Разное

Когнитивный аспект: Современное английское словообразование: когнитивный аспект

Содержание

Когнитивный аспект хронической боли | «НейроNEWS: психоневрологія та нейропсихіатрія»

Клиницисты, работающие с пациентами с хронической болью, знают, что представления о боли у лиц со сходной этиологией заболевания могут значительно отличаться. Некоторые представления приводят к неадекватной психофизиологической адаптации, обострению боли, усилению страданий и нетрудоспособности. Например, если боль интерпретируется как сигнал о стойком повреждении ткани, а не как результат реальной проблемы, которую можно решить, это приводит к большим страданиям и нарушению поведения при той же ноцицептивной стимуляции [42]. Если человек считает, что его боль непреодолима, он не прилагает усилий к адаптации и не использует когнитивные и поведенческие приемы, позволяющие справляться с болью. Люди, расценивающие свою боль как необъяснимую тайну, сводят к минимуму собственные возможности по ее контролю и уменьшению. Более того, представления страдающих болью пациентов о болезни могут влиять на восприятие симптомов. Например, E. Cassell приводит случай, когда пациент мог легко контролировать свою боль с помощью кодеина, но при этом считал, что применяет кодеин против ишиаса [10]. Однако когда он узнал, что боль связана с метастазами рака, дозу кодеина пришлось значительно увеличить. D. Spiegel и J. Bloom обнаружили, что выраженность боли у онкологических больных можно предсказать по количеству используемых анальгетиков, эмоциональному состоянию и интерпретации боли [42]. Пациенты, которые связывали боль с прогрессированием заболевания, страдали больше, чем таковые с более благоприятной интерпретацией, несмотря на одинаковую степень прогрессирования заболевания. Боль может изменять способ восприятия информации, как относящейся к боли, так и любой другой. Например, хроническая боль может привести к концентрации внимания на всех афферентных сигналах организма. Arntz и Schmidt предположили, что обработка внутренней информации у пациентов с хронической болью может носить тревожный характер [4]. Возможно, такие пациенты слишком озабочены болью, акцентируются на физических симптомах и интерпретируют их как болезненную стимуляцию. Действительно, результаты обследования лиц с различной патологией подтверждают наличие гиперчувствительности, которая характеризуется снижением порога идентификации опасных раздражителей. Пациенты интерпретируют даже незначительные афферентные сигналы как указание на болезнь и предпринимают различные усилия с целью избежать усиления боли; чаще всего это отказ от физической активности [35]. Например, при острой боли в спине часто назначается постельный режим для снижения нагрузки на позвоночник. Такие пациенты затем могут прийти к выводу о том, что любая нагрузка на спину может ухудшить их состояние; они даже могут распространить это мнение и на другие виды хронической боли, когда неподвижность не только не обязательна, но даже вредна. В своих исследованиях A. Schmidt обнаружил, что при боли в пояснице действия пациентов не зависят от степени физического усилия, необходимого для выполнения движения, или от представления о боли в настоящий момент [38]. Поведение таких пациентов при физической нагрузке в большей степени связано с их предшествующими переживаниями боли. Негативное мнение о собственных возможностях и ожидание усиления боли влияют на поведение больше, чем реальные события или ощущения. В другом исследовании E. Council et al. [12] отметили, что 83% лиц с болью в области поясницы сообщили, что не в состоянии выполнять ряд движений, включая поднятие ноги и боковые наклоны из-за ожидаемой боли; и только 5% пациентов были действительно не в состоянии выполнить упражнения из-за отсутствия физической возможности. Избегание физической нагрузки было связано не с наличием боли, а с усвоенным ожиданием ее усиления в связи с увеличением физической нагрузки и мнением пациентов о степени собственной нетрудоспособности [46]. Эти результаты согласуются с механизмом выработки условного рефлекса, описанного И.П. Павловым. Негативное восприятие пациентами своей способности к физической нагрузке образует порочный круг, который препятствует физической активности, усиливая ощущение беспомощности и нетрудоспособности [38]. На формирование установок и ожиданий большое влияние оказывает гендерная характеристика пациента. В работе А.Б. Данилова было показано, что женщины, страдающие мигренью, чаще обращаются к врачу, предъявляют больше жалоб, обнаруживают большее количество провоцирующих факторов, что, вероятно, связано с их большей склонностью интерпретировать афферентные сигналы как «боль», «патологию», в то время как мужчины чаще интерпретируют идентичные афферентные стимулы как «дискомфорт» [2]. Социальная приемлемость головной боли для женщин играет благоприятную роль, позволяя раньше обнаружить заболевание и начать лечение, однако приводит к более частому развитию болевого поведения в виде демонстрации симптомов и более частому злоупотреблению лекарствами. M. Jensen et al. продемонстрировали, что мнение пациентов о том, что эмоции влияют на их боль, что близкие должны проявлять заботу, когда они испытывают боль, и что они нетрудоспособны из-за боли сочетается с психосоциальной дезадаптацией [23]. Например, больные, считающие, что они нетрудоспособны из-за боли, и что им следует избегать физической активности, поскольку боль означает повреждение, в большей степени страдали физической нетрудоспособностью, чем пациенты с другими представлениями. Как только когнитивные схемы болезни сформировались, они становятся стабильными и с трудом поддаются модификации. Пациенты стремятся избегать переживаний, которые могут обесценить их представления, и руководствуются ими в своем поведении даже в ситуациях, когда эти представления уже бессмысленны. Таким образом, при выработке условного рефлекса такие больные не получают корректирующей обратной связи. Результаты нескольких исследований позволяют предположить, что при успешном ходе реабилитации происходит значительный когнитивный сдвиг от представлений о беспомощности и пассивности к представлениям о необходимости активных дейс-твий и способности функционировать, несмотря на боль. Например, в некоторых исследованиях было обнаружено, что лица с хронической болью, которые считают свою боль «необъяснимой тайной», демонстрируют более высокий уровень психологического стресса и боли, а также более низкую приверженность лечению, чем пациенты, которые считают, что понимают причины своей боли. Результаты исследования C. Newton и H. Barbaree подтверждают предположение о том, что изменения представлений о головной боли могут способствовать ее облегчению [33]. Многие другие исследования лечения головной боли свидетельствуют о том, что сокращение негативных оценок является одним из способов облегчить боль и связанные с ней страдания. Рассматривая эффективность метода биологической обратной связи для пациентов с болью в спине, A. Nouwen и J. Solinger пришли к следующему заключению: «… одновременное снижение мышечного напряжения и сокращение сообщений о боли убеждают пациентов в том, что мышечное напряжение и связанную с ним боль можно контролировать» [34]. Поскольку большинство пациентов не могли использовать самоконтроль, вполне вероятно, что именно ощущение самоконтроля, а не реальный контроль над физиологическими функциями или событиями, является ключевым моментом для дальнейшего снижения боли. Создается впечатление, что мнение пациентов о том, в какой степени достигнут произвольный контроль над мышцами, определяет результат, даже когда их представления не сопровождаются устойчивым снижением мышечной реактивности. Это подтверждает исследование E. Blanchard [7], в котором было показано, что снижение частоты и интенсивности головной боли отмечалось не только у лиц, прошедших курс биологической обратной связи, но и у таковых с имитацией данного метода. Эти примеры свидетельствуют, что эффект лечения может быть связан не с физиологическим механизмом, на котором оно основано, а с ощущением контроля над болью. Очевидно, что для людей с хронической головной болью очень важно развить адаптивные представления о взаимосвязи между повреждающим воздействием, болью, страданием и нетрудоспособностью, чтобы снизить роль боли в выполнении различных функций. Результаты многочисленных исследований исходов лечения показали, что изменение уровня боли не происходит параллельно изменениями других важных переменных, включая уровень двигательной активности, применение лекарственных средств, возобновление работы, ожидаемой способности справляться с болью и продолжение лечения [18].
Представление об управляемости Исследования показывают, что управляемость аверсивной стимуляцией, то есть способность контролировать, преодолевать неблагоприятные воздействия, снижает ее влияние на индивидуума [23]. Наоборот, упорное ожидание может привести к более острому восприятию последующей ноцицептивной стимуляции [28]. Поскольку люди, связывающие физическую активность с болью, ожидают усиления боли при попытке чем-то заняться, они могут реально испытывать усиление боли, когда начинают что-либо делать. Либо такие пациенты вообще стараются избегать физической активности. Пациенты с хронической болью обычно обладают недостаточным самоконтролем. Возможно, это связано с образом жизни, причем их усилия повлиять на боль оказываются безуспешными. Большая часть лиц с хронической болью считают, что их возможности контролировать собственную боль незначительны [47]. Подобные негативно окрашенные неадекватные суждения о ситуации и собственной эффективности часто усугубляют деморализацию, пассивность и гиперреакцию на ноцицептивную стимуляцию (обычно у пациентов, страдающих хронической болью). Взаимосвязь между ощущением способности контролировать боль и самой болью была продемонстрирована при различных болевых синдромах. D. Mizener et al. показали, что успешное лечение пациентов с мигренью сопровождалось повышением ощущения контроля над физиологической активностью и над своим здоровьем в целом, что в значительной мере коррелировало со снижением выраженности головной боли [32]. H. Flor и D. Turk исследовали соотношение общих представлений людей и представлений о возникновении боли, с одной стороны, и понятий о самоконтроле, выраженности боли и уровне нетрудоспособности – с другой, у пациентов, страдающих болью в спине и ревматоидным артритом [19]. Общие и ситуационно-обусловленные представления о невозможности контроля боли и беспомощности в обеих выборках были в большей степени связаны с болью и нетрудоспособностью, чем биологические параметры заболевания. Представления людей о степени контролируемости собственной боли связаны и с другими показателями, например с применением препаратов, уровнем активности и физиологическим функционированием.
Когнитивные ошибки В дополнение к специфическим представлениям о самоэффективности многие исследователи выдвигали предположения о том, что часто встречающийся набор «когнитивных ошибок» усиливает восприятие боли, эмоциональный стресс и нетрудоспособность [38]. Когнитивная ошибка является негативным искажением представления о себе или о ситуации. С целью оценки когнитивных искажений был разработан вопросник для выявления когнитивных ошибок [27]. Он позволяет выявить, что пациенты с хронической болью (в частности, с болью в области поясницы) особенно склонны к таким когнитивным ошибкам, как придание событиям катастрофичности (самоубеждение, размышления и картины, предвещающие отрицательные результаты, или ошибочная крайне негативная интерпретация результата события), чрезмерное обобщение (предположение, что негативный результат одного события обязательно применим к результату будущего или аналогичного события), персонализация («я виноват, что это случилось»), селективное выделение (ожидание только негативных последствий события). B. Dufton сообщил, что лица, испытывающие хроническую боль, имеют тенденцию к когнитивным ошибкам [16]. Эти ошибки связаны скорее с эмоциональными трудностями жизни с болью, чем непосредственно с интенсивностью боли. Кроме того, склонность к таким ошибкам наблюдалась у людей в состоянии более выраженной депрессии. Как и в случае самоэффективности, конкретные когнитивные ошибки и искажения у пациентов с хронической болью связаны с депрессией, самоотчетом о выраженности боли и нетрудоспособностью [19, 21]. Подобные негативные суждения предсказывают адаптивность к продолжительной хронической боли, в определенной мере могут служить связующим звеном между тяжестью заболевания и адаптивностью и являются уникальным вкладом в прогнозирование адаптивности (в дополнение к другим когнитивным факторам) [40]. Катастрофичность является наиболее важной когнитивной ошибкой, которая больше всего влияет на боль и нетрудоспособность [25]. Ряд работ, включая лабораторные исследования острой боли на здоровых добровольцах и исследования в естественных условиях пациентов, страдающих болью, показали, что катастрофичность и стратегии психофизиологической адаптации важны для определения реакции на боль. Люди, использовавшие менее катастрофичные утверждения и более адаптивные стратегии психофизиологической адаптации, расценивали искусственно вызванную боль как менее интенсивную и переносили болезненное раздражение дольше, чем те, кто высказывал более катастрофичные суждения. В нескольких исследованиях острой и хронической боли люди с катастрофичным настроем сообщали о более выраженной боли, стрессе и нетрудоспособности [30]. При послеоперационной боли когнитивные стратегии психофизиологической адаптации и катастрофичные суждения в значительной степени коррелируют с применением лекарственных средств, сообщениями о боли и суждениями медицинских сестер о переносимости боли пациентами [9]. В процессе проведения когнитивно-поведенческой терапии снижение катастрофичности было в значительной мере связано с повышением переносимости боли и улучшением физического и психологического состояния. По завершении лечения снижение катастрофичности определялось затиханием боли и улучшением физического состояния. У лиц с болью в пояснице и ревматоидным артритом выраженная вариабельность боли и нетрудоспособности объяснялась когнитивными факторами, такими как катастрофичность, беспомощность, психофизиологическая адаптация и наличие ресурсов для адаптации [19]. В обеих группах когнитивные переменные — катастрофичность и психофизиологическая адаптация – обладали гораздо большей объяснительной силой, чем параметры, связанные с заболеванием или ухудшением состояния. Наконец, E. Keefe et al. обнаружили, что пациенты с ревматоидным артритом, сообщавшие о высокой интенсивности боли, физической нетрудоспособности и депрессии, демонстрировали повышенную катастрофичность суждений при заполнении опросника в предшествующие 6 месяцев [24]. Психофизиологическая адаптация Саморегуляция боли и ее влияние на поведение зависят от того, как именно люди справляются с болью, адаптируются к ней и минимизируют стресс, обусловленный болью, – иными словами, от стратегий психофизиологической адаптации. Психофизиологическая адаптация предполагает спонтанно предпринимаемые целенаправленные и преднамеренные действия; она оценивается в терминах внешнего и скрытого поведения. Внешние поведенческие стратегии адаптации включают отдых, использование техник релаксации или применение лекарственных средств. К скрытым стратегиям психофизиологической адаптации относятся различные способы самоотвлечения от боли: самовнушение, поиск информации и решение проблемы. Стратегии психофизиологической адаптации предназначены для воздействия на восприятие интенсивности боли и способность справляться с болью или переносить ее, продолжая выполнять повседневные обязанности [13]. Обнаружено, что стратегии активной психофизиологической адаптации (усилия для продолжения функционирования, несмотря на боль, или самоотвлечение от боли, например погружение в работу или игнорирование боли) связаны с адаптивным функционированием, в то время как стратегиями пассивной психофизиологической адаптации (зависимость от других людей, которые помогают контролировать боль, и снижение собственной активности) приводят к усилению боли и депрессии [26]. Однако доказательств преимущества какой-либо одной стратегии активной психофизиологической адаптации по сравнению с другими не существует. Вероятно, различные стратегии будут наиболее эффективными для определенных людей в определенное время, но не всегда и не для всех. Ряд исследований показал, что если люди обучены применению методов психофизиологической адаптации, их восприятие интенсивности боли снижается, а ее переносимость возрастает [17]. Наиболее важным фактором плохой психофизиологической адаптации является катас-трофичность ситуации в представлении больного, а не различия в происхождении конкретных стратегий психофизиологической адаптации [22]. D. Turk et al. пришли к следующему заключению: «… что отличает индивидуумов с низкой переносимостью боли от лиц с высокой переносимостью боли, так это особенности когнитивных процессов, катастрофичность мышления и ощущения, которые предшествуют, сопровождают и следуют за аверсивной стимуляцией» [45]. Выводы Разнообразные реакции пациентов на ноцицептивную стимуляцию и лечение становятся понятнее, если рассматривать боль как личностное переживание, возникающее под влиянием разной степени внимания к ситуации, ее смыслу и предшествующему опыту, а не только физической патологии. В большинстве случаев биомедицинские факторы провоцируют изначальное сообщение о боли. Однако с течением времени возникают вторичные проблемы, связанные с нарушением адаптации, что может усиливать и удерживать ситуацию. Пассивность приводит к повышению концентрации внимания на боли и к поглощенности своим организмом и болью. Эти изменения в поведении повышают вероятность неправильного понимания симптомов, придания им особого значения и ощущения собственной нетрудоспособности. Снижение физической активности, раздражительность, боязнь повторного повреждения, боль и окружение, которое, возможно, невольно поддерживает пациента в роли больного, может препятствовать облегчению боли, успешной реабилитации, снижению нетрудоспособности и повышению адаптации. В этом отношении чрезвычайно важна роль интерпретации больным своих симптомов и ситуации. В то же время боль, которая со временем не исчезает, не следует рассматривать как исключительно физическую или исключительно психологическую реакцию. Скорее, переживание боли – это сложное сочетание ряда взаимозависимых биомедицинских, психологических и поведенческих факторов, отношения между которыми динамичны и изменяются с течением времени. Разнообразное взаимодействие факторов, влияющих на человека, страдающего хронической болью, свидетельс-твует о сложности феномена и о том, что лечение должно проводиться с учетом всех составляющих боли.

Список литературы находится в редакции.

Статья печатается в сокращении.

Журнал неврологии и психиатрии имени С.С. Корсакова. – 2010. – № 4. – С. 113-118.

Собака-тигр в смысловом поле шаманской скульптуры нанайцев: культурно-когнитивный аспект

Собака-тигр в смысловом поле шаманской скульптуры нанайцев:


культурно-когнитивный аспект

doi:10.17746/1563-0102.2021.49.2.125-133

О.В. Мальцева
Институт археологии и этнографии СО РАН пр. Академика Лаврентьева, 17, Новосибирск, 630090, Россия

Статья посвящена феномену нанайского шаманского комплекта, совмещающего два образа — собаки и тигра. Шаманская скульптура нанайцев рассматривается как явление, в котором получила отражение субъективная и объективная реальность, сконструированная носителями традиционной культуры. Для выявления значимости одомашненного животного и хищника в жизни нижнеамурского сообщества проведены культурные параллели с народами Сибири и тихоокеанского побережья. С привлечением фольклорного и лексического материала, результатов полевых исследований, аналитических данных этнографов воссозданы образы собаки и тигра в культурах местных народов. Рассмотрение проблемы в контексте коллективного опыта познания мира позволило выявить архетипический и модифицированные пласты в конструировании образов. Типичным для всех народов Сибири и Дальнего Востока являлось восприятие собаки как транспортного средства, помощника, ритуальной жертвы, проводника в загробный мир. Образ этого животного, воплощенный в нанайской шаманской скульптуре, ассоциировался с усилением воздействия духа. В шаманской иконографии нанайцев сакральная ипостась собаки чаще выступала в связке с образом тигра, олицетворявшим шаманскую силу и первопредков. Результаты анализа «тигриной» терминологии указывают на южные корни культа хищника в нанайской среде. Установлено, что сим-волически-знаковое наполнение ритуальных скульптур нанайцев сформировалось в результате соприкосновения культурных пластов тунгусского, палеоазиатского и маньчжурского (китайского) происхождения. Практическая значимость фигур состояла в их использовании шаманом в качестве не только помощников при «поимке» и «заключении» духов, но и «языка общения» с представителями духовного мира.

Ключевые слова: культовая скульптура, нанайцы, собака, тигр, смысловое поле, шаман

The Tiger-Dog and its Semantics in the Nanai Shamanic Sculpture:


Cultural and Cognitive Aspects

O.V. Maltseva
Institute of Archaeology and Ethnography, Siberian Branch, Russian Academy of Sciences, Pr. Akademika Lavrentieva 17, Novosibirsk, 630090, Russia

This article describes the Nanai shamanic set, combining two images—the dog and the tiger. The Nanai shamanic sculpture is viewed as a phenomenon reflecting both the subjective and the objective reality constructed by traditional cultural practices. Parallels with Siberian and Pacific cultures reveal the significance of the domestic animal and the wild predator for people of the Lower Amur. Using folkloric and lexical data, findings of field studies, and ethnographic evidence, folk images of the dog and the tiger are reconstructed. Viewing the problem in the context of collective knowledge about the world reveals the archetypical and modified layers in image construction. The idea of the dog, typical of all the peoples of Siberia and the Russian Far East, is that of a draft animal, assistant, sacrifice, and guide to the afterworld. Its image in the Nanai shamanic sculpture was meant to enhance the power of the spirit. It was often combined with the image of the tiger, personifying shaman’s power and the progenitors. The analysis of terminology relating to the tiger attests to the Southeast Asian roots of its cult. The tiger semantics in the Nanai culture resulted from a blend of Tungus, Paleoasiatic, and Manchu (Chinese) elements. These images were used by shamans not only as assistants in «capturing ” spirits and holding them in «detention ”, but also as a means of communicating with the world of spirits.

Keywords: Ritual sculpture, Nanai people, dog, tiger, semantic field, shaman

КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ АНАЛИЗА СОВРЕМЕННЫХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА

КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ АНАЛИЗА СОВРЕМЕННЫХ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА – DOAJ

Abstract

Read online

Введение. Проведен анализ 475 современных фразеологических единиц, которые способствуют формированию фразеологической картины мира. Рассматривается взаимосвязь семантики и формы фразеологических единиц, обусловленной ситуацией общения. Фразеология языка как часть языковой картины мира входит в рамки исследования когнитивной лингвистики. Цель статьи – выявить и описать современные фразеологические единицы как пример иносказательного выражения в процессе коммуникации для достижения определенных когнитивных целей. Материал и методы. Материалом исследования послужили современные художественные тексты (Under My Skin, The Door That Led To Where, End Game, Liccle Bit, The Art of Being Normal, 2015 г.). Примеры были получены при прочтении художественной прозы современных британских авторов (J. Dawson, S. Gardner, A. Gibbons, A. Wheatle, L. Williamson) методом сплошной выборки. Результаты и обсуждение. Проведенный анализ позволил рассмотреть когнитивный аспект фразеологических единиц. Установлено, что широкий подход к изучению фразеологии расширяет границы фразеологического учения и позволяет рассмотреть больше структурно-семантических форм фразеологических единиц. Рассмотрены и проанализированы следующие современные фразеологические единицы: фразеологизмы, дериваты фразеологизмов и авторские образования. Семантические особенности дериватов фразеологизмов и авторских образований анализируются в рамках современной фразеологии английского языка. Показано, что структурная сложность фразеологизма основывается на когнитивном аспекте его семантической структуры. Заключение. Проведенный анализ позволил выявить структурный диапазон фразеологизмов и рассмотреть их преобразовательные процессы согласно семантики и ситуативного употребления. Исследование показывает, что модификация фразеологических структур и введение в употребление новых оборотов идиоматического характера (дериватов фразеологизмов и авторских образований) обусловлены лингвокультурными потребностями в выражении социума. Все анализируемые современные фразеологические единицы английского языка рассматриваются как оперативные единицы мышления настоящего времени и являются средством отражения языковой картины в целом. Языковая картина мира представляется отражением внешнего и внутреннего мира человека, его мышлением и речью. Современная фразеология английского языка отражает изменения человеческого осмысления, понимания и интерпретации внешнего мира. Фразеологическая единица имеет сложную структуру и относится к особой лингвистической категории, что обусловливает повышение интереса когнитивного исследования. Таким образом, изучение фразеологии на настоящем этапе следует фокусировать на соотношении: фразеологическая единица – значение – употребление.

Keywords

Published in

Vestnik Tomskogo Gosudarstvennogo Pedagogičeskogo Universiteta
ISSN
1609-624X (Print)
Publisher
Tomsk State Pedagogical University
Country of publisher
Russian Federation
LCC subjects
Education: Education (General)
Website
https://vestnik.tspu.edu.ru/en/

About the journal

Статьи по ключевому слову «%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%ac%d0%ae%d0%a2%d0%95%d0%a0%d0%9d%d0%90%d0%af%20%d0%9b%d0%98%d0%9d%d0%93%d0%92%d0%9e%d0%94%d0%98%d0%94%d0%90%d0%9a%d0%a2%d0%98%d0%9a%d0%90.%20%d0%98%d0%9d%d0%a4%d0%9e%d0%a0%d0%9c%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%9d%d0%9e-%d0%9c%d0%95%d0%a2%d0%9e%d0%94%d0%98%d0%a7%d0%95%d0%a1%d0%9a%d0%90%d0%af%20%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%95%d0%a2%d0%95%d0%9d%d0%a2%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%ac.%20%d0%9a%d0%9e%d0%93%d0%9d%d0%98%d0%a2%d0%98%d0%92%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2.%20%d0%9e%d0%9f%d0%95%d0%a0%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%90%d0%9b%d0%ac%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2.%20%d0%a6%d0%95%d0%9d%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%9d%d0%9e-%d0%9c%d0%9e%d0%a2%d0%98%d0%92%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2%20%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%95%d0%a2%d0%95%d0%9d%d0%a2%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%98.»

Статьи по ключевому слову «%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%ac%d0%ae%d0%a2%d0%95%d0%a0%d0%9d%d0%90%d0%af%20%d0%9b%d0%98%d0%9d%d0%93%d0%92%d0%9e%d0%94%d0%98%d0%94%d0%90%d0%9a%d0%a2%d0%98%d0%9a%d0%90.%20%d0%98%d0%9d%d0%a4%d0%9e%d0%a0%d0%9c%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%9d%d0%9e-%d0%9c%d0%95%d0%a2%d0%9e%d0%94%d0%98%d0%a7%d0%95%d0%a1%d0%9a%d0%90%d0%af%20%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%95%d0%a2%d0%95%d0%9d%d0%a2%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%ac.%20%d0%9a%d0%9e%d0%93%d0%9d%d0%98%d0%a2%d0%98%d0%92%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2.%20%d0%9e%d0%9f%d0%95%d0%a0%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%90%d0%9b%d0%ac%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2.%20%d0%a6%d0%95%d0%9d%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%9d%d0%9e-%d0%9c%d0%9e%d0%a2%d0%98%d0%92%d0%90%d0%a6%d0%98%d0%9e%d0%9d%d0%9d%d0%ab%d0%99%20%d0%90%d0%a1%d0%9f%d0%95%d0%9a%d0%a2%20%d0%9a%d0%9e%d0%9c%d0%9f%d0%95%d0%a2%d0%95%d0%9d%d0%a2%d0%9d%d0%9e%d0%a1%d0%a2%d0%98.»

ВОСПРОИЗВОДИМОСТЬ ЯЗЫКОВЫХ ЕДИНИЦ: ЛИНГВО-КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ

Art#: 2074

DOI: https://dx.doi.org/10.18454/RULB.6.21