли они умели меньше гейдельбергского человека. И мозги у них, опять же, большие (больше наших)… А вообще, про неандертальцев лучше всего у Леонида Борисовича Вишняцкого написано, в его недавней книге.

МОЖНО ЛИ СУДИТЬ О НАЛИЧИИ ЯЗЫКА ПО КУЛЬТУРНЫМ ПРИЗНАКАМ?

— Да, об этом часто говорят, мол, если люди навешивали на себя всякие ракушки-побрякушки, то это значит, что у них был язык. Но присмотримся повнимательнее: если мы видим человека, увешанного украшениями, о чем это нам говорит? Может быть, о его богатстве, может быть, о стилистических пристрастиях, наличии или отсутствии вкуса, чувства прекрасного и т. п., может быть, о каких-то психологических особенностях личности… Но мы редко можем выразить это словами, мы скорее чувствуем какие-то эмоции по отношению к такому человеку. Да и сам человек, надевший серьги, бусы или что-то подобное, едва ли сможет внятно объяснить, что он этим хотел сказать.

А значит, это относится не к области языка, а к области невербальной коммуникации — так же, как его походка, позы, мимика, интонации… Соответственно, если будет показано, что какие-то люди — неважно, сапиенсы или неандертальцы, — украшали себя бусами или красились охрой, это будет свидетельствовать лишь о том, что они достигли больших успехов в невербальной коммуникации. А про язык, увы, это ничего не скажет.

ЕСЛИ ВЕРНУТЬСЯ К САПИЕНСАМ, ЕСТЬ ЛИ ПРЕДПОЛОЖЕНИЯ, КОГДА ПОЯВИЛАСЬ ОПУЩЕННАЯ ГОРТАНЬ, НУЖНАЯ ДЛЯ ЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНОЙ РЕЧИ?

— Это неизвестно — мягкие ткани ведь не сохраняются. О высоте гортани судят по базикрани-альному углу — изгибу основания черепа (у кого круче изогнуто основание черепа, у того больше опущена гортань). Но опущенная гортань хороша не сама по себе, а ради соотношения длины ротовой полости с длиной глотки. Если она одинакова, то можно произносить «крайние» гласные, то есть различать «а», «и» и «у». У неандертальца такой возможности не было: его челюсти указывают на такую длину ротовой полости, что гортань для равновесия пришлось бы помещать где-то в груди. Но, с другой стороны, зачем нужно непременно уметь говорить «и»? Вполне можно взять парочку гласных (например, один произносить с совсем раскрытым ртом, другой с не совсем раскрытым либо различать их по длине или по интонации), добавить много-много согласных — и получится инвентарь, пригодный для любого количества слов. Живут же абхазо-адыгские языки с минимумом гласных!

НАСКОЛЬКО ВЕРНО ТО, ЧТО ЯЗЫК НАЧИНАЛСЯ С КОММЕНТАРИЕВ?

— Не знаю, ведь это всего лишь мое предположение. Просто мне кажется, что язык в наибольшей мере оптимизирован именно под задачу обратить внимание другого на какую-то деталь. Когда мы кричим: «Сзади!» или: «Осторожно!», говорим буфетчице: «Кофе, пожалуйста!» или учим кого-то, например, шнурки завязывать, нам не нужен сложный синтаксис. А вот отдельные детали важны: «сзади», а не «сбоку», «кофе», а не «сок», «вот тут придержать», чтобы шнурок не развязался. Так что если древние гоминиды сопровождали свои действия или наблюдения чем-нибудь заметным (лучше всего — звуком, чтобы отдела не отвлекаться), то их сородичи могли это учитывать (и менять, если надо, линию поведения).

Для эволюционных гипотез это всегда считается сложным моментом: если есть что-то, что хорошо работает, будучи сильно развитым, то как оно могло появиться, как оно могло быть полезно, пока было развито слабо? Но моей гипотезе в этом плане везет: если предки наши были умны и любили интерпретировать что ни попадя (а эта особенность у приматов развита, и у современного человека в наибольшей степени), то достаточно любого увеличения заметности, даже самого минимального и не обязательно намеренного. Между прочим, наш язык — до сих пор во многом игра в угадайку: говорящий говорит, что сумеет сказать, а слушающий понимает, что сумеет понять. Иногда понимает даже лучше, чем было сказано, и поправляет говорящего, а иногда — хуже, и говорящий потом жалуется на его непонятливость.

Склонность комментировать очень развита у маленьких детей: они комментируют свои действия и действия своих игрушек, и даже просто идя по улице, непременно покажут пальцем на машину и скажут: «Бибика!» (или что-нибудь подобное). У взрослых такое комментирование уходит во внутреннюю речь. Я предполагаю, что так же могло быть и с человеческим языком в целом.

РАЗНЫЕ ГРУППЫ САПИЕНСОВ, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО, НАЧИНАЛИ ГОВОРИТЬ НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ ИЛИ НА ОДНОМ?

— Кто же это может сказать? Генетики говорят, что наш вид в своем развитии прошел через бутылочное горлышко — сокращение численности чуть ли не до десяти тысяч человек. Естественно, они обитали на не очень большой территории. Можно ли так жить, не имея единого языка? Вероятно, зависит от того, много ли было на той территории ресурсов. Исследования историков показывают, что, когда ресурсов много, племена склонны защищать свои территории, не пускать на них чужаков и даже невест брать только из собственного племени, чтобы не распылять богатства, а в бедной среде, наоборот, развиваются межобщинные связи, чтобы было к кому обратиться за помощью в случае совсем крайней нужды. Первая ситуация располагает к тому, чтобы каждое племя держалось за свой язык, вторая — к распространению языка, единого для всех племен.

ЭВОЛЮЦИОНИРУЕТ ЛИ ЯЗЫК СЕЙЧАС И В КАКОМ НАПРАВЛЕНИИ?

— Превращается ли он во что-нибудь принципиально иное? Нет, не превращается. Меняется ли он внутри себя? Да, меняется. Язык не может не меняться. Даже эсперанто, когда он стал широко использоваться в непосредственном живом общении, стал изменяться. Если наш язык — игра в угадайку, то для нормального общения вам вовсе не обязательно говорить в точности так, как другие: если ваши языковые системы достаточно близки, то вас поймут (и полного тождества не потребуют).

А МОЖНО ЛИ ОПРЕДЕЛИТЬ КАКИЕ-ТО ТРЕНДЫ В ЯЗЫКЕ, НАПРИМЕР, УПРОЩЕНИЕ ИЛИ ГЛОБАЛИЗАЦИЮ?

— Что кому проще, это разные языки решают по-разному. Русскому языку вполне просто иметь несколько согласных в начале слова, а, например, финскому — нет. Китайскому языку просто иметь тоны, а русскому— нет. Поэтому если русский язык заимствует слова из китайского, он никогда не соблюдает тон. Каждый язык, конечно, стремится упроститься, но каждый в свою сторону. И поэтому вряд ли имеет смысл говорить о глобальной тенденции к языковому упрощению.

СОХРАНЯТСЯ ЛИ В БУДУЩЕМ РАЗНЫЕ ЯЗЫКИ, ИЛИ ВСЕ МЫ БУДЕМ ГОВОРИТЬ НА ОДНОМ?

— А это вопрос, кто кого обгонит. Сейчас, с одной стороны, идет глобализация — все больше распространяется Интернет, а в нем — английский, язык межнационального общения. Если ты хочешь выйти в большой мир, то без него никак. Но, с другой стороны, тот же Интернет дает возможность фрагментации мира: вовсе не обязательно говорить со всеми, можно найти узкую группу своих единомышленников и общаться с ними — теперь не только письменно, но и устно, да еще и с видеозвонком. А группы бывают разные. Есть, например, группа людей, которые каждый год ездят в Карелию, живут там индейской жизнью и говорят на индейском языке лакота. Через Интернет они могут связаться с настоящими индейцами и поговорить с ними на этом языке. В принципе, на любой язык могут найтись фанаты. Есть, например, фанаты разговорной латыни, они говорят на ней между собой и даже поют по латыни (в очень качественном, надо сказать, переводе!) «Мурку» или «Жёлтую подводную лодку» (Yellow submarine).

Так что я теперь жду, что произойдет раньше: то ли малые языки вымрут, то ли до них доберутся «Скайп» и фанаты. И робко надеюсь на второе.

Источник

Рекомендуется к просмотру: 

Культура, язык, домашние животные и интеллект

Как люди научились говорить

Почему человек разговаривает, а животные нет?

Нарушения речи у взрослых: афазия и дизартрия

Человек обычно говорит, чтобы передать свои мысли остальным. Если он перестанет этим заниматься, сказать, что он заскучает, — ничего не сказать.

Поэтому при любом отклонении в речи нужно обращаться за помощью к специалистам, чтобы не только исправить ситуацию, но и избежать серьезных последствий. Если вовремя этого не сделать, можно перестать произносить некоторые звуки или вообще перестать говорить, и это намного хуже того, когда кто-то просто не выговаривает звук «р».

Какие нарушения речи чаще всего бывают у взрослых

Проблемы с речью бывают не только у детей, которые только учатся говорить. По разным причинам взрослые, которые могли десятки лет говорить совершенно нормально, могут начать терять речь — в нашей клинике мы как раз занимаемся тем, что решаем такие проблемы.

Поскольку взрослые разговаривают уже не первый год, чаще всего их проблемы связаны с травмами или болезнями, которые поражают головной мозг, и с возрастом риск нажить подобные проблемы только повышается. Мы занимаемся лечением афазии и дизартрии — нередких речевых нарушений, которые возникают как раз из-за таких ситуаций.

Афазия

Это нарушение или даже отсутствие речи, которая у человека уже сформировалась. Выделяют шесть-восемь типов афазии, но причины одни и те же: повреждение участков коры головного мозга, которые отвечают за речь. Часто так выходит из-за инсультов, но к расстройству речи могут привести ещё и черепно-мозговые травмы, опухоли головного мозга, прогрессирующие заболевания нервной системы и воспаления мозга.

Какие симптомы

В случае афазии нарушается не только речь самого пациента — кроме этого он может плохо различать речь окружающих и даже то, что написано в книге. Вот, что может происходить при разных типах афазии:

Сложно и долго подбирать слова, чтобы вышло что-то связное, но это часто всё равно не получается, зато у отдельных слов или конструкций могут появляться новые значения.

Одни звуки и слова постоянно заменяются другими, переставляются и повторяются. Начинается это, казалось бы, с безобидной замены «б» на «п», а заканчивается ещё непонятными комбинациями слов и предложениями чуть ли ни задом наперёд. В отдельных случаях такие проблемы происходят и с письменной речью.

Сложно понять, что говорят другие люди. К тому же человек будто не понимает собственную речь и изливает поток сознания, причём в первые два месяца после болезни или травмы это может быть поток из случайных звуков или слов.

Нарушается ритм и мелодика речи, она звучит неестественно: паузы слишком длинные, голос тихий, полушёпот.

Сложно запомнить услышанную или прочитанную информацию. Проблемы могут возникнуть уже с четырьмя связанными по смыслу словами подряд. В такой ситуации длинные предложения трудно понять, так что они теряют смысл.

Сложно называть предметы и пользоваться речевыми оборотами, крылатыми выражениями, пословицами. Понимать их тоже затруднительно.Как лечить и что будет, если не лечить

Коррекцию афазии можно пройти только в клинике. Во время коррекции человек, заново учится правильно говорить, как в детстве. С логопедом он учится воспринимать устную и письменную речь, правильно использовать речевой аппарат (органы дыхания, язык, губы), произносить звуки.

Лечение может меняться в зависимости от типа расстройства, но в любом случае его важно начать как можно раньше. Это потому, что человек привыкает к своей манере говорить, и дефекты речи закрепляются. Пациент может воспринимать одни звуки вместо других, постоянно повторять часто употребляемые слова и неправильно строить предложения. Если помедлить с коррекцией афазии, закрепившиеся нарушения устранять будет ещё дольше и труднее.

Дизартрия

Это тоже речевое нарушение, но при нём нарушается в первую очередь произношение — нарушается артикуляция звуков. Часто проявляется ещё в детском возрасте, но у взрослых может появиться из-за инсульта, черепно-мозговой травмы, опухоли головного мозга и целого ряда расстройств нервной системы: рассеянного склероза, церебрального атеросклероза, олигофрении, нейросифилиса, болезни Паркинсона.

Какие симптомы

Логопеды различают четыре степени дизартрии, но даже с самой лёгкой из них игнорировать докторов нельзя:

  1. нарушения произношения может выявить только логопед, в повседневной речи они малозаметны;
  2. нарушения заметны окружающим людям, но речь всё ещё понятная;
  3. речь понимают только люди, хорошо знакомые с пациентом, и посторонние люди, которые просто случайно понимают некоторые фразы;
  4. даже близкие люди не понимают, что человек говорит, если издаваемые им звуки вообще можно назвать речью — это тяжёлая дизартрия, или анартрия.

Само собой, на каждой стадии расстройства симптомы разные, но в целом при дизартрии весь артикуляционный аппарат становится расслабленным. Даже если мышцы напряжены, говорить не хочется и не особо хорошо получается. Вот что конкретно происходит:

Речь невнятная, малопонятная, медленная. Возникает ощущение «смазанности» всего того, что говорит человек, будто у него каша во рту, он пытается что-то сказать, но пока не понимает, что это почти бесполезно.

Голос тихий, слабый, глухой, а дыхание учащённое и прерывистое. Из-за этого речь становится монотонной, говорить чётко сложно.

Некоторые звуки выпадают, некоторые человек произносит через нос (происходит назализация, сравните «н» и «б»), речь в принципе упрощается и может показаться, что пациент пытается произнести многосложное слово одним слогом. Звуки искажаются и заменяются другими, как при афазии.

  • В зависимости от типа дизартрии, язык, губы, мышца лица и шеи могут работать по разному. В одних случаях они постоянно напряжены, в других — слишком расслабленны так, что рот приоткрыт. Помимо этого во время разговора такие слишком расслабленные мышцы могут резко напрягаться.

Как лечить и что будет, если не лечить

Сначала специалисты клиники диагностируют степень расстройства и определяют, в чём проблема, а потом проводят логопедическую работу: делают пальчиковую, артикуляционную и дыхательную гимнастику, чтобы речь была синхронизирована с дыханием, исправляют и закрепляют правильное произношение звуков, работают над выразительностью речи.

Так же, как и при афазии, коррекцию дизартрии важно начать как можно раньше. Дефекты речи становятся привычными, поэтому чем позже обратитесь в клинику, тем сложнее и дольше будет восстанавливать артикуляцию, а это непростой процесс — вспомните взрослых людей, которые с детства шепелявят или не выговаривают букву «р».

Почему пациенты выбирают Центр АКМЕ

Наш Центр более 10 лет помогает пациентам вернуться к здоровому и комфортному образу жизни. Эффективные методики, высокий профессионализм специалистов, позволяют справляться со всеми недугами и патологиями речи.
Звоните прямо сейчас по телефону +7 (495) 792-1202 и записывайтесь на прием к специалисту Центра АКМЕ! Мы знаем, как вернуть Вам и вашим близким здоровье!

Почему люди любят говорить о других

Люди любят говорить о других, и есть много причин, по которым они могут это делать. Иногда люди говорят о других, чтобы привлечь внимание или хорошо выглядеть. В других случаях люди могут говорить о других, беспокоясь об их благополучии. Какой бы ни была причина, разговор о других может многое рассказать о характере человека и его мотивах.

Вы слышали последние сплетни?

Люди любят говорить друг с другом на разные темы. Общение с другими людьми — отличный способ пообщаться и улучшить наши отношения. Разговоры о других — любимая тема среди людей. Например, хорошо петь дифирамбы и говорить о сильных сторонах человека. Однако для некоторых это может быть не так, поскольку им может нравиться говорить о людях негативные вещи, что они будут делать, пока человек, о котором говорят, отсутствует. Ситуация становится проблематичной, когда разговор начинает углубляться в негативные сплетни, что случается довольно часто.

Нехорошо слушать, как люди сплетничают о других. Вы можете не быть темой их разговора, но вы можете чувствовать себя некомфортно и думать, что вы, возможно, тот, о ком они говорят друг с другом. Даже если это не так, довольно неприятно слышать, как кто-то ругает другого. Конечно, не все разговоры между людьми заканчиваются негативными сплетнями, что часто может привести к этому. Есть несколько причин, по которым людям может нравиться говорить о ком-то негативно.

1. У них есть проблема с человеком, но они не могут противостоять ему напрямую

Одна из причин, по которой люди говорят о другом человеке, заключается в том, что они имеют что-то против этого человека, но не могут сейчас рассказать или противостоять этому человеку. Может быть, человек высокого положения или к нему трудно подойти, и он имеет преимущество над человеком, распространяющим сплетни. Так что же делает сплетник? Они говорят за человека и, вероятно, будут искать других с такими же чувствами. Им не хватает мужества, чтобы поговорить с человеком, против которого у них есть проблема, поэтому они прибегают к разговору с другими. Человек, о котором идет речь, может знать, а может и не знать, что он взбудоражил сплетника, или даже может быть безупречен, а кто-то еще распространяет сплетни, чтобы повлиять на его репутацию.

2. Заставлять себя чувствовать свое превосходство над другими

Люди с низкой самооценкой и проблемами неполноценности могут любить говорить о других свысока. Вместо того, чтобы улучшать себя, они указывают на слабости других или даже могут создавать ложные утверждения, понижающие статус другого. Унижая кого-то другого, сплетники чувствуют, что они могут стать выше других, даже если эта идея может быть только в их головах.

3. Это по привычке

Разговоры с людьми о других людях кажутся любимым занятием некоторых из нас. Вероятно, вы столкнетесь с такими людьми по соседству, в офисе, в общественном транспорте и, возможно, даже в собственном доме. Даже если это не приносит им прямой пользы, некоторые люди любят говорить о других, потому что им интересно узнать о другом человеке разные вещи, в том числе сведения, которые могут быть личными или могут повлиять на их репутацию. Для некоторых из нас это стало привычкой.

4. Зависть и неуверенность

Людям может нравиться говорить о других, потому что они чувствуют себя неуверенно и завидуют другим. Может быть, им не нравится, что у некоторых людей дела обстоят лучше, чем у них самих, поэтому они говорят за вашей спиной о разных вещах, в том числе о негативных мыслях. Они не понимают, что люди могут усердно работать, чтобы достичь того, что у них есть прямо сейчас, и они не имеют права критиковать их за то, что они делают правильные вещи, чтобы преуспеть в жизни. Сплетники могут не собраться с силами и не приложить усилий, чтобы улучшить себя, поэтому вместо этого они унижают других. Они завидуют тому, что есть и делают другие.

5. Они перекладывают свои проблемы на вас

Люди могут отвлечься, говоря о другом человеке, когда у них проблемы. Они могут быть не в состоянии решить свои проблемы немедленно, или они могут видеть в вас желаемый результат, поэтому они говорят с людьми о вас. Разговор о ком-то уводит от решения их проблем. Им может нравиться говорить о других людях, даже если этот человек не имеет ничего общего с их проблемами. Они видят в других то, что хотели бы иметь.

6. Некоторым людям ты нравишься не просто так

Мы не можем угодить всем, и некоторые люди ненавидят кого-то без веской причины. Говорить о ком-то плохо — это один из способов выразить свою неприязнь к другому. Человек, о котором говорят, может не делать ничего плохого и даже не знать о своих сплетниках; тем не менее, некоторые будут продолжать недоброжелательно относиться к другим. Так действуют некоторые люди в этом мире. Они будут более чем счастливы присоединиться к другим, ругающим того же человека, что и вы.

Имея дело с людьми, которые распространяют негативные сплетни

Разговоры между людьми могут включать как позитивные, так и негативные сплетни, и часто между людьми обсуждают именно негативные. Нехорошо вести такой разговор. Негативные сплетни могут порождать конфликты и разрушать отношения между людьми. Это довольно заразно, как болезнь, поскольку быстро распространяется от одного человека к другому, и еще более вредно, если происходит утечка неверной информации.

Как человек, который может услышать, как другие сплетничают о ком-то, или, что еще хуже, вы слышите, что о вас говорят, лучше иметь дело со сплетниками, пока ситуация не вышла из-под контроля. Вот некоторые вещи, которые вы можете сделать.

  • Если вы знаете человека, о котором говорят, и он отрицательный, вы можете сказать об этом заинтересованному лицу. Скажите им, что другие негативно отзываются о них. Это может вызвать разрыв в отношениях между заинтересованным лицом и сплетниками, но это все равно произойдет, если заинтересованное лицо обнаружит это позже. Они должны знать об этом заранее, чтобы иметь возможность обсуждать с теми, кто говорит за их спинами, и решать проблемы.
  • Предположим, вы слышали, как другие говорят о вас негативно, или кто-то другой сказал вам, что другие говорят о вас. В этом случае вам следует сделать все возможное, чтобы подойти к человеку или людям, говорящим о вас негативно, и провести вежливую дискуссию, спросив их, в чем проблема и как ее можно решить. Если распространяемые слухи беспочвенны и ложны, вежливо попросите их прекратить делать то, о чем они говорят с другими.
  • Некоторые люди любят говорить о других, описывая различные вещи, которые они делают, и они могут не иметь намерения причинить прямой вред другому. Тем не менее, может быть неудобно слышать, как другие шепчутся или разговаривают за чьей-то спиной, даже если они не обязательно ругают другого человека. Вы можете игнорировать поведение таких людей и просто позволить их разговорам проникнуть в ваше ухо, а затем выйти на другое. Ваша энергия и время могут быть лучше потрачены на другие важные для вас вещи.

Сплетни являются частью повседневных разговоров. Это удовлетворяет любопытство людей и становится хорошей темой для обсуждения. Здесь нет проблем, если речь идет о похвалах и просто описании того, что делают другие. Проблема возникает, когда в обсуждение начинают вмешиваться плохие намерения, и люди начинают негативно отзываться друг о друге, особенно если начинают распространяться ложные слухи и идеи. Распространение сплетен может быть формой слабости; если какие-либо проблемы существуют между людьми, лучше, чтобы они решались непосредственно между заинтересованными сторонами. Разговоры друг у друга за спиной и бездействие только усугубят ситуацию. Правильное общение имеет важное значение, и люди должны решать свои проблемы напрямую друг с другом.

Почему некоторые люди не могут перестать говорить

Источник: Fauxels/Pexels

Мы все бывали на общественных мероприятиях, где кто-то распоряжается временем разговора. Мы можем справляться с этим периодически, но если этот человек постоянно доминирует, собрания могут стать неприятными. Случаи, которые в противном случае были бы поддержкой и весельем, превращаются в то, чего следует избегать.

Причиной излишней болтливости могут быть прежде всего внутренние причины. Некоторые люди от природы разговорчивы, преданно погружены в себя или не замечают дисбаланса между разговором и слушанием. Но другие причины в первую очередь ситуативны и могут быть идентифицированы и устранены. Послушав некоторое время, мы можем диагностировать ситуационные причины излишней болтовни и попытаться создать больше равновесия.

Вот семь стратегий перехода к более приятному и интерактивному ходу беседы.

Реструктуризация социальной среды

Структура группы может сильно влиять на участие. Группы более шести человек часто не позволяют некоторым людям вносить свой вклад — по крайней мере, ненадолго. Разбивка большой группы на несколько небольших бесед по двое, трое и четверо лучше работает для равноправного взаимодействия. Мы можем изменить свое положение и начать собственный разговор с небольшой группой людей, желательно лицом к людям, а не сидя рядом. Нет необходимости оставаться в большой группе.

Если группа остается большой, очень важно, чтобы у нее не было лидера. Общественные собрания — это не собрания или занятия. Мы можем вежливо покинуть большую группу и сделать перерыв, если это необходимо.

Оставаясь тематичным

В разговоре у большинства из нас есть детекторы темы. Мы определяем темы и реагируем на них — иногда с помощью связанного события или личной истории, затрагивающей эту тему.

Темой может быть путешествие, которое, безусловно, включает рассказ о собственном опыте, но эти рассказы могут быть краткими и отвечать интересам группы. Если кто-то говорит: «Я только что вернулся из Лондона», естественным ответом будет задать вопросы о поездке. Однако слишком болтливые могут воспользоваться случаем, чтобы подробно описать свои поездки в Лондон. Вместо детекторов тем у них Детекторы Me . В этой ситуации лучше всего выждать паузу и вернуться к тому, кто первым сделал объявление о Лондоне.

В разговоре мы следуем заданному новому контракту, беря только что высказанную идею и добавляя к ней новую информацию. Болтуны часто используют самую краткую из предоставленной информации в качестве трамплина для изобилия новой информации, ориентированной на себя.

Изменение своего статуса

Одной из возможных причин словесного излишества является то, что люди считают себя занимающими более высокий статус, чем другие в группе, из-за большего опыта или более уникального опыта в целом. Конечно, когда люди говорят о себе, они на самом деле — это эксперта. По этой причине болтуны сосредотачиваются на своей деятельности, тем самым сохраняя свой опыт. Эту динамику самовоспринимаемого статуса можно нарушить, соответствующим образом сдвинув тему или подчеркнув насыщенность нашей жизни событиями.

Сокращение избыточности

Основной проблемой может быть не количество времени, потраченного на разговоры. Можно было бы слишком много говорить об одном. Лингвисты различают глубокую структуру (идеи, которые должны быть выражены) и поверхностную структуру (фактические слова, выражающие эти идеи). Если чья-то поверхностная структура изобилует, а глубинная структура минимальна, ненужное повторение заставляет людей звучать более многословно, чем они есть на самом деле.

Во время разговора мы обычно колеблемся между избытком информации и недостатком, пытаясь найти золотую середину. Слишком много информации, и слушателям становится скучно. Недостаточно, и они запутались. Постоянно многословные люди не прислушиваются к ожиданиям своей аудитории и дают слишком много.

Мы можем оживить общение, вежливо подтверждая то, что мы уже знаем, а затем добавляя в разговор свой собственный опыт.

Изменение шаблонов

Иногда мы позволяем или даже поощряем людей монополизировать разговоры, усиливая их разговорчивость. Кивки в знак согласия или даже качание головой в знак несогласия могут подбодрить говорящего. Нетерпеливые вздохи, взгляды в телефон и отведение взгляда могут на самом деле побудить нас к разговору. То же самое и с перебиванием, которое может усилить напряжение и создать конкуренцию в разговоре. Как это ни парадоксально, мы должны временно уменьшить нашу продукцию, приняв нейтральное выражение и ничего не говоря.

Это прямая теория подкрепления, разрывающая связь между поведением и конкретной социальной ситуацией, в данном случае избегающая подкрепления длинных выражений.

С другой стороны, мы также должны обращать внимание на желательное поведение, обеспечивая подкрепление, когда разговорчивый человек рассудителен и лаконичен.

Источник: Лиза Саммер/Pexels

Быть прямым

Если мы готовы, прямота может сработать. Мы рассказываем человеку о нашей проблеме с чрезмерной болтливостью, сосредотачиваясь на том, как это влияет на us , ограничивая чрезмерную продуктивность другого человека, а не критикуя его. Мы могли бы спросить: «Можем ли мы иметь одинаковое время?»

Когда мы прямолинейны с болтливыми людьми, мы должны показать, что услышали то, что они сказали, но затем следовать заданному новому контракту и добавить что-то свое, моделируя разговорный ритм. Они могут прервать, но тогда мы можем быть дипломатично настойчивы и сказать, что хотели бы закончить то, что мы говорили.

Иногда мне нужно напомнить себе, что быть прямолинейным — не то же самое, что быть прямолинейным. Когда кто-то вербально доминирует в групповом общении, у социолога во мне возникает соблазн использовать мое приложение-секундомер, чтобы засечь время разговорчивого человека, а затем сделать объявление. «За последний час ты говорил 42 минуты, а остальные делили между собой 18 минут. На самом деле Ева и Джон вообще не разговаривали». Но я этого не делаю. Я не социолог на собрании, точно так же, как вербально доминирующий человек не приглашенный лектор.

Приветствие Необходимое выражение

Причины болтливости могут быть практическими и разумными. Люди, которые проводят свои дни перед экраном или с маленькими детьми, будут жаждать взрослых слушателей.

В этом случае полезно дать человеку расслабиться и приспособиться к взрослой социальной среде.

Добавить комментарий