Теория дифференциальной ассоциации в криминологии: Теория дифференциальной ассоциации

Теория дифференциальной ассоциации

Теория дифференциальной ассоциации раскрывает механизмы, посред­ством которых социальная дезорганизация криминализирует население. Ее основоположником является профессор Иллинойского университета Эдвин Сатерленд (1883-1950).

В 1939 году в объемной монографии «Принципы криминологии» Сатер­ленд сформулировал свою идею в виде развернутой концепции, включающей несколько пунктов. Суть теории Э. Сатерленда заключалась в следующем:

— преступное поведение ничем принципиально не отличается от других форм человеческой деятельности, человек становится преступником лишь в

силу своей способности к обучению;

— преступное обучение включает восприятие криминогенных взглядов, привычек и умений. Именно эти отрицательные качества личности, которые формируются в результате негативных социальных влияний (подражания плохому примеру), и только они лежат в основе преступного поведения;

— и последний пункт, который собственно и дал название его теории, за­ключается в том, что человек обучается преступному поведению не потому, что имеет к этому особые преступные задатки, а потому, что криминальные образцы чаще попадаются ему на глаза и у него устанавливается более тесная связь с такими людьми, у которых он может перенять криминогенные взгля­ды и умения. Если бы тот же самый подросток с детства был включен в дру­гой круг общения, он вырос бы совсем другим человеком.

Дифференцированные, различные социальные связи определяют направ­ление воспитания ребенка: если он вращается в респектабельном обществе, то усваивает стандарты правопослушного поведения. Если же он поддержи­вает связь с преступными элементами, то и усваивает соответствующие стан­дарты мышления и поступков.

Э. Сатерленд ввел два психологических элемента в свою теорию. Первый заключался в том, что преступные взгляды, ориентации и умения усваивают­ся в группе при личном неформальном общении. Формальный подход воспи­тателей в школе, а также родителей, не имеющих психологического контакта с детьми, часто бьет мимо цели, и воспитательные усилия этих лиц нередко имеют нулевой эффект. Подлинным воспитателем такого подростка оказыва­ются участники неформального общения в группе правонарушителей. В боль­шинстве случаев правонарушители и не думают никого воспитывать, но их ав­торитет оказывается решающим фактором подражания.

Сущность второго элемента заключается в теоретическом положении, очень похожем на постулат И. Бентама: лицо становится преступником в ре­зультате преобладания у него взглядов, благоприятствующих нарушению за­кона, над взглядами, не благоприятствующими этому.

В последующих изданиях монографии «Принципы криминологии» Са­терленд отказался от того, что его теория предназначена для объяснения си­стематического преступного поведения. Этот отказ был обусловлен стремле­нием сделать теорию всеобщей и самодостаточной, однако это привело к утрате ею многих аспектов практической ценности и сделало ее более уязви­мой для критики.

Бихевиористы Р. Бюргесс и Р. Акерс дополнили теорию Э. Сатерленда концепцией оперантного поведения. На основании объяснения поведения по схеме «стимул — реакция» эти ученые модифицировали основные положе­ния Э. Сатерленда следующим образом: преступному поведению обучаются в результате того, что эти формы поведения приводят подростка и тех, у ко­го он учится, к полезным и приятным для них результатам.

Научение пре­ступному поведению происходит тогда, когда оно подкрепляется более силь­но, чем непреступное.

* См.: Burgess R., Akers R. Differential Association Reinforcement Teory of Criminal Behavior//Social Problems. 1966. №2.P.7.

Что учит нас насилию • Расшифровка эпизода • Arzamas

У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.

КурсКриминология: как изучают преступность и преступниковАудиолекцииМатериалы

Как компьютерные игры, фильмы о бандитах и плохая компания влияют на желание совершать преступления

Автор Владимир Кудрявцев

Научаемся ли мы преступному поведению? Ну, судя по всему, да. Поскольку вообще любые сложные формы поведения — следствие того, что нас кто-то ему научил. Другой вопрос — перенимаем ли мы это поведение неосознанно. И вопрос это очень важный, вопрос с подвохом. Потому что если на него сейчас дать однозначный ответ, то из этого начинает следовать очень большое коли­чество важных вещей.

Например, положительный ответ означал бы, что прямо сейчас миллионы игроков в GTA, Grand Theft Auto, проходят преступную социализацию; сериал «Бригада» должен был в таком случае вырастить целое новое поколение бандитов; а множество учителей химии должны были бы прямо вот сейчас все бросить и начать, как в сериале «Во все тяжкие», варить метамфетамин. Но, как мы видим, ничего такого не происходит.

Где-то в конце 1930-х годов человек по имени Эдвин Сазерленд, американский криминолог, сформулировал то, что впоследствии будет названо теорией дифференциальной ассоциации. Эдвин Сазерленд считал, что пре­ступное поведение является выученным — включая конкретные техники совершения преступления. И усваиваем мы его путем общения с другими людьми. Причем обычно это люди очень близкие и важные для нас: родственники, друзья.

С одной стороны, это очень привлекательный, понятный и простой подход к преступности, который вроде бы все объясняет. Ну да, преступники у нас получаются оттого, что они живут среди других преступников и от них всему научаются.

Но такое объяснение, скажем, не объясняет нам, почему преступ­ность концентрируется в одних местах, а в других отсутствует. Или откуда у нас, скажем, появляется «беловоротничковая преступность», то есть пре­ступность людей верхнего среднего и высшего классов, которая обычно совершается людьми, находящимися на высоких менеджерских позициях: это коррупция или какие-то сложные растраты. В общем, он со всех сторон хорош, этот подход, — кроме того, что он настолько широкий и настолько расплывчатый, что эмпирически его проверить практи­чески невозможно.

Уже к 1960-м годам исследователям стало понятно это ограничение, связанное с расплывчатостью, и была предпринята попытка его модернизации и улуч­шения. В 1966 году два человека, Рональд Акерс и Роберт Бёрджесс в оконча­тель­ном виде сложили теорию социального научения преступности: они вклю­чили в нее теорию дифференциальной ассоциации Сазерленда и добавили еще несколько механизмов, которые, как им казалось, должны очень хорошо объяс­нять, как же возникает преступность, как она развивается и что с ней можно делать.

В том, что касается теории ассоциации, они пользуются подходом Сазерленда практически без изменений и говорят, что да, преступное поведение — в числе других форм поведения — перенимается у наиболее близких индивиду людей, то есть его родственников и ближайших друзей. В этой части они абсолютно следуют за своим предшественником. Но еще они добавляют штуку, которую они называют «опреде­ление», или delinquency definitions. Это некое дополни­тель­ное измерение, которое позволяет нам понять, в каких выражениях та или иная социальная группа описывает преступное поведение. А она может описывать его в трех разных формах. Первая — положительная, то есть пре­ступление будет рассматриваться как эдакая доблесть, положительное дей­ствие, подвиг даже. Нечто достойное поощрения. Вторая — преступление может рассматриваться как печальная необходимость, то есть порицаемое действие, которое тем не менее необходимо производить, для того чтобы выжить в нашем сложном мире. И наконец, третья — можно полностью отрекаться от преступления, считать его мерзким, неправильным занятием, достойным всяческого порицания.

Как мы понимаем, каждое из этих определений свойственно определенной социальной группе. Последнее определение, отрицающее преступление, — это то определение, которое использует условно приличная публика: люди среднего и верхнего среднего класса, которые рассматривают преступление как вещь абсолютно неприемлемую. А вот у лиц, которым приходится зани­маться преступной деятельностью, как раз выбор между сдержанным ней­траль­ным отношением (мол, да, пришлось) и, наоборот, бравурным, описы­вающим преступную деятельность в категориях доблести и подвига.

Кроме того, Бёрджесс и Акерс добавляют такую важную категорию, как подкрепление: как у собаки Павлова, то есть в таком грубо физиологическом смысле, когда желательное действие подкрепляется каким-то позитивным стимулом, отрицательное действие получает какой-то негативный стимул, то есть наказание. И, значит, криминальное поведение перенимается тогда и только тогда, когда оно не только не наказывается непосредственно, но еще и образуется условный рефлекс, который ассоциирует преступное поведение с неким чувством успеха, превосходства, сытости и прочего удовольствия.

То есть, условно говоря, если вас поймали после первого же преступления, вы, по этой теории, получили сильный негативный стимул и вроде как не должны продолжать свою криминальную карьеру. Ну или продолжите ее с очень низ­кой вероятностью.

Ну и наконец, это то, что они называют моделированием, или имитацией преступника или преступного поведения. Это такой механизм перенимания не через ассоциацию, то есть не через общение с наиболее близкими вам людьми, а через отдаленное наблюдение за кем-то или чем-то (это может быть конкретный человек, это может быть обобщенный образ или даже дистан­ционная инструкция, условная, типа сериала «Во все тяжкие»), которое вызывает у индивида желание подражать.

Такой подход позволяет нам объяснить такое интересное явление, как ген­дер­ный разрыв. Гендерный разрыв в преступности — это одна из самых старых и самых интересных загадок в криминологии. Если вы посмотрите на то, кто совершает преступления (не важно, в какой юрисдикции: в России, США, Англии, Японии), то обнаружите, что практически везде большую часть преступлений совершают мужчины. Совершают они их примерно с частотой 7:1, то есть на семь преступников-мужчин приходится только одна преступ­ница-женщина. Можно было бы сказать, что это какие-то врожденные при­знаки, но, как мы помним по предыдущей лекции, судя по всему, это между собой не связано.

Соответственно, теория научения говорит нам, что на самом-то деле мужчины совершают преступления из-за того, что они прошли некую специфическую социализацию, которую женщины не прошли. И в ходе этой социализации они усвоили всякие практики и модели, которые поощряют у них такое рискован­ное поведение, в том числе пре­ступ­ное или потен­циально преступное.

Это значит, что если мальчик полез в драку, то, может быть, его не только не накажут, но отец его может еще и похвалить. Если девочка полезет в драку, то это, скорее всего, вызовет возмущение учителей, родителей и прочих значимых взрослых вокруг и будет воспринято как необходимость какой-то сильной воспитательной интервенции — которой в случае мальчика, скорее всего, не произойдет. Из таких мелочей складывается вот эта специфическая социализация, в ходе которой мальчик (а потом — юноша, а потом — мужчина) просто с большей вероятностью может проявить специфические паттерны поведения, которые его вовлекут в потенциально криминальную активность.

Кстати, молодые люди имеют склонность объединяться в группы по инте­ре­сам, в том числе интересам криминального свойства, и там они продолжают научать друг друга все новым и новым типам криминального поведения. И может даже возникнуть то, что один из предтеч современной криминологии Марвин Вольфганг назвал «субкультура насилия». Это такой специфический тип культуры, который создает установки, поощряющие антиобщест­венное поведение и даже, более того, возводящие его в ранг какой-то добродетели.

Но тут есть уже знакомая по прошлой лекции проблема обратной причин­но­сти. То есть, возможно, это не подростки создают кримина­льную субкультуру, а, возможно, криминальная субкультура сформировалась вследствие того, что в окружающей их действительности есть объективные предпосылки — например, очень сильное неравенство, или невозможность легального зара­ботка, или отсутствие у них методов, которые позво­ляют им ненасильст­вен­ным образом разрешать конфликты. Может быть, наличие всех этих факторов, а не постоянное общение между собой, и создает эту самую субкультуру.

Если переводить это на язык современной России, то это не АУЕ превращает подростков в потенциальных преступников, а потенциальные подростки-преступники ищут для себя некую идеологию, которая будет позволять им не чувствовать себя плохими людьми, а, наоборот, чувствовать себя героями, способными к совершению подвигов. И вот они находят некий идеологический субстрат, который позволяет примирить их печальную действительность с их возможностями.

АУЕ («Арестантский уклад един») — это такая специфическая субкультура — или не субкультура, мы в точности пока не знаем, что же это такое — но это некое явление, которое распространено среди молодежи, как правило, провин­циальных депрессивных районов Российской Федерации, явление, которое наделало много шуму в прессе и вызвало своего рода моральную панику. Мы так на самом деле и не знаем, что же действительно скрывается за этими тремя буквами, но, предположительно, молодые люди пытаются воспроиз­водить специфическую культуру воров в законе и даже каким-то образом вступать в связь с этими самыми ворами в законе, мнимыми или настоящими, и, например, оказывать им материальную поддержку в местах лишения сво­боды — через это как бы приобщаясь к криминальной деятель­ности. И, соот­вет­ственно, рассматривая их в качестве образца для подражания.

Однако нужно помнить о том, что, возможно, так называемая субкультура насилия, или субкультура преступности, — это следствие того, что бедность и неравен­ство очень сильно сконцентрированы в определенных слоях насе­ления и практически отсутствуют в других. И, более того, это еще и геогра­фически обусловленная вещь. То есть такая сложная социальная ситуация возникает в местах, где у людей в принципе очень мало возможностей реали­зовать себя каким-то легальным образом.

Тут можно вспомнить хорошие современные американские исследования, которые проверяли известную криминологическую проблему, связанную с тем, что преступность сосредоточена среди лиц от где-то 16 и до 24–25 лет. Если мы посмотрим на демографическую пирамиду, допустим, убийц и демографи­ческую пирамиду просто обычного населения, то мы уви­дим, что убийц в возрасте от 18 до 25 в процентном соотношении больше, чем тех людей, которые в принципе живут в стране в этом возрасте. А все остальные возраста как бы недопредстав­лены. Но эта закономерность магическим образом пере­стает работать, если у вас в городе, например, много университетов. Или если у вас в городе большое количество рабочих мест, ориентированных на низкую квалифи­кацию, на старт рабочей карьеры и, соответственно, на молодых людей.

Получается, что теория вроде как все хорошо объясняет, звучит очень красиво, но не очень понятно, как все это проверять. А проверяется это довольно нехит­рым образом: вы делаете опросники для лиц, которых собира­етесь исследовать, и спрашиваете: а как ваши родственники, друзья, другие значимые люди отно­сятся к тем или иным типам преступной деятельности, как они относятся к тому, что вы — преступник, или к тому, что вы потен­циально можете совершить преступление? Вы также можете замерить через сходный инструмент то, в каких выражениях ваши респонденты определяют преступную деятельность: в превосходных, терпимых или резко отрица­тельных. И вы можете узнать, есть ли у них какие-то модели для имитации.

Существуют сотни исследований, которые проверяли это примерно описанным мною образом, и они показывают нам, в частности, что если у вас друзья и родственники — преступники, то вы с высокой вероятностью тоже будете преступником. Если вы позитивно, с позитивными коннотациями описываете преступную, рисковую или агрессивную деятельность в своих ответах, то вы тоже действительно будете обнаруживать бо́льшую склонность к совершению преступлений — повторному или новому, не важно.

Тут нельзя не упомянуть человека, которого зовут Альберт Бандура. Это амери­канский психолог, который придумал такой экспериментальный дизайн: детям демонстрировали видеозаписи, связанные с актами агрессии и насилия, иногда абсолютно мультяшные. А потом им предлагали продемонстрировать на спе­ци­аль­ной игровой кукле эти самые акты агрессии. И дальше исследователь просто замерял, с какой интенсивностью дети включались в эту игру, вклю­чались ли они в нее. И Бандура обнаружил, что, вроде как, если вы пока­зы­ваете детям насилие, а потом просите его продемонстрировать, то они его, действительно, демонстрируют.

Это породило целый пласт подражательных исследований в криминологии, связанных прежде всего с демонстрацией насилия на экране, но не только. Правда, у них были чуть более сложные дизайны. Как были построены такого рода эксперименты? Все испытуемые делились на двойки, и эти двойки были объеди­­нены между собой системой с электродами. И у каждого испытуемого была возможность ударить другого слабым электрическим разрядом. Когда эта установка происходила, им показывали, допустим, фильм или докумен­тальную пленку, которая демонстрировала некие акты насилия. После чего экспериментатор просил одного случайно назначен­ного человека из этой двойки ударить второго током. И он нажимал на кнопку и давал слабый заряд по второму. Теперь у второго была свобода действий. Он мог никак на это не отреагировать, а мог отомстить. То есть тоже нажать на кнопку и ударить своего «обидчика» ответным разрядом. Дальше вы демонстрируете людям фильмы со сценами насилия, или какие-то добрые фильмы, или нейтральные (звуки природы, например) и потом смотрите разницу. И действительно, в большинстве таких случаев обнаруживалось, что если вы показываете людям всякие злые вещи, агрессивные, то они друг другу мстят со статисти­чески более значимой вероятностью.

Впоследствии эти дизайны критиковались. Они вроде бы этичные, потому что тут взрослые люди, никто их не принуждал ничего делать, они себя абсолютно добровольно подвергали такого рода испытаниям. Но когда эти дизайны попы­тались повторить уже в 1980–90-е годы, обнаружилось примерно следующее: значительная часть эффекта, который наблюдал Бандура и его последователи, явилась так называемым эффектом экспериментатора. То есть то, что люди знали, что они участвуют в эксперименте по изучению агрессии, и то, что рядом стоял экспериментатор, который намекал на то, что они вольны бить друг друга током, — скорее это влияло на них, чем просмотр каких-то жестоких кадров.

Тем не менее на основе этих исследований были сделаны довольно далеко иду­щие выводы. Прежде всего многие криминологи посчитали, что существует связь между демонстрацией насилия на экране и криминальным поведением. То есть если вы показываете по телевизору шоу о преступниках, с высокой вероятностью вы будете наблюдать всплеск преступности.

Но на самом деле это оказалось не так. И здесь нам помогли вовсе не экспери­ментальные дизайны, а дизайны псевдоэкспериментальные. К счастью, в США телевидение внедрялось неравномерно: в разных частях страны телевещание начиналось в разные периоды ХХ века. Где-то оно началось уже в 50-е годы, где-то — ближе к началу 60-х, а до каких-то особо сельских районов оно не до­хо­дило вплоть до 70-х годов. И глядя на этот поэтапный ввод телевидения в жизнь американцев, можно было попытаться посмотреть, как телевиде­ние связано с криминальной активностью. Учитывая, что и передачи на телеви­дении становились все менее пуританскими, чем дальше мы двигались по ХХ веку. В общем, можно было бы ожидать, что преступность должна была бы возрастать вслед за насилием, которое люди видели на своих теле­экранах. И если мы посмотрим агрегированно на ста­тистику преступности по США, то мы увидим, что она где-то с 1950-х годов довольно равномерно росла по направлению к 1980-м.

Но если мы начнем учитывать этот фактор телевидения, которое вводилось в разных частях страны в разное время, мы обнаружим, что связь там есть — только не с насильственными преступлениями, а с имущественными. Соот­ветственно, с агрессией это, видимо, никак не связано. Почему там есть связь с имущественными преступлениями — причем именно такими мелкими имущественными, абсолютно не связанными с насилием? Ведь есть имуще­ственные преступления типа грабежей, где преступник применяет физическую силу по отношению к жертве, а есть имущественные преступ­ления, где пре­ступ­ник старается оставаться незамеченным и совершает преступления, не ис­пользуя физическую силу в отношении жертвы, — и выросло число именно таких преступлений. Почему это произошло, мы в точности не знаем. Есть предположение, что телевизор здесь сыграл роль в демонстрировании шикар­ной жизни и завы­шении ожиданий у людей. Но, во всяком случае, вот этот псевдоэксперимен­тальный дизайн с телевизором достаточно убедительно показал нам, что связи между массовой демонстрацией насилия на телеэкранах и криминальной активностью людей на самом деле вроде бы не наблюдается.

Помимо телевизора есть еще и главный жупел для всех родителей по всему миру — это компьютерные игры. И здесь имеет смысл прежде всего вспомнить о той моральной панике, которая началась в Соединенных Штатах после печально знаменитого расстрела в школе «Колумбайн» 20 апреля 1999 года. Почти сразу же после этого трагического случая появились сообщения, что один из преступников моделировал в компьютерной игре Doom карты, которые были похожи по своему устройству на его родную школу — и, соответственно, там он вроде как отрабатывал свое преступление. Сразу же была куча публи­каций в массмедиа, началась моральная паника, к которой присоединилось в том числе множество криминологов. Один из них, криминолог-психолог Крейг Андерсон, на этой волне моральной паники издал несколько академи­ческих публикаций, в которых, как считается, достаточно твердо показал связь между насилием в компьютерных играх и склонностью к насилию у подростков.

Однако ему почти сразу же начал оппонировать другой американский психолог-криминолог Кристофер Фергюсон, который примерно с такой же степенью достоверности показал, что мало того, что там нет никакой связи, так еще и компьютерные игры на самом деле снижают уровень агрессии у людей.

Потом был ряд публикаций других исследователей, которые с достаточно высокой степенью достоверности показывали, что продажи компьютерных игр, в том числе 3D-шутеров, очень сильно снижают уровни городского летального насилия в Соединенных Штатах. В общем, пока что это сложный, дискути­руемый вопрос: действительно ли компьютерные игры вызывают насилие, или же они его скорее не только не вызывают, но и дают ему социально приемлемый выход. Пока, если мы посмотрим на количество исследований, которые есть в обеих областях, однозначного ответа дать нельзя. Но, мысля по аналогии, если за обучением в компьютерных играх насилию стоят те же предполагаемые механизмы, что и в экспериментах Бандуры и его последова­телей, и те же, которые предполагались для телевидения, то нет никаких оснований ожидать, что и в компьютерных играх такая связь обнаружится. Таким образом, можно ли сказать, что условные «Бригада», «Бумер» или игра GTA не способны создавать новых преступников? Скорее все-таки нет. Так же как и в случае с криминаль­ными субкультурами, они могут помочь офор­мить­ся уже существующим криминальным наклонностям и поведению, но, судя по всему, не могут создать их с нуля.

ГусьгусьЛия Ахеджакова читает «Городок в табакерке»

Запускаем проект «Золотой гусьгусь»! В нем будут выходить аудиокниги — детская классика с комментариями о том, что в ней удивительного. Серия начинается со сказки Владимира Одоевского с предисловием учителя литературы Елены Вигдоровой

Хотите быть в курсе всего?

Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу

Курсы

Все курсы

Спецпроекты

Аудиолекции

25 минут

1/5

Как измерить преступность

О чем не говорят цифры официальной статистики и почему в XXI веке уровень преступности падает

Читает Владимир Кудрявцев

О чем не говорят цифры официальной статистики и почему в XXI веке уровень преступности падает

24 минуты

2/5

Почему люди совершают преступления

Как убийства связаны с праздниками и нужно ли бояться мигрантов

Читает Владимир Кудрявцев

Как убийства связаны с праздниками и нужно ли бояться мигрантов

23 минуты

3/5

Существуют ли прирожденные преступники

Можно ли определить будущего преступника по внешности, генам или поведению

Читает Владимир Кудрявцев

Можно ли определить будущего преступника по внешности, генам или поведению

23 минуты

4/5

Что учит нас насилию

Как компьютерные игры, фильмы о бандитах и плохая компания влияют на желание совершать преступления

Читает Владимир Кудрявцев

Как компьютерные игры, фильмы о бандитах и плохая компания влияют на желание совершать преступления

16 минут

5/5

Почему не все нарушают закон

Почему те, кто склонен к плохому поведению, могут не стать преступниками — и наоборот

Читает Владимир Кудрявцев

Почему те, кто склонен к плохому поведению, могут не стать преступниками — и наоборот

Материалы

Лучшие детективные книги, фильмы и сериалы в одной таблице

От Шерлока Холмса до Тупака Шакура

Всё о песне «Мурка»

Кто такая Мурка, как она стала цыганкой и Любкой и, наконец, за что ее убили

От татей к главарям: история организованной преступности в России

Казацкий жаргон, Ванька Каин, Сонька Золотая Ручка и петербургские трущобы

О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь

Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas

ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSS

История, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день

© Arzamas 2023. Все права защищены

Теория дифференциальных ассоциаций: объяснение, примеры

Как люди становятся преступниками? Что побуждает человека совершить преступление после наказания? Sutherland (1939) предложил дифференциальную ассоциацию. Теория утверждает, что люди учатся становиться преступниками через взаимодействие с другими людьми (друзьями, сверстниками и членами семьи). Мотивы преступного поведения познаются через ценности, отношения и методы других. Давайте рассмотрим теорию дифференциальных ассоциаций.

• Мы углубимся в дифференциальную ассоциативную теорию Сазерленда (1939).
• Сначала мы дадим определение теории дифференциальных ассоциаций.
• Затем мы обсудим различные примеры теории дифференциальных ассоциаций, обращаясь к тому, как они связаны с дифференциальной ассоциативной теорией преступления.
• Наконец, мы предоставим дифференциальную оценку теории ассоциации, анализируя сильные и слабые стороны теории.

Рис. 1. Теория дифференциальных ассоциаций исследует, как возникает оскорбительное поведение.

Сазерленд (1939) Дифференциальная ассоциативная теория

Как мы обсуждали выше, Сазерленд пытался исследовать и объяснять оскорбительное поведение. Сазерленд утверждает, что оскорбительное и преступное поведение может быть выученным поведением, и те, кто общается с преступниками, естественным образом начнут замечать их поведение и, возможно, сами будут его воспроизводить.

Например, если Джона посадили в тюрьму за кражу телефона и кошелька у пожилой женщины, то теперь они близки к другим преступникам. Эти преступники могли совершать более тяжкие преступления, такие как преступления, связанные с наркотиками, и преступления на сексуальной почве.

Джон может изучить приемы и методы, связанные с этими более серьезными преступлениями, и после освобождения может совершить более серьезные преступления.

Теория Сазерленда пыталась объяснить все виды преступлений, от краж со взломом до преступлений, совершаемых служащими среднего класса .

Теория дифференциальных ассоциаций: Определение

Сначала давайте дадим определение теории дифференциальных ассоциаций.

Теория дифференциальных ассоциаций предполагает, что преступному поведению учат через общение и общение с другими преступниками/правонарушителями, где изучаются приемы и методы, а также новые взгляды и мотивы совершения преступления.

Теория дифференциальных ассоциаций Сазерленда предлагает девять критических факторов того, как человек становится преступником:

Сазерленд (1939) Теория дифференциальных ассоциаций: критические факторы

Преступному поведению обучаются. Он предполагает, что мы рождаемся с генетической предрасположенностью, влечениями и импульсами, но направление, в котором они идут, должно быть изучено.

Преступному поведению учат посредством взаимодействия с другими посредством общения.

Обучение преступному поведению происходит в интимных личных группах.

Обучение включает в себя методы совершения преступления и конкретное направление мотивов, побуждений, рационализации и отношения (чтобы оправдать преступную деятельность и подтолкнуть кого-либо к этой деятельности).

Конкретная направленность мотивов и влечений познается путем толкования правовых норм как благоприятных или неблагоприятных (как видят право люди, с которыми кто-то взаимодействует).

Когда количество толкований, благоприятствующих нарушению закона, превышает количество толкований, неблагоприятных (благодаря большему количеству контактов с людьми, благоприятствующими преступлению), человек становится преступником. Повторное воздействие увеличивает вероятность стать преступником.

Дифференциальные ассоциации могут различаться по частоте (как часто человек взаимодействует с криминальными агентами влияния), продолжительности , приоритету (возраст, в котором впервые происходит преступное взаимодействие, и сила влияния) и интенсивность (престиж для людей/групп, с которыми кто-то связан).

Обучение преступному поведению посредством взаимодействия с другими так же, как и любому другому поведению (например, наблюдение, подражание).

Преступное поведение выражает общие потребности и ценности; однако эти потребности и ценности не объясняют этого. Поскольку непреступное поведение также выражает одни и те же потребности и ценности, между этими двумя видами поведения не существует различий. Любой может стать преступником, по сути.

Кто-то растет, зная, что совершать преступление неправильно (неблагоприятно для нарушения закона), но попадает в плохое общество, которое побуждает его совершать преступление, может говорить ему, что это нормально, и вознаграждает его за преступное поведение ( способствует нарушению закона).

Воры могут воровать, потому что им нужны деньги, но честным работникам тоже нужны деньги, и они работают за эти деньги.

Теория также может объяснить:

Пример теории дифференциальных ассоциаций

Чтобы полностью понять, как теория дифференциальных ассоциаций применима к реальной жизни, давайте рассмотрим пример.

Ребенок растет в доме, где родители регулярно совершают преступные действия. Ребенок вырастет, полагая, что эти действия не так уж неправильны, как говорит общество.

Чтобы проиллюстрировать влияние ассоциаций, представьте двух мальчиков, живущих в районе, благоприятствующем преступности. Один общительный и связан с другими преступниками в этом районе. Другой застенчив и сдержан, поэтому не связывается с преступниками.

Первый ребенок часто видит, как старшие дети совершают антиобщественные и преступные действия, такие как разбивание окон и разрушение зданий. Ему предлагается присоединиться к ним, когда он вырастет, и они учат его грабить дом.

Рис. 2 — Ассоциации с преступниками могут привести к преступлению, согласно теории дифференциальных ассоциаций.

Дифференциально-ассоциативная теория преступлений: исследования

Farrington et al. (2006) провели проспективное лонгитюдное исследование с выборкой из 411 подростков мужского пола на развитие правонарушений и антиобщественного поведения.

В ходе исследования за участниками наблюдали в возрасте от восьми лет в 1961 году до 48 лет. Все они жили в неблагополучном рабочем районе на юге Лондона. Фаррингтон и др. (2006) изучили официальные записи об осуждении и сообщения о правонарушениях, а также опросили и протестировали участников девять раз на протяжении всего исследования.

Интервью устанавливают жизненные обстоятельства, отношения и т. д., а тесты определяют индивидуальные характеристики.

В конце исследования 41% участников имели хотя бы одну судимость. Преступления чаще всего совершались в возрасте 17−20 лет. Основными факторами риска преступной деятельности в возрасте 8–10 лет в более позднем возрасте были:

1. Преступление в семье.

2. Импульсивность и гиперактивность (синдром дефицита внимания).

3. Низкий IQ и низкая успеваемость в школе.

4. Антисоциальное поведение в школе.

5. Бедность.

6. Плохое воспитание.

Это исследование поддерживает теорию дифференциальных ассоциаций, поскольку некоторые из этих факторов могут быть отнесены к этой теории (например, преступность в семье, бедность, которая может вызвать потребность воровать, плохое воспитание). Тем не менее, генетика также, кажется, играет роль.

Семейная преступность может быть связана как с генетикой, так и с дифференциальной ассоциацией. Импульсивность и низкий IQ являются генетическими факторами.

Осборн и Уэст (1979) сравнили криминальное прошлое семьи. Они обнаружили, что, когда отец имел судимость, 40% сыновей также имели судимость к 18 годам, по сравнению с 13% сыновей отцов, не имевших судимостей. Это открытие предполагает, что дети учатся преступному поведению от своих отцов в семьях с осужденными отцами через дифференциальную ассоциацию.

Однако можно также утверждать, что виновата генетика, поскольку осужденные отцы и сыновья имеют общие гены, предрасполагающие их к преступлению.

Akers (1979) обследовал 2500 подростков мужского и женского пола. Они обнаружили, что дифференциальная ассоциация и подкрепление объясняют 68% различий в употреблении марихуаны и 55% различий в употреблении алкоголя.

Оценка теории дифференциальных ассоциаций

Вышеприведенные исследования посвящены теории дифференциальных ассоциаций, но есть еще кое-что, что следует рассмотреть, а именно сильные и слабые стороны подхода. Давайте оценим теорию дифференциальных ассоциаций.

Сильные стороны

Во-первых, сильные стороны теории дифференциальных ассоциаций.

• Теория дифференциальных ассоциаций может объяснить различные преступления, а также преступления, совершаемые людьми из разных социально-экономических слоев.

  Представители среднего класса учатся совершать «беловоротничковые преступления» по ассоциации.

• Теория дифференциальных ассоциаций успешно отошла от биологических причин преступлений. Теория подхода изменила взгляд людей на преступление с обвинения индивидуальных (генетических) факторов на социальные факторы, что имеет практическое применение. Среду человека можно изменить, а генетику нельзя.

• Исследования подтверждают эту теорию, например, Шорт (1955) обнаружил положительную корреляцию между своенравным поведением и уровнями общения с другими преступниками.

Слабые стороны

Теперь о слабостях теории дифференциальных ассоциаций.

• Это исследование не объясняет, почему с возрастом преступность снижается. Newburn (2002) обнаружил, что люди в возрасте до 21 года совершают 40% преступлений и что многие правонарушители прекращают совершать преступления, когда становятся старше. Теория не может объяснить это, потому что они должны продолжать оставаться преступниками, если у них все еще есть та же группа сверстников или те же отношения.

• Теорию трудно измерить и проверить. Например, Сазерленд утверждает, что человек становится преступником, когда количество толкований в пользу нарушения закона превышает количество толкований против него. Однако это сложно измерить эмпирически. Как мы можем точно измерить количество благоприятных/неблагоприятных интерпретаций, которые человек испытал на протяжении всей своей жизни?

---

Дифференциальная теория ассоциаций – основные выводы

• Сазерленд (1939) предложил теорию дифференциальных ассоциаций.

• Теория гласит, что люди учатся быть правонарушителями через взаимодействие с другими (друзьями, сверстниками и членами семьи).

• Преступному поведению учат через ценности, отношения, методы и мотивы других.

• Исследования теории дифференциальных ассоциаций подтверждают эту теорию, но можно также утверждать, что виновата генетика.

• Сильные стороны теории дифференциальных ассоциаций заключаются в том, что она может объяснить различные виды преступлений и преступлений, совершаемых людьми из разного социально-экономического положения. Это также изменило взгляд людей на преступность с индивидуальных (генетических) факторов на социальные факторы.

• Слабые стороны теории дифференциальных ассоциаций заключаются в том, что ее исследования носят корреляционный характер. Это также не объясняет, почему преступность снижается с возрастом. Теорию трудно измерить и проверить эмпирически. Это может объяснить менее серьезные преступления, но не такие преступления, как убийство. Наконец, он не учитывает биологические факторы.

Теория дифференциальных ассоциаций в криминологии и социологии

17 января 2022 г. Маргит

0 акции

• Поделиться
• Твит

Теория дифференциальных ассоциаций была сформулирована Эдвином Сазерлендом. В 1939 году он опубликовал важную книгу под названием «Принципы криминологии», в которой описал теорию. В двух словах, теория дифференциальных ассоциаций утверждает, что правонарушители совершают преступление, потому что узнали о нем от других людей в близких, личных группах.

Всему поведению обучаются в личных, интимных группах. Это включает в себя преступное поведение.

Содержание

Преступное поведение изучается

Согласно Сазерленду, все важные формы человеческого поведения, включая преступное поведение, изучаются. Точно так же, как вы учитесь ездить на велосипеде, читать или готовить, вы также учитесь совершать преступления. Итак, если мы хотим понять преступность и преступное поведение, нам нужно посмотреть, как люди узнают что-то.

Когда мы смотрим на то, как люди чему-то учатся, решающим является то, у кого ты учишься. Окружающие нас люди имеют разные мнения о том, что правильно, а что неправильно. Некоторые люди считают, что нарушать закон нехорошо, а другие нет. Таким образом, важно, с кем вы себя окружаете или с кем вы общаетесь. Если у вас больше контактов с людьми, которые считают, что нарушать правила неправильно, у вас будет меньше шансов совершить преступление самостоятельно. С другой стороны, если у вас больше контактов с людьми, которые считают нормальным нарушать правила, вы с большей вероятностью совершите преступление. Такова, короче говоря, общая идея теории дифференциальных ассоциаций.

Девять фундаментальных принципов теории дифференциальных ассоциаций

Теория дифференциальных ассоциаций содержит девять фундаментальных принципов, и я кратко рассмотрю их все.

1. Первый принцип заключается в том, что преступному поведению обучаются . По Сазерленду, «прирожденного преступника» не существует. Преступное поведение не является чем-то генетическим, и преступники не просто придумывают преступное поведение. Вместо этого они учатся этому.
   
2. Как они этому учатся? Люди учатся преступному поведению, взаимодействуя с другими людьми . Таким образом, они должны иметь активный контакт с другими, чтобы учиться.
   
3. Однако обучение происходит не при любом типе социального взаимодействия. Вместо этого человека учатся преступному поведению в интимных личных группах . По словам Сазерленда, люди не так многому учатся в больших группах или через средства массовой информации, например, просматривая жестокие фильмы и игры. Вместо этого, по его мнению, речь идет об интимных, личных группах. В частности, семья и друзья оказывают основное влияние на жизнь людей.
   
4. Четвертый принцип заключается в том, что обучение преступному поведению включает в себя изучение методов совершения преступления, а также мотивов, побуждений, рационализации и установок . Другими словами, недостаточно просто подражать тому, что делают другие правонарушители, так сказать, методам, которые они используют для совершения преступления. Людям также необходимо научиться оправдывать участие в преступлении и выработать правильное психологическое отношение к преступлению.
   
5. В-пятых, мотивация к совершению преступления зависит от того, считаем ли мы правовые кодексы благоприятными или неблагоприятными . В некоторых культурах или субкультурах, например, в некоторых районах или в некоторых молодежных бандах, считается, что правила и законы существуют для того, чтобы их нарушать. В других районах или группах большинство людей считают, что правила следует соблюдать. Итак, то, как мы думаем о правилах и законах, а именно, думаем ли мы, что им следует следовать или нет, влияет на то, совершаем ли мы преступление.
   
6. Ключ к теории дифференциальных ассоциаций состоит в том, что лицо становится правонарушителем из-за превышения определений, благоприятствующих нарушению закона, над определениями, благоприятными для подчинения закону . Другими словами, если человек подвержен большему количеству идей о том, что нарушать закон — это правильно или нормально, чем идеям о том, что нарушать закон — это неправильно, он станет правонарушителем. С другой стороны, если человек сталкивается с большим количеством идей о том, что ему следует подчиняться закону, чем о том, что он должен его нарушать, он не станет правонарушителем.
   
7. Дифференциальная ассоциация может различаться по частоте, продолжительности, приоритету и интенсивности. Некоторые люди часто контактируют с людьми, совершающими преступления, а некоторые нет. У некоторых людей также могут быть более длительные ассоциации, то есть более продолжительный контакт, с людьми, которые считают, что нужно нарушать закон. Когда речь заходит о «приоритете», имеется в виду, что поведение, которое дети усваивают, когда они маленькие, может сохраняться на протяжении всей жизни. Поэтому, если они узнают об антиобщественном поведении в раннем возрасте, это может сохраняться до самой старости. Вместо этого, если они научатся подчиняться правилам в раннем возрасте, это тоже может сохраниться. Наконец, интенсивность дифференциальных ассоциаций относится к статусу человека, у которого вы учитесь. Если этот человек имеет более высокий статус, у вас больше шансов чему-то научиться у него.
   
8. Обучение преступному поведению включает в себя все механизмы, которые участвуют в других видах обучения. Этот принцип означает, что преступное поведение является не только результатом простого подражания, но и включает в себя другие части обучения. Чтобы учиться, людям нужно слушать, наблюдать, понимать, практиковать и так далее.
   
9. Наконец, преступное поведение не объясняется общими потребностями и ценностями, потому что некриминальное поведение является выражением тех же потребностей и ценностей. Этот последний и несколько сложный принцип говорит о том, что способ, которым другие теории объясняют преступное поведение, недействителен, по мнению Эдвина Сазерленда. По его словам, это так, потому что эти другие теории объясняют как преступное, так и некриминальное поведение. Чтобы сделать это немного яснее, давайте рассмотрим деньги. Некоторые говорят, что преступники имеют финансовые мотивы для совершения преступления. По словам Сазерленда, это вовсе не хорошее объяснение, потому что есть много людей, которые зарабатывают деньги, работая на обычной работе и не совершая преступлений. Таким образом, утверждает он, деньги мотивируют как преступное, так и непреступное поведение, поэтому они не могут на самом деле объяснить преступное поведение.

Вкратце, эти девять принципов составляют основу теории дифференциальных ассоциаций и объясняют лежащую в ее основе основную идею.

Согласно Эдвину Сазерленду, финансовая выгода не может объяснить преступление, поскольку она также объясняет непреступное поведение. Одна из важных вещей, которых она добилась, заключается в том, что ей удалось отдалить социологическую и криминологическую теорию от господствовавших в то время взглядов. Например, в этих доминирующих точках зрения говорилось, что люди совершают преступления из-за района, в котором они живут, или из-за своей личности, или из-за своего социального класса. Вместо этого теория дифференциальных ассоциаций утверждает, что преступному поведению обучаются.

Сверстники могут иметь сильное влияние на ваши (преступные) мысли, отношения и поведение

Критика теории дифференциальных ассоциаций Сазерленда

Но, несмотря на свой важный вклад, теория дифференциальных ассоциаций Сазерленда также получила свою долю критики. Некоторым кажется, что его понятия слишком расплывчаты и неконкретны. Другая критика заключалась в том, что теория не объясняет, почему люди, которые , а не , окруженные преступными сообществами, все еще совершают преступления или почему другие люди, которые , а не , окружены преступными сообществами0027 окружены преступными сообществами, не совершают преступлений. Поэтому позже эта теория была изменена и включена в другие теории социального обучения.