Энди Гуль: «В основном люди просили сыграть что-то “нормальное”»
Энди Гуль: «В основном люди просили сыграть что-то “нормальное”» | Colta.ru 22 апреля 2016828
текст: Егор Антощенко22 апреля на калининградской арт-площадке «Ворота» в рамках фестиваля Sound Around Kaliningrad выступает один из ветеранов швейцарской электронной музыки Энди Гуль, который с 1970-х годов экспериментирует со звукоизвлечением, используя для этого всяческие нетривиальные световые и радиоустройства. На его счету — десятки пластинок и аудиовизуальных инсталляций, в том числе и на Венецианской биеннале, книга о параллелях между визуальным и звуковым и схемы для сборки новых инструментов, которыми он делится на своем сайте. COLTA.RU побеседовала с Гулем о том, как звучит сегодняшняя поп-музыка и почему он не использует компьютер.
Voice Crack, фрагмент выступления
— Вы начинали в семидесятые с фри-джазового дуэта Voice Crack, где играли на контрабасе. Сколько времени вы осваивали инструмент?
— Полтора года. Но затем я прекратил занятия: мне нравилось импровизировать, но совсем не хотелось учить ноты. Со временем я понял, что мне больше нравится работать со звуком: препарировать динамики, извлекать неожиданные шумы из виниловых проигрывателей, транзисторов. Так мы с моим коллегой Норбертом Мёслангом оставили «обычные» инструменты и стали заниматься этим на сцене.
— Кто из музыкантов тогда на вас повлиял?
— Немецкий композитор Маурисио Кагель, который много использовал бытовую электронику. Разумеется, Джон Кейдж. В какой-то момент я понял, что в мире много музыкантов, которые мыслят иначе, чем я, но пользуются тем же инструментарием, — это дало толчок к тому, чтобы продолжать экспериментировать со звукоизвлечением из разных электрических устройств.
Мне больше нравится препарировать динамики, извлекать неожиданные шумы из виниловых проигрывателей, транзисторов.
— И как публика реагировала на ваши эксперименты тогда?
— В основном люди просили сыграть что-то «нормальное». Музыканты, с которыми я сотрудничал, считали это музыкой, а остальные — просто шумом, нарушающим течение жизни. Я провел много времени в дискуссиях по этому поводу.
— Ваше искусство находится прямо на границе между визуальным и звуковым. Как бы вы сами его определили?
— Я занимаюсь преобразованием визуальных сигналов в звуки, делаю это без помощи компьютера и программ в реальном времени. Мне кажется, среди музыкантов таких людей довольно мало. Видео, визуальное представление музыки для меня является частью композиции — все это работает как один инструмент. Видео у меня обычно абстрактное, и публика большую часть времени размышляет, как то, что она слышит, сочетается с тем, что она видит.
ambient 6 channel sound performance
— На вашем сайте вы названы художником, музыкантом и архитектором. Расскажите немного о работах, связанных с архитектурой.
— Это моя основная профессия, мои проекты связаны главным образом с перепланировкой домов. Это требует жесткого соблюдения строительных норм — вообще у нас в Швейцарии чаще предпочитают сносить старые дома и строить новые, поэтому мы лишаемся многих исторических зданий. Хотя, например, все дома в стиле ар-деко защищены от сноса — можно перестраивать их изнутри, но снаружи стены должны оставаться в неприкосновенности.
— Понятно. Расскажите немного о вашей инсталляции «Sound Shifting» для Венецианской биеннале — какова была ее концепция?
— Нам очень повезло: у нас были бюджет от государства и полная свобода действий. Сначала мы решили, что погрузим видеокамеру в венецианский канал и сделаем проекцию того, что она будет снимать, на фасад одной из церквей. Но потом посчитали, что потратим все деньги на проекторы. Тогда мы поместили в канал специальный микрофон, который работает под водой, а в церкви поставили аудиосистему из пяти динамиков и сабвуфера. И каждый, кто туда входил, мог услышать звуки моторов вапоретто, катеров, которые плыли по каналу, — и так далее.
— На вашем сайте приведены схемы устройств, трансформирующих свет в звук. Как проходят ваши воркшопы, есть ли там практическая часть, где вы показываете, как собрать такое устройство в реальном времени?
— Скорее, я на них рассказываю о том, как визуальное пересекается со звуковым, на примерах из моей книги «Ухо светится, глаз звучит» («Ear lights, eye sounds»). Или об основах электронной музыки: например, о том, что если взять два схожих по характеру звука и объединить, то могут возникнуть интересные интерференции. Показываю, как, например, преобразовать свет от светодиода в магнитные поля, получить из всего этого аудио- и видеосигнал.
Фрагмент воркшопа
— Музыканты используют ваши наработки?
— Да, у меня есть один знакомый композитор, сочетающий звуки, полученные с помощью моих устройств, с традиционными инструментами — фортепиано, виолончелью.
Иногда я устраиваю воркшопы в своей студии, на которых участники используют мои инструменты, — и, что самое интересное, у них получаются совершенно другие звуки, нежели у меня. Потому что они прикасаются к инструментам по-другому, думают по-другому.
— Как человек, погруженный в процесс звукоизвлечения, что вы думаете о звучании поп-музыки сегодня?
— Мне кажется, что из-за распространения формата mp3 она звучит гораздо менее качественно и интенсивно, чем могла бы. Еще мне не нравится, что все используют одни и те же эффекты обработки. Недавно я работал на одной выставке, и там играл какой-то обычный радиоформатный поп. И мне показалось, что все песни как будто прошли через руки одного звукоинженера, их будто пропустили через один и тот же акустический фильтр, который большинство людей даже не замечает. Но я думаю, что это временная ситуация, скоро это должно измениться.
Музыканты, с которыми я сотрудничал, считали это музыкой, а остальные — просто шумом, нарушающим течение жизни.
— Компьютер сегодня дает поистине безграничные возможности, связанные с обработкой звука. Вы его принципиально не используете?
— Ко мне после каждого концерта подходят люди и спрашивают, какие программы я использую, где мой лэптоп. Другие называют меня традиционалистом, потому что я до сих пор нахожусь в аналоговом, а не цифровом мире. На самом деле мне кажется, что компьютер не дает тебе ощутить прямого контакта со звуком: ты не можешь его потрогать, если можно так выразиться. Для меня это очень важно: не использовать технологию, придуманную сторонним инженером, а быть инженером самому.
— Что вы слушаете дома, чтобы расслабиться?
— Очень много классики по радио, иногда импровизационную музыку, иногда произведения современных композиторов. И гипнологическую музыку, позволяющую переместиться куда-то в своем воображении — как в том примере с первобытными людьми, о котором я говорил. Я думаю, что я занимаюсь именно этим.
Понравился материал? Помоги сайту!
«Просто надо предлагать что-то нормальное» – Архив
— Почему вдруг сеть книжных магазинов?
— Мне кажется, что в связи с бурным развитием интернета растет поколение дегенератов, и мне это не очень нравится. В какой-то момент люди должны осознать важность чтения. Не обязательно бумажного — хотя оно мне кажется более эффективным, чем электронное. И с точки зрения воспроизводства лучших достижений цивилизации, и с точки зрения воспитания, и с точки зрения формирования качественного человека. Не все должны читать, но процентов 15–20 должны. Не тупеть же, годами играя в компьютерные игры.
— Для акционера LiveJournal это довольно странное заявление. Одной рукой вы покупаете книжные магазины, другой — интернет-культуру. Они же конкурируют.
— LiveJournal — это дневники. Люди всегда вели дневники — Гонкуры, Достоевский, Николай Второй. Мы их с удовольствием читаем. И старые и новые.
— И все-таки блоги — это одно, а книжная культура — другое.
— Нет. Они могут конкурировать за время, но все это про чтение и письмо. Твиттер, например, не про письмо. Ну и потом — я бизнесмен, и вы не везде найдете гармонию между моими инвестициями. Что в книгах, что в калийных удобрениях.
— Ходят слухи, что вы собираетесь сделать во флагманском магазине Waterstone’s на Пикадилли русский отдел.
— Я попросил предусмотреть эту возможность. Мне бы очень хотелось, чтобы там продавались книги на русском языке — не переводы, а именно русские книжки из России.
— С чем это связано?
— В Лондоне живет много русских.
— А есть какая-то идеологическая подоплека? Вы бы хотели быть проводником русской культуры на Запад?
— Да нет, я так на это дело не смотрю. Но будет хорошо, если издатели заинтересуются, что-то переведут, привезут каких-то авторов. Русских же мало переводят. Все Акунин да Улицкая.
«Вы не везде найдете гармонию между моими инвестициями. Что в книгах, что в калийных удобрениях»
— У вас есть какие-то предпочтения, касающиеся современных русских писателей? Есть книги, которые вы не хотели бы продавать в ваших книжных магазинах — или ужасно хотели бы?
— Я же обычный читатель.
Пелевин мне очень нравится. Сорокин очень нравится. Иной раз прочтешь что-нибудь — тоже понравится. Елизаров, например. Собственной позиции как у издателя у меня, конечно же, нет.
— Вам бывает стыдно за что-то, выпущенное вашим издательством?
— За текст — нет. Бывает не очень удачное оформление. Мы стараемся не издавать пошлых книг.
— Вы участвуете в выборе книг?
— Я могу иногда рекомендовать то, что нравится мне. Вот издали биографию Исаака Шапиро, знаменитого адвоката, русского еврея, родившегося и пожившего в Японии. Издали кулинарные книжки Вероники Белоцерковской. Она была блогером, и я ей предложил сделать книжку.
— Говорят, в 2012 году будет выставлен на продажу Дом книги. Вы не хотите купить эту сеть?
— Его не выставляют на продажу, они собираются превратить его из Московского государственного унитарного предприятия в акционерное общество. Но если такие планы будут, то я бы хотел, чтобы этому предшествовала дискуссия. Например, в чем смысл этой приватизации? В том, чтобы московский бюджет получил какие-то дополнительные деньги? Но может быть, у московского бюджета есть другие источники, и не обязательно продавать независимую книжную сеть? Может быть, ее надо не продавать, а развивать? Может быть, подумать и придумать модель, чтоб она эффективно функционировала? А может быть, ее надо продавать, но не целиком, а по частям? А может, не по частям, а целиком, — но тогда кому и на каких условиях?
— Но она ведь прибыльна?
— Она прибыльна, потому что там нет аренды.
Суть их прибыли в доходах от дешевой аренды. Так же, как у «Молодой гвардии», «Москвы» и «Библио-глобуса» — они были выкуплены трудовыми коллективами по схеме чековой приватизации. Они не платили. А скажи инвестору: «Выкупи Дом книги на Новом Арбате, он стоит икс тысяч долларов за квадратный метр, и организуй там книжную торговлю» — ни в одной стране мира это не работает, это никто не купит.
— Похоже, вам все же интересно думать об этом.
— Интересно. Если прочту в газете, что что-то подобное намечается, напишу им письмо.
— Напишете?
— Если с Waterstone’s разберемся. Может быть, у меня появится какое-то понимание, как это нужно организовать. То есть безучастными мы не будем, безусловно. Мне интересно в дискуссии вступать, потому что мне кажется, у города должны быть иные приоритеты, кроме денежных. Москва — дико тупой город, в том числе потому, что мало книжных магазинов, сильно меньше, чем могло быть. Может, «тупой» — неправильное слово. Но вот есть Новый Арбат — ужасная, бездуховная, пошлая, некрасивая, чудовищная улица.
А может, надо передать каждый из магазинов на ней в руки хорошему человеку? Не сетям, а отдельным, независимым книжным магазинам. Мне бы хотелось, чтобы у города был приоритет — развивать здесь культуру вообще и чтение как существенную, важнейшую ее часть. Это надо поддерживать. При Лужкове тщательно поддерживались, опекались и лелеялись всякие самодеятельные черкизоны. Я бы хотел, чтобы новое московское руководство так относилось к магазинам, галереям и образовательным учреждениям. Книжный магазин не выдерживает конкуренцию с магазинами, торгующими китайским ширпотребом. Аренда дорогая, цены на книги низкие, рынок не в самом лучшем состоянии. Хотя традиции читательские есть, и предложи людям почитать — они с удовольствием. Наставь по всему Новому Арбату пивных ресторанов — будут люди пиво пить. Сделай вместо пива галереи, книжные магазины, кафе приличные — люди и там будут.
— За вами тянется негативный шлейф, опыт владения книжной сетью «Букбери».
— Я им не владел. Я был миноритарным акционером с тремя мазуриками — Дмитрием Кушаевым, Романом Лолой и Максимом Щербаковым, которые продали свои 65 процентов базовой алюминиевой компании, нарушив акционерное соглашение, после чего компания обанкротилась.
Я им дал деньги и не управлял этим ни на каком этапе.
«Москва — дико тупой город»
— Джеймс Донт, которого вы наняли управлять Waterstone’s, чему-то вас научил? Например, как должен выглядеть идеальный книжный магазин?
— У него есть своя лондонская сеть, которую он построил за двадцать лет, — Daunt Books, она мне очень нравилась и нравится. Он знает про это все, и, наверное, я смотрю на проблему его глазами. Идеальный книжный магазин — это магазин, который отвечает потребностям конкретной городской среды, того микрорайона, где он находится, который знает своих читателей. Магазины, которые находятся на расстоянии километра друг от друга, — это разные магазины. Книги должны быть в достаточном, но не избыточном количестве и правильно расположены. Атмосфера должна быть такая, чтобы магазин стал необходимой частью социальной жизни человека. То же самое про Москву. Кто-то говорит: нажал на кнопку, загрузил тексты — читай себе в ридере, это так удобно.
В принципе, ужинать тоже можно на кухне, но люди ходят в кафе, сидят там часами, общаются. То же самое должно быть с книжными — это часть городского маршрута. Причем приятная часть.
— В Англии и природный, и городской ландшафт гораздо более разнообразны. Тут степь, а в городе более-менее одинаковые спальные районы, что Чертаново, что Алтуфьево. Есть центр и все остальное. Насколько донтовская модель приложима к Москве?
— Просто здесь мало уделяется внимания индустрии первых этажей. Она какая-то искаженная. Все было каким-то образом приватизировано, а после этого сдавалось в аренду или продавалось тем, кто мог позволить себе высокую стоимость покупки или аренды. Если вы пройдетесь по городу, то обнаружите, что на первых этажах есть только банки, парфюмерные магазины, сверхдорогие суши и ювелирные. А если вы посмотрите на какой-нибудь европейский город, то там первые этажи разные, много мелких семейных несетевых бизнесов. Когда нет монополии на сдачу в аренду, то она выстраивается для разных бизнесов.
И поэтому все это выглядит уютно. Поэтому там есть место для книжных.
— Значит ли это, что в Москве невозможно построить сеть магазинов по британскому образцу?
— Очень сложно — и аренда выше, и цены на книги меньше.
— Понятно, как какие-нибудь условные выпускники «Стрелки» могут перепридумать книжный на Новом Арбате, превратить его в идеальный магазин; а что делать с книжными в Чертаново?
— Сделай уютное место с теми же выпускниками «Стрелки» — туда пойдут. В парке Горького чуть-чуть ситуация изменилась — и пошли люди с совершенно другими целями, с другим выражением лица. С детьми, собаками, пледами, термосами с чаем — а не с тремя бутылками портвейна и пивом. Я вот хожу туда раз в неделю: сидят, расслабляются, что-то друг другу шепчут. Человеческая обстановка. Просто надо предлагать что-то нормальное: уютный книжный магазин, детских книжек побольше, с интересными учебниками, с актуальной зарубежной прозой. В Чертаново это легче сделать. Это будет центром для определенного количества людей, которым не надо будет задыхаться в «Библио-глобусе» из-за отсутствия воздуха.
Для этого опять-таки нужна какая-то поддержка. Низкая муниципальная аренда для книжного магазина — очень правильное дело. Чего-то недозаработают — зато обстановка в районе станет не такой криминогенной. Люди будут заниматься, читать, становиться лучше. Я вижу здесь прямую связь.
миль призывает мужчин «отправить что-нибудь нормальное» в Instagram DM
Скетч также высмеивал недавний скандал с Адамом Левином в Instagram.
Изображение через NBCСубботним вечером в прямом эфире вернулся, и это действительно то, как вы знаете, что осень здесь. Популярное комедийное шоу вернулось в свой 48-й сезон, и вместе с ним вышел отличный эпизод для ведущего Майлза Теллера и музыкального гостя Кендрика Ламара . Один из первых скетчей вечера высмеивал мужчин с ведущей игрового шоу Хален Харди (Кассир). Идея проста: мужчины-знаменитости получают личные сообщения от женщин в Instagram и должны отвечать обычным образом. Что кажется невозможным, учитывая группу знаменитостей, которых они собрали для этого.
Майки Дэй играет Адам Левайн , чьи личные сообщения стали вирусными в Твиттере, где он был… ну, совсем не нормальным. Затем был Джеймс Остин Джонсон как Арми Хаммер , чьи своеобразные DM также стали вирусными и которые, как показано в скетче, также не могут отправлять обычные DM.
В эскизе также был Нил де Грасс Тайсон ( Кенан Томпсон ), которому нужно было только отправить «спасибо», чтобы выиграть, и даже тогда он не может.
Единственным хорошим игроком в этой игре является Боуэн Ян , который играет самого себя, и когда Хален Харди спрашивает, почему это так, Ян отвечает, что это потому, что он гей и может нормально реагировать на женщин. Это если DM не придет от Dua Lipa , и тогда все ставки сняты.
Изображение через NBC СВЯЗАННЫЕ: Майлз Теллер сыграет главную роль в романтическом боевике Скотта Дерриксона «Ущелье» а также они просто забавные. Собрать всех мужчин, прославившихся своими DM, и заставить их ответить на игровом шоу было бы действительно отличным телевидением, но также умная предпосылка и видимое разочарование Халена Харди, когда он дает этим мужчинам ответ, который им нужен для победы, и они все еще не слушай его продает эскиз. Наблюдать за тем, как они просто отбрасывают то, что говорит им Хален Харди, весело, потому что это показывает, как много они готовы сделать, чтобы ужасно отреагировать на DM по поводу выигрыша миллионов долларов.
Например, само собой разумеется, что просьба сначала посмотреть самые любимые фотографии девушек из отпуска, прежде чем печатать ответ, является верным признаком того, что ответ не будет успешным.
Положительно принятый скетч стал одним из ярких моментов выступления Теллерса в качестве ведущего. Посмотрите скетч «Отправить что-нибудь обычное» ниже:
Подписывайтесь на нашу новостную рассылку
Похожие темы
- Новости кино
- ТВ
- СНЛ (1975)
- Майлз Теллер
Об авторе
Рэйчел Лейшман — писательница, специализирующаяся на криках о своих любимых свойствах. Реальная Лесли Ноуп, она любит своих вымышленных персонажей и, вероятно, слишком много знает о карьере Харрисона Форда.
По мере ослабления пандемии кампус возвращается к чему-то более близкому к нормальному
К Бреннен Дженсен
/ Опубликовано 17 мая 2023 г.Прошлой осенью на первокурсном семинаре Уильяма Эггинтона произошло нечто странное и удивительное: его ученики не ушли, когда он закончился.
Курс был «Поэты, физики, философы и конечная природа реальности»; Эггинтон в течение нескольких лет преподавал аналогичные тематические курсы, в том числе через Zoom после того, как кампус опустел из-за COVID. Прошлой осенью семинар, предлагающий многовековой обзор того, как человеческий разум взаимодействует с физическим миром, впервые с весны 2020 года проводился лично и без масок9.0003
«Это занятие длилось два с половиной часа, и в конце никто не уходил», — говорит Эггинтон, профессор гуманитарных наук Университета Джона Хопкинса и директор Гуманитарного института Александра Грасса.
«Я сижу на одном конце длинного стола для совещаний, а 12 студентов вокруг меня встают, но все еще разговаривают».
Для Эггинтона вывод был прост: приятно вернуться.
«Я сильно пропустил это», — говорит он. «Динамизм, способность удерживать внимание, неосязаемые вещи, которые возникают в обстановке семинара. Возможно, самое важное — это способность к возникновению: из комбинации умов, сидящих за столом, получается нечто большее, чем составные части».
Изображение предоставлено: Уилл Кирк / Университет Джона Хопкинса
Обычный никогда еще не был таким захватывающим, по крайней мере, так сказали студенты Джона Хопкинса, когда прошлой осенью их спросили, каково это было вернуться в кампус без ограничений COVID. То же самое можно сказать и о преподавателях и студенческом персонале, с которыми мы говорили этой весной.
В то время как Zoom может предложить бледную замену очным занятиям по гуманитарным наукам, для практических занятий в лаборатории это, ну, совсем не большая замена.
Просто спросите Эрика Хилла, старшего преподавателя химического факультета, чьи различные лабораторные занятия, включая органическую химию, преподают конкретные методы работы с оборудованием и химические реакции.
«Это практически невозможно», — говорит Хилл. «Я бы что-то записал, и студенты посмотрели бы, а потом мы бы об этом поговорили, но ведь действительно нужно что-то делать своими руками. Этому ничем не заменить. А во время пандемии они не могли.
«Возвращение лично, о боже мой, — это абсолютно заставляет вас оценить, насколько более эффективным стало преподавание», — добавляет Хилл. объекты
«Приятно видеть полную столовую — людей, общающихся и имеющих связь с сообществом, — говорит старший менеджер общественного питания Майк Уильямс. «Обед уникален тем, что это единственное, что есть общего у всех в кампусе. Все едят, верно? Так что, когда этот большой кусок снова объединяет университет, он снова чувствует себя кампусом».
Уильямс присоединился к Хопкинсу в начале 2020 года — за месяц до того, как COVID перевернул жизнь кампуса и университет перешел на дистанционное обучение.
Его работа шла от обеспечения того, чтобы люди были накормлены, до обеспечения безопасности людей. Кампус Хоумвуда никогда не был полностью заброшен, так как некоторые студенты-интернаты, особенно из-за рубежа, не могли вернуться домой. Уильямс и его команда открыли для них производство продуктов питания. И когда у кого-то из них был положительный результат на COVID, им доставляли трехразовое питание.
Изображение предоставлено: Уилл Кирк / Университет Джона Хопкинса
Для Уильямса это иногда означало долгие дни и доставку еды изолированным студентам на собственном автомобиле. Но одна мысль не давала ему покоя: если его сын или дочь застряли вдали от дома, он наверняка хотел бы, чтобы кто-то присматривал за ними. «Для студента, у которого ничего не было, я должен был следить за тем, чтобы он ел», — говорит Уильямс. «Это было единственное, что пришло мне в голову».
«Возможно, наиболее важным является свойство возникающего: из комбинации умов, сидящих за столом, выходит нечто большее, чем составные части».
Уильям Эггинтон
Профессор гуманитарных наук
В библиотеке кампуса снова многолюдно, и библиотекарю Хайди Херр это нравится.
«Я экстраверт, — говорит она. «Мне нравится быть среди других людей, разговаривать с ними, делиться своими странностями с другими и узнавать о странностях других людей. Я скучал по такого рода взаимодействиям. Замечательно видеть, как академическая и общественная жизнь возвращается в библиотеку».
Одной из ее многочисленных задач в качестве библиотекаря отдела английского языка, философии и специальных коллекций по взаимодействию со студентами является организация ежегодного Фестиваля съедобной книги, традиции кампуса с 2014 года, когда студенты, преподаватели и сотрудники создают десерты, посвященные авторам, книгам или персонажам. .
«Это невероятно захватывающе и в то же время немного пугающе, потому что я понял, что это событие не происходило лично в течение трех лет», — говорит Герр за несколько дней до того, как событие заполнит Стеклянный павильон.
(Постскриптум: Фестиваль съедобных книг 2023 года прошел с полным успехом.)
«В этих новых нормах нам просто нужно получать удовольствие и удовольствие, собираясь вместе», — добавляет Герр. «Даже если это такая глупость, как просмотр съедобной книги».
Image caption: Очные туры, предлагаемые круглый год, позволяют будущим студентам и их семьям из первых рук увидеть кампус Хоумвуда.
Изображение предоставлено: Уилл Кирк / Университет Джонса Хопкинса
Экскурсии по кампусу также вернулись в полном объеме, что является важным инструментом для будущих студентов, определяющих, в какие колледжи они хотят поступить и поступить. Хотя Хопкинс уже давно предлагает варианты виртуальных туров — альтернатива, которая была особенно ценна в разгар пандемии, когда личные туры были недоступны — ничто не заменит личное знакомство с кампусом Хоумвуд, говорит Виктория Доус, старший помощник директора. студенческих программ.
«Есть что-то важное в том, чтобы увидеть кампус колледжа, когда вы пытаетесь выяснить, где можно назвать дом в течение следующих четырех лет», — говорит Доус.
