Эмоции как психический процесс: Эмоции как психический процесс импульсивной регуляции поведения Текст научной статьи по специальности «Психологические науки»

Содержание

10 Эмоции как психический процесс, развитие эмоций в онтогенезе.

Эмо́ции(от лат. emovere — возбуждать, волновать) — состояния, связанные с оценкой значимости для индивида действующих на него факторов и выражающиеся прежде всего в форме непосредственных переживаний удовлетворения или неудовлетворения его актуальных потребностей. Под эмоцией понимают либо внутреннее чувство человека, либо проявление этого чувства.

Эмоции возникли в процессе эволюции как средство, при помощи которого живые существа определяют биологическую значимость состояний организма и внешних воздействий.

Часто самые сильные, но кратковременные эмоции называют аффектом, а глубинные и устойчивые — чувствами. Эмоция— это психический процесс импульсивной регуляции поведения, основанный на чувственном отражении потребностной значимости внешних воздействий, их благоприятности или вредности для жизнедеятельности индивида.

Эмоции напрямую связаны с инстинктами. Так, в состоянии гнева у человека появляется оскал зубов, сужение век, сжимание кулаков, прилив крови к лицу, принятие угрожающих поз и т. п. Все основные эмоции носят врожденный характер. Доказательством тому служит тот факт, что у всех народов, независимо от их культурного развития, одинаковая мимика во время выражения тех или иных эмоций. Даже у высших животных (приматы, собаки, кошки и другие) мы можем наблюдать ту же мимику, что и у человека.

Любые проявления активности человека сопровождаются эмоциональными переживаниями. Благодаря им, человек может чувствовать состояние другого человека, сопереживать ему. Даже другие высшие животные могут оценивать эмоциональные состояния друг друга.

Существуют убедительные данные в пользу того, что ряд фундаментальных человеческих эмоций также имеет эволюционную основу. Эти эмоции наследственно закреплены в организации лимбической системы мозга.

11 Волевые процессы, развитие произвольности поведения.

Человек не только мыслит, чувствует, но и соответственно действует. Сознательное и целенаправленное регулирование деятельности человек реализует с помощью воли.

Волей называется осознанная способность и стремление человека совершать преднамеренные действия, направленные на достижение сознательно поставленной цели, и сознательно регулировать свою деятельность, управляя своим поведением.

Воля — это стремление к выбору вида деятельности, к внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления. Даже простейшая трудовая деятельность требует волевых усилий. Это связующее звено между сознанием, с одной стороны, и действием — с другой.

Воля —это способность человека преодолевать препятствия и добиваться поставленной цели, это сознательная само регуляция своего поведения, это сложнейший психологический процесс, который вызывает активность человека.

Воля — это прежде всего власть над собой, над своими чувствами и действиями. Она необходима как при выполнении определенных действий, так и для воздержания от нежелательных действий.

Воля человека проявляется в действиях, для осуществления которых человек сознательно регулирует их силу, скорость и другие динамические параметры. Уровень развития воли определяет, насколько человек приспособлен к той деятельности, которую он выполняет. Для волевого акта характерно переживание «надо», «я должен», осознание ценностной характеристики цели деятельности.

К основным волевым качествам относят следующие: целеустремленность, самостоятельность, решительность, настойчивость, выдержка, импульсивность, слабоволие, упрямство и другие.

Для волевого действия очень важно исполнение принятого решения. Люди не одинаково упорны в преодолении трудностей, не все доводят принятое решение до конца. Способность доводить принятое решение до конца, достигать поставленной цели, преодолевать на пути к цели различные внешние и внутренние трудности, называется в психологии настойчивостью.

Виды психических процессов: эмоции

Общая характеристика эмоций

На протяжении всей жизни человек сталкивается с различными событиями, которые вызывают у него определенное отношение и реакцию. Одни события способны вызвать радость и восхищение, другие интерес или напротив безразличие. Даже отдельные свойства предметов способны вызывать определенную реакцию при воздействии на органы чувств человека, например, вкус, запах, цвет. Ощущая их воздействие, человек испытывает удовольствие либо неудовольствие. Подобная окраска ощущений, которая характеризует отношение человека к отдельным качествам предмета или явления получила название чувственного тона ощущений.

Жизненные факты, происходящие на протяжении существования человека, вызывают у него более сложное отношение и выражаются в сложных чувственных переживаниях, примером которых могут выступать горе, гнев, стыд, гордость, страх. Данные сложные чувственные переживания представляют собой чувства и эмоции.

Эмоции служат для характеристики потребностей человека и предметов, на которые они направлены. Значение эмоция для организма заключается в предупреждении о разрушающем характере каких-либо факторов. Таким образом, они являются мощнейшим механизмом регуляции функционального состояния организма и деятельности человека.

Определение 1

В психологии под эмоциями понимаются психические процессы, которые протекают в форме различных переживаний и отражают личную значимость для человека и его оценку происходящих внешних и внутренних ситуаций окружающего мира.

Именно благодаря присутствию эмоций человек способен осознавать имеющиеся у него потребности и предметы, на которые данные потребности направлены. Еще одной немаловажной чертой эмоций является их участие в процессе содействия реализации потребностей и достижения человеком, поставленных целей.

В связи с этим можно сделать вывод о том, что эмоции непосредственно связаны с сознательной регуляцией деятельности человека.

Готовые работы на аналогичную тему

Типы эмоциональных переживаний

Эмоции являются сложным психическим явлением. К наиболее значимым для человека эмоциям относят следующие типы эмоциональных переживаний:

  • аффект;
  • собственно эмоции;
  • чувства;
  • настроения;
  • эмоциональный стресс.

Рассмотрим более подробно об основных характеристиках эмоций человека.

Для того чтобы подробно разобраться в сути эмоций, необходимо понимать, что большинство предметов и явлений, которые окружают человека в окружающей его внешней среде и воздействуют на его органы чувств, вызывают у него сложные и многосторонние эмоциональные ощущения, включающие в себя порой диаметрально противоположные – удовольствие и неудовольствие одновременно.

Помимо вышеуказанных эмоций у человека может возникать напряжение с одной стороны или облегчения – с другой. Примером может выступать деятельность человека в критические моменты, в минуты принятия важного решения. В подобных ситуация человек испытывает напряжение, стресс и повышенное внимание к объекту собственной деятельности. В случае удачного разрешения ситуации человек испытывает облегчение и эмоции радости и удовлетворения от собственной деятельности.

Еще одним проявлением эмоциональных процессов являются возбуждение и успокоение.

Стенические и астенические эмоции

С точки зрения оказания влияния на жизнедеятельность человека эмоции можно разделить на стенические и астенические.

Стенические эмоции способствуют стимуляции деятельности человека и увеличению энергии и сил человека в процессе его деятельности. Именно они побуждают его к совершению поступков и высказыванию своих мыслей. Астенические эмоции напротив, приводят к скованности и пассивности человека. В случае переживания астенических эмоций человек может испытывать страх, упадок сил, слабость и физическое недомогание.

Характеристика основных эмоций человека

В психологии неоднократно предпринимались попытки выделить основные эмоции человека и на современном этапе развития науки, принято выделять следующие эмоции:

  1. Радость – эмоциональное состояние человека, которое возникает при осуществлении возможности полно удовлетворить актуальную потребность.
  2. Удивление — эмоциональное состояние человека, которое не имеет четко выраженной положительной или отрицательной эмоциональной окраски и возникающее внезапно как реакция на внезапно возникшие обстоятельства.
  3. Страдание — отрицательное эмоциональное состояние человека, которое связано с получением информации о невозможности удовлетворения важнейших жизненных потребностей.
  4. Гнев — сильное эмоциональное состояние человека с отрицательным потенциалом, протекающее в форме аффекта, которое может быть вызвано внезапным возникновение препятствий на пути к достижению желаемой цели или состояния, имеющих для человека жизненно важное значение.
  5. Отвращение также отрицательное эмоциональное состояние, которое вызывается какими — либо объектами, взаимодействие с которыми резко противоречит имеющимся у человека нравственным или эстетическим принципам.
  6. Презрение — отрицательное эмоциональное состояние человека, которое возникает в процессе межличностных отношений и порождается рассогласованием жизненных позиций сторон, взглядов и особенностей поведения участников взаимодействия.
  7. Страх — еще одно отрицательное эмоциональное состояние человека, которое проявляется при получении индивидом информации о существующей реальной или воображаемой опасности и угрозе существованию.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что эмоциональные переживания человека чаще всего носят неоднозначный характер. Воздействие одного и того же объекта может вызывать у человека несогласованные, противоречивые эмоциональные реакции. Данное явление получило в психологии название амбивалентности или двойственности чувств, которая может быть вызвана тем, что отдельные особенности сложного объекта могут оказывать различное влияние на потребности и ценности человека.

Психология эмоций — качество, формы, виды

Эмоции — это психический процесс, отражающий субъективное отношение человека к действительности и к самому себе. Они представляют особо интегративное выражение тонуса нервно-психических процессов.

Основные качества эмоциональных состояний выступают необходимыми признаками субъективного отношения личности к объекту.

Эмоциональные проявления подразделяются по формам на:

  • Эмоциональное состояние — это пребывание в каком-либо расположении духа, связанном с общим соматопсихическим тонусом субъекта.
  • Эмоциональное отношение, характеризует связь субъекта с конкретным объектом и выражает его активную позицию в субъективной оценке последнего.
  • Эмоциональную реакцию, возникает как непосредственный субъектный ответ на какое-либо воздействие, впечатление.

Эмоциональные проявления делятся на:

  • Чувственный тон — относительно постоянный, общий, недифференцированный эмоциональный фон (состояние), на котором протекают психические процессы. Он отражает степень и качество отношения человека к объекту в целом.
  • Настроение — длительное, относительно уравновешенное и устойчиво общее эмоциональное состояние, окрашивающее отдельные психические процессы и поведение человека.
  • Чувство — эмоциональное отношение, отличающееся относительно четкой ограниченностью во времени, интенсивностью переживаний и отражающее конкретную содержательную субъективную оценку человеком определенно о объекта.
  • Страсть — длительное, значительно выраженное и напряженное эмоциональное отношение с направленностью, концентрированностью чувства на определенном объекте или виде деятельности.
  • Аффект — кратковременная, большей силы эмоциональная реакция, быстро овладевающая человеком, протекающая с бурными пантомимическими вегетативными проявлениями и сопровождающаяся некоторым нарушением контроля над своим поведением при формально ясном сознании.
  • Эмоционально-стрессовое состояние — эмоциональная реакция, отражающая отношение человека к действительности в ситуациях, вызывающих эмоциональное напряжение. Они проявляются в определенной поведенческой реакции, которая называется эмоционально-стрессовой.

Наиболее объективными показателями эмоциональных проявлений, которые не подчиняются волевым задержкам, выступают соматовегетативные симптомы: кожно-гальваническая реакция, перистальтика желудочно-кишечного тракта, зрачковые рефлексы, выделение слюны и пота и т.д.

Психика и реальность. Единая теория психических процессов. Часть VII. Сквозные психические процессы и механизмы психической интеграции. Глава 22. На пути к единой теории психических процессов — Гуманитарный портал

О необходимости соотнесения когнитивных, эмоциональных и регуляционно-волевых процессов

Весь ход последовательной постановки задач теории психических процессов, строящейся на едином концептуальном базисе, ясно показал, на какие принципиальные трудности наталкивается исследование каждый раз, когда оно подходит к очередной «пограничной заставе», отделяющей одну область психических явлений от другой. Даже внутри сферы когнитивных структур, входящих в первый блок психологической триады (познание, чувства, воля), «концептуальные заборы» и соответствующие им «языковые барьеры» оказались достаточно трудно преодолимыми. Таковы были полярные теоретико-эмпирические ситуации понятийных отождествлений или запараллеливаний, возникающие у психологических рубежей, которые разделяют ощущение и восприятие, образное и мыслительное познание, допонятийное и понятийное мышление.

Но если такая существенная разнородность методических подходов, категориальных схем и соответствующих научных языков столь явно обнаруживается в области явлений, объединённых не только общеродовой принадлежностью к психической сфере, но и включённостью в один и тот же её вид, то есть основания ожидать, что межвидовые концептуальные рубежи и языковые барьеры, преодоления которых потребует переход к следующим компонентам психологической триады, окажутся весьма «укреплёнными». Действительно, в психологии эмоций царит более яркая пестрота «разноязычия», чем в психологии интеллекта.

Не только самый факт принадлежности эмоций к психической сфере, но и максимальная выраженность их субъективно-психологической специфичности сомнений никогда не вызывали. Феноменологические эмоциональные процессы и состояния описываются в терминах собственно психологического языка. Его субъективная специфичность выражена в столь предельной форме («наслаждение», «страдание», «радость», «печаль», «любовь», «ненависть», «экстаз», «тоска»), что создаёт впечатление идиоматической непереводимости на какой-либо другой язык и поэтому часто трактуется как основной носитель уникального своеобразия психических явлений. Вместе с тем, и, вероятно, именно поэтому проблема эмоций, как и во времена Н. Н. Ланге, продолжает оставаться «Золушкой» психологии. Поэтому и возникает необходимость в разработке сколько-нибудь законченной системы понятий, которая связала бы единым подходом субъективно-психологическую феноменологию эмоций с их основными закономерностями и механизмами, тем более, когда речь идёт о теории, которая позволила бы осуществить перевод с языка психологии эмоций на более общий язык принципов организации всех психических процессов.

В противоположность такой «спрятанности» субъективнопсихологической специфики эмоций их объективные детерминанты и внешние проявления, вполне доступные наблюдению, можно легко обнаружить. Фактически они воплощают в себе индикаторы скрытых субъективных эмоциональных состояний. Поэтому эмоции, как и мышление, являются предметом исследования ряда смежных научных областей.

Физиология изучает их соматические и вегетативные проявления, биология, со времён широко известной работы Ч. Дарвина, рассматривает эмоции как фактор эволюции, средство приспособления и мотивационную детерминанту поведения, социология исследует социальную детерминацию, а этика — нравственный характер и ценностную иерархию человеческих чувств. Здесь, таким образом, как и в отношении познавательных, в частности мыслительных, процессов, опять-таки обнаруживается множественность подходов, разнородность понятийных систем и соответствующая им разобщённость научных языков.

Именно по причине такой множественности и аналитической дробности научных подходов и абстрактности собственно концептуальной формы научного познания эмоций, основная специфика которых состоит в их конкретной непосредственности, неразложимой целостности и интимном сочетании субъективно-психологических и объективных, соматических проявлений, отображение глубин эмоциональной жизни и воспроизведение богатства её красочной и противоречивой картины реализуется преимущественно в сфере искусства, средства которого позволяют сохранить живое дыхание её естественной целостности. Между тем, в результате развития синтетических направлений и подходов современной науки все острее становится теоретически и практически обоснованная необходимость раскрыть парадоксальную конкретно-целостную природу эмоций также и средствами абстрактных концептов, позволяющих проникнуть в глубоко скрытые внутренние закономерности познаваемой реальности. Но такой способ познания по самому своему существу предполагает возможность перевода конкретного языка субъективно-психологической феноменологии эмоций на абстрактный язык общих закономерностей их организации. Чтобы такой перевод с одного языка на другой был возможен без потери их специфичности, требуется охватить единым подходом, во-первых, разные аспекты самих эмоциональных процессов и, во-вторых, эмоциональные и когнитивные процессы как разные частные формы психических явлений. Только в этом случае перевод с языка общих закономерностей и физиологических механизмов психических процессов на более частный язык психологической теории эмоций и, далее, на ещё более конкретный язык их психологической феноменологии — перевод, который своей обратимостью устранил бы идиоматичность субъективного описания эмоциональных состояний, станет возможным.

Если в языках феноменологического описания и теоретической интерпретации эмоций оказались разобщёнными — вопреки их органической взаимосвязи — собственно психологический и вегетативно-соматический аспекты психических процессов, то в сфере воли аналогичному разобщению подверглись аспекты психических процессов, выражающие, с одной стороны, отношение этих процессов к их объекту, а с другой — к регулируемому ими действию. Термины, в которых описываются и с помощью которых интерпретируются волевые процессы («мотив», «цель», «произвольность», «волевой акт»), оказываются не менее «идиоматичными», чем лексический состав языка, описывающего эмоции.

Детерминируемые внешними объектами когнитивные компоненты психических процессов, программирующие и регулирующие двигательные акты, и структура самих этих регулируемых поведенческих актов отделены друг от друга большим числом посредствующих звеньев, чем субъективнопсихологические и вегетативно-соматические компоненты эмоций, объединённые их общей детерминированностью состояниями субъекта психики. Поэтому субъективный язык психологии воли и объективный физиологический язык, на котором описываются произвольно регулируемые поведенческие акты, оказались ещё дальше отстоящими друг от друга, чем научные языки описания разных компонентов эмоциональных процессов. На одном полюсе традиционных интерпретаций, связывающих сознание и поведение, оказалось понятие воли как «чисто» психической, свободной и даже спонтанной активности, которая вообще не поддаётся объективному описанию и детерминистическому объяснению, а на другом — «чисто» физиологические категории системной организации двигательных поведенческих актов.

Язык-посредник, позволяющий осуществить взаимоперевод этих полярных категорий, в традиционно-психологических концептуальных схемах фактически отсутствует. И хотя ход развития психологии и смежных наук делает все более явной эмпирическую и теоретическую необоснованность такого концептуального разрыва, теория волевого регулирования, которая должна заполнить этот промежуточный понятийный вакуум, делает пока в лучшем случае лишь свои первые шаги. Между тем, потребность в преодолении этих концептуальных и языковых барьеров как между разными аспектами волевой регуляции, так и между волевыми процессами, с одной стороны, и процессами эмоциональными и познавательными — с другой, присутствует в этом третьем блоке классической психологической триады, столь же определённо и неотвратимо, как и в первых двух.

Разобщённость традиционных концептуальных схем и научных языков, имеющих своим объектом три основных класса конкретных психических процессов — познавательных, эмоциональных и волевых, аналогична теоретической ситуации в области соотношения основных понятий классических психологических концепций, ставивших своей задачей раскрыть специфическую природу всякого психического процесса. Если в концепциях ассоцианизма, гештальтизма, функционализма, бихевиоризма, энергетизма и операционализма обособлялись друг от друга и универсализировались разные аспекты общей специфики всякого психического процесса (способ связи в ассоцианизме, структура или форма организации в гештальтизме, вероятностная мера организации в бихевиоризме и так далее), то здесь, при аналитическом рассмотрении конкретных психических процессов, доминирующий аспект каждого из классов психологической триады абстрагируется от других аспектов, содержащихся в процессах этого же класса. Так, собственно когнитивные аспекты интеллектуальных процессов отделяются от эмоциональных и регуляторных компонентов, собственно эмоциональные компоненты чувств абстрагируются от их когнитивно-информационных аспектов, а регуляционные функции волевых процессов отчленяются от тех познавательных и эмоциональных психических структур, которые эту регуляцию осуществляют.

Такое абстрагирование неизбежно и даже полезно на тех этапах развития науки или на тех стадиях исследования, когда вычленяются основные аспекты изучаемого объекта и кристаллизуется соответствующая им система понятий. Именно на этом основана стратегия настоящего исследования, реализованная в предшествующих работах автора (Веккер, 1959; 1964; 1974; 1976; 1981) и состоящая в попытке раскрыть те исходные закономерности организации отдельных когнитивных структур и интеллекта в целом, которые воплощают формы инвариантного отображения объективной реальности, взятые в абстракции от эмоциональных компонентов психических процессов. На последующих же стадиях такое искусственное обособление превращается в гипостазирование абстракций и тем самым становится тормозом. И дальнейшее развитие теории требует синтетического соотнесения ранее аналитически отщепленных друг от друга концептов, соответствующих основным аспектам исследуемой психической реальности (см. также Веккер, Либин, готовится к печати).

Таковы в самых общих чертах главные корни концептуально-логических трудностей, создающих — вопреки общей принадлежности интеллектуальных, эмоциональных и волевых процессов к единой психической сфере — внутри этой сферы меридианальные или вертикальные сечения, преодоление которых оказалось задачей не менее важной, чем предпринятые нами переходы через параллели или горизонтали, разделяющие разные уровни интеллекта, начинающиеся с элементарных ощущений и кончающиеся абстрактными концептами (см. части I–IV настоящей монографии).

Об онтологическом парадоксе субъекта

Существенно подчеркнуть ещё одно принципиальное отличие эмоциональных и волевых процессов от процессов когнитивных. Все рассмотренные в первых частях монографии когнитивные процессы находятся в рамках того, что нами было названо гносеологическим, или эпистемологическим, парадоксом психики. Суть его заключается в том, что, будучи свойством своего носителя, телесного субстрата, все познавательные процессы, начиная от простейших, сенсорных, и заканчивая высшими, концептуальными, в своих конечных, итоговых, результативных характеристиках не поддаются формулированию в терминах внутренней динамики или внутренних сдвигов в их телесном субстрате, а могут быть сформулированы в терминах, фиксирующих свойства отображаемых этими процессами внешних объектов. Однако если мы не просто описываем любые явления реальности, в том числе и психические явления, а хотим перейти к их научному объяснению, мы должны вывести их как нечто производное от своего носителя, как его свойства и проявления.

Трудности научного объяснения свойств психических процессов как производных по отношению к их материальному, телесному носителю, трудности выведения психических свойств из динамики их телесного субстрата послужили основанием дуалистических концепций психики. Сознание нельзя вывести из силы материи, из диспозиции органов, считал Декарт. Но если изучаемое явление по каким-либо причинам не удаётся вывести из соответствующих ему состояний носителя, то оно автоматически и уже независимо от установок исследователя утрачивает в его представлении характеристики производного явления и само становится исходным, перестаёт быть свойством и автоматически, логически превращается в носителя свойства. Убеждение в том, что познавательные психические процессы невыводимы из характеристик и свойств материального органа, и привело Декарта к выводу об их особой субстанциальной природе.

Чтобы снять гносеологический парадокс, необходимо найти такие состояния материального носителя, которые сами поддаются формулированию в терминах свойств отображаемого объекта. Только в этом случае возможно показать, что когнитивные процессы, несмотря на их обращённость не к субъекту-носителю, а к внешнему объекту, являются всё-таки свойствами своего материального носителя, и только в этом качестве их можно объяснить как вторичные и производные по отношению к состояниям последнего. Именно поиск таких состояний материального носителя познавательных процессов, которые поддаются формулированию в терминах свойств объекта, вывел ещё И. М. Сеченова за рамки обособленного центрального звена психического акта в сферу рефлекторного взаимодействия носителя психики с её внешним материальным объектом-раздражителем. На следующем, более обобщённом теоретическом уровне анализа этот поиск привёл психологию к использованию обобщений кибернетики, теории информации и теории инвариантов, ибо искомые состояния носителя, поддающиеся формулированию в терминах свойств внешних объектов, — это неизбежно такие его состояния, которые сохраняют инвариантными (в известном диапазоне) свойства отображаемых внешних объектов. Таким образом, предпосылки интерпретации когнитивных процессов в терминах теории инвариантов идут из глубины самой психологии, содержатся по сути дела в эмпирической природе самого гносеологического парадокса когнитивных процессов.

Можно сказать, что оказалась оправданной стратегия максимально возможного расчленения субъективных и объективных компонентов психических процессов, выделение в них собственно инвариантных познавательных компонентов и в силу этого — соответствующее абстрагирование от субъекта, поскольку он представлен в инвариантных когнитивных структурах в скрытом виде и относящиеся к нему переменные не входят в общие структурные формулы соответствующих процессов. Тем самым получила оправдание и апостериорное обоснование стратегия поэтапного продвижения от элементарных когнитивных процессов ко всё более и более сложным в направлении к выстраиванию теории субъекта как носителя этих процессов. Но уже на том этапе исследования возникали существенные ограничения и трудности дальнейшего использования этой стратегии. Однако эти ограничения, которыми можно и даже необходимо было пренебречь при анализе когнитивных процессов, приобрели очень существенное значение при исследованиях процессов эмоциональных и волевых.

Речь идёт о влиянии на психические процессы состояний и характеристик самого субъекта-носителя психики. Ограничения применявшейся ранее стратегии касаются по преимуществу трёх основных моментов. Первый из них состоит в том, что переменные, относящиеся к субъектуносителю психики, не входя в общие структурные формулы когнитивных процессов, входят, однако, в те частные варианты этих формул, в которых содержанием отображения является уже не внешний объект, а сам субъект. Так, отображение состояний материального носителя входит, например, в тот частный вид ощущений, в котором отражены характеристики не экстерорецептивного, а интерорецептивного или проприорецептивного раздражителя, то есть состояния или свойства телесного носителя когнитивных психических процессов. Аналогичным образом субъект входит в ту частную структурную формулу общемыслительного инварианта, содержанием которой является отражение отношений не между двумя внешними объектами, а мыслительное отражение отношений самого субъекта к внешнему объекту.

Второй случай, при котором в общую структурную формулу когнитивных процессов входят переменные, относящиеся не к внешним объектам, а к самому субъекту, — это индивидуальные варианты сенсорных, перцептивных, мнемических, общемыслительных или концептуальных когнитивных структур. Речь идёт о тех индивидуальнотипических вариантах общих структурных формул когнитивных процессов, которые детерминированы не природой и характеристиками внешних объектов, а внутренними взаимосвязями между элементами соответствующих когнитивных структур. В индивидуальных вариантах общих структурных формул появляются дополнительные, так сказать, частные коэффициенты, которые определяются не взаимосвязями элементов соответствующей когнитивной информационной структуры с воспроизводимыми особенностями элементов внешнего объекта, а внутренними взаимосвязями между конкретной частной когнитивной структурой и целостной организацией субъекта-носителя. В таком случае когнитивная структура в её общих и частных характеристиках испытывает на себе влияние со стороны целостного субъекта-носителя соответствующего гештальта. Индивидуальными коэффициентами общих структурных формул могут быть индивидуальные особенности сенсорных порогов, сенсорных модальностей, индивидуальные или индивидуальнотипологические особенности видов, форм или характеристик константности, индивидуальные особенности мыслительных структур, доминирование одного из двух языков мышления, преобладание определённых уровней обобщённости концептуальных структур, и тому подобное. Во всех этих случаях коэффициенты, приводящие общую структурную формулу к её индивидуальным вариантам, представлены переменными, относящимися уже не к инвариантному воспроизведению отображаемых в когнитивных структурах внешних объектов, а к особенностям целостной организации субъекта-носителя.

Наконец, третий случай включения субъективных переменных во внутреннюю структуру когнитивных образований представляет эти субъективные переменные в наиболее явном виде. Здесь имеется в виду структура интеллекта как целостной совокупности когнитивных процессов. В заключительной главе четвёртой части было показано, что интеллект в специфическом значении этого понятия, отдифференцированного от понятия мышления, представляет собой результат интеграции отдельных когнитивных процессов — сенсорных, перцептивных, мнемических, общемыслительных и концептуальных — в целостную связную совокупность, подвергшуюся двум видам, или формам, синтеза: «синтеза снизу», как это было условно обозначено, и «синтеза сверху». В отличие от рассмотренного выше второго случая включения субъективных переменных в структурную формулу когнитивных образований, где речь шла о включённости отдельных когнитивных единиц в целостную интегральную совокупность уже не только когнитивных компонентов целостной организации субъекта, в данном случае речь идёт о включённости отдельных когнитивных единиц в целостную совокупность когнитивных же образований. Поскольку интеллект представляет собой синтез когнитивных единиц друг с другом, структура этой целостной интеграции определяется уже не связями каждой когнитивной единицы, взятой в отдельности, с соответствующим ей и отображаемым ей объективным содержанием, а именно внутренними связями всех этих когнитивных единиц между собой в целостную структуру интеллектуального гештальта. Именно поэтому характеристики интеллекта как целостной системы взаимосвязанных когнитивных процессов не могут быть описаны в терминах таких состояний его носителя, которые в инвариантной форме воспроизводят соответствующие характеристики, свойства и состояния отображаемого объекта.

Подчеркнём ещё раз, что ограничение, которое накладывается на использование теории инвариантов при переходе от анализа отдельных когнитивных единиц к анализу целостной структуры интеллекта как их взаимосвязанной системы, определяется тем, что связи между элементами каждой отдельной когнитивной единицы детерминированы соотношениями между элементами отображаемого ей объективного содержания, тогда как связи отдельных когнитивных единиц и когнитивных процессов между собой в целостной структуре интеллекта детерминированы изнутри, то есть они не обусловлены прямо и непосредственно внешними связями между элементами отображаемого содержания.

Таким образом, принятая и изложенная ещё в первых главах стратегия максимально возможного разделения, отдифференцирования субъективных и объективных компонентов психических процессов друг от друга и максимально возможного абстрагирования когнитивных процессов от собственных, внутренних характеристик субъекта является, безусловно, оправданной и даже совершенно необходимой только на первом этапе анализа когнитивных процессов самих по себе. Только такая стратегия позволила проникнуть во внутреннюю природу тех психофизиологических механизмов когнитивных процессов, которые обеспечивают объективное знание внешнего мира и на его основе — объективное знание природы самого субъекта. Однако, будучи необходимой для анализа отдельных когнитивных процессов, эта стратегия становится не только неоправданной, но даже недопустимой там, где внутренние связи когнитивных процессов доминируют над внешними связями. Этот примат внутренних связей начинается, как было показано, именно в тех случаях, где мы переходим от рассмотрения отдельных когнитивных единиц, детерминируемых внешним содержанием, к межпроцессуальным взаимосвязям когнитивных процессов и когнитивных единиц между собой в структуре интеллекта как целостной системы.

Естественно, что тем более неоправданно было бы применять эту стратегию там, где мы переходим к анализу эмоциональных процессов и процессов психической регуляции. Дело в том, что, как мы много раз подчёркивали, собственные характеристики субъекта не входят в структурные формулы отдельных когнитивных единиц — сенсорных, перцептивных, мнемических, общемыслительных и концептуальных. Те же рассмотренные выше частные случаи, где структурные формулы дополняются коэффициентами, воплощающими в себе внутренние характеристики самого субъекта, носят явно выраженный переходный характер. Здесь имеет место сочетание элементов или компонентов когнитивных структур, по преимуществу детерминированных внешним содержанием, но частично детерминированных и внутренними взаимосвязями между компонентами когнитивной системы как целого.

Когда же мы пересекаем вертикальный рубеж, отделяющий первый член психологической триады от двух других её членов — эмоциональных процессов и процессов психической регуляции, то мы оказываемся уже за пределами сферы этого промежуточного диапазона. Здесь ситуация радикально меняется — мы попадаем в сферу тех психологических реалий, в общие структурные формулы которых, а не только в их частные случаи, характеристики самого субъекта уже входят по самому существу этих психических процессов или психических образований.

Это существенное отличие эмоционально-волевых процессов от процессов когнитивных определяется тем, что в эмоционально-волевых процессах субъект является не только носителем отражения, не только носителем информации, но и содержанием отражения и, следовательно, источником информации. Таким образом, субъект как носитель информации становится вместе с тем и её содержанием, входит внутрь этого содержания, являясь одним из его компонентов. Переменные, относящиеся к характеристикам самого субъекта, входят в структурные формулы соответствующих эмоциональных и регуляционно-волевых процессов.

На современном этапе развития психологической науки включённость характеристик самого субъекта в содержание эмоционально-регуляционных процессов и, соответственно, в структурные формулы их психологических единиц не требует, вероятно, специального эмпирико-теоретического обоснования. Такая включённость вытекает непосредственно из принятых в современной науке определений эмоциональных и регуляционно-волевых психических процессов. Так, по общепринятому определению, эмоции представляют собой психическое отражение отношений субъекта к внешним объектам, а психические процессы мотивационно-целевой сферы представляют собой психическое отражение состояний самого субъекта, побуждающих его к деятельности. В этом пункте исследовательского маршрута мы подходим к настоятельной необходимости включить в рассмотрение специальное содержание понятия «субъект». До настоящего момента это понятие было лишь одной из необходимых логических предпосылок и одним из наиболее важных исходных пунктов всего предшествующего анализа. В этом качестве понятие «субъект» совпадает с понятиями «носитель психического отражения» или «носитель психической информации».

Поскольку, однако, как было показано выше, в структуре когнитивных процессов, инвариантно воспроизводящих свойства и характеристики внешних объектов, состояния самого носителя отражения или информации остаются фактически скрытыми, воплощающими в себе не собственную природу, а именно характеристики отображаемого содержания, внутренняя организация субъекта фактически осталась за рамками анализа. Это было не результатом случайного выпадения или стратегического просчёта, а сознательным приёмом, помогающим выявить «в чистом виде» особенности когнитивных процессов. Лишь на такой основе возможно идти к построению объективной теории организации самого субъекта.

При переходе к анализу эмоциональных и волевых процессов отвлечение от состояний субъекта становится неправомерным. По смыслу вещей здесь необходимо рассмотреть все основные аспекты и конкретнопсихологическое содержание понятия «субъект». Но прежде чем перейти к такому рассмотрению, следует подчеркнуть, что принятая при анализе когнитивных процессов основная стратегия обособления от конкретно-психологического содержания концепта «субъект» помогла раскрыть психологические закономерности организации любого концепта как инварианта обратимого межъязыкового перевода, осуществляемого минимум на двух уровнях обобщённости. Эти закономерности должны быть применены для более тщательного и конкретного анализа психологического содержания самого концепта «субъект», его иерархической организации, чтобы предотвратить ту тенденцию к отождествлению различных уровней обобщённости в структуре разнообразных научных концептов, которая ведёт и фактически уже привела в разных аспектах и областях психологической науки к серьёзным затруднениям и к недопустимому, чреватому недоразумениями и концептуальной неразберихой смешению понятий. После этого методологически необходимого замечания перейдём к вопросу о том, каково же конкретно-психологическое содержание концепта «субъект», входящего необходимым компонентом в общие структурные формулы эмоциональных процессов и процессов психической регуляции деятельности.

При первых же попытках содержательно-психологически ответить на этот вопрос сразу же обнаруживается, что явно недостаточны определения субъекта как материального носителя психического отражения или психической информации. Выйдя за рамки когнитивных, познавательных процессов, мы, естественно, тем самым выходим за пределы гносеологических аспектов психики и, приступая к рассмотрению эмоций и воли, столь же естественно попадаем в сферу онтологической природы психики, онтологической природы субъекта, охватывающую закономерности внутренней организации его собственного бытия.

Каждый зрелый человек на соответствующем этапе своего онтогенетического психического развития ощущает и интуитивно осознает себя двояко. Эта двойственная отнесённость состоит в том, что в качестве носителя своих действий, свойств, переживаний, мыслей, способностей и так далее человек ощущает, чувствует и интуитивно осмысливает не только своё физическое тело, материальную, воспринимаемую внешними чувствами телесную «оболочку», но и находящееся, так сказать, внутри, за или под этой физической телесной формой (сравни этимологию слова «подлежащее», «субъект») некое переживаемое им, чувственно отличаемое от прямых телесных проявлений внутреннее единство, которое он обозначает словами «душа», «я» или, в несколько более теоретическом варианте, словом «личность» — словами, значение которых до сих пор сохраняет очень высокую степень теоретической, концептуальной, смысловой неопределённости. Прямым эмпирическим воплощением такой двойной отнесённости своих свойств является чувственно переживаемое различение между хорошим или плохим телесным самочувствием человека, с одной стороны, и хорошим или плохим настроением как нетелесным «самочувствием» человека — с другой. Иными словами, носителем соматического самочувствия мы считаем тело, а настроение мы относим к личности, психике или душе как психическому, нетелесному носителю тех или иных состояний, ибо первоначально, а в значительной мере и до сих пор, другого конкретного смысла понятия «душа» или «психика» очень часто не имеют.

Подчеркнём, однако, — и это чрезвычайно существенно, — что в данном случае речь идёт не о том, как отнесённость соответствующих свойств и состояний к их носителю теоретически осмысливается, а о том, как она непосредственно переживается человеком.

Эту двойственную отнесённость своих состояний к «телу» и «душе» по аналогии с гносеологическим парадоксом познавательных процессов естественно было бы назвать онтологическим парадоксом структуры субъекта как носителя психических качеств. До сих пор речь шла об эмпирическом проявлении этого парадокса. Перейдём теперь к рассмотрению его теоретического существа. Трудности, связанные даже с чисто формальным содержанием понятия «субъект», обнаруживают себя сразу же при переходе к рассмотрению эмоциональных процессов и процессов психической регуляции деятельности.

Как упоминалось выше, эмоции, по общепринятому их определению, представляют собой психическое отражение отношений субъекта к объекту. В каком же качестве выступает здесь субъект как главный член и как носитель психически отражаемого отношения? В простейших случаях этим носителем явным образом является организм, физическое тело. Простейшие эмоции человека, общие у него с животными и имеющиеся уже у младенца, а затем сохраняющиеся и на более поздних стадиях онтогенеза, но относящиеся к элементарному уровню, естественным образом могут быть определены именно как психическое отражение отношения тела, организма к объекту. Сюда относятся эмоции, связанные с удовлетворением или неудовлетворением органических потребностей. В этом случае возможность определить простейшие эмоции именно как психическое отражение отношения организма или тела к объекту, по-видимому, не нуждается в дополнительных обоснованиях и комментариях. Она достаточно ясна. Однако при переходе от простейших эмоций к высшим, специфически человеческим чувствам мы сразу же сталкиваемся с существенной трудностью уже только при попытке дать, адекватные определения соответствующих психологических понятий. Так, чувства удивления, сомнения, уверенности, вины, долга, ответственности, независимости, свободы, эстетического восхищения, дружбы и даже специфически человеческое чувство любви в его высших проявлениях вряд ли могут быть не только объяснены, но даже просто адекватно формально определены как психическое отражение отношения организма, телесного носителя или телесного субъекта к своему объекту.

Совершенно аналогичная формальнотеоретическая ситуация складывается и в области психических процессов или психических образований, относящихся к волевой регуляции деятельности, её мотивам и целям. Здесь опять высшие, социально детерминированные мотивы и цели именно как психические образования вряд ли могут быть хотя бы определены, а не только объяснены, как побуждения и цели организма, телесного субстрата человека. Видимо, поэтому как раз такие мотивы и цели относятся просто по определению к сфере духовных. Достаточно легко убедиться в том, что за словами «духовные проявления», «духовные побуждения», «духовные мотивы» в этом случае не стоит никакого другого содержания, кроме фактической невозможности описать или даже просто определить эти психические образования как непосредственные проявления самого по себе телесного носителя, организма. Здесь срабатывает, чаще всего на интуитивном уровне, неодолимая потребность отнести эти проявления к какомуто другому, более «утончённому» носителю, а не непосредственно к организму.

Существует, однако, достаточно широко применяемая в литературе попытка уйти от этих трудностей уже на уровне определения соответствующих понятий. Суть этой попытки заключается в том, что в такие определения в качестве носителя высших чувств, высших мотивов и высших целей включается понятие «человек» во всей его эмпирической целостности. Однако такая замена в определениях понятий «носитель», «субъект» понятием «человек» в действительности не выводит из концептуальных затруднений, а лишь маскирует их.

Человек является существом разноуровневым и многоуровневым. Поэтому введение понятия «человек» в этом случае просто уравнивает эти уровни. На то обстоятельство, что замена одного непрояснённого понятия другим ничего науке дать не может, совершенно особо указал А. Н. Леонтьев (1975).

Невозможность ограничиться понятиями «организм» и «человек» уже на уровне определений носителя соответствующих психических образований привела к необходимости включить в это определение понятие «личность» (см. также Либин, 1998). Высшие эмоции — это психическое отражение отношений личности к соответствующим объектам, высшие мотивы и цели — это побуждения и цели личности. Таким образом, уже даже по формальному смыслу использования этого понятия личность выступает здесь как именно психический носитель соответствующих свойств, процессов и состояний, психический субъект, а не просто как организм в его материальной сущности. Но что такое личность как психический субъект и что такое вообще психический субъект? В этом пункте мы неизбежно переходим от формально-теоретического выражения той ситуации, которую мы выше обозначили как онтологический парадокс субъекта, к её содержательно-концептуальному выражению.

Концептуально-содержательная сущность онтологического парадокса субъекта заключается в следующем: высшие чувства, высшие мотивы, а тем более надстраивающиеся над ними интегральные психические свойства и образования, такие, например, как принципиальность или самоотверженность личности, не могут быть даже описаны, а тем более объяснены ни в терминах исходного физического носителя или органа (мозга) и даже организма в целом, ни в терминах инвариантного воспроизведения свойств объекта. Таким образом, общим для обеих рассматриваемых здесь парадоксальных концептуальных ситуаций является то, что прямое описание, а тем более выведение психологических характеристик, свойств и закономерностей психических процессов, относящихся ко всем членам психологической триады, из внутренней динамики мозга или из динамики внутриорганических сдвигов, то есть прямо в терминах телесного соматического носителя, оказывается концептуально невозможным.

Однако в рамках общности обеих парадоксальных ситуаций между ними имеется и существенное различие. Как это следует из всего анализа когнитивных процессов, их характеристики поддаются всё же объяснению как свойства своего первичного, исходного материального носителя, материального органа, точнее, как свойства таких его состояний, которые сами поддаются описанию и формулированию в терминах свойств отображаемых внешних объектов. Именно потому, что характеристики центральной нейродинамики мозгового звена механизма этих процессов не удовлетворяют этому требованию, не поддаются описанию в терминах предметных характеристик или состояний отображаемых внешних объектов, И. М. Сеченов и усмотрел необходимость в выходе за пределы этого центрального звена в сферу естественного, как он говорил, начала и конца этого механизма, или в сферу состояний материального, физического взаимодействия носителя когнитивных процессов с их объектом. Поэтому исходные состояния взаимодействия физического носителя когнитивных процессов с отображаемыми объектами могут служить тем материалом, из которого строятся, организуются и формируются психические структуры этих процессов.

Поскольку состояния взаимодействия физического носителя когнитивных процессов с их объектами поддаются формулированию в терминах свойств отображаемых объектов, они, эти состояния, вместе с тем в известном диапазоне инвариантно воспроизводят отображаемые когнитивными структурами свойства внешних объектов. Тем самым устраняется видимость противоречия, заключающегося в одновременной принадлежности этих структур к своему исходному физическому носителю и, якобы вопреки этому, формулируемости их только в терминах свойств внешних объектов.

Противоречие устраняется тем, что среди состояний физического исходного носителя обнаруживаются такие, которые сами поддаются описанию в терминах свойств отображаемых объектов. Таким образом, гносеологический парадокс когнитивных психологических структур оказывается снятым.

Допустимо предположить, что возможность снять парадоксальную ситуацию распространяется и на элементарные эмоции, потребности и мотивы, то есть на психические процессы эмоционально-волевой сферы, относящиеся, если это выразить в павловских терминах, к первосигнальному уровню. Высшие же человеческие эмоции и процессы мотивационно-целевой сферы, высшие уровни психической регуляции деятельности человека не поддаются объяснению в качестве первичных психических свойств своего физического носителя, точнее, не поддаются объяснению в качестве психических свойств первого порядка, и тем самым они попадают в сферу именно той концептуальной ситуации, которая была названа онтологическим парадоксом психики или онтологическим парадоксом субъекта. Эта концептуальная трудность, как можно думать, послужила онтологической предпосылкой аристотелевского вывода о том, что разум, в отличие от ощущений и восприятий, не имеет своего специального материального органа. То же самое можно сказать о декартовском положении, согласно которому сознание не может быть объяснено из диспозиций органов или из силы материи. И здесь возникает уже не теоретико-познавательная, гносеологическая альтернатива, а альтернатива собственно онтологическая, относящаяся к внутренней природе самого субъекта как носителя психики.

Первый, материалистическимонистический полюс этой альтернативы требует решения следующей концептуальной задачи. Все перечисленные выше характеристики специфически человеческих чувств, мотивов и свойств личности, которые не могут быть прямо представлены как психические свойства своего физического, материального носителя, должны быть представлены как психические свойства психического же носителя, то есть как психические свойства второго или, может быть, точнее, n-го порядка сложности, как n-я, но не первая производная от состояний своего физического носителя. Фактически реализовать данный вариант онтологической альтернативы возможно лишь в том случае, если психический носитель высших психических свойств предварительно будет представлен как психическое свойство своего физического, материального носителя (см. более подробно Веккер, Либин, готовится к печати).

Если же субъект как психический носитель психических свойств оказывается фактически не представленным в качестве производного по отношению к своему исходному, материальному носителю, то он сам становится исходным, но уже не в парадоксальном, а в прямом смысле этого понятия. Такое превращение субъекта в субстанцию в ортодоксально-идеалистическом смысле этого понятия (не материальную, а вторую субстанцию) уже совершенно не зависит от того, называем ли мы эту субстанцию субъектом, душой, духом или личностью. Смысл такой субстанциалистской трактовки психического носителя выражен здесь просто фактом непредставленности его в качестве производного по отношению к исходной материальной субстанции. Фактическая непредставленность психического носителя в качестве свойства физического носителя и составляет действительную концептуальную сущность картезианского варианта онтологической альтернативы.

Материалистический же её вариант опирается на использование знаний об инвариантной структуре любого концепта, о его многоуровневой структуре, сохраняющей инвариантным отношение между уровнями обобщённости этой иерархии. Её исходным уровнем является материальный физический носитель психических свойств — организм как их материальный субстрат. В промежутке имеется целый ряд уровней, которые на данном, предварительном этапе анализа необходимо опустить, а на вершине этой иерархии располагается интегральный психический носитель психических свойств — психический субъект. Самая сущность этой иерархической структуры, скрывающейся за концептом «субъект», требует конкретного раскрытия организации высшего уровня этой иерархии, то есть психического субъекта, психического носителя как n-й производной по отношению к своему исходному физическому носителю (см. Vekker, in preparation).

Психический субъект, будучи производным носителем, автоматически оказывается вторичной, производной «субстанцией» в более узком, естественнонаучном смысле этого понятия. Поскольку же субстанция в первоначальном значении понятия не может быть вторичной, здесь совмещаются более широкий и более узкий смыслы концепта «субстанция», или «носитель», и, тем самым, возникает концептуальная ситуация, которая была обозначена как онтологический парадокс субъекта, то есть парадокс вторичной субстанции, которая, однако, фактически является не производной субстанцией, а производным носителем или n-й производной от исходной, первичной, материальной субстанции. Однако это парадоксальное понятие производной субстанции или, более точно, производного, идеального носителя психических свойств обретает свой конкретный материалистический смысл и свою эвристическую направленность только в той мере, в какой этот идеальный носитель конкретно постигается именно как производный, иными словами, как свойство исходного телесного носителя, носителя субстанциального в прямом, ортодоксальном смысле этого понятия. На этой основе психические свойства n-го порядка получают своё адекватное соотнесение с их идеальным носителем, с их субъектом. Здесь мы вплотную подходим к общей проблеме адекватного соотнесения свойств с их носителем, а затем и к более частной проблеме соотнесения психических свойств с их психическим субъектом-носителем.

В большинстве современных концепций психического субъекта или личности как психического носителя своих высших психических свойств личность определяется как некая интегральная психическая целостность, представляющая собой совокупность своих свойств. Специфическим частным выражением именно такого смысла соотнесения субъекта-носителя с его психическими свойствами является трактовка личности как совокупности своих ролей. Роль явным образом воплощает в себе социальную функцию субъекта; функция, в свою очередь, явным образом представляет собой свойство своего носителя, и, таким образом, личность как субъект оказывается совокупностью своих свойств. По прямому смыслу таких трактовок, выраженных в соответствующих определениях, носитель выступает в качестве совокупности своих свойств, а свойство, соответственно, оказывается компонентом, составной частью своего носителя.

На уровне «трагически невидимой» (Прибрам, 1979) психической реальности, в целостной структуре которой соотношения части и целого, элемента и системы, свойств и их носителя глубоко скрыты и замаскированы, неадекватность такого соотнесения свойств и их носителя не сразу бросается в глаза. Однако оно действительно неадекватно, и это очень легко обнаружить на примере тех объектов-носителей своих свойств, которые не столь глубоко скрыты под поверхностью чувственного восприятия или непосредственного наблюдения. Так, физическое, в частности твёрдое, тело — не сумма или совокупность своих свойств, таких, например, как твёрдость, непроницаемость, упругость, гладкость, шероховатость и так далее. Каждое из этих свойств, соответственно, — не составная часть или элемент твёрдого тела. Элементами твёрдого тела являются не его свойства (твёрдость, упругость или непроницаемость), а молекулы, из которых оно состоит и которые входят в определённую структуру, скажем, кристаллической решётки.

Соотношение понятий «носитель» и «свойство» не совпадает, таким образом, с соотношением понятий «целое» и «часть» или «сумма» и «слагаемое». Эти же соотношения столь же легко обнаружить и на другом примере, не менее очевидно демонстрирующем неадекватность вышеприведённой трактовки соотношения «свойства» и его «носителя». Организм не является совокупностью таких своих свойств или функций, как, например, обмен веществ, раздражимость, сократимость и так далее.

Соответственно этому, такие функции или свойства организма, как обмен веществ, раздражимость или движение, явным образом не могут быть составными частями или элементами организма. Такими элементами или компонентами служат клетки, органы и ткани. Именно их совокупность формирует целостную структуру организма как носителя своих свойств.

Обобщая всё сказанное, можно сформулировать положение о том, что любая система является совокупностью не своих свойств, а своих элементов. Соотношение носителя с его свойствами не описывается с помощью соотношения понятий «целое» и «часть», «слагаемое» и «сумма». Более адекватным концептуальным средством для описания соотношений понятий «носитель» и «свойство» можно считать соотношение понятий «независимая» и «зависимая переменная» или «функция» и её «производная», потому что свойство производно по отношению к своему носителю.

Рассматривая проблему соотношения носителя и свойства в общем виде, необходимо сделать ещё одно существенное дополнение. Оно заключается в том, что носителем свойств могут быть не только вещи; сами свойства могут, в свою очередь, обладать своими свойствами, то есть быть носителями своих свойств. Концепт «субъект» или «носитель» в его общем виде, а не только применительно к его психологическому частному случаю, имеет иерархическую структуру. Вещь является носителем своего свойства как свойства первого порядка, это свойство первого порядка является носителем свойства второго порядка и так далее, до n-х носителей свойств (n + 1)-го порядка. Физическое тело обладает свойством движения, движение — свойством скорости, а скорость — свойством ускорения, которое, в свою очередь, обладает свойством, выраженным в понятии «изменение ускорения», в постоянном или переменном характере этого ускорения. Из этих соотношений явно следует, что свойство n-го порядка может быть конкретно и содержательно раскрыто именно как производная n-го порядка.

Так, скорость является первой, а ускорение — второй производной от пути по времени. Без конкретного соблюдения этой иерархической последовательности производных весь концептуальный смысл кинематики и динамики оказывается совершенно нарушенным. Сила связана именно с ускорением как второй производной, а не со скоростью как с первой производной, и понять характеристики и закономерности изменения ускорения в зависимости от изменения силы можно, трактуя ускорение только и именно как вторую производную. Хорошо известно, что радикальные ошибки аристотелевской физики, преодолённые только ньютоновской физикой, порождены именно тем, что Аристотель связал силу не со свойством второго порядка, не с ускорением как второй производной от пути по времени, а именно со скоростью, то есть со свойством первого порядка в его отношении к носителю.

Принципиальный общеметодологический смысл всех этих конкретных частных соотношений состоит в том, что содержательно раскрыть природу свойства по отношению к его носителю возможно лишь при том условии, что свойство соотносится с его ближайшим носителем. Свойство n-го порядка должно быть объяснено как функция носителя (n — 1)-го порядка, который является непосредственным ближайшим носителем данного свойства (см. Уемов, 1963). В силу неразработанности проблемы соотношения свойства и его носителя понятие ближайшего носителя не применяется ни в логике, ни в методологии науки, ни в конкретных областях научного знания.

Между тем, оно имеет не меньшее право на существование и на включение в систему основных понятий, чем общепринятое со времён Аристотеля понятие ближайшего рода (genus proximum). В соответствующих главах монографии было показано, что, объясняя видовую специфичность какого бы то ни было явления в рамках его более общих признаков, нельзя «проскакивать» уровни обобщённости; конкретную видовую специфичность необходимо раскрывать в рамках не просто общего рода, а именно ближайшего общего рода. Конкретное развитие видовой специфичности объясняемого признака требует выявления, определения, описания его в терминах тех модификаций признаков ближайшего рода, которые переводят эти более общие родовые признаки в признаки более частные, видовые. «Проскакивание» уровня обобщённости неизбежно ведёт к тому, что мы теряем в признаках их конкретную видовую специфичность.

Есть, по-видимому, много оснований полагать, что совершенно аналогичным образом дело обстоит и при соотнесении понятий «свойство» и его «носитель». Объяснить свойство — значит выразить его в качестве функции своего носителя. По самому существу понятия функции такое представление свойства требует формулирования характеристик функции в терминах модификаций её аргумента, иными словами, объяснение свойства требует формулирования его характеристик в терминах модификаций характеристик его носителя. Так вот, аналогично тому как, формулируя характеристики видовой специфичности в терминах родовой общности, недопустимо пропускать промежуточные уровни обобщённости, поскольку такой пропуск ведёт к потере видовой специфичности, так и при формулировании свойств в терминах модификаций их носителя недопустимо проскакивать промежуточные уровни. Специфику этих свойств необходимо формулировать в терминах их ближайшего носителя. Часто встречающееся в литературе и соответствующих определениях, описаниях и интерпретациях «проскакивание» промежуточных уровней носителя оставляет логические, концептуальные пустоты и придаёт таким формулировкам характер не научных объяснений, а просто формальных констатаций. На уровне формальной констатации очень часто остаётся, например, определение психического явления как свойства его материального аппарата: органа или нервной системы, в частности мозга. Такое определение остаётся на уровне только формальной констатации потому, что, как было уже неоднократно показано, свойства и характеристики любого психического процесса не могут быть непосредственно описаны в терминах модификаций их исходного носителя.

Все эти общеметодологические положения о соотношении свойства с его носителем применительно к тем областям знания, эмпирическая и общетеоретическая зрелость которых существенно превосходит психологию, вероятно, не нуждаются ни в каких специальных пояснениях, как это следует, в частности, из примера раскрытия физической, динамической и кинематической природы ускорения. Однако в психологии в силу существенного запаздывания развития её концептуального аппарата они сохраняют свою актуальность и до настоящего момента. Ещё Курт Левин в своё время справедливо обратил внимание на то обстоятельство, что при попытке раскрыть соотношения основных психологических понятий в самом подходе к этой задаче мы часто допускаем ошибки, аналогичные или близкие к ошибкам аристотелевской физики в отличие от физики галилеевской. Когда мы определяем личность как совокупность её черт, мы, в сущности, отождествляем свойство системы с её элементом, то есть допускаем ошибку, физическим аналогом которой было бы утверждение, что твёрдое тело является совокупностью таких его свойств, как твёрдость, упругость, непроницаемость, шероховатость и так далее. Биологическим аналогом этого положения было бы утверждение, что организм представляет собой совокупность своих функций.

Когда мы в общем виде определяем восприятие как свойство личности, несмотря на то что перцептивные процессы имеются и у животных, и у маленьких детей задолго до образования личностного синтеза, мы допускаем смешение компонента или, по выражению С. Л. Рубинштейна (1988), «строительного материала» со свойствами этого личностного синтеза, тем самым делая ошибку более грубую, чем, скажем, смешение ускорения со скоростью в аристотелевской физике. Физическим аналогом такого рода ошибки было бы утверждение, что молекула является не элементом, а свойством тела, а биологическим аналогом — положение о том, что клетка является не составной частью, а свойством организма.

Логически родственные этому смещения и смешения содержатся и в принятой психологической наукой классификации понятий «психические функции», «психические процессы», «психические состояния» и «психические свойства». При этом под последними имеются в виду психические свойства личности. При первой же попытке выяснить критерий этой классификации или, соответственно, основание деления упомянутых психологических понятий, легко обнаруживается явное ограничение общности концепта «психические свойства». А такое ограничение коренится в фактическом неучете многоуровневой иерархической структуры всякого концепта, и в частности концепта «свойство», конкретной видовой модификацией которого является концепт «психическое свойство».

Такое уплощение иерархической структуры концепта, произвольное связывание его значения только с одним из уровней составляющей этот концепт иерархии неизбежно влечёт за собой проанализированное в четырнадцатой главе в контексте исследования так называемых феноменов Ж. Пиаже рассогласование содержания и объёма понятий.

Напомним, что сущность этих феноменов заключается именно в отождествлениях или отрывах уровней обобщённости соответствующего понятия, что искажает его инвариантную структуру и тем самым ведёт к неизбежным ошибкам, одно из существенных и явных проявлений которых заключается именно в рассогласовании содержания и объёма. Подобного рода произвольные фиксации уровней обобщённости, их отождествления и разрывы, характерные для предпонятийного мышления на определённой стадии развития интеллекта, вместе с тем обнаруживают себя и в зрелом, в частности научном, мышлении, когда оно сталкивается со специфическими концептуальными трудностями. В конкретном случае рассогласование содержания и объёма понятия «психическое свойство» выражается в том, что фактически используемый объём концепта «психические свойства» совершенно не соответствует или даже противоречит тому содержанию, которое приписывается этому понятию в приведённой выше классификации, соотносящей понятия «психическое свойство», «психический процесс», «психическое состояние» и «психическая функция».

Дело в том, что многосторонне исследованные экспериментальной психологией эмпирические характеристики различных психических процессов (в данном случае процессов когнитивных) явным образом представляют собой типичные психические свойства, хотя и не свойства личности. Так, скажем, модальность является типичным психическим свойством сенсорного образа, константность — не менее типичным психическим свойством перцептивного образа, феномен понимания мысли — психическим свойством мыслительного процесса и так далее. С другой стороны, если константность представляет собой психическое свойство перцепта, а модальность — психическое свойство сенсорного образа, то сами перцептивные и сенсорные процессы тоже являются психическими свойствами. Таким образом, мы имеем ряд или перечень психических свойств, принадлежащих различным психическим процессам или образованиям, а также личности как интегральному психическому образованию.

Упомянутое выше уплощение концептуальной иерархии и, как следствие этого, произвольное связывание концепта «психические свойства» только с концептом «личность» явным образом противоречит простым требованиям логики и тем не менее широко распространено в психологической литературе. Причина кроется в том, что понятия «психическое свойство», «психический процесс», «психическое состояние» и «психическая функция» в принятых классификациях никак не соотносятся с понятием «их носитель». Свойство по самому существу своему принадлежит носителю, предикат принадлежит субъекту, сказуемое соотнесено с подлежащим.

За уплощением иерархии концепта «свойство» неизбежно стоит уплощение иерархии концепта «носитель». Существуют исходные и производные уровни иерархии концепта «субъект как носитель психических свойств». Есть психические свойства исходного материального носителя и есть психические свойства производного психического носителя. Так, ощущение является психическим свойством своего материального субстрата, а модальность — психическим свойством психического процесса ощущения, как константность, предметность или целостность являются психическими свойствами психического носителя — восприятия или перцептивного образа. Соответственно этому носителем ощущения как психического свойства служит его материальный орган, а носителем модальности — психический процесс ощущения; носителем константности, предметности, целостности или обобщённости является психическое образование или психический процесс — перцептивный образ; носителем психических свойств самоотверженности, принципиальности, решительности или мужественности является психическое образование — личность.

Все эти носители различаются между собой, во-первых, по уровню их организации и, во-вторых, по степени их парциальности или интегральности. Мысль как психический носитель своих свойств отличается от ощущения как психического носителя своего свойства, например модальности, прежде всего по уровню организации. Интеллект как психический носитель своих свойств отличается от мышления или восприятия как психических носителей своих свойств большей интегральностью. Соответственно, характер как психический носитель отличается от темперамента как носителя своих свойств по уровню организации, а характер как психический носитель отличается от отдельной своей черты степенью интегрированности. Все эти носители разных уровней организации и разной степени интегральности занимают своё определённое место в иерархическом дереве носителей психических свойств. Эта иерархия, как мы уже говорили, включает в себя целый ряд промежуточных уровней, но по её краям располагаются: внизу — исходный уровень материального, физического носителя своих свойств, а на вершине — личность как производный максимально интегрированный психический субъект своих психических свойств.

Без адекватного соотнесения иерархии психических свойств разного уровня организации и разной степени интегральности с иерархией их психических носителей никакая адекватная классификация психических свойств по самому логическому существу проблемы просто невозможна. Этим определяется актуальность общей проблемы соотношения свойства с его носителем для построения адекватной системы психологических понятий, хотя в других областях научного знания данная проблема, может быть, уже потеряла свою остроту. В данном же конкретном контексте вопросы соотношения свойства со своим носителем особенно актуальны потому, что, как было показано выше, понятие психического субъекта как носителя своих свойств и процессов по самому существу входит в общие структурные формулы эмоциональных процессов и процессов психической регуляции деятельности.

В предшествующем подразделе главы было показано, что для построения единой теории психических процессов, охватывающей общим концептуальным аппаратом все члены психологической триады, необходимо преодолеть, во-первых, горизонтальные границы, разделяющие разные уровни в каждом из классов, а во-вторых, вертикальные границы, отделяющие каждый из классов от соседнего, то есть рубежи между процессами когнитивными, эмоциональными и процессами психической регуляции деятельности. Из всего содержания настоящего подраздела ясно, что построить единую теорию психических процессов невозможно без преодоления не только всех этих горизонтальных и вертикальных концептуальных рубежей и языковых барьеров, но и тех трудностей, которые связаны с коренными концептуальными и языковыми различиями в эмпирико-теоретическом научном аппарате общей психологии психических процессов и психологии личности. Такой вывод с необходимостью следует из того факта, что язык описания и объяснения эмоциональных процессов и процессов психической регуляции поведения и деятельности опосредствован языком описания и объяснения структуры субъекта как носителя этих процессов. Это опосредствование, в свою очередь, с необходимостью следует из многократно упоминавшегося включения субъекта-носителя в само содержание эмоциональных и волевых процессов. А концептуальный аппарат и научный язык психологии личности как субъекта-носителя соответствующих психических свойств и психических процессов существенно отличается от концептуального аппарата и научных языков, с помощью которых описываются и объясняются сами психические процессы. Из всего этого следует, что построение общей, единой теории психических процессов с необходимостью основывается на таком концептуальном аппарате, который охватывает общими принципами, во-первых, все классы психологической триады, а во-вторых, закономерности организации личности как субъекта-носителя всех психических процессов.

Общая психология психических процессов и личности как субъекта

Находясь на более высоком уровне интеграции, чем отдельно взятые классы психологической триады — когнитивные, эмоциональные и регуляционно-волевые процессы, сознание — как это следует из изложенного в предыдущей главе — не является всё-таки её конечным, итоговым результатом. Взятое в более широком смысле этого понятия, сознание охватывает высшие уровни интеграции всех классов психологической триады, однако именно лишь высшие уровни, а не всю психику в целом. В более узком смысле сознание представляет собой итог интеграции когнитивных и эмоциональных процессов. Здесь сознание рассматривается в его отношении к внешней объективной реальности, то есть со стороны своей информационно-отражательной функции. При таком значении этого понятия, оно тем более не охватывает конечные результаты психического синтеза. Однако, если при попарном интегрировании классов триады итоги интеграции когнитивных и эмоциональных процессов воплощаются в структурах человеческого сознания как высшей формы отражения и информации, то итоги интеграции эмоциональных и регуляционно-волевых процессов воплощаются в эквивалентном сознанию по масштабу блоке интеграции — характере. Конечным результатом процессов внутриклассовой и межклассовой психической интеграции, охватывающим все горизонтали и вертикали всех трёх иерархий в их внутренних и внешних связях, является личность.

И здесь исследование подошло к границе, разделяющей общую психологию психических процессов и психологию личности. В данной монографии, прямым предметом исследования которой являются психические процессы, вопросы, связанные с переходом через эту границу, и специальные вопросы психологии личности, естественно, не могут быть рассмотрены хоть сколько-нибудь подробно. Однако, как было показано в первой главе, анализ закономерностей организации психических процессов только в определённом и относительно ограниченном диапазоне может быть абстрагирован от исследования характеристик и закономерностей организации их носителя. Там же было показано, что в общей структуре психической деятельности имеется целая иерархия носителей психических явлений, начинающаяся с телесного носителя в его интегральных и локальных формах. Далее эта иерархия включает в себя всё более сложные формы носителей и завершается высшим психическим носителем психических свойств. Такой наиболее интегративной формой психического носителя является личность как субъект своих свойств и состояний. Конкретные вопросы структуры личности, как упоминалось, не могут быть рассмотрены в контексте настоящего исследования. Однако совершенно обойти вопрос о соотношении персонологии с психологией личности как частью общепсихологической теории невозможно, ибо без неё не может быть построена психологическая теория психических процессов и личности как их субъекта-носителя.

Как же развести психологию личности как персонологию и психологию личности как часть общепсихологической теории? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вернуться к соотношению категорий «психический процесс», «психическое свойство» и «субъект-носитель своих свойств, процессов и состояний». Однако здесь этот вопрос, в отличие от того, как это было сделано в первой главе, должен быть рассмотрен уже с учётом и на основе проведённого анализа характеристик и закономерностей организации эмоциональных, регуляционно-волевых и сквозных интегративных психических процессов — памяти, воображения, внимания и речи. Все эти процессы разных уровней организации и степеней интегрированности являются свойствами своих носителей и, в свою очередь, носителями своих свойств. Так, перцепт есть свойство материального органа-анализатора, а константность или целостность суть свойства перцепта. Ощущение также является свойством анализатора, а модальность и интенсивность — свойствами ощущения. Элементарная эмоция есть свойство телесного носителя, а полярность есть свойство эмоции. Чувство ответственности есть свойство личности как психического носителя, а амбивалентность, например, есть свойство этого чувства. Интеллект есть свойство нервно-мозгового носителя, а интеллектуальная способность — свойство интеллекта.

Мотив в зависимости от уровня его организации является свойством телесного или психического носителя, а, скажем, сила мотива есть свойство самого мотива. Всё это, так сказать, парциальные, частичные носители разных уровней сложности и разных степеней интегрированности. Высшим уровнем интеграции системы психических носителей является личность как психический субъект-носитель своих свойств.

Как было показано в первой главе, носитель как система является совокупностью не свойств, а элементов. Свойства же системы являются её принадлежностью именно как совокупности этих элементов. Каждый рассмотренный уровень общности и интегрированности психических процессов допускает, а в известных рамках даже требует изучения совокупности своих свойств и каждого из них в отдельности в относительной абстракции от материала и структуры самого носителя как множества своих элементов. Так, например, психофизика исследует свойства ощущений, их пространственно-временные, модальные и, главным образом, интенсивностные характеристики, на первых этапах абстрагируясь от материала и структуры ощущения как системы своих элементов и как носителя своих свойств. И в меру этой абстрагированности от материала и структуры ощущения как носителя своих свойств психофизика остаётся относительно самостоятельной психологической дисциплиной.

Аналогичным образом дело обстоит с психологией восприятия, памяти, мышления, а также с психологией личности, или персонологией, которая остаётся относительно самостоятельной областью, поскольку она исследует совокупность свойств, а носителя изучает лишь через эти свойства. Однако так дело может обстоять только до тех пор, пока не возникает вопрос об объяснении природы этих свойств, об их психологическом выведении из способов и форм организации носителя, ибо объяснить свойство — значит вывести его специфику из способов организации носителя свойства как системы элементов, состоящих из определённого материала и организованных в соответствующую целостную структуру.

Совокупность психических процессов как носителей своих свойств представляет собой иерархическую систему, в основании которой лежит исходный уровень, а над ним надстраивается стратиграфия производных уровней. Здесь неизбежно возникает вопрос об общих характеристиках материала и структуры психических носителей, об их сквозных родовых характеристиках. Психология личности, изучающая структуру личности как психического субъектаносителя своих свойств, специфику психической ткани, из которой строится вся иерархия психических носителей и высший её уровень — субъект, является общепсихологической дисциплиной, поскольку общепсихологическая теория потому и является таковой, что она исследует общие закономерности организации всей иерархической системы психических носителей.

Общепсихологическую теорию с этой точки зрения можно было бы назвать «психологической гистологией» в той мере, в какой она исследует элементы психической ткани, и «психологической морфологией» в той мере, в какой она исследует структуры, в которые организуется эта ткань на разных уровнях иерархии и в разных степенях интегрированности.

Если, однако, в первой главе задача изучения родовых характеристик психики, составляющих специфику психической ткани на всех уровнях организации психических носителей, была только поставлена соответствующим образом, исходя из общей установки и стратегии дальнейшего исследования, то здесь вопрос об элементах и структуре психической ткани может быть в первом приближении решён уже при опоре на весь эмпирический материал исследования когнитивных, эмоциональных и регуляционно-волевых процессов разных уровней общности и разных степеней интегрированности.

Ещё в рамках анализа когнитивных процессов сопоставление всех перечней их эмпирических характеристик позволило сделать вывод о том, что все эти перечни содержат общую подгруппу, в которую входят пространственно-временная структура, модальность и интенсивность. При этом показательно, что все когнитивные процессы, начиная с перцептивных, в составе своих перечней содержат и подгруппы вторичных характеристик, представляющих собой производные формы характеристик первичных. По отношению к перцептивным процессам — это константность, предметность, целостность и так далее, по отношению к процессам мыслительным — это характеристики мышления как процесса и мысли как результата и так далее. Только перечень характеристик ощущения как простейшего психического процесса содержит лишь пространственно-временные, модальные и интенсивностные характеристики, производных же характеристик у ощущений нет.

Отсутствие подгруппы вторичных характеристик в списке свойств сенсорных процессов обусловлено тем, что ощущение представляет собой лишь парциально-метрически инвариантное воспроизведение внешней реальности, что оно отображает пространственный фон, по отношению к которому в ощущении отражена только локализация объекта, а его внутренняя структура не развёрнута. Именно потому, что характеристики ощущения воспроизводят не специфику отдельных предметов, а лишь общие свойства пространственно-временного фона, они, эти характеристики, воплощают в себе универсальные, родовые свойства психических процессов вообще, родовые постольку, поскольку частная, видовая специфичность отдельных процессов в них ещё отсутствует. Не случайно в эти родовые характеристики входят именно пространственно-временная структура, модальность как качественная специфичность и интенсивность как выражение тоже достаточно универсальной энергетической специфичности психических процессов по сравнению с нервными и всеми остальными допсихическими формами информации. Но если это предположение верно, тогда первичные характеристики должны быть общими не только для познавательных, но и для эмоциональных и регуляционноволевых процессов. Последующий ход анализа подтвердил это положение.

Экспериментально-теоретические исследования показали, что пространственно-временные характеристики, модальность и интенсивность свойственны эмоциональным и регуляционно-волевым процессам в такой же мере, как процессам когнитивным, но представлены здесь в формах, соответствующим образом модифицированных.

Анализ эмпирических фактов показал, что наиболее универсальные, родовые свойства психических явлений вообще связаны именно с их пространственно-временной организацией, резко отличающейся от пространственно-временной организации процессов нервного возбуждения, располагающихся по ту сторону психофизиологического сечения. Проведённый выше анализ сквозных психических процессов, начинающийся с основных характеристик наиболее общего, универсального интегратора психики — памяти, подтвердил это положение, показав, что её специфичность на собственно психологическом уровне определяется особенностями парадоксальной организации психического времени и обусловленной ими парадоксальной организацией психического пространства.

Универсальность организации психического пространства и психического времени была выявлена и при рассмотрении характеристики воображения, внимания и речи. Эти родовые, наиболее общие свойства пространственно-временной организации психических процессов, однако, модифицируются и приобретают видовую специфичность в разных классах психологической триады. Внутри этих классов каждый психический процесс приобретает дополнительную специфичность. Так, пространственно-временная организация мыслительных процессов отличается от пространственно-временной организации процессов сенсорно-перцептивных, однако, в основе специфичности каждого из этих уровней когнитивных процессов лежат универсальные свойства когнитивного пространства и когнитивного времени. Так же дело обстоит с более общими и более частными компонентами пространственно-временной организации эмоциональных и регуляционноволевых процессов, поскольку эти компоненты принадлежат к разным уровням соответствующих иерархий.

То же самое можно сказать и относительно модальных характеристик. Вообще эти характеристики более частные, чем пространственно-временные, поскольку именно пространственная и временная организация считается самой универсальной как в объективной реальности, так и в отображающей её психике. Качественная же специфичность является более частной. Вместе с тем, однако, имеются родовые свойства психической модальности, присущие всем классам психологической триады и выражающиеся уже на уровне сенсорики: всякое ощущение, как и всякий психический процесс, обладает модальной специфичностью по сравнению с универсальной модальностью сигналов нервного возбуждения. В рамках этой универсальной психической модальности имеется видовая специфичность модальных характеристик, также начинающаяся уже с сенсорного уровня, поскольку экстерорецептивные, интерорецептивные и проприорецептивные модальности обладают видовой специфичностью.

В несколько более общем виде в силу особого, чрезвычайно универсального характера энергетических свойств это относится и к интенсивностным характеристикам, которые в рамках родовой универсальной специфичности содержат и частную, видовую специфичность интенсивностной организации психических процессов, принадлежащих к разным классам психологической триады.

Все это вместе даёт основания прийти к выводу о том, что всякой психической ткани присущи родовые особенности, воплощающие в себе её психологическую природу, и что существуют особенности, выражающие специфику видов ткани. Эта видовая специфичность, по-видимому, связана с особой пропорцией соотношения разных модальных особенностей различных психических процессов, принадлежащих к разным классам психологической триады. Исходя из того, что было показано по отношению к сенсорному уровню, естественно предположить, что существуют три вида психической ткани: экстерорецептивная, или когнитивная, ткань, эмоциональная психическая ткань и ткань, которую можно было бы назвать деятельностной. Принцип такой классификации достаточно ясен, поскольку именно он имеет в своей основе трёхчленную классификацию ощущений и, следовательно, представляет особенности этих трёх видов ткани уже на сенсорном уровне. Как показал эмпирический анализ, эта модальная специфичность присуща не только экстерорецептивным, интерорецептивным и проприорецептивным ощущениям, но она проходит сквозь все уровни соответствующих трех иерархий.

Психическая ткань представляет собой полимодальное образование, потому что эмоциональные процессы включают в себя и когнитивные компоненты, а регуляционно-волевые процессы включают в себя и когнитивные, и эмоциональные регуляторы. Однако можно полагать, что видовая специфичность каждого из этих трёх видов ткани определяется пропорциональным составом различных модальностей.

Если в когнитивных процессах преобладают компоненты собственно когнитивных модальностей, а компоненты интерорецептивной модальности в предельном случае (в нейтральном диапазоне) могут даже отсутствовать, то в эмоциональной ткани, наоборот, явно выражены и по своим энергетическим характеристикам более полно представлены компоненты интерорецептивной модальности, наряду, конечно, и с компонентами когнитивных модальностей. В так называемой деятельностной ткани особенно полно представлены компоненты кинестетико-проприорецептивной модальности.

В связи с тем, однако, что в структурные формулы эмоциональных и регуляционно-волевых процессов в качестве их необходимого члена входят и общие характеристики субъекта-носителя, уже в предшествующих разделах монографии, в частности, в главе, посвящённой эмоциям, пришлось, хотя и в предварительной форме, затронуть вопрос об общих особенностях этого субъектного компонента структурных формул и, следовательно, фактически вопрос о том, распространяются ли выявленные общие свойства психических процессов и на формы и способы организации субъекта-носителя. Хотя этот вопрос до сих пор остаётся остродискуссионным, были приведены эмпирические материалы, свидетельствующие о том, что пространственно-временные, модальные и интенсивностные характеристики, будучи действительно универсальными, родовыми свойствами психики, распространяются и на этот высший уровень психической интеграции и что от них не свободен, следовательно, и уровень организации личности как психического субъекта своих свойств и состояний. Эти свидетельства содержатся в обширнейшем опыте психодиагностики личностных свойств, в материалах таких психодиагностических методов, как метод семантического дифференциала Осгуда, метод чернильных пятен Роршаха, метод цветовых выборов Люшера, психографический метод предпочтения геометрических форм в конструктивных рисунках фигуры человека (см. Либин, Либин, 1994). Фактические данные и их теоретические обобщения показывают, что основные инструменты и критерии достаточно точных и проверенных на очень больших и многосторонних выборках диагностических заключений воплощены преимущественно в пространственно-временных и модально-интенсивностных характеристиках личности, субъекта.

К тому, что по этому поводу было сказано в соответствующих главах, здесь естественно добавить следующее. Вызывает удивление тот факт, что высокоспецифичные, частные дифференциальнопсихологические характеристики субъекта могут диагностироваться средствами таких универсальных показателей, как пространственная, временная и модальная характеристики. Кажется невероятным, что такая высочайшая специфичность улавливается и фиксируется с помощью сети с такими, казалось бы, огромными «дырами», в которые, как можно предполагать, всякая специфичность должна была бы ускользнуть. Тем не менее эта сеть достаточно эффективна, как о том свидетельствует практический опыт использования основных психодиагностических методов и их пока только начинающееся теоретическое осмысление. Чем же обусловлена эта эффективность?

Дело, по-видимому, заключается в том (и это отвечает общей логике и методологическим закономерностям и принципам человеческого познания), что чем обширнее класс высокоспецифических особенностей исследуемых явлений, тем более универсальными должны быть признаки, общие для них всех. Психические явления не составляют тут исключения. Иначе говоря, только самые универсальные характеристики психики общи для всех многосторонних и многоаспектных частных и специфических её проявлений, воплощённых в личности. Если взять, например, особенности интеллекта, который по своему уровневому расположению гораздо ближе, чем, скажем, сенсорика, примыкает к личностному интегралу, то именно в силу их большей специфичности они не могут охватить всех многоаспектных и многокомпонентных особенностей эмоциональной и регуляционно-волевой сфер личности. Тем более это справедливо по отношению к каким-то отдельным компонентам интеллектуальных свойств, связанным не с интеллектом в целом, а, допустим, только с мышлением; здесь ещё более явно выражается невозможность охватить многоаспектные свойства личности частными особенностями какого-то одного психического процесса.

Из этих простых сопоставлений, воплощающих с логической своей стороны закон обратной пропорциональности объёма и содержания, ясно следует, что чем более частные и высокоспецифичные характеристики должны быть охвачены соответствующим методом измерения, анализа и психодиагностического заключения, тем более общий характер должна носить соответствующая система единиц измерения. Аналогично тому как в основании физической системы единиц измерения лежат единицы пространства, времени и энергии (сантиметр, секунда, грамм), в основании системы психологических средств измерений, а затем и психологических единиц измерения должны лежать единицы, относящиеся к самым универсальным параметрам психики.

Соответственно тому, как это имеет место в физической системе единиц, искомая и здесь уже частично выявленная родовая специфичность психической ткани может и должна быть выражена в единицах измерения особенностей структуры психического времени, психического пространства, специфических форм выражения психологической интенсивности (психологической энергетики) и, конечно, психологической качественной специфичности. Эти исходные единицы измерения естественным образом должны быть воплощены в характеристиках первой подгруппы, составляющей общий компонент всех перечней эмпирических характеристик психических процессов, принадлежащих ко всем классам психологической триады.

Выявив, в общем достаточно элементарное, но в традиционной психологии обычно не принимаемое в расчёт соотношение универсальных и высокоспецифических признаков, естественно прийти к выводу, что именно универсальные характеристики пространственно-временной и модально-интенсивностной организации психических явлений, взятые в адекватных, правильных сочетаниях (которые как раз и улавливаются с помощью метода факторного анализа), воплощают в себе особенности всех уровней организации психических явлений вплоть до личностного интеграла.

Это ещё раз подтверждает, что выявить, зафиксировать и измерить специфичность и поставить психологический диагноз нельзя без знания общих закономерностей и без такой системы психологических единиц измерения, которая имела бы в своём основании исходные универсальные единицы измерения, выражающие родовую специфичность психики. На такой основе исходных характеристик должны строиться все производные единицы измерения, отражающие особенности уже более частных психических процессов на различных уровнях их иерархической системы. Решение этой задачи, в свою очередь, требует построения общей теории психологической размерности единиц измерения, в основании которой лежала бы система исходных единиц, над которой затем, как было сказано выше, надстраивалась бы иерархическая многоуровневая система производных единиц измерения, воплощающих в себе особенности всех трёх классов психологической триады и затем их интеграции в более крупные блоки, вплоть до личности как субъекта своих свойств и состояний.

Подводя итог рассмотрению вопроса о соотношении персонологии как самостоятельной дисциплины с психологией личности как общепсихологической дисциплиной, можно сделать два предварительных вывода.

  1. Психология личности, как и всякая другая общепсихологическая дисциплина, может и должна иметь дело с универсальными свойствами психических процессов, психических структур и психических образований, с общими признаками и закономерностями организации психической ткани и с самыми общими, универсальными закономерностями организации психических гештальтов.
  2. Если персонология как относительно самостоятельная дисциплина продвигается от анализа свойств личности, легче и непосредственнее открывающихся исследованию, к выяснению организации и закономерностей формирования личности как субъекта, как носителя своих свойств, то психология личности как общепсихологическая дисциплина по смыслу своей основной направленности продвигается или во всяком случае должна продвигаться от анализа личности как субъекта, то есть от анализа системыносителя свойств, к анализу свойств, принадлежащих этому носителю. Иными словами, психология личности как общепсихологическая дисциплина должна выводить свойства из способов организации их носителя, поскольку в этом именно состоит всякое подлинное научное объяснение, а не только описание свойств.

Психика и реальность. Единая теория психических процессов. Часть V. Человек переживающий. Глава 16. Психологические концепции эмоций — Гуманитарный портал

Логика — это мораль мысли, а мораль — это логика действия.

Жан Пиаже.

Воля — это деятельная сторона разума и морального чувства.

И. М. Сеченов.

Резкое рассогласование конкретной специфичности и непосредственности эмоций с высокой обобщённостью абстрактных концептов, средствами которых производится научный анализ, а также, как отмечалось, пропуск промежуточных уровней в иерархии носителей психических процессов ведут к ошибкам отождествления уровней обобщённости и смешению ближайшего носителя с носителем исходным, а отсюда к усилению путаницы понятий.

Жанры психологического познания

При постановке собственных и специальных вопросов психологии эмоций важно подчеркнуть, что смешение способов или жанров психологического познания особенно легко допускается и даже в определённой степени спонтанно провоцируется яркой специфичностью природы и феноменологической картины эмоций. За искусством остаётся и навсегда останется целостное и всестороннее непосредственное изображение эмоциональной жизни человека (см., например, Днепров, 1978). Наука же реализует свою познавательную функцию, идя от феноменологической поверхности отображаемого явления к его глубинным признакам, а главное, к скрытым закономерностям. По отношению к такой острейшей жизненной, практически и социально значимой сфере, как человеческие эмоции, вполне возможно, естественно и даже, вероятно, необходимо взаимное дополнение этих двух наиболее важных форм человеческого познания. Чем теснее, однако, становится их сотрудничество и взаимодействие, тем более реальной и требующей специальной профилактики становится ошибка отождествления или смешения этих двух жанров, приводящая вместо взаимного дополнения к взаимной подмене.

Каждый из этих основных жанров оправдан, полезен и даже необходим на своём месте и в своём собственном качестве. Однако взаимная подмена жанров или, говоря словами Н. П. Акимова, «жанровый оползень» в науке, как и в театральной сфере и, вероятно, во всяком искусстве, влечёт за собой провал замысла, поскольку неизбежно вводит в заблуждение как относительно адекватности используемых форм или способов познания, так и относительно различия в самих аспектах познаваемого объекта. Четкое различение здесь особенно необходимо ещё и потому, что за разными жанрами может стоять один и тот же объект и, наоборот, с помощью одного и того же жанра могут воспроизводиться разные объекты. Сам по себе факт такого соотношения, конечно, тривиален. Однако в сфере познания такого вызывающего острейшие эмоциональные пристрастия объекта, каким является внутренний мир человека, тщательный учёт этих соотношений существенно важен ещё и потому, что оборотной стороной неразличения жанров часто оказывается иллюзия отождествления жанра познания и его объекта, аналогичная рассмотренной в первых главах иллюзии отождествления образа и объекта. И тогда — в противоречии с указанным выше, казалось бы, явным и даже тривиальным многозначным соотношением жанров и объектов — за различием жанров усматривается принципиальное различие объектов. Следствием такой иллюзии отождествления различия жанров с различием объектов является, например, теоретическая позиция, ограничивающая пределы научного познания такого объекта, как духовная, нравственная и вместе с тем эмоциональная сущность человека, и, соответственно, считающая главным средством их познания искусство (см., например, Шубкин, 1978).

На основании несомненного различия жанров и возможностей их проникновения в свой объект на данном историческом этапе развития науки и искусства в силу указанной выше иллюзии жанры познания становятся однозначно соотнесёнными со своими объектами. И тогда главные субъективно-психологические аспекты человеческих эмоций оказываются за пределами научного познания, а в его ведении остаются лишь соматические компоненты эмоций. Собственно же психологические, субъективные компоненты психики признаются объектом лишь художественного познания.

Ещё одно следствие этой же эмпирико-теоретической ситуации, которое здесь целесообразно отметить, касается уже прямого отождествления самих познавательных жанров. Собственно научное, концептуальное и собственно художественное познание, реализуемое средствами своих чётко очерченных «классических» форм, самой ясностью и определённостью соответственно применяемых жанров препятствует лёгкости «жанровых оползней», резко снижающих эвристическую эффективность. Легче всего такие дополнительно затуманивающие картину «оползни» возникают при использовании промежуточных познавательных жанров, не имеющих чётких контуров. Таким типично пограничным, смежным является очеркистско-публицистический, «журналистский» жанр познания человека как субъекта. Сразу же следует подчеркнуть, что и этот способ познания имеет равные права с другими и на своём месте не только допустим, но и необходим.

Однако именно в силу аморфности границ между смежными жанрами их смешение и отождествление здесь имеет своим неизбежным следствием дополнительное повышение неопределённости (вместо её снятия) в картине психического субъекта (и без того достаточно диффузной), поскольку соответствующий «оползень» здесь гораздо труднее различим и потому влечёт за собой гораздо более трудно устранимые «смазывания» и «зашумливания» этой картины. Такая резко выраженная «размытость» усиливается ещё и тем, что в интегральной структуре субъекта переплетены и взаимно замаскированы разные пласты иерархической системы, начинающейся с элементарных эмоций, общих у человека с животными, а завершающейся высшими формами интеллектуальных и нравственных чувств человека. Эта слитность разноуровневых слоёв с особой остротой требует использования применённой уже в предшествующих разделах стратегии, специально направленной на разведение субъективных и объективных компонентов психических процессов (в данном случае эмоций), их общих и частных форм, целостных и частичных проявлений, исходных и производных уровней. Этой стратегией, включающей маршруты «снизу вверх» и затем «сверху вниз», определяется последовательность продвижения анализа от эмпирических характеристик и закономерностей элементарных общих эмоций к краткому анализу основных (но только общепсихологических!) закономерностей высших форм человеческих чувств.

Наиболее важной предпосылкой преодоления всех рассмотренных выше эмпирических, теоретических и жанровых трудностей, обнаруживающихся уже при постановке проблемы научного анализа эмоций, является не только специальная стратегия исследовательской «хирургии» и «экстирпации», но и необходимо сопутствующая ей особая «концептуальная гигиена» — строгое, по возможности точное и конкретное использование научных концептов, которое должно, по-видимому, начаться уже с исходных определений понятия «эмоция».

О недостаточности традиционных определений эмоций

Не вызывает никакого сомнения тот факт и отвечающее ему обобщённое положение, что эмоции ближе всего связаны с отношениями субъекта к объектам, которые его окружают и входят в контекст основных жизненных событий (см. Рубинштейн, 1988; Мясищев, 1960). Поэтому все основные определения эмоций включают в свой состав понятие «отношения». За пределами этой общности начинаются различные вариации исходных понятий, используемых в определении.

Определение специфичности эмоций как переживания событий и отношений в противоположность когнитивным процессам как знанию об этих событиях и отношениях недостаточно уже хотя бы потому, что оно описывает эмоции в терминах именно видовых характеристик и не заключает в себе родового признака. Это определение по сути тавтологично. В значениях слов «переживать» (даже с уточнением: «переживать свои отношения»), «чувствовать», «испытывать эмоции» трудно указать сколько-нибудь ясные и определённые различия. Если же, что тоже логически не исключено и иногда фактически имеет место в этом определении, акцент поставить не на «переживании», а на переживании именно «отношений» или даже «своих отношений», то тогда последняя часть определения воплотит в себе видовую специфичность, а «переживаемость» автоматически окажется на положении родового признака объединяющего различные классы психологической триады. Но тогда термин «переживаемый» станет синонимом термина «психический».

Достаточно очевидно, что, во-первых, вследствие неясности родовых признаков психических процессов здесь происходит неоднократно уже отмечавшееся отождествление уровней обобщённости (родового и видового) и, во-вторых, такая формально-логическая и терминологическая концептуальная игра, оставаясь в пределах синонимий и тавтологий, ничего не добавляет к действительному содержанию концепта «эмоция» как инварианта родо-видовых соотнесений.

Другая вариация определения эмоций исходит из того, что «в отличие от восприятий, которые отражают содержание объекта, эмоции выражают состояние субъекта и его отношение к объекту» (см. Рубинштейн, 1988). Хотя в самом общем смысле употреблённых здесь словесных значений эмоции, конечно, выражают отношения субъекта, их определение через противопоставление выражения отношений их отражению также недостаточно по ряду оснований.

Во-первых, объективация (выражение) отношений субъекта здесь по сути дела отождествляется с их фактическим наличием. Точнее надо было бы сказать, что эмоции скорее представляют собой субъективные отношения человека, чем являются их выражением, поскольку выражаются отношения в мимике, пантомимике, интонации и, наконец, в собственно языковых средствах.

Во-вторых, в том общем смысле, в котором эмоции всё же действительно выражают отношения субъекта, это выражение отношений не может быть использовано как видовой признак эмоций, поскольку в том же смысле и на том же уровне общности можно сказать, что интересы, потребности и мысли человека выражают его отношение к объекту.

В-третьих, если всё же именно выражение отношений, в отличие от их отражения, рассматривается как видовой признак эмоции, то на положении общего родового признака, объединяющего эмоциональные и познавательные процессы как процессы психические, автоматически оказываются отношения, которые в одном случае отображаются, в другом — выражаются. Но понятие «отношение» является, как известно, универсальным, оно принадлежит к числу основных категорий (вещь, свойство, отношение), и поэтому его содержание не может представлять родовой признак психического процесса. Всё равно остаётся вопрос, что делает эти отношения «психическими?»

Все эти положения, вместе взятые, по-видимому, достаточно ясно показывают, что нет оснований строить определение эмоций, выводя это понятие за пределы объёма концепта «отражение» или противопоставляя и включая в один видовой ряд понятия «отражение», «переживание», «выражение». Хотя, как было показано выше, концепт «отражение» представляет не ближайший, а гораздо более отдалённый род по отношению к понятиям «познание», «эмоции» и «воля», искомый ближайший род не выходит за пределы рода более отдалённого. «Эмоция» как вид, находясь в пределах своего ближайшего рода (психические процессы), остаётся вместе с тем и внутри более широкого объёма концепта «отражение».

С этой точки зрения шаг вперёд по пути преодоления отмеченных выше концептуальных и терминологических несоответствий представляет определение эмоциональных процессов как отражения отношений субъекта к объектам окружающей реальности. Так, проведя чёткое различение объективно складывающихся отношений субъекта к окружающей его реальности, которые, однако, могут и не быть психически отраженными, и самого субъективного отражения этих объективных отношений, Г. А. Фортунатов и П. М. Якобсон определяют эмоциональные процессы как «… отражение в мозгу человека его реальных отношений, то есть отношений субъекта потребности к значимым для него объектам» (Цит. по: Петровский, 1978, с. 361). Здесь эмоциональные процессы представлены как частный случай отражения. На положении видового признака в этом определении оказывается отражение именно отношений субъекта к значимым объектам, а родовой признак здесь фактически представлен концептом «отражение». Однако в силу того, что хотя понятие «отражение» относится к более высокому рангу обобщённости, чем концепты «эмоции» или «чувства» (их дифференциацию мы пока оставляем в стороне), оно, как отмечалось выше, всё же не содержит ближайшего родового признака, в рамках которого должна быть вычленена видовая специфичность, и поэтому в определении остаётся не снятой существенная неопределённость и неоднозначность. Дело в том, что отношения человека как субъекта психики к значимым для него объектам могут отображаться не только в его эмоциях или чувствах, но и в его мыслительных процессах, то есть могут осмысливаться и при этом не обязательно одновременно эмоционально переживаться.

Таким образом, признак «отражение отношений субъекта к объектам» при общем его описании объединяет эмоциональные и мыслительные процессы и тем самым не содержит видовой специфичности эмоций по сравнению с процессами когнитивными (мыслительными). Тот факт, что отражение отношений человека к объективной реальности в его мыслях является лишь частным случаем мыслительного отображения отношений, которое в общем случае имеет своим предметом любые отношения, не устраняет этой неопределённости, поскольку отличительный признак, позволяющий отдифференцировать эмоциональное отражение отношения субъекта к объекту от отображения этого же отношения в имеющей здесь место частной форме мышления, в этом определении не указан. Таким образом, хотя рассматриваемое определение содержит два уровня обобщённости, не заключает в себе прямой ошибки и в самом общем смысле правильно, оно недостаточно, поскольку в нём фактически не фиксированы признаки ни ближайшего рода, ни видовой специфичности. Будучи необходимым этапом последовательного приближения к «психической реальности» эмоциональных процессов, такая дефиниция оказывается недостаточной для дальнейших шагов концептуального продвижения от интеллектуальных процессов к процессам эмоциональным. Отдифференцировать два класса психологической триады с помощью определения такого типа невозможно даже на уровне концептуального описания.

Первый шаг по пути от рассмотренного определения к дальнейшему выявлению специфики эмоционального отражения отношений субъекта по сравнению с отражением этих же отношений в мышлении сделать достаточно просто, опираясь на опыт предшествующего анализа. Мыслительное отображение всяких отношений, в частности, отношений субъекта к объективной реальности, является отображением опосредствованным. Оно является, как было показано, результатом взаимодействия пространственно-временных и символически-операторных компонентов. Искомые отношения субъекта к объектам здесь должны быть раскрыты с помощью операций с соответствующими структурами, отображающими «партнёров» этого отношения. Мысль как структурная единица, также отображающая искомое отношение, является, как было показано, результатом и инвариантом мыслительного процесса, реализуемого операциями межъязыкового перевода. Эти операции, таким образом, и раскрывают отображаемые отношения, вычленяют их из первоначально маскирующей их психической структуры непосредственного отображения партнёров данного отношения.

Именно в этом и состоит опосредствованный характер мыслительного отображения отношений вообще и отношений субъекта к его окружению в частности.

Психосоматическая организация эмоций и проблема интроспекции

Структурная формула молекулярной эмоциональной единицы, сохраняющей специфическую характеристику именно эмоционального гештальта, как было доказано, двухатомна или двухкомпонентна. Один из членов такой формулы — это психическое отражение объекта эмоции, а второй — это психическое же отражение состояний её субъектаносителя. Теоретический анализ такой двухкомпонентной единицы предполагает знание структуры обоих компонентов, описание их параметров на общем для них научном языке, а затем объяснение совокупности параметров путём её выведения из общих принципов организации этой целостной единицы.

Фактическое положение дел в науке таково, что о когнитивном компоненте эмоции, отображающем её объект, нам сейчас известно значительно больше, чем о компоненте, в котором воплощено психическое отражение состояний субъекта — носителя эмоции. Здесь нам известно по существу лишь то, что эти состояния носителя эмоций существенно связаны с потребностями. Однако само понятие потребности, явным образом относящееся именно к состояниям носителя психики, в своём самом общем виде фактически лишено собственно психологического содержания. Определяемое как выражение нужды носителя психики в каком-либо внешнем объекте, оно в равной мере может быть отнесено не только к психическому, но и к чисто нервному, допсихическому уровню, и даже к организмам, вообще не имеющим нервной системы. Таким образом, речь идёт об иерархической системе потребностей носителя.

Логически следуя из теоретических положений, психосоматическое единство эмоций является вместе с тем непреложным жизненным и клиническим фактом. Последний выражен в хорошо известном не только психически, но и соматически патогенном действии отрицательных эмоций и, соответственно, не только психически, но и соматически целебном, саногенном действии положительных эмоций (в известном диапазоне). Другим выражением психосоматического единства эмоций, следующего из иерархической структуры их субъекта, является и особая, парадоксальная специфичность феноменологической картины эмоций. Эта особая специфичность, резко выделяющая эмоции из других психических процессов, состоит в том, что эмоциональные процессы одновременно являются наиболее плотскими, соматичными, объективно физиологически выраженными и вместе с тем наиболее субъективно психологичными психическими явлениями, ближе всего примыкающими к самым интимным тайникам структуры субъекта как носителя психики.

Такая представленность в феноменологической картине эмоций иерархической структуры их субъекта, одновременно содержащей его исходный — соматический и его производный — психический уровни, вплотную подводит к следующему принципиальному теоретико-стратегическому вопросу. Дело в том, что по самой сути их природы эмоции, в отличие от мышления, являются непосредственным отражением отношений субъекта к объекту. В силу рассмотренной выше необособимости отражения отношений от отражения их членов такой непосредственный характер отражения относится к обоим членам отображаемого отношения. Что касается когнитивных компонентов эмоции, отображающих её объект, то ранее было показано, что все их уровни вплоть до самого абстрактно-понятийного включают в себя непосредственные образные компоненты и тем самым со своей стороны обеспечивают непосредственный характер эмоционального гештальта.

Что же касается субъектного компонента отображаемых в эмоциях отношений, то здесь дело обстоит существенно сложнее. Как было показано, субъект включает в себя по крайней мере два основных уровня организации: исходный — соматический и производный — психический. Эти уровни отличаются друг от друга не степенью своей абстрактности и обобщённости, как это имеет место в уровнях когнитивных компонентов, а существенно разными формами организации в качестве носителей своих свойств. Факт наличия непосредственного чувственного отражения состояний тела как носителя эмоций теоретически объяснить несложно. Непосредственно чувственное отражение состояний тела как носителя эмоций представлено в интерорецептивных ощущениях, включённость которых в картину эмоций не вызывает никаких сомнений. Необходимость включённости интерорецептивных ощущений, отображающих состояния внутренних органов, в картину эмоций служит эмпирическим основанием концепции Джемса-Ланге. Комментируя соответствующие положения этой концепции, С. Л. Рубинштейн (1988) указывал, что если убрать из феноменологической картины эмоций все непосредственно чувственные компоненты, отображающие соответствующие состояния внутренних органов, то эмоция как таковая исчезнет, останется лишь её когнитивный компонент. Это, однако, касается прежде всего исходного, соматического носителя эмоции как психического процесса. Но ведь в ней непосредственно отражаются и состояния психического носителя. Что же такое непосредственно чувственное психическое отражение психического же явления?

В своё время Дж. Локк обозначил его как внутренний опыт в отличие от опыта внешнего. В психологии же такое непосредственно чувственное отображение психикой себя самой получило название интроспекции, внутреннего зрения или психического самонаблюдения. Утверждение о наличии такой непосредственной формы психического самоотражения составило основу теоретического тезиса о непосредственной данности психики себе самой. В этом тезисе и в его феноменологических эмпирических основаниях коренится вывод идеалистического монизма о производном характере внешнего опыта по отношению к опыту внутреннему и дуалистический эквивалент этого вывода, согласно которому оба вида опыта параллельны. Следующим логико-философским шагом на этом пути был вывод о том, что человек ощущает и воспринимает не внешние объекты и их свойства, а лишь свои ощущения и восприятия, то есть образы этих объектов, а сами объекты лишь мысленно конструирует.

Ещё один шаг в том же направлении, — и объекты оказываются лишь мысленной конструкцией образов, существование которой само представляет собой логическую фикцию, как это имеет место в философской концепции Беркли и Маха. И если теперь уравнять с этой точки зрения эмоции и когнитивные процессы в отношении форм их психического отражения, то есть если распространить понятие интроспекции в одинаковой мере на когнитивные и эмоциональные процессы, то мы неизбежно окажемся перед следующей логико-философской и психологической альтернативой. Если в восприятии нам непосредственно представлен его объект, а не образ, то фикцией является интроспекция, то есть непосредственная данность субъекту образа; если же такая непосредственная данность субъекту образа является не фиктивной, а реальной, то тогда возникают два возможных следствия из этой исходной посылки: либо, как уже упоминалось, внутренний опыт является исходным, а внешний опыт представляет собой производный по отношению к нему результат мыслительного конструирования, либо же между обеими формами опыта вообще нет соотношения исходного и производного, а есть лишь отношения равноправности и параллельности. По отношению к когнитивным процессам, в отличие от процессов эмоциональных, такая альтернатива остаётся действительно реальной, а не фиктивной.

Нами было показано, что в восприятии и мышлении субъекту непосредственно открываются не сами образы и мысли, а их объекты и частично акты манипулирования с ними. Сами же образы и мысли, которые, конечно, также являются объектами познания и доступны самопознанию субъекта, открываются ему не в непосредственном их отражении, а в результате осмысливания процессов собственного восприятия и собственного мышления. Тем самым образы и мысли открываются субъекту в результате опосредствованного их познания, а не непосредственного созерцания или отражения.

Оборотной стороной этой констатации является положение о том, что интроспекция, или самонаблюдение, в смысле прямого чувственного отражения субъектом своих собственных образов и мыслей является психологической фикцией, поскольку непосредственному отражению открываются здесь опять-таки не сами образы и мысли, а их объекты. В частном случае вывод о том, что непосредственному психическому отражению открываются именно объекты, относится и к непосредственному же отражению телесного носителя эмоциональных процессов, ибо отражаемое в органических ощущениях состояние телесного носителя эмоций является частным случаем состояния физического объекта. Существенно по-иному, однако, дело обстоит с формами самопознания производного, психического субъекта, ибо здесь объектом психического отражения является психическое же образование, психический носитель психических процессов и свойств. И если когнитивные психические процессы не могут быть объектом непосредственного психического отражения, а познаются только опосредствованным, косвенным путём на основе их осмысливания, то естественно возникает вопрос, распространяется ли это положение и на эмоциональные процессы, то есть на непосредственное отражение субъектом своих собственных психических состояний. Если эмоции действительно представляют собой непосредственное психическое отражение отношения субъекта к внешним объектам и если вместе с тем, как это было показано выше, такое отражение отношений необособимо от непосредственного же отражения его членов, то есть его объекта и субъекта, то это значит, что в высших эмоциях человека, которые являются отражением отношения именно психического субъекта к соответствующим объектам, непосредственно отражаются психические состояния психического же субъекта. Иными словами, высшие эмоции, ближайшим носителем которых является психический субъект, не просто осознаются или осмысливаются, а именно непосредственно переживаются последним.

Переживание по исходному смыслу этого понятия есть именно непосредственное отражение самим субъектом своих собственных состояний, а не свойств и отношений внешних объектов, поскольку даже непосредственное психическое отражение свойств и отношений внешних объектов есть знание об этих свойствах и отношениях, а не переживание в собственном смысле этого понятия. И не случайно, по-видимому, как в русском, так и в немецком языках слово «переживание» имеет своим корнем слово «жизнь», ибо объектом непосредственного психического отражения здесь является носитель психики как живая система. Таким образом, по отношению к формам познания психическим субъектом своих собственных психических же состояний непосредственное чувственное отражение последних есть реальность, которая воплощается именно в переживаемости эмоций. Но это означает, что по отношению к этим наиболее важным, хотя и частным формам познания непосредственный внутренний опыт или соответствующая ему форма интроспекции представляют собой не фикцию, а также психическую реальность. Отрицать это наиболее важное положение, засвидетельствованное всем жизненным опытом человечества, как и опытом многовекового развития различных форм и видов искусства, нет никаких ни эмпирических, ни теоретических оснований. И если оно всё-таки отрицается, то это может быть объяснено только давлением исходной теоретической схемы. В основе такой теоретической схемы лежит опять-таки достаточно распространённая ошибка, а именно, ошибка отождествления уровней обобщённости, в данном случае выраженная в отождествлении родовых и видовых признаков психических явлений.

Видовой признак когнитивных психических процессов, состоящий в том, что они недоступны прямому чувственному отражению субъекта, а в них ему открывается объективное содержание, трактуется здесь как родовая особенность всех психических процессов. Тогда справедливый для когнитивных процессов вывод о фиктивности по отношению к ним внутреннего опыта или интроспекции распространяется на всю психику, и положение о внутреннем опыте и интроспекции вообще интерпретируется как психологическая фикция. Но в таком случае фикцией неизбежно оказывается и факт переживаемости высших эмоций, имеющих своим ближайшим носителей психический субъект или личность. А это уже, как упоминалось, явно противоречит жизненным и научным фактам и обоснованным теоретическим обобщениям.

Но если в данном случае внутренний опыт и интроспекция представляют собой психологическую реальность, то неизбежно возникает существенный вопрос, как внутренний опыт соотносится с опытом внешним, какой из этих двух видов опыта является исходным и какой — производным или же они независимы друг от друга. Все эти вопросы, обращённые к проблеме метода — аналог вопроса о соотношении между объектами этих двух видов опыта, то есть между телесным носителем психики и её психическим субъектом. Как было показано в первых главах, суть проблемы состоит в соотношении исходных и производных уровней иерархической системы субъектов-носителей соответствующих психических процессов и свойств. Не нуждается, вероятно, в дополнительном комментировании положение о том, что весь ход исторического развития гносеологии, онтологии, экспериментальной и теоретической психофизиологии однозначно свидетельствует в пользу того, что исходным является уровень телесного субстрата психики, а уровень её психического субъекта — производным. Но тогда на экспериментально-теоретическом базисе этого положения в данном пункте анализа возникает аналогичная задача, касающаяся соотношения внешнего и внутреннего опыта или, иначе, показаний, так сказать, Экстраспекции и интроспекции в формировании структуры эмоциональной единицы или эмоционального гештальта. Если мы признаем непосредственно чувственный, то есть по сути дела интроспективный, характер психического отражения состояний психического субъекта, то отсюда неизбежным образом следует задача показать его производность по отношению к непосредственно чувственному же отражению субъекта соматического и, далее, производность по отношению к непосредственно чувственному отражению физических объектов, частным случаем которых телесный носитель психики является.

В поисках решения этой остро дискуссионной, теоретически чрезвычайно принципиальной и трудной задачи естественно обратиться к широкому эмпирическому базису, содержащемуся в жизненном опыте, в фактическом материале психологии различных видов искусства, а также нейропсихологии и клинической психологии.

Последующий ход поиска соответствующей гипотезы опирается, кроме того, и на более узкий эмпирический базис, составляющий непосредственную фактическою основу настоящего исследования.

Уже упоминалось, что проблема эмоций, составляющих средний класс триады психических процессов, разработана гораздо хуже, чем проблема структуры и механизмов когнитивных процессов и процессов психической регуляции деятельности, располагающихся по краям спектра психических процессов. Такое положение дел определяется общей закономерностью теоретического развития, состоящей в том, что краевые объекты какого-либо ряда или спектра явлений чаще всего имеют более чётко выраженную структуру, чем объекты промежуточные и переходные, границы между которыми, соответственно, более размыты. Поэтому краевые объекты такого ряда открываются познанию раньше и легче, чем объекты средние. Исходя из этого, в поисках соответствующих гипотез для объяснения производного характера опыта эмоциональной интроспекции естественно обратиться к обоим краевым классам психологической триады, то есть, во-первых, к когнитивным процессам, анализу которых были посвящены предыдущие главы, и, во-вторых, к несколько опережающему рассмотрению некоторых напрашивающихся аналогий, относящихся к организации психически регулируемых двигательных актов и к психическому отражению последних.

Изложенные в предшествующих главах монографии эмпирические материалы и основанные на них теоретические обобщения, касающиеся структуры когнитивных процессов, позволяют сделать два взаимосвязанных вывода, имеющих непосредственное отношение к поиску гипотезы для объяснения производного характера внутреннего эмоционального опыта.

Первый из этих выводов состоит в том, что все уровни иерархии когнитивных процессов, включая высший уровень понятийного мышления, содержат элементы непосредственно чувственного образного отражения реальности, от которых все эти высшие уровни когнитивных процессов в принципе не могут быть полностью обособлены. Этот упоминавшийся и в данном разделе вывод приводится в качестве предпосылки следующего, второго заключения. Оно состоит в том, что компоненты непосредственно чувственного образного психического отражения, включённые во все высшие уровни когнитивных процессов, вплоть до абстрактно-понятийных структур, являются производными по отношению к исходной форме непосредственного сенсорно-перцептивного отражения. Эти производные образные компоненты мыслительных процессов, перестроенные и даже в некоторых своих элементах заново построенные мыслью, тем не менее сохраняют непосредственный характер, непосредственный в смысле своей прямой чувственной пространственно-временной предметной организации, в которой абстрактное символическое мыслительное оперирование остаётся скрытым. Однако это уже не исходная, первичная форма чувственной непосредственности собственно сенсорноперцептивных образов, а форма, так сказать, опосредствованной, производной н е посредственности.

Производна непосредственность не только умственных, но и вторичных образов или представлений памяти, поскольку последние вызываются не центростремительно, то есть не действием прямого раздражителя извне, а центробежно по механизму какого-либо условно-рефлекторного взаимодействия. Однако в этом случае такая опосредствованная, вторичная непосредственность вторичных образов производна главным образом лишь по своему механизму, поскольку по структуре своей вторичные образы в предельных случаях могут полностью воспроизводить структуру и характер образов первичных. В случае же образов воображения или умственных образов мы имеем дело с производной непосредственностью как с точки зрения действия центробежных механизмов (в отличие от центростремительных механизмов собственно сенсорно-перцептивных образов), так и в смысле перестроенной, модифицированной новой структуры. Но так или иначе непосредственность представлений памяти, образов воображения и мыслительных образов является уже не первичной, исходной, а, так сказать, вторичной, опосредствованной, производной. Эта непосредственность вызвана иным способом, но она сохраняет основную природу и структуру чувственных образов, имеющих пространственно-временную предметную организацию. В контексте реализуемого здесь поиска гипотезы эта ситуация близка к искомой лишь в смысле наличия здесь производной, вторичной формы непосредственного внешнего опыта. Речь здесь идёт именно о внешнем опыте потому, что субъекту в обеих формах этой непосредственности открываются не сами образы как таковые в их психической ткани, а их объекты, ибо во всех случаях субъект ощущает, воспринимает, представляет и воображает через посредство образов именно объекты, являющиеся их содержанием. Поэтому здесь есть искомая нами производная, вторичная форма непосредственности, однако нет непосредственности интроспекции, открывающей субъекту не внешний объект, в частности своё тело, а именно психическое состояние.

Несколько ближе к искомой форме вторичной, производной непосредственности психического самоотражения подводит аналогия, относящаяся к организации психически регулируемых двигательных актов и к их психическому отражению. Ближе потому, что объектом этого отражения в данном случае является уже не внешняя реальность, а телесный носитель психики. Если выше речь шла о производной непосредственности перестроенных, так сказать, сверху образных компонентов когнитивных процессов, иначе говоря, о соотношении первичной и вторичной психосенсорики, то здесь речь пойдёт о соотношении моторики и психомоторики.

Любой моторный акт представляет собой раздражение, вызывающее соответствующее ему кинестетическое и проприорецептивное ощущение. Экспериментально доказано, что существует и обратное отношение: представление о движении, образ движения центробежно вызывает редуцированное мышечное сокращение и редуцированное движение (феномен идеомоторного акта). Если субъект в некоторых случаях не ощущает центробежно вызванных редуцированных движений своих соответствующих органов, движений, наличие которых в микроформе объективно может быть зарегистрировано, то во всяком случае он испытывает мышечное напряжение.

Вторичный образ или представление о движении имеет необходимым компонентом своей структуры и своего психофизиологического механизма реальное мышечное напряжение и его непосредственное кинестетико-проприорецептивное ощущение. Но в отличие от исходной формы непосредственной первичной кинестетикопроприорецептивной сенсорики это уже вторичная, производная форма центробежно опосредствованной непосредственности кинестетико-проприорецептивных ощущений, вызванных опять-таки сверху, но не только в качестве образов памяти, а в качестве хотя и редуцированных, но тем не менее вполне реальных сенсорных образов. Эта ситуация отличается от того, что имеет место в области экстерорецептивной сенсорики.

Последняя, как в форме её исходной, так и в форме сверху вызванной, производной непосредственности, также включает вторичные периферические изменения рецепторных аппаратов.

Однако само внешнее раздражение в его объективной физической внеположности по отношению к носителю психики и независимости от него здесь уже не может быть центробежно воспроизведено. В случае же идеомоторного акта мы имеем дело с внутренним проприорецептивнокинестетическим раздражением, которое может быть воспроизведено сверху, хотя и в количественно редуцированной, но качественно в своей подлинной форме. Такая сверху воспроизведённая непосредственно образная структура является уже, однако, не первичной, а производной формой непосредственности или чувственно образной данности субъекту. Таким образом, как экстерорецептивная, так и кинестетикопроприорецептивная сенсорика включает в себя формы как исходной, так и производной непосредственности. Однако в рамках этой общности между экстеро- и проприорецептивной сенсорикой производная форма непосредственности проприорецептивной сенсорики обладает указанной выше особенностью, вытекающей из её отнесённости не к независимым от носителя психики внешним объектам, а к самому носителю психики (в данном случае соматическому).

Выявив соотношение форм производной и исходной непосредственности психического отражения, относящейся к крайним массам психологической триады, вернёмся к её среднему классу, а именно, к искомой форме непосредственного психического самоотражения в области эмоциональных процессов. Уже самый факт рассмотренной в первых главах соотнесённости трёх основных видов ощущений (экстеро-, проприо- и интерорецептивных) с тремя классами психологической триады даёт основание ожидать, что и в её среднем классе, то есть и в эмоциональных процессах, имеется аналогичное соотношение исходной и производной форм чувственной непосредственности. Рассмотрим это на примере различных форм боли, которая является одновременно и сенсорным, и эмоциональным психическим процессом.

По собственному опыту каждому хорошо известно, что существует боль телесная и наряду с этим — другая форма боли, которая, содержа в себе соматические компоненты, не переживается, однако, как боль собственно физическая. В этом случае говорят о душевной боли или, иначе, о том, что «болит душа».

Это непосредственно переживаемое различие телесной, с одной стороны, а с другой — душевной, так сказать, психической боли аналогично различию между физическим самочувствием и настроением как самочувствием душевным. И душевная боль, и настроение получают соответствующие соматические отклики. Когда у человека «болит душа» или у него плохое настроение, он испытывает при этом и некоторые непосредственные телесные ощущения, но переживаются они, по меткому выражению польского психоневролога Кемпинского, как телесная манифестация душевного состояния. Что же всё это означает? В чём суть различия этих двух форм: переживания боли или самочувствия, которое может содержать в себе, конечно, не только болевые компоненты и поэтому является более общим переживанием, имеющим более сложный психофизиологический состав? Как уже упоминалось, ожидаемый ответ на этот вопрос вытекает из аналогии между идеосенсорикой (далее — идеомоторикой) и здесь, в этом контексте, — идеосоматикой (или психосоматикой).

Большой опыт как лабораторных, так и клинических исследований свидетельствует о том, что соматические болезненные сдвиги, оказывающие своё первичное действие на интерорецепторы и вызывающие соответствующие интерорецептивные, в том числе и болевые, ощущения, могут быть, однако, вызваны и центробежно, то есть могут носить вторичный, производный характер. Таковы, например, хорошо известные формы вегетативных, так сказать, интерорецептивных реакций на словесные раздражители, реакций, получающих своё особенно явное и интенсивное выражение в процессах внушения и гипноза, но проявляющихся также и в обычном состоянии бодрствования, хотя в значительно более редуцированных формах. Хорошо известно, что таким центробежным путём могут быть вызваны воспалительные процессы типа ожоговых реакций. Когда в организме возникают подобного рода центробежно вызванные рецепторные сдвиги, они в порядке обратной связи оказывают своё усиливающее воздействие на рецепторные аппараты определённых внутренних органов, и, если речь идёт о болевых эмоционально-сенсорных процессах, здесь возникает прямое и непосредственное переживание боли. Картина эта по своей сущности действительно представляет собой прямую аналогию того, что имеет место в области моторики и идеомоторики.

Суть предполагаемого различия между непосредственным переживанием телесной боли, с одной стороны, и боли душевной — с другой, состоит в следующем: если субъект в состоянии сенсорно различить, что его болевое переживание вызвано не прямым центробежным внутрителесным раздражителем, а идёт изнутри и связано с соответствующим периферическим сдвигом, вызванным из центра, то такого сенсорно-эмоционального различения уже, по-видимому, вполне достаточно для того, чтобы эта производная форма центробежно вызванного болевого ощущения или болевой эмоции переживалась как боль не соматическая, а именно душевная или психическая.

В этом пункте анализа последующее движение требует некоторого теоретико-философского отступления, диктуемого необходимостью уточнить феноменологическое и теоретико-концептуальное значение понятия «психическое» в его специфических отличиях по сравнению с физическим или соматическим. Дело в том, что, вопреки острейшей философской и теоретико-экспериментальной задаче противопоставления и последующего соотнесения психического и физического как производного и исходного в рамках общности их фундаментальных закономерностей, фактическое феноменологическое и теоретическое содержание этого противопоставления, к сожалению, остаётся до настоящего времени достаточно бедным. Базируется оно в значительно большей мере на простых сенсорно-перцептивных, нежели на теоретико-философских основаниях. Попробуем здесь отдать себе достаточно ясный теоретический и интуитивно-феноменологический отчёт в том, что стоит за противопоставлением понятий «душевное переживание» и «переживание телесное».

Весь многовековой опыт философско-теоретической и экспериментально-психологической работы, в частности опыт экспериментально-теоретического исследования, представленного в настоящей монографии, достаточно определённо свидетельствует, что за этим противопоставлением стоят наиболее важные основания и что между психическим и соматическим проходит фундаментальная эмпирическая и теоретико-концептуальная пограничная линия. Однако так дело обстоит только в том случае, если мы берём обобщение теоретического и экспериментального опыта, выраженное в целостной современной системе научных фактов и понятий. Если же мы берём отдельное конкретно переживаемое различение психического и соматического состояния и даже если мы берём отдельно взятое понятие психического в его противопоставлении соматическому, то дело обстоит радикально иначе. Чем отличается по своему прямому психическому составу переживание душевной боли или душевного состояния от переживания физической боли или соматического состояния? Чем они отличаются именно ло прямому, непосредственному интуитивнофеноменологическому составу?

Какое здесь имеется прямое интуитивно-феноменологическое и даже в конечном счёте концептуальное содержание, кроме того только, что душевная боль именно как душевное состояние, противопоставленное собственно телесному, переживается тоже как некое телесное, органическое состояние (иначе это не было бы болью), однако вызванное хотя и скрытой в теле, но не совпадающей прямо с ним причиной?

Специфику этого переживания можно было бы обозначить таким парадоксальным словосочетанием, как чувство нетелесной телесности или, может быть, телесной нетелесности. За ним, по-видимому, не стоит ничего, кроме сенсорного или сенсорно-эмоционального различения переживания боли или самочувствия, вызванного в одном случае центробежно, а в другом — центростремительно. Идущее от прямых соматических сдвигов состояние переживается как боль телесная, а вторично, центробежно вызванное телесное состояние, дифференцируемое от первичного, переживается именно как производное, вторичное, внутреннее. Переживается оно хоть и непосредственно, но как идущее откуда-то изнутри, а не прямо от самого тела. Таким образом, по-видимому, психофизически — это именно сенсорная дифференцировка, психофизиологически же за этим стоит различие центростремительного и центробежного механизмов. Такая производная форма, по психологическому составу представляющая собой переживание состояний как идущих не извне, а именно изнутри, и есть не что иное, как переживание чего-то, что отображает состояния не внешних объектов и не тела как формы этих объектов, а именно внутреннее состояние субъекта.

Но объект эмоции отображен когнитивным компонентом двучленной формулы эмоционального гештальта. Как было показано выше, когнитивные компоненты эмоционального гештальта, относящиеся ко всем уровням организации, начиная с сенсорно-перцептивного и заканчивая концептуальным, корнями своими, однако, уходят именно в экстерорецептивную сенсорику, которая в терминах приведённой выше аналогии была обозначена как идеосенсорика или психосенсорика, точнее — как идео- или психоэкстерорецептивная сенсорика. Тем самым все уровни когнитивного компонента эмоции через эту экстерорецептивную сенсорику содержат в себе разные формы и уровни непосредственного внешнего опыта, именно внешнего, то есть непосредственно отображающего не сами по себе психические структуры, а разные формы и уровни объективной реальности, представляющей собой предметы соответствующих эмоций.

Второй компонент эмоциональной единицы уходит своими корнями в интерорецептивную сенсорику. В той мере, в какой в её общем спектре доминируют формы сенсорики первичной, или центростремительной, мы имеем дело с отображением состояний по преимуществу телесного носителя и соответственно — с эмоцией, отражающей отношение именно телесного носителя к её объекту. И в этом случае тело как носитель эмоции и как совместный объект интеро- и экстерорецептивной сенсорики представлено в психике как такой её носитель, который при всей своей специфичности вместе с тем воплощает в себе частную форму внешнего опыта, поскольку тело, отображаемое в форме не только интерорецептивной, но и зримой экстерорецептивной наглядной сенсорики, явным образом представляет собой частный случай других телесных объектов. Исходя из этого, непосредственное интерорецептивное отражение состояния телесного носителя не может быть отнесено ни к интроспекции, ни к внутреннему опыту, поскольку мы здесь имеем дело именно с непосредственной экстеро- и интерорецептивно представленной формой отражения телесного аппарата как частного случая физических объектов. В той же мере, в какой в спектре интерорецептивных ощущений, воплощающих в себе отношение к объекту эмоции, доминируют компоненты центробежные, представляющие собой не прямую телесную реакцию на объект эмоции, а именно целостную центробежно вызванную реакцию психического субъекта, и в той мере, в какой эта сенсорика дифференцируется самим субъектом от сенсорики первичной, центростремительной, эта форма непосредственной переживаемости состояний носителя психики не может быть отнесена к внешнему опыту. Она отличается от него именно тем, что это реакция целостного субъекта, идущая изнутри, реакция «я», внутренне детерминированная взаимосвязью составных частей психического целого. Именно в этом своём качестве такая эмоция непосредственно переживается как отношение не телесного, а внутреннего, скрытого, психического носителя к тому, что является её объектом.

Такое непосредственное переживание состояния психического носителя эмоции не может быть истолковано как форма непосредственного внешнего опыта, ибо этот носитель представлен здесь в непосредственной психической структуре не как внешний физический, биологический или социальный объект, а как объект внутренний, скрытый и противопоставляемый и физическому объекту эмоции, и её соматическому, органическому носителю. Этот случай центробежно вызванной интерорецепции представляет собой форму интроспекции, форму внутреннего опыта именно как непосредственного переживания состояния психического носителя.

Таким образом, получается, что психологический состав двухкомпонентной эмоциональной единицы содержит в своей полимодальной сенсорной структуре элементы внешнего и внутреннего опыта, Экстраспекции и интроспекции, отображающие, соответственно, как объект эмоции, так и состояние её носителя.

Каждому из этих органически взаимосвязанных компонентов эмоциональной единицы принадлежит своя особая роль в структуре психической ткани эмоционального гештальта. Есть много серьёзных оснований полагать, что органическая взаимосвязь элементов внешнего и внутреннего опыта в структуре непосредственной переживаемости эмоций получает своё наиболее полное выражение в искусстве. Такая полнота изображения эмоциональных состояний средствами искусства достигается, по-видимому, за счёт удачного использования интермодальных ассоциаций между обоими компонентами эмоционального гештальта при одновременном или последовательном воспроизведении особенностей объекта эмоций в их адекватном сочетании с интроспективно переживаемыми откликами самого субъекта эмоции именно на данные особенности её объекта. Можно также предположить, что в этом сочетании бимодальных компонентов эмоциональной единицы, воплощающей в себе единство элементов внешнего и внутреннего опыта, скрыта тайна интуиции, которая вместе с тем является наиболее важным средством именно художественного познания действительности вообще и психической реальности в особенности. По всей вероятности, именно богатству совместных возможностей в этом сочетании элементов внешнего и внутреннего опыта мы обязаны тому, что искусство далеко опередило науку в отображении внутренней жизни человека.

Существенно важно подчеркнуть, что в современной научно-психологической, искусствоведческой и эстетической литературе имеются серьёзные исследования, тонко и глубоко раскрывающие специфические отличия форм художественного познания действительности и возможностей их проникновения в глубины структуры субъекта по сравнению с абстрактными концептуальными возможностями научно-теоретического психологического познания. Так, например, именно такие средства и возможности художественного познания глубоко проанализированы и чрезвычайно демонстративно раскрыты в фундаментальных исследованиях Б. Д. Днепрова (1978).

Однако в контексте настоящего раздела монографии не менее важно повторить, что отождествление возможностей соответствующих жанров и соответствующих задач художественного и собственно научного познания природы психики, психического субъекта ведёт к серьёзным теоретическим и эмпирическим недоразумениям и существенно тормозит и прогресс науки о психике, и теоретически осмысленный прогресс художественного познания и выбора адекватных его форм и средств.

Разведение жанров, возможностей и задач художественного и научного познания природы психики и психического субъекта особенно актуально именно по отношению к проблеме эмоций, которые самой своей специфической непосредственной сущностью провоцируют отождествление форм изображения эмоциональных состояний с их концептуальным теоретико-экспериментальным анализом. Здесь необходимо со всей возможной настойчивостью подчеркнуть, что психологическая теория эмоций, вопреки их живой, конкретной сущности и их явной, так сказать, антиабстрактности, должна оперировать не изображениями эмоциональных состояний, а абстрактными концептами, без чего собственно научная теория в принципе невозможна. Соответственно этому наиболее важной первоочерёдной задачей построения научно-психологической теории эмоций является расчленение и только затем соотнесение содержащихся в структуре эмоциональной единицы элементов внешнего и внутреннего опыта, экстраспекции и интроспекции, когнитивных компонентов и компонентов, представляющих собой отражение состояний телесного и психического носителей, вычленение структуры интермодальных и бимодальных ассоциаций между элементами структурной формулы эмоций.

В проблеме соотношения внешнего и внутреннего опыта наиболее важной первоочерёдной задачей, как уже было упомянуто, является раскрытие производного характера интроспекции по отношению к Экстраспекции и внутреннего опыта по отношению к опыту внешнему. Произведённый выше анализ психофизиологических и психосоматических механизмов эмоциональных процессов в связи с вопросом о соотношении интро- и экстраспекции и внутреннего и внешнего опыта как раз и представляет собой шаг по пути раскрытия именно производного характера интроспекции по отношению к экстраспекции и внутреннего эмоционального опыта по отношению к опыту внешнему.

Рассмотренные в данной главе специальные вопросы, имеющие принципиальное значение для построения психологической теории эмоций и важные для ряда вопросов последующего продвижения, представляют собой ответвления от магистральной линии анализа, к которой сейчас необходимо вернуться и задача которой — найти в структуре эмоций универсальные характеристики и признаки, объединяющие эмоциональные процессы с процессами других классов психологической триады. Это возвращает нас, таким образом, к поиску родовых свойств психических процессов и их видовых модификаций, представленных в картине двухкомпонентной структуры эмоционального гештальта. Чтобы решить эту задачу, необходимо прежде всего выявить эмпирические характеристики эмоциональных процессов, как это было сделано применительно к процессам когнитивным в предшествующих главах монографии. Речь идёт о составлении перечня эмпирических характеристик эмоциональных процессов и о последующей их теоретической интерпретации.

Очередной шаг по пути решения этой задачи представлен в следующей главе.

Глава 4 Эмоциональные психические процессы

Глава 4 Эмоциональные психические процессы

§ 1. Понятие об эмоциях

Все психические процессы (познавательные, эмоциональные и волевые) системно организованы. И лишь в теоретическом плане возможно их отдельное рассмотрение.

Эмоции (от фр. emotion — чувство) — психический процесс импульсивной регуляции поведения, основанный на чувственном отражении потребностной значимости внешних воздействий, их благоприятности или вредности для жизнедеятельности индивида.

Эмоции возникли как приспособительный «продукт» эволюции, биологически обобщенные способы поведения организмов в типичных жизненно значимых ситуациях.

Эмоции двувалентны — они или положительны, или отрицательны: объекты или удовлетворяют, или не удовлетворяют соответствующие потребности. Отдельные жизненно важные свойства предметов и ситуаций, вызывая эмоции, настраивают организм на соответствующее поведение.

Эмоции — механизм непосредственной оценки уровня благополучности взаимодействия организмов со средой. Уже элементарный эмоциональный тон ощущения, приятные или малоприятные простейшие химические или физические воздействия придают соответствующее своеобразие жизнедеятельности организма. Но и в самые трудные, роковые мгновения нашей жизни, в критических обстоятельствах эмоции выступают как основная поведенческая сила. Будучи непосредственно связанными с эндокринно-вегетативной системой, эмоции экстренно включают энергетические механизмы поведения, модифицируют поведение индивида в напряженных ситуациях.

Так, эмоция страха, возникая в крайне опасной ситуации, обеспечивает преодоление опасности путем активизации ориентировочного рефлекса, торможения всех побочных текущих Деятельностей, напряжения необходимых для борьбы мышц, учащения дыхания и сердцебиения, изменения состава крови, повышения ее свертываемости на случай ранений, мобилизации резервов внутренних органов.

По механизму происхождения эмоции связаны с инстинктами. Так, в состоянии гнева у человека появляются реакции его отдаленных предков: оскал зубов, движение скул, сужение век, ритмические сокращения мышц лица и всего тела, сжимание кулаков, готовых для удара, прилив крови к лицу, принятие угрожающих поз,

Некоторое сглаживание эмоций у социализированного человека происходит за счет возрастания роли волевой регуляции. В критических же ситуациях эмоции неизменно вступают в свои права и нередко берут руководство «в свои руки», осуществляя диктатуру над разумным поведением человека.

Эмоциональные проявления связаны с деятельностью человека. Мы уже отмечали, что психическое отражение есть сигнальное отражение, чувствительность к тому, что так или иначе ориентирует организм в окружающей среде. Это отражение пристрастное, заинтересованное, потребностно направленное, деятельностно ориентированное.

Каждый психический образ дает информацию о возможности взаимодействия с объектом отражения. Из множества вариантов поведения человек избирает тот, к которому у него «лежит душа». Все живое изначально расположено к тому, что соответствует его потребностям, и к тому, посредством чего эти потребности могут быть удовлетворены.

Человек действует только тогда, когда действия имеют смысл. Эмоции и являются врожденно сформированными, спонтанными сигнализаторами этих смыслов. Познавательные процессы формируют психический образ, эмоциональные процессы ориентируют избирательность поведения.

Положительные эмоции, постоянно сочетаясь с удовлетворением потребностей, сами становятся настоятельной потребностью. Длительное лишение положительных эмоциональных состояний может привести к отрицательным психическим деформациям. Замещая потребности, эмоции становятся побуждением к действию.

Эмоции генетически связаны с инстинктами и влечениями. Но в общественно-историческом развитии сформировались специфические человеческие высшие эмоции — чувства, обусловленные социальной сущностью человека, общественными нормами, потребностями и установками. Исторически сформированные устои социального сотрудничества порождают у человека нравственные чувства — чувство долга, совести, чувство солидарности, сочувствия, а нарушение этих чувств — чувство возмущения, негодования и ненависти.

В практической деятельности человека сформировались практические чувства, с началом его теоретической деятельности связано зарождение его интеллектуальных чувств, а с возникновением образно-изобразительной деятельности сформировались эстетические чувства.

Различные условия жизнедеятельности, направления деятельности индивида развивают различные стороны его эмоциональности, нравственно-эмоциональный облик личности. Формирующаяся в процессе становления личности эмоциональная сфера становится мотивационной базой ее поведения.

В мозаике чувств конкретного индивида отражается структура его потребностей, строение личности. Сущность человека проявляется в том, что его радует и печалит, к чему он стремится и чего избегает.

Если чрезмерно сложная жизненная ситуация превышает приспособительные возможности индивида, происходит избыточное перевозбуждение его эмоциональной сферы. Избыточная энергетизация организма блокирует высшие регуляционные механизмы, приводит к соматическим нарушениям и нервным срывам. Поведение индивида при этом смещается на более низкие уровни регуляции.

Когда «Титаник» потерпел крушение в результате столкновения с айсбергом, подоспевшие через три часа спасатели обнаружили в шлюпках множество умерших и сошедших с ума людей — взрыв эмоций страха подавил их жизнедеятельность. Запредельное эмоциональное напряжение вызвало у многих из них инфаркты и инсульты.

Во множестве эмоциональных проявлений выделяются четыре исходные эмоции: радость (удовольствие), страх, гнев и удивление. Большинство же эмоций имеет смешанный характер, так как они обусловливаются иерархически организованной системой потребностей.

Наряду с этим одна и та же потребность в различных ситуациях может вызвать различные эмоции. Так, потребность самосохранения при угрозе со стороны сильного может вызвать страх, а при угрозе со стороны слабого — гнев.

Особенно интенсивное эмоциональное обеспечение получают те стороны поведения, которые являются «слабыми местами» для данного индивида.

Эмоции выполняют функцию не только текущего, но и опережающего подкрепления. Чувство радости или тревоги возникает уже при планировании будущего поведения.

Итак, эмоции, как и ощущения, — это базовые явления психики. В ощущениях отражается материальность бытия, в эмоциях — субъективно значимостные его стороны. Познание дает знание — отражение объективных свойств и взаимосвязей действительности; эмоции придают этому отражению субъективный смысл. Спонтанно определяя значимость воздействий, они мгновенно замыкаются на импульсивные реакции.

Эмоции — это механизм экстренного определения тех направлений поведения в данной ситуации, которые ведут к успеху, и блокирования бесперспективных направлений. Эмоционально воспринимать объект — значит усматривать возможность взаимодействия с ним. Эмоции как бы расставляют смысловые метки на воспринимаемых объектах и актуализируют соответствующую ориентировочную деятельность индивида, влияют на формирование внутреннего плана поведения.

В многообразных жизненных ситуациях эмоции обеспечивают мгновенную первичную ориентировку, побуждая к использованию наиболее результативных возможностей и перекрывая бесперспективные направления поведения. Можно сказать, что эмоции — механизм интуитивного смыслообразования, спонтанного распознавания первоочередных возможностей и необходимостей, механизм экстренного определения полезности или вредности внешнего воздействия, механизм стереотипного поведения в типовых ситуациях.

Наши эмоции — Медицинская клиника «ДонМед» в Ростове-на-Дону

«Эмоции не только играют роль важнейших факторов в жизни отдельной личности, но они вообще самые могущественные из известных нам природных сил». Карл Ланге

У вас когда-нибудь захватывало дух от счастья? Или сжимало сердце от сожаления или горечи потери? Или вдруг неожиданно «схватывал» живот от волнения и тревоги? Если да, то теперь вы знаете как эмоции отражаются на нашем теле, а значит и на нашем самочувствии и здоровье. Разберем немного, что такое эмоции и как они могут на нас влиять.
Отражая наше личностное восприятие себя, окружающих людей, ситуаций и мира в целом, эмоции (от лат. emoveo — потрясаю, волную) раскрашивают нашу жизнь в яркие краски. Эмоции позволяют нам более выразительно коммуницировать, проявлять себя, служат двигателем нашего развития на пути удовлетворения новых интересов и устремлений, подкрепляют нашу мотивацию и решимость совершить то, что хочется. Эмоциям принадлежит решающая роль в процессе обучения, в формировании условных рефлексов и привычек, эмоции активируют память, содействуют саморазвитию в процессе освоения новых сфер деятельности.
Эмоции помогают вовремя осознать опасность или благоприятность момента. Они предупреждают нас, сигналят, привлекают наше внимание к чему-то важному и дают возможность найти верное решение в конкретной ситуации, служат приспособляемости и самосохранению индивида. Также эмоции напрямую связаны с эмоциональным и физическим здоровьем человека.
Основными эмоциями, согласно Р. Плутчику, являются радость, грусть, страх, доверие, ожидание, удивление, злость, неудовольствие. Сложные эмоции получаются из базовых путем их сложения и создают дополнительное многообразие эмоциональных проявлений разной степени насыщенности.
Разделение эмоций на положительные и отрицательные определяет наше прогнозирование относительно вероятности удовлетворения нашей потребности. Низкая вероятность удовлетворения потребности делает эмоции отрицательными (например, досада, гнев, печаль, скука), высокая степень ожидания удовлетворения потребности придает нашим эмоциям положительную окраску (например, радость, интерес, доверие).
Эмоции проявляются эмоциональными реакциями (плачем, смехом), эмоциональными состояниями (настроением, тревогой, волнением, аффектом), эмоциональными отношениями (любовью, ненавистью, ревностью).
Эмоции напрямую связаны с высшими психическими функциями, деятельностью центральной нервной системы, уровнем гормонов и нейромедиаторов. Та или иная эмоция активирует вегетативную нервную систему, которая в свою очередь воздействует на эндокринную и нервно-гуморальную системы. Например, проявление доверия связано с уровнем окситоцина, агрессии, ярости — с уровнем тестостерона и адреналина, спокойствия — с уровнем эндорфинов, радости – с уровнем норадреналина, серотонина, мелатонина.
Эмоции могут придавать нам силы (стенические эмоции), а могут их забирать (астенические).
Стенические эмоции сопровождаются улучшением самочувствия, жизненного тонуса, психической активности и ощущением собственной силы. Сюда относят не только все положительные, но и часть отрицательных эмоций (например, ярость, гнев). Проявления стенических эмоций чаще всего связаны с возбуждением симпатического отдела вегетативной нервной системы. Слишком выраженные стенические эмоции могут приводить к заболеваниям, связанным с нарушениями в деятельности сердечно-сосудистой системы.
Астенические эмоции (страх, горе) угнетают настроение, снижают психическую активность, жизненный тонус и самочувствие. Длительно текущие астенические эмоции ведут к снижению защитных сил организма и способствуют развитию ряда заболеваний, связанными с замедлением обмена веществ, кровообращение, упадком сил, снижением умственной и мышечной деятельности.
Эмоции могут быть также здоровыми, которые помогают осознанию произошедшего и ведут к поиску решения, и нездоровыми, которые заставляют мысли и чувства «бегать по кругу», начинают мешать жить в нормальном состоянии и со временем истощают.
А. Эллис делит эмоции на рациональные и иррациональные. Первые выражаются в форме пожеланий и предпочтений («Я хотел бы…», «Мне нравится, когда…»), вторые – в форме абсолютных требований («Я должен…», «Всегда…», «Никогда…»)
И одна и та же отрицательная эмоция при правильном (рациональном) отношении к происходящему оказывается неприятной, но вполне выносимой, а при искаженном восприятии реальности (иррациональном) может оказаться пыткой. Таким образом, здоровая негативная эмоция отличается от нездоровой лишь нашим отношением и верованием, которое мы к ней применяем.
Связь эмоционального реагирования с уровнем здоровья изучается давно и подтверждена многими исследователями. Перефразируя известное высказывание можно сказать: «Скажи, какие ты испытываешь эмоции, и я скажу какое у тебя здоровье».
Традиционно считается, что к стрессу и заболеваниям приводят только негативные эмоции, однако постоянное испытывание только позитива также не укрепляет здоровье, может приводить к энергетическому истощению, внутреннему хаосу, бессоннице, сердечным заболеваниям. Стресс, вызванный радостными переменами, может оказаться даже сильнее, чем стресс от неприятностей. Какой бы ни была эмоция, переживаемая человеком, она всегда вызывает те или иные изменения в организме — как в отдельных органах, так и влияет на здоровье человека в целом.
Таким образом, эмоциональное здоровье напрямую связано с физическим благополучием и комфортом, и во многом определяет степень удовлетворенности жизнью и даже успешность. Можем ли мы сами в какой-то степени регулировать свое здоровье через эмоции? Конечно, да! Находясь в хорошем эмоциональном состоянии, мы способны легче воспринимать неожиданные перемены, справляться с препятствиями и негативными событиями. Оптимистичные люди лучше справляются с заболеваниями, меньше болеют и быстрее выздоравливают. Они чувствуют себя более естественно и комфортно будучи тем, кем они на самом деле являются, потому что при здоровой эмоциональной жизни человек позволяет своим эмоциям течь свободно в соответствии с реальностью.
И мы сами в состоянии управлять своим эмоциональным здоровьем через свое отношение к окружающей его реальности, через свободу, силу, степень своего эмоционального реагирования, через выбор доминирующих эмоций, через выбор спектра эмоциональных проявлений и частоту переключения этой палитры. Сохраняя баланс эмоций в его многообразии проявлений и степени выражения, мы сохраняем и свое физическое здоровье в гармонии на долгие годы.
О. Копылова, врач, психолог, коуч.

В клинике “ДонМед” ведет прием врач-психолог Копылова Ольга Станиславовна со стажем работы 26 лет. Записывайтесь на прием по тел: +7-863-333-50-70.

Имеются противопоказания. Необходима консультация специалиста.

Как мозг обрабатывает эмоции | MIT News

Некоторые психические заболевания могут частично возникать из-за неспособности мозга правильно определять эмоциональные ассоциации с событиями. Например, люди, находящиеся в депрессии, часто не чувствуют себя счастливыми, даже когда испытывают то, что им обычно нравится.

Новое исследование Массачусетского технологического института показывает, как две популяции нейронов мозга способствуют этому процессу. Исследователи обнаружили, что эти нейроны, расположенные в области размером с миндаль, известной как миндалевидное тело, образуют параллельные каналы, которые несут информацию о приятных или неприятных событиях.

Получение дополнительных сведений о том, как эта информация направляется и направляется неправильно, может пролить свет на психические заболевания, включая депрессию, зависимость, тревогу и посттравматическое стрессовое расстройство, говорит Кей Тай, доцент кафедры мозга и когнитивных наук Уайтхеда и член Массачусетского технологического института. Институт Пикауэра для обучения и памяти.

«Я думаю, что этот проект действительно выходит за рамки конкретных категорий заболеваний и может быть применим практически к любому психическому заболеванию», — говорит Тай, старший автор исследования, опубликованного 31 марта в онлайн-выпуске Neuron .

Ведущие авторы статьи — постдок Анна Бейелер и аспирант Пранит Намбури.

Исследователи Массачусетского технологического института обнаружили две популяции нейронов, которые помогают определять эмоциональные ассоциации с конкретными событиями. Они надеются, что это поможет улучшить лечение психических заболеваний.

Эмоциональные контуры

В предыдущем исследовании лаборатория Тая идентифицировала две популяции нейронов, участвующих в обработке положительных и отрицательных эмоций.Одна из этих популяций передает информацию в прилежащее ядро, которое играет роль в обучении поиску положительных впечатлений, в то время как другая отправляет данные в центральную миндалину.

В новом исследовании исследователи хотели выяснить, что на самом деле делают эти нейроны, когда животное реагирует на пугающий или приятный стимул. Для этого они сначала пометили каждую популяцию светочувствительным белком под названием каналродопсин. В трех группах мышей они пометили клетки, проецирующиеся в прилежащее ядро, центральную миндалину и третью популяцию, которая соединяется с вентральным гиппокампом.Лаборатория Тая ранее показала, что связь с вентральным гиппокампом участвует в возникновении тревоги.

Маркировка нейронов необходима, потому что популяции, которые проецируются на разные цели, в остальном неразличимы. «Насколько мы можем судить, они сильно перемешаны, — говорит Тай. «В отличие от некоторых других областей мозга, здесь нет топографического разделения в зависимости от того, куда они направляются».

После маркировки каждой популяции клеток исследователи научили мышей различать два разных звука, один из которых связан с наградой (сахарная вода), а другой — с горьким вкусом (хинин).Затем они записали электрическую активность каждой группы нейронов, когда мыши столкнулись с двумя стимулами. Этот метод позволяет ученым сравнивать анатомию мозга (какие нейроны связаны друг с другом) и его физиологию (то, как эти нейроны реагируют на воздействие окружающей среды).

Исследователи были удивлены, обнаружив, что нейроны в каждой субпопуляции не все реагировали одинаково. Некоторые откликнулись на один сигнал, некоторые — на другой, а некоторые — на оба. Некоторые нейроны возбуждались сигналом, а другие подавлялись.

«Нейроны в каждой проекции очень разнородны. Не все они делают одно и то же, — говорит Тай.

Однако, несмотря на эти различия, исследователи обнаружили общие закономерности для каждой популяции. Среди нейронов, которые проецируются на прилежащее ядро, большинство было возбуждено стимулирующим стимулом и не реагировало на отталкивающий. Среди нейронов, которые проецируются на центральную миндалину, большинство было возбуждено отталкивающим сигналом, но не сигналом вознаграждения. Среди нейронов, которые проецируются в вентральный гиппокамп, нейроны оказались более сбалансированными между ответами на положительные и отрицательные сигналы.

«Это согласуется с предыдущей статьей, но мы добавили фактическую нейронную динамику возбуждения и неоднородность, которая была замаскирована предыдущим подходом оптогенетической манипуляции», — говорит Тай. «Недостатком в этой истории было то, что на самом деле делают эти нейроны в реальном времени, когда животному предъявляются стимулы».

Копаем глубже

Полученные данные показывают, что, чтобы полностью понять, как мозг обрабатывает эмоции, нейробиологам придется глубже изучить более конкретные группы населения, говорит Тай.

«Пять или 10 лет назад все было связано с определенными областями мозга. А затем в последние четыре или пять лет больше внимания уделялось конкретным прогнозам. И теперь это исследование представляет собой окно в следующую эру, когда даже конкретные прогнозы недостаточно конкретны. По-прежнему существует неоднородность, даже когда вы разделяете на этом уровне », — говорит она. «Нам еще предстоит пройти долгий путь, чтобы понять всю сложность работы мозга».

«Нейробиология быстро выходит за рамки классической идеи« одна область мозга равна одной функции », — говорит Джошуа Йохансен, руководитель группы из Института науки о мозге RIKEN в Японии, который не принимал участия в исследовании.«Эта статья представляет собой важный шаг в этом процессе, показывая, что внутри миндалевидного тела способ обработки информации отдельными популяциями клеток является решающим фактором, определяющим, как возникают эмоциональные реакции».

Остается еще один вопрос: почему эти разные популяции смешаны в миндалевидном теле. Одна из гипотез состоит в том, что клетки, реагирующие на различные входные сигналы, должны иметь возможность быстро взаимодействовать друг с другом, координируя ответы на срочный сигнал, такой как предупреждение о наличии опасности.«Мы изучаем взаимодействие между этими различными проекциями и думаем, что это может быть ключом к тому, как мы так быстро выбираем подходящее действие, когда нам предъявляют стимул», — говорит Тай.

В долгосрочной перспективе исследователи надеются, что их работа приведет к новым методам лечения психических заболеваний. «Первый шаг — определить схемы, а затем попытаться изучить модели этих патологий на животных и посмотреть, как эти схемы функционируют по-разному. Затем мы можем попытаться разработать стратегии по их восстановлению и попытаться передать это пациентам-людям », — говорит Бейелер, которая вскоре открывает собственную лабораторию в Лозаннском университете, чтобы продолжить исследования в этом направлении.

Определение эмоций | Безграничная психология

Определение эмоций

Эмоции — это субъективные переживания, которые включают физиологическое возбуждение и когнитивную оценку.

Цели обучения

Различия эмоций и настроения

Основные выводы

Ключевые моменты
  • Наши эмоциональные состояния представляют собой сочетание физиологического возбуждения, психологической оценки и когнитивных процессов, субъективных переживаний и экспрессивного поведения.
  • Наша психологическая оценка ситуации основана на нашем опыте, происхождении и культуре; разные люди могут по-разному переживать похожие ситуации.
  • Область психологии изучает эмоции с научной точки зрения, рассматривая их ментальные, физиологические и поведенческие компоненты.
  • В то время как эмоция указывает на субъективное аффективное состояние, которое возникает в ответ на что-то, что мы переживаем, настроение относится к длительному аффективному состоянию, которое не обязательно возникает в ответ на конкретное переживание.
  • Переживание эмоций следует за сложным биологическим процессом, который включает лимбическую систему, вегетативную нервную систему и ретикулярную активирующую систему.
  • Несколько теорий пытаются объяснить, как работают эмоции, включая теорию оценки, теорию Джеймса-Ланге, теорию Кэннона-Барда, теорию Шехтера-Сингера и гипотезу лицевой обратной связи.
Ключевые термины
  • аффективный : Относится к эмоциям, возникает в результате их влияния или находится под их влиянием.
  • познание : процесс познания; мыслительный процесс.
  • мотивация : желания или потребности, которые направляют поведение к цели.

В процессе повседневной жизни мы испытываем множество эмоций (которые мы часто называем «чувствами»). Эмоции — это субъективные состояния бытия, которые, говоря физиологически, включают физиологическое возбуждение, психологическую оценку и когнитивные процессы, субъективные переживания и экспрессивное поведение.Эмоции часто являются движущей силой мотивации (положительной или отрицательной) и выражаются и передаются с помощью широкого спектра форм поведения, таких как тон голоса и язык тела.

Наша психологическая оценка ситуации основана на нашем опыте, происхождении и культуре. Следовательно, у разных людей могут быть разные эмоциональные переживания в похожих ситуациях. Однако способность воспроизводить и распознавать эмоциональные выражения лица кажется универсальной.Тем не менее, культуры различаются по тому, как часто и при каких обстоятельствах «нормально» выражать различные эмоции, а также по тому, как интерпретируются различные выражения эмоций.

Выражение эмоций : Малыши могут быстро перебирать эмоции, будучи (а) чрезвычайно счастливыми в один момент и (б) очень грустными в следующий.

Эмоции и психология

Как эмоции переживаются, обрабатываются, выражаются и управляются — тема, представляющая большой интерес в области психологии.Психологические исследования исследуют психические, физиологические и поведенческие компоненты эмоций, а также лежащие в основе физиологические и неврологические процессы.

Область клинической психологии включает диагностику и лечение эмоциональных расстройств и психических расстройств, которые влияют на благополучие и качество жизни человека. Во многих случаях такое лечение может включать регуляции эмоций, , когда люди используют когнитивные и поведенческие стратегии, чтобы влиять на свой собственный эмоциональный опыт.Различные теоретические подходы к психотерапии могут включать разные стратегии регуляции эмоций.

Эмоции против настроения

Слова эмоция и настроение иногда используются как синонимы, но в области психологии они относятся к двум разным вещам. Обычно слово эмоция обозначает (обычно сознательное) субъективное, аффективное состояние, которое часто бывает интенсивным и возникает в ответ на конкретный опыт. С другой стороны, настроение относится к длительному, менее интенсивному аффективному состоянию, которое не обязательно возникает в ответ на что-то, что мы переживаем.В отличие от эмоций, состояние настроения может не распознаваться сознательно (Beedie, Terry, Lane, & Devonport, 2011).

Биология эмоций

Эмоции следуют за сложными биологическими процессами, которые включают несколько систем организма. Лимбическая система включает миндалевидное тело и гиппокамп и функционирует как эмоциональный контур мозга. И миндалина, и гиппокамп играют роль в нормальной эмоциональной обработке, а также в расстройствах настроения и тревожных расстройствах. Вегетативная нервная система (ВНС) и ретикулярная активирующая система (РАС) также играют важную роль в переживании и обработке эмоций.

Теории эмоций

Со временем было предложено несколько различных теорий для объяснения эмоций. Среди них теория оценки, теория Джеймса – Ланге, теория Кэннона – Барда, теория Шахтера – Зингера и гипотеза лицевой обратной связи.

Чувствуя наши эмоции — Scientific American

ДЛЯ ВЕКОВ , мимолетный и в высшей степени субъективный мир чувств был сферой деятельности философов. Но за последние 30 лет Антонио Р.Дамасио стремился показать, что чувства — это то, что возникает, когда мозг интерпретирует эмоции, которые сами по себе являются чисто физическими сигналами реакции тела на внешние раздражители.

Дамасио родился в 1944 году в Лиссабоне, Португалия, и с 1986 года возглавляет кафедру неврологии Университета Айовы. Он и его жена, невролог Ханна Дамасио, создали одну из крупнейших в мире баз данных о черепно-мозговых травмах, включающую сотни исследований поражений головного мозга. и диагностические изображения. Каким бы серьезным ни был ущерб, нанесенный пациентам Антонио Дамасио, все это дает ему представление о том, как возникают эмоции и чувства и как они могут повлиять на психическое заболевание.

В последние годы Дамасио все больше интересуется той ролью, которую эмоции играют в наших процессах принятия решений и в нашем представлении о себе. В нескольких широко популярных книгах он показал, что определенные чувства являются краеугольным камнем нашего выживания. И сегодня он утверждает, что наши внутренние эмоциональные регулирующие процессы не только сохраняют нашу жизнь, но и фактически формируют наши величайшие культурные достижения.

& mdash; Интервью Мануэлы Ленцен

РАЗУМ : Профессор Дамасио, почему вы так очарованы природой человеческих эмоций?

Антонио Р.Дамасио : Сначала меня интересовали все виды неврологических травм. Если одна область мозга потеряет способность функционировать, поведение пациента может измениться либо резко, либо незначительно. Однажды я спросил себя: чего не хватает человеку, который может блестяще пройти тест на интеллект, но не может даже организовать свою собственную жизнь? Такие пациенты могут придерживаться совершенно рациональных аргументов, но не могут, например, избежать ситуации, сопряженной с ненужным риском. Подобные проблемы возникают в основном после травмы переднего мозга.Как показывают наши тесты, результат — отсутствие нормальных эмоциональных реакций. Меня по-прежнему очаровывает тот факт, что чувства — это не только темная сторона разума, но и то, что они помогают нам принимать решения.

РАЗУМ : Вы различаете чувства и эмоции. Как так?

Дамасио : В повседневной речи мы часто используем эти термины как синонимы. Это показывает, насколько тесно эмоции связаны с чувствами. Но для нейробиологии эмоции — это более или менее сложные реакции организма на определенные раздражители.Когда мы чего-то боимся, наши сердца начинают биться чаще, во рту пересыхает, кожа бледнеет, а мышцы сокращаются. Эта эмоциональная реакция происходит автоматически и бессознательно. Чувства возникают после того, как мы осознаем в своем мозгу такие физические изменения; только тогда мы испытываем чувство страха.

РАЗУМ : Значит, чувства формируются из эмоций?

Дамасио : Да. Мозг постоянно получает сигналы от тела, регистрируя то, что происходит внутри нас.Затем он обрабатывает сигналы в нейронных картах, которые затем компилирует в так называемых соматосенсорных центрах. Чувства возникают, когда карты читаются, и становится очевидным, что эмоциональные изменения были записаны — как снимки нашего физического состояния, так сказать.

РАЗУМ : Согласно вашему определению, все чувства берут свое начало в физическом. Так ли это на самом деле?

Дамасио : Интересно, что не все чувства возникают в результате реакции тела на внешние раздражители.Иногда изменения просто моделируются в картах мозга. Например, когда мы сочувствуем больному человеку, мы в определенной степени внутренне воссоздаем его боль. Кроме того, отображение нашего физического состояния никогда не бывает полностью точным. Чрезвычайный стресс или крайний страх и даже физическая боль можно игнорировать; мозг игнорирует физические сигналы, передающие болевой раздражитель.

РАЗУМ : Различие между эмоциями и чувствами напоминает идею дуализма философа 17-го века Рена Декарта, согласно которому тело и разум представляют собой автономные системы.Но вы отвергаете эту идею, как вы объясняете в своей книге Ошибка Декарта . Как мы должны видеть взаимосвязь между разумом и телом?

Дамасио : Для меня тело и разум — это разные аспекты определенных биологических процессов. Философ Барух Спиноза поддержал сходные с моей взгляды по вопросу о теле и душе вскоре после Декарта. В своей «Этике » он писал: «Объект идеи, из которой состоит человеческий разум, — это тело». Таким образом, Спиноза предвосхитил открытия современной нейробиологии.

РАЗУМ : Действительно, в своей последней книге В поисках Спинозы вы описываете этого человека как «психического иммунолога, разрабатывающего вакцину, способную создавать антитела против страсти». Так разве только жизнь, свободная от страстей, может быть хорошей?

Дамасио : Спиноза очаровывает меня не только потому, что он опередил свое время своими идеями по биологии, но и своими выводами, которые он сделал из этих идей о правильном образе жизни и создании общества.Спиноза был очень жизнеутверждающим мыслителем. Он рекомендовал, например, противопоставлять отрицательные эмоции, такие как печаль и страх, радости. Он понимал эту практику как способ достичь внутреннего покоя и стоической невозмутимости.

РАЗУМ : Какие еще функции имеют чувства, помимо помощи в принятии решений?

Дамасио : Сейчас мой интерес выходит за рамки вопроса о принятии решений. В нашей лаборатории мы более интенсивно работаем с такими социальными чувствами, как сочувствие, стыд или гордость — они составляют основу нравственности.Нейробиология помогает нам не только лучше понять человеческую природу, но и правила социального взаимодействия. Тем не менее, чтобы по-настоящему понять это, нам нужен более широкий исследовательский подход: наряду с когнитивными и неврологическими науками, многие гуманитарные науки могли бы внести свой вклад, особенно антропология и социология.

РАЗУМ : Кажется, ваше исследование также распространяется на определение сознания. Какую роль играют эмоции? Какую роль играет тело?

Дамасио : Сознание, как и наши чувства, основано на представлении тела и его изменений при реагировании на определенные раздражители.Я был бы немыслим без этого представления. Я думаю, что люди сформировали представление о себе в основном для того, чтобы создать гомеостатический организм. Мозгу постоянно нужна актуальная информация о состоянии тела, чтобы регулировать все процессы, поддерживающие его жизнедеятельность. Это единственный способ выжить в постоянно меняющейся окружающей среде. Одних эмоций — без сознательных чувств — было бы недостаточно. Взрослые будут беспомощны, как младенцы, если вдруг потеряют самооценку.

РАЗУМ : Значит, животные тоже должны обладать сознанием?

Дамасио : Я действительно верю, что животные развивают очень базовую самооценку — то, что я называю «стержневым я».«Но для того, чтобы иметь более широкое« я », как у нас, требуется автобиографическая память.

РАЗУМ : Вы верите, что когда-нибудь мы сможем создать искусственное сознание и чувства?

Дамасио : Организм может обладать чувствами только тогда, когда он может создать представление о функциях тела и связанных с ними изменениях, которые происходят в головном мозге. Таким образом организм может их воспринимать. Без этого механизма не было бы сознания.Неясно, может ли это когда-либо развиться в машине, и действительно ли нам нужны машины с чувствами.

РАЗУМ : Помогут ли исследования эмоций привести к лучшим формам терапии психических заболеваний?

Дамасио : Без вопросов. Эмоциональные расстройства составляют основу большинства психологических заболеваний — хорошим примером этого является депрессия. В будущем будут разработаны специальные методы лечения, такие как новые виды лекарств, нацеленные на отдельные клеточные и молекулярные системы.Несомненно, принесут пользу и другие формы терапии, от традиционной психотерапии до социального вмешательства.

Обработка эмоций: определение и теория

Обработка эмоций

Обработка эмоций происходит, когда человек переживает эмоционально тревожное событие и способен со временем справиться с этим опытом до такой степени, что может возникнуть новый опыт (будь то стрессовый или нет) без возврата к предыдущему стрессу. По сути, у каждого человека есть переживания, которые вызывают страх, крайнюю печаль, тревогу и депрессию, но для большинства населения эти переживания временны.

Некоторые люди переживают эти переживания снова и снова и снова и снова возвращаются к своим печальным чувствам. Они не могут обработать или уменьшить эмоции, связанные с этими событиями. Затем эти люди испытывают рецидив (если какое-то вещество использовалось, чтобы справиться), ночные кошмары, фобию и другие крайние реакции.

Отсутствие способности к обработке данных

Почему большинство людей могут смотреть на ситуацию без страха, в то время как другие охвачены страхом или тревогой настолько сильными, что они парализованы? Первоначально считалось, что у человека есть эмоциональные проблемы, которые нарушают нормальную обработку информации.Однако исследование начало показывать, что здесь задействован мыслительный процесс. Это была не просто чрезмерно эмоциональная реакция или отсутствие нормальной способности к обработке эмоций. Ученые начали рассматривать эту концепцию как когнитивно-эмоциональную обработку, в которой были задействованы как чувства относительно инцидента, так и мыслительные процессы.

Когнитивная сторона проблемы заключается в том, чтобы думать о событии и понимать его таким образом, чтобы эмоции, связанные с этим событием, рассеивались. Неспособность обрабатывать эмоции возникает из-за неспособности человека успешно завершить этот тип мыслительного процесса в отношении события.Таким образом, при возникновении напоминаний о событии эмоции оставались повышенными.

Важно отметить, что проблемы эмоциональной обработки обычно возникают только в отношении определенного класса происшествий или событий. Например, человек, который боится пауков, может быть естественным оратором. У солдата, который возвращается с боя с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), может отсутствовать стрессовая реакция на несвязанные события, которые также были стрессовыми (автомобильная авария, смерть члена семьи и т. Д.).). Некоторые люди могут быть не в состоянии обработать какие-либо эмоциональные события, но это бывает редко.

Какие методы лечения доступны?

Поскольку некоторые люди демонстрируют недостаток эмоциональной обработки, исследователи искали варианты лечения. В их поисках были определены три успешных средства лечения:

  • Десенсибилизация : Во время этой терапии клиент подвергается воздействию постепенно увеличивающихся уровней вызывающих стресс стимулов. Во время каждого раунда их тренируют, используя техники релаксации и преодоления трудностей.
  • Наводнение : объект или ситуация, которых опасаются, появляются на длительный период времени. Клиент находится в безопасном месте, и консультант обучает его во время процесса.
  • Моделирование : В некоторых случаях, если терапевт моделирует здоровую эмоциональную обработку, клиент может преодолеть свою тревогу.

Эти альтернативы лечения успешно использовались для людей с фобиями и для других людей, демонстрирующих неспособность к эмоциональной обработке.

Резюме урока

Обработка эмоций — это способность людей справляться со стрессом и другими экстремальными событиями и обходить их. Когда люди не могут справиться с этими эмоциями, у них развиваются фобии и другие психические проблемы. Эмоциональная обработка позволяет особым и сильным чувствам со временем рассеяться. К сожалению, есть часть населения, которая не может этого сделать. Дефицит эмоциональной обработки может вызвать у человека определенные фобии и привести к другим проблемам с психическим здоровьем.К счастью, у психологов есть несколько эффективных методов лечения, включая десенсибилизацию, наводнение и моделирование.

Отрицательные эмоции — Better Health Channel

Об отрицательных эмоциях

Отрицательные эмоции можно описать как любое чувство, которое заставляет вас чувствовать себя несчастным и грустным. Эти эмоции вызывают у вас неприязнь к себе и другим, снижают вашу уверенность в себе, самооценку и общее удовлетворение жизнью.

Эмоции, которые могут стать негативными, — это ненависть, гнев, ревность и печаль.Тем не менее, в правильном контексте эти чувства совершенно естественны. Отрицательные эмоции могут ослабить наш энтузиазм по поводу жизни, в зависимости от того, как долго мы позволяем им влиять на нас и как мы выбираем их выражать.

Удержание отрицательных эмоций вызывает нисходящую спираль.

Отрицательные эмоции мешают нам думать и вести себя рационально и видеть ситуации с их истинной точки зрения. Когда это происходит, мы, как правило, видим только то, что хотим видеть, и запоминаем только то, что хотим запомнить. Это только продлевает гнев или горе и мешает нам наслаждаться жизнью.
Чем дольше это продолжается, тем серьезнее становится проблема. Неправильное обращение с негативными эмоциями также может быть вредным — например, выражение гнева с применением насилия.

Эмоции — это сложные реакции.

Эмоции — это сложные реакции, в которых участвуют многие биологические и физиологические процессы в нашем организме. Наш мозг реагирует на наши мысли, выделяя гормоны и химические вещества, которые приводят нас в состояние возбуждения. Таким образом возникают все эмоции, как положительные, так и отрицательные.

Это сложный процесс, и часто у нас нет навыков, чтобы справиться с негативными чувствами. Вот почему нам трудно с ними справиться, когда мы с ними сталкиваемся.

Как справляться с отрицательными эмоциями

Существует ряд стратегий преодоления отрицательных эмоций. К ним относятся:

  • Не преувеличивайте масштабы, повторяя их снова и снова в уме.
  • Постарайтесь быть разумным — признайте, что плохие чувства иногда неизбежны, и подумайте, как улучшить свое самочувствие.
  • Расслабьтесь — используйте приятные занятия, например, читайте, гуляйте или разговаривайте с другом.
  • Учитесь — обратите внимание на то, какие чувства вызывают у вас горе, потери и гнев, и какие события вызывают эти чувства, чтобы вы могли подготовиться заранее.
  • Физические упражнения — аэробная активность снижает уровень стрессовых химикатов и позволяет лучше справляться с негативными эмоциями.
  • Отпустите прошлое — постоянные переживания негативных событий лишают вас настоящего и заставляют чувствовать себя плохо.

Куда обратиться за помощью

Swiss Medical Weekly — Влияние эмоций на восприятие, внимание, память и принятие решений

Тобиас Брош, Клаус Шерер, Дидье Гранжан, Дэвид Сандер

Ссылки на эту статью можно найти в PDF-файле.

Резюме

Разум и эмоции долгое время считались противоборствующими силами. Однако недавние психологические и нейробиологические исследования показали, что эмоции и познание тесно взаимосвязаны. Когнитивная обработка необходима для того, чтобы вызвать эмоциональные реакции. В то же время эмоциональные реакции модулируют и направляют познание, чтобы обеспечить адаптивную реакцию на окружающую среду. Эмоции определяют, как мы воспринимаем наш мир, организуем нашу память и принимаем важные решения.В этом обзоре мы представляем обзор текущих теоретических работ и исследований Affective Sciences . Мы описываем, как психологические теории эмоций концептуализируют взаимодействие когнитивных и эмоциональных процессов. Затем мы рассматриваем недавние исследования, в которых изучается, как эмоции влияют на наше восприятие, внимание, память и принятие решений. Опираясь на исследования как со здоровыми участниками, так и с клиническими группами, мы проиллюстрировали механизмы и нейронные субстраты, лежащие в основе взаимодействия познания и эмоций.

Ключевые слова: эмоция, оценка, познание, восприятие, внимание, память, принятие решений, миндалевидное тело, фМРТ

Вступление

Функционирование человеческого разума часто характеризовалось как битва между противоборствующими силами: разумом, рациональным и преднамеренным, против эмоций, импульсивным и иррациональным. Этот образ мышления восходит к Платону, который описал человеческую душу как разделенную на познание (то, что мы знаем), эмоции (то, что мы чувствуем) и мотивацию (то, что мы хотим), и был далее развит такими философами, как Рене Декарт (« Les passions de l’âme» ) и Давид Юм (« Трактат о человеческой природе» ).В течение долгого времени идея противоположности познания и эмоции лежала в основе многих исследований в психологии. Когнитивные функции, такие как восприятие, внимание, память или принятие решений, были исследованы без учета эмоций, которые считались вмешательством, контрпродуктивным для правильного функционирования когнитивной системы.

После длительного забвения последние два десятилетия стали свидетелями огромного роста исследований эмоций, подчеркивающих важность эмоциональных процессов для успешного функционирования человеческого разума.Например, нейропсихологические исследования показали, что пациенты с эмоциональными дисфункциями из-за поражений головного мозга могут иметь серьезные нарушения в повседневном принятии решений и социальных взаимодействиях. Исследования нейровизуализации продемонстрировали, как области мозга, которые ранее считались чисто «эмоциональными» (например, миндалина) или «когнитивными» (например, лобная кора), тесно взаимодействуют, делая возможным сложное поведение. Психологические эксперименты продемонстрировали, как эмоции могут изменить наше восприятие, внимание и память, сосредоточив их на важных аспектах окружающей среды.Это исследование показало, в какой степени эмоции и познание связаны или даже неразделимы.

В этом обзоре мы представляем обзор текущих теоретических работ и исследований Affective Sciences . Мы начнем с описания того, как современные психологические теории эмоций концептуализируют взаимосвязанное функционирование когнитивных и эмоциональных процессов. Затем мы рассматриваем недавние исследования о том, как эмоции влияют на наше восприятие, внимание и память, а также о роли эмоций в принятии решений.Опираясь на исследования как здоровых участников, так и клинических групп, мы иллюстрируем психологические механизмы и нейронные субстраты, которые лежат в основе взаимодействия познания и эмоций.

Что такое эмоция?

Дональд Хебб писал, что человек является наиболее эмоциональным из всех животных , имея в виду тот факт, что степень эмоциональности увеличивается у разных видов по мере развития более сложной нервной системы [1].Это наблюдение предполагает, что эмоция может выполнять адаптивную функцию, которая требует определенной степени сложности обработки. Ранее мы предположили, что функция эмоции заключается в разделении стимула и поведенческой реакции, что обеспечивает гибкую адаптацию к непредвиденным обстоятельствам окружающей среды [2]. Рефлекс или фиксированный паттерн действия жестко связывает определенный стимул с ответом, тогда как эмоциональная реакция создает время ожидания, в течение которого могут быть инициированы физиологические реакции и могут быть подготовлены несколько подходящих тенденций к действию, пока ситуация далее анализируется.Таким образом, организм получает выгоду от более тщательной оценки ситуации, но не теряет времени, поскольку потенциальные ответы уже подготовлены и могут быть выполнены быстро.

полноэкранный

Рисунок 1

Исчерпывающая иллюстрация модели компонентного процесса. Модель предполагает, что процесс оценки организован в виде последовательности четырех оценочных целей. Каждый результат оценки приводит к изменениям других компонентов эмоций (физиологии, склонности к действиям, моторного выражения и субъективных ощущений, как показано нисходящими стрелками).Кроме того, продолжающийся процесс оценки взаимодействует с другими когнитивными функциями. Например, для начала оценки необходимо уделять минимальное внимание, но релевантный результат немедленно привлечет дополнительное внимание к стимулу. Таким образом, модель позволяет подробно рассмотреть влияние эмоциональных процессов на внимание, память и другие когнитивные процессы (как показано стрелками в верхней части рисунка). Наконец, изменения в других компонентах эмоций также могут влиять на когнитивные функции (как показано красными восходящими стрелками), например, за счет усиления консолидации памяти за счет увеличения физиологического возбуждения, что, в свою очередь, может влиять на обработку критериев оценки.

Мы определяем эмоцию как процесс, сфокусированный на событии, состоящий из (а) конкретных механизмов выявления, основанных на релевантности стимула, который (б) мгновенно формирует эмоциональную реакцию в нескольких подсистемах организма, включая мотивационные изменения (изменения в тенденции к действию, например, подход по сравнению с синдромом отмены), физиологические изменения (например, частота сердечных сокращений, проводимость кожи), изменения моторного выражения (лица, голоса и тела) и изменения субъективных ощущений [3, 4].Эмоции возникают, когда человек непрерывно оценивает объекты, события и ситуации с точки зрения их соответствия его / ее потребностям, целям, ценностям и общему благополучию (оценка , ). Обнаружение релевантного события вызывает адаптивную эмоциональную реакцию, которая мобилизует ресурсы, позволяющие человеку справиться с ситуацией.

Психологические оценочные теории эмоций более конкретно описывают процесс оценки, лежащий в основе проявления эмоции.Например, модель компонентного процесса эмоций [4–7] объединяет оценку в четыре последовательные цели, которые касаются основных типов информации, необходимой для адаптивного реагирования на существенное событие (рис. 1): (1) Актуальность: насколько актуально это для меня? Влияет ли это напрямую на меня или мою социальную референтную группу? (2) Последствия: каковы последствия или последствия этого события и как они влияют на мое благополучие и мои ближайшие или долгосрочные цели? (3) Потенциал преодоления: насколько хорошо я могу справиться с этими последствиями или приспособиться к ним? (4) Нормативное значение: каково значение этого события для моей самооценки, социальных норм и ценностей? Результат оценки, организованный в соответствии с этими критериями, определяет образец ответа, состоящий из физиологических реакций, моторных выражений и подготовки к действию.Важно отметить, что оценка данного события может быть в высшей степени субъективной и зависеть от индивидуальных характеристик и конкретной ситуации, что объясняет, что разные люди могут реагировать на одну и ту же ситуацию разными эмоциями, а один и тот же человек может каждый раз реагировать с разными эмоциями. при попадании в подобные ситуации [8, 9].

Эта модель иллюстрирует богатое взаимодействие эмоций и познания, поскольку вычисление различных критериев оценки требует вклада многих когнитивных процессов для сравнения характеристик стимула с сохраненными аффективными схемами, представлениями в памяти, ожиданиями и мотивационными побуждениями.В то же время результат оценочного вычисления модулирует когнитивные функции. Например, оценка стимула как «релевантного» вызывает быстрое переключение внимания на этот стимул [10]. Точно так же эмоционально релевантная информация отдается приоритетом в памяти, потенциально за счет увеличения вегетативной физиологии (возбуждения) в результате оценки стимула [11]. Таким образом, эмоциональный эпизод характеризуется высокой взаимозависимостью между подсистемами организма, которые составляют эмоциональную реакцию, и важными когнитивными функциями с лежащими в их основе нейронными цепями [12, 13].Теперь мы более подробно проиллюстрируем, как когнитивные функции, такие как восприятие, внимание, память и принятие решений, модулируются в ходе эмоциональной реакции.

Влияние эмоции на восприятие и внимание

В повседневной жизни мы постоянно сталкиваемся с большими объемами поступающей сенсорной информации. Поскольку возможности нашего мозга ограничены, мы не можем тщательно обработать всю информацию, поступающую в наши органы чувств, но должны выбрать подмножество, чтобы расставить приоритеты для ее обработки за счет другой информации.Конкуренция за ресурсы нейронной обработки, углубленный анализ и преимущественный доступ к сознательному осознанию организована специальными системами внимания [14]. Были выдвинуты отчетливые функциональные подпроцессы внимания, и их соответствующие свойства были выделены с использованием как поведенческих методов, так и методов визуализации мозга. Свойства низкого уровня, такие как физическая интенсивность стимула, могут запускать автоматическое рефлексивное ориентирование, называемое экзогенным вниманием .Напротив, стимулы, которые важны для текущего поведения организма (например, при поиске ключей или попытке найти друга в толпе), выбираются путем добровольного нисходящего развертывания эндогенного внимания , управляемого неявные или явные ожидания для определенного объекта или местоположения. Согласно недавней нейрокогнитивной модели внимания, как эндогенное, так и экзогенное внимание в первую очередь вовлекают лобно-теменные сети корковых областей [15], при этом контроль эндогенного внимания осуществляется посредством взаимодействия дорсальных областей, таких как интрапариетальная борозда и лобные поля глаза, а также экзогенного переориентация фокуса внимания, опосредованная вентральными областями правого полушария, такими как правая вентральная лобная кора и височно-теменное соединение.

полноэкранный

Рисунок 2

Схематическое изображение областей мозга, участвующих в выбранных когнитивно-эмоциональных взаимодействиях. Миндалевидное тело (AMY) имеет широко распространенные реципрокные связи со многими областями коры, включая пути восприятия (первичная зрительная кора, V1, нижняя височная кора, TE), связанные с памятью области (гиппокамп, HIP) и префронтальные области (орбитофронтальная кора, OFC, префронтальная кора, PFC). Эта связь позволяет миндалине получать богатую сенсорную информацию и усиливать нейронное представление эмоциональных стимулов через обратную связь с сенсорными путями, областями, связанными с вниманием (PFC и теменная доля, PAR), и областями памяти.Кроме того, множественные соединения с префронтальными областями передают данные миндалевидного тела в области, участвующие в более осознанных формах принятия решений, и позволяют модулировать активность миндалины на основе более сложных мотивационных обстоятельств. Таким образом, после активации миндалины несколько систем мозга могут динамически реорганизовываться, чтобы надлежащим образом взаимодействовать с текущей средой.

В дополнение к эндогенным и экзогенным механизмам внимания эмоциональная релевантность стимула представляет собой еще одну важную особенность, влияющую на выбор и расстановку приоритетов внимания [ эмоциональное внимание , см. 16].Поведенческие данные по множеству различных задач и парадигм показывают, что восприятие облегчается, а внимание уделяется приоритетной эмоциональной информации. Эмоциональные стимулы могут быстрее привлекать внимание и дольше препятствовать отвлечению внимания, чем нейтральные стимулы. Например, в задачах визуального поиска обнаружение цели среди отвлекающих факторов происходит быстрее, когда цель эмоциональна, а не нейтральна [17]. Как только внимание было привлечено к эмоциональным стимулам и занято ими, оно может дольше задерживаться на их месте и облегчать обработку последующих неэмоциональных целевых стимулов, появляющихся в том же месте.Такие эмоциональные ориентирующие эффекты были продемонстрированы с использованием задачи точечного зонда , где участники реагируют на целевой стимул, который заменяет один из двух одновременно представленных сигналов — один является эмоционально значимым (например, испуганное лицо), а другой — нейтральным. Типичные результаты показывают более быструю реакцию на цель, заменяющую эмоциональную, а не нейтральную реплику [18]. Эмоциональные подсказки могут не только привести к более быстрому обнаружению, но и напрямую увеличить нашу способность восприятия, увеличивая контрастную чувствительность для последующей цели [19].Таким образом, обработка эмоций не только обогащает наш опыт аффективным ароматом, но может напрямую формировать содержание наших восприятий и осведомленности [20]. Эти эффекты действуют не только в визуальной, но и в слуховой модальности [21] и даже через сенсорные модальности, предполагая, что приоритизация эмоционально значимых стимулов организована надмодально по множеству сенсорных каналов [22]. Предубеждения внимания могут быть дисфункционально преувеличены в клинических популяциях, например, у пациентов с тревожными расстройствами, которые проявляют особенно сильное внимание при помощи угрожающей информации [23].

Исследования изображений головного мозга с использованием фМРТ неизменно выявляют повышенные нейронные реакции на множество различных эмоциональных стимулов как в ранних сенсорных областях [24], так и в областях более высокого уровня, связанных с распознаванием тела [25], лица [26] или голоса [21]. Таким образом, эмоциональные стимулы представлены более надежными нейронными сигнатурами, чем нейтральные, и, следовательно, могут получить выгоду от преимущественного доступа к дальнейшей когнитивной обработке, контролю поведения и осознанию. Было высказано предположение, что приоритизация эмоциональной информации управляется специализированными нейронными цепями, сосредоточенными на миндалине и частично отделенными от лобно-теменных сетей, участвующих в распределении эндогенного и экзогенного внимания [16, 27].Миндалевидное тело — это лимбическая область, которая критически участвует в обработке эмоциональной информации. В то время как миндалевидное тело долгое время считалось модулем, специализированным для обработки угроз [28], более поздние предложения предполагали, что миндалевидное тело способствует быстрому обнаружению релевантности стимула для потребностей, целей и ценностей организмов. [29, 30]. Как только миндалевидное тело определило релевантность поступающих сенсорных стимулов, оно может затем модулировать обработку этих стимулов посредством прямых проекций обратной связи на сенсорную кору и смещающих сигналов к лобно-теменным областям внимания [27, 31].

В соответствии с этим предположением, несколько исследований с использованием изображений мозга показали, что усиление кортикального слоя на эмоциональные стимулы в значительной степени коррелировало с реакциями миндалины; т. е. чем больше миндалевидное тело было восприимчиво к эмоциональному значению, тем больше модуляции наблюдалось в сенсорных областях [24]. Пациенты со склерозом медиальной височной доли, приводящим к повреждению миндалевидного тела, не демонстрируют коркового увеличения эмоциональной информации, что подтверждает причинную роль миндалины в усилении нейронного представления эмоциональной информации [32].Миндалевидное тело может не только оказывать прямое влияние на сенсорную кору, таким образом увеличивая нейронную репрезентацию эмоционального стимула, но также может привлекать лобно-теменные сети внимания к местоположению стимула, так что последующая информация возникает в том же месте, что и стимул. эмоциональные сигналы выиграют от расширенных ресурсов обработки. Таким образом, эмоция модулирует наше восприятие и внимание, отдавая предпочтение стимулам, которые особенно эмоционально значимы [10]. Этот механизм может помочь нам организовать восприятие нашего окружения в зависимости от наших текущих потребностей, целей и ценностей.Автоматическое обнаружение эмоционально значимых событий позволяет легко замечать неожиданные, но эмоционально значимые события, и после их обнаружения они становятся центром внимания, оценки и действия.

Влияние эмоций на память

Воспоминания об эмоциональных событиях обладают стойкостью и яркостью, которых, похоже, не хватает другим воспоминаниям. Обильные примеры этого можно найти в литературе, например, в «Воспоминании о прошлом» Марселя Пруста, где он описывает, как поедание мадлен пробуждает сильные воспоминания о его детстве: «Как только теплая жидкость, смешанная с крошками, коснулась мое нёбо пробежало по мне, и я остановился, сосредоточившись на том необычном, что происходило со мной.… И вдруг воспоминание раскрылось. На вкус был вкус маленького кусочка мадлен, который по воскресеньям утром в Комбре, когда я приходил попрощаться с ней в ее спальне, моя тетя Леони обычно давала мне, макая его сначала в свою чашку чая или тизане. Точно так же у всех нас есть интенсивные и подробные воспоминания о таких событиях, как рождение ребенка или смерть любимого человека. Психолог Уильям Джеймс писал, что «впечатление может быть настолько эмоционально волнующим, что почти оставляет шрам на теле. ткани головного мозга »[33].

полноэкранный

Рис. 3

Схематическое изображение воздействия эмоции на три различных этапа обработки памяти: (1) Приоритезация восприятия эмоционально релевантной информации позволяет усилить кодирование этой информации. (2) Модулируя процесс консолидации эмоциональной информации посредством увеличения возбуждения, эмоциональная информация может формировать более устойчивые следы памяти. (3) За счет усиления субъективного воспоминания об эмоциональной информации эмоциональные воспоминания могут стать более важными для планирования текущего поведения (см. Более подробную информацию в тексте).

Одной из наиболее важных нервных областей, лежащих в основе процессов памяти, является гиппокамп, расположенный в медиальной височной доле. Пациенты с поражением гиппокампа страдают амнезией, испытывают трудности с запоминанием старых воспоминаний или формированием новых [34]. Гиппокамп расположен рядом с миндалевидным телом, который, подобно своей роли во внимании и восприятии, может модулировать нейронные схемы, лежащие в основе процессов памяти во время эмоциональных ситуаций. Таким образом, помимо своей важной роли в приобретении и выражении неявного страха [35], миндалевидное тело играет центральную роль в обработке явных эмоциональных воспоминаний через его взаимодействия с формированием памяти гиппокампа.

Обработку памяти можно разделить на три этапа: кодирование (обработка информации в момент восприятия), консолидация (хранение информации в мозгу) и извлечение (момент запоминания). Эмоция может иметь модулирующий эффект на каждой из этих стадий [36–39]. Как указано в предыдущем разделе, восприятие и внимание сосредоточены на эмоционально значимой информации, что может привести к предпочтительному кодированию эмоциональной информации [37].Как дальнейшее следствие, меньше внимания уделяется периферийной информации, так что во время кодирования основные эмоциональные аспекты сцены хорошо запоминаются, тогда как деталями окружающего контекста можно пренебречь. Одним из примеров этого является «фокус оружия»; Присутствие оружия в сцене приводит к хорошей памяти о деталях оружия и других стимулах в непосредственной близости, но плохой памяти о других деталях сцены, таких как лицо агрессора [40].

Хранение информации в памяти не прекращается сразу после кодирования. Требуется некоторое время, чтобы следы памяти стабилизировались в процессе консолидации, который во многом зависит от гиппокампа [11]. Во время фазы консолидации воспоминания хрупки и подвержены разрушению и модификации. Трасса памяти, представляющая событие, может быть усилена (в этом случае память будет запомнена позже) или ослаблена (в этом случае память забывается или искажается).Эмоции могут модулировать этот процесс консолидации: сильная эмоциональная реакция вызывает физиологическое возбуждение, с помощью которого миндалевидное тело может модулировать активацию гиппокампа, что приводит к усилению определенных следов памяти [36]. С помощью этого механизма эмоционально значимые события могут получить выгоду от более сильной консолидации, что увеличивает вероятность того, что событие запомнится позже. Эта усиленная консолидация может произойти через некоторое время после закодированного события, делая возможным ретроспективное усиление содержания эмоциональной памяти.Таким образом, события, которые содержат важную информацию для благополучия организма, могут быть сохранены в памяти и, как следствие, могут быть извлечены и использованы для планирования поведения в будущем [41].

Наконец, эмоции могут усилить субъективное ощущение воспоминаний (независимо от правильности воспоминаний), что может повысить нашу уверенность в своих воспоминаниях. Яркость воспоминаний об эмоционально значимых событиях часто рассматривается как показатель того, что воспоминания точны.Например, у многих из нас очень яркие воспоминания об обстоятельствах, при которых мы узнали о террористических атаках на Всемирный торговый центр на Манхэттене в 2001 году. Однако, когда группу участников попросили записать точные обстоятельства на следующий день после После нападения, а через несколько месяцев их попросили вспомнить ситуацию, было обнаружено, что их память ухудшилась в такой же степени, как и в случае нейтральных событий. Однако, в отличие от нейтральных воспоминаний, участники были убеждены, что их эмоциональные воспоминания верны, отражая усиленное чувство воспоминания [42].На нейронном уровне повышенное чувство воспоминания для нейтральных сцен связано с более высокой активацией в парагиппокампе (что действительно отражает лучшую производительность памяти для деталей ситуации), тогда как для эмоциональных сцен ощущение большего воспоминания (но не обязательно лучше). производительность памяти) связано с увеличением активации миндалины [39]. Интересно, что усиление субъективного воспоминания эмоциями является более устойчивым и последовательным, чем повышение точности объективных деталей.Хотя на первый взгляд это кажется не очень адаптивным, на самом деле это может помочь нам более эффективно реагировать в критических по времени ситуациях. В новых или неопределенных ситуациях мы используем информацию из памяти о похожих предыдущих ситуациях, чтобы направлять наши мысли и действия. В ситуациях, требующих быстрого реагирования, например, при столкновении с непосредственной угрозой, неуверенность в использовании памяти, в которой мы не уверены, может быть очень дорогостоящей. Повышенная уверенность в воспоминаниях из эмоционально заряженных ситуаций может привести к более быстрым действиям в критических ситуациях, даже если детали воспоминаний не совсем точны [38].

Влияние эмоций на принятие решений

Согласно рациональному мировоззрению, мы основываем свои решения на логике: всякий раз, когда мы сталкиваемся с выбором, мы оцениваем варианты, взвешиваем возможные последствия и их вероятности, а затем выбираем вариант с наибольшей полезностью. Однако недавние исследования показали, что эмоции занимают центральное место в процессе принятия решений как на входе, так и на выходе [43].Решения и их последствия приводят к эмоциям (таким как радость, облегчение, сожаление или разочарование), и многие из наших решений основываются на опыте этих эмоций или ожидании эмоций, которые могут быть вызваны [интересно, однако, мы не очень хорошо предсказывает, какие эмоции мы будем испытывать в будущем, см. 44].

полноэкранный

Рисунок 4

Схематическое изображение этапов принятия решения и воздействия эмоции.Столкнувшись с выбором, мы оцениваем варианты, взвешиваем возможные последствия и их вероятность, выбираем вариант и сталкиваемся с последствиями. Ожидаемые эмоции могут повлиять на нашу оценку вариантов поведения (например, я могу ожидать, что буду очень счастлив, когда куплю новый роскошный автомобиль, или у меня может возникнуть интуитивное чувство, что лучше избегать определенного автомобильного дилера) и, таким образом, информировать выбор под рукой. После принятия решения непосредственные последствия также вызовут такие эмоции, как радость, облегчение, сожаление или разочарование, которые могут повлиять на будущий выбор или побудить нас изменить наш текущий выбор.

Недавние нейробиологические исследования показывают, что эмоции могут помочь нам сделать очень «рациональный» выбор, особенно в сложных условиях, когда результаты неясны. Пациенты с повреждением головного мозга и поражением вентромедиальной префронтальной коры часто демонстрируют действия, которые наносят ущерб их благополучию, приводя к финансовым потерям, утрате социального положения и конфликтам с семьей и друзьями. Эти пациенты демонстрируют плоский аффект, то есть сниженную эмоциональную реактивность на многие типы событий, пониженную физиологическую реактивность и очень ограниченную интероцепцию их телесных реакций, в то время как их интеллект и способность решать проблемы остаются в основном неизменными [45].Вместе эти наблюдения привели к гипотезе о том, что эмоции могут играть важную роль в принятии решений. Соответствующие доказательства были получены с помощью задачи по азартным играм в Айове [46]. В этой карточной игре участники выбирают карты из четырех разных колод (A, B, C и D). С каждой картой они могут выиграть или проиграть определенную сумму денег. Критически важно и неизвестно участникам, что две колоды карт более выгодны, чем другие: в колодах A и B («плохие колоды») есть некоторые карты, которые приводят к значительному выигрышу (100 долларов США), но есть и другие. карты, которые приводят к огромным убыткам (минус 1250 долларов США).Колоды C и D («хорошие колоды») содержат карты, которые приводят к меньшему выигрышу (50 долларов США), но также и к менее серьезным потерям (минус 250 долларов США). Таким образом, даже если вначале выбор колод A и B может привести к более быстрой финансовой прибыли, в конечном итоге хорошая стратегия состоит в том, чтобы выбирать карты только из колод C и D. Здоровые участники быстро развивают предпочтение хороших колод, показывая при этом более сильные упреждающие реакции проводимости кожи при выборе из плохих колод. Напротив, участникам с поражением вентромедиальной префронтальной коры обычно не удается «прочитать» игру: они продолжают выбирать карты из плохих колод до конца игры и не демонстрируют реакции повышенной проводимости кожи [47].Согласно гипотезе соматических маркеров [48], наш выбор и решения основываются на телесных реакциях, которые запускаются эмоциями. Эти так называемые соматические маркеры представляют собой состояния тела, которые были вызваны вознаграждением или наказанием в прошлом и были связаны с определенными ситуациями или выбором. Когда человек обдумывает несколько вариантов поведения, физиологические реакции, связанные с предыдущим выбором, воспроизводятся или ожидаются в вентромедиальной префронтальной коре и могут повлиять на текущее решение, например.г., помогая нам отказаться от менее выгодных вариантов. Несмотря на то, что гипотеза соматического маркера очень влиятельна и вдохновила на большое количество исследований, она, тем не менее, подверглась критике на том основании, что причинная роль периферийной обратной связи для принятия решений в игровой задаче еще не была убедительно продемонстрирована [49].

В рамках функционального нейровизуализационного исследования, посвященного изучению влияния эмоций на принятие решений в мозге, мы недавно попросили наших участников распределить денежную сумму между собой и благотворительной организацией (они могли выбирать между Гринпис, Amnesty International или Красным Крестом). .В каждом из 100 испытаний участники выбирали между альтруистическим поведением (раздача денег на благотворительность) или эгоистическим поведением (сохранение денег для себя). Эгоистичные участники, то есть участники, которые пожертвовали мало или совсем не пожертвовали денег на благотворительность, при решении оставить деньги себе, продемонстрировали усиление ЖИВОГО сигнала в миндалевидном теле и брюшном полосатом теле, двух нервных областях, которые представляют собой вознаграждение за стимул. Эти аффективные реакции могут склонять участников к выбору более эгоистичного поведения за счет благотворительных организаций [50, 51].

Однако эмоции также могут помочь нам обеспечить долгосрочные интересы общества, контролируя людей, которые ведут себя слишком эгоистично. В Ultimatum Game, игре, широко используемой в нейроэкономических экспериментах, один игрок (предлагающий) получает сумму (например, 20 швейцарских франков) от экспериментатора и должен предложить способ разделения денег между собой и вторым игроком (отвечающий ). Предлагающий может сделать любое предложение отвечающему, от деления поровну (10:10) до сохранения всего для себя (20: 0).Однако на следующем этапе респондент может принять или отклонить предложение. Если отвечающий отказывается, ни предлагающий, ни отвечающий ничего не получат. Ответчик, действующий на строго экономической и рациональной основе, примет любое предложение больше 0 (даже разделение 19: 1), потому что получить 1 швейцарский франк лучше, чем ничего не получить. Однако это не то, что наблюдается в исследованиях по всему миру [52]: очень часто респонденты отклоняют предложения на сумму 5 швейцарских франков или меньше, поскольку они считают эти предложения несправедливыми.Таким образом, личная финансовая выгода приносится в жертву, чтобы наказать несправедливого предлагающего. Восприятие несправедливых предложений сопровождается повышенной активизацией передней островковой доли, области мозга, участвующей в представлении телесных изменений и эмоций, таких как отвращение [53]. Фактически, чем больше островок респондента активируется несправедливым предложением, тем больше вероятность того, что респондент отклонит это предложение. Экономисты назвали вышеизложенное индивидуальной выгодой в интересах группы альтруистическим наказанием .Было показано, что группы, которые применяют альтруистические наказания для сдерживания безбилетников, действуют намного лучше в долгосрочной перспективе [54]. Кроме того, было показано, что альтруистическое наказание сопровождается активацией полосатого тела, которое участвует в представлении субъективного вознаграждения в мозгу [55]. Таким образом, даже несмотря на то, что альтруистическое наказание связано с финансовыми издержками, оно тем не менее воспринимается как поощрение и, таким образом, может обеспечить долгосрочное сотрудничество на групповом уровне.Эти «эмоциональные» реакции могут быть более «рациональными», чем решения, основанные исключительно на (экономической) причине.

Выводы

Наш обзор недавнего исследования Affective Sciences показывает, что раздвоение разума и эмоций, которое распространялось в течение долгого времени, не отражается на архитектуре мозга и его функционировании. Эмоции и познание тесно взаимосвязаны, сложное человеческое поведение возникает в результате динамических взаимодействий между несколькими процессами и сетями мозга.Эмоции определяют, как мы воспринимаем наш мир, как мы его помним и какие решения принимаем. Как и любая другая сложная система, эмоции могут идти наперекосяк, что иллюстрируется, например, преувеличенным смещением внимания к угрозе при тревоге [23] или предпочтительной памятью на негативные события при депрессии [56]. Однако при нормальном функционировании эмоции следует рассматривать как полезный ориентир, отнюдь не иррациональный, который помогает нам ориентироваться в нашей сложной среде.

Финансирование / потенциальные конкурирующие интересы: Национальный центр компетенции в исследованиях (NCCR) Affective Sciences, финансируемый Швейцарским национальным научным фондом.

Переписка

Для корреспонденции: Тобиас Брош, доктор философии, факультет психологии, Женевский университет, 40, Boulevard du Pont d’Arve, CH-1205, Женева, Швейцария, tobias.brosch [at] unige.ch

использованная литература

1 Хебб Д. Организация поведения. 1949, Нью-Йорк: Wiley.

2 Scherer KR. Эмоция служит для разделения стимула и реакции в книге Природа эмоции: фундаментальные вопросы, стр.Экман и Р.Дж. Дэвидсон, редакторы. 1994, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк / Оксфорд. п. 127–130.

3 Сандер Д. Модели эмоций: подход к аффективной нейробиологии, в Справочнике по человеческой аффективной нейробиологии, J.L. Armony и P. Vuilleumier, Editors. в печати, Издательство Кембриджского университета: Кембридж.

4 Scherer KR. Оценка, рассматриваемая как процесс многоуровневой последовательной проверки, в «Процессы оценки в эмоциях: теория, методы, исследования», К.Р. Шерер, А. Шорр и Т. Джонстон, редакторы. 2001, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк. п. 92–120.

5 Scherer KR. К динамической теории эмоций: компонентная модель процесса аффективных состояний. Женевские исследования эмоций и общения, 1987; 1 (1): 1–98.

6 Scherer KR. Динамическая архитектура эмоций: свидетельство компонентной модели процесса. Познание и эмоции. 2009. 23 (7): 1307–51.

7 Scherer KR.О природе и функциях эмоций: компонентный процессный подход, подходы к эмоциям, K.R. Шерер и П. Экман, редакторы. 1984, Эрлбаум: Хиллсдейл. п. 293–317.

8 Siemer M, Mauss I, Gross JJ. Та же ситуация — разные эмоции: как оценки формируют наши эмоции. Эмоция, 2007; 7 (3): 592–600.

9 Шерер К.Р., Брош Т. Культурные предубеждения в оценке способствуют формированию эмоциональной предрасположенности. Eur J Pers. 2009; 23: 265–88.

10 Brosch T, Sander D, Pourtois G, Scherer KR.За пределами страха: быстрая пространственная ориентация на положительные эмоциональные стимулы. Психологическая наука. 2008; 19: 362–70.

11 Макгоу JL. Память — век консолидации. Наука. 2000. 287 (5451): 248–51.

12 Гранджан Д., Сандер Д., Шерер К.Р. Сознательное эмоциональное переживание возникает как функция многоуровневой синхронизации ответов, основанной на оценке. Сознательное познание. 2008. 17 (2): 484–95.

13 Брош Т., Сандер Д.Оценивающий мозг: к нейрокогнитивной модели оценочных процессов в эмоциях. Обзор эмоций. 2013; 5: 163–8.

14 Драйвер Дж. Выборочный обзор исследований избирательного внимания прошлого века. Br J Psychol. 2001. 92 (1): 53–78.

15 Корбетта М, Шульман ГЛ. Контроль целенаправленного и стимулированного внимания в мозгу. Nat Rev Neurosci. 2002. 3 (3): 201–15.

16 Brosch T, Pourtois G, Sander D, Vuilleumier P.Аддитивные эффекты эмоционального, эндогенного и экзогенного внимания: поведенческие и электрофизиологические доказательства. Нейропсихология. 2011. 49 (7): 1779–87.

17 Оман А., Лундквист Д., Эстевес Ф. Возвращение к лицу в толпе: преимущество угрозы со схематическими стимулами. J Pers Soc Psychol. 2001. 80 (3): 381–96.

18 Brosch T, Van Bavel JJ. Гибкость эмоционального внимания: доступная социальная идентичность способствует быстрой ориентации внимания.Познание. 2012; 125 (2): 309–16.

19 Фелпс Э.А., Линг С., Карраско М. Эмоции облегчают восприятие и усиливают перцептивные преимущества внимания. Psychol Sci. 2006. 17 (4): 292–9.

20 Брош Т., Пуртуа Г., Сандер Д. Восприятие и категоризация эмоциональных стимулов: обзор. Cogn Emot. 2010; 24: 377–400.

21 Гранджан Д., Сандер Д., Пуртуа Г., Шварц С., Сегье М.Л., Шерер К.Р. и др. Голоса гнева: Мозг реагирует на гневную просодию в бессмысленной речи.Nat Neurosci. 2005. 8 (2): 145–6.

22 Брош Т., Гранджин Д., Сандер Д., Шерер К.Р. Кросс-модальное эмоциональное внимание: эмоциональные голоса модулируют ранние стадии визуальной обработки. J Cogn Neurosci. 2009; 21: 1670–9.

23 Bar-Haim Y, Lamy D, Pergamin L, Bakermans-Kranenburg MJ, van Ijzendoorn MH. Смещение внимания, связанное с угрозой, у тревожных и спокойных людей: метааналитическое исследование. Psychol Bull. 2007. 133 (1): 1–24.

24 Сабатинелли Д., Брэдли М.М., Фицсиммонс-младший, Ланг П.Дж.Параллельная миндалевидная и нижневременная активация отражают эмоциональную интенсивность и актуальность страха. Нейроизображение. 2005. 24 (4): 1265–70.

25 Пилен М., Аткинсон А., Андерссон Ф., Вийюмье П. Эмоциональная модуляция зрительных областей, избирательных к телу. Soc Cogn Affect Neurosci. 2007; 2: 274–83.

26 Вюйомье П., Армони Дж. Л., Драйвер Дж., Долан Р. Дж.. Влияние внимания и эмоций на обработку лиц в человеческом мозге: исследование фМРТ, связанное с событием. Нейрон.2001. 30 (3): 829–41.

27 Vuilleumier P. Как остерегается мозг: нейронные механизмы эмоционального внимания. Trends Cogn Sci. 2005. 9 (12): 585–94.

28 Оман А., Минека С. Страхи, фобии и готовность: к эволюционному модулю обучения страху и страху. Психологический обзор. 2001. 108 (3): 483–522.

29 Каннингем В.А., Брош Т. Мотивационная значимость: настройка миндалевидного тела на основе черт, потребностей, ценностей и целей. Curr Dir Psychol Sci.2012; 21: 54–9.

30 Сандер Д., Графман Дж., Залла Т. Миндалевидное тело человека: развитая система для определения релевантности. Rev Neurosci. 2003. 14 (4): 303–16.

31 Vuilleumier P, Brosch T. Взаимодействие эмоций и внимания, в The Cognitive Neurosciences IV, M.S. Газзанига, редактор. 2009, MIT Press: Кембридж. п. 925–34.

32 Вюиллеумье П., Ричардсон М. П., Армони Дж. Л., Драйвер Дж., Долан Р. Дж.. Дистанционное влияние поражения миндалины на зрительную активацию коры при эмоциональной обработке лица.Nat Neurosci. 2004. 7 (11): 1271–8.

33 Джеймс У. Принципы психологии. 1890, Нью-Йорк: Дувр.

34 Зола-Морган С., Сквайр Л.Р., Амарал Д.Г. Амнезия человека и медиальная височная область: стойкое нарушение памяти после двустороннего поражения, ограниченного полем СА1 гиппокампа. J Neurosci. 1986. 6 (10): 2950–67.

35 Фелпс Э.А. Эмоции и познание: выводы из исследований миндалевидного тела человека. Анну Рев Психол.2006; 57: 27–53.

36 Dolcos F, LaBar KS, Cabeza R. Взаимодействие между миндалевидным телом и системой памяти медиальной височной доли предсказывает лучшую память на эмоциональные события. Нейрон. 2004. 42 (5): 855–63.

37 Фелпс Э.А. Человеческие эмоции и память: взаимодействие миндалевидного тела и комплекса гиппокампа. Curr Opin Neurobiol. 2004. 14 (2): 198–202.

38 Фелпс Э.А., Шарот Т. Как (и почему) эмоции усиливают субъективное ощущение воспоминаний.Curr Dir Psychol Sci. 2008. 17 (2): 147–52.

39 Шарот Т., Дельгадо М.Р., Фелпс Э.А. Как эмоция усиливает ощущение запоминания. Nat Neurosci. 2004. 7 (12): 1376–80.

40 Loftus EF, Loftus GR, Messo J. Некоторые факты об оружии. Закон Hum Behav. 1987. 11: 55–62.

41 Монтагрин А., Брош Т., Сандер Д. Целенаправленность как ключевой фактор улучшения памяти. Эмоции в прессе.

42 Таларико Дж. М., Рубин, округ Колумбия.Уверенность, а не последовательность, характеризует воспоминания о вспышках. Psychol Sci. 2003. 14 (5): 455–61.

43 Хан С, Лернер Дж. Принятие решений, в Оксфордском компаньоне аффективных наук, Д. Сандер и К. Шерер, редакторы. 2009, Издательство Оксфордского университета: Нью-Йорк.

44 Уилсон Т.Д., Гилберт Д.Т. Аффективное прогнозирование — Знать, чего хотеть. Curr Dir Psychol Sci. 2005. 14 (3): 131–4.

45 Damasio AR. Ошибка Декарта: эмоции, разум и человеческий мозг.1994, Нью-Йорк: Putnam Publishing.

46 Bechara A, Damasio H, Tranel D, Damasio AR. Задача по азартным играм в Айове и гипотеза соматического маркера: некоторые вопросы и ответы. Trends Cogn Sci. 2005. 9 (4): 159–62.

47 Bechara A, Damasio H, Tranel D, Damasio AR. Принятие выгодного решения до того, как вы узнаете выгодную стратегию. Наука. 1997. 275 (5304): 1293–5.

48 Damasio AR. Гипотеза соматических маркеров и возможные функции префронтальной коры.Философские труды Лондонского королевского общества. Серия B, Биологические науки. 1996. 351 (1346): 1413–20.

49 Данн Б.Д., Далглиш Т., Лоуренс А.Д. Гипотеза соматического маркера: критическая оценка. Neurosci Biobehav Rev.2006; 30 (2): 239–71.

50 Брош Т., Коппин Дж., Шерер К.Р., Шварц С., Сандер Д. Создание ценности (я): Психологические иерархии ценностей отражают контекстно-зависимую чувствительность системы вознаграждения. Soc Neurosci.2011; 6: 198–208.

51 Брош Т., Коппин Г., Шварц С., Сандер Д. Важность действий и ценность объекта: диссоциативные нейронные системы, представляющие основную ценность и экономическую ценность. Soc Cogn Affect Neurosci. 2012; 7: 497–505.

52 Генрих Дж., Бойд Р., Боулз С., Камерер С., Фер Е., Гинтис Н. и др. «Экономический человек» в кросс-культурной перспективе: поведенческие эксперименты в 15 небольших обществах. Behav Brain Sci. 2005. 28 (6): 795–815.

53 Санфей А.Г., Риллинг Дж. К., Аронсон Дж. А., Нистром Л. Е., Коэн Дж. Д.. Нейронная основа принятия экономических решений в игре Ultimatum. Наука. 2003. 300 (5626): 1755–8.

54 Фер Э., Гахтер С. Альтруистическое наказание у людей. Природа. 2002. 415 (6868): 137–40.

55 de Quervain DJ, Fischbacher U, Treyer V, Schellhammer M, Schnyder U, Buck A, et al. Нейронная основа альтруистического наказания. Наука. 2004. 305 (5688): 1254–8.

56 Далглиш Т, Уоттс Фн. Предубеждения внимания и памяти при расстройствах тревожности и депрессии. Clin Psychol Rev.1990; 10 (5): 589–604.

Авторские права


Опубликовано в соответствии с лицензией на авторское право CC BY-NC-SA: Эта лицензия позволяет повторно использовать материалы на любом носителе или в любом формате, а также использовать его в некоммерческих целях и только при условии указания ссылки на создатель. Если вы ремикшируете, адаптируете или основываете материал, вы должны лицензировать измененный материал на идентичных условиях.
См .: smw.ch/permissions

Как эмоции влияют на обучение, поведение и отношения

Фильм 2015 года « Наизнанку » — это исключительное и точное изображение наших пяти основных эмоций. Эти первичные эмоции — это радость, печаль, страх, гнев и отвращение. В этом фильме показано, как мы используем эти эмоции, когда возникают трудные и счастливые переживания, и как нам нужны не только положительные, но и отрицательные эмоции. Изучив науку, лежащую в основе Inside Out , я разработал основанные на исследованиях образовательные стратегии нейробиологии, вопросы и идеи оценки, соответствующие нескольким сценам из фильма.В этом посте мы рассмотрим четыре категории, представляющие концептуальный и развивающийся мозг всех детей и подростков. Рецепта для успешной реализации этих стратегий не существует, и каждая будет зависеть от уровня класса, времени подготовки учителя, времени в классе и, в основном, того энтузиазма, который мы привносим, ​​знакомя наших учеников с этими концепциями.

Нейропластичность / Чувства

Нейропластичность — это способность мозга перестраиваться, укрепляя пути между задействованными и используемыми нейронами, одновременно ослабляя связи между клеточными путями, которые не используются или не восстанавливаются.Перестройка наших мозговых цепей зависит от опыта — мы можем изменить синапсы или срабатывающие связи, изменив восприятие или поведение. Нейропластичность включает переосмысление или переоценку опыта, события или отношений, чтобы мы наблюдали и переживали другой результат. Мы получаем то, что воспринимаем и ожидаем! Мозг видит и реагирует на восприятие, а не на реальность. Негативные сохраняющиеся состояния мозга могут стать нейронными чертами, встроенными в наши схемы. Нейропластичность — лучшие новости нейробиологии за последние годы.

Процессы, поддерживающие эмоциональный интеллект, рассматриваются в растущей области межличностной нейробиологии (IPNB). Теория, лежащая в основе IPNB, дает картину умственного развития человека и потенциал трансформации, который существует при изменении мышления и обработки эмоций, мыслей и поведения (Siegel, 2001, 2006, 2007). Концепция эмоционального интеллекта взаимосвязана с IPNB и развитием осознанного осознания как стратегии для достижения здоровой интеграции эмоционального, психологического, физиологического и когнитивного функционирования (Davis & Hayes, 2011; Siegel, 2001, 2007).

В фильме Inside Out мы знакомимся с основной памятью . Все мы постоянно создаем воспоминания, но то, что делает их ключевыми или значимыми, — это эмоции, которые мы связываем с этими прошлыми событиями, переживаниями и отношениями. Эмоции управляют нашим вниманием и восприятием. Мы формируем положительные и отрицательные основные воспоминания из-за эмоциональной интенсивности, которую мы придали событию или опыту.

Фильм знакомит нас с эмоциями, смешивающимися в мозгу 11-летней Райли.Ее радостные основные воспоминания представлены золотыми шарами. В начале фильма грусть Райли мешает этим золотым шарам наполненных радостью воспоминаний. Когда к сердцевине золотого воспоминания соприкасается печаль, золото становится темно-синим, а радость теряется. Позже мы узнаем из различных опытов Райли, что синий и золотой тона, представляющие грусть и радость, могут хорошо работать вместе, создавая красивый контраст для создания прочной основной памяти. Эти ключевые воспоминания хранятся в «долгосрочной перспективе» и в конечном итоге становятся частью наших Островов Личности, или того, что я назвал Островами Самости.

Приведенные ниже вопросы призваны пробудить ваш творческий потенциал и мыслительные процессы по мере того, как вы объединяете темы и стандарты в утренние собрания, послеобеденные кружки и предметы — когда вы принимаете силу чувств и то, как они непосредственно влияют на обучение, отношения и поведение .

Вопросы для преподавателей

1. Какие типы основных воспоминаний вы могли бы создать в своих классах и зданиях с учениками и учителями? Эти воспоминания могут быть эмоциональными, академическими или социальными, отражать новые отношения, новый способ выполнения задания или проект сотрудничества с другими.

2. Как мы можем создать основные воспоминания, которые заряжают энергией, пробуждают любопытство и приносят радость нашим ученикам?

3. Обучаете ли вы студентов их нейроанатомии?

4. Понимают ли учащиеся негативную роль стресса в когнитивном функционировании в отношении обучения, запоминания и извлечения информации?

5. Как мы можем начать урок или день с эмоциональной проверки? Какая погода у вас в голове? Можно ли использовать ламинированные карточки с основными эмоциями для младших школьников и первичными и вторичными эмоциями для старших школьников? Учащиеся могут показать чувство, которое они испытывают, когда они начинают урок, и отметить, как оно меняется в течение дня.

Вопросы для студентов

Эти вопросы были разработаны для содействия студенческому обсуждению, саморефлексии и самосознанию. В исследовании доктора Дэна Сейгеля говорится: «То, чем можно делиться, — сносно».

Печаль помогла Радости в фильме, и твоя собственная Печаль поможет тебе.

1. Как вы справляетесь с грустью?
2. Можете ли вы использовать свою Печаль, чтобы почувствовать себя лучше? Как?
3. Что было бы, если бы мы никогда не чувствовали печали? Иногда полезно держать печаль внутри круга, чтобы она не распространялась и не выходила из-под контроля? Почему?

Страх и гнев могут защищать и мотивировать нас.

4. Когда страх был нужен в вашей жизни?
5. Чем вам помог страх?
6. Какое количество страха является идеальным?
7. Что происходит с нашим мышлением и решением проблем, когда мы несем слишком много страха или печали?
8. Как гнев проявляется в вашем мозгу?
9. Гнев когда-нибудь помогал вам?
10. Как вы обычно справляетесь со своим Гневом?

Отвращение защищает нас от физического и социального отравления.

11. Как вам помогло чувство отвращения?
12.Как выражение отвращения повредило вашим отношениям или опыту?

В фильме Джой играет ведущую роль среди чувств в мозгу Райли.

13. Всегда ли радость играет ведущую роль в нашем мозгу?
14. Что произошло, когда Радость и Печаль покинули штаб-квартиру?
15. Как мы видим радость в своем мозгу?
16. Что заставляет радость овладеть вашим мозгом?

Представьте, что у вас совсем нет чувств.

17. Какой была бы жизнь, если бы у нас не было чувств?
18.Опишите два положительных изменения в нашей жизни, если бы у нас не было чувств.
19. Опишите два негативных изменения, которые могут произойти в жизни без чувств.

В моем следующем посте мы рассмотрим основные воспоминания. Между тем, в разделе комментариев ниже, пожалуйста, расскажите, как вы помогаете своим ученикам принимать и исследовать свои собственные эмоции.

Добавить комментарий