Трёхлетняя девочка очнулась в гробу, но вскоре снова умерла
USD
▲
61.43
·
EUR
▲
61.57
·
BTC
▲
20,298.00
USD
▲
61.43
·
EUR
▲
61.57
·
BTC
▲
20,298.00
24 авг. 2022 / 23:34 Общество
El Universal: трёхлетняя девочка очнулась в гробу на похоронах, но вскоре снова умерла
На прошлой неделе родственники в мексиканском Салинасе хоронили умершую в больнице трёхлетнюю Камиллу Роксану Мартинес Мендосу. При прощании её мать заметила, что стекло в окошке гроба запотело. Гроб вскрыли, девочку отвезли в больницу, где она умерла во второй раз, уже окончательно.
Историю рассказало издание El Universal. В начале прошлой недели маленькая Камилла стала жаловаться на боли в животе, её стало лихорадить и рвать. В больнице девочку лечили таким образом: обматывали мокрыми полотенцами и зажигали свечи. «Через час они вернули её мне, сказав, что с ней всё в порядке. Выписали два пакетика регидратационного раствора и 30 капель парацетамола», — рассказала Мария Джейн, мама маленькой Камиллы.
Семья следовала инструкциям, но девочке становилось всё хуже. В прошлую среду её опять положили в больницу и подключили к аппарату ИВЛ. Вскоре врачи констатировали смерть от обезвоживания. «Десять минут спустя они отключили её, не сделав ЭКГ», — сказал Мендоса.
На следующий день во время похорон дочери Мари Джейн заметила, что стекло на гробе запотело. Окружающие сказали, что у нее галлюцинации. Однако свекровь увидела, что у Камиллы шевелятся зрачки. Когда вскрыли гроб, оказалось, что у ребёнка прощупывается пульс. Вызвали скорую, но врачи не смогли спасти девочку.
Не так давно в Боливии ритуальный танцор был заживо похоронен и чудом выбрался из гроба. Он считает, что товарищи закопали его в гробу в жертву «матери-земле». 30-летний Виктор Хьюго Мика Альварес приехал на фестиваль, где встретил знакомого и не смог отказаться от нескольких кружек пива. «Единственное, что я помню, это то, что я решил, что я дома в своей постели. Я попытался встать, чтобы пойти помочиться, но не смог двигаться», — вспоминает танцор страшную ночь.
поделиться ссылкой
распечатать
Новости СМИ2
03:41 Общество
Маск возглавил Twitter
03:33 Общество
Найден бортовой самописец разбившегося в Иркутске Су-30СМ
23:49 Общество
Двум жителям Чехии вынесли приговор за «ненавистнические» высказывания об украинцах
23:46 Общество
Кадыров: под Херсоном погибли 23 чеченских бойца, ранены 58
© Инфо 24, 2022
смерть и небытие — Про Паллиатив
Смерть как феномен вытеснена из городского пространства, в то время как для деревенских жителей — это естественная часть жизни, требующая особой подготовки.
Светлана Адоньева рассказывает о похоронных традициях и обычаях в русской деревне.
Обычай — область негласных, никем не написанных, договоров. Основываясь на них, члены общества действуют и, одновременно, ожидают в ответ определенных действий в определенных ситуациях. Любой человек, когда-либо принимавший участие в похоронах, хорошо знает это смутное чувство стыда: ты становишься объектом наблюдения окружающих, ожидающих от тебя демонстрации внутренних переживаний. Именно в этот момент и вступает в силу традиция траура. Обычай дает возможность компромисса между внешней ситуацией и внутренним чувством. Иными словами, как и любая другая форма этикета, традиция траура предполагает санкцию.
В русской деревне такую санкцию давал «мир», общество. Основываясь на традиции, общественное мнение контролировало публичную сферу крестьянской жизни. Событие смерти касалось всего крестьянского сообщества, а похороны и траур в течение многих веков оставались публичными актами. Все жители деревни считали своим долгом прийти на похороны: проводить умершего в последний путь.
Горе должно было быть пережито публично, на миру, по обычаю. В русской традиции многие века таким обычаем был плач по покойному: словесный речитатив, импровизируемый плачеями, давал эмоциям словесную форму и позволял присутствующим пережить горе вместе.
Вот что рассказывала мне о традиции поминального плача 55-летняя деревенская женщина:
«На сороковой день приходят на могилу приглашают хоть мать, хоть кого <умершего>. Приходят до двенадцати дня:
Приходи да родной батюшка,
Приходи да чаю пити,
Чаю питии, да поести.
Да пойдешь не дорогой, да дороженькой,
Темным лесом, да болотом,
Приходи, да будем ждати,
Угощати будем.
Когда придут с кладбища, посидят, так надо провожать покойника.
Наливают вина, поднос, булочек, одна причитает, а за той идет народ.
Как покойник причитает:
Я с вами да насиделася,
Я на вас да нагляделася,
Я всего да наслушалась,
Да спасибо вам за все,
Да живите да не ссорьтесь,
Спасибо вам за все, да мне пора да восвояси,
Да в темну могилку.
Да далеко, да моя дороженька,
По темному лесу, по болоту,
Да прощайте, милые, да оставайтесь.
На сороковой день или на умершие дни (дни поминовений – С. А .) истопят баню; греешь отдельную воду, мыло чтобы отдельное было и мочалочка. Приносишь белье всякое. Свекру, отцу – рубашки деревенские положу, я ее опять постираю потом, и опять у меня лежит до следующего году. Эту воду мы не трогаем, когда моемся. Когда намоешься все, я лавочку намою и приговариваю:
Приходи-ка да, батюшка,
Приходи-ка да, миленькой,
Да помойся, да попарься.
Веник запариваю в чистом ведре:
Приходи да мы мешать тебе да не будем.
После девяти часов в баню не ходят на поминальные дни, а утром эту воду выливаешь и ставишь на целый день ведро это вниз лицом, как вылил».
(Белозерский р-н Вологодской обл., 1994 г.)
Ритуальные агентыНа что обратить внимание при выборе ритуального агента и список религиозных ритуальных служб
Постепенное опустение деревень в течение ХХ века приводило к тому, что кладбища оказывались трудно доступными, дороги к ним зарастали лесом.
Деревенские жители мне рассказывали о том, что, несмотря на удаленность кладбищ хотя бы раз в год они стараются там обязательно оказаться, к этому их понуждают старшие. Когда они двигаются через лес, ища дорогу, они обращаются к «родителям» – «Дедушки, бабушки, помогите!». Обязательное посещение кладбищ происходило в «родительские» недели и дни: поминальное общение с предками рода, «родителями», составляло обязательное условие родовых связей между живыми.
Посредниками между живыми и мертвыми родственниками были «сироты». Этим статусом наделяла человека смерть близкого. Сиротой именовали не только детей, утративших родителей, но и матери сами себя, когда умирали дети, жены – когда умирали мужья.
Групповой снимок родственников с покойником в гробу после выноса гроба из дома. Архив проекта «Российская повседневность». Фотоальбом Каюковой Маргариты Григорьевны, 1940 г.р., ур. д. Жердь.
В компетенции «сирот» – знание о том, как устроена загробная жизнь, а также – способность к поэтической медитации, мистическому прозрению в область «сени смертной».
Об устройстве этой области они рассказывали неподготовленным «новопреставленным» в причитании. Например, вдовая женщина причитала на похоронах по молодому племяннику, рассказывая ему о том, что с ним будет происходить, что ему, умершему, еще не известно, а ей, живой, уже открыто:
Завейте, ветерочеки,
С полуденной, со сторонушки.
Да прилетите-ка два ангела,
Ангелочеки крылатые,
Принесите душу, ангелы.
Расколись-ка, мать-сыра земля,
На две, на три половиночки
Да на четыре четвертиночки.
Размахнись-ка белым рученькам
Да открой-ка очи ясные,
Да поднимись на резвы ноженьки,
Да пойдем-ка, мила ладушка
На последнее (простиньице),
На последнее прощаньице.
Ты пойдешь, да мила ладушка,
В дальнюю дороженьку,
За леса, да за дремучие,
За болота, за зыбучие,
За озера, да глубокие,
За моря, да за широкие.
Там ести сторожа
Да ести верные,
Караулы ести крепкие.
Не отпутсят тебя, ладушка
На родимую сторонушку.
Опыт утраты навсегда закреплял за человеком возможность обращения к миру мертвых – ритуальному контакту с «родителями». В их руках с этого момента была инициатива поминальной деятельности, на них же лежала и ответственность за правильность поминовения.
Объединение идеи измененного состояния (восхищения души, поэтического экстаза), знания потустороннего мира и посредничества между живыми и мертвыми не является прерогативой русской традиции. П. А. Флоренский, рассматривая восхищения/хищения души в древнегреческой традиции, следующим образом описывал ситуацию смерти как особого навыка:
«Человек умирает только раз в жизни, и потому, не имея опыта, умирает неудачно. Человек не умеет умирать, и смерть его приходит ощупью, в потемках. Но смерть, как и всякая деятельность, требует навыка.
Чтобы умереть вполне благополучно, надо знать, как умирать, надо обрести навык умирания, надо выучиться смерти. А для этого необходимо умирать еще при жизни, под руководством людей опытных, уже умиравших. Этот-то опыт смерти и дается подвижничеством. В древности училищем смерти были мистерии. У древних переход к смерти мыслился либо как разрыв, как провал, как ниспадение, либо как в о с х и щ е н и е. В сущности все мистериальные обряды имели целью уничтожить смерть как разрыв. Тот, кто сумел умереть при жизни, не проваливается в преисподнюю, а переходит в иной мир. Посвященный не увидит смерти – вот затаенное чаяние мистерий. Не то, чтобы он вечно оставался здесь; но – он иначе воспримет кончину, чем не-посвященный. Для не-посвященного загробная жизнь – это абсолютно новая страна, в которой он не умеет разобраться, в которую он рождается, как младенец, не имеющий ни опыта, ни руководителей. Посвященному же эта страна уже знакома, – он уже бывал в ней, уже осматривал ее, хотя бы издали и под руководством людей опытных.
.. Он, как говорили древние, знает карту иного мира и знает наименования потусторонних вещей. И поэтому он не растеряется и не запутается там, где от неожиданности толчка и по неопытности, не-посвященный не найдется, как поступить и не поймет, что делать».
Участники традиционного похоронного ритуала делились на две группы: посвящаемые и посвящающие. Посвящаемые – наделялись новым, сиротским статусом. Посвящающие – имели этот статус и, соответственно, опыт до данного похоронного ритуала.
Необходимость активного участия в похоронах до сегодняшнего дня воспринимается людьми, уже имевшими опыт такого участия, как моральный долг. Обычно именно такие люди, мужчины и женщины, по некоему негласному уговору принимают на себя похоронные хлопоты.
Но наряду с метафизическим опытом близкой смерти переживший утрату должен был менять и социальный сценарий: вдовые иначе одевались, иначе участвовали в общей жизни деревни, свадьбы сирот – и парней, и девушек – имели особый сценарий.
Смерть близкого меняла жизнь осиротевших коренным образом.
И публичность похорон, и изменение жизни понесших утрату сохраняются в дореволюционном российском городском быту. Сиротство и вдовство было предметом общественного социального попечения – благотворительности.
Советское государство, борясь с “религиозным дурманом”, включило смерть в свою компетенцию и отнесло ее к светской сфере “гражданского состояния”. Гражданское состояние – живой, или гражданское состояние – мертвый!
Новшества советской похоронной обрядности были обусловлены в первую очередь изменением сферы жизненных сценариев. По традиции похоронный ритуал ратифицировал переход к новым социальным ролям. Сироты, вдовцы и вдовицы должны были жить иначе, чем не имеющие такого опыта. В советской культуре переживающие утрату, напротив, “не должны свернуть с пути”, “жить дальше”: выбывание одного из членов социума не предполагает изменение жизненных сценариев для других.
“Провожающие в последний путь” считают необходимым отдать “последний долг” усопшему.
Но поскольку умерший, с точки зрения провожающих его в последний путь атеистов, очевидным образом долг принять не мог, то следует признать, что общественное поведение в момент советских похорон было адресовано живым, общественности, публике. Общество получало сообщение о признании заслуг.
«Смерть близкого – это опыт, который важно правильно пройти»Психолог Оксана Орлова о чувствах, страхах и потребностях умирающего человека и его близких
Акционально эта идея представлена в похоронной процессии венками с “последними словами” траурных надписей, государственными наградами на бархатных подушечках, “скорбными” телеграммами, оформленными цветами и лентами фотографиями. Этот набор атрибутов призван преобразовать социально одобренный сценарий в конкретный жизненный сюжет, посредством которого будут ныне понимать жизнь умершего “провожающие”. Эти новшества в похоронной обрядности относятся, в первую очередь, к тем социальным кругам, которые располагаются на периферии массовой традиции.
Такой похоронный ритуал сопровождает похороны человека, который, с позиции его социальной группы занимает высокое социальное положение. «Советские похороны» – акт общественного признания значимости человека. Смысл и ценность человеческой жизни определяет не Бог, не род, но общество. И делает оно это – на его похоронах.
Архив проекта «Российская повседневность»
В традиционной культуре существовало представление о смерти «правильной» и «неправильной». Правильная смерть наступала с готовностью к ней человека: с исчерпанностью срока жизни, «исполненностью днями». Собирание смертного узелка, сохранившееся в традиции русских крестьянок и, как показывают наши опросы, в обычае многих горожанок – постепенная мысленная и действенная подготовка к смерти. Ту же функцию – организации собственной жизни и отношений вокруг себя – выполняло и выполняет завещание: в этой деятельности кроется готовность принять жизнь, которая будет происходит после моей смерти.
Когда в начале 1990-х годов мы занимались изучением статистики мужской и женской смертности в Белозерском районе Вологодской области, мы заметили одно интересное обстоятельство.
Люди старше семидесяти умирают в месяц, на который приходится день их рождения. «Мы все умираем на восемьдесят шестом, – весело заметила одна крестьянка, – а мне нынче восемьдесят. Так я еще поживу».
Люди старше семидесяти умирают в месяц, на который приходится день их рождения. «Мы все умираем на восемьдесят шестом, – весело заметила одна крестьянка, – а мне нынче восемьдесят. Так я еще поживу».Другая сказала иначе: «Сей год поживу, а на следующий или в город, или на кладбище уеду». Как сказала, так и сделала: когда мы приехали в деревню следующим летом, мы узнали, что она весной умерла. Нас, горожан, всегда поражала готовность говорить о собственной смерти, освоенность этой темы.
Деревенские похороны в России до сегодняшнего дня – публичное дело. Городские – дело приватное, они становятся публичными лишь в особых случаях. Публичные похороны рядовых горожан ушли из обихода советских городов после войны, «заслуженных» – в 1960-70 годы.
Фильмы 60-70-х годов («Городской романс», «Белорусский вокзал», «Здравствуй, это я») позволяют увидеть, что традиция публичных похоронных процессий в отношении людей, чтимых за какие-либо заслуги перед советским обществом, сохраняется и после войны.
Мера публичности определялась участием «советских, профсоюзных и партийных» органов в организации похорон.
«А Мальчиша-Кибальчиша схоронили на зеленом бугре у Синей Реки.
И поставили над могилой большой красный флаг.
Плывут пароходы – привет Мальчишу!
Пролетают летчики – привет Мальчишу!
Пробегут паровозы – привет Мальчишу!
А пройдут пионеры – салют Мальчишу!»
Аркадий Гайдар. «Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твердое слово».
Значимая смерть – смерть “культурных героев” (высоких чиновников, писателей, артистов и др.) – во всех случаях представляется как безвременная, как случайность, что подразумевает возможность отсутствия финала жизни как такового. Такая практика социального оформления события смерти обнаруживает изменения в области мифологии: представление о смерти как о несчастном случае предполагает идею вечной жизни. Высокий общественный интерес к несчастному случаю («безвременной смерти»), который делает эту тему обязательной для новостей СМИ, обеспечен потребностью в постоянном подтверждении этой идеи.
Первые строки новостных сводок всегда посвящены чьей-либо смерти-погибели.
Видимо, наличием этого представления можно объяснить появление новой традиции поминовения. Мемориалы устанавливаются не только на месте захоронения, но на месте безвременной, случайной гибели. Это хорошо известные всем россиянам придорожные “смертные” знаки – кресты, венки и фотографии на столбах и деревьях в том месте, где произошла автокатастрофа.
Такие памятные знаки – кенотафы (пустые могилы) – поддерживаются и подновляются близкими погибших. Примечательно, что именно смерть на дороге, в пути отмечена таким образом. Место гибели на улицах города отмечают цветами и горящими свечами некоторое время, до похорон или сорока дней, и делают это «дальние», не родственники.
Традиция посещать и отмечать цветами и свечами место гибели – постсоветский способ освоения идеи смерти. Смерть публична тогда, когда она – случайна, когда она погибель. Смерть как естественное окончание физической жизни человека изъята и из публичного пространства города, и из публичной речи.
Традиция публикации частных некрологов забыта центральной прессой России. Современные городские дети не видят похорон и мертвого тела: по убеждению их родителей знание о том, что все люди смертны, может травмировать их детскую неокрепшую психику. По убеждению деревенских жителей, фиксируемому повсеместно и сохранявшемуся вплоть до последнего времени, дети должны участвовать в похоронах, выражать свое почтение умершему. В том числе они должны это делать и потому, что вид мертвого тела избавляет их от страха перед покойниками.
Мудрость психопатов Кевина Даттона – обзор | Книги по науке и природе
Вы мыслите как психопат? Утверждается, что один из быстрых способов рассказать это — прочитать следующую историю и посмотреть, какой ответ на ее последний вопрос первым придет вам в голову:
Присутствуя на похоронах своей матери, женщина встречает мужчину, которого никогда раньше не видела. Она быстро считает его своей родственной душой и влюбляется в него по уши. Но она забывает спросить его номер телефона, и когда поминки заканчиваются, как она ни старается, она не может его разыскать.
Через несколько дней она убивает свою сестру. Почему?
Если первым ответом, который приходит вам на ум, является какая-то разновидность ревности и мести — она обнаруживает, что ее сестра встречалась с мужчиной за ее спиной — тогда вы в безопасности. Но если ваш первый ответ на эту загадку: «Потому что она надеялась, что этот человек появится и на похоронах ее сестры», то, по некоторым сведениям, у вас есть качества, которые могут квалифицировать вас как хладнокровного убийцу или капитана. промышленника, нервного хирурга, новобранца SAS — или который вполне может сделать вас коммивояжером, успешным адвокатом, харизматичным священником или журналистом с красными шапками. Маленькая притча призвана выявить эти качества — отсутствие эмоций при принятии решений, холодная сосредоточенность на результатах, крайне безжалостная и эгоцентричная логика — которые, как правило, проявляются в непропорциональной степени у всех этих людей.
Однако есть проблема. Когда Кевин Даттон, автор этого навязчивого исследования психики психопата, попытался задать вопрос некоторым настоящим психопатам, ни у одного из них не возникло мотива «вторых похорон».
Как заметил один из них: «Может, я и сумасшедший, но я не дурак».
Замечательным качеством этой книги является отказ Даттона принять простые ответы в одной из наиболее сенсационных областей популярной психологии. Он подходит к проблеме деконструкции преимуществ и опасностей психопатического поведения с двумя различными мотивами. Во-первых, академическая строгость научного сотрудника Колледжа Магдалины в Оксфорде. Во-вторых, с более человеческой потребностью понять характер своего покойного отца, рыночного торговца в Ист-Энде, человека, обладавшего «сверхъестественным умением получать именно то, что он хотел», который мог продать что угодно кому угодно, потому что для него « не было таких вещей, как облака, только серебряные накладки». Мы узнаем, что психопаты — крайние оптимисты; они всегда думают, что все будет работать в их пользу.
Любопытство Даттона приводит его из залов заседаний и судов в неврологические лаборатории. Он разными способами пытается проникнуть в головы тех людей, для которых убийство было образом жизни — от Энди Макнаба из Bravo Two Zero до одержимых видеоиграми обитателей охраняемых камер Бродмура.
В своем стремлении докопаться до их правды он имеет тенденцию писать с однотонной беззаботностью возбужденного энтузиаста; в определенные моменты его настойчивая болтливость раздражает. Хотя он сам демонстрирует некоторые характеристики психопатов, ни ограниченного диапазона холодной ярости викингов-«берсерков», ни преднамеренной ледяной отстраненности мозговых хирургов, он в восторге от их возможностей. Возможно, утверждает он, мы все такие.
Книга Даттона, во всяком случае, поддерживает идею о том, что для процветания общества необходима своя доля психопатов – около 10%. Это не только показывает ценность эмоционально отстраненного ума при обезвреживании бомб, но и использование способности психопата интуитивно чувствовать тревогу, как это продемонстрировали, например, сотрудники таможни. Попутно его анализ имеет тенденцию укреплять идею о том, что химия мании величия, которая характеризует психопатический преступный ум, является близким родственником набора черт, которые лучше всего вознаграждаются капитализмом.
Даттон опирается на исследование 2005 года, в котором сравнивались профили бизнес-лидеров с профилями госпитализированных преступников, чтобы показать, что ряд психопатических качеств, возможно, более распространены в зале заседаний, чем в мягкой камере: особенно поверхностное обаяние, эгоцентризм, независимость и ограниченность внимания. Ключевое отличие заключалось в том, что MBA и CEO поощрялись к проявлению этих качеств в социальном, а не антиобщественном контексте.
Когда Даттон подробно описывает эти отношения, часть вас задается вопросом, мог ли судья, недавно похваливший грабителя за его храбрость и находчивость, и выразивший надежду, что в будущем он сможет направить свою энергию в более конструктивном направлении, испытать то же, что и Даттон? книга у его кровати. Конечно, вы задаетесь вопросом, могут ли корпорации, которые действительно хотят найти целеустремленных лидеров, проводить раунд вербовки в судах по делам несовершеннолетних, а не в университетах. В этом смысле трудно сказать, что страшнее: сцена, в которой Даттон взвешивает в руках мозг серийного убийцы и обнаруживает, что он никоим образом не отличается от вашего или моего, или исследование, демонстрирующее способность американского сопереживание другим студентам за последние 30 лет сократилось на 40%…
Она начала смеяться на похоронах своей матери.
Сейчас это было идеальное время или что?Бог знает нужное место и нужное время
Из книги Екклесиаста мы узнаем, что всему свое время и свое время. Этот мир и все, что в нем, временно. В том числе и сама жизнь. Бог обещает нам великие дела, как только мы покинем этот мир. Небеса ждут, и в них все страдания и боль уйдут навсегда.
Но мы люди. Пока вы еще здесь, на Земле, наступят трудные времена, и ничто не сравнится с потерей того, кого вы любите. Приятно знать, что мы снова увидим их на Небесах, но часть наших сердец будет потеряна до того дня.
Но Екклесиаст также учит нас, что Бог приложил руку ко всему. Он находит способы использовать боль и страдания, которые мы испытываем, чтобы стать лучше. . .чтобы укрепить нас. Он с нами через все это. И когда вы видите Его за работой, как, например, в следующей истории из «Маленьких вещей», это поистине удивительно!
«Поглощенный своей потерей, я не заметил твердости скамьи, на которой сидел.
Я был на похоронах моей самой дорогой подруги, моей матери. Она наконец проиграла свою долгую битву с раком. Боль была такой сильной; Временами мне было трудно дышать.
Всегда поддерживала, мама громче всех хлопала во время моих школьных спектаклей, держала коробку салфеток, слушая мое первое горе, утешала меня после смерти отца, поддерживала меня в колледже и молилась за меня всю мою жизнь.
Кредит: ThinkStock
Когда у матери диагностировали болезнь, у моей сестры родился новый ребенок, а мой брат недавно женился на своей возлюбленной детства, так что это пало на меня, 27-летнего среднего ребенка с никаких проблем, чтобы заботиться о ней. Я считал это честью.
«Что теперь?» — спросил я, сидя в церкви. Моя жизнь раскинулась передо мной пустой бездной. Мой брат стоически сидел лицом к кресту, сжимая руку жены. Моя сестра сидела, прислонившись к плечу мужа, и он обнимал ее, пока она баюкала их ребенка.
Все так глубоко горевали, никто не заметил, что я сижу один. Мое место было с нашей матерью, я готовил ей еду, помогал ей ходить, водил ее к врачу, следил за ее лекарствами. Теперь ее не было. Моя работа была закончена, и я остался один.
Я услышал, как в задней части церкви открылась и захлопнулась дверь. Быстрые шаги побежали по покрытому ковром полу. Раздраженный молодой человек быстро огляделся, а затем сел рядом со мной. Он сложил руки и положил их себе на колени. Его глаза были полны слез. Он начал всхлипывать. «Я опаздываю», — объяснил он, хотя в объяснении не было необходимости.
Предоставлено: ThinkStock
После нескольких восхвалений он наклонился и прокомментировал: «Почему они продолжают называть Мэри по имени Маргарет?»
«Потому что так ее звали, Маргарет. Никогда Мэри. Никто не называл ее Мэри, — прошептал я.
Я задавался вопросом, почему этот человек не мог сидеть с другой стороны церкви.
Он прервал мое горе слезами и ерзанием. Кем вообще был этот незнакомец?
Нет, это неправильно, — настаивал он, когда несколько человек переглянулись с нами, перешептываясь. — Ее зовут Мэри, Мэри Питерс. Это не кто это? Разве это не лютеранская церковь?»
«Нет, лютеранская церковь через дорогу, я думаю, вы не на тех похоронах, сэр.» как смех. Я сложил ладони у лица, надеясь, что это будет истолковано как рыдания. Скрипящая скамья выдала меня. Острые взгляды других скорбящих только усугубляли ситуацию.
Я взглянул на растерянного, сбитого с толку человека, сидевшего рядом со мной. Он тоже смеялся, когда огляделся, решив, что уже слишком поздно для спокойного выхода. Я представил, как моя мать смеется. На последнем «Аминь» мы выскочили из двери на стоянку. — Я верю, что о нас будет говорить весь город, — улыбнулся он.
Он сказал, что его зовут Рик, и, поскольку он пропустил похороны своей тети, он пригласил меня на чашку кофе.
В тот день для меня началось путешествие длиною в жизнь с этим человеком, который пришел не на те похороны, но оказался в нужном месте.
Кредит: ThinkStock
Через год после нашей встречи мы поженились в сельской церкви, где он был помощником пастора. На этот раз мы оба прибыли в одну и ту же церковь, как раз вовремя.
В час моей печали он подарил мне смех. Вместо одиночества у меня теперь была любовь. В июне этого года мы отпраздновали нашу двадцать вторую годовщину.
Всякий раз, когда нас спрашивают, как мы познакомились, Рик отвечает: «Нас познакомили ее мать и моя тетя Мэри, и это действительно брак, заключенный на небесах». Это действительно удивительно видеть Бога в действии. Иногда, когда становится тяжело, мы забываем, что Он всегда рядом, всегда на работе. Итак, в следующий раз, когда вы столкнетесь с трудностями, знайте, что Он с вами. Держитесь, потому что Он использует вашу борьбу для Своей славы!!
«Все соделал прекрасным в свое время, и вложил мир в сердце их, так что никто не может узнать дела, которое Бог творит от начала до конца.
