Шизофреногенная мать: Schizophrenogene Mutter – gibt es sie?

Содержание

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека

Развитие личности в условиях патологического (неправильного) воспитания. Лектор Журавлёв И.В., врач-психиатр. Видео с сайта Univertv.ru
скачать видео

Подавляющая гиперопека считается самым неблагоприятным типом семейного воспитания. Основным образом, она проявляется сильнейшим контролем со стороны родителей ребенка. Главным действующим лицом в данной жизненной ситуации считается «шизофреногенная мать».

Кавычки здесь неспроста. «Шизофреногенная мать» (schizophrenogenic mother) – термин, определяющий тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других. То есть это совершенно здоровая женщина, не имеющая патологии.

Такой тип матери определяется сильной тревожностью и властностью. Она осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка. Своей задачей считает расписать каждый его шаг (в тяжелых случаях – до пенсии оного) и зорко следит за четким исполнением написанного плана.

В трудную ситуацию детей ставит и амбивалентность таких матерей, из которой возникает двойная связь. В этой ситуации ребенок совершенно не понимает, чего хочет его мама. Она может сказать ему: «Иди гуляй», но при этом все ее движения, мимика, то есть невербальные проявления, будут кричать: «Стой здесь, не ходи никуда!». А дети, как правило, очень чувствительны к таким моментам.

«Шизофреногенная мать» не умеет проявлять любовь, материнскую заботу и ласку. Она не интересуется делами и проблемами своего дитя. Вся ее жизнь сосредоточена лишь на том, чтобы требовать с него постоянного подчинения, выполнения уже составленного ей распорядка. Например, ребенок приходит из школы. Она не станет интересоваться, как у него дела, как он играл сегодня с друзьями (и есть ли они у него вообще), что ему понравилось изучать. Ее интересуют только цифры: какие оценки получил.

При таком воспитании ребенок вырастает эмоционально холодным, не умеющим проявлять свои чувства к людям, человеком, который не чувствует социальных норм, правил общества; все его действия пассивны – он ждет распоряжений; у него отсутствуют какие-либо желания и интересы. Он не понимает окружающий его реальный мир, а мир не понимает и не принимает его, считая чудаком «не от мира сего».

Недаром Эрнст Кречмер, психолог, назвал склонных к шизоидному типу детей «мечтой и радостью матерей». Они никогда не осмелятся ослушаться, высказать свое несогласие или поступить по-своему.

При этом внутренняя жизнь ребенка будет яркой, бурлящей, фантазийной. Там он будет настоящим героем для себя, самостоятельно принимающим решения, мечтающим, ненасытным в деятельности. Но все это будет скрыто за каменной стеной, которая будет отрицательно реагировать на малейшее вторжение на «закрытую территорию».

Это классический пример того, как происходит патологическое развитие личности при неправильном воспитании. Именно вследствие этого формируется шизоидный («шиза» – «расщепление») тип акцентуации характера, который может перерасти в патологию различной степени тяжести.

Дорогие родители! Любите своих детей, беспокойтесь за них, переживайте, но всегда помните, что они – личности, у которых должны быть свои желания, мечты, надежды. Прислушайтесь к ним и помогите сделать правильный выбор, но пусть окончательное решение останется за ними.

Матери больных шизофренией: медицинские и психологические аспекты проблемы. Обзор литературы | Мрыхина

Шизофрения: актуальность проблемы, распространенность, бремя, проблемы лечения

Шизофрения является одной из центральных проблем современной психиатрии. Распро­страненность ее составляет от 0,3 до 2,0 %, первичная заболеваемость — от 0,3 до 1,2 % [1].

Шизофрения поражает любую возрастную категорию населения, 90 % больных — лица в возрасте от 15 до 55 лет. Больные шизофренией занимают около 50 % коек в психиатрических стационарах; они также являются ос­новным контингентом при предоставлении амбулатор­ной психиатрической помощи [2]. Шизофрения входит в десятку заболеваний с наибольшей инвалидизацией, бо­лее 90 % больных этой патологией являются инвалидами [3]. Шизофрения является бременем для общества: в об­щем списке экономических потерь от болезней ВОЗ, рас­считанном с использованием индекса DALYs (Disability-Adjusted Life Year), в возрастной группе от 15 до 44 лет шизофрения занимает 8 место (2,6 %), опережая ишеми­ческую болезнь сердца, цереброваскулярную болезнь и медицинские последствия войн. Прямые экономические затраты, связанные с ней, составляют 0,2—0,25 % ВВП, косвенные оцениваются, как минимум, втрое выше [2][4]. С шизофренией связано ухудшение социального позна­ния, обычно имеет место социальная изоляция, часто встречаются трудности в работе, проблемы с долгосроч­ной памятью и вниманием [5]. При некоторых формах шизофрении может нарушаться функция речи, возника­ют грубые двигательные нарушения [6].

Обращает на себя внимание, что пубертатный период является критическим для начала заболевания шизофре­нией. У 38 % мужчин и 21 % женщин с диагнозом шизоф­рения заболевание дебютировало в возрасте до 18 лет [6]. У пациентов с диагнозом шизофрения могут возникать как психотические симптомы, так и неспецифические проявления социальной изоляции, раздражительность, дисфория [7].

Эффективность лечебно-реабилитационных ме­роприятий при шизофрении остается недостаточной, значительная часть больных является социально не­адаптированными. Современные концепции оказания психиатрической помощи отмечают важную роль соци­альной адаптации и социальной реабилитации в ком­плексе лечебно-профилактических мероприятий при шизофрении [8]. Однако, несмотря на активизацию в последние годы научных поисков в этом направлении, вопросы социальной реабилитации и реадаптации боль­ных шизофренией остаются одним из наиболее уязви­мых мест системы оказания психиатрической помощи. Система реабилитации больных шизофренией, которая существует сегодня, в значительной мере формализо­вана, обезличена, не учитывает глубины социальной дезадаптации больного и особенностей его социального функционирования и, как следствие, имеет низкую эф­фективность [9].

Основой обеспечения полной и адекватной оценки психического состояния и психосоциальной адаптации пациентов является технология определения функцио­нального диагноза, который отражает клинико-функци­ональные особенности больного.

Исследование состояния индивидуальной систем­ной интеграции биопсихосоциальных особенностей больного с помощью функционального диагноза дает возможность качественно оценить особенности шизоф­ренического процесса в контексте патодинамического, психологического и социального компонентов, что по­зволяет определить полноту приспособления больного к окружающей среде.

Общие принципы функционального психиатрическо­го диагноза были заложены Абрамовым В.А., Пуца С.А., Кутько И.И. [10], которые считали, что функциональный диагноз — это оценка результата осознания и интеллек­туальной обработки больным патологического процесса, сложившегося в результате него социальной ситуации, индивидуальной приспособленности и взаимодействия больного с социальным окружением. Однако, к сожале­нию, эта технология не была широко внедрена в реальной клинической практике психиатрии, оставаясь дополни­тельным механизмом, который врачи-психиатры исполь­зовали по собственному желанию и на свое усмотрение.

Современные концепции развития шизофрении

В происхождении шизофрении общепринятой яв­ляется стресс-диатезная модель, в которой причинами развития болезни является не только наследственный фактор, но и средовый и социальный [10]. При заболева­нии одного из родителей риск наследования шизофрении составляет 11 %, при болезни у обоих родителей — до 42 % [11].

Большое значение придаётся отклонениям в раз­витии головного мозга, когда сверхпороговые внешние раздражители приводят к прогрессирующему процессу, которая проявляется психопатологической (позитивной и негативной) симптоматикой [12].

Что касается нейрохимических процессов, огромное значение имеют следующие нарушения:

  1. Нарушения дофаминовой нейромедиации.

Установлено, что дефицит префронтального дофами­на и гипо стимуляция Д1-рецепторов имеют значение в развитии негативных и когнитивных проявлений [13]. Избыток субкортикального дофамина и гиперстимуля­ция Д2-рецепторов приводят к появлению продуктив­ных нарушений [14]. Концептуальные доказательства значимости дофаминовой дисфункции были пред­ставлены в ключевой публикации Арвида Карлссона в 1963 г. (Нобелевский лауреат 2000 г.) [15]. Основа концеп­ции — наблюдения, показавшие, что психостимуляторы стимулируют дофаминовые рецепторы, а нейролептики их блокируют [16]. Выяснено, что блокада дофаминовых рецепторов приводит к экстрапирамидным нарушениям и гиперпролактинемии. При исследования действия ней­ролептиков был доказан эффект, который связан не толь­ко с их действием на D2-рецепторы, а также со способ­ностью ингибировать 5-НТ2-серотониновые рецепторы. В дальнейшем было доказано, что некоторые атипичные нейролептики (клозапин, оланзапин) оказывают своё действие на серотониновые рецепторы сильнее, чем на дофаминовые [17]. Так была установлена вовлеченность серотониновой системы в формирование дофаминового дисбаланса.

  1. Нарушения глутаматной нейротрансмиссии.

Суть концепции — снижение проведения нервных им­пульсов в мозге больных из-за ингибирования глутаматных рецепторов NMDA-типа. Поиск сосредоточился на препаратах, стимулирующих NMDA-рецепторы [18]. Вы­яснено, что эти рецепторы связаны с 5HT2a-рецепторами, и сейчас эту концепцию корректнее называть серотонин- глутаматной. Накоплены убедительные данные, что дис­функция серотонин-глутаматного комплекса определяет предрасположенность к галлюцинациям.

  1. Аутоиммунные нарушения.

Гипотеза появилась в 60-70-е гг. прошлого века [19]. Основа — обнаружение в крови антител к компонентам мозга. Достоинство гипотезы — экспериментальное под­тверждение. В настоящее время не вызывает сомнений вовлеченность иммунной системы в патогенез шизофре­нии [20]. Недостатки — невозможность объяснить поли­морфизм клинической симптоматики. Кроме того, ауто­антитела обнаруживаются при многих (если не при всех) психических расстройствах [21].

  1. Нарушения метаболизма кинуренов.

Основа — у больных шизофренией в ликворе выявля­ется повышенный уровень кинуреновой кислоты, кото­рая образуется в головном мозге в процессе метаболиз­ма незаменимой аминокислоты триптофана. Триптофан при шизофрении метаболизируется по кинурениновому пути в 95 % случаях, так как происходит активация фер­мента в астроцитах факторами гуморального иммуни­тета. В результате кинуреновая кислота накапливается в головном мозге. Единственным известным антагонистом глутаматных рецепторов является кинуреновая кислота. В результате её накопления происходит развитие глута- матергической гипофункции и реципрокной дофаминергической гиперфункции [22][23]. При накоплении кинуреновой кислоты происходит снижение содержания серотонина и развитие депрессивной симптоматики при шизофрении. В настоящее время ингибиторы фермен­та, направляющего обмен триптофана по кинуреновому пути, рассматриваются как перспективный класс препа­ратов в лечении шизофрении.

Роль салиенса (salience)

Салиенс — это способность идентифицировать значи­мые стимулы и отделять их от малозначимых, фоновых. В основе функции внимания лежит феномен салиенса, который обеспечивает научение и выживание особи и позволяет ему сфокусировать ограниченные перцептив­ные и когнитивные ресурсы на важных наборах данных, поступающих из различных сенсорных систем [24].

Нарушение салиенса при шизофрении является стержневым феноменом. Некоторые исследователи [25] предлагают сгруппировать в будущих классификаци­ях расстройства шизофренического спектра в группу «синдромов дизрегуляции салиенса». Мезолимбические и лимбические структуры являются основным нейроанатомическим субстратом салиенса. Основным нейромедиатором, участвующим в формировании реак­ции на значимый стимул, является дофамин, который преобразует эмоционально нейтральный бит информа­ции в эмоционально окрашенную (положительную или отрицательную) реакцию, т. е. в «салиентное событие».

  1. Kapur [26]. предположил, что имеющее место при ши­зофрении гипердофаминергическое патологическое со­стояние лимбической системы приводит к нарушению адекватного распределения салиентных событий в от­вет на различные внутренние и внешние стимулы. Это нарушение обусловливает широкий спектр позитивных симптомов шизофрении (галлюцинаторно-бредовые симптомы, дезорганизация мышления и др.).

Роль матери в происхождении шизофрении у сына

Биологические аспекты

Не вызывает сомнения, что генетические факторы играют важную роль в развитии шизофрении. О при­частности генов к развитию шизофрении свидетельству­ют многочисленные результаты генетических исследо­ваний. Скорее всего, шизофрения является полигенным заболеванием, а риск при наследовании каждого отдель­ного гена является малым. Так, оба монозиготные близ­нецы не всегда болеют шизофренией, для развития этого заболевания также нужны пусковые факторы окружаю­щей среды [27].

Риск развития шизофрении в течение жизни в общей популяции составляет около 1 %, у монозиготных близ­нецов — 35—60 %, у дизиготных — 10—30 %, сиблингов, больных шизофренией — 10 %, у ребенка, один из ро­дителей которого страдает шизофренией, — 10—17 %, у ребенка, оба родителя которого болеют шизофренией, — 30—40 % [28].

В классическом исследовании Torrey E.F. et al. [29] была подвергнута оценке информация от семей моно- зиготных близнецов, которые не конкордантны по ши­зофрении. В каждой паре близнецов определялся возраст развития шизофрении и отличия близнецов друг от дру­га. Интересно, что в некоторых парах (30 %) изменения отмечались еще в раннем возрасте (0-5 лет), а в большин­стве случаев симптомы возникли в подростковом и моло­дом возрасте, как и ожидали исследователи.

Семейные периоды обострений отражают эндоген­ные циклические процессы организма, оказывающие не­специфическое влияние на патогенетические механизмы психических заболеваний, способствуя в некоторых слу­чаях их клиническому проявлению. Надо думать, что эти биоритмы возникли и генетически закрепились в про­цессе филогенеза, своеобразного для каждой отдельной семьи. Выявление «семейного стереотипа» в развитии клинической картины болезни применяется в медико-ге­нетическом прогнозировании и оценке развития шизоф­рении у близких родственников [30].

Согласно генетической теории развития шизофре­нии, в возникновении данного заболевания принимают участие определенные гены-кандидаты шизофрении, создающие предрасположенность к болезни, которая не всегда реализуется. В большинстве случаев наруше­ния при данной патологии находят в трех хромосомных регионах: 22q11, 1q42 / 11q14, X-хромосома. В 2014 г. в журнале Nature была опубликована научная работа [31], которая была названа самым масштабным исследовани­ем шизофрения-ассоциированных вариаций однонукле­отидных полиморфизмов: их было обнаружено 108. Там можно встретить аномалии DRD2 (дофаминовый D2- рецепторов), а также большое количество генов, которые принимают участие в глутаматергической нейротранс­миссии и синаптической пластичности: GRM3, GRIN2A, СРР, GRIA1.

Отдельного внимания заслуживают вариации генов CACNA1C, CACNB2 и CACNA1I, участвующих в работе кальциевого канала, что может расширить предыдущие выводы о патогенезе шизофрении. Существует идея, что генетические дефекты создают дисбаланс в работе меди- аторных систем головного мозга в результате нарушения нейротрансмиссии, арборизации, синаптогенеза, селек­ции нейронов во время созревания мозга и нарушения функций отдельных звеньев реализации синаптического сигнала (нейромедиаторных, систем внутриклеточных мессенджеров, систем гормонов и энзимов, мембранных комплексов) [32][33].

А.В. Снежневский [34] предположил, что амфетамин является провоцирующим фактором для «патоса шизоф­рении» и вызывает «экспериментальную» модель шизоф­рении. Длительное употребление метамфетамина вызы­вает более тяжелую психопатологическую симптоматику и заметно уменьшает плотность переносчиков дофами­на в головном мозге, которая может быть стойким даже после прекращения употребления метамфетамина. При уменьшении плотности переносчиков дофамина остаёт­ся стойкая психопатологическая симптоматика у потре­бителей метамфетамина, включая психотическую [35][36].

Нарушения внутриутробного развития связаны с психическими расстройствами взрослых за счет дизре- гуляции гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой оси (ГДП-оси), что приводит к повышенному уровню глюкокортикоидов и воспаления [37]. Одна из гипотез, объ­ясняющих формирование шизофрении, отмечает, что такие ранние патологии, как внутриутробные инфекции, материнское голодание, ограничение внутриутробного роста, кесарево сечение, а также пре- и перинатальная ги­поксия, вероятно, приводят к деструкции нервной ткани и повышению риска развития шизофрении.

Ряд исследований указывают на биологические меха­низмы, лежащие в основе данных ассоциаций, и включа­ют неправильное функционирование ренинангиотензи- новой системы, возбужденную плацентарную функцию и эпигенетическую регуляцию экспрессии генов [38]. Кроме того, связанные с цитокинами воспалительные ответы на внутриутробную инфекцию могут привести к аномальному развитию головного мозга, развитию пси­хоза в более позднее время и, как было показано, вызвать измененную гликемическую регуляцию и избыточное от­ложение жира у взрослых [39].

Гипотеза внутриутробных нарушений предусматри­вает важную биологическую связь между аномальным внутриутробным развитием, риском шизофрении и со­матическими расстройствами. В 2016 г. Nielson et al. [40] опубликовали ретроспективный анализ, в котором было показано, что анемия и инфекции у матери были связаны с повышенным риском развития шизофрении. Согласно этому исследованию, наличие анемии и инфекций у ма­тери приводило увеличению риска развития шизофре­нии у новорожденных в 2,49 раз. В исследовании было установлено, что материнская инфекция и анемия могут представлять два независимых фактора риска развития шизофрении. Однако авторы не приняли во внимание один объединяющий фактор, представляющий собой де­фицит цинка, который, как известно, часто ассоциирует­ся с анемией, являясь фактором предрасположенности к инфекциям и нарушениям развития мозга [41].

Как свидетельствуют данные, проявления токсикоза матери во время беременности, употребление ею лекар­ственных средств и перенесенные детские заболевания в раннем возрасте отрицательно коррелируют с фактором продолжительности шизофрении [42].

Гипоксия плода, перинатальная травма, осложнения наследственность (наличие наследственных психиче­ских, неврологических и других заболеваний у родите­лей), резус-несовместимость или несовместимость по группе крови между плодом и матерью коррелируют с неблагоприятным течением шизофрении [43].

В меньшей степени ухудшает течение шизофрении низкий уровень образования в преморбиде [44]. Пере­несенные заболевания матерью во время беременности, в том числе инфекционного характера, особенно вирус гриппа, повышают фактор, связанный с ранней манифе­стацией заболевания [45][46].

Так, перинатальная гриппозная инфекция приводит к ограничению выделения нейронами реелина, регулиру­ющего кортико-гипокампальную миграцию нейронов, а это вызывает слабость тех структур мозга, которые по­ражаются при шизофрении в первую очередь [47][48]. Вирусные гипотезы генеза шизофрении допускают как прямое влияние нейротропных вирусов на нейроны, ко­торое приводит к разрушению этих клеток, так и опосре­дованное,

Инфекция в постнатальном периоде играет свою роль в этиологии шизофрении. Нейроинфекция, перене­сенная в возрасте до 14 лет, приводит к высокому риску заболеваемости шизофренией во взрослом возрасте. За­мечена корреляционная связь между детским менинги­том, перенесенным в возрасте до пяти лет, и психозами во взрослом возрасте. Повышает риск манифестации шизофрении токсоплазма гондии как внутриклеточный паразит, являясь одним из этиологических агентов, дей­ствующим до и после рождения ребенка.

Поздний возраст родителей при зачатии, осложнения во время родов (затяжной период потуг, стремительные роды, дополнительная стимуляция, вакуум-экстракция плода, наложение акушерских щипцов, долгий безво­дный промежуток), низкая оценка по шкале Апгар при рождении и употребления алкоголя в доманифестном периоде повышают фактор, связанный с низким уровнем социального функционирования [49].

В результате проведенных многочисленных исследо­ваний, проводимых с 1929 г., выявлена связь между за­болеванием шизофренией и сезоном рождения. В статье Torrey E.F. et al. [50] опубликованы результаты работы по этой теме, в которой были проанализированы данные ис­следований сезонности рождения больных шизофренией в южном и северном полушариях. Отмечено превалиру­ющее число рождений больных шизофренией в период с декабря по май [51]. Mortensen P.B. et al. [52] отмечают увеличение рождений больных шизофренией в феврале и марте. Вильянов В.Б. и Егоров С.В. [53] занимались из­учением сезонности рождения больных шизофренией в России. Наибольшее количество рождений, по их дан­ным, приходилось на март. Были отмечены различия, связанные с половой принадлежностью. У мужчин пики рождаемости приходились на март и июль, у женщин — только на март Другие авторы также указывали на раз­личия сезонности рождений больных шизофренией в зависимости от биологического пола. Среди женщин, страдающих шизофренией, японские исследователи вы­явили преобладание числа рождений в зимне-весенние время, что не было замечено у мужчин [54].

Психологические аспекты

Большинство психологических факторов риска дей­ствуют длительное время: в течение детства и взрослой жизни, непосредственно до манифестации психоза. Большое значение придается ряду факторов, воздейству­ющих на ребёнка в возрасте до трех лет, таких как «не­возможность сформировать объект привязанности», «наличие холодной, эмоционально незрелой матери», «ранняя потеря родителей», «жестокое отношение или сексуальное развращение в малолетнем возрасте, прежде всего, лицами из группы первичной поддержки ребенка», «особенности воспитания ребенка» [55].

Специфическое воспитание ребенка. Впервые в Изра­иле было доказано влияние воспитания ребенка на реа­лизацию риска манифестации шизофрении [56]. Во вре­мя наблюдения двух групп детей, рожденных от больных шизофренией родителей, дети, воспитывающиеся в сво­ей родной семье, были выделены в первую группу, а дети другой группы росли в сельскохозяйственной коммуне, где условия жизни были близки к идеальным, по мнению основателей коммуны. Через 25 лет оказалось, что у вто­рой группы детей шизофрения и аффективные заболе­вания встречались чаще, чем у детей, выросших в семье. Исследователи пришли к выводу, что воспитание детей в семье, пусть даже неблагополучных по своему заболева­нию, понижает риск развития психических расстройств.

Нарушение родительской привязанности. Отмечена корреляционная связь с атипичностью взаимодействия в системе мать — младенец, в дальнейшем повышаю­щая риск манифестации шизофрении в зрелом возрасте. Отмечено атипичное взаимодействие в системе мать — ребёнок у матерей детей, у которых в зрелом возрасте были диагностированы шизофрения и шизоформные расстройства. Потому в психологии возникло понятие «шизогенная мать» — доминантная, внутренне эмоцио­нально отчужденная по отношению к ребёнку женщина, которая использует ребёнка как социальный проект для достижения своих целей и при этом в своем поведении демонстрирует ребёнку непоследовательность по отноше­нию к нему (от чрезмерного контроля до агрессии, хотя бы только вербальной). Несомненно, что шизогенная мать не может являться единственной или главной причиной воз­никновения и развития шизофрении, но спровоцировать формирование более высокого уровня шизоидности, по­следующие драматичные психологические проблемы и со­циальную дезадаптацию может. Такие психические нару­шения, как маниакальные, тревожные или депрессивные расстройства не были подтверждены для матерей детей другими психическими нарушениями [57].

Исторически изначально возникло понятие именно «шизофреногенная», а не «шизогенная» мать. Еще Зиг­мунд Фрейд указывал на возможные психологические причины возникновения шизофрении. Фрейд предпо­лагал, что если родители впадают в крайности в вос­питании ребёнка (например, родители чрезмерно су­ровы, холодны и отчуждены или, наоборот, проявляют излишнюю заботу о ребёнке), то ребёнок испытывает психологическое напряжение и у него развиваются от­ветные реакции (психологические защиты). По мнению Фрейда, у ребёнка возникают психологические процес­сы регрессии и попытки восстановить контроль своего Эго над ситуацией. Уходя от непосильного для детской психики эмоционального напряжения, ребенок «сбегает» в мир, где ему было хорошо — регрессирует в детство и там впадает в крайности нарциссизма и эгоцентричной заботы исключительно о своих нуждах. То есть ребёнок отвечает крайними мерами на крайности родителей. Од­нако, взрослея, ребенок не может оставаться в состоянии регрессии в детство, так как родители и окружающая действительность принудительно «выдёргивают» ре­бёнка оттуда (ведь требования к взрослеющему ребён­ку возрастают), и тогда взрослеющий ребёнок пытается восстановить контроль своего Эго над ситуацией. Так возникают мании преследования и величия. По мнению Зигмунда Фрейда, примерно так возникает и развивается шизофрения у человека в результате воздействия воспи­тания родителей. Таким образом, Фрейд поставил вопрос и шизофреногенных родителях.

Однако понятие «шизофреногенная мать» было под­робно разработано не Зигмундом Фрейдом, а Фридой Фромм-Рейчман в 1948 г. [58]. По её мнению, шизофреногенная мать — холодная доминантная женщина, не обращающая достаточного внимания на потребности ребёнка. Для шизофреногенной матери ребёнок — со­циальный проект, а не маленький любимый человек. Такие матери могут демонстрировать героическое прео­доление трудностей в рождении и воспитании ребенка, своё материнское самопожертвование, а на самом деле использовать условный социальный проект «Ребёнок» для достижения своих целей в жизни. Шизогенная мать не делает целенаправленных осознанных усилий по формированию высокого уровня шизоидности у свое­го ребенка (который впоследствии испытывает законо­мерные последствия шизоидности во взрослой жизни). Шизогенная мать отдает приоритеты своим жизненным целям и идет на поводу у свойств своего характера (лич­ности). Она не контролирует своё поведение по отно­шению к ребёнку, шизоидный ребёнок у нее получается просто и логично, как следствие её поведения. Шизогенная мать вполне может любить своего ребёнка, но себя, свою личность и свои жизненные цели она любит зна­чительно больше. Меняться для целей воспитания пси­хологически благополучного и социально адаптивного ребенка или, по крайней мере, контролировать свои эмоции и поведение, шизогенная мать не может или не хочет.

Усыновление детей с высоким семейным риском ши­зофрении. Дети, усыновлённые с высоким семейным риском заболевания шизофренией, подвержены высо­кому риску заболевания. Усыновленные дети, мать ко­торых больна шизофренией, имели более высокую забо­леваемость шизофренией, биполярным расстройством и другими тяжелыми психическими расстройствами.

Жестокое отношение и сексуальное надругательство. Жестокое обращение, в том числе и сексуальное надру­гательство над ребенком, увеличивают риск психотиче­ских расстройств, в частности шизофрении, в зрелом возрасте. Влияние на мозг малолетнего ребенка трав­матических событий приводит к нейробиологическим изменениям, подобным тем, что описаны при шизофре­нии, — к нарушению дифференциации моноаминовых нейротрансмиттерных трактов и процесса синаптиче­ского сокращения с сохранением избыточной плотно­сти дофаминергических рецепторов в гипокампальных структурах, вентрикулодилатации, медиобазальной и церебральной атрофии, активации гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы. Достоверно уста­новлена связь между жестоким обращением с ребенком в течение первых трех лет его жизни и риском заболева­ния шизофренией в течение последующего времени, что объясняется диатез-стрессовой моделью психоза.

Детская психическая травма тесно связана с нейрокогнитивными нарушениями, что аналогично ког­нитивным нарушениям при заболевании шизофрении. Особенно выделяют нарушения эмоциональной когниции и социальной перцепции человека. Подобные нарушения очень часто являются предикторами ши­зофрении, которые в основном манифестируют в зре­лом возрасте.

Сочетание биологических и психологических факторов развития шизофрении

Шизофрения имеет полиэтиологический и мультифакториальный этиопатогенез [59][60][61]. Широко об­суждается вопрос о влиянии факторов внешней среды на клинический фенотип заболевания [62]. В анамнезе пациентов с расстройствами шизофренического спек­тра чаще встречались такие факторы как перенесенные инфекционные и соматические заболевания матерью во время беременности, употребление алкоголя матерью во время беременности, употребление алкоголя больными в подростковом возрасте, не достигавшее уровня зави­симости, гипоксия плода или перинатальная травма при рождении, проблемы с группой первичной поддержки в семье больного в детском возрасте (чаще антисоциаль­ные родители, жестокое обращение с ребенком), токсикоз беременности у матери, кризисные взаимоотношения в семьи (физическое или сексуальное насилие, злоупотре­бление алкоголем), миграция в другую культурную среду [63].

Болезнь сына как фактор, влияющий на здоровье матери

Психологически бывает непросто адаптироваться к социальной роли материнства вообще, еще сложнее при­нять ситуацию рождения ребенка с пороками развития или дальнейшее диагностирование у него психического заболевания. Патологическое восприятие матерью ситу­ации заболевания ребенка, дальнейшее формирование дисгармоничных внутрисемейных отношений негатив­но отражается на психическом состоянии всех членов семьи, искажая модель их взаимоотношений, нарушая социальное поведение матери и усложняя адекватную со­циализацию больного ребенка [64].

По данным литературы, для матерей детей с ограни­ченными возможностями характерны сомнения в цен­ности собственной личности, высокая конфликтность, развитие идей самообвинения за рождение ребенка с пороками. Нередко проявления повышенного самокон­троля выступают в роли защитного механизма, который помогает в сокрытии данных переживаний [65]. Матери больных детей имеют низкий уровень осознанности «Я», проявляют стремление скрыть от себя и других непри­ятную информацию. Выделяют следующие психологи­ческие особенности матерей больных детей: деформа­цию самоотношения, выраженную в его отрицательном эмоциональном фоне, неуверенность в себе, наличие разнообразных внутренних конфликтов, патологиче­скую систему защиты, представленную интенсивным и ригидным проявлением защитных механизмов рациона­лизации, реактивного образования и проекции, а также неосознанное стремление психологической самозащи­ты, выраженное в интенсивном проявлении социаль­ной желательности и отрицании собственных болезней. Поверхностность адаптации может проявиться в виде тяжелых патологий при изменении социальных условий жизни. Соответственно, матери больных детей нужда­ются в предоставлении психокоррекционной помощи, направленной на формирование положительного эмо­ционально-ценностного отношения к себе, повышение уровня осознания, обучению адекватным формам пове­дения [66].

Г.А. Мишина (1998) [67] изучала варианты сотрудни­чества в родительско-детских парах. Отклонения в пси­хофизическом развитии детей раннего возраста автор рассматривала не только как возможное следствие орга­нических и функциональных нарушений, но и как прояв­ления, обусловленные отсутствием адекватных способов сотрудничества родителей с детьми и дефицитом обще­ния. Она сделала вывод, что родители, воспитывающие ребенка с шизофренией, обладают неэмоциональным характером сотрудничества, не умеют создавать ситуа­цию совместной деятельности, обладают неадекватной позицией по отношению к ребенку. Почти в каждой се­мье, воспитывающей ребенка, больного шизофренией, зачастую присутствуют самые разнообразные эмоции, небезопасные для матери и для больного ребенка.

Ниже приведены несколько распространенных не­здоровых психологических установок [68]:

  1. Непринятие ситуации. Внутренний эгоизм жен­щины, отсутствие жалости, сочувствия и любви к больному ребенку.
  2. Поиск виноватых. При такой позиции происходит вражда между всеми членами семьи. Это еще боль­ше усложняет ситуацию и исключает сотрудниче­ство в семье.
  3. Перенос вины на ребенка. Происходит изоляция ребёнка в семье, конфликтные ситуации, в резуль­тате чего ухудшается его психическое и физиче­ское состояние.
  4. Ошибочный стыд. Причина того, что в России инвалиды не имют возможности полноценно участвовать в социальной жизни, что приводит к стрессовой ситуации для больного и усугубляет его состояние, так как он рискует быть оторван­ным от общества и сверстников [69].
  5. Комплекс вины. Проявлятся усиленной гиперопе­кой больного ребенка. Это может привести к пси­хологическому нарушению его поведения, что ещё больше усилит его дезадаптацию.
  6. Самоунижающее настроение, которое проявляет­ся в виде запущенных комплексов. Такая ситуация не ведет к улучшению его состояния.
  7. Синдром жертвы, проявляется в отсутствии уви­деть в ребенке личность, склонность к «страдани­ям» и в демонстративности поведения.
  8. Мания «отличия». Такие настроения исключают помощь и поддержку со стороны других людей и приводят к изоляции от общества.
  9. Потребительское настроение вырабатывает при­вычку внушать себе, ребёнку и окружающим лю­дям, что его состояние только ухудшается. Это приводит к исключению полноценной социализа­ции больного ребенка.
  10. «Убийственная жалость», когда опекун самоут­верждается за счет больного ребенка. Единствен­ной целью в жизни преподносится уход за больным ребёнком. Собственная значимость измеряется степенью нужности инвалиду.

В эмпирическом исследовании «Социально-психоло­гические проблемы у детей с ОВЗ» 2015 г. Политик О.И. [70] подробно раскрывает зависимость развития ребенка с шизофренией от отношений с матерью и её собствен­ного отношения к себе. Автор отмечает: «Мать начинает тяготиться своим материнским статусом, так как прила­гает много усилий для воспитания ребенка». Появляется раздражительность, невротизация, чувство обременён­ности родительской обязанностью. У родителей было выявлено чувство вины за «неправильное воспитание», которое устранялось посредством строгого отношения к ребенку (54,5 %) или самоустранения (18,2 %), что явля­ется показателем деформации воспитательного подхода. Дети становятся суетливыми, драчливыми, они посто­янно кричат, плачут, бывают сильно возбуждены, фор­мируется тревожность и враждебность, что часто трак­туется как капризность и избалованность. О.И. Политик пишет: «Чувство вины за неправильное воспитание по­буждает родителей бессознательно создавать стрессовую ситуацию: частые наказания, окрики, желание настоять на родительском праве». Автор заключает, что деприва­ция родительских отношений коррелирует с нарушения­ми эмоционального и речевого развития.

Выводы

Таким образом, можно говорить о наличии очевидно­го взаимного влияния междубольным шизофренией ре­бёнком и его матерью. С одной стороны, оно может про­являться в виде того, что определенный ряд личностных особенностей матери сопровождается формированием высоких показателей шизоидности и невротичности ре­бенка. Конечно, наличие определенного психологического типа матери (как единственной причины) недостаточно для возникновения и развития шизофрении, но последующее развитие у ребенка личностных нарушений, как погранич­ного состояния между нормой и патологией, уже может быть почвой для развития болезни при наличии других более весомых причин (например, наследственных). С дру­гой стороны, заболевание ребенка может быть значимым стрессорным фактором для матери, приводящим к форми­рованию у неё проявлений эмоционального напряжения и психологической дезадаптации, что, в свою очередь, может негативно сказываться не только на особенностях её взаи­моотношений с ребёнком, но и на особенностях протека­ния его заболевания. Механизмы формирования такого «порочного круга» малоизучены даже теоретически, не го­воря уже о том, что в рутинной психиатрической практике эти вопросы не попадают в фокус внимания врача-психи- атра, не учитываются при разработке стратегии терапии. Однако параметры взаимодействия матери и ребенка, уро­вень их взаимной эмпатии, может иметь важное значение для формирования комплайенса при лечении шизофрении, так как «проводником» терапии по отношению к малень­кому пациенту является именно мать. Также несомненно, что уровень психического здоровья матери является важ­ным ресурсом для поддержания жизнеспособности всей семейной системы и, в частности, необходимым условием для организации адекватной терапии больного шизофре­нией ребёнка. Поэтому изучение вопросов взаимовлияния больного шизофренией и его матери, разработка способов коррекции возникающих при этом проблем являются важной научной и практической задачей современной психиатрии.

1. Смулевич А.Б. Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния. — М.: МЕД пресс-информ, 2009.

2. Дьяченко Л.И. Организация психиатрической помощи больным шизофренией //Шизофрения: новые подходы к терапии : Сборник научных работ Украинского НИИ клинической и экспериментальной неврологии и психиатрии и Харьковской городской клинической психиатрической больницы № 15 (Сабуровой дачи), 1995.

3. Tandon R., Keshavan M.S., Nasrallah H.A. Schizophrenia: Just the Facts What we know // Schizophr Res. – 2008. – V.102(1-3). – P.1-18. doi: 10.1016/j.schres.2008.04.011.

4. Психическое здоровье: усиление борьбы с психическими расстройствами. // Информационный бюллетень Всемирной организации здравоохранения. – 2010. – № 220. – 12 с.

5. Jones P. Cannon M. The new epidemiology of schizophrenia // Psychiatr. Clin. Nort. Am. — 1998. — V. 21(1). — Р. 1-25.

6. Roffman J.L., Brohawn D.G., Nitenson A.Z., Macklin E.A., Smoller J.W., Goff D.C. Genetic Variation Throughout the Folate Metabolic Pathway Influences Negative Symptom Severity in Schizophrenia // Schizophr. Bull. — 2013. – V.39(2). — P. 330-8. doi: 10.1093/schbul/sbr150

7. Susser E., Neugebauer R., Hoek H.W., Brown A.S., Lin S., et al. Schizophrenia after prenatal famine. Further evidence // Arch. Gen. Psychiatry. — 1996. — V. 53(1). – Р. 25-31. DOI: 10.1001/archpsyc.1996.01830010027005

8. Абриталин Е.Ю., Александровский Ю.А., Ананьева Н.И., и др. Психиатрия: национальное руководство (2-е издание, переработанное и дополненное). — Москва, 2018.

9. Górna K., Jaracz K., Jaracz J., Kiejda J., Grabowska-Fudala B., Rybakowski J. Social functioning and quality of life in schizophrenia patients: relationship with symptomatic remission and duration of illness // Psychiatia Polska. – 2014. – № 48(2). – P. 277– 288. (in Polish)

10. Абрамов В.А., Пуцай С.А., Кутько И.И. Функциональная диагностика психических заболеваний (методические рекомендации) – Донецк: Донецкий госмединститут; 1990.

11. Семенов С.Ф. Некоторые особенности клиники и течения шизофрении с явлениями аутоиммунизации антигенами головного мозга // Журнал невропатологии и психиатрии — 1964. — Т. 64. — № 3. — С. 398.

12. Семенов С.Ф. Шизофрения. — Киев: Медицинское издательство УССР; 1961.

13. Смулевич А.Б. Малопрогредиентная шизофрения и пограничные состояния. — М.: МЕД пресс-информ; 2009.

14. Фуллер Торри Э. Шизофрения. Книга в помощь врачам, пациентам и членам их семей. — СПб.: Питер Пресс; 1996.

15. Карлссон A. Прогресс дофаминовой теории шизофрении: Справочное издание для врачей. — 2003.

16. Александровский Ю. А. Предболезненные состояния и пограничные психические расстройства (этиология, патогенез, специфические и неспецифические симптомы, терапия). — М.: Литтерра; 2010.

17. Бухановский А.О., Вилков Г.А., Дубатова И.В., Перехов А.Я., Черенков С.А. Применение плазмофереза при шизоаффективных психозах // «Аффективные и шизоаффективные психозы». Материалы конференции. — М., 1998. — C. 408–409.

18. Котельников Г.П., Шпигель А.С, Кузнецов С.И., Лазарев В.В. Введение в доказательную медицину. Научно обоснованная медицинская практика: пособие для врачей — Самара: СамГМУ, 2001.

19. Дубатова И.В., Вилков Г.А. Опыт применения основных параметров функций определенных систем гомеостаза для диагностики, прогнозирования и лечения эндогенных психозов // Научно-практическая конференция психиатров Юга России «Психиатрия на рубеже тысячелетий». Материалы конференции. — Ростов н/Д, 1999. — C. 164–166.

20. Дубатова И.В. Влияние «шоковых» методов терапии на процессы свободнорадикального окисления и антиоксидантной защиты у больных шизофренией // I научная сессия РГМУ . Материалы сессии. — Ростов-на-Дону, 1996. — C. 39.

21. Краткий курс психиатрии. Под редакцией д. м. н. Солдаткина В.А. — Ростов-на-Дону; 2019.

22. Жислин С.Г. Очерки клинической психиатрии. — М.: Медицина, 1965.

23. Зацепицкий Р.А. Психологические аспекты психотерапии больных неврозами. В кн. Актуальные вопросы медицинской психологии. — Л.: Медицина, 1974. — С. 54–69.

24. Исурина Г.Л., Карвасарский Б.Д., Ледер С., Ташлыков В.А., Тупицын Ю.Я. Развитие патогенетической концепции неврозов и психотерапии В.Н. Мясищева на современном этапе. В кн.: Теория и практика медицинской психологии и психотерапии. – СПб., 1994. – С. 100-109.

25. Rössler W., Salize H.J., van Os J., Riecher-Rössler A. Size of burden of schizophrenia and psychotic disorders. // Eur Neuropsychopharmacol – 2005. – V.15 (4). – P. 399–409. DOI: 10.1016/j.euroneuro.2005.04.009

26. Kapur S. Psychosis as a state of aberrant salience: a framework linking biology, phenomenology, and pharmacology in schizophrenia // Am J Psychiatry. – 2003. – V.160(1). – P.13-23. DOI: 10.1176/appi.ajp.160.1.13

27. Harrison P.J., Weinberger D.R. Schizophrenia genes, gene expression, and neuropathology: on the matter of their convergence // Molec. Psychiatry. — 2005. – V.10(1). – P. 40-68. DOI: 10.1038/sj.mp.4001558

28. Owen M.J., Williams N.M., O’Donovan M.C. The molecular genetics of schizophrenia: new findings promise new insights // Molec. Psychiatry. — 2004. — V.9(1). — P. 1427. DOI: 10.1038/sj.mp.4001444

29. Torrey E.F., Taylor E.H., Bracha H.S., Bowler A.E., McNeil T.F., et al. Prenatal origin of schizophrenia in a subgroup of discordant monozygotic twins // Schizophr. Bull. — 1994. — V. 20(3). — P. 42332. DOI: 10.1093/schbul/20.3.423

30. Бухановский А.О. Некоторые особенности клиники семейной шизофрении. Автореферат — 1977. 20-25.

31. Schizophrenia Working Group of the Psychiatric Genomics Consortium. Biological insights from 108 schizophrenia-associated genetic loci. // Nature. — 2014. — №5.- Р.421-427. doi: 10.1038/nature13595.

32. Laruelle M. The role of endogenous sensitization in the pathophysiology of schizophrenia: Implications from recent brain imaging studies // Brain Research Reviews. — 2000.- Vol. 31, №1-2.- P.371-384.

33. Lisman J.E., Coyle J.T., Green R.W., Javitt D.C., Benes F.M., et al. Circuit-based framework for understanding neurotransmitter and risk gene interactions in schizophrenia // Trends in Neuroscience.- 2008.- Vol.31, №5.- Р.234-242. doi: 10.1016/j.tins.2008.02.005

34. Личко А.Е., Битенский В.С. Подростковая наркология. — СПб., 1991.

35. Sekine Y., Iyo M., Ouchi Y., Matsunaga T., Tsukada H., et al. Methamphetamine-Related Psychiatric Symptoms and Reduced Brain Dopamine Transporters Studied With PET // American Journal of Psychiatry. — 2001. – V.158(8). – P. 1206—1214. DOI: 10.1176/appi.ajp.158.8.1206

36. Volkow ND. Drug Abuse and Mental Illness: Progress in Understanding Comorbidity // Am J Psychiatry. – 2001. – V.158(8). – P.1181-3. DOI: 10.1176/appi.ajp.158.8.1181

37. Fabrega H. The self and schizophrenia: a cultural perspective. // Jr Schizophr Bull. – 1989. – V.;15(2). – P.277-90. DOI: 10.1093/schbul/15.2.277

38. Chou IJ, Kuo CF, Huang YS, Grainge MJ, Valdes AM, et al. Familial Aggregation and Heritability of Schizophrenia and Co-aggregation of Psychiatric Illnesses in Affected Families. // Schizophr Bull. – 2017. – V.43(5). – P.1070-1078. doi: 10.1093/schbul/sbw159.

39. Self-consciousness: an integrative approach from philosophy, psychopathology and the neurosciences. Kircher T., David AS eds. — Cambridge University Press; 2003.

40. Nelson C.W. Remembering Austin L. Hughes. // Infect Genet Evol. – 2016. – V.40. – P.262-265. doi: 10.1016/j.meegid.2016.02.030

41. Martin B., Wittmann M., Franck N., Cermolacce M., Berna F., Giersch A. Temporal structure of consciousness and minimal self in schizophrenia. // Front Psychol. – 2014. – V.5. – P.1175. doi: 10.3389/fpsyg.2014.01175.

42. Houston J.E., Murphy J., Shevlin M., Adamson G. Cannabis use and psychosis: Re-visiting the role of childhood trauma. // Psychol. Med. – 2011. – V. 41(11). – P. 2339–2348. doi: 10.1017/S0033291711000559

43. Konings M., Stefanis N., Kuepper R., de Graaf R., ten Have M., et al. Replication in two independent population-based samples that childhood maltreatment and cannabis use synergistically impact on psychosis risk // Psychol. Med. – 2012. – № 42(1). – P. 149–159. doi: 10.1017/S0033291711000973

44. Manrique-Garcia E., Zammit S., Dalman C., Hemmingsson T., Andreasson S., Allebeck P. Cannabis, schizophrenia and other non-affective psychoses: 35 years of follow-up of a population-based cohort // Psychol Med. – 2012. – № 42(6). – P. 1321–8. doi: 10.1017/S0033291711002078.

45. Parakh P., Basu D. Cannabis and psychosis: Have we found the missing links? // Asian. J. Psychiatr. – 2013. – № 6(4). – P. 281–287. doi: 10.1016/j.ajp.2013.03.012

46. Varese F., Smeets F., Drukker M., Lieverse R., Lataster T., et al. Childhood adversities increase the risk of psychosis: a metaanalysis of patientcontrol, prospective- and cross-sectional cohort studies // Schizophr Bull. – 2012. – № 38(4). – P. 661–671. doi: 10.1093/schbul/sbs050.

47. Доброхотова Т.А. Нейропсихиатрия. — М.: БИНОМ; 2006.

48. Лоури С., Макинтош А. Шизофрения (Ч.2). — М.: Медиа Сфера; 2003.

49. Csernansky J.G., Schindler M.K., Splinter N.R., Wang L., Gado M., et al. Abnormalities of thalamic volume and shape in schizophrenia // Am. J. Psychiatry.- 2004.- №161.- Р.896-902. DOI: 10.1176/appi.ajp.161.5.896

50. Torrey E.F., Rawlings R.R., Ennis J.M., Merrill D.D., Flores D.S. Birth seasonality in bipolar disorder, schizophrenia, schizoaffective disorder and stillbirths // Schizophr Res. – 1996. – V. 21(3). – P. 141–149.

51. Barker D.A, Shergill S.S., Higginson I., Orrell M.W. Patients’ views towards care received from psychiatrists // Brit J Psychiatry. – 1996. –V. 168 (5). – Р. 641-646. DOI: 10.1192/bjp.168.5.641

52. Mortensen P.B., Pedersen C.B., Westergaard T., Wohlfahrt J., Ewalde H., et al. Effects of family history and place and season of birth on the risk of schizophrenia // NEJM. – 1999. – V. 340. – P. 603–608. DOI: 10.1056/NEJM199902253400803

53. Вильянов В.Б, Егоров С.В. Сезонные факторы в рождении больных шизофренией // Успехи современного естествознания. – 2002. – № 2 – С. 31-36

54. Cheng C., Loh el-W., Lin C.H., Chan C.H., Lan T.H. Birth seasonality in schizophrenia: effects of gender and income status // Psychiatry Clin Neurosci. – 2013. – V. 67; N. 6. – P. 426-456. doi: 10.1111/pcn.12076.

55. Ruggeri M., Lasalvia A., Dall’Agnola R., van Wijngaarden B., Knudsen H.C., et al. Development, internal consistency and reliability of the Verona service satisfaction scale – European Version. EPSILON Study 7. European Psychiatric Services: Input Linced Outcome Domains and Needs // Brit J Psychiatry. – 2000. – V. 39. – Р. 41-48.

56. Malm U., Lewander T.; OTP Research group at the University of Gotlenburg; UKU; Scandinavian Society for Psychopharmacology. Consumer satisfaction in schizophrenia. A 2 year randomized controlled study of two community-based treatment programs // Nord J Psychiatry. – 2001. – V. 55 (Suppl. 44). – Р. 91-96. DOI: 10.1080/080394801317084446

57. Marriage K., Petrie J., Worling D. Consumer satisfaction with an adolescent inpatient psychiatric unit // Can J Psychiatry. – 2001. – V. 46 (10). – Р. 969-975. DOI: 10.1177/070674370104601011

58. Комер Р. Патопсихология поведения: нарушения и патология психики: пер. с англ. — СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК; М.: ОЛМА-пресс, 2005.

59. Vilain J., Galliot A.M., Durand-Roger J., Leboyer M., Llorca P.M., et al. Environmental risk factors for schizophrenia: A review. // Encephale. – 2013. – V.39(1). – P.19-28. doi: 10.1016/j.encep.2011.12.007.

60. Brown A.S. Exposure to prenatal infection and risk of schizophrenia. // Front Psychiatry. – 2011. – V.2. – P.63-67. doi: 10.3389/fpsyt.2011.00063

61. McGrath J., Welham J., Scott J., Varghese D., Degenhardt L., et al. Association between cannabis use and psychosis-related outcomes using sibling pair analysis in a cohort of young adults. // Arch Gen Psychiatry. – 2010. – V.67(5). – P.:440-7. doi: 10.1001/archgenpsychiatry.2010.6.

62. Cullen A.E., Fisher H.L., Roberts R.E., Pariante C.M., Laurens K.R. Daily stressors and negative life events in children at elevated risk of developing schizophrenia. // Br J Psychiatry. – 2014. – V.204. – P.354-360. doi: 10.1192/bjp.bp.113.127001

63. Green J.G., McLaughlin K.A., Berglund P.A., Gruber M.J., Sampson N.A., et al. Childhood adversities and adult psychiatric disorders in the national comorbidity survey replication I: associations with first onset of DSM-IV disorders. // Arch Gen Psychiatry. – 2010. – V.67(2). – P.113-23. doi: 10.1001/archgenpsychiatry.2009.186.

64. Бочелюк В.И., Турубаров А.В. Психология людей с ограниченными возможностями. Учебный посибник. — М .: «Центр учебной литературы»; 2011.

65. Калинина Н.В. Хайрудинова Г.И. Психологические особенности родителей, воспитывающей детей с ограниченными возможностями здоровья, интегрируемых в инклюзивную образовательную среду // European Social Science Journal (Европейский журнал социальных наук). — 2013. — № 12. — Т. 2. — С. 156-160.

66. Московкина А.Г. Социально-экономическая модель семьи ребенка с ОВЗ. // Журнал «Педагогические технологии» Наука и Школа. – 2017. — № 3. – C.. 147 -151.

67. Мишина Г.А. Пути формирования сотрудничества родителей с детьми раннего возраста с отклонениями в развитии : Дис. … канд. пед. Наук. — Москва, 1998.

68. Симак О.Я., Солдаткин В.А. Семья больного шизофренией как перспективный фокус внимания // Неделя науки — 2016. Материалы Всероссийского молодёжного форума с международным участием; 2016. — С. 506-509.

69. Kanner L. Follow-up study of eleven autistic children originally reported in 1943. // J Autism Child Schizophr. – 1971. – V.1(2). – P.119-45.

70. Политика О.И. Социально-психологические проблемы у детей с ОВЗ. // Вестник УГУЭС. – 2015. — №3(13) – С. 64-72


Шизофреногенная мать — bob_ling — LiveJournal

Личностные особенности родителей оказывают существенное влияние на характер их отношения к ребенку. Ярким примером, подтверждающим это положение, является концепция шизофреногенной матери (Фромм — Райхманн, 1948). Шизофреногенная мать — деспотичная, властная женщина, которая эмоционально отвергает своего ребенка и одновременно вызывает у него сильную тревожность, мешает нормальному развитию своего ребенка из-за сильной потребности контролировать чужие жизни. Она стремиться быть безупречной в своих поступках и требует того же от других. Поэтому отец пассивно изолируется от семьи и позволяет своей жене окружить ребенка всеобъемлющей опекой. В результате ребенок уступает позиции и отказывается от внешнего мира ради безопасности, которую обещает всемогущая, противоборствующая мать, прячущая собственную ненависть и обиду за демонстрируемую заботу (Б. Суран, Дж. Риццо, 1979).

***

Годы спустя знаменитый клиницист, придерживающийся психодинамической теории, Фрида Фромм-Рейчман (Fromm-Reichmann, 1948), развила представление Фрейда о том, что холодные или чрезмерно заботящиеся о воспитании родители могут привести в движение шизофренический процесс. Она описывала матерей людей, страдающих шизофренией, как холодных, доминантных и незаинтересованных в потребностях ребенка. Согласно Фромм-Рейчман, эти матери говорят о своем самопожертвовании, но на самом деле используют детей для удовлетворения собственных нужд. Одновременно практикуя гиперопеку и отвергая ребенка, они дезориентируют его и тем самым готовят почву для шизофренического функционирования. Исследовательница назвала их шизофреногенными (вызывающими шизофрению) матерями.

Шизофреногенная мать — предположительно холодный, доминирующий и безучастный к потребностям других тип поведения. Раньше считалось, что такая мать может спровоцировать развитие шизофрении у своего ребенка.

http://bookap.info/genpsy/komer/gl63.shtm


***

Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным — подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет — одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой — как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я». Негативные ожидания сформируют, соответственно, «отвратительного ребенка»; но, как правило, шизоидные дети очень «правильные», послушные, честные — т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые — со сложной системой «ложного я», отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями «истинного» и «ложного» я нарушается — «ложное я» становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. «Истинное я» катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.
..
Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой «особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации».

http://proekt-psi.narod.ru/mif4.htm

***

Шизофреногенная мать — чрезмерная собственническая любовь, чрезмерное вмешательство в отношения ребёнка с другими детьми. Или холодность, отчуждение, садистские тенденции…

если человек не оправдывает собственных ожиданий — происходит раздвоение собственного Я.
www.psihelp.ru/articles3.htm
 
***

«отвергающая мать», «сверхопекающая» и шизофреногенная матери — реальные матери, называемые так психиатрами и аналитиками за их патогенное влияние на своих отпрысков (см. СВЕРХ- и ШИЗОФРЕНОГЕННЫЙ).
vocabulary.ru/dictionary/12/word/%CC%C0%D2%DC


***

 Возникает вопрос: чем вызывается шизофрения? Почему у некоторых людей не развивается или слабо развивается распознавание сигналов, означающих уровни коммуникации? Причины этого Бейтсон обнаружил в детстве шизофреника, в его семейном окружении. Как показало детальное изучение «шизогенных» семей, с подробной киносъемкой, ребенок в такой семье находится в особых условиях, и ключевое положение в развитии болезни чаще всего занимает его мать. То, что при этом происходит, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви. В таких семьях мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал «двойной связкой».

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей. В нашей стране, где брошенные, отвергнутые матерями дети превратились в социальную проблему, можно было бы говорить об особой патологии, связанной с общественной катастрофой. Но гораздо раньше, в условиях «благополучного» буржуазного общества психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет. Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам. Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста. Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление – так называемая неотения – привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни. Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает. В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство. Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут. Другая причина, мешающая развитию материнской любви, – это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка. 


Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать. Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением. Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери. 

Складывающийся таким образом стереотип связи между матерью и ребенком продолжается и тогда, когда ребенок идет в школу. Внушения матери в таких случаях тоже имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с Петей, Васей и т.п., а на высшем, более абстрактном уровне – что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д. Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой. Открытый таким образом механизм двойной связки вовсе не ограничивается отношениями между матерью и ребенком, но представляет весьма распространенную патологию человеческого общения. 

Бейтсон иллюстрирует эти отношения клиническими примерами. Приведем один из них (G. Bateson, Steps to an Ecology of Mind, Ballantine Books, N.Y., 1972). 

«Молодого человека, только что вышедшего из острого приступа шизофрении, навещает в больнице его мать. Обрадовавшись ей, он импульсивно обнимает ее за плечи, на что она отвечает оцепенением. Он отводит руку, и она спрашивает: «Разве ты больше не любишь меня?» Он краснеет, а она говорит: «Милый, ты не должен так смущаться и стыдиться своего чувства». Пациент едва смог пробыть с ней несколько минут. Сразу же после ее ухода он напал на ассистента, и его пришлось связать. 

Конечно, этого можно было избежать, если бы молодой человек способен был сказать: «Мама, ведь я видел, что тебе было неприятно, когда я тебя обнял, что тебе трудно было принять мое чувство». Но у шизофренического больного такой возможности нет. Его глубокая зависимость и его опыт не позволяют ему комментировать поведение его матери, она же комментирует его поведение и вынуждает его принять всю законченную последовательность действий. При этом пациент испытывает следующие трудности: 

(1) Реакция матери, не принимающей чувства своего сына, искусно прикрывается осуждением его жеста замешательства, а пациент, приняв это осуждение, отрицает тем самым свое восприятие происшедшего. 

(2) Высказывание «Разве ты больше не любишь меня?» в этом контексте означает, по-видимому: 

(а) «Меня надо любить». 

(б) «Ты должен любить меня, а иначе ты плохой сын и виноват передо мной». 

(в) «Ты ведь любил меня раньше, а теперь не любишь», и тем самым внимание смещается с выражения его чувства на его неспособность чувствовать. Для этого у нее есть основания, поскольку он также ненавидел ее, и он, соответственно, отвечает на это чувством вины, на которое она реагирует нападением. 

(г) «То, что ты только что выразил, не было любовью» 

Возникает безвыходная дилемма: «Если я хочу сохранить мою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю» «. 

Вовсе не всегда такой конфликт приводит к катастрофическим последствиям. Здоровая реакция ребенка на бессознательное лицемерие матери – это сопротивление: почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», доказывая несправедливость матери и свою правоту. Но если мать реагирует резким запретом комментировать ее поведение (например, угрожая покинуть ребенка, сойти с ума или умереть, и т.д.) и тем самым не позволяет ему сопротивляться, то у ребенка подавляется способность различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении. Иногда может помочь вмешательство отца, но в «шизогенных» семьях отец слаб и беспомощен. 


Если ребенок имеет возможность сопротивляться противоречивым требованиям матери, это, конечно, нарушает спокойствие семьи, но у такого ребенка есть шансы вырасти здоровым: он научится распознавать сигналы, определяющие логические уровни сообщений. В более абстрактном требовании он распознаёт отрицание более конкретного, возмущается и не всегда повинуется, но отнюдь не смешивает две стороны «связки». 

 

Иначе складывается дело, если ребенок не может сопротивляться. Ребенок учится не различать логические типы сообщений, делая тем самым первый шаг к шизофрении. На претензии матери он отвечает теперь искренним непониманием, так что его считают «ненормальным». А потом этот же шаблон отношений переносится на других людей; но это вовсе не значит, что такой ребенок непременно станет психически больным. Он ходит в школу, проводит время вне семьи и может постепенно научиться различать «сигналы переключения контекстов», если его отношения с «шизогенной» матерью были не слишком интенсивны. Может быть, он будет делать это не так хорошо, как другие; вероятно, у него не особенно разовьется чувство юмора, и он не будет так заразительно смеяться, как его друзья.

vesvalo.net/txt/index.php/t4746.html

 
***

По моему опыту специфика шизофреногенной матери заключается в злокачественной форме ее неспособности быть матерью. Эти псевдоматери получают полную власть над маленьким ребенком, зависящим от их помощи (Ammon, неопубликованный манускрипт обработки обширного материала об изгнании детей из семьи, дурном обращении с ними и убийства детей собственными матерями). Более благоприятной формой шизофреногенной матери (Pankow, 1968) являются т. н. дети матери, ожидающие от своих собственных детей, чтобы он; обращались с ними как их матери.

Мать, индуцирующая психосоматическое расстройство, реагирует либидинозно лишь на дефекты и болезни своего ребенка, в противоположность матери, индуцирующей перверсию, у которой либидинозно загружены все действия, касающиеся здорового тела ребенка, напр. церемония мытья, одевания, манипулирования мужскими или женскими гениталиями ребенка. Обе матери игнорируют при этом растущую идентичность Я ребенка. С последней обращаются как с вещью, либидинозно занятым предметом, а не полноправной развивающейся личностью.
pedlib.ru/Books/3/0293/3_0293-38.shtml 

«ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres]

8. ШИЗОФРЕНОГЕННАЯ МАТЬ: «ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА

Лучший друг парня – его мама.

(Слова героя фильма)

Мать – первый объект в жизни ребенка и, по-видимому, первое слово, которое произносит в своей жизни человек. (Согласно исследованиям Р. О. Якобсона, звук м по чисто физиологическим причинам произносится первым и последним забывается при афазии [Якобсон, 1985]). Таким образом, мать – это не только первый, но и последний объект в жизни человека. Ср. частую в нарративном искусстве фигуру солдата, умирающего на поле боя со словом «мама» на устах.

В сущности, в самом начале психосексуального развития младенца для него существует не сама мать целиком, а материнская грудь как источник первичного наслаждения пищей, ассоциирующаяся также в невротическом сознании с фаллосом (молоко = сперма) [Фенихель, 2004]. Позднее ребенок осуществляет фантазматическое представление, наделяющее мать фаллосом, находящимся, якобы, у нее внутри тела [Лакан, 1997].

Так уж случилось, что роль матери в психоанализе была осознана позже роли отца, что объясняется тем, что стадии психосексуального развития младенца, на которые регрессирует больной шизофренией и маниакально-депрессивным психозом, стали вовлекаться в психоанализ позднее. Согласно воззрениям Мелани Кляйн, с самого начала не только мать как первичный объект, но и материнская грудь наделена амбивалентностью – грудь может быть как хорошей, так и плохой. «Хорошая грудь» – та, которая дает молоко, «плохая грудь» – та, которая запаздывает или вовсе не дает молока. В соответствии с этим на «шизоидно-параноидной позиции» мать и материнская грудь расщепляются на хорошую, целебную и плохую части, и последняя играет фундаментальную роль в ранних младенческих идеях преследования. Лишь позднее в возрасте около года на позиции, которую Мелани Кляйн назвала депрессивной, ребенок становится в состоянии формировать целостные объекты и таким первым целостным объектом становится мать, и ее хорошая и плохая части объединяются уже в достаточно сложный диалектический образ, наделенный как положительными, так и отрицательными чертами. Эта амбивалентная диалектика образа матери, в сущности, сохраняется у человека на всю жизнь [Кляйн и др., 2001].

Фигура матери, конечно, имеет важнейшее значение для развития ребенка. От того, какой была мать ребенка – заботливой, ласковой, теплой, защищающей или наоборот раздражительной, фрустрирующей, суровой и т. д., – зависит, будет ли развитие ребенка нормальным или у него сформируется в будущем невроз или скорее даже психоз, потому что психоз формируется на более ранних стадиях развития ребенка именно тогда, когда мать играет в его жизни гораздо более важную роль, чем отец. Впрочем, и в формировании неврозов мать может играть решающую роль, если роль отца на этом этапе не становится определяющей. Например, мать, а не отец может осуществлять функцию приучения к туалету с присущими этому мероприятию фрустрациями, ведущими к анальной фиксации и затем к обсессивно-компульсивному неврозу или соответствующему характеру [Фрейд, 1991а].

Тем не менее, именно при формировании психозов, как считается в психоаналитической традиции и не только в ней, мать играет решающую роль (если придерживаться воззрения на формирование психоза именно в раннем детстве, а не генетически, как считает традиционная психиатрия). В этом плане следует вспомнить концепцию шизофреногенной матери, дающей ребенку двойное послание, как она сформулирована в трудах Грегори Бейтсона. Двойное послание – это фрагмент коммуникации между матерью и сыном или дочерью, которое имеет противоречивое значение и поэтому, по мнению автора этой концепции, формирует или подстегивает психотическую реакцию. Приведем знаменитый фрагмент классической работы Бейтсона, где приводится пример двойного послания, идущего от шизофреногенной матери:

Молодого человека, состояние которого заметно улучшилось после острого психотического приступа, навестила в больнице его мать. Обрадованный встречей, он импульсивно обнял ее, и в то же мгновение она напряглась и как бы окаменела. Он сразу убрал руку. «Разве ты меня больше не любишь?» – тут же спросила мать. Услышав это, молодой человек покраснел, а она заметила: «Дорогой, ты не должен так легко смущаться и бояться своих чувств». После этих слов пациент был не в состоянии оставаться с матерью более нескольких минут, а когда она ушла, он набросился на санитара и его пришлось фиксировать [Бейтсон, 2000: 243].

О шизофреногенной матери также весьма выразительно писал Рональд Лэйнг в книге «Расколотое Я» [Лэйнг, 1995].

Фигура матери как нечто инцестуозно-устрашающее, как vagina dentata может сохраняться у человека, особенно у психотика, на всю жизнь. Вот что пишет о Жаке Лакане его биограф Элизабет Рудинеско:

В этом семейном романе доминация матерей всегда представала как причина уничтожения или ослабления функции отца. Что касается женской сексуальности, то Лакан после своих встреч с Батаем и чтением Мадам Эдварды рассматривал ее теоретически как нечто отвратительное, как черную дыру, как предмет, оснащенный крайней оральностью, как непознаваемую субстанцию: реальное, но устроенное иначе. В марте 1955 года в ошеломляющей лекции, посвященной знаменитому сну Фрейда об Ирме, рассказ Фрейда он интерпретировал соответствующим образом, отождествляя раскрытый рот Ирмы с зиянием промежности, откуда появлялась страшная голова Медузы. И потом, уже в 1970 году, желая сжать в одной фразе весь ужас, который внушали ему матери, и все отвращение, которое он испытывал перед животной природой метафоры орального таинства, он заявил: “Огромный крокодил, в пасти у которого вы находитесь – это и есть мать. И никто не знает, что может взбрести ему в голову в ближайшую минуту: он может просто взять и захлопнуть пасть. В этом и состоит величайшее желание матери” [Roudinesco, 1992].

В «Психозе» Хичхока у Норманна Бейтса отец умер, когда ему было пять лет, и его болезнь явно происходила от шизофреногенной матери. Как же все произошло? Обратимся к сюжету фильма.

Вначале мать появляется в виде фигуры в окне. Бейтс уверяет, что она не в своем уме и не может ни с кем разговаривать. Затем Мэрион, девушка, которая украла 40 000 долларов и остановилась в отеле у Норманна Бейтса, слышит отвратительный голос его матери, который говорит: «Нет, я не хочу, чтобы ты приглашал на ужин девушек. Она не насытит грязных желаний с моим сыном». Итак, сексуальные желания – грязные, что подключает тему обсессии, которая исходит, не из голоса отца, а из голоса матери, что странно, поскольку обсессия с точки зрении традиционного психоанализа – это отцовское наследие. Во всяком случае, секс – это грязь, и это обсессивная максима! Грязь для обсессивно-компульсивных теснейшим образом связана с сексуальностью. Пациент российского психотерапевта Вячеслава Цапкина, по его устному сообщению, отождествлял грязь, которая находится на полу, по метонимическому соотнесению с «половой грязью». Молодая девушка 23 лет, обсессивно-компульсивная, студентка философского факультета, пригласила в дом своих родителей пожить на несколько дней своего друга, в которого она, по ее словам, была влюблена. Однако, по ее представлениям, они с другом должны были спать в разных комнатах. Родители пациентки, так как это им было по бытовым причинам неудобно, купили для гостя раскладушку и сообщили об этом дочери. Она была крайне недовольна. Когда же отец, озабоченный тем, что его взрослая уже дочь «засиделась в девках», полушутливо сказал жене, что, дескать, теперь они хотя бы «потрахаются вволю», жена ему ответила, что имела на этот счет разговор с дочерью, которая заявила, что «этот путь не для них», что секс – это грязное дело и к любви не имеет никакого отношения. По ее словам, ее друг, такой же обсессивно-компульсивный «ботаник», тоже студент-философ, разделял ее мнение.

Почему же компульсивные относятся к сексу с таким отвращением? Потому что секс связан для них с анальной сферой, например с анальной мастурбацией, к которой часто прибегают маленькие дети на соответствующей стадии психосексуального развития, отчего у них действительно становятся грязные и дурно пахнущие руки (о связи компульсивности с дурным запахом см. замечательную статью Виктора фон Гебсаттеля «Мир компульсивного» [Гебсаттель, 2001]). Отто Фенихель также пишет по этому поводу:

Физиологическая разрядка сексуальной активности пациентов не является адекватной разрядкой сексуального напряжения, которое реально выражается в их представлении о жестокости и грязи. <…>

Некоторые компульсивные невротики воспринимают сексуальность только в анальных понятиях, будто она сводится к туалету [Фенихель, 2004: 357, 361].

Фрейд в статье «Характер и анальная эротика» пишет, что «акт дефекации доставляет им удовольствие» [Фрейд, 1991а: 185]. Удовольствие от дефекации, наслаждение от дефекации и формирует анально-компульсивный характер и невроз навязчивых состояний. В дальнейшем благодаря реактивному образованию весь этот анально-сексуально-садистический комплекс начинает вызывать у взрослого компульсивного человека отвращение. Отсюда отвращение к сексу.

К анальности закономерно примешивается садизм. Возможно, что здесь также играет роль садистское истолкование ребенком «первосцены»: когда он наблюдает за половыми сношениями родителей, ему кажется, что отец совершает садистское насилие над матерью – скопофилия характерна для Норманна: он наблюдает за тем, как Мэрион раздевается в «вагинальную» дыру (см. ниже) (эдипальная проблематика благодаря регрессии при компульсивном неврозе истолковывается в анально-садистических понятиях).

Итак, не случайными оказываются деньги (обсессивно-компульсивный объект, отождествляющийся с испражнениями), на которых замешана вся фабульная основа фильма: 40 000 долларов, которые крадет Мэрион; числа, которые играют большую роль в осбессивном дискурсе [Руднев, 2000а]: номер 1 и номер 10 – всего 12 номеров в мотеле; 700 долларов за машину и 10 долларов за № 10 в мотеле. Норманн Бейтс провляет также скупость, он говорит, что чучела птиц, которые он изготовляет так же, как 10 лет назад изготовил чучело своей мамаши, это «дешево, иголка, нитка, труха» (скупость согласно основополагающей статье Фрейда «Характер и анальная эротика» – одна из фундаментальных черт обсесивно-компульсивного невротика [Фрейд, 1991а]).

Однако анальная аранжировка оказывается в Норманне слишком поверхностной (или режиссер не слишком разбирался в психоанализе). Во всяком случае, деньги (сорок тысяч) он выбрасывает в анально-вагинальную, впрочем, трясину вместе с убитыми телами Мэрион и инспектора Арбагаста и их машинами.

Даже неизвестно, страдал ли Норманн Бейтс шизофренией. Он был множественной личностью. Он убил свою мать и ее любовника из ревности за 10 лет до начала фильма, и с тех пор голос матери стал диссоциированной субличностью в его сознании, причем субличностью-хозяином.

Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не больницах для душевнобольных. Части их личности, которые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза (насилия. – В. Р.) , который и создает расщепление [МакВильямс, 1998: 418].

Материнская часть личности Норманна не дает ему спать с девушками и ему, вернее, его мертвой матери, приходится их убивать. «Мать – лучший друг для парня», – говорит Норман Бейтс. Видимо, мамаша сильно мучила парня, так что к тому времени, когда она завела себе любовника, он был весь в ее Эдиповой власти. (Не забудем, что отец Норманна умер, когда мальчику было пять лет – классический Эдипов возраст.)

В фильме все время показывается лестница – символ полового акта, если следовать «Толкованию сновидений» Фрейда. По лестнице поднимается Норманн, чтобы перенести мать в подвал. Славой Жижек в фильме Софи Файнс «Путеводитель киноперверта» построил остроумную теорию этой сцены. Дом Норманна делится на три этажа, которые, по мнению Жижека, олицетворяют три инстанции его бессознательного: первый этаж – это его Эго, второй этаж, где обычно сидит чучело матери, это Суперэго, а подвал, естественно, – Ид. Когда он переносит мать по лестнице со второго этажа в подвал, говорит Жижек, он хочет вытеснить ее из своего Суперэго в свое Ид. (Подробно об этом фильме см. [Руднев, 2006b]. Но при всем остроумии данной интерпретации, мне кажется, что смысл этой сцены иной – Норманн, чтобы загладить вину за предполагаемый секс с Мэрион, совершает символический половой акт с матерью; спускается с ней по лестнице, держа ее на руках (ср. о сцене полового акта на могиле матери в «Чевенгуре» Платонова в разделе 15 настоящей работы).

Норманн Бейтс и любит свою мертвую мать и ненавидит ее, хочет и не может от нее освободиться. Все-таки характер его фиксации так глубок, что здесь имеет смысл говорить о шизофрении, порожденной «шизоидно-параноидной позицией» (Мелани Кляйн). Но где же в этом фильме утрата семиотического начала и шизофреническая трансгрессия за пределы семиотики? Норманн позаботился о том, чтобы мать всегда была с ним не в виде галлюцинаций, а в виде семиотически вполне определенной вещи – мумии. Иллюзией является тот факт, что мать жива и находится этот факт за пределами семиотики. Когда Норманн Бейтс говорит, что его мать жива, он врет, чтобы запутать людей, с которыми он общается. Или он верит в то, что говорит? Похоже, второе, а раз он в это верит, то это постсемиотическая бредовая реальность – и это все же шизофрения, которая, согласно Ненси МакВильямс, частый коморбидный спутник диссоциативных расстройств [МакВильямс, 1998: 440]. Хотя Норманн и врет тоже. Его слова, которые он говорит Мэрион: «Сын – плохая замена любовнику» и особенно «Я ненавижу то, чем она стала, я ненавижу ее болезнь», – это скорее ложь, а не бред. Но это не истерическая pseuodologia phantastica на публику, это шизофреническая ложь, чтобы сбить врага со следа (у шизофреника таким врагом часто бывает врач – см. раздел 11 о Рональде Лэйнге).

В фильме очень интересен символический образ вагины – это дыра в ванне, куда стекает сначала вода, когда Мэрион принимает душ, а потом ее кровь, и раздается возглас второй субличности Норманна: «Мама! Кровь! Кровь!» То есть он совершил символическую дефлорацию и спешит смыть кровь, спустить ее в вагину, отверстие в ванной или в унитазе, или в грязной трясине (анальная аранжировка) утопить автомобиль и тело Мэрион.

Когда Бейтс отрицает убийства, которые совершила его материнская субличность (он как бы говорит: «Это не я убил, это сделала моя мать»), то он поступает в соответствии с теорией Лакана, который рассказывал на семинаре «Психоз и Другой» историю о мальчике, побившем другого мальчика и сказавшем: «Это не я его побил, это другой». И он прав, говорит Лакан, конечно, это и был Другой в нем [Лакан, 2001]. Но в мальчике это был не диссоциированный Другой, а в Норманне диссоциированный, за поступки которого он не отвечает. Впрочем, не отвечает ли? В конце фильма, когда материнская субличность полностью побеждает и Норманн превращается в свою мать (что с клинической точки зрения довольно сомнительно), важно, что это выгодно ему – если он диссоциированный психотик, его не посадят в тюрьму или даже на электрический стул за совершение нескольких убийств, поэтому притворяться мамочкой, которая и мухи не обидит, очень даже неплохая тактика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека? | Психология

Кавычки здесь неспроста. «Шизофреногенная мать» (schizophrenogenic mother) — термин, определяющий тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других (Психологическая энциклопедия). То есть это совершенно здоровая женщина, не имеющая патологии.

Такой тип матери определяется сильной тревожностью и властностью. Она осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка. Своей задачей считает расписать каждый его шаг (в тяжелых случаях — до пенсии оного) и зорко следит за четким исполнением написанного плана.

В трудную ситуацию детей ставит и амбивалентность таких матерей, из которой возникает двойная связь. В этой ситуации ребенок совершенно не понимает, чего хочет его мама. Она может сказать ему: «Иди гуляй», но при этом все ее движения, мимика, то есть невербальные проявления, будут кричать: «Стой здесь, не ходи никуда!». А дети, как правило, очень чувствительны к таким моментам.

«Шизофреногенная мать» не умеет проявлять любовь, материнскую заботу и ласку. Она не интересуется делами и проблемами своего дитя. Вся ее жизнь сосредоточена лишь на том, чтобы требовать с него постоянного подчинения, выполнения уже составленного ей распорядка. Например, ребенок приходит из школы. Она не станет интересоваться, как у него дела, как он играл сегодня с друзьями (и есть ли они у него вообще), что ему понравилось изучать. Ее интересуют только цифры: какие оценки получил.

При таком воспитании ребенок вырастает эмоционально холодным, не умеющим проявлять свои чувства к людям, человеком, который не чувствует социальных норм, правил общества; все его действия пассивны — он ждет распоряжений; у него отсутствуют какие-либо желания и интересы. Он не понимает окружающий его реальный мир, а мир не понимает и не принимает его, считая чудаком «не от мира сего».

Недаром Эрнст Кречмер, психолог, назвал склонных к шизоидному типу детей «мечтой и радостью матерей». Они никогда не осмелятся ослушаться, высказать свое несогласие или поступить по-своему.

При этом внутренняя жизнь ребенка будет яркой, бурлящей, фантазийной. Там он будет настоящим героем для себя, самостоятельно принимающим решения, мечтающим, ненасытным в деятельности. Но все это будет скрыто за каменной стеной, которая будет отрицательно реагировать на малейшее вторжение на «закрытую территорию».

Это классический пример того, как происходит патологическое развитие личности при неправильном воспитании. Именно вследствие этого формируется шизоидный («шиза» — «расщепление») тип акцентуации характера, который может перерасти в патологию различной степени тяжести.

Дорогие родители! Любите своих детей, беспокойтесь за них, переживайте, но всегда помните, что они — личности, у которых должны быть свои желания, мечты, надежды. Прислушайтесь к ним и помогите сделать правильный выбор, но пусть окончательное решение останется за ними.

Шизофреногенная семья — описание. Особенности шизофреногенной семьи.

Для «шизофреногенных семей» оказались характерными соперничество родителей, постоянные угрозы развода и привлечение ребенка на свою сторону в семейных конфлик­тах. Семья, как правило, распадалась на две враждующие фракции («супру­ жеское расщепление»). Другая ситуация, часто наблюдаемая в семьях боль­ных шизофренией, о которой ранее упоминал Ариети, была обозначена Лидзом как «супружеский перекос» — комбинация властной, враждебной матери, которая подавляет потребность ребенка в самоутверждении, и зависимого, сла­бого, пассивного отца. Несколько реже встречалась противоположная ситуа­ ция: муж-тиран и зависимая от него слабохарактерная жена, неспособная, в силу своей несвободы, дать достаточно любви своему ребенку. Во всех вышеперечис­ленных работах преморбидная личность больного шизофренией расценивалась как шизоидная, что коррелировало с гиперпротекционистским типом воспитания, подавлением, эмоциональной депривацией. Механизмом «шизофреногенного» влияния семьи на ребенка, гиперпротекций в сочетании с отверганием ранее объясняли такие нарушения сексуальной активности больных шизоф­ренией, как гомосексуализм и инцест. Основным механизмом, приводящим к развитию шизофренического типа реакции, было наличие «двойной связи» в коммуникациях больного с членами семьи. В 1976 г. Э. Г. Эидемиллер ввел понятие «ригидная, псевдосолидарная семья». В таких семьях происходила со­ циализация более 70% исследованных подростков, больных шизофренией. Эти семьи характеризовались жесткими внешними и внутренними границами, ри­гидной фиксацией структуры базисных семейных ролей. Эмоциональное спло­ чение членов семей осуществлялось с помощью тревоги. Большой интерес пред­ставляет исследование семей, в которых воспитывались будущие больные ши­зофренией, параллельно с наблюдением за контрольной группой здоровых лиц и их семейного окружения. В семьях здоровых лиц матери отличались кри­тическим восприятием действительности, реже наблюдалось чрезмерно конт­ролирующее гиперпротективное воспитание детей.

Новый этап исследования семей больных шизофренией, начиная с 60-х го­дов, характеризовался постепенным отказом от взгляда на семейную среду как на единственный этиологический агент и привлечением данных клинико-генетических, биохимических и эпидемиологических исследований, которые про­водились на более значительных контингентах больных и обязательно в срав­нении с контрольной группой здоровых лиц, с привлечением статистических методов обработки полученных результатов. Была сформулирована «полиген­ная теория» шизофрении, объясняющая шизоидные особенности личности боль­ного шизофренией, аутистические установки и продуктивную психопатологи­ ческую продукцию сложным взаимодействием генетических и социокультур­ных факторов, включая семейные. По-прежнему семья, в которой воспитывался будущий больной шизофренией, характеризовалась как замкнутая микрогруп­ па, членов которой отличают холодность, ригидность, дезинтегрированность от­ношений, маскируемая псевдосолидарностью, жестким распределением ролей и неудачным взаимодополнением. Но в то же время «псевдосолидарные» от­ношения внутри семьи считаются вторичным фактором, выявляющим, прово­цирующим и модифицирующим конституциональные предрасположения к шизофрении. X. Хайнер и С. Тросторф [Hainer H., 1972; Trostorff S., 1973] обнаружили и у больных шизофренией, и у их родственников тяжелые личностные нарушения — от невротических и психопатических до психотического спектра. Шизоидная личность, воспитывавшаяся в условиях аффективной депривации при стрессовых нагрузках, какими являются начало обучения в школе, половые метаморфозы, начало трудовой деятельности, за счет низкого порога возбуждения и генерализации ответных реакций дает сильные аффекты тре­воги и параноидное восприятие окружающего мира.

Исследователи обнаружили, что родители, как правило, последними узнают о развитии психического заболевания у ребенка, а их ирреальные толкования первых симптомов психоза и их ответные реакции способствуют еще больше­му отходу больного от окружающей действительности. Сторонники биологи­ческой трактовки этиопатогенеза шизофрении считали, что наиболее плодотвор­ными и многообещающими для построения стройной биологической концеп­ции шизофрении были клинико-генетические исследования родителей, сибсов и отдаленных родственников пробанда, страдающего шизофренией. Как у са­ мого пробанда, так и у его ближайших родственников обнаружены аномалии характера, относящиеся к шизоидному типу. Родители пробанда характери­зуются замкнутостью, необщительностью, эмоциональной холодностью, низкой вовлекаемостью в общественные мероприятия, педантичностью и профессио­ нальной односторонней активностью [Видманова Л. Н., 1966; Шендеро-ва В. Л., 1972; Воловик В. М, 1980; Личко А. Е., 1985; Вид В. Д., 1993]. Ав­ торы делают выводы о том, что личностные аномалии шизоидного типа и пси­ хозы родственников находятся в генетической связи с психическим заболева­ нием пробанда («шизофренический спектр»). Вопрос психологического вли­ яния личностных особенностей родителей на формирование личности пробанда рассматривался лишь в самом общем виде и ему придавалось меньшее значе­ние. Л. Н. Видманова, Ю. И. Полищук, В. Л. Шендерова, И. В. Шахматова-Павлова (1966) приводят интересное описание взаимоотношений больного ши­зофренией и его матери, указывая, что «некоторые матери проявляют почти сверхценное отношение к заболеванию детей одновременно с недостаточным пониманием тяжести психического страдания и оптимистическим отношением к будущему. Такие матери весьма назойливы, предлагают свои приемы и сред­ства лечения, высказывают поразительно наивные, не соответствующие обще­му уровню их развития объяснения болезненных расстройств».

 этиология (взаимовлияние биологических, психодинамических и социокультурных факторов) (продолжение) —  предыдущая | следующая – этиология (взаимовлияние биологических, психодинамических и социокультурных факторов) (продолжение)

Содержание. Э.Г.Эйдмиллер. Детская психиатрия

Мать-холодильник (шизофреногенная мать) — 56 ответов на Babyblog

Обсудим такую вот теорию? Чувствовали ли вы, охлаждение чувств к ребенку по достижении им пятилетнего возраста? Испытывали ли подобные проблемы с собственной матерью? Считаете ли что теория имеет право на жизнь или она однобока?

Двойная связка Бейтсона или шизофреногенная мать.

Возникает вопрос: чем вызывается шизофрения? Почему у некоторых людей не развивается или слабо развивается распознавание сигналов, означающих уровни коммуникации? Причины этого Бейтсон обнаружил в детстве шизофреника, в его семейном окружении. Как показало детальное изучение «шизогенных» семей, с подробной киносъемкой, ребенок в такой семье находится в особых условиях, и ключевое положение в развитии болезни чаще всего занимает его мать. То, что при этом происходит, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви. В таких семьях мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал «двойной связкой».

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей. В нашей стране, где брошенные, отвергнутые матерями дети превратились в социальную проблему, можно было бы говорить об особой патологии, связанной с общественной катастрофой. Но гораздо раньше, в условиях «благополучного» буржуазного общества психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет. Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам. Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста. Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление — так называемая неотения — привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни. Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает. В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство. Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут. Другая причина, мешающая развитию материнской любви, — это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка.

Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать. Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением. Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание — в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.
Складывающийся таким образом стереотип связи между матерью и ребенком продолжается и тогда, когда ребенок идет в школу. Внушения матери в таких случаях тоже имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с Петей, Васей и т.п., а на высшем, более абстрактном уровне — что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д. Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой. Открытый таким образом механизм двойной связки вовсе не ограничивается отношениями между матерью и ребенком, но представляет весьма распространенную патологию человеческого общения.

Бейтсон иллюстрирует эти отношения клиническими примерами. Приведем один из них (G. Bateson, Steps to an Ecology of Mind, Ballantine Books, N.Y., 1972).
«Молодого человека, только что вышедшего из острого приступа шизофрении, навещает в больнице его мать. Обрадовавшись ей, он импульсивно обнимает ее за плечи, на что она отвечает оцепенением. Он отводит руку, и она спрашивает: «Разве ты больше не любишь меня?» Он краснеет, а она говорит: «Милый, ты не должен так смущаться и стыдиться своего чувства». Пациент едва смог пробыть с ней несколько минут. Сразу же после ее ухода он напал на ассистента, и его пришлось связать.

Конечно, этого можно было избежать, если бы молодой человек способен был сказать: «Мама, ведь я видел, что тебе было неприятно, когда я тебя обнял, что тебе трудно было принять мое чувство». Но у шизофренического больного такой возможности нет. Его глубокая зависимость и его опыт не позволяют ему комментировать поведение его матери, она же комментирует его поведение и вынуждает его принять всю законченную последовательность действий. При этом пациент испытывает следующие трудности:
(1) Реакция матери, не принимающей чувства своего сына, искусно прикрывается осуждением его жеста замешательства, а пациент, приняв это осуждение, отрицает тем самым свое восприятие происшедшего.
(2) Высказывание «Разве ты больше не любишь меня?» в этом контексте означает, по-видимому:
(а) «Меня надо любить».
(б) «Ты должен любить меня, а иначе ты плохой сын и виноват передо мной».
(в) «Ты ведь любил меня раньше, а теперь не любишь», и тем самым внимание смещается с выражения его чувства на его неспособность чувствовать. Для этого у нее есть основания, поскольку он также ненавидел ее, и он, соответственно, отвечает на это чувством вины, на которое она реагирует нападением.
(г) «То, что ты только что выразил, не было любовью»

Возникает безвыходная дилемма: «Если я хочу сохранить мою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю» «.

Вовсе не всегда такой конфликт приводит к катастрофическим последствиям. Здоровая реакция ребенка на бессознательное лицемерие матери — это сопротивление: почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», доказывая несправедливость матери и свою правоту. Но если мать реагирует резким запретом комментировать ее поведение (например, угрожая покинуть ребенка, сойти с ума или умереть, и т.д.) и тем самым не позволяет ему сопротивляться, то у ребенка подавляется способность различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении. Иногда может помочь вмешательство отца, но в «шизогенных» семьях отец слаб и беспомощен.

Если ребенок имеет возможность сопротивляться противоречивым требованиям матери, это, конечно, нарушает спокойствие семьи, но у такого ребенка есть шансы вырасти здоровым: он научится распознавать сигналы, определяющие логические уровни сообщений. В более абстрактном требовании он распознаёт отрицание более конкретного, возмущается и не всегда повинуется, но отнюдь не смешивает две стороны «связки».
Иначе складывается дело, если ребенок не может сопротивляться. Ребенок учится не различать логические типы сообщений, делая тем самым первый шаг к шизофрении. На претензии матери он отвечает теперь искренним непониманием, так что его считают «ненормальным». А потом этот же шаблон отношений переносится на других людей; но это вовсе не значит, что такой ребенок непременно станет психически больным. Он ходит в школу, проводит время вне семьи и может постепенно научиться различать «сигналы переключения контекстов», если его отношения с «шизогенной» матерью были не слишком интенсивны. Может быть, он будет делать это не так хорошо, как другие; вероятно, у него не особенно разовьется чувство юмора, и он не будет так заразительно смеяться, как его друзья.

Призрак шизофреногенной матери | Журнал этики

Несколько лет назад мы с моим коллегой Эриком Паренсом запустили проект, основной целью которого было разобраться в дебатах по поводу использования психотропных препаратов для лечения детей с эмоциональными и поведенческими проблемами [1]. Конечно, эта дискуссия на самом деле представляет собой несколько сплетенных вместе споров. Некоторые говорят, что диагностические пороги в психиатрии слишком низкие, что приводит к тому, что слишком многим детям ставится диагноз, в то время как другие возражают, что психические расстройства у детей недооцениваются.Некоторые утверждают, что детям с проблемами поведения необходимо поведенческое лечение, а не лекарства, в то время как другие отмечают, что многие лекарства демонстрируют впечатляющую эффективность в клинических испытаниях. Некоторые говорят, что проблемное настроение и поведение вызваны сбоями в работе мозга, которые сегодня не более распространены, чем 30 или 50 лет назад, в то время как другие утверждают, что у нас совершенно неверная этиологическая картина: обеспокоено наше общество, а не наши дети [ 1, 2]. Мы нашли важные выводы по всем сторонам этих дебатов — и, фактически, если коснуться поверхности, можно найти существенное согласие в том, где вы изначально видели поляризацию (гипердиагностика и недостаточная диагностика могут сосуществовать, например [3]) [1].

Мы также заметили, что некоторые вопросы особенно трудно обсуждать. Один из таких вопросов — роль родителей во всей этой дискуссии. С одной стороны, все мы знаем, что родители могут оказывать значительное влияние на психическое здоровье своих детей не только потому, что они могут передать генетический риск, но и потому, что они контролируют и составляют значительную часть среды своего ребенка. С другой стороны, хотя мы можем сетовать друг на друга (или в сети) по поводу неквалифицированных, ленивых родителей, использующих лекарства в качестве быстрого решения, или чрезмерно амбициозных родителей, использующих лекарства, чтобы дать своим детям преимущество, существует глубокое сопротивление даже среди клиницистов. вмешиваться в то, как люди растят своих детей.

Существует ряд возможных причин этого нежелания, включая соответствующее беспокойство по поводу уважения частной жизни семей. Психолог развития Джером Каган указывает на «[т] американскую этику эгалитаризма, которая обязывает каждого человека награждать достоинством и уважением всех граждан, независимо от их ценностей или обычаев» [4]. Хотя об этом моральном императиве можно сказать много положительного, Каган утверждает, что он может создать проблемы для детской психиатрии, потому что «затрудняет обвинение родительского пренебрежения или неэффективной практики социализации как факторов, способствующих агрессивному поведению или низкой успеваемости, и легкость в этом. наделять полномочиями гены, за которые никто не несет ответственности »[4].Любой, кто критикует то, как родители воспитывают своих детей, в том числе предлагая им делать это иначе, рискует проявить неуважение к индивидуальному выбору и равенству и, возможно, оттолкнуть родителей, необходимых союзников педиатров, детских психиатров и психологов.

Другие факторы могут усилить это сопротивление — (разумное) желание клиницистов заниматься вопросами, по которым они прошли обучение, которое может не включать семейную динамику или стратегии воспитания [5, 6].Клиницисты также могут знать, что родителям трудно найти время для участия в обучении родителей или других психосоциальных вмешательствах [7]. И, что, возможно, наиболее важно, ограничения платежной системы США могут затруднить для клиницистов время, чтобы глубоко погрузиться в домашнюю среду ребенка [8].

Я подозреваю, что действуют и другие факторы, которые в конечном итоге препятствуют откровенному и открытому обсуждению того, как мы можем понять роль окружающей ребенка среды в создании и смягчении проблемных эмоций и поведения, включая роль родительских практик и ожиданий.Психиатрия допустила несколько ошибок, исследуя экологические — и особенно родительские — причины дисфункции, и это тяжелое прошлое не дает покоя этой области сегодня. Я имею в виду не только теорию и анализ Фрейда, которые подчеркивали важность детских событий и переживаний для понимания психического здоровья взрослых и которые сейчас вызывают неоднозначную оценку, но и распространение этих идей за пределы неврозов на психоз, особенно на шизофрению.

Начиная с середины 1930-х годов, клиницисты обращались к семьям больных шизофренией, чтобы лучше понять, что может быть причиной их дисфункции.В одном исследовании, опубликованном в 1934 году, сообщалось о материнском отторжении у двух пациентов и о чрезмерной опеке со стороны матери у 33 из 45 больных шизофренией, участвовавших в исследовании [9]. Идея о том, что смесь материнской чрезмерной опеки и материнского отторжения может вызвать шизофрению, набирала обороты, и в 1948 году психиатр Фрида Фромм-Райхманн назвала этих отвергающих и чрезмерно опекающих матерей «шизофреногенными», написав, что «шизофреник болезненно недоверчив и обижен на других. людей, из-за тяжелого раннего перекоса и отторжения, с которыми он сталкивался у важных людей своего младенчества и детства, как правило, в основном у шизофреногенной матери »[10].Считалось, что матери с собственными психологическими проблемами «рожали здоровых детей, а затем буквально сводили их с ума» [11]. В этих домах, согласно теории, доминировали мать и ее бредовые идеи, из-за чего она не знала о потребностях других членов семьи. Шизофреническое поведение было для ребенка способом разобраться в этой токсичной домашней среде.

Исследования, опубликованные в 1950-х и 1960-х годах, похоже, подтвердили теорию шизофреногенной матери, а затем и шизофреногенных семей.Только в середине 1970-х эта концепция потеряла популярность [11]. В 1982 году австралийский психиатр Гордон Паркер опубликовал обзор исследований шизофреногенных матерей, в котором заключил, что, хотя далекие и контролирующие матери, вероятно, существуют, не было никаких доказательств того, что у них была большая вероятность, чем у кого-либо, иметь детей-шизофреников.

Наиболее правдоподобное объяснение состоит в том, что не существует sui generis шизофреногенной матери; вместо этого существует родительский тип, отличающийся враждебным, критическим и навязчивым стилем, и он не особенно широко представлен у родителей шизофреников.Это объяснение могло бы объяснить как описание, так и очертание шизофреногенного материнского стиля в неконтролируемых исследованиях шизофреников, а также неспособность найти четкие и воспроизводимые различия в исследованиях случай-контроль [12].

Сегодня, в свете того, что мы теперь понимаем о шизофрении, теория шизофреногенной матери кажется безнадежно ошибочной и более чем смущающей. Но (конечно) его ошибочность не означает, что воспитание детей и семейное окружение не играют никакой роли в психическом здоровье детей или что рассмотрение этих аспектов равносильно обвинению матерей или родителей.Мы знаем, например, что состояние психического здоровья родителей может отрицательно сказаться на благополучии ребенка. Психиатрический эпидемиолог Мирна Вайсман из Колумбийского университета провела ряд исследований, показывающих, что дети матерей с депрессией имеют более высокий уровень психопатологии, чем у матерей без депрессии, и что мощный способ помочь этим детям — вылечить депрессию их матерей [13, 14] . Мы также знаем, что изменение родительской практики может улучшить психическое здоровье некоторых детей.Клинические психологи, такие как Уильям Пелхам, показали, что обучение родителей — обучение родителей основным стратегиям эффективного воспитания — является важным компонентом эффективного плана лечения детей с диагнозом СДВГ (действительно, Пелхам утверждает, что это наиболее эффективный компонент) [15].

Однако мы также знаем, что многие дети в США не получают комплексной психиатрической помощи, в которой они нуждаются. В то время как некоторые общественные дебаты о детской психиатрии противопоставляют медикаментозное лечение психосоциальным вмешательствам, в руководящих принципах лечения многих расстройств рекомендуется сочетать медикаментозное и психосоциальное лечение, поскольку лекарства могут быстро уменьшить тяжесть детских симптомов, чтобы они и их родители могли начать участвовать в психосоциальных вмешательствах. [16].

Несмотря на эти рекомендации, многие дети, получающие лечение от психических расстройств, принимают только лекарства. Эпидемиологи Марк Олфсон и Стивен Маркус задокументировали эту тенденцию в общей популяции, сообщив, что в период с 1998 по 2007 год процент людей, получающих психотерапевтическую помощь в амбулаторных условиях, значительно снизился, а процент людей, получавших только лекарства, увеличился на 13 процентов [17]. У детей Олфсон и его коллеги обнаружили, что среди детей в возрасте от 2 до 5 лет, застрахованных частным образом, которые принимали антипсихотические препараты, менее половины посещали психотерапевт в течение года приема лекарств [18].

Я не приписываю эти проблемы исключительно призраку шизогенофреничной матери. В самом деле, я не сомневаюсь, что другие факторы, которые я описал выше, в том числе, что очень важно, ограничения управляемой помощи, более непосредственно ответственны за то, что мы не уделяем должного внимания всему ребенку. Но я подозреваю, что желание держаться подальше от психиатров середины двадцатого века и их убеждения, обвиняющие мать, также являются частью этой истории.

Обвинение матери никому не помогает, это должно быть ясно.Но когда мы игнорируем контекст ребенка — особенно практики тех взрослых, которые больше всего влияют на его жизнь, — мы рискуем обнаружить проблемы ребенка исключительно в ребенке и предположить, что ребенок — единственный, кому нужно измениться. Это тоже может быть ошибкой. Я знаю психиатров, которые твердо выступают за использование поведенческих методов лечения, которые очень часто связаны не только с ребенком, но и с контекстом ребенка, часто требуя изменений в том, как родители-родители и учителя преподают — и некоторые из этих врачей могут повысить поведенческие варианты лечения с родителями и предлагать родителям посещать занятия по семейной терапии и родительские тренинги.Сделать это не всегда легко. Быть в домашней обстановке и, в частности, заниматься воспитанием детей — непростая задача для врачей. Но это территория, которую стоит исследовать. Многим детям может помочь расширенная клиническая специализация, направленная на изменение окружающей ребенка среды, в том числе на уровне семьи. Не пугайся.

Список литературы

  1. Паренс Э., Джонстон Дж.Беспокойные дети: диагностика, лечение и внимание к контексту. Гастингс Центр Репортаж . 2011; 41 (2): S1-S31.
  2. Parens E, Johnston J. Понимание соглашений и противоречий, связанных с детской психофармакологией. Психиатрическая психиатрия для детей и подростков. 2008; 2 (1): 5.

  3. Ангольд А., Эрканли А., Эггер Х.Л., Костелло Э.Дж.Стимулирующее лечение для детей: взгляд сообщества. J Am Acad Детская подростковая психиатрия . 2000; 39 (8): 975-984.
  4. Каган Дж. Значение психологической аномалии. Cerebrum. , 10 ноября 2008 г. http://www.dana.org/news/cerebrum/detail.aspx?id=13800. По состоянию на 30 июля 2013 г.

  5. Carlson GA. Учебные программы в беспорядке. Проблемы детей: диагностика, лечение и внимание к контексту.По состоянию на 30 июля 2013 г.

  6. Боринс М., Хольцапфель С., Тудивер Ф., Бадер Э. Обучение семейных врачей навыкам консультирования и психотерапии. Fam Systems Health. 2007; 25 (4): 382.

  7. Генрихс Н., Бертрам Х., Кушель А., Хальвег К. Вербовка и удержание родителей в универсальной программе профилактики поведения детей и эмоциональных проблем: препятствия для исследований и участия в программе. Ранее Sci . 2005; 6 (4): 275-286.
  8. Медоуз Т., Валлели Р., Хаак М.К., Торсон Р., Эванс Дж. «Затраты» врача на обеспечение поведенческого здоровья в первичной медико-санитарной помощи. Клиника педиатра . 2011; 50 (5): 447-455.
  9. Нил Дж. Что случилось с шизофреногенной матерью? Am J Psychother. 1990; 44 (4): 499-505.

  10. Фромм-Райхманн Ф. Заметки о развитии лечения шизофреников с помощью психоаналитической психотерапии. Психиатрия . 1948; 11 (3): 263-273.
  11. Дольник Э. Безумие на диване: обвинение жертвы в период расцвета психоанализа. Нью-Йорк: Саймон и Шустер; 2007.

  12. Паркер Г.Повторный поиск шизофреногенной матери. J Nerv Ment Dis. 1982; 170 (8): 460.

  13. См., Например, Weissman MM, Wickramaratne P, Nomura Y, et al. Семьи с высоким и низким риском депрессии: исследование трех поколений. Arch Gen Psychiatry. 2005; 62 (1): 29-36.

  14. См. Также Weissman MM, Pilowsky DJ, Wickramaratne PJ, et al. Ремиссия материнской депрессии связана с уменьшением психопатологии у их детей: отчет STAR * D-child. JAMA. 2006; 295 (12): 1389-1398.

  15. Pelham W. [Свидетельство на] брифинге Конгресса по психическому здоровью детей — 10 октября 2007 г. По состоянию на 30 июля 2013 г.

  16. См., Например, McClellan J, Kowatch R, Findling RL, Рабочая группа по вопросам качества. Параметр практики для оценки и лечения детей и подростков с биполярным расстройством. J Am Acad Детская подростковая психиатрия. 2007; 46 (1): 107-125.

  17. Олфсон М, Маркус СК. Национальные тенденции в амбулаторной психотерапии. Ам Дж. Психиатрия . 2010; 167 (12): 1456-1463.
  18. Олфсон М., Кристалл С., Хуанг С., Герхард Т. Тенденции употребления антипсихотических препаратов очень маленькими детьми, имеющими частную страховку. J Am Acad Детская подростковая психиатрия .2010; 49 (1): 13-23.

Цитата

Виртуальный наставник. 2013; 15 (9): 801-805.

DOI

10.1001 / virtualmentor.2013.15.9.oped1-1309.

Точки зрения, выраженные в этой статье, принадлежат авторам и не обязательно отражают взгляды и политику AMA.

Информация об авторе

  • Джозефин Джонстон, бакалавр права, магистр права , директор по исследованиям и научный сотрудник Центра Гастингса, независимого исследовательского института биоэтики в Гарнизоне, Нью-Йорк. Она имеет степень в области права и биоэтики Университета Отаго, Новая Зеландия. Она работает над целым рядом этических, правовых и политических вопросов в области науки и медицины, включая репродуктивную функцию и воспитание детей, психиатрию и нейробиологию, а также проведение биомедицинских исследований.Она также разрабатывает программу исследований по биоэтике для старшеклассников.

Настоящий миф о «шизофрегенной» матери

Ни одно изложение истории психиатрии двадцатого века не будет полным без обсуждения «шизофреногенной матери», зловещего вымысла воображения женоненавистников-психиатров. Нам говорят, что «шизофреногенная мать» несла единоличную и полную ответственность за генезис страданий, названных «шизофренией», у своих детей — по крайней мере, в те плохие старые времена, до появления современных психофармацевтических препаратов и препаратов прямого действия. потребительская реклама.Как отмечают Аллан Ф. Мирский и его коллеги в статье о сестрах Генаен, «1950-е годы были эпохой, когда концепция« шизофреногенной матери »была широко принята некоторыми психоаналитиками (например, Теодором Лидзом и Фридой Фромм-Райхманн)».

В The Feminine Mystique автор Бетти Фридан провозгласила:

«Внезапно выяснилось, что почти во всем можно винить мать. В каждом случае история беспокойного ребенка; алкоголик, суицид, шизофреник, психопат, невротик; импотент, гомосексуал; фригидная, беспорядочная женщина; У больной язвой, астмой и другими нарушениями американка могла быть матерью … Ясно, что что-то «не так» с американскими женщинами.”

Эта тема обвинения матери часто повторяется в психиатрической литературе с середины века до недавнего времени. Как писала в 1965 году психолог Стелла Чесс:

«Стандартная процедура состоит в том, чтобы предположить, что проблема ребенка является реакцией на обращение со стороны матери в отношениях один на один… Отдельные фрагменты данных, соответствующие этим предположениям, цитируются как типичные для чувств ребенка и отношения матери и принимаются. как доказательство тезиса о пагубном материнском отношении как универсальной причинности.”

Или как Джон Нил, доктор медицины, спустя поколение заметил: «Стало стандартной практикой верить, что матери являются причиной психоза их детей».

Но действительно ли психиатры «обвиняли мать», исключая все другие причины? Откуда взялось это представление?

Как и в большинстве мифов, в мифе о том, что психиатрия полагается на шизофреногенную мать, есть доля правды. В статье 1948 года немецкий психиатр Фрида Фромм-Райхманн, современница Фрейда, писала:

«Шизофреник болезненно недоверчив и обижен на других людей из-за серьезного раннего искажения и неприятия, с которым он сталкивался у важных людей своего младенчества и раннего детства, как правило, в основном у шизофреногенной матери.”

Доктор Фромм-Райхманн была психоаналитиком, известным своим состраданием и умением достигать даже самых, казалось бы, трудноизлечимых случаев «шизофрении» с помощью интенсивной психотерапии — и без нейротоксических препаратов. Приведенные выше замечания были обойдены вниманием в статье, которая даже не касалась в первую очередь этиологии шизофрении, а была посвящена почти исключительно динамике взаимоотношений терапевта и пациента.

Изучение работ психоаналитически ориентированных коллег доктора Фромм-Райхманна в 1950-х и 1960-х годах показывает, что с самого начала они прекрасно понимали, что концепции шизофреногенной матери недостаточно для объяснения генезиса шизофрении и что это Состояние, скорее всего, было результатом беспокойства семей , а не только обеспокоенных матерей.Например, Трюде Титце, доктор медицины, еще в 1949 году писала о роли отцов:

«Об отцах детей-шизофреников известно очень мало. В связи с настоящим исследованием систематического исследования отцов не проводилось; однако были опрошены восемь отцов, и у них сложилось впечатление, что они тоже страдают серьезными личностными трудностями. Они казались перфекционистами и одержимыми людьми, такими же больными, как их жены ».

Точно так же психиатры Рут и Теодор Лидз писали: «По нашим данным, очевидно, что отцовские влияния пагубны так же часто, как и материнские.Их выводы были воспроизведены в исследованиях Кларди, Наффилда и Валя, среди прочих, и другие исследователи отметили роль всех без исключения членов семьи. Психиатр Д.Д. Джексон считал, что шизофрению следует изучать как «семейное заболевание, включающее сложный цикл хозяин-вектор-реципиент, который включает в себя гораздо больше, чем может быть обозначено термином« шизофреногенная мать »». Лидз и его коллеги согласились, отметив:

«Поскольку наши исследования выявили серьезные трудности во всех сферах операций в этих семьях, мы предпочли сбалансировать эту тему, сосредоточив внимание на ситуации в целом, прежде чем сосредоточиться на матери.”

С другой стороны, отношения матери и ребенка, возможно, являются наиболее важными человеческими отношениями. Неужели это такая натяжка, чтобы предполагать, что, если эти отношения развалятся, могут последовать плохие последствия?

В статье

Титце, приведенной выше, обсуждается история болезни молодой женщины, больной шизофренией, чья мать была одержима желанием помешать своей дочери мастурбировать. Эта женщина нюхала руки дочери в течение дня в качестве выборочной проверки на предмет мастурбации, и ей сделали два хирургических вмешательства на клиторе своего новорожденного ребенка — одно, когда ребенку был один год, и одно, когда ей было два.Эта же женщина каждую ночь осматривала вульву своей дочери и избивала ее, если она считала, что половые губы ребенка «раздражены».

Может быть, действия этой женщины как-то связаны с проблемами ее дочери в более позднем возрасте? Почти определенно. Но признание роли травмы, нанесенной матери конкретного человека, — это не то же самое, что возлагать всю вину за «психическое заболевание» на материнство.

Вопрос чисто академический? Нет. Рассмотрим ответ на статью психолога Л.Алан Сроуф, появившийся в газете « New York Times » в 2012 году. В статье рассказывалось об исследовании MTA 2009 года, проведенном Бруксом и его коллегами, в котором 600 детей с диагностической меткой «СДВГ» наблюдались в течение восьми лет и которое не обнаружило долгосрочных преимуществ. лекарства для этого состояния для любой из двадцати четырех переменных результата. Доктор Сроуф заключил:

«Иллюзия того, что проблемы с поведением детей можно вылечить с помощью лекарств, не позволяет нам, как обществу, искать более сложные решения, которые будут необходимы.Наркотики снимают с крючка всех — политиков, ученых, учителей и родителей. То есть всех, кроме детей.

Не все так считали. Ответ автора Джудит Уорнер на статью доктора Сроуфа обвинил его в желании совершить «путешествие в эпоху … когда дети с психическими заболеваниями считались жертвами токсичных« шизофреногенных матерей »».

Ни исследование MTA, ни статья доктора Сроуфа вообще не упоминают «шизофреногенных матерей». И эта буря в чайнике упускает из виду более серьезную проблему: крупное, многолетнее исследование не обнаружило долгосрочной пользы от мощных, изменяющих мозг лекарств, которые были даны буквально миллионам детей.Эти результаты заслуживают серьезного обсуждения, а не бранных воспоминаний о «шизофреногенных матерях».

Совсем недавно в газете Washington Post появилась статья, рассказывающая об истории Chestnut Lodge, частного учреждения в Мэриленде, где д-р Фромм-Райхманн выполнила свою новаторскую работу. Статья была в значительной степени пренебрежительной по тону, в ней читателям сообщалось:

«По мере того, как понимание биологических и химических причин психических заболеваний росло, безоговорочное принятие Честнат Лоджа фрейдистского психоанализа выглядело устаревшим.Можно ли лечить изнурительный, а иногда и опасный психоз, рассказывая о своей матери? »

Помимо того факта, что психотерапия не может быть сведена к «разговору о своей матери», до сих пор нет убедительных доказательств химической или биологической причины шизофрении или любого другого «функционального расстройства», обычно лечатся психиатрами. В статье не упоминается этот факт и не указывается на какие-либо значимые результаты для общественного здравоохранения, которые улучшились с момента появления современных психиатрических препаратов.

Между тем, с тех пор, как Фромм-Райхманн выполнила свою работу, накопилось множество свидетельств , которые связывают шизофрению с сексуальным насилием, физическим насилием, эмоциональным насилием и множеством других категорий неблагоприятных детских переживаний. Корреляция между неблагоприятным детским опытом и шизофренией устойчивая, надежная и дозозависимая. Он выходит за рамки национальных границ, доходов и этнической идентичности. Это подтверждается снова и снова в проспективных когортных исследованиях, популяционных кросс-секционных исследованиях и исследованиях случай-контроль.Виновниками жестокого обращения могут быть отцы, отчимы, деды, дяди, старшие братья, двоюродные братья, неродственники — и да, иногда матери.

Эти исследования также показали, что не существует специфически «шизофреногенного» стиля воспитания. Скорее, любое из множества токсических воздействий (некоторые из которых в значительной степени находятся вне контроля родителей, например, детская болезнь или смерть одного из родителей) может склонить чашу весов в сторону шизофрении или любого другого «психического заболевания». Например, одно исследование показало, что от 45% до 60% пациентов с диагнозом шизофрения подвергались сексуальному насилию в отношении детей.(И, как читатель, несомненно, уже знает, подавляющее большинство сексуальных надругательств в детстве совершается мужчинами, а не женщинами.) Это открытие следует встретить с тревогой, а не насмешками по поводу «обвинения матери».

Но это также следует приветствовать с надеждой, поскольку сексуальное насилие над детьми и другие неблагоприятные детские переживания — это проблемы, с которыми мы можем что-то сделать.

Настоящий миф о шизофреногенной матери — это идея о том, что психиатры когда-либо серьезно продвигали идею о том, что матери несут единоличную ответственность за шизофрению своих детей.И этот миф слишком долго использовался в качестве подставной женщины, чтобы отвлечь внимание от серьезного обсуждения роли жестокого обращения и травм в возникновении шизофрении и других типов психических расстройств, и вместо этого продвигать биологические объяснения и фармакологические вмешательства для этих состояний. . Пора развеять этот миф навсегда.

День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм PBS Stations Air

День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм PBS Stations Air

4 мая 2010

Арлингтон, Вирджиния.- На этой неделе многие радиостанции PBS показывают документальный фильм о Национальном альянсе по психическим заболеваниям (NAMI), приуроченный к Дню матери.

На это есть серьезная причина.

В 1960-х и 1970-х годах многие психиатры и учебники для медицинских школ увековечивали миф о «шизофреногенной матери», в котором личность матери рассматривалась как источник «плохого воспитания» и причина психических заболеваний, в частности шизофрении.

Неважно, что один сын или дочь в одной семье могут заболеть, а братья и сестры вырастут здоровыми.

« Когда медицина поняла неправильно показывает, как обычные люди смогли бросить вызов медицинскому истеблишменту. Тем самым они помогли революционизировать лечение и надежды на выздоровление», — сказал исполнительный директор NAMI Майк Фицпатрик.

«Мифы и стереотипы всегда окружали психические заболевания».

«В День матери важно помнить, что несправедливо и жестоко стигматизировались не только люди, страдающие психическими заболеваниями, но и их матери и другие члены семьи.«

Смотрите расписание трансляций с другими датами.

Выступая перед Всемирным конгрессом по психиатрии в 1977 году, Ева Олифант, одна из основательниц НАМИ, заявила: «Мы не смогли понять, почему к родителям ребенка, больного лейкемией, относились с сочувствием и пониманием, а к родителям ребенка с шизофренией относились с симпатией и пониманием. относились с презрением и осуждением «.

Документальный фильм прослеживает драматическое происхождение НАМИ как массового движения и его основания как национальной организации в 1979 году.

Двадцать лет спустя в знаковом Докладе Главного хирурга США о психическом здоровье заявлено: «Психические расстройства — это состояния здоровья, характеризующиеся изменениями мышления, настроения или поведения (или некоторой их комбинацией)… связанные с дистрессом и / или нарушением функционирования». В настоящее время мозг рассматривается как «центр внимания» для понимания психических заболеваний, «включая генетику и биологию, включая нейрохимическую активность».

Когда медицина поняла неправильно также совпадает с Месяцем психического здоровья в оставшейся части мая.Многие станции будут транслировать его в другое время в предстоящем году, в том числе в октябре на Неделе осведомленности о психических заболеваниях.

Согласно Главному хирургу США, «психическое здоровье» и «психическое заболевание» следует рассматривать как точки на континууме.

Каждый пятый американец испытывает проблемы с психическим здоровьем в каждом конкретном году. Каждый 17-й живет с наиболее тяжелыми хроническими заболеваниями.

www.nami.org
www.nami.org/whenmedicine
http://twitter.com/namicommunicate
http: // www.facebook.com/officialNAMI

Перейти к основному содержанию Поиск