Там, где никому не снятся сны: Ива Ирина
Над интервью работал: Дмитрий Щербаков
Фото предоставлены:Ириной Ивой www.artivar.ru
В Московском музее современного искусства до 13 августа работает выставка проекта «Мастерская» под названием «Там, где никому не снятся сны: от священной географии к не-месту». Как ясно из названия, кураторская группа предлагает молодым художникам подумать о географии жизни общества, о роли места и не-места в жизни каждого из нас. Мы поговорили с участником выставки Ириной Ивой о том, насколько важно современному художнику владеть техникой академического рисунка и живописи, а также о том, какие впечатления произвел на нее город Астана.
Ива Ирина Александровна — живет и работает в г. Москве. Училась в Школе Современного Искусства «Свободные мастерские», МГАХИ (Московский Государственный Академический Художественный Институт им. В. И. Сурикова) и МГУП им. И. Фёдорова (Московский Государственный Университет Печати). Член Союза Художников России. Член секции монументально-декоративного искусства Московского Союза Художников. Член Международной Ассоциации Выпускников и Друзей Российской Академии Художеств и руководитель Московского отделения Ассоциации. Член секции живописи Творческого Союза Художников России. На данный момент занимается станковой и монументальной живописью и преподаёт в своей мастерской «Артивар» в Москве. Является постоянным участником российских и международных выставок и пленэров, проектов Музея Современного Искусства МОММА и Российской Академии Художеств. Работы находятся в музеях и частных коллекциях России и за рубежом.
Дмитрий Щербаков: Расскажите о ваших впечатлениях от проекта «Мастерская ‘17», для которого вы представили серию работ о городе Астана.
Ирина Ива: В этом году получилась очень масштабная выставка, гораздо более масштабная, чем в прошлом году, раза в три больше художников. Много работ, которые меня «зацепили» визуально, например, работа Людмилы Еремеевой, где на белых холстах абстрактные композиции, а торцы затонированы в яркие кислотные цвета, работа идет с аудио-сопровождением.
Ирина Ива. Выставка “Мастерская’ 17”. Из серии «Астана – город из ниоткуда…». Бумага, художественные маркеры, фломастеры”, 39 х 59. 2016.
Д.Щ.: А ваш проект об Астане — это результат поездки в этот город?
И.И.: Да, вообще я сделала эти работы раньше, чем начался проект Мастерская 17, еще осенью. Когда я приехала в Астану, начала серию пленэрных зарисовок. Сам город произвел своеобразное впечатление. Это особый город, который несколько раз менял свое название за последние семьдесят лет. И когда общаешься с местными, получается, что один и тот же человек пожил в 3-4 местах, даже не меняя места жительства. Нельзя сказать, что поменялось только слово, ведь с названием города у человека всегда много ассоциаций, поэтому сложно представить, как люди переживают все эти переименования или, например, то, что их город вдруг стал столицей. Хотя, это хорошо. Если бы я жила в маленьком городе, и он вдруг стал столицей — я была бы довольна, ведь тогда появляется много новых возможностей.
Еще в городе не хватает обжитости. Представьте себе новый спальный район в Москве: только построили, деревья еще не выросли — все немного неуютно.
Думаю, это напоминает Петербург в самом начале его существования, когда он был вдруг разом воздвигнут по воле Петра — но сейчас он уже обжитой.
Ирина Ива. При работе над серией «Астана – город из ниоткуда…». Астана. 2016.
Д.Щ.: А почему выбран фломастер?
И.И.: У меня этот период, когда я работаю художественным маркером, уже года два. На самом деле, маркер дисциплинирует. Ты провел линию, и ее нельзя стереть. Это хорошо тренирует. Учит делать сразу, и быстро, и точно. На выходе — очень мало брака. В этой серии из 10 листов только один не получился, хотя, возможно, нужно быть к себе строже…
Д.Щ.: Это вас в Суриковке научили работать фломастерами?
И. И.: По большому счету, любой художник закончивший Глазуновку, Репинку, Сурок может рисовать, что угодно, на чем угодно и чем угодно. Специальных таких курсов нет, это было бы просто развлечением, называемым, скетчинг, быстрые наброски. В академическом ВУЗе ты и так делаешь наброски три раза в неделю. Я часто смешиваю художественный маркер с графическими материалами, а также маслом, акрилом.
Д.Щ.: То есть выбор маркера не продиктован извне?
И.И.: На самом деле, в выборе маркера нет ничего особенного, ими много кто рисует, хотя эти работы встречаются гораздо реже, чем работы акрилом и маслом.
У меня все началось с проекта “Побег в вечность с фломастерами…», куда входят мини-серии на разные темы. Так же я использовала маркеры и в других своих работах, например работы проекта «Умножающий знание, умножает печаль…», где во время учебы в Свободных мастерских записывала каждую лекцию фломастерами на отдельном холсте, сопровождая визуальными образами, — это было удобно, потому что фломастер не пачкает руки и окружающее пространство.
Ирина Ива. Работы проекта «Побег в вечность с фломастерами…» В мастерской. 2016
А вообще, серия “Побег в вечность с фломастерами…» связана с поиском счастья. Началось всё в 2015 году с детских воспоминаний, того ощущения полного безмятежного счастья. Например, когда в выходной не надо идти в сад, у тебя новый альбом и коробочка фломастеров, и ощущение, что этот день никогда не закончится, что впереди — вечность и ты никогда не умрешь. Я стала устраивать себе такие дни, просто садится и рисовать фломастерами — без цели, просто ради процесса и создаваемой картинки… То есть, решила создать условия, при которых можно достичь вот этого состояния детского счастья.
Д.Щ.: Какова была причина, имея столь хорошую художественную подготовку, пойти учиться в Свободные Мастерские?
И.И.: Мне нужен был творческий пинок. Был период какого-то застоя. И мне нужен был внешний импульс. До этого я общалась только с художниками, которые закончили академические ВУЗы, поэтому решила немного сменить вектор и пойти в мастерские.
Д.Щ.: То есть для тебя это был новый опыт — освоение совриска? Взять хотя бы эту серию про Астану, ее можно назвать современным искусством?
И.И.: Начну издалека. Художник использует визуальный язык, им он владеет гораздо свободнее, чем языком нашей речи, даже когда я сейчас говорю словами, мне это сложнее, чем сделать изображение на ту же тему.
По поводу серии про Астану, тут сложно сказать точно, я считаю, что судить об этом должны искусствоведы. Как художник, я могу сказать: то, что я сейчас делаю, существует на мой взгляд, между современным и академическим искусством, черпая из обеих сфер. С одной стороны, это хорошо, но с другой — возникает некое чувство двойственности, как будто ты оказался меж двух процессов.
И думаю, что точно определить направление того, что делаю я или любой другой художник, можно лишь по прошествию времени. Лет через 100…
Д.Щ.: А вот есть такое мнение, что наше современное искусство как раз хромает из-за отсутствия у многих художников академической школы в рисунке и живописи, вы можете это как-то прокомментировать?
И. И.: У меня эта база есть 🙂
И потом, есть много разных медиа, в которых можно работать и без академических навыков в изобразительном искусстве. Если ты не умеешь работать, условно говоря, «в рамках холста», можно работать с чем-то другим. Но если тебя прямо тянет, то не важно кто и что говорит, даже если все говорят, что ты делаешь, извините, “дерьмо” — надо брать и делать.
Д.Щ.: Ну а все-таки вы видите в нашем современном искусстве какую-то нехватку базовых технических навыков? Вы это замечаете в работах? Если взять Мастерскую ‘17, сколько там людей владеют такой академической технической базой?
И.И.: Мне кажется , что максимум ¼.
Часто я это вижу. Если художник использует графику или живопись и делает что-то на плоскости, если у него нет базового классического образования, то это видно. Но здесь возникает вопрос: какой он выбрал язык, Если он делает что-то абстрактное, то это иногда не имеет значения.
Мне сложно судить, должна ли быть эта база или не обязательно. Если ты пытаешься сделать реалистичное изображение руками, то надо это уметь делать, или не надо делать вообще, я так думаю.
Думаю, что время покажет, насколько владение базой критично. Мне тут сложно сделать оценку.
Ирина Ива. Празднующие Махашиваратри 5 из проекта «Побег в вечность с фломастерами…». Б., худ. маркеры. 13х20. 2016
Д.Щ.: Что вам дало обучение в Свободных мастерских, помимо упомянутого творческого пинка? И получили ли вы этот пинок?
И.И.: Да. Казалось бы, что такого, ходить каждый день на лекции, узнавать что-то новое. Но позже я посмотрела, сколько сделала за эти два года, и по количеству работ это было в два раза больше, чем в предшествующие два года. То есть этот заряд — самое главное. Множество маленьких причин, которые привели к такому результату, а главное, было желание поменять что-то в своем искусстве и узнать что-то новое.
Когда я пошла в мастерские, поняла, что не начну заниматься чем-то принципиально новым, не буду осваивать новые медиа: у меня было понимание, что я не буду выходить из плоскости — мне там максимально комфортно, и я убеждена, что мне этого достаточно, чтобы сказать зрителю то, что я хочу.
Д.Щ.: Пробовали во время обучения работать в новых техниках? Были ли у вас подобные задания?
И.И.: На видео-арте были задания снимать видео на разные темы. Но для меня это не стало чем-то полноценным.
Д.Щ.: Какой был вклад коллектива, в котором вы учились, студентов, преподавателей в обновление вашего творческого метода?
И.И.: Какой-то вклад, конечно, был, но однозначно его определить сложно. Когда учишься, постоянно наблюдаешь, что делают другие, общаешься, узнаешь что-то новое — такая художественная жизнь постоянно сопровождает учебу.
Д.Щ.: А пробовали вы какие-то совместные процессы? Были ли у вас какие-то творческие группы?
И.И.: Мы могли объединяться по желанию и делать что-то вместе. Возможно, я просто не привыкла к коллективной работе. Мне привычно работать в одиночку.
Ирина Ива. Работы проекта «Умножающий знание, умножает печаль…» (зарисовки на лекциях по современного искусства). Холст, художественные маркеры, фломастеры. 2015-2016.
Д.Щ.: Что дали вам теоретические знания о современном искусстве?
И.И.: В академических вузах история искусства заканчивается серединой XX века. То есть большой пласт истории современного искусства был у меня не охвачен. Поэтому получить систематические знания, было одним из больших плюсов.
Д.Щ.: А как эти знания повлияли на работы?
И.И.: Любые знания — это плюс. Сложно четко сказать, где какая-то конкретная тема или лекция повлияла. Но общее влияние ощущается, даже на интуитивном уровне. Я часто езжу на пленэры, и на этих работах влияние видно. Меняется стиль письма, хотя может быть, это не слишком удачно сказано. Но когда ты сравниваешь работы периодов до и после обучения, изменения очень явно прослеживаются.
Д.Щ.: Листая ваше портфолио, я вижу, что много работ у вас посвящены религиозной тематике, откуда такой интерес к вере?
И. И.: Во-первых, я верю в Бога, поэтому эта тема для меня важна. Вопрос в том, как раскрывать эту тему. Можно изображать культовые здания, а можно изображать символические изображения. В серии работ для «Мастерской-2016», где была тема «Личные связи», я рассмотрела личную связь с Богом.
Ирина Ива. Московский Музей Современного Искусства МОММА. Выставка «Личные связи» в рамках параллельной программы V Московской международной биеннале молодого искусства. 2016.
Д.Щ.: Насколько религиозная тема соответствует проблематике постмодернизма и современного искусства?
И.И.: Думаю, нельзя сказать, что какая-то тема не близка современному искусству. Ведь оно охватывает все темы, несмотря на то, что какая-то тема может быть ближе большему количеству людей.
Д.Щ.: А почему же тогда есть такое ощущение, что религия — какая-то особая тема, которая часто ассоциируется с курсом “православие, самодержавие”. Не было ли разногласий с кураторами или каких-то вопросов о выборе религиозной темы?
И. И.: Нет, таких вопросов не было. Серия была специально сделана для выставки. Она искренняя и личная, символически раскрывающая моё понимание взаимоотношений человека с Богом.
Ирина Ива. Закатная… Из серии о Александровской Слободе. Холст, масло, 70х80. 2016
Д.Щ.: А вот эта серия с храмами, о чем она?
И.И.: Это проект 2016 года называется “Деревья”. На самом деле, он посвящен экологии. Деревья играют главенствующую роль в изображении и помещены рядом с культовыми сооружениями, т. е. с храмами. Тем самым визуально я хочу показать, что дерево, хотя бы как источник кислорода, не менее важный объект для человека, нежели постройка, имеющая культовую и эстетическую ценность, в том числе и для меня. Все работы этого проекта изображают реально существующие храмы России. Две серии из этого проекта получили похвальные грамоты от Московского Союза Художников, в июне экспонировались на моем стенде на международном фестивале «Вера» в Манеже.
Д.Щ.: Расскажите, что дает художнику участие в выставках, таких как “Мастерская”?
И.И.: На самом деле это большой вопрос. Не думаю, что многие с этого начинают работать с галереями. Эти выставки не о продажах…
Д.Щ.: Наверное, важный результат — это отметка об участии?
И.И.: Да, это, конечно, важно: для портфолио ценно участие на престижных площадках. Но, на самом деле, я уверена, что если художник обладает деловыми качествами, у него и так все будет хорошо. То есть, помимо таланта, художник должен обладать организаторскими способностями, у кого-то их больше, и поэтому у кого-то более благополучно складывается материальная жизнь.
Д.Щ.: А вот этот диптих кажется мне очень необычным, о чем он?
И.И.: Это часть полиптиха о вселенской любви. Здесь Богоматерь держит десять фигур, символизирующих 10 стран, выведших своих космонавтов в космос, на ножках фигур бирки с подписью стран, как на ножках младенцев в роддомах. Тут ставится вопрос: насколько правомерно, что человек вышел в космос? Угодно ли это Богу? С одной стороны находиться на руках у Богоматери весьма неплохо, с другой, это ставит перед зрителем вопрос, не надо ли будет просить прощение за человека?
Ирина Ива. Вселенская любовь. Экология внешнего космоса 1 и 2. Часть полиптиха из 4 холстов 90х150. Х., м., акр., 90х150, 90х150. 2017
Д.Щ.: Интересная работа, что называется “на подумать”, они сопровождаются экспликациями?
И.И.: Да, тут конечно, без пояснения сложно обойтись.
Д.Щ.: А эту работу, как надо понимать — “Бьем рублем”?
И.И.: Возможно двойное толкование. И что МЫ бьем рублем. И наоборот: ошибки в экономической политике бьют по нашему рублю…
Ирина Ива. Рублём… Холст, масло, акрил, 100х100. 2017.
Д.Щ.: А кто изображен?
И.И.: Это Медведев. Возможно будет целая серия политиков.
Д.Щ.: По поводу этой работы я невольно вспомнил выставку “Актуальная россия”, которая вызвала много вопросов, особенно триптих “Путин, Ле Пен, Трамп”. Было даже много критики. Почему вы выбрали эту политизированную тему?
И.И.: На самом деле, я не очень политизированный человек, но политика — большая часть нашей современной жизни, и ты все равно получаешь такого рода информацию. В целом, мне интересно работать с этой информацией. Если брать мое отношение к политике, то его можно сформулировать формулой — “шило на мыло”, хотя обычно применяют эту фразу при разводе — все люди примерно одинаковы, кто-то лучше, кто-то хуже. К политике я применяю тот же принцип. Считаю, что любые резкие политические движения приводят к понижению уровня жизни большей части населения той страны, где они происходят. Любые изменения в этой области должны быть медленными, причем чем медленнее, тем лучше.
Д.Щ.: Вас никак нельзя назвать оппозиционером.
И. И.: Да, вряд ли, у меня семья, муж, двое детей, поэтому я не оппозиционер. Религия для меня гораздо важнее, например.
Д.Щ.: Тем не менее работы на тему политики есть, почему?
И.И.: Потому что не избежать этого потока информации, и я тоже отвлекаюсь на нее. Пока существует только один портрет (с Медведевым), но планирую целую серию.
Д.Щ.: А куда пойдет эта серия работ?
И.И.: Думаю они найдут свое место. Сейчас есть возможность писать то, что мне интересно. И хотя я беру заказы, но, к счастью, остается время на подобные работы на свободные темы. Я уверена, что найду где их выставить.
Д.Щ.: В этом случае, у вас есть возможность проявить еще и организаторские способности?
И.И.: Скорее, выставка сама найдет эти работы.
Ирина Ива. «Озеро Мерцбахера» и «Эдельвейс». Серия из 5 работ о восхождении на вершину Хан-Тенгри (7015 м). Бумага, капилярная ручка, 29х39, 2007.
Д.Щ.: Расскажите про эту графическую серию.
И.И.: Я занималась альпинизмом. Это серия о восхождении на Хан-Тенгри — один из семитысячников бывшего СССР, за их покорение дают звание “Снежного барса”.
Я была на одном из них, во время экспедиции и появилась эта серия. Разделила время экспедиции — три недели — на равные части, садилась вечером, брала лист формата А3, закрывала глаза и под воздействием энергий прошедших дней делала абстрактный рисунок, а потом уже наполняла его образами: сильный ветер, непосредственно процесс восхождения, дождь, символ альпинизма — цветок эдельвейс…
Д.Щ.: А вот здесь у вас в необычной манере изображен восточный праздник. У нас очень популярны индийские и кришнаитские праздники — пользуются ли эти работы популярностью у индуистов, буддистов?
И.И.: Да, эти работы им нравятся. Здесь изображено празднование Махашиваратри. Это что-то типа индуистского нового года. В эту ночь не спят и рассказывают легенды, в основном про Шиву. Такие мероприятия проходят и в Москве, посещаю второй год и делаю наброски непосредственно на самих праздниках.
Ирина Ива. Празднующие Махашиваратри 11… Бумага, фломастеры, 13х20, 2016
Д.Щ.: Такие работы вполне могут купить поклонники индуизма, вы планируете их тиражировать?
И.И.: Да, вполне могут. Пока я не тиражирую.
Д.Щ.: А их не смущает, что это современное искусство, на грани абстракции?
И.И.: Вот это как раз стык современного и академического искусства. Тут изображены в принципе конкретные люди, москвичи, они себя узнают — им это нравится, но визуальный язык совсем не академичен.
Д.Щ.: А вот тут кто спит в аэропорту?
И.И.: Эту серию я делаю постепенно, когда путешествую делаю пересадки.
Ирина Ива. Аэропортная жизнь 3… Шардж. Бумага, фломастеры, 13х20, 2016
Д. Щ.: Можно еще пару слов про Астану и серию об этом городе? Почему именно Астана?
И.И.: Поездка была в октябре 2016 года, мы поехали в Астану вместе с моим коллегой из Питера Андреем Блиоком по делам Международной Ассоциации выпускников и друзей РАХ, сокращённо МАВД РАХ. Ассоциация появилась около десяти лет назад, я — руководитель московского отделения этой ассоциации. Она объединяет художников и людей разных профессий, которые интересуются искусством, одна из целей — это установление межпрофессиональных связей.
В Астане помимо официальных дел у нас была и культурная программа: театр, библиотека, и мы, конечно, будучи художниками, не могли не порисовать. И вот тема удачно совпала.
Д.Щ.: Какое впечатление произвела Астана? Уютно там было?
И.И.: Было странное ощущение, что ты попал в роман советского писателя-фантаста. Это не было отрицательно или положительно.
Ирина Ива. Выставка “Мастерская’ 17”. Из серии «Астана – город из ниоткуда…». Бумага, художественные маркеры, фломастеры”, 39 х 59. 2016.
Д.Щ.: Хотели бы там жить?
И.И.: Нет, жить я хочу дома, в Москве.
Д.Щ.: А как же стройки, реновации, не создает это желание переехать, в ту же Астану?
И.И.: Это из той же серии “шило на мыло”: кому-то плохо будет везде, а кому-то почти везде будет хорошо. Я живу в зеленом районе в пригороде Москвы, мне там нравится. Не важно ГДЕ, главное КАК…
Треть жизни в постели
Сергей Медведев: Сегодня мы хотим поговорить о такой составляющей нашего бытия, как сон, который отнимает у большинства людей треть жизни. В смысле развития и усовершенствования человеческой натуры мне хотелось бы поинтересоваться: что происходит, для чего эволюционно нужен сон и как развиваются механизмы сна в дальнейшем, можем ли мы сокращать время, которое используем для сна, чтобы шире использовать высвободившееся время для жизни? У нас в гостях Роман Бузунов, доктор медицинских наук, президент межрегиональной общественной организации «Ассоциация сомнологов», заведующий отделением медицины сна клинического санатория «Барвиха».
У вас в Барвихе, наверное, хорошо спится?
Роман Бузунов: Да, в Барвихе спится хорошо – это все-таки подмосковный девственный лес. Наши бывшие руководители страны знали, где выбирать место для санатория.
Но я бы не согласился с тем, что мы теряем треть жизни на сон.
Сергей Медведев: Это не потерянное время?
Роман Бузунов: Я бы сказал словами Эйнштейна: «Я провожу во сне треть жизни, и не самую худшую». То есть порой наша действительность такова, что лучше, наверное, был бы сон. На самом деле сон – это неотъемлемая составляющая часть жизни. Если любое млекопитающее лишать сна, то оно, в конце концов, умирает. То есть это генетически данная функция, без которой организм не может жить. Это не отсутствие человека – это некая другая активность, в другом, может быть, измерении.
Структура сна состоит из стадий, они состоят из циклов сна. Например, когда нам снятся сны, активность мозга порой выше, чем в состоянии бодрствования, настолько активные процессы там идут, когда перерабатывается информация, когда мозг решает, что переложить в запас, а что забыть, – такая своеобразная очистка винчестера.
Есть метаболические фазы сна, так называемый глубокий дельта-сон, когда у нас продуцируется гормон роста, и дети, говорят, во сне растут. На самом деле они растут круглосуточно, но ночью продуцируется гормон, который отвечает за рост. А у взрослых этот гормон отвечает за стабилизацию жира из депо: если человек плохо спит, то он начинает полнеть.
Сергей Медведев: Но это не остаток каких-то более ранних ступенек эволюции? Или, может быть, сон более необходим ребенку, когда идет активная фаза запоминания, записи на этот винчестер и дефрагментации, раскладки информации, и это мы сохранили от каких-то более ранних стадий?
Бог сна и бог смерти – это близнецы-братья. Если вы смотрите на спящего человека издалека, то его невозможно отличить от мертвого
У животных нет абстрактного мышления, то есть они действуют в ответ на внешние стимулы. Или, допустим, человекообразные: мамонт побежал, выделились гормоны, ты побежал за мамонтом или от мамонта. А тут вам начальник сказал, что вы не правы, вы сидите, бедняги, и думаете: какие мы несчастные, нас завтра выгонят. Фактически стрессовая реакция, мозг анализирует, мозг прогнозирует, мозг активно работает, хотя никакого внешнего стимула нет. Человеку все равно нужен отдых, чтобы просто очистить свой винчестер от этого переизбытка информации.
Сергей Медведев: Во сне можно дать мозгу какую-то задачу – творческую, аналитическую, мыслительную?
Когда нам снятся сны, активность мозга порой выше, чем в состоянии бодрствования, настолько активные процессы там идут
Роман Бузунов: Это интересный момент в плане того, что различные проблемы решаются во сне. Известно – таблица Менделеева, бензойное кольцо и так далее… И все-таки гораздо больше изобретений было сделано в состоянии бодрствования, а не сна – несравнимо больше, в миллионы раз, наверное. Но во сне у нас возникают свободные ассоциации, мы можем мыслить алогично, а иногда требуется именно алогичное решение, которое не подходит с точки зрения банальной логики. И это может расширять горизонты познания и делать возможными какие-то выводы, которые с точки зрения дневной логики были бы невозможны. Это оказывается озарением, новой ступенью развития. Сон в этом смысле помогает. Но сон также помогает человеку и отдохнуть, а потом, с утра встретить новый день активным, бодрым и воспринимать информацию, анализировать и работать днем.
Сергей Медведев: Восстановительная фаза так же важна для нормальной человеческой жизнедеятельности, как и активная.
Роман Бузунов: Я хочу еще сказать о сновидениях. Говорят, допустим, о вещих снах – это тоже некий прогноз ситуации. Когда я обсуждаю вещие сны, я всегда говорю: давайте поговорим о терминах. Мне приснилось, что я завтра пойду на работу. Это вещий сон?
Сергей Медведев: Нет.
Роман Бузунов: Как – нет? Мне же приснилось будущее.
Сергей Медведев: Вещий сон – это непредсказуемое будущее.
Роман Бузунов: Хорошо, мне приснилось, что я перебежал через дорогу и меня сбила машина. Я на следующий день выхожу, перебегаю дорогу, меня сбивает машина. Все подумают – это, конечно, вещий сон. Есть просто вероятностный прогноз, высоко вероятностный. А я мог выйти и не дойти до работы, потому что меня сбила машина, а мне приснилось, что я пошел на работу. А есть низко вероятностный. Может быть, я до этого месяц перебегал через дорогу, и мозг мне сигнализировал: дорогой, ты подумай, вокруг ездят машины, тебя могут сбить. Уже был прогноз, но он мог сбыться, а мог не сбыться. Или та же сосулька на голову упала.
Сергей Медведев: Что-то сбывается. Так или иначе, то, что мы видели во сне, сбудется.
Я как-то увидел на развалах «Сонник для рублевских жен». Что им там может сниться?
Роман Бузунов:
Не бывает общих сонников для всех.
Что касается персонифицированных сонников: допустим, человек гулял по ромашковому полю, и его покусала собака. Потом ему как состояние прогноза опасности будет сниться ромашковое поле.
Сергей Медведев: Откуда берутся образы снов? Они из нашей отложившейся глубокой средней памяти, которую мозг затем начинает сочетать в свободном порядке?
Роман Бузунов: Проводились исследования у плода во чреве матери, как только сформировался мозг. У него уже бывают состояния, которые можно интерпретировать как сновидения, – специфическая электрическая активность мозга. Понятно, мы не можем спросить у него, что ему снилось, но состояние, характерное для сновидения, есть.
У плода во чреве матери уже бывают состояния, которые можно интерпретировать как сновидения
Ребенок, который только родился, видит огромное количество снов. Вот тут вопрос: какую информацию он воспроизводит? Одна из теорий – воспроизводится некая генетически накопленная информация, мозг просматривает эти «мультики» и развивается, становится человеческим мозгом. Хотя нужна информация, которая поступает извне. Допустим, Маугли: если ребенок рос среди животных, а потом до пяти лет не попал в человеческое общество, то он не будет полноценным человеком, мозг нормально не разовьется. То есть все-таки здесь важна и какая-то генетика, и привходящая информация человеческого общества.
Сергей Медведев: Как я понимаю, существуют фазы глубокого сна и затем фазы мелкого сна, рем-фаза, в которой часто двигаются зрачки, снятся сны. У них разное физиологическое назначение?
Роман БузуновРоман Бузунов: Действительно, раньше считалось, что сон – это однообразный, однотипный и неактивный процесс. Когда у нас появились объективные методы контроля, так называемая полисомнография (мы надеваем на человека массу датчиков, которые смотрят активность мозга, движение глаз, тонус мышц, дыхание, сердцебиение и так далее), мы увидели, что сон – активный процесс, который состоит из пяти стадий. Первая – это такой поверхностный сон, дрема. Вторая – это базовая фаза сна. Потом идет третья, четвертая стадии сна – это дельта-сон, когда у нас как раз продуцируются гормоны. Это метаболическая фаза накопления энергии. Пятая стадия – это рем-сон, такие быстрые движения глаз. Это, кстати, интересно наблюдать у детей: у них много сновидений, ребеночек спит, а у него под закрытыми веками бегают глазки – это он смотрит какие-то мультфильмы или фильмы. Действительно, мозг видит образы – это так называемая рем-стадия сна.
Ребенок, который только родился, видит огромное количество снов
Каждые пять стадий укладываются в циклы, то есть первая, вторая, третья, четвертая стадии и рем-сон – это проходит 90-минутный цикл, потом человек подбуживается после рем-сна, и опять к первой стадии, опять: первая, вторая, третья, четвертая, рем-сон. И таких циклов за ночь бывает четыре-пять. Они немножко удлиняются к утру, становится меньше глубоких стадий сна, больше рем-стадий, то есть сновидений у нас больше к утру.
Мы до сих пор не понимаем, почему так, почему циклы 90 минут, почему они меняются к утру. Сомнология – к сожалению, еще очень молодая наука, с точки зрения объективного контроля за состоянием, ей всего лет 50–60. Говорят: ну что же вы еще не изучили? Медицине от Гиппократа две тысячи лет. Приходите через пару тысяч лет, мы вам все скажем про сон.
Сергей Медведев: Животные видят сны?
Роман Бузунов: Считается, что видят. Это можно наблюдать, когда собаки тявкают, перебирают лапками во сне. У них тоже бегают глазки под закрытыми веками, соответственно, они тоже что-то видят.
Сергей Медведев: Механизмы те же самые – мозг перерабатывает полученную за день информацию, сортирует ее?
Роман Бузунов: К сожалению, об этом мы можем только гадать. Если оставаться на теории дарвинизма, то, в принципе, мы не то чтобы катастрофически отличаемся от животного мира: от свиньи, например, отличаемся лишь несколькими процентами генов. А если все-таки оставаться на позициях креативизма, то там несколько иные теории. Я все-таки остаюсь последователем Дарвина, хотя говорят, что это уже не модно.
Сергей Медведев: Почему в снах так много абсурда? Ведь сны часто построены совершенно не логично.
Сомнология – к сожалению, еще очень молодая наука, ей всего лет 50–60
Роман Бузунов: Cложно объяснить, почему такие свободные ассоциации. Мы можем летать во сне – это нас совершенно не смущает. Мы можем перемещаться по континентам, можем видеть в снах совершенно несуразные вещи, но мозг воспринимает это как должное. Почему – это опять вопрос достаточно сложный. Бессвязные, алогичные вроде бы образы… Может быть, это сознание конфликтует с подсознанием, взаимодействие сознания с подсознанием рождает таких чудовищ, как у Дали. Тут я не могу сказать ничего определенного с точки зрения науки.
Сергей Медведев: Существует ли какое-то развитие модели сна? Человек в истории больше или меньше спит?
Роман Бузунов: По этому поводу существуют очень противоречивые данные. Считается, что с развитием цивилизации человек стал спать меньше. Но фактически это то, что нам говорят сами люди, а это порой не соответствует действительности. Например, при депрессии у человека нарушается феномен восприятия сна, он может прийти и сказать: доктор, я два месяца ни минуты не спал. Хотя такого не бывает – если человека лишать сна на трое суток, он становится просто недееспособен, не может выполнять никакой последовательной работы, через пять суток начинаются галлюцинации, а через десять он забывает, как его зовут и где он находится. Когда человек функционирует и говорит, что он не спит, он просто болеет, его надо лечить.
Когда объективно посмотрели, сколько человек должен спать… В 2015 году панель американских экспертов пришла к выводу, что минимально допустимая длительность сна – это семь часов, то есть оптимальная продолжительность сна – от семи до девяти часов.
Сергей Медведев: А что происходит с теми, кто спит меньше?
Считается, что с развитием цивилизации человек стал спать меньше
Роман Бузунов: Начинает расти смертность, заболеваемость, психические расстройства (как, впрочем, и при девяти часах). Есть люди, которые от природы долго спят, а есть заболевания, которые приводят к тому, что человек перестает высыпаться. Раньше ему хватало, допустим, семи часов, а потом начинает не хватать восьми, девяти, десяти. Например, при тяжелом храпе или болезни остановки дыхания во сне развивается поверхностный, не освежающий сон и тяжелая дневная сонливость – сколько бы человек ни спал, выспаться он не может. То есть получается, мало сна – плохо, и много сна – тоже не очень хорошо.
Есть генетически определенная длительность. Говорят, что долго спящий человек – ленивый. Нет, это просто природа так заложила… Тот же Эйнштейн – десять часов. Хотя были и коротко спящие – Наполеон, Тэтчер, допустим, – четыре часа. Допустимыми границами считается – от четырех до двенадцати часов, индивидуально.
Сергей Медведев: То есть средняя норма – от семи до девяти.
Роман Бузунов: А допустимая – так же, как рост: Дэнни де Вито – метр пятьдесят пять, маловато для мужчины, но это не мешает ему быть очаровательным мужчиной. Женщина ростом два метра – это хорошо или плохо? Это индивидуальная вариабельность, которая задана природой, изменить это невозможно.
Сергей Медведев: Меня интересует низкая граница. Признаюсь, я – человек, очень мало спящий, мой сон – в среднем около пяти часов, и это продолжается уже лет пятнадцать. Посмотрим, какая смертность будет в моем случае, но по своей функциональности я вижу, что пока это работает: я и спортом могу заниматься. Если человек чувствует, что он высыпается в течение пяти-шести часов, то можно с этим остаться и не беспокоиться?
Человек должен спать столько, чтобы с утра проснуться и за 15 минут включиться в нормальную жизнь, а к вечеру устать настолько, чтобы за те же 15 минут нормально заснуть
Роман Бузунов: Считается, что человек должен спать столько, чтобы с утра проснуться и за 15 минут включиться в нормальную жизнь, а к вечеру устать настолько, чтобы за те же 15 минут нормально заснуть, и чтобы в течение дня не было избыточной дневной сонливости. Вот так определяется норма сна.
Сергей Медведев: Насколько полезно, если человек устал, полчаса, 40 минут поспать днем?
Роман Бузунов: В принципе, ничего плохого в этом нет, если только дневной сон не мешает потом ночному. То есть если вы поспали час, полтора, два (а такое тоже бывает, особенно у пенсионеров, и потом они жалуются, что полночи не могут заснуть), то эти два часа нужно вычесть из ночного сна. Считается, что днем стоит спать от 15 до 45 минут. Сон должен быть освежающим – вы становитесь активным, работоспособным.
Вообще, у нас после обеда случается физиологический провал. Но, опять же, если это ухудшает засыпание вечером, то лучше перетерпеть, заняться какой-то активной деятельностью, тогда вы легче заснете вечером.
Сергей Медведев: Есть люди (я отчасти к ним отношусь), которые немножко параноидально относятся к обществу, им хочется больше успеть в течение дня: надо больше работать, почитать «Фейсбук», заняться спортом. Я читал о методиках, которые доводят сон чуть ли не до часа в день, если крепко спать четыре раза по пятнадцать минут. Насколько это все научно, насколько экспериментально оправданно? Не будем говорить о часе в день, но, скажем, два-три часа? Я читал у этологов, у Конрада Лоренца: волк, например, постоянно в течение дня спят с маленькими промежутками по пять, семь минут. Может ли так человек?
Днем стоит спать от 15 до 45 минут. Сон должен быть освежающим – вы становитесь активным, работоспособным
Роман Бузунов: Такие эксперименты делались, но, как правило, среднестатистический человек а таких случаях просто доводит себя до ручки. То есть он начинает спать стоя в транспорте, держась за поручень, начинает спать на лекции, причем порой он даже не замечает, что спит. То есть это выключение сознания – человек может сидеть, смотреть телевизор, его толкают: «Не храпи». Он говорит: «Я же смотрю телевизор». Накапливается дефицит сна, человек все равно начинает где-то как-то досыпать. Он может засыпать быстро, если он существенно недоспал. Но в итоге в сумме длительность сна за месяц, если мы пересчитаем на каждый день, окажется у конкретного человека практически одной и той же.
Можно накапливать дефицит сна, и это только ухудшает ситуацию. Можно, допустим, просто не поспать три ночи, соответственно, человек становится недееспособным, он не может кушать, засыпает с ложкой, не может читать, засыпает перед компьютером, он даже говорить не может, засыпает во время разговора. Но если вы на час сократите время, необходимое каждый день на сон, накопите те же самые 24 часа дефицита сна, то вы точно так же станете недееспособны. Соответственно, или вы доспите днем в транспорте или где-то еще, или все равно придете к тому, что заснете, как бы вы ни старались не заснуть.
Сергей Медведев: Относительно более короткого сна – нет ли такого, что можно обойтись только глубоким сном? Вы говорите, что глубокий сон концентрируется больше в первой части нашего сна, а потом, ближе к пробуждению, вторые четыре часа все чаще случается рем-фаза, когда мы видим сны. Опять-таки, сошлюсь на свой пример. Я как человек, относительно мало спящий, практически не вижу снов. Я так ненаучно это для себя объяснил, что весь мой сон приходится на глубокий сон, я восстанавливаюсь, запускаю метаболические процессы, а быстрая рем-фаза не происходит.
Если не поспать три ночи, то человек становится недееспособным
Роман Бузунов: Действительно, когда обследуют коротко спящих людей, выясняется, что у них больше глубоких стадий сна, они быстро в них входят и добирают этот глубокий сон. Рем-сна несколько меньше, но он все равно есть. То есть не бывает такого, чтобы человеку не снились сны.
Сергей Медведев: Я вижу сны примерно раз в месяц.
Роман Бузунов: Это вы их не помните. После рем-фазы достаточно буквально пяти минут другой стадии сна, а потом разбуди человека, и он скажет, что не помнит снов. Просто такие коротко спящие люди почему-то не просыпаются в рем-фазу сна, а большинство людей просыпается как раз к концу рем-фазы, и они помнят, что им снилось.
Сергей Медведев: Похоже, что мало спящие люди больше находятся в глубоких фазах сна.
Роман Бузунов: Да, но все равно повторяется та же самая цикличность.
Сергей Медведев: Надо как-то привязывать свои фазы сна к световому циклу?
Роман Бузунов: Считается, что сон до 12 ночи лучше, чем сон после 12, он в два раза более качественный. Я всегда задаю вопрос: а если вы переместились во Францию или, хуже того, в США, а как там, где 12?
Важно – не до 12 или после, важно соблюдать график. Если вы будете вставать две недели в одно и то же время, я смею вас заверить, что вы начнете просыпаться за пять минут до звонка будильника с ощущением, что вы хорошо поспали, потому что организм подстроит биологические часы под этот режим. А если вы сегодня встали в шесть утра, завтра – в двенадцать часов дня, а послезавтра вообще всю ночь проработали, то организм начинает не понимать, когда ему спать, когда ему продуцировать гормоны, когда ему бодрствовать. Получается, что днем он полубодрствует, а ночью полуспит. Это так называемое циркадное нарушение ритма сна, соответственно, циркадное расстройство.
Сон до 12 ночи лучше, чем сон после 12, он в два раза более качественный
Кстати, интересно одно расстройство, которое называется «социальный джетлаг» – это когда человек работает, встает в шесть утра, потому что ему нужно добраться до работы, а в выходные замечательно отсыпается, допустим, до двенадцати часов дня, а то и до часа. Замечательно поспал с пятницы на субботу, гуляет до двух часов ночи в субботу и в воскресенье встает в два часа дня – тоже прекрасно поспал. А что случилось потом? Он сместил свои часовые пояса на шесть-семь часов в одну сторону, а в понедельник ему нужно вернуться назад. Это приблизительно перелет Москва – Нью-Йорк и обратно. Человек с утра не может встать, он разбитый и уставший, употребляет огромные дозы чая, кофе, кое-как добирается вечером до своей подушки, а кофе продолжает действовать, и он не может заснуть. Только к концу недели он приходит в норму, а тут опять выходные и опять «смена часовых поясов».
Сергей Медведев: Что же делать? Не отсыпаться в выходной?
Роман Бузунов: Разница должна составлять не более двух часов. Я, конечно, понимаю: человек скажет, что он недосыпает. Если вы встанете в восемь, то просто ляжете пораньше и в субботу, и в воскресенье.
Сергей Медведев: Насколько интернет и привычки городской жизни влияют на сон? Раньше было телевидение, сейчас – интернет, все больше смотришь, сидишь ночью в сети, замечаешь все больше знакомых – в два, в три, в пять утра они обновляют свои статусы. Вы как врач, как сомнолог сталкиваетесь с этой проблемой?
Для того чтобы человек перешел из активного бодрствования в расслабленное бодрствование и сон, нужен как минимум час
Роман Бузунов: Безусловно, сталкиваюсь, и чем дальше, тем чаще. Этому есть вполне физиологическое объяснение. Для того чтобы человек перешел из активного бодрствования в расслабленное бодрствование и сон, нужен как минимум час. Если вы активно общаетесь, думаете, смотрите какие-то новости, какие-то финансовые отчеты и так далее, то мозг активно работает, соответственно, он может поддерживать бодрствование.
Второе: спектр излучения гаджетов, смартфонов и компьютеров, так называемый голубой спектр мозг воспринимает как солнечный свет, соответственно падает продукция мелатонина, гормона сна, который вызывает сонливость, и человек хуже засыпает.
Более того, современный человек в городе потребляет огромное количество энергетиков: чай, кофе, тоники и так далее – как раз, чтобы вечером функционировать. А кофеин действует до восьми часов, то есть можно в восемь вечера выпить чашечку кофе или чая, а это будет действовать до трех часов ночи, а потом человек, естественно, не может встать. Тут приходится думать о том, как ограничить себя и от гаджетов, и от кофе, и от активного общения. Увы, порой это приводит к тяжелым бессонницам, которые – будьте добры, приходите к нам, будем лечить.
Сергей Медведев: Мы посмотрели основные параметры, по которым меняется человеческий сон. Все-таки, несмотря на века эволюции человека, механизмы сна остаются более-менее теми же, что были прежде. Сон как нам, так и животным нужен для восстановления своих жизненных сил и отбора жизненных впечатлений. Так что спите столько, сколько вам нужно, и пробуждайтесь счастливыми!
Влияют ли сны на качество вашего сна?
Почему мы видим сны? Эксперты не уверены, но есть данные, свидетельствующие о том, что сновидения играют роль в поддержке функций мозга, которые происходят во время бодрствования, таких как обработка мыслей, воспоминаний и эмоций.
Значит, сон — признак хорошего сна? Исследователи считают, что это либо отражает, либо способствует здоровому сну. Если вы редко или никогда не видите сны, это может указывать на то, что вы недосыпаете. Однако на воспоминание снов влияют и другие факторы, поэтому вам следует поговорить с врачом.
Влияют ли кошмары на качество сна?
Большинству людей время от времени снятся кошмары. Но влияют ли плохие сны на качество сна? Это зависит от частоты и интенсивности ваших ночных кошмаров. Если ваши плохие сны случаются редко или лишь слегка «плохие», они, вероятно, не влияют на качество вашего сна.
Но если они происходят несколько раз в неделю или особенно тревожны, они могут привести к тому, что вы будете спать менее или менее крепко. Например, вы можете ложиться спать позже и откладывать отход ко сну, чтобы избежать плохих снов. Кошмары также могут беспокоить вас в течение дня, как из-за недостатка сна, так и из-за повторного посещения тревожных образов из ваших плохих снов.
Если ночные кошмары постоянно влияют на качество вашего сна или жизни в целом, вам следует поговорить с врачом.
Различные позы для сна могут влиять на ваши сны
Исследователи не могут однозначно сказать, существует ли связь между позицией во сне и сновидениями. Однако некоторые предполагают, что различные физические ощущения, которые вы испытываете, когда спите на спине, боку или животе, могут влиять на ваши сны.
Одно исследование показало, что людям, которые спят на левом боку, чаще снятся кошмары. В другом случае люди, спящие на животе, чаще рассказывали о ярких снах, включая эротические сны и ночные кошмары.
Конечно, при исследовании снов используется самоотчет, поэтому качество данных может быть сомнительным. Тем не менее, нужно учитывать положение, в котором вы спите, особенно если вы хотите каким-то образом изменить свои сновидения.
Как остановить дурные сны?
Если у вас постоянные или интенсивные плохие сны, вам следует обратиться к врачу. Они могут определить, есть ли у вас ночные кошмары. Если они диагностируют у вас это состояние, они могут назначить поведенческую терапию, лекарства или и то, и другое.
Вы также можете предпринять шаги, чтобы уменьшить риск кошмаров. Они включают:
- Отказ от употребления алкоголя и стимуляторов, особенно перед сном.
- Установление и соблюдение последовательного графика сна и бодрствования. Это означает, что вы должны ложиться спать и просыпаться в одно и то же время каждый день, включая выходные.
- Избегайте экранного времени как минимум за час до сна.
- Избегайте просмотра тревожного контента (реального или вымышленного), особенно перед сном.
- Разработайте «расслабляющий» ритуал, которому вы следуете каждый вечер, чтобы расслабиться и освободить свой разум от стрессовых мыслей. Медитация и ведение дневника — это практики, которые многие люди считают полезными.
- Обеспечение комфортной прохлады, темноты и тишины в спальне ночью.
Не позволяйте плохим снам отрицательно влиять на ваш сон
Постоянные кошмары — это ненормально, и это не то, от чего «просто нужно избавиться». В Baptist Health Sleep Center мы помогаем пациентам полноценно спать по ночам. Свяжитесь с нами сегодня.
Узнать больше.
Категории
- Здоровье
Метки:
- Лучший сон
- Сновидение
- Кошмар
- Центр сна
- Гигиена сна
- Качество сна
Связанные статьи блога
Что такое исследование сна?
Узнать большеКак питание влияет на сон?
Узнать большеПочему важна гигиена сна?
Узнать больше
Оставайтесь на связи
Подпишитесь на рассылку Baptist Health по электронной почте, чтобы узнать больше о своем здоровье из нашего блога, электронного информационного бюллетеня и Flourish. Или подпишитесь на один из наших аккаунтов в социальных сетях.
Запишите меня4 Преимущества сновидений во время сна
Новое исследование показывает, что сновидения на самом деле выполняют ряд важных функций, особенно для обучения и памяти.
Фрэнк Липман, доктор медицинских наук, и Нил Парих
Несмотря на то, что мы думаем о сне как об отключении питания, наш мозг делает что угодно, но только не это, когда мы засыпаем. Без какой-либо входящей стимуляции или мыслей мозг использует это драгоценное свободное время для обслуживания и управления — очистки, консолидации воспоминаний и запечатления новой информации. И теперь мы знаем, что сновидения являются важной частью этих ночных занятий.
Раньше ученые думали, что сны — это всего лишь побочный продукт ночного режима работы мозга. Однако новое исследование показало нам, что сновидения на самом деле выполняют ряд важных функций, особенно для нашего обучения и памяти. Но если вы плохо спите (не достигаете глубокого сна или просыпаетесь несколько раз за ночь), то вы упускаете еще один важный инструмент, который нужен вашему мозгу, чтобы оставаться здоровым и бодрым.
Даже если вы не знаете, регулярно ли вы спите (мы видим сны на всех стадиях сна, а не только в фазе быстрого сна, и не обязательно помним все содержание), можно с уверенностью сказать, что если вы последовательное циклическое прохождение всех четырех стадий сна без регулярного вмешательства (это означает, что вы получаете полноценный, спокойный ночной сон), тогда вы будете пожинать плоды сновидений. Преимущества ночных сновидений многочисленны.
Сны помогают нам хранить воспоминания и то, что мы узнали.
Мозг повторно активирует и консолидирует вновь полученные воспоминания и лакомые кусочки информации, пока мы спим, и исследователи заметили, что этот процесс напрямую отражается на содержании наших снов. Но некоторые эксперты считают, что сны не просто отражают то, что нам нужно знать и помнить, они активно каталогизируют это. Их результаты показывают, что наши сны — это своего рода опыт виртуальной реальности, когда мы становимся свидетелями этой обработки памяти. Эксперименты как на животных, так и на людях подтверждают теорию о том, что наши сны подобны «репетиции» этой новой информации, позволяя нашему мозгу применять ее на практике, а также активно организовывать и закреплять материал.
Сны помогают обрабатывать наши эмоции.
Недавние исследования показывают, что нам чаще снятся эмоционально насыщенные переживания, а тета-волны мозга во время быстрого сна — это один из способов, с помощью которого мозг объединяет эти воспоминания. Это побудило некоторых исследователей изучить роль быстрого сна в восстановлении после травм и регулировании настроения благодаря его роли в обработке сложных переживаний.
Даже у ночных кошмаров есть свои преимущества.
Кошмары чаще всего возникают в фазе быстрого сна, но, в отличие от осознанных сновидений, эти интенсивные, часто нежелательные образы возникают при сниженной активности префронтальной коры, что означает меньший эмоциональный контроль и более подавляющее чувство возбуждения. Исследователи теперь считают, что этот опыт — способ мозга подготовить нас к тому, когда произойдут плохие вещи, например, эмоциональная «генеральная репетиция». Как будто разум предвидит, что случится что-то плохое, а затем пробует решения. Некоторые эксперты считают, что это защитный механизм, уходящий корнями в наши ранние дни: если что-то случилось один раз, есть шанс, что это может случиться снова. Так что повторяющийся кошмар об этом событии может держать вас начеку.
По крайней мере, сны предлагают другой взгляд на вещи.
Сны не просто воспроизводят то, что мы испытали или узнали, они также создают совершенно новые сочетания и свободные ассоциации между тем, что мы видели, и тем, что мы знаем. В результате наши сны открывают портал для нашего самого глубокого и беспрепятственного творчества, а также для новых подходов к решению проблем. Это наиболее очевидно в свидетельствах известных художников и мыслителей, которые считают, что их мечты вдохновили некоторые из их величайших творений, таких как Пол Маккартни и мелодия для «Вчера» или Дмитрий Менделеев и структура периодической таблицы элементов.
[СВЯЗАННО: Осознанные сновидцы проявляют большую проницательность в бодрствующей жизни]
Что ваши сны говорят о вашем сне
Природа ваших снов может дать представление о том, в каком цикле сна вы видите сны:
Стадия 1 : В это смутное, туманное время, непосредственно перед тем, как вы заснете или проснетесь, сны обычно короткие, но кажутся яркими и интуитивными, как будто вы «засыпаете». Поскольку вы все еще находитесь в полубодрствующем состоянии, эти сны часто включают в себя содержание реального мира, например шумы, которые вы слышите на самом деле (ваш будильник, сирена снаружи).
Стадия 2 : На этой более легкой стадии сна сны обычно включают фрагменты реальных событий дня. Их часто описывают как «мыслеподобные», как будто вы просто обрабатываете разные идеи во время сна. По мере того, как вы возвращаетесь к стадии 2 сна в течение ночи, ваши сны постепенно становятся длиннее и ярче.
Стадия 3 : Несмотря на то, что ваш мозг все еще активен во время глубокого сна, ваши сны, как правило, наименее яркие на этой стадии, поскольку ваш мозг имеет тенденцию к обработке памяти и обновлению познания.
REM : Эта стадия сна чаще всего ассоциируется со сновидениями. Сны, которые появляются во время этих более «активных» пиков цикла сна, обычно запоминаются лучше всего: они, как правило, самые длинные, самые яркие и самые причудливые. (Мы также много спим в фазе быстрого сна по утрам, поэтому время более благоприятно для запоминания этих снов.) Кроме того, это стадия сна, когда эмоциональные части мозга наиболее активны, что, как полагают наши БДГ-сны кажутся более острыми и трогательными.
Автор бестселлеров Фрэнк Липман, доктор медицины, специализирующийся на функциональной медицине, и Нил Парих, соучредитель Casper, являются авторами книги Better Sleep, Better You (Little, Brown and Company, 2021).