Все по фрейду что это значит: «Что значит «всё по Фрейду»? Почему это стало популярно?» — Яндекс Кью

Как справиться с тревожностью вопреки Зигмунду Фрейду

Читайте также

Почему торговцы не испытывают угрызений совести Чем опасно блуждание разума и почему внимание – это не бензобак 5 новых сериалов марта: шпионские игры, актерские интриги и неотвратимая катастрофа

Unsplash

«Почему мне плохо, когда все вроде хорошо» – такой вопрос вынесен в заглавие новой книги шведского психиатра Андерса Хансена, выходящей в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Он волнует его на протяжении всей профессиональной жизни. Мозг может складировать удивительное количество информации – и за считаные доли секунды ищет нужную, даже если прошли десятилетия с тех пор, как сохранил ее. «Если мозг способен на такое, почему же он не справляется с простой задачей — сделать так, чтобы у вас всегда было отличное настроение?» – удивляется специалист. «Ведомости. Город» публикует отрывок о том, почему страхи – это нормально, и как с ними справиться.

Издательство «Манн, Иванов и Фербер»

От детской травмы до защитного механизма

В моем детстве о психическом нездоровье речь заходила редко. Слово «психиатрия» скорее ассоциировалось со смирительными рубашками и привинченными к полу табуретками, а  страх был и вовсе размытым понятием, о котором я ничего не знал и которое отсылало разве что к фильмам Ингмара Бергмана. 

Сегодня на Amazon можно найти 600 000 книг о страхе, а поиск в Google по слову anxiety (англ. «тревожность ») дает 446 миллионов совпадений, из которых 20 миллионов появились, пока я писал эту главу. Из-за таких цифр можно подумать, что страх  — новое явление, но это, конечно же, не так. Страх описывали еще такие древние философы , как Эпикур (300-е гг. до н. э.), Цицерон (106– 43 гг. до н. э.) и Сенека (4–65 гг. н. э.). Двое последних предложили в  своих книгах также способы лечения, которые по  праву можно считать первыми в истории пособиями по когнтивно-поведенческой терапии! Стало быть, страхами мы мучились, сколько существует человек. Изменилось лишь наше отношение к ним. 

Два приема против страха

1. Дыхание. Действенный способ при сильном страхе — подумать о дыхании. Спокойный вдох и долгий выдох посылают мозгу сигнал, что никакой опасности нет. Мы не можем контролировать усилием воли часть нервной системы, которая управляет работой внутренних органов. Она называется автономной нервной системой и состоит из двух частей: симпатической нервной системы, прямо связанной с борьбой или бегством, и парасимпатической, связанной с перевариванием пищи и спокойствием. Дыхание влияет на баланс между симпатической и парасимпатической нервной системой. Когда вы делаете вдох, активность симпатической системы повышается, чуть-чуть подталкивая вас к борьбе или бегству. Когда вы делаете вдох, сердце бьется немного быстрее. Неслучайно атлеты перед забегом делают пару быстрых вдохов : они настраивают себя на  борьбу или бегство.

Но когда мы выдыхаем, активизируется парасимпатическая нервная система, так как на выдохе сердце бьется чуть медленнее. Реакция «бей или беги» приглушается. Чувствуя приближение страха, вы можете отойти на пару минут и сделать несколько спокойных глубоких вдохов. Следите за тем, чтобы выдох был длиннее вдоха. Ориентировочно можно постараться вдыхать в течение четырех секунд и выдыхать в течение шести. Это дольше, чем мы обычно дышим, так что лучше потренироваться заранее, чтобы прочувствовать эти отрезки времени. Глубокое дыхание с медленным выдохом на удивление эффективно, если нужно «хакнуть» мозг и подавить реакцию «бей или беги». Многие говорят, что почти физически ощущают, как страх уходит по мере того, как легкие медленно выпускают воздух. 

2. Назвать трудное словами. Если медленное дыхание не помогает, существует еще один прием — описать словами свои чувства. Лобная доля (строго говоря, у нас их две, по одной на  каждое полушарие, но  я использую это слово в  единственном числе), находящаяся прямо за лбом, — самая продвинутая часть мозга.

Упрощенно лобную долю можно разделить на две части : центральная борозда, находящаяся между глаз, и латеральная борозда, уходящая к вискам. Центральная борозда сосредоточена на самой себе: она регистрирует то, что происходит в организме, и важна для чувств и мотивации. Латеральная борозда — часть мозга, которая созревает позже всех, в течение жизни; она сосредоточена на том, что происходит вокруг нас, и важна для планирования и поиска решений. Приложите палец между бровей, переведите на внешний край брови, и вы прикоснетесь к той части, которая постоянно анализирует все, что происходит вокруг. Интересно то, что активация лобной доли сильно подавляет активность амигдалы. Когда участникам эксперимента показывали фотографии сердитых или испуганных людей, у них активировалась амигдала, что неудивительно. Разгневанный человек — это угроза, а испуганный человек может означать, что вам тоже следует чего-то бояться. Но когда участникам поручили описать, что они видят («она сердится», «он выглядит напуганным» ), повышалась активность лобной доли, особенно латеральной борозды. Исследования показали, что латеральная борозда лобной доли , которая, как мы помним, сосредоточена на окружающем мире , активизируется, когда мы описываем то, что испытываем. А поскольку это утихомиривает амигдалу, мы можем использовать это для регуляции своих чувств.

 

Так что тренируйтесь описывать свои чувства как можно более детально. Чем лучше вы научитесь это делать, тем лучше у вас будет получаться «наблюдать их со стороны», не вовлекаясь. Долгое время страх воспринимали как оборотную сторону умения предвидеть будущее. Чем больше сценариев будущего мы можем представить, тем больше тревоги по поводу сценария, которого хотелось бы избежать. С таким продвинутым мозгом, как у нас сейчас, мы можем представить множество сценариев будущего и  осознать, как наши действия ведут к  реализации различных вариантов. Это помогает нам планировать, одновременно являясь источником тревоги, ведь мы можем представить и такое, чего хотели бы избежать. 

Страх — цена, которую мы, люди, вынуждены платить за интеллект. В начале ХХ века австрийский психиатр Зигмунд Фрейд выдвинул другую теорию. Он считал, что страх часто связан с вытесненными неприятными переживаниями в  детстве. Фрейд воспринимал человеческую психику как поле боя, где одни части подсознания пытаются спрятать мучительные воспоминания, а другие оживить их. Страх, по мнению Фрейда, и есть результат этих внутренних баталий. Если бы мы только умели идентифицировать и перерабатывать все эти мучительные воспоминания, внутренние бои прекратились бы и страхи исчезли бы. 

Freepik

Давайте проведем мысленный эксперимент, чтобы понять идею Фрейда. Представим, что я, человек тревожный, обратился бы в его клинику в Вене в 1920-е годы. Фрейд уложил бы меня на терапевтическую кушетку, провел рукой по седой бороде и попросил пересказать самые травматические воспоминания детства. Я ответил бы, что у меня нет особо травматических воспоминаний детства, ибо в целом считаю его безоблачным. «Ошибаешься! — ответил бы мне Фрейд. — Твоя невротическая склонность связана с тем, что с тобой в детстве случались ужасные вещи, которые ты вытеснил из сознания. Если ты проведешь на моей терапевтической кушетке достаточное количество часов, мы наверняка выкопаем какую-нибудь детскую травму, которую ты предпочел забыть, мы сможем переработать ее вместе.

Возможно, обнаружится, что родители однажды забыли тебя на  пляже или же поколачивали за  то, что ты не убрался в комнате. Что-нибудь всплывет, можешь не сомневаться!» 

Заслуга Фрейда состоит в том, что мы заговорили о глубинных чувствах, но в свете современных исследований его идеи выглядят абсурдными. Все меньше людей воспринимают их всерьез, и это хорошо , ведь раньше в появлении страхов обвиняли родителей. Я не отрицаю, что трудное детство увеличивает риск тревожных расстройств. Тяжелый стресс в первые годы жизни сигнализирует мозгу, что мир, в который мы попали, опасен для жизни, в результате чего мозг накручивает систему оповещения, делая пожарную сигнализацию суперчувствительной. Однако нейрофизиологические и психологические исследования не доказали связи страха с  вытесненными воспоминаниями, зато выявили генетическую предрасположенность. 

Причина этого лирического отступления с опровержением Фрейда в том, что его теории получили колоссальную известность, и не только среди психологов и психиатров.

Фрейд оказал влияние на писателей, художников и режиссеров — среди них Сальвадор Дали, Стенли Кубрик и Альфред Хичкок, — а через этих законодателей мод и на широкую общественность. Так что мы не можем отрицать, что Фрейд повлиял на наше восприятие собственной психики. Важно знать теории Фрейда, ибо они изменили взгляд на страх: то, что раньше было нормальной частью жизни, стало болезнью, которую надо лечить.

Страх и паника 

Подход, базирующийся на достижениях современной науки, гласит, что страх — естественный защитный механизм, всегда оберегавший нас от опасностей, и он обычно признак того, что мы функционируем нормально. У некоторых людей, в том числе и у меня, особенно сильные защитные механизмы и, как следствие, повышенная тревожность. Кто-то наделен более слабыми защитными механизмами и испытывают меньше страха. Но почти все испытывают его больше, чем надо. Теории Фрейда по поводу страха выглядят глубокомысленными, но это не более чем догадки. Почему они привлекли такое количество людей? Возможно, потому, что Фрейд давал надежду: от страха можно избавиться.

Эта мысль, конечно же, привлекательна, но, как вы уже, я надеюсь, поняли, не очень-то реалистична в свете того, как мы устроены.

Unsplash

Очень надеюсь, что, если вы испытываете проблемы со страхами, вам не показалось, что эта глава их преуменьшает или объявляет несерьезными. Я заметил, что биологический подход к страху позволяет многим взглянуть на него со стороны. В  моей практике случалось, что клиенты говорили: «Опять у меня амигдала разыгралась» или «Паническая атака — ложная тревога, подтверждающая, что я нормально функционирую». Осознание этого успокаивало. Страх перестает выглядеть хаотичным и непредсказуемым, даже обретает некую логику, благодаря чему люди воспринимают его как естественное явление. Осознание, что у внутреннего хаоса есть четкая цель и  определенная структура, не только успокаивает, но и позволяет человеку наблюдать за своим эмоциональным состоянием (этому же способствует почти любой вид психотерапии). 

Я понял, что рассмотрение страха с точки зрения мозга может выполнять ту же функцию. Клиенты описывают, как успокаиваются, когда рассматривают страх с  позиции мозга, и  я вспоминаю финальную сцену в фильме «Волшебник страны Оз». Главная героиня Дороти оказывается лицом к лицу с ужасным волшебником. Но тут песик Дороти срывает драпировку, за которой тот скрывается, и девочка видит, что это не настоящий волшебник, а всего лишь фокусник, который тянет за рычаги и нажимает на кнопки. К тому же он устроил весь этот спектакль, чтобы помочь Дороти. То же самое касается и страха. Когда мы понимаем, что он не опасен, а существует для того, чтобы помочь нам, когда мы узнаем, на какие нейробиологические кнопки нажимает мозг, страх кажется вовсе не таким грозным. 

Обычно чем больше мы узнаем о страхе, тем меньше он становится. И чем больше мы узнаем, тем добрее становимся к самим себе. Мне показалось, что у  многих появляется своего рода сочувствие к себе. Если вы испытываете страх, не стесняйтесь обратиться за помощью. Нет никакой ценности в том, чтобы бороться со страхами и страдать. Но помните, что страх — естественный компонент жизни, долгое время остававшийся условием нашего выживания. Тот, кто ожидает, что ему удастся прожить жизнь без него, разочаруется, ведь мы устроены иначе. И с нами все в порядке.

Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой • Расшифровка эпизода • Arzamas

У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.

КурсГлавные философские вопросы. Сезон 1: Что такое любовь?АудиолекцииМатериалы

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Автор Артемий Магун

Переходим в XX век в нашем очень беглом изложении. Вы понимаете, что я не претендую здесь на полноту. Здесь узловую роль в понимании любви сыграл, конечно, психоанализ. Школа, которая сначала была, в общем-то, школой преимущественно медицин­ской, терапевтической, но потом выросла до целого философского направления. Зигмунд Фрейд, который создал эту школу, пона­чалу был очень материалистически настроен и сводил любовь, по сути дела, к физиологиче­скому половому импульсу. Не видя любви, он ви­дит энергию либидо, полового желания. Хотя, кстати, там тот же корень, что и в слове «любовь», — Liebe. Фундаментально это то же самое, но вот эта энергия (он ее понимает материально) якобы подавляется обществом, поэтому возникают неприятные напряженные аффективные комплексы, в результате чего наше влечение переходит на того или иного субъекта или даже на объект.

Фрейд описывает эмоциональную жизнь человека как своего рода неврозы, то есть нервные напряжения, связанные с конфликтом влечений. Например, он выделяет истерию — ненасытимое желание, связанное с постоянным сомне­нием в другом; навязчивый невроз, или обсессию, когда, наоборот, объект постоянно с нами и мы даже иногда хотели бы от него отстроиться, но не мо­жем. По сути дела, то, что мы называем любовью, Фрейд старается описать при помощи этих двух терминов. Кроме того, он выделяет полуневроз, которым является сублимация, сублимация полового влечения. Если твое половое вле­чение не удовлетворено, ты начи­наешь писать стихи, раздумывать о смысле бытия — то есть это как бы такой перевернутый Платон. Если у Пла­тона ты дол­­жен подавить свое половое влечение и перейти к созерца­нию сути бытия, то у Фрейда это происходит с неудачниками, с теми, у кого так или ина­че не получилось. Общество репрессировало их половое влечение, и тогда они успешно зани­маются сутью бытия. Это издеватель­ская, немножко карна­валь­ная модель, но что-то в ней есть, как и в версии Платона. Фрейд понимает любовь как своеобразную сублимацию. Когда люди начинают говорить о люб­ви, то, вероятно, это значит, что они не удо­влетворены телесной, материаль­ной составляющей и хотят поэтому субли­мировать свои чувства.

Но шире говоря, конечно, весь Фрейд — о любви, поскольку он старается объ­яснить почти всю эмоциональную жизнь человека именно через либидо, то есть материально понятую любовь. Наряду с влечениями к «я», с любовью к себе, любовь к другому является двигателем всей жизни человека. И это не любовь к какому-то одному чело­веку, как в традиционной романти­ческой любви: по Фрейду, человек вступает в слабое или сильное половое отношение почти со всеми, кто его окружает, начиная с отца и матери.

Отдельно Фрейд развивает интересное учение о влюбленности, по-немецки — Verliebtheit. Собственно, у него это не то же самое, что любовь, Liebe, но для нас эта влюбленность ближе как раз к тому, что мы называем любовью. Так вот, влюбленность — это очень сильное чувство, которое объеди­няет, во-первых, поклонение автори­тету, связанному с идентифи­кацией «я» и другого человека (то есть мы не столько любим, сколько проеци­руем себя) и, второе, — привя­зан­ность к внешнему объекту, к тому другому, к тому, что не мы, то есть тра­ди­цион­ное либидо. Вот когда эти две самые сильные человеческие страсти соеди­няются на одном человеке, то есть один и тот же человек является для нас авторитетом и объектом, которого можно потрогать, которым можно завла­деть, — вот это, считает Фрейд, в каком-то смысле ужас, потому что страсть здесь почти неостановима. Этим он объясняет, например, тотали­тар­ные культы разного рода и феномен вождя. А шире говоря, он ухва­тывает здесь нечто важное для любви в целом: это и полурелигиозное восхище­ние другим человеком как личностью, и параллельно — странное желание его или ее по­тро­гать, объективировать. Настоящая любовь там, где нелегко соединяются оба эти регистра.

Как я уже сказал, на самом деле теория Фрейда, вопреки самому Фрейду, посвя­щена именно любовной жизни современного человека в ее прозаи­че­ском понимании. Можно сказать, романной жизни. Конечно, Фрейда не было бы без французского романа. Современный французский философ Ален Бадью назы­вает психоанализ современной теорией любви. У него есть термин «родовая процедура», то есть процедура порождения истины в данной конкретной ситуа­­­ции. То есть у тебя есть ситуация, ты пытаешься вывести наружу ее по­тен­циал, понять, о чем она, сконструировать в ней что-то новое, какие-то новые возможности. Если эта ситуация у тебя бытовая, личная, то есть мы не го­­­­­ворим о поли­ти­ческой революции, а именно о родовой процедуре любви. Любовь — это способ бытования истины, и психо­анализ, по Бадью, — это как раз та тра­диция, которая была направлена на выявление этой истины.

Дальше в рамках психоанализа было в свое время очень много рассуждений как раз о любви. Яркие интерпретации любви в психоанализе предложили Эрих Фромм и Герберт Маркузе, оба — члены так называемой Франкфуртской школы. У Фром­ма возникает моральная интерпретация любви: он говорит, что лю­бовь — это здоровое чувство, хороший выход из всевозможных невро­зов, которые у тебя могут быть, это функция, которая позволяет нам быть сосредо­точенным не на объектах того или иного рода, не на владении, а на собствен­ном сущест­вова­нии и суще­ствовании другого. То есть любящий — это тот, кто вступает в экзистенциальное, полноценное общение с другим индивидом как лич­но­стью и самоотверженно дарит себя ему. А если этого всего не получа­ется, то начинаются неврозы по Фрейду.

То есть Фромм, грубо говоря, ставит Фрейда на голову и возвращается к более традиционной модели роман­тической любви или даже дружбы, а либидо уже не играет центральной роли — точнее, оно понимается как си­ноним настоящей любви. Вроде бы это более здравая модель — а с другой стороны, она очень банальна и морали­стична. Что же происходит, собственно, с нашими иррацио­на­льными влече­ниями — здесь непонятно.

Герберт Маркузе в чем-то здесь близок, но он идет другим путем. Он считает как раз половую любовь, эрос, совокуп­ностью некоторых конструктивных, утвердительных желаний и страстей, которые у нас есть. Но, кроме того, у нас есть, естественно, и очень много негативного: вражда, ненависть, тревога, —которое в основном связано с тем, что общество (репрессивное, авторитарное) давит в нас конструк­тивные импульсы. То есть если поме­нять общество, если снять это давление, то предназначение человека — это любовь в смысле эроса. Любить надо, естественно, не одного человека, а мно­гих. Присутствует некото­рая рассеянная эротика, рассеянная сексуальность, которая дает выход в чело­веке именно тому, что нужно. Поэтому, скажем, революция 1968 года и всеоб­щая эман­си­пация сексуальности, произошедшая в 1970–80-е годы, а сейчас вроде бы заканчивающаяся на наших глазах, шла как раз под влиянием идей Маркузе. А они, в свою очередь, встраивались им в психоаналитиче­скую традицию.

Самый известный теоретик психоана­лиза — это французский философ Жак Лакан. Он тоже писал довольно много про любовь и, как и упомянутые авто­ры, трактовал ее гораздо более экзи­стен­циально, одухотворенно, чем сам Фрейд. Любовь у Лакана — это не про­сто секс, не просто диалог «я — ты», а это, как он выражается, «дар того, чего у тебя нет, тому, кто этого не хочет». Такой пара­докс. То есть это половое отношение, но оно осложнено тем, что Лакан назы­вает «символиче­ской кастрацией», тем, что наше половое влечение и вооб­ще жизнь наших влечений с самого начала отмечены некоторой нехваткой, некоторой фрустрацией.

В результате этого ты не можешь спокойно вступить в гармоничные отноше­ния с другим человеком, но тебе нужно мыслить себя как объект и пытаться завладеть другим тоже как объектом. И вот эта игра «субъект — объект», неизбежная объективация друг друга и в то же время попытка принести себя в каче­стве объекта в дар, делает любовь похвальной, но достаточно бесперспек­тивной и трагической практикой. По Лакану, мы обречены на взаимоне­пони­мание в любовных отношениях, но тем не менее они возможны и они выра­жают наше в каком-то смысле даже предназначение. Заметьте, что опять же здесь у Лакана есть преемственность по отношению к французской традиции, к француз­скому роману, достаточно скепти­ческому в отношении любви.

В XX веке любовь становится куль­товым предметом для масс, но, конечно, постоянно подвергается и философской рефлексии. Помимо фрейдистской традиции, много пишут о любви в современной французской метафизически ориентированной философии. В частности, в феномено­логии. Феноменоло­гия — это такая философская традиция XX–XXI веков, которая пытается на осно­ве опыта, в том числе эмоционального, пере­строить наше представле­ние о реаль­ности — о реальности жизни, о нашем жизненном мире.

В частности, Морис Мерло-Понти, крупнейший французский феноме­нолог, создал теорию, которая очень много дает для понимания половой любви. Такая любовь представляет собой, говорит Мерло-Понти, хиазм, перекрест — от бук­вы Х, которая образует переплетение. Здесь наше тело как бы наизнанку выво­рачивается в отношении с другим человеком — и буквально, и в переносном смысле, и мы, как на ленте Мебиуса, встреча­емся с другим человеком внутри самих себя. Любящие — это те, кто таким образом переплетается. Уже непо­нятно, где кончается моя кожа и начинается твоя, где я тебя буквально прогла­тываю, — и так далее, по мере сил. И тем самым, собственно, человек, каждый из этих любящих, подклю­чается к чему-то вне себя, происходит та самая желан­­ная трансценденция. Потому что иначе мы были бы замкну­тыми мона­дами, которые вообще не имели бы никакого контакта с внешним миром.

Еще один современный французский автор-феноменолог, который пишет о любви, — это Жан-Люк Марион, тоже очень знаменитый философ. Он напи­сал книгу «Эротический феномен». Марион считает, что любовный опыт сродни религиозному. У него есть термин «насыщенный феномен», то есть феномен, который настолько богат всевозможными видами опыта, эмоциями, пережи­ваниями, что ему невозможно поставить в соответствие внешний конкретный внешний объект. Вот мы сейчас наблюдаем, допустим, Елену Петровну, мы очень любим Елену Петровну, и когда мы видим Елену Петров­ну — нас охватывает такое сильное чувство, что мы прямо не мо­жем. То есть любовь, то, что мы ощу­щаем при виде Елены Петровны, больше этой Елены Петровны, оно не может быть сведено к наблюдению вот этой кон­кретной личности Елены Петровны. В этом феномене встает вопрос о самом бытии. Это чем-то похоже на стендалевскую кристалли­зацию, но наоборот. Поэтому лю­бовь, действительно, — это важнейший в нашей жизни феномен, абсолютно необходимый для бытия человека. Почему? Потому что через этот феномен происходит прежде всего удостоверение человека в значимости собственного бытия — и заодно бытия вообще. Он находит другого человека, который дает ему словесное признание, и весь комплекс переживаний, связан­ный с этим словесным признанием, и образует любовь. Он, повторяю, не сво­­дится к вза­имоотношениям с данным конкретным индивидом. Это такая развернутая и сложная теория, но суть ее достаточно понятная и, я бы сказал, местами тривиальная.

Я уже упоминал нашего современника, французского философа Алена Бадью — вот он уже не феноменолог. Даже затрудняюсь сказать, в какой он пара­дигме работает. В каком-то смысле он экзистенциалист, наверное. Он из­вестен прежде всего своей политиче­ской теорией, теорией политического события, но он тоже написал неболь­шую книгу о любви, в которой любовь рассматри­вается (немножко вопреки Платону) как сущностное раздвоение бытия. То есть не то что это не един­ство, но это не полное объединение, это создание двоицы, раздвоенного бытия. И, соответственно, такая любовь растет из события встре­чи. Вот ты встретил­ся, случайно или не совсем, с другим человеком, с той же самой Еленой Петровной, и у тебя появился двуеди­ный субъект. Допустим, если ты Ни­колай Иванович и тебе нравится Елена Петров­на, то получается — Николай-Иванович-и-Елена-Петровна, как «Иван-да-ма­рья» — это теперь какое-то время нераздельное такое двуединство, слияние. Вспомним вагнеров­ских Тристана и Изольду. Но вся суть здесь в том, что они образуют двойной, не сводимый к одному объект. Ну а про встречу — мы видим, что здесь продол­жается все та же традиция XIX века, традиция романа, где любовь — это резуль­­тат какого-то случайного хаоса переплетений, интриг судьбы, приклю­чений и так далее. Но здесь этому приключению прида­ется какая-то романти­ческая сверхцен­ность. И Бадью считает, что созданный в результате любви такой двойствен­ный объект не может сам по себе сущест­вовать, без твоего постоян­ного вовле­че­ния. Здесь любовь становится еще и субъективным отно­ше­нием. Ты дол­жен быть верным событию любви, ты должен быть верным этой двоице, ты должен постоянно доказывать и под­дер­­живать любовь, иначе она пропа­дает. То есть тут немножко тоже как с рели­гией. Можно сказать, что Бог, конечно, есть, но если ты не молишься Богу, то его и нет. Так же и здесь. Любовь — это не медицинский факт, не психоана­ли­тическая «высокая болезнь», а неко­торое событие, которое нужда­ется в постоян­ном подтвержде­нии и утверждении.

Если сейчас подводить итог, то, во-пер­вых, любовь продолжает быть сверх­цен­ным явлением современной филосо­фии. В этом смысле Платон и христиан­ство продолжаются. Не все, конечно, авторы пишут о любви, но все время от вре­мени упоминают о ней с крайним пиететом. Если они ее и критикуют, то это во имя какой-нибудь высшей, бестелесной, но все равно любви. Из исклю­­че­ний мне известна разве что Ханна Арендт (не случайно жен­щина) — она выра­жает порой беспокой­ство по поводу того, что так много говорят о люб­ви и тем самым отвлекают людей от публичной сферы, от сферы поступ­ков, полити­ческих решений и выводят людей в интим­ность, которая характер­на для люб­ви, в их совместное одиночество. Но даже Арендт в конечном счете любви не проти­востоит: как я уже говорил, она пропаган­дирует «любовь к миру» в духе Августина.

Таким образом, что можно сказать в целом? Любовь — это очень древний миф и это действительно древняя сила взаимного влечения предметов, которая дохо­дит до просто физической силы, всемирного тяготения, и эта сила при­дает инстинктивному поведению чело­века некий дополнительный сверх­импульс, какой-то избыток. Она заставляет человека обращать особое внимание на лю­дей, животных, вещи, которыми человек наслаждается. Он их не может полно­стью объекти­вировать, есть что-то еще, и вот это еще — это любовь. Но при этом подлинная любовь все-таки включает еще и любовь к самому себе или к са­мой себе, то есть любовь к процессу собственного бытия.

Мне вслед за Аристотелем кажется, что на самом деле любовь, которая была бы полным самопожертвованием и растворением в другом, — эта любовь тоже не аутентичная. В любви должна быть любовь к любви, то есть к самому про­цессу, в котором ты встречаешься с другим человеком, к себе, который любит. Иначе любовь не сможет воспроизводиться. Но, конечно, любовь не работает сама по себе: как мы уже видели, здесь необходимы постоянные субъективные усилия. И здесь неиз­бежно постоянное вопрошание, постоян­ная неопределен­ность, постоянные сомнения. Но только на этих условиях нам с вами вообще дана способность к какому-либо отношению.

Дальше. Важный феномен — любовь все-таки не единственная земная страсть. Есть же и другие аффекты. Есть еще как минимум ненависть, то есть полярная любви страсть. Что с ней происходит? Она априори подчинена любви, как, в общем-то, почти все философы считают, она вторична? Не знаю. Ненависть, сила расторжения, отторжения довольно фундаментальна. И, возможно, сила и пафос роман­тической любви обусловлены именно тем, что ей по­путно, помимо позитив­ного отношения и симпатии, надо еще преодолевать неизбеж­ную ненависть или страх, которые мы испытываем при виде чужого человека. А если это еще и человек другого пола, гендера или, не дай бог, другого воз­раста, другой национальности, то эта ненависть или страх неизбежно возра­стают. Чтобы перебить ненависть, мы и гово­рим, что любовь — это задача, это сила, это постоянная тревога и усилия. Почему? Ну, видимо, потому, что, если она не при­дет на это место в отношении с другим человеком, туда очень легко может прийти ненависть. Ненависть тоже ведь может быть избиратель­ной, это не обязательно ненависть вообще ко всему миру.

Более того, даже если не брать ненависть как отрицательное чувство отторже­ния, сама любовь с ее навязы­ванием дара, как мы упоминали, с ее желанием слиться в смерти, вообще с определенной навязчивостью, кото­рую мы тоже упоминали, — она для вас позитивна, а для другого человека или для общества она может выступать как раз как очень даже негативный феномен, то, что на­зы­­вается сегодня «харассмент». То есть вроде как это не ненависть, не жесто­кая какая-то практика, не мучение другого человека, но сам факт того, что вы лезете к нему со своей любовью, может быть расце­нен как акт нена­висти. Поэтому, учитывая этот взаимообмен, диалек­тику любви и ненависти, в том числе то, что любовь сама, с другой точки зрения, может быть рас­смат­ри­ваема как нена­висть, здесь создается, вообще говоря, очень взрывоопасный клубок.

То есть либо ненависть и любовь могут иногда объединиться и ненависть будет подпитывать любовь, и тогда мы имеем какую-то всесжигающую мощную страсть, либо, наоборот, все позитив­ные силы любви на самом деле подклю­ча­ются к всепобеждающей ненависти. Например, сегодня в американском обще­стве ненависть к Дональду Трампу, по-моему, приобретает именно такой масштаб.

С XIX по XXI век культивация любви крутится вокруг половой любви двух ин­ди­видов. Их объединение в семью само по себе непрочно, поэтому оно требу­ет постоянной аффективной под­питки. Конечно, это сила любви, это секуля­ризация христианской любви к Христу или к Мадонне — это все верно, но то, что каждый вообще должен кого-то любить, — это, можно сказать, результат принципа трансцен­денции и любви к иному, того, что мы должны выйти наружу. Но то, что мы требуем любви взамен, и то, что мы любим избранного индивида, выбираем его или ее, — это некоторое смещенное удвое­ние нашего собствен­ного нарциссизма, переплетение любви к «я» и любви к дру­гому, переплетение, я бы сказал, единства с одиночеством как высшего принципа. То есть принцип объединения всех и принцип единого как одного конкретного человека. Выбор моего возлюблен­ного — это возвращение на дру­гом материале ко мне же, к вопросу о моей собственной случайной и удиви­тель­ной экзистен­ции. Иначе мы бы просто симпатизиро­вали всем, любили всех, вступали бы в половые отношения со всеми, не сто­ял бы вопрос выбора этой конкретной личности. Поэтому, если немножко иронично формулиро­вать, романтическая любовь современ­ности — это некоторое компромиссное образование между человеколюбием и нарцис­сизмом.

Но остается, как мы видели, еще дружба. Она, как и в Древней Греции, явля­ется у нас неформальным цементом общества. Дружба создает риск прагма­тического использования любимого, мы об этом тоже говорили, но, с другой стороны, в ней меньше обременительной навязчивости, поэтому, может быть, она и является альтернативой вот такой сверхсильной страсти, которой явля­ется любовь. Далее, если даже дружба может показаться нам слишком избира­тельной и утилитарной, то остаются как минимум жизнелю­бие и человеко­лю­бие, то, что раньше называли словом «филантропия». Общество вряд ли мы­сли­мо без некоторой фоновой симпа­тии, без этой аристотелевской «филии», объединяющей людей.

Можно обсуждать, насколько необхо­дима и насколько неизбежна любовь к одному индивиду, любовь, которая нарушает нашу социальную ткань и ста­вит под вопрос нашу собственную личность, или предпочти­тельнее тоже упоминавшиеся мной публичные и более слабые формы любви, такие как друж­ба. Возможно, необходимо и то и другое. Но понятно, что любовь (как, по крайней мере, мы ее понимаем уже 2,5 тысячи лет) превышает свои пред­меты. За любовью к Елене Петровне или Николаю Ивановичу, за любовью к родителям, детям и так далее стоит что-то более фундамен­тальное, некото­рая структура нашего существования, нашего отношения к миру. Я бы сказал, что нам надо всегда помнить и задумываться о любви как таковой. Не любви к чему-то, а любви, можно сказать, ни к чему. Можно сказать, что любовь нам ценна как минимум просто как имя. Не случайно в русском языке есть имя Любовь — не во всех языках, вообще говоря, такое имя собственное есть. Это что-то говорит о русской культуре. И есть такая замечательная песенка:

Либе, либе, аморе, аморе,
Либо, либо, любовь.

Вот она очень точно, мне кажется, отра­жает многообразие этого феномена и в то же время его зацикленность на во­п­росе о нем самом, на любви как та­ко­вой, вне какого-либо дополни­тельного смысла. 

Изображения: Анри де Тулуз-Лотрек. Поцелуй. 1893 год Частное собрание / Arthive

Радио ArzamasДжаз в СССР

Новый курс музыковеда Федора Софронова — о том, как в молодое Советское государство проник джаз, как он влиял на судьбы своих главных героев и как в конце концов советским джазом заинтересовался мир

Хотите быть в курсе всего?

Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу

Курсы

Все курсы

Спецпроекты

Аудиолекции

30 минут

1/4

Любовь у Платона, Аристотеля и неоплатоников

В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного

Читает Артемий Магун

В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного

10 минут

2/4

Любовь у апостола Павла, Августина, Фомы Аквинского, Боттичелли и трубадуров

Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви

Читает Артемий Магун

Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви

10 минут

3/4

Любовь у Гете, фон Клейста, Стендаля, Вагнера и Фейербаха

Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа

Читает Артемий Магун

Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа

23 минуты

4/4

Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Читает Артемий Магун

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Материалы

Философские размышления Псоя Короленко о любви

Квартирник филолога и барда — специально для Arzamas

Настоящее значение философских афоризмов

«Бог умер», «Бытие определяет сознание», «Я знаю, что ничего не знаю» и другие известные максимы

Философия Просвещения в одной таблице

Главные идеи и герои европейского, американского и русского Просвещения

О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь

Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas

ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSS

История, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день

© Arzamas 2023. Все права защищены

Теории и влияние на психологию

Зигмунд Фрейд (1856–1939) был отцом-основателем психоанализа, метода лечения психических заболеваний, а также теории, объясняющей человеческое поведение.

Фрейд считал, что события нашего детства оказывают большое влияние на нашу взрослую жизнь, формируя нашу личность. Например, тревога, возникающая из-за травмирующих переживаний в прошлом человека, скрыта от сознания и может вызывать проблемы во взрослом возрасте (в виде неврозов).

Таким образом, когда мы объясняем свое поведение себе или другим (сознательная умственная деятельность), мы редко даем верный отчет о нашей мотивации. Это не потому, что мы намеренно лжем. В то время как люди большие обманщики других; они еще более искусны в самообмане.

В работе всей жизни Фрейда доминировали его попытки найти способы проникнуть в этот часто тонкий и тщательно продуманный камуфляж, скрывающий скрытую структуру и процессы личности.

Его лексика прочно вошла в лексикон западного общества. Слова, которые он ввел через свои теории, теперь используются обычными людьми, такие как анальный (личность), либидо, отрицание, подавление, катарсический, оговорка по Фрейду и невротический.

Содержание

Дело Анны О

Дело Анны О (настоящее имя Берта Паппенгейм) стало поворотным моментом в карьере молодого венского невропатолога по имени Зигмунд Фрейд. Это даже повлияло на будущее направление психологии в целом.

Анна О. страдала истерией, состоянием, при котором у пациентки проявляются физические симптомы (например, паралич, судороги, галлюцинации, потеря речи) без видимой соматической причины. Ее врачу (и учителю Фрейда) Йозефу Брейеру удалось вылечить Анну, помогая ей вспомнить забытые воспоминания о травмирующих событиях.

Во время бесед с ней выяснилось, что у нее развился страх питья, когда собака, которую она ненавидела, пила из ее стакана. Другие ее симптомы возникли во время ухода за больным отцом.

Своего беспокойства за его болезнь она не выражала, но выражала позже, во время психоанализа. Как только у нее появилась возможность сделать эти бессознательные мысли сознательными, ее паралич исчез.

Брейер обсуждал этот случай со своим другом Фрейдом. Из этих дискуссий зародился зародыш идеи, которую Фрейд должен был преследовать до конца своей жизни. В Studies in Hysteria (1895) Фрейд предположил, что физические симптомы часто являются поверхностными проявлениями глубоко вытесненных конфликтов.

Однако Фрейд не просто выдвигал объяснение конкретной болезни. Имплицитно он предлагал революционно новую теорию самой человеческой психики.

Эта теория появилась «по крупицам» в результате клинических исследований Фрейда и привела его к предположению, что существует по крайней мере три уровня разума.

Подсознание

Фрейд (1900, 1905) разработал топографическую модель психики, с помощью которой описал особенности строения и функции психики. Фрейд использовал аналогию с айсбергом для описания трех уровней разума.

На поверхности находится сознание, которое состоит из тех мыслей, которые сейчас находятся в фокусе нашего внимания, и это видится как верхушка айсберга. Предсознание состоит из всего, что можно извлечь из памяти.

Третья и самая важная область — бессознательное. Здесь лежат процессы, которые являются реальной причиной большей части поведения. Подобно айсбергу, самая важная часть ума — это та часть, которую вы не можете видеть.

Бессознательное действует как хранилище, «котел» примитивных желаний и импульсов, удерживаемых в страхе и опосредованных областью предсознания.

Например, Фрейд (1915) обнаружил, что некоторые события и желания часто были слишком пугающими или болезненными для его пациентов, чтобы признать их, и считал, что такая информация скрыта в бессознательном уме. Это может произойти в процессе репрессий.

Зигмунд Фрейд подчеркивал важность бессознательного, и основное предположение теории Фрейда состоит в том, что бессознательное управляет поведением в большей степени, чем люди подозревают. Действительно, цель психоанализа состоит в том, чтобы сделать бессознательное сознательным.

Психика

Позже Фрейд (1923) разработал более структурную модель разума, включающую сущности ид, эго и суперэго (то, что Фрейд называл «психическим аппаратом»). Это не физические области мозга, а скорее гипотетические представления о важных психических функциях.

Ид, эго и суперэго чаще всего рассматривались как три неотъемлемые части человеческой личности.

Фрейд предполагал, что Оно действует на бессознательном уровне в соответствии с принципом удовольствия (удовлетворение от удовлетворения основных инстинктов). Ид включает в себя два вида биологических инстинктов (или влечений), которые Фрейд называл Эросом и Танатосом.

Эрос, или инстинкт жизни, помогает человеку выжить; он управляет жизненно важными действиями, такими как дыхание, еда и секс (Фрейд, 1925). Энергия, создаваемая жизненными инстинктами, известна как либидо.

Напротив, Танатос или инстинкт смерти рассматривается как совокупность разрушительных сил, присутствующих во всех человеческих существах (Фрейд, 1920). Когда эта энергия направлена ​​наружу, на других, она выражается в виде агрессии и насилия. Фрейд считал, что Эрос сильнее Танатоса, что позволяет людям выживать, а не самоуничтожаться.

Эго развивается из Ид в младенчестве. Цель эго — удовлетворить требования ид безопасным и социально приемлемым способом. В отличие от Ид, эго следует принципу реальности, поскольку оно действует как в сознательном, так и в бессознательном уме.

Суперэго развивается в раннем детстве (когда ребенок идентифицирует себя с родителем того же пола) и отвечает за соблюдение моральных норм. Суперэго действует по принципу морали и побуждает нас вести себя социально ответственным и приемлемым образом.

Основная дилемма всего человеческого существования заключается в том, что каждый элемент психического аппарата предъявляет к нам требования, несовместимые с двумя другими. Внутренний конфликт неизбежен.

Например, суперэго может вызвать у человека чувство вины, если правила не соблюдаются. Когда возникает конфликт между целями Ид и Супер-Эго, Эго должно выступать в качестве арбитра и посредничать в этом конфликте. Эго может использовать различные защитные механизмы (Фрейд, 1894, 1896), чтобы не допустить переполнения тревогой.

Защитные механизмы

Щелкните здесь для получения дополнительной информации о защитных механизмах.

Психосексуальные стадии

В очень репрессивном «викторианском» обществе, в котором жил и работал Фрейд, женщины, в частности, были вынуждены подавлять свои сексуальные потребности. Во многих случаях результатом была та или иная форма невротического заболевания.

Фрейд стремился понять природу и разнообразие этих болезней, прослеживая сексуальную историю своих пациентов. Это не было в первую очередь исследованием сексуальных переживаний как таковых. Гораздо важнее были желания и желания пациента, его переживания любви, ненависти, стыда, вины и страха, а также то, как он справился с этими сильными эмоциями.

Именно это привело к самой противоречивой части творчества Фрейда – его теории психосексуального развития и Эдипова комплекса.

Фрейд считал, что дети рождаются с либидо – сексуальным (удовольствием) побуждением. Есть несколько стадий детства, в течение которых ребенок ищет удовольствия от другого «объекта».

Чтобы быть психологически здоровым, мы должны успешно пройти каждую стадию.

Психическое отклонение может возникнуть, если этап не завершен успешно и человек «зацикливается» на определенном этапе. Эта конкретная теория показывает, как взрослая личность определяется детским опытом.

Анализ сновидений

Фрейд (1900) считал сновидения королевской дорогой к бессознательному, поскольку именно в сновидениях защита эго снижается, так что часть вытесненного материала доходит до сознания, хотя и в искаженном виде. форма. Сны выполняют важные функции для бессознательного и служат ценным ключом к пониманию того, как работает бессознательное.

24 июля 1895 года Фрейду приснился сон, который лег в основу его теории. Он беспокоился о пациентке, Ирме, лечение которой шло не так хорошо, как он надеялся. Фрейд, по сути, винил в этом себя и чувствовал себя виноватым.

Фрейду приснилось, что он встретил Ирму на вечеринке и осмотрел ее. Затем он увидел химическую формулу лекарства, которое другой врач дал Ирме, вспыхнуло перед его глазами, и понял, что ее состояние было вызвано грязным шприцем, которым пользовался другой врач. Таким образом, вина Фрейда была уменьшена.

Фрейд интерпретировал этот сон как исполнение желания. Он хотел, чтобы плохое состояние Ирмы не было его виной, и сон исполнил это желание, сообщив ему, что виноват другой врач. Основываясь на этом сне, Фрейд (1900) предположил, что основной функцией снов является исполнение желаний.

Фрейд проводил различие между явным содержанием сновидения (то, что помнит сновидец) и латентным содержанием, символическим значением сновидения (т. е. скрытым желанием). Содержание манифеста часто основано на событиях дня.

Процесс, посредством которого основное желание преобразуется в явное содержание, называется работой сновидения. Цель работы со сновидениями — трансформировать запретное желание в безопасную форму, уменьшая таким образом тревогу и позволяя нам продолжать спать. Работа сновидения включает в себя процесс уплотнения, смещения и вторичной проработки.

Процесс конденсации – это объединение двух или более идей/образов в одно. Например, сон о мужчине может быть сном и об отце, и о любовнике. Сон о доме может быть сгущением беспокойства о безопасности, а также беспокойства о своей внешности для остального мира.

Смещение происходит, когда мы превращаем человека или объект, который нас действительно беспокоит, в кого-то другого. Например, один из пациентов Фрейда был крайне обижен на свою невестку и обращался к ней как к собаке, мечтал задушить маленькую белую собачку.

Фрейд интерпретировал это как желание убить свою невестку. Если бы пациент действительно мечтал убить свою невестку, он чувствовал бы себя виноватым. Бессознательный разум превратил ее в собаку, чтобы защитить его.

Вторичная обработка происходит, когда бессознательное связывает воедино исполняющие желания образы в логическом порядке событий, еще больше затемняя скрытое содержание. По Фрейду, именно поэтому манифестное содержание сновидений может быть в форме правдоподобных событий.

В более поздней работе Фрейда о сновидениях он исследовал возможность появления в сновидениях универсальных символов. Некоторые из них носили сексуальный характер, в том числе шесты, ружья и мечи, представляющие пенис, а также верховая езда и танцы, представляющие половой акт.

Однако Фрейд осторожно относился к символам и заявлял, что общие символы скорее индивидуальны, чем универсальны. Человек не может истолковать то, что символизировало явное содержание сна, не зная об обстоятельствах человека.

«Словари со словами», которые популярны и сейчас, были источником раздражения Фрейда. В забавном примере ограниченности универсальных символов один из пациентов Фрейда, увидев во сне извивающуюся рыбу, сказал ему: «Это фрейдовский символ — это должен быть пенис!»

Фрейд продолжил исследование, и оказалось, что мать женщины, страстный астролог и Рыба, думала о пациентке, потому что не одобряла нахождение ее дочери в анализе. Кажется более правдоподобным, как предположил Фрейд, что рыба представляла мать пациентки, а не пенис!

Последователи Фрейда

Фрейд привлек множество последователей, которые в 1902 году сформировали известную группу под названием «Общество психологической среды». Группа собиралась каждую среду в приемной Фрейда.

По мере роста организации Фрейд создал внутренний круг преданных последователей, так называемый «Комитет» (включая Шандора Ференци и Ханнса Закса (стоит), Отто Ранка, Карла Абрахама, Макса Эйтингона и Эрнеста Джонса).

В начале 1908 года комитет насчитывал 22 члена и переименовал себя в Венское психоаналитическое общество.

Критическая оценка

Поддерживается ли психология Фрейда доказательствами? Теория Фрейда хорошо объясняет, но не предсказывает поведение (что является одной из целей науки). По этой причине теория Фрейда нефальсифицируема — ее нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Например, бессознательное трудно объективно проверить и измерить. В целом теория Фрейда крайне ненаучна.

Несмотря на скептицизм в отношении бессознательного, когнитивная психология выявила бессознательные процессы, такие как процедурная память (Tulving, 1972), автоматический процессинг (Bargh & Chartrand, 1999; Stroop, 1935) и социальная психология показали важность имплицитного процессинга (Greenwald & Banaji, 1995). Такие эмпирические данные продемонстрировали роль бессознательных процессов в поведении человека.

Однако большинство доказательств теории Фрейда берутся из нерепрезентативной выборки. В основном он изучал себя, своих пациентов и только одного ребенка (например, Маленького Ганса). Основная проблема здесь в том, что тематические исследования основаны на детальном изучении одного человека, а применительно к Фрейду речь идет о женщинах среднего возраста из Вены (т. е. его пациентках). Это затрудняет обобщение на более широкую популяцию (например, на весь мир). Однако Фрейд считал это несущественным, полагая лишь качественное различие между людьми.

Фрейд, возможно, также продемонстрировал исследовательскую предвзятость в своих интерпретациях – возможно, он обратил внимание только на информацию, подтверждающую его теории, и проигнорировал информацию и другие объяснения, которые им не соответствовали.

Однако Фишер и Гринберг (1996) утверждают, что теорию Фрейда следует оценивать с точки зрения конкретных гипотез, а не в целом. Они пришли к выводу, что существуют доказательства, подтверждающие концепцию Фрейда об оральной и анальной личности и некоторые аспекты его идей о депрессии и паранойе. Они не нашли доказательств эдипова конфликта и не подтвердили взгляды Фрейда на женскую сексуальность и то, как их развитие отличается от мужского.

Ссылки

Барг, Дж. А., и Чартранд, Т. Л. (1999). Невыносимый автоматизм бытия. Американский психолог, 54 (7), 462.

Брейер, Дж., и Фрейд, С. (1895). Исследования по истерии . Стандартное издание 2: Лондон.

Фишер С. и Гринберг Р. П. (1996). Научная переоценка Фрейда: проверка теорий и терапии . Джон Уайли и сыновья.

Фрейд, С. (1894). Нейропсихозы обороны . СЭ, 3: 41-61.

Фрейд, С. (1896). Дальнейшие замечания о нейропсихозах защиты . СЭ, 3: 157-185.

Фрейд, С. (1900). Толкование снов . С.Э., 4-5.

Фрейд, С. (1915). Бессознательное . СЭ, 14: 159-204.

Фрейд С. (1920) . За пределами принципа удовольствия . СЭ, 18: 1-64.

Фрейд, С. (1923). Эго и Ид . СЭ, 19: 1-66.

Фрейд, С. (1925). Отрицание. Стандартное издание , 19, 235-239.

Фрейд, С. (1961). Сопротивление психоанализу. В T стандартное издание Полного собрания сочинений по психологии Зигмунда Фрейда, том XIX (1923–1925): Эго и Ид и другие работы (стр. 211–224).

Гринвальд, А. Г., и Банаджи, М. Р. (1995). Неявное социальное познание: отношения, самооценка и стереотипы. Психологический обзор, 102 (1), 4.

Stroop, JR (1935). Исследования вмешательства в серийных словесных реакций. Журнал экспериментальной психологии, 18 (6), 643.

Тульвинг, Э. (1972). Эпизодическая и семантическая память. В E. Tulving & W. Donaldson (Eds.), Организация памяти (стр. 381–403). Нью-Йорк: Академическая пресса.

Часто задаваемые вопросы

Психология Фрейда: все, что вам нужно знать

Распространяйте любовь

Психология Фрейда основана на исследованиях австрийского невролога Зигмунда Фрейда (1856–1939). Его почитают как основателя психоанализа, и он в значительной степени ответственен за развитие области разговорной терапии. В настоящее время терапевтическими модальностями, которые чаще всего включают идеи Фрейда, являются психоаналитический и психодинамический подходы. Влиятельные взгляды на бессознательное, причины психопатологии и важность сновидений также были созданы Фрейдом.

Чем известен Фрейд?

Фрейд известен своими многочисленными идеями о бессознательном, сновидениях, инфантильной сексуальности, либидо, вытеснении и переносе, которые до сих пор в разной степени влияют на дисциплину психологии. Будучи обученным неврологом, концепция Фрейда о разуме как этически мотивированном Супер-Эго, ориентированном на желание Ид и Эго (или «Я») привела к новому пониманию того, как люди растут психологически и как лечить психологические расстройства.

Идея обнаружения «оговорок по Фрейду» в речи и теория Фрейда об Эдиповом комплексе, согласно которой ребенок бессознательно имеет сексуальную связь с родителем противоположного пола, — это другие идеи, которые до сих пор тесно связаны с Фрейдом.

Какое определение бессознательного дал Фрейд?

Бессознательную часть разума сравнивают с резервуаром сильных эмоций и идей, которые влияют на повседневную жизнь, даже если человек не сразу осознает их. Он считал, что этот подавленный психический материал влияет на развитие психических заболеваний.

Что такое ид, эго и суперэго?

Ид, эго и суперэго составляют трехкомпонентную модель психики Фрейда. Оно было источником первичных побуждений, включая сексуальные и боевые наклонности. Эго состояло из сознательных и бессознательных «защитных механизмов», которые были задействованы для разрешения конфликтов между Ид и требованиями реальности. Считалось, что суперэго является ментальным воплощением социальных норм, что может привести к стыду и самобичеванию.

Как работают защитные механизмы?

Фрейд называл защитные механизмы психическими приспособлениями к внутренним проблемам. Примеры включают формирование реакции, действия, противоречащие истинным чувствам человека; вытеснение, блокирующее неприятные идеи от осознания; и смещение, то есть перемещение эмоциональных реакций (таких как агрессивность) с исходной цели на более безопасную и т. д.

Теория сновидений Фрейда

Согласно Фрейду, сны позволяют заглянуть в бессознательное и могут рассматриваться как средство удовлетворения желаний, которые не могут быть удовлетворены в бодрствующем мире. Многочисленные символы сна могут использоваться для обозначения аспектов реальности. В своей книге 1899 года «Толкование снов» он предложил стратегии интерпретации их значения.

«Оговорка по Фрейду».

У нас было несколько секс-бэков, или «хорошо побить тебя», являются примерами «фрейдистской оговорки», которая представляет собой случай оговорки, которая, как предполагается, раскрывает основные идеи или мотивы. В свои 19В книге «Психопатология повседневной жизни» Фрейд обсуждал эти оговорки.

Эдипов комплекс реален?

Согласно Фрейду, мальчики хотят избавиться от отца и испытывают сексуальное влечение к матери. (Сказочный персонаж Эдип убивает своего отца и женится на своей матери, не осознавая , что они его родители.) Среди психологов существуют разногласия относительно того, является ли фрейдистская версия Эдипова комплекса универсальной.

Зависть к пенису: это реально?

Одной из самых спорных теорий Фрейда была зависть к пенису, согласно которой женщины чувствовали себя неполноценными из-за отсутствия мужских гениталий. Эта теория так же вызывала разногласия с Эдиповым комплексом. Зависть к пенису вряд ли является нормальным феноменом развития.

Какие пять фаз психосексуального развития выделил Фрейд?

Согласно теории Фрейда, в процессе развития человек проходит пять психосексуальных фаз: оральную, анальную, фаллическую, латентную и генитальную. В основном они были названы в честь эрогенных зон, которые он считал важными на каждом этапе — во время грудного вскармливания (оральный), приучения к туалету (анальный) и так далее. Предполагалось, что Эдипов комплекс возникает на фаллической стадии, между четвертым и шестым годами жизни.

Как бы Фрейд охарактеризовал либидо?

Психическая энергия человеческих импульсов к выживанию и размножению — вот как Фрейд определил либидо. Считалось, что оно может выражаться физически (включая сексуальное наслаждение) и психологически, например, проявляя желания во сне.

Психотерапия Фрейда

Психоанализ, вид терапии, изобретенный Фрейдом, был краеугольным камнем терапевтической практики. Как теоретик и практик, он продемонстрировал потенциальную эффективность обсуждения и наблюдения за своей внутренней жизнью в уменьшении симптомов психических заболеваний. Работа Зигмунда Фрейда повлияла на другие дисциплины психотерапии, включая современный психоанализ, даже несмотря на то, что они расходятся с ним с точки зрения специфики теории и практики.

Фрейдистский психоанализ: что это такое?

Основанный на теориях Фрейда, фрейдовский психоанализ является одновременно терапевтическим подходом и инструментом для постижения разума. Его теория терапии утверждает, что психические заболевания в основном закрепляются в бессознательном и что роль психоаналитика состоит в том, чтобы помочь осознать патологические когнитивные процессы .

Какие терапевтические методы использовал Фрейд?

Свободные ассоциации, которые позволяют пациенту свободно говорить о любых идеях, которые приходят ему в голову, были одним из ведущих методов Фрейда. Считалось, что это средство осознать внутренние конфликты и лечить их. Перенос — проецирование мыслей о другом человеке (например, родителях) на терапевта — давал возможность справиться с такими чувствами и считался важным для терапевтического взаимодействия между пациентом и терапевтом.

Почему пациенты Фрейда лежали на кушетке?

В психоанализе считается, что лежание на диване и отсутствие взгляда на терапевта во время сеансов облегчает пациенту раскрытие внутренних мыслей во время свободных ассоциаций. Кроме того, это может помочь терапевту мыслить более четко во время сеансов.

Что такое неврозы?

Слово «невроз» описывает ситуации, которые включают сильное беспокойство или дискомфорт (в форме иррациональных страхов, навязчивых идей или других симптомов). Согласно Фрейду, неврозы и различные виды психических заболеваний возникают в результате бессознательных внутренних конфликтов, например, когда импульс подавляется.

Как Фрейд обучал других психологов?

Фрейд частично обучал будущих психоаналитиков, анализируя их после проведения своего самоанализа. В линии, восходящей к Фрейду, психоаналитики-стажеры впоследствии были обследованы кем-то, кто уже прошел анализ. Это называется «анализом обучения».

Практикуют ли психоаналитики-фрейдисты сегодня?

Несмотря на то, что психоанализ продвинулся дальше фундаментальных теорий Фрейда, все еще есть активные психоаналитики. Психодинамическое лечение является более общей и взаимосвязанной частью терапии.

Идеи Фрейда сегодня

Метод лечения, разработанный Фрейдом, потерял популярность по мере развития психологии и психотерапии. Некоторые из его наиболее важных теорий, например то, как он концептуализировал бессознательное, были отвергнуты учеными, потому что их трудно или невозможно проверить с научной точки зрения.

Однако идеи Фрейда, такие как проекция и другие «защитные механизмы», остаются ценными для психологов и сегодня. Современные психоаналитические терапевты и терапевты, использующие психодинамические техники, также во многом обязаны Фрейду.

Значение теорий Фрейда

Идеи Фрейда до сих пор широко распространены, и его вклад в историю психологии значителен. Хотя многие из его теорий были пересмотрены или опровергнуты, другие послужили основой для новых психологических теорий и терапевтических подходов.

Каковы недостатки идей Фрейда?

Хотя Фрейд использовал свой самоанализ, клинические случаи и другие источники для создания своих идей, они часто не подвергались такой эмпирической проверке, которой должны подвергаться современные психологические теории. Согласно современным научным данным, Фрейд придавал слишком большое значение влиянию событий раннего детства на развитие психических заболеваний.

Психологи до сих пор используют теории Фрейда?

Действительно, их много. Психологи признают важность психических процессов, о которых люди не знают (или о которых знают лишь частично).