Психолог рассказала, как пережить смерть близкого человека
Загляни в себя
Лариса Григорьевна, начну с главного: в дом пришло горе — какого специалиста искать: психолога, психотерапевта, психоаналитика?
Лариса Пыжьянова: Психоанализ это совсем другая история, дай Бог, чтобы в России набралось 50 настоящих психоаналитиков. Обращаться надо к психологу. Психолог не научит тебя жить, но он отражает твое состояние и показывает тебе это отражение со стороны. «Тебе кажется, что ты не справляешься, но действительно ли это так?». Он поможет, если нет нарушений в психике на уровне заболеваний.
А если нарушения есть? Если депрессия уже налицо?
Лариса Пыжьянова: Мы вульгаризировали это понятие: я в печали, у меня депрессия! Печаль это не депрессия. Депрессия — это когда лицом в стену, и не на день или два, а на недели и месяцы. Ребенок голодный, а мать не может встать, накормить. И она действительно не может, — вот это депрессия.
Конечно, они бывают разные, могут протекать с улыбкой и даже со смехом, только это еще больше окружающих напугает.
Сигнал для окружающих: у горюющего человека принципиально изменилось поведение. Горе не меняет поведение: если был склонен к агрессии — то и в горе будешь агрессивным, был апатичным — так и горе тебя истощит до степени апатии. Обращайте внимание на аномалии: ваш друг был всегда спокойным и уравновешенным, а в горе начались истерические припадки, нехарактерные для него вспышки агрессии — бейте в набат. Особенно, если он при этом все отрицает: «Отстаньте от меня, со мной все нормально, это вы все ненормальные». Тогда — к психотерапевту. А может даже и к психиатру.
На что горюющий скажет: что, психа из меня решили сделать?
Лариса Пыжьянова: Правильно, он может так сказать. Поэтому сначала — к психотерапевту или невропатологу. Он может назначить препараты, и, как врач, оценит состояние. Может порекомендовать идти к психиатру.
И это более мягкий путь для родственников, ведь на предложение сходить к невропатологу многие соглашаются. Особенно, если серьезно и долговременно расстроился сон, аппетит, возникают суицидальные мысли, человек отказывается выходить из дома, перестает ухаживать за собой, за детьми и т.п. А к психиатру — нет: «Я не псих!».
Вы — за антидепрессанты?
Лариса Пыжьянова: Всегда была против. Потому что все, что с тобой происходит, ты должен прожить. Не «забивать» свое горе препаратами, а прожить его. Если не дошел в своем горе до дна, то и не от чего оттолкнуться. Можешь застрять между землей и небом. Но бывают случаи, когда психика не справляется, и без медикаментов обойтись.
Кризисным психологам приходится быть мобильными. Фото: Из личного архива Ларисы Пыжьяновой
С нашими аптеками сейчас что-то странное творится: все чаще можно купить без рецепта врача рецептурные лекарства.
Лариса Пыжьянова: Можно.
Но это неправильно. Самолечением нельзя заниматься.
Как говорил персонаж отличного фильма, голова предмет темный, изучению не подлежит. Вообще, механизм и этапы переживания горя нужно знать горюющему? Или лишь специалисту?
Лариса Пыжьянова: Их нужно знать специалисту. И — родственникам горюющего, чтобы они не пугались того, что происходит. Чтобы понимали, какая поддержка ему нужна. И самому горюющему — важно. Чтобы это не прозвучало как советы человеку, у которого насморк. Поболит, но скоро пройдет, у всех так бывает… Это будет воспринято болезненно, поскольку это обесценивает его чувства, и обезличивает его горе и потерю: «Ну что же ты так убиваешься — ты же так не убьешься».
Если человек сам спрашивает: «А что, собственно, со мной происходит?» Но современная теория говорит, что каждый проходит путь по-своему, нет нормального или ненормального горевания. Есть маркеры, когда человеку нужна внешняя помощь, он сам уже не справляется. Ему надо понять: перед тобой океан без края, или все-таки там есть берег.
Конкретная ситуация: женщине за 60, одинокая, потеряла единственного ребенка — взрослую дочь. Онкология: быстрая и страшная. На похоронах держалась хорошо, чем всех удивила. Твердит: «Я знаю, она есть! Просто уехала». Прошло 10 месяцев. Теперь плачет: «Она есть! Но почему же так далеко уехала!?».
Лариса Пыжьянова: Это самая тяжелая история: когда пожилые родители теряют взрослых детей. И если никого из близких рядом нет, то нормального проживания горя не бывает. Очень сложно найти смысл, ради чего дальше человеку жить. Но все-таки можно, ей надо напомнить: пока ты жива — жива и память о твоей дочери. Умершие люди живут среди нас в воспоминаниях, в разговорах. А держалась лучше всех на похоронах, возможно, из-за препаратов.
Не было препаратов.
Лариса Пыжьянова: Тогда это ситуация «отсроченного горя». Это когда если человек примет реальность, то сойдет с ума. Он все понимает, но в мозгу «падают загородочки», и человек не принимает потерю.
Просто не может. Это защитные механизмы психики, они нам даны от рождения для того, чтобы пережить то, что пережить нельзя. Оплакивает потерю, и будет оплакивать до конца жизни: она потеряла самого дорогого человека. Тут нельзя давать оценку, нормальное или не нормальное горевание. Если не закрылась у себя дома, если продолжает поддерживать контакты с близкими, то психиатр ей не нужен. Но ей нужна поддержка близких. Нужны люди, чтобы она не была одна.
Ты не один
Священник может заменить психиатра?
Лариса Пыжьянова: Священники веками заменяли психологов, психотерапевтов и психиатров. Кроме того, раньше люди жили общинами, и в горе человек не оставался один, что очень важно. Кое-где и сейчас так. У меня был пациент: мужчина, потерявший сына. Он из Узбекистана. Говорит, что у них в таких случаях неделю двери дома не закрываются, так там принято. Они приходят не для того, чтобы буквально утешить человека в горе. Просто приходят, что-то делают, или не делают ничего.
Общаются между собой. Заполняют пространство. Потому что когда умирает человек — у близких умирает часть их мира. И пустота в доме ощущается просто физически. Понятно, что другие люди эту пустоту не компенсируют, но это очень хорошая и нужная поддержка.
Специалисты МЧС в Крымске. Фото: Из личного архива Ларисы Пыжьяновой
Многих горюющих раздражают банальности: «Ну, ты там давай, крепись!». Хотя бывает и похуже, например, когда женщину, потерявшую ребенка, утешают: «Ну, ничего, ты еще родишь!».
Лариса Пыжьянова: Еще хуже, когда горюющего начинают избегать. Случай: женщина потеряла дочь. Через полгода осознала, что к ней никто в кабинет все это время не заходил. Поставили столик в прихожей, на него складывали для нее документы. А она их «на автопилоте» забирала. Ее все избегали, потому что не знали, как с ней себя вести, и какие слова говорить.
У меня основной принцип: если слова идут из души, — их смело говори, они всегда правильные.
Если ничего не идет, то и выжимать из себя не надо. Люди считают, что всегда надо что-то сказать. Не надо. Особенно, если это набор банальностей: «Ну, ты держись!», «Ну ты там как-то справляйся».
Не знаешь, что сказать, так и скажи: не знаю. Можно просто побыть рядом, помолчать. Знаю женщину, которая потеряла мужа — а ее подруга просто брала за руку, приводила к себе в семью. Она потом мне рассказывала: «Вокруг люди, коты, собаки. А я как замерзший человек — отогреваюсь». За что очень благодарна подруге. Бывает и наоборот, люди боятся навредить. Ну как приглашать в гости, у меня все живы-здоровы, ей (ему) только хуже станет.
А не станет?
Лариса Пыжьянова: Не надо гадать и домысливать за другого. Всегда можно прямо спросить: «Что я могу для тебя сделать?»
Женщина лучше понимает женщину, мужчина — мужчину?
Лариса Пыжьянова: По моему опыту иногда бывает наоборот: лучше, когда рядом с горюющим мужчиной женщина, а с женщиной мужчина.
Мы в горе становимся немного детьми: потерянными, не понимающими как дальше жить. И женщина для горюющего мужчины может на бессознательном уровне выступить таким архетипическим образом матери — любящей, сильной, защищающей. А мужчина для горюющей — таким же архетипическим образом отца. Если рядом есть человек, который может обнять или взять за руку, сказать, что ты не один, вместе мы справимся, я тебе помогу — становится реально легче.
У нас достаточно кризисных психологов, которые могут профессионально помочь тем, кто в этом нуждается?
Лариса Пыжьянова: Нет, таких специалистов очень мало. Работать «с острым горем» тяжело. По опыту работы в МЧС: когда случались масштабные катастрофы, то к нам на помощь присылали педагогов-психологов, медицинских психологов. Но эти люди привыкли работать в кабинетах, а работа с людьми, находящимся в состоянии острого горя, это совсем другое. Они и сами психологически травмируются, и другим не помогают.
На кризисных психологов где-то учат?
Лариса Пыжьянова: Ближе всего к этой профессии клинический психолог.
В МГУ есть кафедра экстремальной психологии. Но только не может парень или девушка после окончания вуза работать с острым горем. И никакие стажировки и практики это не изменят. Нельзя дать специалисту «техники» или методические рекомендации, по которым они будут работать. Они должны стать личностями. Только личность может вылечить другую личность.
Нынешнее место работы: психолог «Елизаветинского детского хосписа». Фото: Из личного архива Ларисы Пыжьяновой
Жизнь после смерти
Вдовец или вдова решили жить дальше, завести новую семью. Нашли пару. И вроде все хорошо, но своих любимых забыть не могут. А им говорят: ты, пожалуйста, освободи свое сердце, там кто-то живет, я это чувствую. И что делать? Дать этому «глазастому» прочитать вашу книгу? Или бежать от него (от нее) куда глаза глядят?
Лариса Пыжьянова: Я вам расскажу историю своего деда. Его жена, Катя, умерла в 27 лет. Он остался вдовцом с тремя детьми, младшему год, моей маме четыре года, старшему — 7.
Нашел жену, которая сказала, что любит и его, и будет любить его детей. Но он часто вспоминал Катю, оплакивал, рассказывал: она это так делала… Молодая жена отреагировала: «Ах, Катя? Так ты выкопай свою Катю, поставь в красный угол и молись на нее». Он забрал детей и ушел.
Что тут сказать… Освободи свое сердце, а потом приходи? Лично я свое сердце никогда не освобожу, все, что в нем — там и останется. Что же делать? Ну, вот когда в семье рождается второй ребенок, старший может спросить маму: «А что, ты меня больше любить не будешь?». Конечно, будет. И первого, и второго, только по-другому. Так и здесь: ты хочешь быть с новым человеком. Но тот человек, который в твоем сердце был — он навсегда в сердце и останется, это следует либо принять, либо нет. Если тебе говорят: обнули жизнь и начни с нового листа, то уместен вопрос: а прежнюю книгу куда деть? Делать вид, что ее не существует? А она есть. Поэтому новый человек в вашей жизни либо это все понимает и принимает, либо… Вам с ним не по пути.
А у вашего дедушки как жизнь сложилась после расставания с женой?
Лариса Пыжьянова: А потом была война. Он вернулся с фронта, дети выросли, и только тогда он создал новую семью. Ушел из жизни рано, в 64 года — сказались фронтовые раны: тяжелая контузия.
Брат за брата
Почему вы, сотрудник МЧС, оказались в детском хосписе?
Лариса Пыжьянова: Удивительная история. И хотела, и не хотела — боялась, что не справлюсь. Обратилась за советом к своему духовнику. Он сказал: не готов тебе сейчас дать благословления. Ты с одной очень тяжелой работы хочешь уйти в еще более тяжелую. Иди молись, думай. Я все-таки прошла в хосписе стажировку, и тоже пришла к выводу, что не смогу там работать. Написала им письмо: получила важный опыт, спасибо, но — нет.
Мне звонят: когда дадите ответ? Говорю: я дала ответ, проверьте почту. Проверили: нет моего письма. Оказалось, что оно не ушло, застряло у меня в черновиках.
Мне говорят: просто скажите нам: вы согласны. Я должна была сказать «нет». Я так решила. Но сказала «да».
Лариса Пыжьянова дважды летала В Перу обучать местных специалистов работе с людьми в зоне чрезвычайной ситуации. Фото: Из личного архива Ларисы Пыжьяновой
Не мне судить, конечно, но кажется, что в больнице, куда поступают умирать дети, тяжелее, чем на месте катастроф.
Лариса Пыжьянова: В Москву привезли с Донбасса ребенка. 7 лет, онкология. Пытались найти донора костного мозга. Выяснилось, что у него есть старший брат, 26 лет, он подойдет в качестве донора. Но он в ополчении, на фронте. Нашли, сообщили. Его отпустили, он сразу же примчался в Москву. Но во время обследования обнаружили гангрену. Он сам не придавал значения: ну, ранили — заштопали, да все нормально. Оказалось, что не все осколки извлекли, идет воспаление. Его прооперировали, спасли как минимум руку, а скорее всего — жизнь.
А вот младшего брата спасти не удалось.
Донора ему нашли, пересадку сделали, но пошла острая реакция «трансплантат против хозяина». Мальчика привезли к нам в хоспис. Отказали почки, он уже был на грани комы. Но продержался больше, чем мог. Ему сказали: брат сейчас приедет. И он держался. Замечу, старший очень сдержанный и внешне неэмоциональный человек. Но когда вошел в палату, то из глаз брызнули слезы. Упал на колени со словами: «Ты меня, братишка, спас, а я тебе помочь не смог». Мы вышли, дали проститься.
И только после встречи мальчик впал в кому. И через два дня ушел.
Старший брат вернулся на Донбасс.
Цитаты из книги «Разделяя боль»
— Часто спрашивают: «А как вы утешаете людей?» Я отвечаю, что можно утешить ребенка, потерявшего игрушку, но нельзя утешить мать, потерявшую ребенка. Единственное, что можно сделать в этот момент, — помочь осознать потерю и ее безвозвратность. То есть сделать то, чему сопротивляется все ее существо. Осознать и принять факт смерти очень важно, иначе человек не сможет жить дальше, застынет и остановится в своем страдании.
— Горе не уничтожает жизнь, это часть жизни. Это процесс. А процесс имеет начало и конец.
— К любому страданию надо относиться очень трепетно и с большим уважением. Нельзя грубо лезть в чужую душу, к ней надо подходить на цыпочках.
— Нужно научиться жить без близкого человека, который умер. Это очень непросто — пережить и переработать горе, чтобы, сохранив любовь и память об умершем, пойти дальше по жизни без него.
— Помню мальчика, с которым пошла на первое опознание. Он стоял у входа в морг, его трясло, а родственники его толкали его в спину и говорили: «Ты должен, это ж твоя мамка, ты и иди смотреть». Он никак не мог сделать шаг. Мне тоже было страшно. Поэтому я взяла его за руку и сказала: «Пойдем, смотри мне в глаза, и просто пойдем».
— Человеку необходима внешняя поддержка, важно услышать: «Я с тобой. Пока ты не можешь сам справиться, но ты сможешь потом, а сейчас мы будем все делать вместе». Это как костыли. А потом силы к человеку приходят.
— Банальные фразы — «Такова судьба», «Пришло его время», «Надо держаться» — ничего кроме злости и раздражения не вызовут.
— Нельзя говорить родителям погибшего ребенка «у вас еще будут дети». Для этих людей сама мысль о другом муже, о другом ребенке может быть равносильна предательству умершего.
— История, которую рассказал священник Георгий Чистяков: «Когда у моей восьмидесятилетней родственницы умерла сестра, с которой они прожили всю жизнь, она мне сказала: «Спасибо, что вы меня не утешали, а просто все время были рядом».
— Часто приходилось слышать: «Чем вы можете помочь этим людям? Их можно только обнять и плакать вместе с ними». Но, во-первых, не все хотят, чтобы их обнимали, и, наверное, никто не хочет, чтобы пришедшие на помощь рыдали рядом. А во-вторых, горюющие люди очень по-разному реагируют — это может быть и агрессия, и истерика, и осуждение. Если такую реакцию не принять, осудить или испугаться — мы не сможем помочь человеку, потому что он не будет нам доверять.
— Бывает, что при большом горе человек никак его не проявляет, ведет себя бодро и активно и утверждает, что с ним все хорошо.
Такое «бесчувствие» свидетельствует о тяжести и глубине переживаний, и чем дольше длится этот внешне «светлый» промежуток, тем более продолжительными и тяжелыми могут быть последствия. Основное препятствие для нормального течения горя — неосознанное стремление избежать страдания и уклониться от невыносимых эмоций. В этих случаях происходит «застревание» на одной из стадий и возможно появление болезненных реакций.
— Когда люди не отрицают факта смерти близкого, но отрицают эмоции, связанные с этим, это состояние определяется как синдром «отсутствия горя». Проявляется в мучительном безразличии к жизни. Спустя месяцы и годы может настигнуть острыми реакциями в виде раздражения и даже гнева на другую, не относящуюся к нему утрату. В подобных случаях имеет смысл обратиться за помощью к специалисту».
Из досье «РГ»
Лариса Пыжьянова: кандидат психологических наук, клинический психолог, специалист в области экстремальной психологии и кризисного консультирования с 26-летним стажем, из них 10 — в МЧС.
Сегодня — психолог «Елизаветинского детского хосписа».
«Как помочь другу пережить смерть близкого человека?» — Яндекс Кью
Начнём от обратного — от того, чего не надо никогда делать, когда ваш знакомый, или близкий, или коллега по работе потерял кого-то очень близкого. Скорее всего, вы не сможете прямолинейно помочь, и он не перестанет сразу плакать.
Есть список фраз, которые мы говорим всегда в надежде, что это помогает – но не стоит их произносить. Не надо говорить «держись», не надо говорить «все будет хорошо», не надо говорить «время лечит», не надо говорить, что все пройдет и забудется, потому что в момент, когда человек потерял близкого человека, он не в том состоянии, чтобы все это воспринимать. Это звучит как что-то цинично-фальшивое и совершенно нереалистичное для его данного момента. Это, правда, очень сложный момент — потеря близкого человека, поэтому если вы действительно хотите помочь и быть тактичными, что немаловажно, вот такие фразы, они очень бестактные, неделикатные, они ранят.
Лучше молчать, чем говорить. Говорить о том, что вы рядом. «Может ли быть, что ты нуждаешься в какой-то помощи?», «Могу ли я что-то сделать для тебя?», «Я не могу себе представить, как тебе теперь больно, потому что я не терял близкого человека» — ну, вот, условно, если расшифровывать. «Я могу понять, что тебе тяжело», «Вот, я рядом. Скажи, если будет нужна помощь». И очень полезно говорить немного, потому что это такое горе, которое требует больше тишины, чем «забалтывания». Люди часто говорят «держись», и тот, у кого потеря, он вынужден для окружения все время говорить: «Да ок, норм, я справляюсь. Нормально». — «Держись!», — «Я держусь». А на самом деле, очень трудно держаться. Мы мало говорим о смерти, мы мало думаем о смерти, а смерть всегда рядом. И мало того, что мы все умрем, это еще половина беды. Мы будем хоронить близких людей, и к этому никогда нельзя быть готовыми. Если это были достаточно близкие люди, то это будет очень тяжело.
Надо помнить, что не всегда важна степень родства, степень близости.
Есть такое понятие у психологов — качество контакта, качество эмоционального контакта. Иногда человек может оплакивать смерть собаки год-два-три, потому что собака была самым близким для него существом. И это не потому, что он ненормальный, что он зоофетишист, а потому что так получилось, что самый сильный эмоциональный контакт у человека был с собакой.
Это может быть просто какой-то коллега по работе, который, казалось бы, не был близким. Но выясняется, что это очень сложное переживание. Важно говорить про боль, про то, что человеку тяжело, одиноко, плохо. И все, что мы можем сделать, это предоставить пространство для другого, чтобы он знал, что здесь его выслушают, что его погладят по голове, что никто не будет говорить этих глупых фраз про что жизнь продолжается. Потому что жизнь действительно продолжится, наступит момент, когда это горе в самой острой фазе, оно отступит, оно отойдет. Но в момент, когда оно в острой фазе, про это говорить категорически неправильно.
Имеет смысл обратиться к очень близкой смежной части, когда это еще не смерть близкого человека, но получение тяжелого диагноза у близкого человека — момент, с которым тоже очень сложно справиться.
Это очень тяжелый момент, потому что это первое столкновение со смертью. Человек еще не умер, но вы знаете, что у кого-то из ваших друзей плохой диагноз, или у его близкого плохой диагноз. Это очень сложное время, потому что это пролонгированная смерть, это умирание. Мы все понимаем, что этому человеку немного осталось. Мы тоже не понимаем, какие слова надо говорить. Тут тоже важно не говорить этих глупых слов про то, что все будет нормально. Человеку, у которого терминальная стадия рака, или ВИЧ/СПИДа, каких-то самых сложных, больших болезней, не надо говорить, что все будет хорошо, и какие мы будем еще огурцы весной сажать, потому что человек уже знает, что он не будет никаких сажать огурцов весной — ему страшно, ему больно. И вот в этом пространстве страха и боли, мне кажется, очень важно, чтобы мы научились иногда молчать и просто соболезновать и сочувствовать друг другу. И не говорить неправильных слов: неправильных, ранящих, обижающих. То есть мы должны открывать этот диалог, а не закрывать его.
Говоря «держись» и «все будет хорошо» — ну да, наверно, у кого-нибудь когда-нибудь все будет хорошо, но, очевидно, не у меня, когда у меня вчера умерла мама. У меня нескоро будет хорошо, да? Но если мне говорят держись, ну я говорю: «Я держусь».
К сожалению, у нас потеряны практики горевания, какие-то ритуалы, связанные со смертью. Есть много вещей, которые прежде были, и они работали, они очень помогали людям справиться. Поминки, которые переходили изо дня в ночь, поддержка людей, которые носили траур. Люди носили траур и год могли быть не очень социально активны. И все понимали, что у них горе и им сочувствовали. Это было выражено в каких-то внешних вещах — в том, что носил человек, и окружение его поддерживало. Мы потеряли очень много поминальных практик, поддерживающих, — к сожалению, по ряду причин. Сейчас, наверно, не время и не место про это говорить, но то, что мы потеряли старые практики, не значит, что мы не должны придумать новые.
Мы должны придумать, как справляться вне этого контекста — пошлого такого, знаете, эге-гей-оптимизма.
Вот мы сейчас все такие здоровские, мы справимся. Или там еще лучше, у человека там позавчера кто-то умер, и ему говорят: «Пойди к психологу». Ну, не надо, рано идти к психологу. Не всегда психолог поможет. Если все очень затянулось, и человек совершенно не справляется, и проходит год-два-три, и он говорит и думает только о покойном, то да, наверно, пора уже идти к психологу. Если все случилось вчера, это «смахивание» — то есть я не могу тебе сочувствовать, я не знаю, что с тобой делать, поэтому вот тебе телефон психолога. Не всегда тактично, не всегда деликатно, не всегда помогает.
По большому счету, помочь пережить потерю нельзя, потому что это процесс, который должен произойти с человеком, но можно быть добрым, доброжелательным, тактичным и деликатным тогда, когда это происходит. Создавать пространство, в котором человек может говорить о покойном, в котором человек может плакать и говорить, как ему грустно и одиноко. Помочь можно не бодрыми фразами, но участием, живым настоящим участием.
Это такая вещь, которую мы редко применяем, но стоит начинать.
Макаронина Счастливая
19 сентября 2020Один ваш подобный ответ на этот вопрос поддерживает стократ больше любой фразы «держись, все ведь не так плохо»… Спасибо
Комментировать ответ…Комментировать…10 способов помочь подруге, которая недавно овдовела
Потеря супруга, неожиданно или после продолжительной болезни, в лучшем случае травматична. В худшем случае это может быть изнурительно. Я знаю, потому что в 35 лет я сама овдовела.
В то время как многие люди хотят помочь, может быть трудно понять, как найти подход к человеку, охваченному таким непреодолимым горем. И, к сожалению, в результате многие люди чувствуют себя парализованными и вообще не предлагают никакой помощи.
Если вы не знаете, как помочь недавно овдовевшему другу, вот 10 советов.
Когда случается трагедия, люди, как правило, приходят с запеканками, печеньем и другой едой. Это может быть идеальным ответом.
Особенно хорошо, если у вашего друга есть дети или внуки в доме, которых нужно кормить. Однако добрые намерения могут быстро сокрушить скорбящую семью, если они получают несколько приемов пищи в течение одного дня.
Попробуйте использовать веб-сайты, такие как TakeThemAMeal или SignUpGenius, для координации действий с другими членами семьи и друзьями. Это не только гарантирует, что ваш друг будет есть один раз в день, но и поможет избежать дублирования одного и того же приема пищи в течение недели.
Нет ничего необычного в том, что кто-то в трауре с трудом справляется даже с простейшими задачами. Помогите своему другу, убирая дом или пропалывая сад. В качестве альтернативы, пригласите мастера на все руки и позаботьтесь обо всех вещах, которые ранее могли попасть в ее список любимых дел. Опять же, такие сайты, как SignUpGenius и CareCalendar, могут помочь группе друзей скоординировать эти задачи.
Вот в чем загвоздка. Если вы спросите свою подругу, нужна ли ей помощь, она может сказать «нет», даже если действительно барахтается.
«У нас все хорошо, но спасибо», — был мой стандартный ответ, когда кто-то спрашивал, могут ли они что-то для нас сделать. Это было наполовину гордость, наполовину отрицание.
Кроме того, люди в гуще горя часто не понимают, что им нужно. Они в шоке и едва могут встать с постели по утрам. Они не могут сформулировать, как кто-то может сделать свою жизнь лучше. Чтобы помочь им, постарайтесь не говорить: «Чем я могу помочь?» Вместо этого попробуйте: «Я хотел бы прийти в субботу днем, чтобы прополоть ваш сад. Это нормально?»
Эта фраза позволяет вашей подруге легко согласиться, но при этом дает ей возможность отказаться, если она действительно хочет побыть одна.
Смерть заставляет нас чувствовать себя беспомощными, и все, что мы говорим, кажется прискорбно неадекватным. Если вы не знаете, что сказать по телефону или лично, отправьте другу открытку. Каждая открытка, которую я получила после смерти мужа, была утешением. Они напомнили мне, что другие люди заботятся обо мне и не забывают обо мне.
Пропустите банальности о том, что это воля Божья или что он в лучшем месте. Эти вещи могут быть правдой, в зависимости от ваших убеждений, но они не утешительны. Вместо этого скажите, что вам жаль, а затем добавьте пару предложений о супруге вашего друга. Например, скажите: «Я всегда буду помнить, когда ________» или «Мне нравилось, как он ________». Он был важен для нее, она хочет слышать, что он был важен и для других.
В том же духе не делайте супруга вашего друга табуированной темой. Кажется, слишком много людей хотят похоронить все упоминания о покойном. И я это понимаю. Люди боятся расстроить вдову или не знают, что бы они сделали, если бы она начала плакать.
Нам тоже неловко. Однако еще хуже думать, что все живут своей жизнью и забыли наших мужей. Не бойтесь упоминать его имя и указывать на то, что ему понравилось бы, или счастливые воспоминания, которые у вас есть о нем. Если ваш друг начинает плакать, скажите, что мне очень жаль, и что вы тоже по нему скучаете.
Не думайте, что вам нужно заполнить пространство чем-то большим.
В какой-то момент жизнь всех продолжается. Этого следовало ожидать, но не забывайте, что ваш друг все еще скорбит. У ее боли нет срока годности.
Важные даты, такие как дни рождения, годовщины и дата смерти супруга, могут быть особенно трудными. Отметьте эти даты в своем календаре, и когда день наступит, обратитесь к своему другу с помощью открытки, звонка или текстового сообщения. Дайте ей понять, что вы не забыли и думаете о ней.
Если ваш друг присматривает за детьми или внуками, найдите возможность взять их с собой на день. Несколько моих друзей сделали именно это, и это дало моим детям долгожданное отвлечение, а мне предоставило столь необходимое время в одиночестве дома.
Чтобы вашему другу было легко принять ваше предложение, не делайте вид, будто вы изо всех сил делаете приглашение. Дело не в том, что она была бы неблагодарной, но вдовы могут неохотно принимать помощь, если чувствуют, что они обуза для других.
Легче сказать «да» на что-то вроде «Мы собираемся посмотреть фильм и хотели бы знать, не захотят ли дети пойти с нами», чем «Давай на один день избавим тебя от детей».
Пригласите друга на кофе, обед или в кино. Или что-нибудь еще, что вы сделали бы вместе до смерти ее мужа. Стать вдовой может быть изолирующим опытом. Люди не всегда знают, что сказать, поэтому вообще ничего не говорят. Не избегайте своей подруги, но продолжайте вовлекать ее в деятельность, как вы делали это в прошлом.
Иногда ваша подруга действительно хочет побыть одна, или мысль о том, чтобы заняться чем-то, чем она раньше занималась со своим супругом, может быть подавляющей. Даже если она несколько раз откажется, продолжайте спрашивать, она оценит мысль о том, что вы о ней не забыли, и скажет «да», когда будет готова.
Это сложно, потому что между состраданием и жалостью тонкая грань. Хотя я не могу говорить за всех вдов, я должен сказать, что я попал в точку, когда казалось, что все смотрели на меня грустными глазами и давали словесный эквивалент «ах, бедняжка».
Было утомительно чувствовать, что я каким-то образом стал определяться исключительно моими обстоятельствами.
Когда вы впервые видите новую вдову, пожалуйста, обязательно разделите с ней свою глубокую скорбь по поводу ее утраты. Но не зацикливайтесь на этом для каждого последующего разговора. Слышать «Я не знаю, как ты это делаешь» снова и снова — это хороший способ для вашей подруги начать задаваться вопросом: как она это делает? Общайтесь с ней нормально.
Каждый горюет по-разному. Некоторые вдовы хотят, чтобы их окружали другие; они хотят рассказать о своих мужьях всем и каждому. Другие предпочитают оставаться дома в одиночестве и переживать эту потерю самостоятельно. То, как люди справляются с потерями, меняется с течением времени.
Так что не принимайте близко к сердцу, когда ваш друг отклоняет ваши приглашения или предложения о помощи. И не уговаривайте ее согласиться. Сострадательный поступок — это связываться с ней каждые пару недель и сообщать ей, что вы думаете о ней.
Скажите ей, что хотели бы увидеть ее, когда она будет готова.
Вы вдова? Что самое лучшее кто-то сделал для вас после смерти вашего супруга? Пожалуйста, поделитесь своей историей.
Помощь другу, потерявшему близких – внимание семье
После того, как цветы отцветут и все открытки сочувствия будут убраны, скорбящие люди больше всего нуждаются в друзьях. Верные друзья , которые доступны и готовы быть рядом, когда они нужны, но достаточно чувствительны, чтобы отойти в сторону, когда человек, потерявший близких, просто хочет побыть один. Проницательные друзья , знающие ограничения слов. Мудрые друзья , которые понимают, что часто их безмолвное присутствие — это все, что нужно.
Первое, что вы можете сделать для своей подруги, это позволить ей поговорить. В те моменты, когда она готова дать волю своим чувствам, ваша роль — быть хорошим слушателем. Если вы хотите что-то выразить, достаточно сказать, что вам не все равно и что вы сожалеете.
Во время этих сессий старайтесь быть в курсе более глубоких эмоций вашего друга. Имейте в виду, что она может быть не только сердита, но и грустна, и вам нужно дать ей время и пространство, чтобы признать, выразить и справиться с этими чувствами. Если это кажется уместным, не бойтесь поощрять хороший плач. И будьте терпеливы — горе — это глубокий и сложный процесс, и скорбь может занять много времени, прежде чем она пройдет сама собой. Если у вас есть возможность, побуждайте ее заботиться о себе, следя за тем, чтобы она достаточно двигалась, отдыхала, молилась и развлекалась.
Помните, что они тоже скорбят. Предложите им записать свои чувства или изобразить их на рисунке, а затем обсудить с ними результаты.Главное, не избегай своего друга. Примите меры, чтобы убедиться, что вы можете быть рядом с ней, когда она нуждается в вас. Пишите ей записки в особенно трудные времена, такие как праздники, дни рождения и годовщины. Вы обнаружите, что телефонный звонок или приглашение на обед после церкви сделают ее день лучше.
В разгар всего этого внимательно следите за своей подругой и убедитесь, что она справляется со своим горем здоровым образом. Следите за негативными предупредительными знаками, такими как чрезмерный сон или злоупотребление наркотиками и алкоголем. Если вы считаете, что ей нужна консультация по поводу горя, не стесняйтесь предложить ее. Наш консультационный персонал может предоставить список обученных терапевтов, практикующих в вашем районе. Вы или ваш друг также можете позвонить нашим консультантам, если считаете, что их мнение будет полезным.
