Изображая жертву
Сергей Медведев: Всюду в мире распространена русофобия, русофобы точат зубы на суверенную Россию – по крайней мере, так видится мир из Кремля. Теперь русофобия внесена и в доктрину внешней политики России, русофобии было посвящено специальное заседание Совета Безопасности ООН. Но есть ли русофобия на самом деле? Действительно ли русские являются, как называет их Кремль, «новыми евреями» или «евреями XXI века», которых повсюду в мире гонят? Что такое вообще русофобия? С нами Василий Жарков, историк, приглашенный лектор Европейского гуманитарного университета в Вильнюсе, и историк Никита Соколов.
Видеоверсия программы
Существует же в современном мире такая вещь, например, как антиамериканизм: большая страна вызывает и большие возражения. Существует ли так же объективно такая реальность, как русофобия, как некий стандартный нарратив, который продвигается на протяжении многих веков?
Русофобы точат зубы на суверенную Россию, – по крайней мере, так видится мир из Кремля
Никита Соколов: Нет, конечно, никаких многих веков здесь быть не может: сам этот не очень ясный термин совершенно новый.
Он фиксируется Корпусом русского языка начиная с 1947 года, а до этого его употребление единичное – у Тютчева, у Вяземского. Корпус русского языка дает два больших взрыва частотности употребления этого слова – это 1947 год, то есть начало холодной войны, и 1982-й, когда в самиздате вышла брошюра Игоря Шафаревича с таким названием – «Русофобия». Причем даже математик Шафаревич не смог дать определение «русофобии», описательно обошелся. Но теперь, надеюсь, его определят: Госдума внесет законопроект о борьбе с русофобией и с уголовным наказанием за нее. Для Лугового это чрезвычайно актуальная задача, ведь это человек, обвиняемый в убийстве общественно опасным способом при помощи полония. Поскольку этот полоний, по сведениям Европейского суда, оказался в Лондоне при помощи российских спецслужб, то понятно, что любви к российскому государству он не увеличил, а скорее увеличил опасения.
Сергей Медведев: Если послушать российских пропагандистов, историков типа Мединского, существует достаточно длительная традиция экзотизации или стигматизации России.
Василий Жарков: Игорь Шафаревич написал эссе «Русофобия», где ввел понятие «малого народа», которое позаимствовал у Огюстена Кошена: «Малый народ, который возвысился над основным народом, в целях эксплуатации этого народа решил оторвать его от корней и от прошлого».
Сергей Медведев: И мы даже знаем имя этого малого народа.
Василий Жарков: Да! Но важно, что Шафаревич не искал русофобию на международном уровне, он искал ее не вовне, а внутри страны. А путинисты перевернули Шафаревича с ног на голову и сказали, что, конечно же, Запад распространяет русофобию и есть некие пособники внутри, которые тоже к ней присоединяются.
Сергей Медведев: Я слышал, что идея неприязни, зависти к России рождается где-то в николаевскую эпоху, по-моему, чуть ли не Тютчев об этом первым заговорил, то есть это некая реакция Запада на николаевскую реакцию.
Никита Соколов: Безусловно! То, что называется русофобией, то есть опасение России, не относится к русским, а относится к российскому государству. И здесь чрезвычайно важно наблюдение, которое сделал полтораста лет назад Владимир Соловьев о том, как вырождается патриотизм. Это вопрос здорового национального духа. Первая ступень – это получение национального самосознания, когда нации себя осознают. В Европе это происходит на рубеже XVIII–XIX веков во всех странах. Но потом национальный дух может впасть в некоторую истерику, заразиться некоторым вирусом и вместо здорового патриотизма, цель которого – сделать нашу страну как можно более благоустроенной, возникает самообольщение, что наша страна и есть уже наиболее благоустроенная во всем свете.
Опасение России не относится к русским, а относится к российскому государству
Отсюда следующий шаг (Александр Янов называл это «лестница Соловьева»): раз мы самые лучшие в мире, мы должны это свое устройство нести вовне.
И в России такие патриотические истерики происходили несколько раз. Первая – в эпоху Николая I, когда царь и его элита вообразили себя хранителями европейского легитимного порядка и начали давить эту самую весну Европы. Естественно, Европа напряглась – кому охота, чтобы тебя так учили, да еще вооруженной рукой?
Смотри также
Андрюс Кубилюс: «Демократия в России возможна и желательна»
Сергей Медведев: То есть приступы русофобии коррелируют по времени с консерватизмом во внутренней политике и с экспансионизмом во внешней?
Никита Соколов: Да! Когда власть отказывается от задач внутреннего благоустройства страны в пользу экспансии, вот тут наступает политическая русофобия. И немедленно образуется концерн держав, как это произошло в конце николаевского царствования, и в результате Русско-турецкая война становится Крымской. Образуется антирусская коалиция, и кончается она поражением в Севастополе, в Крыму. Севастополь – вообще город мрачной славы в русской истории.
И кончается это тем, что русское общество охлаждается и здоровеет до такой степени, что один из столпов николаевской идеологической реакции историк Михаил Погодин, бывший одним из главных проводников уваровской официальной народности, на которой, собственно, и строилась николаевская идеология, в конце Крымской войны писал, что консерваторы хвалят покой России, но это покой кладбища – нужно все менять.
Сергей Медведев: Василий, можно сказать, что русофобия – это другое название деколонизации? Если взять какое-то стандартное отталкивание от России, которое мы видим в Польше, в странах Балтии, то это ведь следствие имперской политики России.
Василий Жарков: Это не только деколонизация. Я бы использовал еще один термин – секьюритизация, когда есть некая группа людей, которая воспринимается как проводники некой государственной политики, и против них начинают приниматься те или иные меры. Приведу примеры, существующие в Европе, сейчас гораздо более актуальные, чем в отношении русских: например, «желтая» угроза.
Нет никакой общности, которую можно объявить – русские! Это воображаемое сообщество
С того момента, как Россия начала войну в Украине, мы наблюдаем элементы секьюритизации, особенно в странах, сопредельных с РФ. Там опасаются русского присутствия, пытаются ограничить доступ россиян на свою территорию. Понятно, что нет никакой общности, которую можно объявить – русские! Это воображаемое сообщество. Но ведь есть, например, русские активисты, эмигрировавшие в Литву. Они сейчас, используя легальные способы сопротивления, пытаются отстаивать свои права, и у них это получается.
Сергей Медведев: Никита, есть представление, что русофобия свойственна российскому образованному классу, причем не первое столетие. Вспомним некрасовское:
«Наконец из Кенигсберга
Я приблизился к стране,
И находят вкус в г*вне.
Выпил русского настою,
Услыхал «еб*ну мать»,
И пошли передо мною
Рожи русские плясать».
Основываясь на этом, можно сказать, что русофобия красной нитью проходит через всю историю российского образованного сословия?
Никита Соколов: Как верно говорит Шендерович: «Не русских не люблю, а дураков не люблю». Русское образованное сословие всегда считало, что Россия – европейская страна, понимало себя как часть Европы в культурном плане, и всегда было чрезвычайно огорчено тем, что общественные порядки в России далеки от европейских идеалов.
Верно говорит Шендерович: «Не русских не люблю, а дураков не люблю»
И эти патриотические истерики, выражавшиеся во внешней экспансии, всегда были связаны с провалом каких-то европеизационных реформ в России. Вся идеология николаевского царствования вырастает из того, что Александр I не решился проводить кардиальные реформы, и возникло конспиративное сообщество, которое кончилось мятежом в 1825 году. И дальше вот это взаимное неудовольствие российского общества и правительства только нарастало с кратким перерывом на эпоху Александра II, когда он проводил великие реформы в России и занимался внутренним благоустройством страны. Тут же никакой русофобии в Европе не стало!
Смотри также
Александр Баунов: «Затяжная война может похоронить диктатуру»
Сергей Медведев: Чехов, по-моему, первый русофоб на деревне.
Никита Соколов: Это правда: его описания России очень безнадежны. Но чеховский взгляд – это разочарование относительно темпов: хотелось бы быстрее, а быстро не получается. Тем не менее, с начала александровских реформ бурно развивается народное просвещение, земская школа, возникает дешевая народная печать. Русский мужик перестает читать исключительно «Жития святых», начинает читать информацию в газетах. Это важный шаг культурной европеизации.
Сергей Медведев: Василий, а большевики были русофобами? Ведь известна ненависть Ленина к России.
Василий Жарков: Критика России и порядков внутри нее не обязательно являются проявлением ненависти к ней: эта критика является попыткой улучшить свою страну. Безусловно, и Ленин, и Чехов, и все остальные относились к России как к своей стране и по-своему хотели ей добра. Я не думаю, что мы можем изображать Ленина в качестве русофоба.
Патриотические истерики, выражавшиеся во внешней экспансии, всегда были связаны с провалом европеизационных реформ
Действительно, говоря о России как о каком-то объекте, мы в известной степени становимся в позицию колонизаторов.
Мы говорили с Яном Левченко о том, что будет потом с Россией, когда наконец этот режим падет. Я сказал: «Мы будем строить либеральную демократию». И он ответил: «Но ты же продолжаешь колониальный дискурс. Может быть, они сами будут что-то строить? Может быть, мы перестанем относиться к народу как к объекту, а увидим в нем субъекта?!» Первостепенная задача сейчас – понять многообразие России, понять, что больше невозможно относиться к ней как к машине, которую мы куда-то поведем.
Сергей Медведев: Это мы знаем, что не надо идентифицировать русских с государством, а сами русские этого не знают. Им говорят: санкциям подвергают российское государство, значит, это бьет и по вам. Одна из проблем так называемой русофобии в том, что люди не отделили себя от государства. Соответственно, они охотно принимают все признаки борьбы с путинизмом, с российской агрессией, с современным российским государством как борьбу с Россией, с русскими людьми как таковыми.
Наблюдая политический язык в современной России, я вижу всплеск русофобии под названием «культура отмены России» – это март 2022 года.
Тут есть четкая корреляция с началом войны.
Никита Соколов: Нет, все-таки с 2014-го, с крымской аннексии. Уже тогда опасения российского государства стали очень сильны. Ровно тогда же слово «русофобия» впервые появилось в речах Владимира Путина. Никакой русофобии в смысле нелюбви специально к русскому народу в мире не существует! Более того, я часто ездил в Украину, жил в среде простых украинцев и встречал от них только полное одобрение и признание того, что я лично не отвечаю за преступления российских властей.
Никита СоколовСергей Медведев: Постоянно доводится слышать об отмене российской культуры. Может быть, в этом есть какая-то объективная необходимость, как некий период переоценки имперской роли России, роли российской культуры в агрессии?
Василий Жарков: Я особенно не наблюдаю культуры отмены в мире. В восточноевропейских, в сопредельных с Россией странах это отдельная история, связанная скорее с секьюритизацией русской угрозы.
Но если смотреть на Европу в целом, то ничего подобного не наблюдается. Более того, это очень порочная идея – назначать произведения искусства ответственными за преступления конкретных политиков и военных. Период такого понимания мира Запад уже давно пережил. Никто не будет назначать российскую культуру ответственной, но если какой-нибудь Гергиев или какая-нибудь певица поддерживают Z-идеологию и Путина, естественно, им не дадут выступать на западных подмостках. И это никаким образом не отменяет русскую культуру. Это запрещает агентам влияния России в этой сфере заниматься своей пропагандистской деятельностью. Есть некий набор деятелей культуры, которые жили на Западе, при этом сохраняя контакты с путинской Россией, – сейчас им закрыт въезд на Запад. Это логично, но это не означает, что отменена русская культура: она во много раз больше и богаче этих людей!
Одна из проблем так называемой русофобии в том, что люди не отделили себя от государства
Никита Соколов: Неправильно понимать культуру как только область изящных искусств.
Культуру надо понимать с антропологической точки зрения как способ, принятый в данном обществе: как люди женятся, воспитывают детей, выхаживают младенцев. И в этом смысле в русской культуре есть опасное зерно, из которого может расти всякая дрянь. Это не относится к Чехову, а относится к восприятию российской культуры и истории как истории исключительно монархической, истории осажденной крепости, которая на протяжении 400 лет ведет непрерывные оборонительные войны. Ведь ровно так построен курс русской истории для людей, которые специально ею не занимаются, со времен Карамзина, и там ничего не поменялось. Так воспитывается оборонительное сознание, свойственное нашей культуре. И в этом смысле русской культуре предстоит пережить переоценку и произвести ревизию этих культурных институтов.
Сергей Медведев: Все эти поиски русофобии во внешнем мире связаны с тем, что Россия до сих пор не нашла свою идентичность, не может самоопределиться по отношению к внешнему миру: является она азиатской или европейской страной.
И вот этот дефицит идентичности заставляет верить в окружение врагов и, соответственно, их обвинять в русофобии.
Никита Соколов: Отчасти это верно. Борьба за идентичность в России не закончена. Мы пережили эпоху перестройки и начало 90-х годов, когда дискуссия по этому вопросу в России была свободна. И на сцену вышли очень разные силы. Какое-то время тон задавала скорее европеизированная либеральная партия, потом проснулись «патриоты», и борьба была очень острой. Сейчас она искусственно загнана под ковер и закатана под асфальт, но она, несомненно, возобновится. И здесь я как раз с некоторым оптимизмом смотрю на вещи, потому что мой опыт общения с рядовыми российскими гражданами показывает: все, что мы в культурологии и социальной антропологии считаем элементами европейской культуры, им дорого, и за все они готовы стоять. Им дорог независимый суд, им дороги права человека – это совершенно нормальные вещи.
Критика России и порядков внутри нее не обязательно являются проявлением ненависти к ней
Сергей Медведев: Итак, если смотреть на всю культурную эволюцию многих веков, то мы видим, что идея враждебного окружения и противостояния с Западом наносная, она каждый раз конструируется по политическому заказу, так же, как и миф о русофобии.
Наверное, самым большим русофобом является сейчас правительство РФ, сам Путин. Те вещи, которые они делают от имени России, являются источником той самой русофобии. Очень хорошо об этом сказал американский историк Тимоти Снайдер: русские сейчас постоянно представляют себя как жертву этого кэнсенллинга. Выставлять себя жертвой, когда на самом деле ты являешься агрессором, – это часть преступления. Так что разговоры о русофобии, которые сейчас продвигает Россия, – это тоже часть российского преступления. Лучше всего об этом сказал Пелевин: «Всемирный антироссийский заговор, безусловно, существует – проблема только в том, что в нем участвует все взрослое население России».
корни без окончаний. Часть 2
Общество
17:05, 15 марта 2023
Россия – Запад. Тем, кто родился в нулевых, может показаться, что наши отношения всегда складывались благополучно. Мы помним, с каким успехом проходили в нашей стране зимняя Олимпиада и чемпионат мира по футболу, с каким восторгом отзывались о России многочисленные гости из-за рубежа.
И даже санкции, которые Запад вводил против нашего государства после Крымской весны, не сумели разрушить в дружку с Европой. И вот 2022 год. Начинается Специальная военная операция. Запад вводит новые широкомасштабные санкции против нашей страны. За минувший год мы смогли не только понять, что такое русофобия, но и почувствовать это на себе. О том, откуда она взялась и сколько лет Запад сочиняет о нашей стране небылицы, мы говорим в новом проекте «Русофобия: корни без окончаний» с Сергеем Федосеевым, историком, автором просветительского курса по истории украинского национализма, и Сергеем Ковалевым, заведующим кафедрой истории государства и права, заместителем директора института права и управления ТулГУ.
(продолжение) Часть 1.
С.Ф.: – В 1815 году, конечно, уже сформировалась система, где Россия была ведущей державой. Так называемый концерт держав европейский. И это породило, конечно, зависть. И новый всплеск русофобии.
Важным моментом стало польское восстание 1830–1831 годов.
После него векторы меняются в Европе колоссально.
Слово «русофобия» появляется в английской прессе. Так называли людей, которые боялись усиления России. И тут же подхватывает немецкая пресса. И уже потом выходит знаменитый памфлет Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году».
С.К.: – В начале XIX века открыто появляется британская русофобия. Вообще отношение к России у Англии было специфическим. При Иване Грозном английская торговля, английские купцы обладали уникальными возможностями. У них были льготы, они единственные могли торговать – вплоть до 1640 годов, когда в Англии был казнен Карл I. То есть отношения с Англией были нормальными, хорошими.
В 1788 году русские войска взяли Очаков. Премьер-министр Великобритании требует срочно направить туда морскую эскадру и начать войну с Россией. Но идея не находит поддержки в британском обществе. И тогда английские власти понимают: необходимо формирование общественного мнения, необходимо создавать предпосылки, чтобы в будущем такая ситуация никогда не повторилась.
И вот в начала XIX века после 1815 года, после победы над Наполеоном, демонстрации силы русского оружия – именно в это время появляется уже английская русофобия. Начинается так называемая Great Game – Большая игра за обладание пока еще не присоединенными территориями Центральной Азии.
– Вернемся к 1839 году. Великая держава, которая победила Наполеона и движется по пути развития. И вот что мы читаем у Кюстина: «Город Петербург, лишенный собственного лица… набитый безвкусными зданиями, что не имеют ни стиля, ни исторической ценности». Или: «Я не устаю повторять: чтобы вывести здешний народ [России] из ничтожества, требуется все уничтожить и пересоздать заново».
С.Ф.: – Доказанный факт, что одна из причин, почему был написан этот пасквиль, была абсолютно личной. Кюстин просил за своего, простите, польского любовника, который жил у него на квартире, а потом был сослан Николаем I. Но попросил неудачно.
Была еще такая причина, как раскупаемость тиража.
Ведь Кюстин был не первым французом, который писал о России. Писал Барант. И писал очень хорошо, но не пошла книга. А Кюстину нужен был тираж. И книга разошлась.
Официально Николай I сказал русским публицистам не отвечать. Ответить должны были иностранцы. И тогда начали некую игру с иностранцами, кто бы мог ответить. Одним из тех, кто мог ответить, был Александр Дюма. За свою работу он захотел орден. Но Николай I сказал, что ордена ему много, достаточно перстня с царской руки. Послал перстень. Дюма за этот перстень ехать не согласился. И написал в ответ «Учителя фехтования».
В России же было письмо Вяземского, но оно опубликовано не было. Вот там как раз слово «русофобия» появилось.
Позже, не вступая в полемику, свое мнение выразил Федор Тютчев. Именно его авторству чаще всего и приписывают слово «русофобия».
– Перейдем к XX веку и основным всплескам русофобии…
С.К.: – В XX веке меняется полностью внешнеполитическая ситуация вокруг России.
То есть Россия проиграла Крымскую войну. Россия нашла себе нового неожиданного союзника после франко-прусской войны 1870–1871 годов. Начинается сближение России и Франции. Мы становимся друзьями, начинается культурный обмен, со стороны экономики – внедрение французского капитала. Это приводит к изменению внешнеполитических курсов России и Франции. 1894 год. Россия и Франция подписывают договор. С этого времени пасквили, обличающие нашу страну в деспотизме, экспансионизме, полностью прекращаются.
С другой стороны, в Европе появляется мощное, сильное государство, которое было лишено колоний, было лишено возможности территориального расширения. Это Германская империя. Это государство претендует на изменение внешнеполитических границ, внешнеполитической обстановки. И в этой ситуации неожиданное новое сближение. В 1904 года появляется геополитическая доктрина Маккиндера, которая говорит о том, что территория, которую занимает Россия – это Хартленд, главная осевая часть мира.
И главная геополитическая задача Великобритании – контролировать эту территорию. Как? Россию нельзя победить, значит, ее нужно разделить. И вдруг после такого апофеоза британской русофобии, антирусских настроений, геополитических подходов в 1907 году Россия и Англия вынуждены заключить соглашение, договор о создании нового внешнеполитического блока – Союза сердечного согласия, куда вошли Англия, Франция и Россия, – Антанты. И вот тут появляется уже немецкая русофобия. Явление уникальное, основанное на расистских высказываниях о том, что славяне неполноценны, необходимо расширение государства, территориальные захваты – многие из этих доктрин впоследствии были использованы уже нацистскими лидерами.
– Но при этом 1945 год – это и начало американской русофобии?
С.К.: – Вообще взаимоотношения России и Америки очень интересны. В XVIII веке Россия встала на защиту нового независимого государства – Североамериканских Соединенных Штатов. В XIX веке американцы исповедуют концепцию Монро о невмешательстве в европейские дела.
Но и европейцы при этом не должны вмешиваться в дела Америки.
Американцы одними из последних стали участвовать в Первой мировой войне, когда она фактически к концу подходила. Да и участие во Второй мировой войне для них было чем-то невероятным, это противоречило всей Внешнеполитической доктрине Соединенных Штатов. Поэтому в 1941 году, когда японцы напали на Перл-Харбор, правительство США приняло решение создать целую серию документальных фильмов. Один из них был снят Фрэнком Капрой и назывался «Почему мы сражаемся», то есть почему русские сражаются. В этом фильме американцы впервые показали, что такое Советский Союз. Когда смотришь это фильм, испытываешь культурологический шок, сравнивая сегодняшний день и события этого фильма, преподнесенные американской пропагандой. В этом фильме показано, что русские – это свободолюбивые люди, веками отстаивавшие свою независимость в ходе нападок иностранных держав – Тевтонского ордена, поляков, французов, немцев. Русские все это перетерпели и продолжают бороться за свою независимость.
И вот в это же время параллельно возникает геополитическая доктрина Спитмана, которая говорит о том, что Россию необходимо не только блокировать с моря и с суши, необходимо выдавливать ее с так называемой территории Римленда, которой фактически охватывается наша страна, дальше на север, фактически лишая возможности торговли.
Американская русофобия впитала в себя все возможности современных на тот момент русофобий – французской, английской, немпецкой… И, естественно, на всем этом багаже развивается новая, широкомасштабная русофобия американцев.
С.Ф.: – Фултонская речь Черчилля. Это когда Запад четко обозначил главного врага. То есть страны все объединились перед лицом ключевого врага – нацизма, а Черчилль переформатировал общество на другого главного врага – на Советский Союз.
С.К.: – Создается как бы такой упрощенный образ России. Это матрешка, это пьяный мужчина, который при этом летает в космос на корабле, построенном все же русскими.
Но сам он такой дикий, необразованный, не бреется. И вот этот образ культивируется в Европе – вечно пьяного русского, готового на безумные выходки. Но европейцы, которые приезжают к нам, этого не видят.
С.Ф.: – Огромную роль в происходящем сыграл украинский национализм. Он стал главным средством русофобии в нулевых и позднее. На Украине приводят к власти людей, которые отражают взгляд Запада. Этих людей подогревают концепциями, что Украина – страна, которая исторически стояла выше России, формируя украинский национализм. Но даже при таких раскладах у прозападных националистических представителей не получалось прийти к власти – они получали минимум на выборах. Потребовался майдан 2014 года, который полностью переформатировал украинское общество на антироссийские рельсы. И тогда уже идет всплеск русофобии в несколько ином масштабе. И, к сожалению, мы будем жить во время, когда русофобия будет прогрессировать. Но не надо этого бояться. Потому что, как показывает история, русофобия на Западе прогрессирует именно тогда, когда Россия начинает активно развиваться.
Мне хочется еще раз напомнить молодым. Нам в этом времени жить. А значит, надо просто быть более мудрыми, правильно оценивать себя и свое место в мире.
С.К.: – Не только в России мы обращаемся к вопросам русофобии. Но и на Западе есть люди, которые не страшатся и выступают с разоблачением русофобских концепций. Хочу привести в пример швейцарского писателя и публициста Ги Меттана, автора книги «Россия. Тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса». То есть не только мы понимаем эту проблему и пытаемся рассказать о ней, но и западные авторы.
Сильная Россия привлекала и будет привлекать внимание, вызывая новую волну русофобии. Но полное избавление от русофобии, возможно, означало бы и конец России. Ее раздробление, разделение. Но нам такой мир не нужен. Без России.
Поделиться:0 комментариев
, чтобы оставить комментарий Ольга Гремякова: окружить заботой каждого01 марта, 15:07
Не кидайтесь деньгами!01 марта, 09:55
Код, конь и немного педагогики: программист о времени и о себе28 февраля, 16:32
Работай на здоровье!21 февраля, 16:46
Вы страдаете русофобией? Кремль думает, что вы могли бы.
Лучиан Ким
Чтение за 7 минут
Президент России Владимир Путин слушает своего белорусского коллегу Александра Лукашенко после заседания Высшего Государственного Совета Союзного государства России и Беларуси в Минске, Беларусь, 25 февраля 2016 г. REUTERS/Vasily Федосенко
Люциан Ким
Если верить российским официальным лицам, люди беспокоятся о том, что Россия может сделать дальше, потому что они страдают русофобией, иррациональным страхом перед всем русским.
В феврале министр иностранных дел России Сергей Лавров во время визита в Германию выступил с критикой «моды на русофобию в некоторых столицах». Тогда Минобороны России обвинило генерала Филипа Бридлава в русофобии. Командующий американскими войсками в Европе свидетельствовал, что Соединенные Штаты и их союзники «сдерживают Россию сейчас и готовятся сражаться и побеждать в случае необходимости» после военных авантюр Кремля на Украине и в Сирии.
«Русофоб» стал удобным ярлыком для всех, кто не согласен с агрессивным поведением президента России Владимира Путина внутри страны и за рубежом.
Вы не критикуете авторитарного лидера и его беспорядочную политику; вместо этого вы нападаете на русскую нацию.
Президент России Владимир Путин (справа) и министр иностранных дел Сергей Лавров в Кремле в Москве, 2 марта 2016 г. REUTERS/Maxim Shemetov
на самом деле именно действия самого Путина закрывают Россию.
Когда 25 лет назад я впервые посетил Москву, будучи студентом колледжа, Советский Союз был на последнем году своего существования. Кремлевский реформатор Михаил Горбачев открывал страну после более чем семи десятилетий коммунизма, и россияне жаждали воссоединиться с миром. Доброжелательность, любопытство и надежда были преобладающими чувствами как у русских, так и у американцев. Мои принимающие родители в Москве даже показывали фотографию тогдашнего президента Джорджа Буша-старшего. Буш в их гостиной.
Холодная война наконец закончилась. Я был очарован параллельным миром, существовавшим за железным занавесом, и потрясен теми лишениями, которые выпали на долю людей.
Позже, будучи журналистом в Москве, я встретил десятки россиян, которые приветствовали меня в своих домах и сердцах. Помогло, конечно, то, что я изо всех сил старался говорить по-русски. Но быть американцем никогда не помешает. Часто это было преимуществом.
Мой первоначальный интерес к России привел меня к изучению других стран, входивших в состав советской империи: Украины, Польши, Прибалтики, республик Средней Азии. Хотя антироссийская риторика удешевила политический дискурс в этих местах, русский язык по-прежнему широко понимают, если не активно используют. Учитывая их непростую историю отношений с Россией, восточноевропейские страны рассматривали членство в Организации Североатлантического договора как разумную защитную меру. Неожиданная атака Путина на Украину доказала их правоту.
Слайд-шоу ( 3 изображения )Михаил Горбачев в 1987 году. Wikipedia/Commons
Для меня безумие русофобии стало наиболее очевидным в Украине. Большинство моих украинских друзей говорят на русском как на родном языке, и у многих родители или бабушки и дедушки из России.
Они боятся не России, а ее реваншистского самодержавного правительства.
Суть проблемы между Россией и ее бывшими сателлитами заключается в том, что национализм был движущей силой движений за независимость, которые раскололи Советский Союз. Эстонцы, литовцы и грузины знали, кто они такие и чего хотят: своих стран.
Но с точки зрения русских это выглядело так, будто соседи их бросили. Россиянам никогда не приходилось освобождаться от Советского Союза: они просто однажды проснулись в его идеологических руинах. Неудивительно, что сегодня русский национализм представляет собой смесь монархических, православных и коммунистических течений.
Привлекательность русофобии основана не только на обиде на распад империи. Это также коренится в разочаровании тем, что западная модель управления оказалась более привлекательным способом управления страной.
Путин, который уже 17 лет правит Россией, озабочен выживанием режима. Это одна из причин, по которой Кремль так усердно работает над дискредитацией либеральной демократии как системы правления.
Принуждение россиян бояться Запада, потому что Запад ненавидит Россию, — это способ отвлечь население от недостатков единоличного правления.
С момента моего первого визита в Россию в 1991 году русские спрашивали меня, почему я решил выучить их язык и поехать в их страну. Люди недоверчиво относились к тому, что американец без русских корней может так интересоваться их страной.
Мой ответ был прост: сладкозвучный русский язык, богатство русской литературы, обширность географии страны и многообразие ее народов. Все дело было в том, что сами русские называют «русской душой» — щедрости духа и умении импровизировать среди невзгод.
В своем хвастовстве о новом дивном «Русском мире» («Русский мир»), чтобы искупить предполагаемые унижения прошлого, нынешние правители России полностью демонстрируют свою неуверенность. При этом они разбазаривали самый большой ресурс страны — не нефть и газ, а огромную мягкую силу России.
По иронии судьбы самые большие русофобы занимают высшие политические посты в России.
Это люди, которые верят эссенциалистскому аргументу о том, что русский народ слишком незрел для настоящей демократии и что им может управлять только сильный лидер.
Русофобия не международная проблема. Это отечественный.
Парадокс американской русофобии
3 июля 2019 г.
Шон Гиллори
Это краткое изложение статьи, изначально опубликованной The Moscow Times.
Автор, сотрудник Центра российских и восточноевропейских исследований Университета Питтсбурга, пишет:
- «Текущее использование российским правительством русофобии не является чем-то новым. Обвинение русских в русофобии используется с 1867 года, когда Федор Тютчев придумал его, по иронии судьбы, на французском языке, чтобы наказать русских либералов, которые демонизировали самодержавие и «лелеяли [ред] Европу». эксплуатировать Россию. Сегодняшний Кремль во многом перекликается с Тютчевым и Ильиным в использовании русофобии для дискредитации своих внутренних и зарубежных критиков и дискурсивной дисциплины российской идентичности».
- «Но в то же время это не значит, что русофобии не существует. У него есть историческая генеалогия за пределами России, которую нельзя игнорировать. Его происхождение в английском языке восходит к началу 19 века. Согласно Оксфордскому словарю английского языка, одно из первых его употреблений было у Джона Стюарта Милля в 1836 году. Милль писал, что «настоящая причина» увеличения британских военных бюджетов заключалась в том, что «министры поражены эпидемией русофобии».
- «Что такое русофобия? Это ключевой вопрос. Не все антироссийские настроения классифицируются как русофобия. Акцент должен быть сделан на фобической части слова. Согласно одному определению, фобия — это «иррациональный страх», который «может возникнуть в результате смещения внутреннего конфликта на внешний объект, символически связанный с конфликтом»… Принимая фобию как средство смещения в качестве основного принципа, я предпочитаю узко определить русофобию, как когда Россия, ее правительство или ее народ позиционируются как цивилизационные угрозы».
- «Один из самых спорных аспектов русофобии — является ли она формой расизма. Русские — это не раса. Однако русофобия использует расистский язык и концепции. Я все больше склоняюсь к тому, чтобы рассматривать это как расизм».
- «Расистский момент лучше всего виден в комментарии бывшего директора национальной разведки Джеймса Клэппера о том, что «историческая практика русских, которые обычно почти генетически обусловлены кооптацией, проникновением, получением благосклонности, что является типичным Русская техника» и что в русских «генах заложена противоположность, диаметральная противоположность Соединенным Штатам и западным демократиям». Такие представления о биологически детерминированном, коллективном поведении возводят русских в расовую категорию».
- «Именно скольжение между историческим застоем и прогрессом делает Россию так легко превращающейся из объекта американской мании в объект американской угрозы».
- «Интересно, что отрицание русофобии играет в американском дискурсе ту же роль, что и утверждения о ее повсеместности в России: дисциплинирует политику.
