О чём говорят с психологом в тюрьме — Татьянин день
| Екатерина Азисова |
― Катя, как получилось, что ты занялась всем этим?
― У меня педагогическое образование ― я педагог дополнительного образования, сейчас учусь на клинического психолога. Также окончила курсы по оказанию кризисной психологической помощи семье и детям. Сейчас работаю психологом с детьми, которые стоят на учёте.
Я и сама была трудным подростком. Обращалась к психологам, но редко меня могли понять и помочь. Наверное, уже тогда я почувствовала, что хорошим психологом может стать лишь тот, кто сам через что-то похожее прошёл. Я поняла, что именно мне нужно, и это понимание помогло мне выкарабкаться, справиться и выжить.
― Оправдались ли твои ожидания?
― Когда я начинала обучение, то как одно из будущих мест работы рассматривала детский дом или приют. Но когда я вышла туда на практику, поняла, что у меня были несколько неверные представления.
Не понравилось, не увидела себя там. Возникло чувство безнадёжности: от меня очень мало будет зависеть. Но когда приехала в колонию, поняла, что я на своём месте. Там своя атмосфера, в которой я себя замечательно чувствую. На психолога в колонии тоже большая нагрузка, вести полноценную работу ему довольно сложно, и работа эта, как правило, диагностическая. Но сейчас в России психологическая служба в колониях развивается и делаются шаги к тому, чтобы заключённым оказывалась именно психотерапевтическая помощь.
| Работа в воспитательной колонии Можайска |
― В чём особенность колонии, почему тебе интересны находящиеся там люди?
― В социальном приюте нет такого количества ограничений и нет такой глубокой рефлексии у людей. А когда человек оказывается в заключении, в кризисной ситуации, он вынужден остановиться и всерьёз задуматься о своей жизни. Если срок небольшой, может, и заключение не даст эффекта.
.. Некоторые и поступок-то, который совершили, только в колонии и осознают. Например, многие сидят не за преступление, связанное с наркотиками, но в момент совершения они были «под кайфом» ― под спайсом или кислотой, не обязательно под тяжёлыми наркотиками… А употребляющие абсолютно некритичны к своему состоянию. Некоторых только тюрьма от употребления и останавливает.
Что касается женской колонии ― многие мои подопечные употребляли наркотики, пытались остановиться, лечились в реабилитационных центрах, меняли города и профессии, выходили замуж и разводились, но у них не получалось. Может, и бросали, но потом начинали опять. Когда слушаешь такие истории, начинаешь понимать, что тюрьма вполне вписывается в эту цепочку, потому что в тюрьме у человека больше нет возможности употреблять, и только здесь он и может начать жить по-другому. Возможно, Бог реально даёт тюрьму как спасение, иначе человек себя просто уничтожил бы.
| Работа в женской колонии |
Здесь человек делает выбор: или он выйдет и как-то реабилитирует свою жизнь, или принимает решение оставаться в криминальной субкультуре и самоутверждаться здесь, переезжая в колонии для взрослых.
Заключённые нуждаются в помощи. В колонию их привела какая-то большая боль. Справятся они с нею или нет, зависит от того, будут ли они готовы к внутренней работе. Они могут отказаться от этого; они могут не желать заглядывать в себя и думать о своей жизни. Но есть и другие, те, которые к этому готовы, и ради них психологи в колониях должны быть.
― Но многие считают, что человек, оказавшийся в заключении, никогда не вернётся к нормальной жизни.
― Меня удивляет отношение к заключённым в нашей стране. Тут два полюса. Одни считают, что пора отменить мораторий на смертную казнь, потому что человек, раз вступив на эту дорогу, больше никогда не исправится, и государству не стоит тратить деньги на его содержание. Второй полюс ― это некоторые правозащитники, которые, похоже, готовы открыть двери всех тюрем и выпустить всех, не разбирая статей и причин. Это тоже не вполне адекватная и объективная позиция.
Да, эти люди виноваты. Многие из них действительно совершили страшные преступления и должны понести наказание.
Но они могут поменяться. Они имеют право на получение помощи, чтобы изменить свою жизнь. Можно смотреть на них, как на людей, которые ошиблись.
| Работа в приюте |
Вот, к примеру, к абортам у людей отношение разное. Кто-то считает, что это норма. Но есть те, кто понимает, что аборт ― это убийство своего родного ребёнка. Мы можем бояться и считать моральным уродом человека, который когда-то совершил разбойное нападение и вырвал мобильный телефон, сторониться его, опасаться, не брать на работу, вовсе перестать с ним общаться. И при этом нормально воспринимать женщину, которая совершила пять абортов, убила пять своих родных детей. Никто её не будет сторониться, у нее будет компания друзей, карьера. Вот это несоответствие довольно странно, как мне кажется. Кто убивает больше двух человек, как правило, на пожизненном заключении, но возможно, их не так много по сравнению с количеством женщин, которые делали аборты.
Часто преступники не виноваты, что оказались в местах заключения. На них, возможно, повлияли условия, в которых они родились и росли. И у них должен быть шанс исправить последствия. В этом психологи могут им помочь.
― Как тебе, будучи эффектной молодой женщиной, удаётся удерживать рабочий настрой в группе с парнями-заключёнными?
― Я сразу говорю, что я ― Екатерина Евгеньевна, и никак иначе. Если меня называют по-другому, то всегда поправляю. Это устанавливает отношение как к педагогу, к психологу, а не как к девушке, с которой можно пофлиртовать. Хотя в чём-то внешность и помогает ― например, изначально привлечь внимание, заинтересовать.
Гораздо сложнее удерживать внимание в переписке (группа духовной переписки с заключёнными ― «ТД»). Когда заключённые узнавали, что им пишет девушка, они тут же старались узнать возраст, замужем-не замужем… Было множество таких попыток, намёков на одиночество. Только те, кто пожизненно осуждён, не намекали.
| Работа в воспитательной колонии Можайска |
― Бытует мнение, что заключённые ― очень хорошие психологи и хорошие манипуляторы.
Это так?
― Некоторые из них ― да. А другие ― ровно наоборот, имеют очень слабые коммуникативные навыки. Основная проблема, с которой я сталкиваюсь на протяжении тех лет, что езжу в колонии ― непонимание своих чувств. Когда я по окончании упражнений задаю им вопросы об их состоянии, они не могут ответить. И это тоже могло стать причиной совершения преступления и социальной дезадаптации: они не смогли в рамках закона удовлетворить свои потребности, грамотно решить конфликтные ситуации, и им пришлось нарушить закон. Человек не может решить ситуацию спора ― завязывает драку, как следствие ― убийство или нанесение вреда здоровью. Не может познакомиться с девушкой и завязать с ней нормальные отношения ― он прибегает к насилию. Ко мне приходят те, кто действительно мотивированы и подкованы, кому интересно узнавать себя и над собою работать.
― И какие у них запросы?
― Как справиться с эмоциональным состоянием, со стрессом. Как справиться с внутренней болью, как выжить в условиях колонии.
Самый актуальный и болезненный запрос, который есть у всех ― это как подготовить себя к тому, как тебя примут твои родные после освобождения. Женщины не понимают, как себя преподнести, как подготовить себя к возможной боли. Как отнесутся к ней повзрослевшие дети, будут ли попрекать, примут ли, будут ли слушаться, дождётся ли муж, что скажет свекровь…
― Как ты видишь свой дальнейший профессиональный путь?
― Планы у меня есть, но я стараюсь не загадывать. Когда я получала первое образование, у меня тоже были некоторые надежды. Но за те годы, пока я училась, у нас в стране поменялись некоторые законы, и все мои планы рухнули. И я стараюсь так себя не настраивать, чтобы не разочаровываться потом. Конечно, мне бы хотелось работать в колонии, но не знаю, смогу я или нет. Колония находится за пределами Москвы, не знаю, будет ли у меня такая возможность. У вольнонаёмных сотрудников очень низкие зарплаты, будет ли у меня возможность аттестоваться… Но такой вариант я тоже рассматриваю.
Одно из потенциальных мест работы ― центр судебной экспертизы. Возможно, придётся заниматься частной практикой, но это меня не очень привлекает.
Беседовала Юлия Гусакова, специально для «Татьянина дня»
Фото предоставлены пресс-службой движения «Даниловцы»
Стать волонтёром и помочь добровольческому движению «Даниловцы» может каждый, имеющий искру желания делать добро и менять окружающий мир в лучшую сторону
Психолог в колонии. Человек, который готов помочь
Реформа уголовно-исполнительной системы должна приблизить психологическую службу к осуждённым.
О том, что творится в душе преступника, написаны гениальные романы. А для психологов исправительных учреждений это обычная работа. Впервые такая должность появилась в советских колониях в 1974 году, но служба активно заработала только в девяностые. Система складывалась не сразу, понимание приходило с опытом.
Недавно ИА «Регион 29» опубликовал интервью с Юрием Козюлиным, который несколько месяцев работал психологом в одной из архангельских колоний.
Но это было в 2010 году, и с тех пор многое изменилось. О нынешней службе рассказывает начальник межрегионального отдела психологической работы УФСИН по Архангельской области Ольга Дроздова.
Кстати, этот отдел курирует пенитенциарных психологов всего Северо-Запада.
Половина — гражданские
— C 2010 года реализуется концепция развития уголовно-исполнительной системы, рассчитанная на десять лет, — рассказывает Ольга Игоревна. — В рамках этой концепции кардинально изменилась психологическая работа с осуждёнными. Прежде всего, психолог в колонии уже не воспринимается как представитель администрации.
— А кто он тогда для осуждённого?
— Человек, который готов ему помочь. Мы стараемся беседовать с ним на равных. Поэтому даже аттестованные сотрудники нашей службы в колонии давно не ходят в погонах и не участвуют в режимных мероприятиях. Из 63 психологов половина — гражданский персонал.
— Это штатные сотрудники колоний или приглашённые специалисты?
— В 2012 году в России пытались использовать норвежский опыт — привлекали к работе в СИЗО и колониях сторонних психологов по контракту.
Но эксперимент себя не оправдал. Приглашённые специалисты не знали специфики работы в местах лишения свободы.
Сегодня во всех учреждениях УФСИН работают психологические лаборатории, которые состоят из штатных сотрудников. У всех высшее психологическое образование.
— Велика ли нагрузка?
— В среднем на одного психолога приходится 300 осуждённых. Это много. На начальника отряда нагрузка меньше — порядка 100-150 человек.
Но в результате диагностики из всего количества подопечных выделяются те, кому требуется особое внимание. Это люди, склонные к побегу, членовредительству, суициду. Они ставятся на профилактический учёт, и психолог обязан работать с ними с определённой периодичностью. При этом другие осуждённые всегда могут обратиться к нему в случае необходимости.
Открыться — показать слабость
— То есть им, как и большинству людей, иногда надо просто выговориться?
— Безусловно.
И порой достаточно пяти-десяти минут, чтобы изменить состояние человека или его отношение к проблеме.
Мы тщательно анализируем причины суицидов. В этом году их было три. И в каждом случае психолог по ряду причин не знал о том, что происходит с осуждённым. Например, последняя трагедия произошла из-за сложных отношений с подругой. Если бы об этом было известно психологу — уверена, случившееся можно было бы предотвратить.
— Всегда ли общение с психологом — дело добровольное?
— В программе нашей работы есть обязательные пункты. Во-первых, это диагностика: когда осуждённый поступает в учреждение, мы должны выявить его личностные качества, чтобы успешно выстроить коррекционную работу. В дальнейшем диагностика повторяется раз в год с целью оценить изменения, которые с ним происходят, степень его адаптации и психологическую готовность к освобождению.
А вот в психокоррекционной работе уже учитывается желание осуждённого. Она проводится в группах по пять-шесть человек.
Это очень эффективная форма, потому что в микросоциуме человек раскрывается. Ведь осуждённые зачастую очень закрыты. Открыться — значит, показать свою незащищённость, слабость.
— А есть такие, с которыми вообще невозможно наладить контакт?
— Сложно работать с теми, кто осознанно выбирает криминальную направленность, так называемое «отрицалово». Будучи злостными нарушителями режима, они часто попадают в штрафной изолятор, другие закрытые помещения. Но даже таких людей нельзя считать безнадёжными.
К неволе тоже привыкают
— Человек совершает преступление и с воли попадает в совершенно другой мир. Что там для него оказывается самым сложным — изоляция, чувство вины?
— У всех по-разному. Особенно тяжело адаптируются к новым условиям те, кто впервые заключён под стражу. Очень известные бизнесмены, оказавшись в следственном изоляторе, объявляли голодовку. В ходе работы с ними выяснялось, что сильные мира сего чувствовали обыкновенный страх перед будущим.
Когда мы объясняли, что их может ожидать, они успокаивались и начинали принимать пищу.
Многих осуждённых тяготит невозможность остаться одному. В обычной жизни человек даже в самой маленькой квартире может побыть в одиночестве, закрывшись в ванной. В колонии он всегда на виду, среди таких же, как он.
Ситуацию усугубляет негативный образ сотрудника колонии, который зачастую создаётся в литературе, фильмах. Вот почему так важно дать понять осуждённым, что мы тоже люди, что все вопросы можно решить, если не проявлять агрессии и не нарушать режим.
— Какова на этом фоне главная задача психолога?
— Подготовить человека к освобождению. Как это ни страшно звучит, осуждённые привыкают к условиям жизни в местах лишения свободы. Они знают, что там их всегда накормят, оденут, обуют, постирают одежду, при желании обучат профессии, обеспечат работой и так далее. На воле никто за них это делать не будет. Многим приходится настолько тяжело, что они идут на очередное преступление и снова оказываются в уже привычных местах лишения свободы.
Надо помочь им разорвать этот порочный круг.
Личное дело — потом
— А совершённое преступление обсуждается с осуждённым?
— Это одно из основных направлений нашей работы. Причём даже рецидивист, который попадает в колонию в пятый раз, считает свои преступления совершенно разными. Но когда психолог начинает прорабатывать с ним эти темы, оказывается, что ситуации были похожи — например, он каждый раз накануне совершения преступления выпивал в компании. И в ходе беседы человек начинает осознавать ту грань, за которую он переступать не может. У каждого она своя — алкоголь, порочная компания, нежелание работать или что-то другое.
Порой бывает очень сложно работать с человеком, которого ты не можешь уважать за то, что он совершил. Например, за преступления в отношении детей. Поэтому я никогда не знакомлюсь с материалами личного дела осуждённого до встречи с ним. Его историю изучаю позже.
— И всё равно такое общение нельзя назвать простым.
Как вы и ваши коллеги спасаетесь от профессионального выгорания?
— Проводим обучение новым методам релаксации и восстановления. Очень эффективны дыхательные техники и переключение на другой вид деятельности. И обязательно дома должна быть какая-то отдушина — общение с детьми, спорт, рукоделие или другое хобби.
Кстати, многие психологи прекрасно вышивают, рисуют, лепят и своё увлечение используют в работе с осуждёнными. Арт-терапия хорошо себя зарекомендовала: когда человек создаёт красоту, он и сам меняется в лучшую сторону.
как работают тюремные психологи — ИА «Версия-Саратов»
Клиент
«Передо мной что-то напоминающее прибрежную полосу. Все, что до нее — это моя жизнь до того, как я оказался в колонии. Вода — это мое настоящее состояние, а все, что дальше реки, — моя жизнь после выхода на волю. Река эта вообще похожа на Волгу», — говорит, внимательно вглядываясь в рисунок, улыбчивый мужчина.
«Взгляните: как много пространства на рисунке от реки до горизонта. Это значит, что в будущем вас ожидает много событий», — поясняет женщина в костюме ФСИН. Заключенный на минуту задумывается, однако потом соглашается: «Я не знаю, что это будет за жизнь. Хочется верить, что лучше той, что я знал до того, как оказаться здесь».
Метафорические ассоциативные карты, с которыми работают заключенные, используются психологами во всем мире. Суть работы с ними заключается в том, что пациент выбирает из всей колоды тот рисунок, который чем-то ему нравится, и начинает описывать его. При этом клиент не догадывается, что, описывая изображение, он фактически рассказывает о своем внутреннем состоянии. Такая методика работы особенно хороша с мужчинами, которые под давлением общества всегда вынуждены скрывать истинные эмоции.
Улыбчивого молодого заключенного, который видит в буйстве красок берег Волги, зовут Алексей, ему 34 года. Он родился и вырос в Саратове, провел детство на Пролетарке, а повзрослев, переехал в центр города.
«Когда я прибыл сюда 5 лет тому назад, то был в состоянии глубокого психологического кризиса. Как-то попал к психологу и вскоре понял, что стало легче. Начал ходить на прием стабильно раз в неделю. Это помогло выйти из глубинного психологического кризиса, я стал смотреть на жизнь под другим углом», — рассказывает Алексей. На вопрос о том, что именно толкнуло его на преступление, он отвечает, что сделал это «из чувства мести», после чего замолкает. Остается загадкой, хотел ли он насолить школьнице или она стала разменной монетой.
Очевидно, Алексей не хочет об этом говорить. По словам сотрудников исправительного учреждения, во время первых визитов к психологу «он почти плакал».
Психолог
Впервые порог исправительного учреждения психолог Елена Серова переступила 10 лет назад. До этого она работала в центре планирования семьи, однако в силу разных обстоятельств решила сменить место работы. Выбор пал на исправительную колонию № 33, что находится на окраине Саратова. По словам Елены, за все это время она ни разу не пожалела о том, что устроилась работать именно сюда.
«По долгу службы я общаюсь абсолютно с каждым заключенным, которого этапируют в колонию. Как только человек попадает к нам, я изучаю его приговор и провожу беседу. На нашем языке это называется „делаю психодиагностическое обследование“. В частности, заполняю типологический опросник, провожу Тест Люшера: заключенный выбирает цвета, которые ему нравятся, а я в свою очередь понимаю, что человек испытывает в настоящий момент.
Предугадать продолжительность первой встречи с психологом невозможно. Если человек отбывает наказание за кражу, то беседа может уложиться и в полчаса, а если дело идет о серьезном преступлении, то консультация и диагностика могут растянуться и до 90 минут. Как правило, беседа с психологом проводится на второй день после этапа, то есть дня, когда осужденный попадает в колонию. Далеко не все из новоприбывших сразу готовы рассказывать свою историю — нередко люди никогда не были у «душевного» специалиста перед тем, как оказаться в местах не столь отдаленных, из-за чего они стесняются и поначалу путаются в мыслях и словах. Разговорить их — задача не из простых.
Работа с новичками — не единственная обязанность психолога в колонии. Помимо новоприбывших, Елена должна консультировать и тех арестантов, которые сами изъявят такое желание.
«Большая часть заключенных, которые приходят на прием, слабо представляют, чем психолог отличается от психиатра и психотерапевта. Несмотря на это, оказываясь в местах лишения свободы, многие решают обратиться ко мне. Как правило, в „приемный день“ ко мне приходят минимум 10 человек», — рассказывает Елена.
Так как все люди индивидуальны, при работе с каждым конкретным клиентом специалисту приходится прибегать к конкретному способу. Одним помогает расслабиться и раскрыться необычная музыка, напоминающая звуки падающего водопада или пения птиц, другие могут раскрыться, раскрашивая геометрические фигуры, для общения с третьими вовсе может оказаться эффективной сказкотерапия — методика, при которой пациент «проживает» жизнь сказочного персонажа, в шутливой форме переживая жизненные конфликты и, как следствие, освобождаясь от них.
Работать с осужденными, которых в колонии почти тысяча, штатному психологу помогает вольнонаемный сотрудник. Он не носит форму, однако исполняет те же самые должностные обязанности. В ИК-33 должность второго психолога занимает Ольга Поспелова. Она недавно закончила ВУЗ, однако решение о работе в местах лишения свободы приняла, когда еще была студенткой. Ольга — настоящий фанат своего дела — считает, что именно в столь необычном месте она может полноценно реализоваться как специалист.
Драма
Как правило, психологи в местах лишения свободы работают с историями, которые произошли задолго до того, как человек был осужден, однако случаются и трагические исключения. Одно из таких произошло в октябре прошлого года. Тогда 55-летний руководитель «колонийской» шахматной студии Георгий ждал в гости супругу с тремя несовершеннолетними детьми. Вместе с подругой — также многодетной матерью — женщина выехала на легковушке из Балаково, рассчитывая без особых проблем добраться до областного центра.
Казалось, ничего не предвещало беды, пока подруги не попали в ДТП около Маркса — в них неожиданно влетел едущий навстречу грузовик. Женщины умерли на месте происшествия от серьезного повреждения всех внутренних органов.
— Мы знали, что у заключенного был инфаркт, и не могли оставить его один на один с бедой. Мужчина до последнего отрицал произошедшее — это такая степень психологической защиты. В итоге напоили его лекарством и оставили под наблюдением врачей. А потом была выстроена комплексная совместная работа психолога, терапевта и начальника отряда, — вспоминают сотрудники.
С момента аварии прошло уже более полугода, осужденный продолжает отбывать наказание и готовится к УДО.
— Очень старались ему помочь, окружили вниманием.
Мужчина, у которого на воле остались маленькие дети, переживал трагедию настолько тяжело, что к его беде невозможно было остаться равнодушным. Это была наша своеобразная проверка на профпригодность, и мы ее прошли, — рассказывает Ольга Поспелова.
Перед тем, как уйти из колонии, я задаю психологам вполне резонный вопрос. Меня интересует, насколько легко двум обычным женщинам ежедневно работать с насильниками, убийцами и ворами, каким образом они способны наладить контакт с теми, от кого порой отказываются даже ближайшие люди — матери, жены, братья и сестры. «Это для вас они преступники, а для нас — обычные люди. И мы должны им помочь», — ни секунду не раздумывая, отвечает Ольга. Я ухожу из кабинета, а Ольга и Елена остаются работать — сегодня им предстоит принять еще нескольких человек.
Виктор Франкл о внутренней свободе и смысле жизни — Моноклер
Рубрики : Последние статьи, Психология, Философия
Публикуем фрагменты важнейшей книги XX столетия «Сказать жизни «Да!».
Психолог в концлагере», написанной психологом Виктором Франклом, которому выпала доля потерять всю свою семью и пройти через несколько концлагерей во время Второй мировой войны.Ежегодно накануне 9 мая или 22 июня неспокойные умы пытаются вновь понять и переосмыслить то, что произошло в середине прошлого столетия с человечеством: как в нашем «цивилизованном мире» мог появиться фашизм и газовые камеры, в каких уголках души «нормальных людей» прячется зверь, способный холодно и жестоко убивать себе подобных, где люди могли черпать силы, чтобы выживать в нечеловеческих условиях войны и концлагерей?
В конце концов, любые события прошлого — это всегда повод задуматься и над главным вопросом: а выучили ли мы уроки этого прошлого? Кажется, нет. Тем не менее, в разговоре на эту тему хочется обойтись без патетичных слов и назидательных описаний ужасов, творившихся в середине прошлого века на нашей планете. Вместо этого мы решили опубликовать несколько цитат из величайшей книги XX столетия «Сказать жизни «Да!».
Психолог в концлагере», написанной гениальным психологом Виктором Франклом, которому выпала доля потерять всю свою семью и пройти через несколько концлагерей во время Второй мировой войны.
Почему именно эта книга? Потому что она гораздо шире любого вопроса о войне и мире, она — о человеке и вечном его стремлении к смыслу — даже там, где этого смысла, казалось бы, быть не может. Она о том, как человеку всегда оставаться человеком и не зависеть от условий, как бы жестоки и несправедливы они ни были:
Почти посередине через его жизнь проходит разлом, обозначенный датами 1942—1945. Это годы пребывания Франкла в нацистских концлагерях, нечеловеческого существования с мизерной вероятностью остаться в живых. Почти любой, кому посчастливилось выжить, счел бы наивысшим счастьем вычеркнуть эти годы из жизни и забыть их как страшный сон. Но Франкл еще накануне войны в основном завершил разработку своей теории стремления к смыслу как главной движущей силы поведения и развития личности.
И в концлагере эта теория получила беспрецедентную проверку жизнью и подтверждение — наибольшие шансы выжить, по наблюдениям Франкла, имели не те, кто отличался наиболее крепким здоровьем, а те, кто отличался наиболее крепким духом, кто имел смысл, ради которого жить. Мало кого можно вспомнить в истории человечества, кто заплатил столь высокую цену за свои убеждения и чьи воззрения подверглись такой жестокой проверке. Виктор Франкл стоит в одном ряду с Сократом и Джордано Бруно, принявшим смерть за истину.
Дмитрий Леонтьев, д.п.н.
И в концлагере эта теория получила беспрецедентную проверку жизнью и подтверждение — наибольшие шансы выжить, по наблюдениям Франкла, имели не те, кто отличался наиболее крепким здоровьем, а те, кто отличался наиболее крепким духом, кто имел смысл, ради которого жить. Мало кого можно вспомнить в истории человечества, кто заплатил столь высокую цену за свои убеждения и чьи воззрения подверглись такой жестокой проверке. Виктор Франкл стоит в одном ряду с Сократом и Джордано Бруно, принявшим смерть за истину.В книге Франкл описывает свой собственный опыт выживания в концентрационном лагере, анализирует состояние себя и остальных заключённых с точки зрения психиатра и излагает свой психотерапевтический метод нахождения смысла во всех проявлениях жизни, даже самых страшных.
Это предельно мрачный и одновременно самый светлый гимн человеку, который когда-либо существовал на земле. Сказать, что это панацея от всех проблем человечества, конечно, нельзя, но любой, кто когда-либо задавался вопросом смысла своего существования и несправедливости мира, найдёт в книге «Сказать жизни «Да!».
Психолог в концлагере» (изд. «Альпина Паблишер»), ответы, с которыми сложно будет поспорить. Чего только стоит эта фраза:
Человек не должен спрашивать, в чём смысл его жизни, но, скорее должен осознать, что он сам и есть тот, к кому обращён этот вопрос.
Моноклер горячо рекомендует прочитать всю работу Франкла (эта всемирно известная книга занимает не больше двухсот страниц), но если у вас на это нет времени, то вот несколько фрагментов оттуда.
Читайте другие материалы о Викторе Франкле:
— Виктор Франкл: «Десять тезисов о личности»
— Виктор Франкл о том, почему человек всегда заслуживает высшей оценки
— «Коллективные неврозы наших дней»: Виктор Франкл о фатализме, конформизме и нигилизме
О книге
«Психолог в концлагере» — таков подзаголовок этой книги. Это рассказ больше о переживаниях, чем о реальных событиях. Цель книги — раскрыть, показать пережитое миллионами людей.
Это концентрационный лагерь, увиденный «изнутри», с позиции человека, лично испытавшего все, о чем здесь будет рассказано. Причем речь пойдет не о тех глобальных ужасах концлагерей, о которых уже и без того много говорилось (ужасах столь неимоверных, что в них даже не все и не везде поверили), а о тех бесконечных «малых» мучениях, которые заключенный испытывал каждый день. О том, как эта мучительная лагерная повседневность отражалась на душевном состоянии обычного, среднего заключенного.Из лагерной жизни
Источник: Writing from the shadow.
Если попытаться хотя бы в первом приближении упорядочить огромный материал собственных и чужих наблюдений, сделанных в концлагерях, привести его в какую-то систему, то в психологических реакциях заключенных можно выделить три фазы: прибытия в лагерь, пребывания в нем и освобождения.
<…>
Первую фазу можно охарактеризовать как «шок прибытия», хотя, конечно, психологически шоковое воздействие концлагеря может предшествовать фактическому попаданию в него.
<…>
Психиатрам известна картина так называемого бреда помилования, когда приговоренный к смерти буквально перед казнью начинает, в полном безумии, верить, что в самый последний момент его помилуют. Вот и мы озарились надеждой и поверили — это не будет, не может быть так ужасно. Ну посмотрите же на этих краснорожих типов, на эти лоснящиеся щеки! Мы еще не знали тогда, что это — лагерная элита, люди, специально отобранные для того, чтобы встречать составы, годами ежедневно прибывавшие в Аушвиц. И, ободряя новоприбывших своим видом, забирать их багаж со всеми ценностями, которые, возможно, припрятаны в нем, — какой-нибудь редкой вещицей, ювелирным изделием. К тому времени, то есть к середине Второй мировой войны, Аушвиц стал, безусловно, своеобразным центром Европы. Здесь скопилось огромное количество ценностей — золота, серебра, платины, бриллиантов, и не только в магазинах, но и в руках эсэсовцев, а кое-что даже у членов той особой группы, которая нас встречала.
<…>
Среди нас еще находятся (на потеху помощникам из числа «старых» лагерников) наивные люди, спрашивающие, можно ли оставить себе обручальное кольцо, медальон, какую-то памятную вещичку, талисман: никто еще не может поверить, что отнимается буквально все.
О психологических реакциях
Так рушились иллюзии, одна за другой.
<…>
Кроме черного юмора появилось еще другое чувство, что-то вроде любопытства. Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей? И в Аушвице у людей на короткое время возникало состояние некой объективизации, отстраненности, мгновения почти холодного любопытства, почти стороннего наблюдения, когда душа как бы отключается и этим пытается защититься, спастись. Нам становилось любопытно, что же будет происходить дальше.
<…>
Безвыходность ситуации, ежедневная, ежечасная, ежеминутная угроза гибели — все это приводило почти каждого из нас, пусть даже мельком, ненадолго, к мысли о самоубийстве. Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций, о которых еще будет сказано, в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства — прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения.
<…>
Через несколько дней психологические реакции начинают меняться. Пережив первоначальный шок, заключенный понемногу погружается во вторую фазу — фазу относительной апатии, когда в его душе что-то отмирает.
<…>
Апатия, внутреннее отупение, безразличие — эти проявления второй фазы психологических реакций заключенного делали его менее чувствительным к ежедневным, ежечасным побоям.
<…>
Возвращаясь к апатии как главному симптому второй фазы, следует сказать, что это — особый механизм психологической защиты. Реальность сужается. Все мысли и чувства концентрируются на одной-единственной задаче: выжить! И вечером, когда измученные люди возвращались с работ, от всех можно было слышать одну фразу-вздох: ну, еще один день позади!
<…>
Вполне понятно поэтому, что в состоянии такого психологического пресса и под давлением необходимости всецело концентрироваться на непосредственном выживании вся душевная жизнь сужалась до довольно примитивной ступени. Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни. Эта примитивность желаний и стремлений ясно отражалась в типичных мечтах заключенных.
Я пробую довериться одному из старых лагерников, наклоняюсь к нему и, показывая бумажный сверток во внутреннем кармане пальто, говорю: «Смотри, у меня здесь рукопись научной книги. Я знаю, что ты скажешь, знаю, что остаться живым, только живым — самое большое, чего можно сейчас просить у судьбы. Но я ничего не могу с собой поделать, такой уж я сумасшедший, я хочу большего. Я хочу сохранить эту рукопись, спрятать ее куда-нибудь, это труд моей жизни». Он, кажется, начинает меня понимать, он усмехается, сначала скорее сочувственно, потом все более иронично, презрительно, издевательски и наконец с гримасой полного пренебрежения злобно ревет мне в ответ единственное слово, самое популярное слово из лексикона заключенных: «Дерьмо!». Вот теперь я окончательно усвоил, как обстоят дела. И со мной происходит то, что можно назвать пиком первой фазы психологических реакций: я подвожу черту под всей своей прежней жизнью.
И тогда явилось нечто неожиданное: черный юмор. Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела. Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было — ведь все-таки из кранов идет действительно вода!
Как, например, мы, совершенно голые и мокрые, выйдем отсюда наружу, на холод поздней осени?
Именно этот род нечувствительности можно считать необходимейшей защитной броней, с помощью которой душа пыталась оградить себя от тяжелого урона.
Об унижении
Источник: Writing from the shadow.
Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных, не самым главным (точно так же, как для подвергаемых наказанию детей). Душевная боль, возмущение против несправедливости — вот что, несмотря на апатию, мучило больше. В этом смысле даже удар, который приходится мимо, может быть болезненным. Однажды, например, мы в сильную метель работали на железнодорожных путях. Уже хотя бы ради того, чтобы не замерзнуть окончательно, я очень прилежно трамбовал колею щебенкой, но в какой-то момент остановился, чтобы высморкаться. К несчастью, именно в этот момент конвоир обернулся ко мне и, конечно, решил, что я отлыниваю от работы. Самым болезненным для меня в этом эпизоде был не страх дисциплинарного взыскания, битья. Вопреки уже полнейшему, казалось бы, душевному отупению, меня крайне уязвило то, что конвоир не счел то жалкое существо, каким я был в его глазах, достойным даже бранного слова: как бы играя, он поднял с земли камень и бросил в меня.
Я должен был понять: так привлекают внимание какого-нибудь животного, так домашней скотине напоминают о ее обязанностях — равнодушно, не снисходя до наказания.О внутренней опоре
Психологические наблюдения показали, что, помимо всего прочего, лагерная обстановка влияла на изменения характера лишь у того заключенного, кто опускался духовно и в чисто человеческом плане. А опускался тот, у кого уже не оставалось больше никакой внутренней опоры. Но зададим теперь вопрос: в чем могла и должна была заключаться такая опора?
<…>
По единодушному мнению психологов и самих заключенных, человека в концлагере наиболее угнетало то, что он вообще не знал, до каких пор он будет вынужден там оставаться. Не существовало никакого срока!
<…>
Латинское слово «finis» имеет, как известно, два значения: конец и цель. Человек, который не в состоянии предвидеть конец этого его временного существования, тем самым не может и направить жизнь к какой-то цели.
<…>
Внутренняя жизнь заключенного, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Мы уже говорили в другой связи о тенденции возвращения к прошлому, о том, что такая погруженность в прошлое обесценивает настоящее со всеми его ужасами. Но обесценивание настоящего, окружающей действительности таит в себе и определенную опасность — человек перестает видеть хоть какие-то, пусть малейшие, возможности воздействия на эту действительность.
<…>
Можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались.
Он уже не может, как это вообще свойственно человеку в нормальных условиях, ориентироваться на будущее, что нарушает общую структуру его внутренней жизни в целом, лишает опоры. Сходные состояния описаны в других областях, например у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель. У безработных горняков психологические наблюдения выявили подобные деформации восприятия того особого времени, которое психологи называют «внутренним временем» или «переживанием времени».
Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь — в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу — как у немногих.О надежде и любви
Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене. Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали, сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни. Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу ее улыбку, ее ободряющий взгляд, и — пусть этот взгляд бестелесен — он сияет мне ярче, чем восходящее в эти минуты солнце.
<…>
И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину — только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять! Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение — через любовь, в любви! Я теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно — пусть на мгновение — обладать самым дорогим для себя — образом того, кого любит.
<…>
Промерзшая земля плохо поддается, из-под кирки летят твердые комья, вспыхивают искры. Мы еще не согрелись, все еще молчат. А мой дух снова витает вокруг любимой. Я еще говорю с ней, она еще отвечает мне. И вдруг меня пронзает мысль: а ведь я даже не знаю, жива ли она! Но я знаю теперь другое: чем меньше любовь сосредоточивается на телесном естестве человека, тем глубже она проникает в его духовную суть, тем менее существенным становится его «так-бытие» (как это называют философы), его «здесь-бытие», «здесь-со-мной-присутствие», его телесное существование вообще. Для того, чтобы вызвать сейчас духовный образ моей любимой, мне не надо знать, жива она или нет.
<…>
«Слушай, Отто! Если я не вернусь домой, к жене, и если ты ее увидишь, ты скажешь ей тогда — слушай внимательно! Первое: мы каждый день о ней говорили — помнишь? Второе: я никого не любил больше, чем ее. Третье: то недолгое время, что мы были с ней вместе, осталось для меня таким счастьем, которое перевешивает все плохое, даже то, что предстоит сейчас пережить».
В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, — в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.
Знай я в тот момент, что она умерла, я уверен, что все равно, вопреки этому знанию, вызывал бы ее духовный образ, и мой духовный диалог с ним был бы таким же интенсивным и так же заполнял всего меня. Ибо я чувствовал в тот момент истинность слов Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое… ибо крепка, как смерть, любовь» (8: 6).О внутренней жизни
Чувствительные люди, с юных лет привыкшие к преобладанию духовных интересов, переносили лагерную ситуацию, конечно, крайне болезненно, но в духовном смысле она действовала на них менее деструктивно, даже при их мягком характере.
<…>
Уход в себя означал для тех, кто был к этому способен, бегство из безрадостной пустыни, из духовной бедности здешнего существования назад, в собственное прошлое. Фантазия была постоянно занята восстановлением прошлых впечатлений. Причем чаще всего это были не какие-то значительные события и глубокие переживания, а детали обыденной повседневности, приметы простой, спокойной жизни. В печальных воспоминаниях они приходят к заключенным, неся им свет. Отворачиваясь от окружающего его настоящего, возвращаясь в прошлое, человек мысленно восстанавливал какие-то его отблески, отпечатки. Ведь весь мир, вся прошлая жизнь отняты у него, отодвинулись далеко, и тоскующая душа устремляется вслед за ушедшим — туда, туда… Вот едешь в трамвае; вот приходишь домой, открываешь дверь; вот звонит телефон, подымаешь трубку; зажигаешь свет… Такие простые, на первый взгляд до смешного незначительные детали умиляют, трогают до слез.
<…>
Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные лица, он никогда бы не поверил, что это — люди, жизнь которых практически кончена. И вопреки этому — или именно поэтому? — мы были пленены красотой природы, красотой, от которой годами были отторгнуты.
Потому что им-то и было более доступно возвращение из этой ужасной реальности в мир духовной свободы и внутреннего богатства. Именно этим и только этим можно объяснить тот факт, что люди хрупкого сложения подчас лучше противостояли лагерной действительности, чем внешне сильные и крепкие.
О счастье
Счастье — это когда худшее обошло стороной.
<…>
Мы были благодарны судьбе уже за малейшее облегчение, за то, что какая-то новая неприятность могла случиться, но не случилась.
<…>
Но вернемся к относительности. Много времени спустя, уже после освобождения кто-то показал мне фотографию в иллюстрированной газете: группа заключенных концлагеря, лежащих на своих многоэтажных нарах и тупо глядящих на того, кто их фотографировал. «Разве это не ужасно — эти лица, все это?» — спросили меня. А я не ужаснулся. Потому что в этот момент предо мной предстала такая картина. Пять часов утра. На дворе еще темная ночь. Я лежу на голых досках в землянке, где еще почти 70 товарищей находятся на облегченном режиме. Мы отмечены как больные и можем не выходить на работы, не стоять в строю на плацу.
Мы радовались, например, если вечером, перед сном ничто не помешало нам заняться уничтожением вшей. Конечно, само по себе это не такое уж удовольствие, тем более что раздеваться донага приходилось в нетопленом бараке, где с потолка (внутри помещения!) свисали сосульки. Но мы считали, что нам повезло, если в этот момент не начиналась воздушная тревога и не вводилось полное затемнение, из-за чего это прерванное занятие отнимало у нас полночи.
Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу — не только из-за тесноты, но и для того, чтобы сохранить крохи тепла. Мы настолько устали, что без необходимости не хочется шевельнуть ни рукой, ни ногой. Весь день, вот так лежа, мы будем ждать своих урезанных порций хлеба и водянистого супа. И как мы все-таки довольны, как счастливы! Вот снаружи, с того конца плаца, откуда должна возвращаться ночная смена, слышны свистки и резкие окрики. Дверь распахивается, в землянку врывается снежный вихрь и в нем возникает засыпанная снегом фигура. Наш измученный, еле держащийся на ногах товарищ пытается сесть на краешек нар. Но старший по блоку выталкивает его обратно, потому что в эту землянку строго запрещено входить тем, кто не на «облегченном режиме». Как жаль мне этого товарища! И как я все-таки рад не быть в его шкуре, а оставаться в «облегченном» бараке. И какое это спасение — получить в амбулатории лагерного лазарета «облегчение» на два, а потом, вдобавок, еще на два дня! В сыпнотифозный лагерь?
Об обесценивании личности
Источник: Flickr.
Мы уже говорили о том обесценивании, которому — за редкими исключениями — подвергалось все, что не служило непосредственно сохранению жизни. И этот пересмотр вел к тому, что в конце концов человек переставал ценить самого себя, что в вихрь, ввергающий в пропасть все прежние ценности, втягивалась и личность. Под неким суггестивным воздействием той действительности, которая уже давно ничего не желает знать о ценности человеческой жизни, о значимости личности, которая превращает человека в безответный объект уничтожения (предварительно используя, впрочем, остатки его физических способностей), — под этим воздействием обесценивается, в конце концов, собственное Я.
<…>
Человек, не способный последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности, вообще теряет в концлагере ощущение себя как субъекта, не говоря уже об ощущении себя как духовного существа с чувством внутренней свободы и личной ценности. Он начинает воспринимать себя скорее как частичку какой-то большой массы, его бытие опускается на уровень стадного существования.
<…>
Человек терял ощущение себя как субъекта не только потому, что полностью становился объектом произвола лагерной охраны, но и потому, что ощущал зависимость от чистых случайностей, становился игрушкой судьбы.
Ведь людей, независимо от их собственных мыслей и желаний, гонят то туда, то сюда, поодиночке или всех вместе, как стадо овец. Справа и слева, спереди и сзади тебя погоняет небольшая, но имеющая власть, вооруженная шайка садистов, которые пинками, ударами сапога, ружейными прикладами заставляют тебя двигаться то вперед, то назад. Мы дошли до состояния стада овец, которые только и знают, что избегать нападения собак и, когда их на минутку оставят в покое, немного поесть. И подобно овцам, при виде опасности боязливо сбивающимся в кучу, каждый из нас стремился не оставаться с краю, попасть в середину своего ряда, в середину своей колонны, в голове и хвосте которой шли конвоиры. Кроме того, местечко в центре колонны обещало некоторую защиту от ветра. Так что то состояние человека в лагере, которое можно назвать стремлением раствориться в общей массе, возникало не исключительно под воздействием среды, оно было и импульсом самосохранения. Стремление каждого к растворению в массе диктовалось одним из самых главных законов самосохранения в лагере: главное — не выделиться, не привлечь по какому-нибудь малейшему поводу внимание СС!
Я всегда думал и утверждал, что человек начинает понимать, зачем то или иное случилось в его жизни и что было для него к лучшему, лишь спустя некоторое время, через пять или десять лет. В лагере же это иногда становилось ясно через пять или десять минут.О внутренней свободе
Источник: Flickr.
Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе.
<…>
Нет, опыт подтверждает, что душевные реакции заключенного не были всего лишь закономерным отпечатком телесных, душевных и социальных условий, дефицита калорий, недосыпа и различных психологических «комплексов». В конечном счете выясняется: то, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него якобы «делает», — результат внутреннего решения самого человека. В принципе от каждого человека зависит — что, даже под давлением таких страшных обстоятельств, произойдет в лагере с ним, с его духовной, внутренней сутью: превратится ли он в «типичного» лагерника или остается и здесь человеком, сохранит свое человеческое достоинство.
<…>
Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного — оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее — внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой. Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия.
<…>
Для большинства заключенных главным был вопрос: переживу я лагерь или нет? Если нет, то все страдания не имеют смысла. Меня же неотступно преследовало другое: имеет ли смысл само это страдание, эта смерть, постоянно витающая над нами? Ибо если нет, то нет и смысла вообще выживать в лагере. Если весь смысл жизни в том, сохранит ее человек или нет, если он всецело зависит от милости случая — такая жизнь, в сущности, и не стоит того, чтобы жить.
Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность.О судьбе
Человек всегда и везде противостоит судьбе, и это противостояние дает ему возможность превратить свое страдание во внутреннее достижение. Подумаем, к примеру, о больных людях, особенно — о неизлечимо больных.
<…>
Женщина знала, что ей предстоит умереть в ближайшие дни. Но, несмотря на это, она была душевно бодра. «Я благодарна судьбе за то, что она обошлась со мной так сурово, потому что в прежней своей жизни я была слишком избалована, а духовные мои притязания не были серьезны», — сказала она мне, и я запомнил это дословно.
Перед самым своим концом она была очень сосредоточенной.
— «Это дерево — мой единственный друг в моем одиночестве», — прошептала она, показывая на окно барака.
— «Я часто разговариваю с этим деревом». — Эти ее слова меня смутили, я не знал, как их понять. Может быть, это уже бред, галлюцинации? Я спросил, отвечает ли ей дерево и что оно говорит, и услышал в ответ: «Оно мне сказало — я здесь, я здесь, я — здесь, я — жизнь, вечная жизнь».
Я прочел как-то письмо одного пациента, относительно молодого человека, в котором он делился со своим другом печальной новостью — он только что узнал, что никакая операция ему больше не поможет и что жить ему осталось недолго. А дальше он пишет, что в этот момент вспомнил один давно виденный фильм, герой которого спокойно, отважно, достойно шел навстречу своей смерти. Тогда, под свежим впечатлением, он подумал: умение так встретить смерть— это просто «подарок небес». И теперь судьба дала ему такой шанс…
Там был каштан, он как раз недавно зацвел, и, наклонившись к нарам больной, можно было разглядеть через маленькое оконце одну зеленую ветку с двумя соцветиями-свечками.О смысле жизни и смысле страданий
Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас. Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением.
<…>
Эти требования, а вместе с ними и смысл бытия, у разных людей и в разные мгновения жизни разные. Значит, вопрос о смысле жизни не может иметь общего ответа. Жизнь, как мы ее здесь понимаем, не есть нечто смутное, расплывчатое — она конкретна, как и требования ее к нам в каждый момент тоже весьма конкретны. Эта конкретность свойственна человеческой судьбе: у каждого она уникальна и неповторима. Ни одного человека нельзя приравнять к другому, как и ни одну судьбу нельзя сравнить с другой, и ни одна ситуация в точности не повторяется — каждая призывает человека к иному образу действий. Конкретная ситуация требует от него то действовать и пытаться активно формировать свою судьбу, то воспользоваться шансом реализовать в переживании (например, наслаждении) ценностные возможности, то просто принять свою судьбу.
<…>
Для нас, в концлагере, все это отнюдь не было отвлеченными рассуждениями. Наоборот — такие мысли были единственным, что еще помогало держаться. Держаться и не впадать в отчаяние даже тогда, когда уже не оставалось почти никаких шансов выжить. Для нас вопрос о смысле жизни давно уже был далек от того распространенного наивного взгляда, который сводит его к реализации творчески поставленной цели.
<…>
Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.
И каждая ситуация остается единственной, уникальной и в этой своей уникальности и конкретности допускает один ответ на вопрос — правильный. И коль скоро судьба возложила на человека страдания, он должен увидеть в этих страданиях, в способности перенести их свою неповторимую задачу. Он должен осознать уникальность своего страдания — ведь во всей Вселенной нет ничего подобного; никто не может лишить его этих страданий, никто не может испытать их вместо него. Однако в том, как тот, кому дана эта судьба, вынесет свое страдание, заключается уникальная возможность неповторимого подвига.
Нет, речь шла о жизни в ее цельности, включавшей в себя также и смерть, а под смыслом мы понимали не только «смысл жизни», но и смысл страдания и умирания. За этот смысл мы боролись!После того как нам открылся смысл страданий, мы перестали преуменьшать, приукрашать их, то есть «вытеснять» их и скрывать их от себя, например, путем дешевого, навязчивого оптимизма. Смысл страдания открылся нам, оно стало задачей, покровы с него были сняты, и мы увидели, что страдание может стать нравственным трудом, подвигом в том смысле, какой прозвучал в восклицании Рильке: «Сколько надо еще перестрадать!». Рильке сказал здесь «перестрадать», подобно тому как говорят: сколько дел надо еще переделать.
О человеке
Источник: Flickr.
Из этого следует вот что: если мы говорим о человеке, что он — из лагерной охраны или, наоборот, из заключенных, этим сказано еще не все. Доброго человека можно встретить везде, даже в той группе, которая, безусловно, по справедливости заслуживает общего осуждения.
<…>
Из всего этого мы можем заключить, что на свете есть две «расы» людей, только две! — люди порядочные и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая группа не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» То один, то другой достойный человек попадался даже среди лагерных охранников.
<…>
Лагерная жизнь дала возможность заглянуть в самые глубины человеческой души. И надо ли удивляться тому, что в глубинах этих обнаружилось все, что свойственно человеку. Человеческое — это сплав добра и зла. Рубеж, разделяющий добро и зло, проходит через все человеческое и достигает самых глубин человеческой души. Он различим даже в бездне концлагеря.
<…>
Мы изучили человека так, как его, вероятно, не изучило ни одно предшествующее поколение. Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он. Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах.
Здесь нет четких границ! Не следует внушать себе, что все просто: одни — ангелы, другие — дьяволы. Напротив, быть охранником или надсмотрщиком над заключенными и оставаться при этом человеком вопреки всему давлению лагерной жизни было личным и нравственным подвигом. С другой стороны, низость заключенных, которые причиняли зло своим же товарищам, была особенно невыносима. Ясно, что бесхарактерность таких людей мы воспринимали особенно болезненно, а проявление человечности со стороны лагерной охраны буквально потрясало. Вспоминаю, как однажды надзиравший за нашими работами (не заключенный) потихоньку протянул мне кусок хлеба, сэкономленный из собственного завтрака. Это тронуло меня чуть не до слез. И не столько обрадовал хлеб сам по себе, сколько человечность этого дара, доброе слово, сочувственный взгляд.
Источник цитат: Франкл В. Сказать жизни «Да!»: психолог в концлагере. — М: Альпина Нон-фикшн, 2009. — 239 с.
© 1984 Viktor E. Frankl Published by arrangement with the Estate of Viktor E. Frankl.
© Издательство «Смысл», перевод на русский язык, 2004.
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Альпина нон-фикшн», 2009.
© Электронное издание. ООО «Альпина Паблишер», 2012.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
Похожие статьи
Социальная работа | Vanglad
Социальную работу в тюрьмах проводят социальные работники и психологи, которые являются штатными служащими тюрьмы, но не тюремные чиновники. Целью социальной работы является помочь заключенному сохранить и создать важные и положительные социальные контакты вне тюрьмы, увеличить способность заключенного к самостоятельной жизни, а также воздействовать на него с целью выработки законопослушного поведения. Поскольку обычно противоправное поведение вызывают личные и социальные проблемы человека, то социальная работа с заключенным охватывает как его личные, экономические, так и правовые вопросы.
Социальную работу тюрьмы можно характеризовать через фазу приемки, основную фазу и фазу освобождения.
В фазе приемки главное внимание обращается на безопасность семьи, возможности сохранения рабочего места и при необходимости страхования имущества. В то же время устанавливается, имеются ли у заключенного проблемы с алкоголем и наркотиками, профессиональные навыки и опыт работы, а также желание приобрести образование в тюрьме. На основании этой информации социальный работник представляет предложения для индивидуальной программы исполнения. При помощи бесед, тестов и вопросников психологи выясняют психологическое и эмоциональное состояние заключенного, и делают предложения для планирования времени наказания. Также психологи помогают приспособиться к изменениям.
В основной фазе социальный работник оказывает заключенному правовую помощь в социальных вопросах, поддерживает сохранение или восстановление его отношений с членами семьи, помогает создать или сохранить контакты с работодателем, поддерживает его при преодолении трудностей с учебой, помогает разрешить спорные вопросы, возникающие между заключенным и тюремными чиновниками, а также между самими заключенными.
Психологи помогают заключенному ресоциализироваться путем индивидуальных консультаций и групповой работы (в том числе, путем программ социальной реабилитации). Целью социальных обучающих программ является обучение заключенных социальным навыкам, которое помогли бы им освоить законопослушное поведение в обществе.
В стадии освобождения социальный работник помогает заключенному решить проблемы, которые возникли при сужении внешних контактов. Зачастую заключенный теряет социальные связи, место жительства, работу, доход. Подготавливая освобождение, социальный работник помогает заключенному оформить документы, найти работу и место жительства, а также ходатайствовать о пособии через отдел общей опеки. Если заключенный имеет возможность досрочного освобождения, социальный работник и психолог пишут характеристику, в которой дают оценку психическому состоянию заключенного и его готовности в законопослушному возвращению в общество.
Все будет хорошо!
Аты-баты, спят девчата
В женской части отряда хозяйственного обеспечения – безукоризненный порядок: двухъярусные кровати заправлены по-армейски, разноцветная пластиковая посуда ровными рядами составлена в сушилки, агитационный стенд не пустует. Здесь рисунок собаки с афоризмом Парацельса: «Не будь другим, если можешь быть самим собой» и «ода маме», завершающаяся трогательной фразой «просто мамы нас ждут…».Здесь все правильно, потому что в отряд берут только тех, кто осознал прошлую преступную жизнь, стремится к исправлению и условно-досрочному освобождению. А для этого усердно работает и соблюдает правила внутреннего распорядка.
Начальник отдела по воспитательной работе майор Дмитрий Малышев объявляет, что психолог приглашает на занятие. Желающие?! Девчата в строю нерешительно мнутся.
– Вы что? На УДО не хотите?! – угрожает Малышев. А в голосе смех.
За отказ от психолога взысканий не полагается. Вызываются пятеро: Елена, Жанна, Катя, Ира и Оля. На плечи – зеленые арестантские куртки, на головы – яркие шерстяные платки, руки за спину и строем в комнату психологической разгрузки. В переходах между зданиями строй ломается, начинается обмен новостями.
Актуальный вопрос психологу: что слышно про амнистию к Дню Победы? Вдруг на пути вырастают двое штатских, и правила внутреннего распорядка одерживают верх над теплой беседой.
– Отвернитесь. Встаньте лицом к стене, – командует майор Чебалова, пока женщины проходят мимо.
В комнате разгрузки девчата привычно садятся на диван. Психолог включает тихую музыку и ровным голосом вводит подопечных в транс.
– Вы стоите у подножия огромной горы… Со всех сторон вас окружают каменные исполины… Вам хочется оказаться наверху… Вы умеете летать… Вы становитесь орлом…
Глаза девушек закрываются, головы запрокидываются. Лишь Оля с открытыми глазами сидит напряженно. Видимо, ей трудно пока парить в вышине.
– Вы чувствуете упругость воздуха, полет, независимость и силу… С высоты земные проблемы видятся мелко… С неба видны суть вещей и правильные поступки…
Медитация завершается. Женщины «спускаются на землю». Они спокойны и расслаблены. Цель достигнута: теперь можно поговорить.
Нити в будущее
– Какими жизненные проблемы видятся с высоты? – спрашивает майор Чебалова.– Маленькими! – отвечает Елена.
Среди всех она выделяется особой артистичностью и подвижным умом.
Все-таки бывшая студентка педуниверситета: два года филфака, два года дефектологического. Попутно рестораны, алкоголь и наркотики. Чтобы достать дозу, Елена стала распространителем. Знала, идет на преступление, но думала, не поймают. Когда с наркотиками взяли приятеля и он сдал ее не по-товарищески, решила лечиться. Все-таки сильная у девчонки воля! Чтобы порвать с наркоманами, вернулась к маме. Та о наркомании и следствии даже не догадывалась. Узнала только после суда. Срок Елене дали большой. Первое УДО в 2022 году. Зато уже четыре года она живет без наркотиков.
Из этой пятерки за наркотики сидят четверо. И только Жанна – за убийство мужа. Теперь она знает: мужик пьет и бьет – не редкость в России. А раньше не знала, уйти от супруга не решалась, пила вместе с ним. По пьяни и убила. В «Коровниках» Жанна пять лет. На УДО может уйти в этом году. Она этого и хочет, и боится.
– Тюрьма у меня внутри, – объясняет она. – Я привыкла жить по режиму.
О воле Жанне напоминают лишь звонки взрослой уже дочери.
Дочь ее ждет. Елену ждет мама. А это прочная нить в будущую жизнь. Задача психолога – протянуть таких нитей много, чтобы женщины больше сюда не возвращались.
– Они прошли меньше половины жизни. Тюрьма закончится, им придется жить дальше. Важно,чтобы знали, как и зачем, – объясняет Елена Чебалова.
Для этого после медитаций обсуждаются планы на жизнь. Мечты есть у каждой. У Кати – «много работать и не заниматься прошлой ерундой». У Иры – работать в пансионате.
– Зарабатывать на жизнь я смогу только физическим трудом. С детьми с судимостью нельзя, – рассуждает о будущем Елена.
– С твоей артистичностью сможешь вести корпоративы у взрослых, – включается коллективный ум группы.
Психолог Чебалова создала с женщинами театр. Хотела назвать его «Свет в конце туннеля», но остановились на «Рампе». Театр ставит басни Крылова и притчи «с моралью». Театр помогает ее подопечным раскрыться, стать морально устойчивее.
– Есть в отряде женщина – без пяти минут нарушительница режима.
Ей никакого театра было не нужно! – рассказывает Елена Чебалова. – Случилось, что в день открытых дверей ей неожиданно пришлось сыграть маленькую роль. Там мама ее была. Я подошла, говорю: «Смотрите, как Катя ваша умеет!» – и вижу, мама дочкой загордилась. На следующее занятие Катя пошла первой. Захотела дальше заниматься, раскрепостилась, мысли у нее появились хорошие.
Вот и еще ниточка в будущую жизнь…
Стрелять и вместе плакать
Кроме отряда хозобеспечения у Елены Чебаловой есть другие «клиенты», оказавшиеся под следствием. Особенно сложно тем, кто в СИЗО впервые. Реакция у всех одна – растерянность. Задача психолога оценить стрессоустойчивость вновь прибывшего и доступно объяснить, как человеку себя вести.– Страх перед СИЗО провоцируют ТВ-сериалы, где нормальные люди попадают в камеру к матерым зекам и те начинают человека мучить, – поясняет Елена Чебалова. – В жизни такого не бывает. Людей определяют в камеры по схожести преступления, темпераменту и даже бытовым привычкам.
При конфликтах всегда можно перевестись в другую камеру.
Уровень стресса во многом зависит от интеллекта. Умные люди адаптируются к заключению легче. Они читают книги, разбираются в своем уголовном деле и даже шутят, что без телефонов отдохнут в тишине. Но бывает и острый стресс. На помощь приходят психотехники. Правда, на людях с низким интеллектом они не работают.
После первичной психологической поддержки с обитателями СИЗО работают по их заявлениям. Случаи бывают разные.
– У одного мужчины, сидевшего здесь за изготовление оружия, дома дровами завалило 9-летнего сына, – рассказывает Елена Чебалова. – На похороны он не попал. Ему было скверно. И вот мы сидели и вместе с ним оплакивали его сына. Тот случай, когда эмоции другого чувствуешь так, что не можешь сдерживаться. То, что мы плакали вместе, оказалось правильным. Мужчине стало легче.
Еще был адвокат. Его обвинили в планировании убийства, которого, как выяснил суд, он не заказывал. В СИЗО у адвоката появились первые признаки шизофрении… Еще была девушка в героиновой ломке.
Чтобы она не совершила суицид, поставили камеры. Майор Чебалова приводила ее в чувство несколько дней.
А по другую сторону от преступников стоят их охранники – рядовые сотрудники ФСИН. Здесь тоже обширное поле для психолога. Например, несение службы с оружием. Все допущенные к оружию прошли отбор, все психологически годны. Но прецеденты, когда кто-то кого-то подстрелил, в России случаются. И каждый такой случай – это ЧП.
Другой аспект «человека с ружьем» – стрелять на поражение.
– Психологически это сложно, – знает майор Чебалова. – Готовность надо постоянно актуализировать. Нужно четкое понимание: если заключенный решился на бунт, на побег, то терять ему нечего. Если не выстрелишь ты, выстрелит он. Возможно, не в тебя, в другого сотрудника или в постороннего. В ребенка, женщину, старика…
Еще Елена Чебалова помнит, что сотрудники ФСИН тоже люди. У них тоже бывают стрессы и срывы. Они бывают недовольны начальством, как все, хотят больше денег и уважения. Потому добрый психолог Елена Чебалова им необходима.
Она успокоит, снимет напряжение, покажет проблемы с орлиной высоты. А еще посочувствует и даст установку на то, что все будет хорошо.
«А меня сейчас в тюрьму посадят или когда я вырасту?» Психолог — о наказаниях и набивании шишек
Семейный психолог Елена Попова уверена: не стоит маниакально оберегать детей от окружающего мира. В книге «Укутанное детство. Не прячьте детей от жизни», которая вышла в издательстве «Никея», автор объясняет: травмы — нормальная часть взросления. И задача родителей — не прятать детей от них, а помогать с ними справиться. В главе «О любви и наказании, ненасилии и вседозволенности» психолог размышляет, как сделать это на практике.
Рассылка «Мела»
Мы отправляем нашу интересную и очень полезную рассылку два раза в неделю: во вторник и пятницу
Сейчас все твердят об ответственном родительстве, особенно воспитатели в детских садах и учителя в школах. Иногда они делают это в стиле откровенных нападок: «Он один себя так ведет!», «С ним невозможно справиться!» Далее следует перечень преступлений за прошедшую неделю или день, в зависимости от того, как часто воспитатель или учитель видит маму.
Кстати, папам жалуются реже.
Но ответственное родительство — это такое расплывчатое понятие, что растерянным родителям приходится метаться между нежностью, строгостью, ответственностью любовью и наказанием. Как не распустить, не оттолкнуть и не навредить ребенку?
С Востока к нам пришла мода на раннее развитие вместе с книгой «После трех уже поздно» и утверждением, что вот в Японии детям до пяти лет вообще все можно, им ничего, вот прям совсем ничего не запрещают. Если честно, то у меня, рожденной в СССР, возникает логичный вопрос: как они тогда выживают? Или кто на дорогу полез, тот поучаствовал в естественном отборе и не выжил? Так, что ли? Наверняка там есть какая-то скрытая истина, о которой умалчивают не потому, что хотят ввести родителей в заблуждение, а в силу того, что просто не отдают себе в этом отчета. Как мы не задумываемся, какие мышцы и в какой последовательности нужно напрячь, а какие расслабить, чтобы встать и пойти. Мы просто встаем и идем. Как встаем, зачем встаем, куда идем — все это остается за кадром, как что-то несущественное, однако именно оно дает понимание, с какой скоростью надо вставать и идти.
Потому как встать оттого, что засиделся в уютном кресле, — это одно движение, а подорваться из того же уютного кресла, когда ты услышал звук падающей мебели и истошный вопль ребенка, — совсем другое.
Мне нравится философия вседозволенности в детском возрасте. Просто я понимаю, что для этого нужно создать максимально безопасные условия, которые одновременно дают возможность столкнуться с последствиями. Самое сложное в этом — соблюсти баланс, чтобы последствия не стали фатальными, но превратились в опыт. То есть если ребенку хочется стаскивать со стола скатерть, не нужно убирать с его поверхности все, что может на ребенка упасть, а убрать только то, что гарантированно покалечит: ножи, кипяток, чугунные сковородки.
Организовать такое пространство стоит огромного труда и больших временных затрат. Нужно быть все время рядом с ребенком. И снова история для примера.
Инга — молодая мама, ее сыну Марку три года, и он гроза детских площадок: отбирает игрушки у других детей, дерется и кусается.
Инга на это не реагирует — ведь ребенок должен развиваться свободно, а у нее много своих неотложных дел: новые ролики и сториз в инстаграме. Мамы обиженных детей безрезультатно пытались поговорить с Ингой, конфликт ширился и рос. Одна из мам стала сомневаться в собственной правоте: а вдруг не Инга, а она неправильно воспитывает своего ребенка, учит его хорошо себя вести, быть вежливым? Вдруг он из-за нее вырастет хлюпиком, неспособным за себя постоять? На самом деле Инга прикрывает красивыми словами свою педагогическую слабость и лень. Умение договариваться, уступать, учитывать мнение другого и отстаивать свое вырабатывается уже в песочнице. Это не значит, что его невозможно приобрести потом, с возрастом. Возможно. И вполне успешно. Но зачем лишать своего ребенка опыта проведения успешных переговоров? Инге проще переругаться со всеми мамами во дворе, чем придумать увлекательную игру для сына, поговорить с ним, объяснить много-много раз, как лучше себя вести, чтобы получить желаемое. Ведь одно дело, когда тебе дали игрушку добровольно и ты можешь наслаждаться игрой, и совсем другое, когда ты ее отнял и вынужден оберегать, чтобы ее теперь уже не отняли у тебя.
А сын той сомневающейся мамы чудесно умеет за себя постоять, и договариваться уже тоже умеет. Даже организовать и повести за собой трехлетних пацанов может. Так что воспитание и ограничения идут ему явно на пользу.
Я считаю, что ребенок должен осознавать неотвратимость наказания. Как со скатертью. Он должен знать, что если тянет ее на себя, то ему может прилететь по голове чем-то тяжелым.
Хочу подробнее остановиться на теме наказания. Когда я спрашиваю родителей, как они наказывают ребенка, многие из них отвечают, что никак. Под наказанием они понимают физическое насилие (шлепнуть, дать подзатыльник), крик или ограничения (поставить в угол, лишить компьютера). То есть рассматривают его исключительно как меру карательную и применяемую после совершения нежелательного поступка.
Мне же больше нравится, как расшифровывает это слово психолог Александр Ефимович Алексейчик: как наказ, указание правильного направления. Тогда в наказании должны участвовать оба: и ребенок, и родитель.
Если ребенок лишен компьютера, то и родитель тоже. Если ребенка посадили на определенное время на стульчик, то и родитель должен сидеть рядом. Если мы станем воспринимать наказание не как способ сделать больно, а как возможность чему-то научить, то смыслы сами собой поменяются.
Чему может научить мама, бьющая своего ребенка ремнем за двойку?
Исключительно тому, что ошибки нужно скрывать, их нельзя исправить, за ними всегда следует боль, и еще — что маленьких можно бить.
Современные родители уже не удовлетворены функцией «одеть, накормить». Мы хотим заботиться об эмоциональном благополучии и будущей успешности наших детей, хотим, чтобы они были счастливы. Желание есть, а опыта, как этого добиться, нет, и мы пользуемся методами, которые достались нам в наследство от наших родителей.
Представьте себе, что вы что-то запретили ребенку, например играть на компьютере (планшете, телефоне), и обнаружили, что он нарушил ваш запрет, да еще и скрыл это от вас. Какое, на ваш взгляд, наказание будет самым эффективным?
- Забрать (отключить) гаджет.
- Провести беседу о недопустимости лжи.
- Поставить в пример свое поведение в детстве, а вы были послушны.
- Вместе заняться чем-то таким, что ребенок любит делать.
- Лишить ребенка вкусняшек (то есть сладкого, общения с друзьями, прогулок, покупки игрушек, похода в кино и т. д.)
- Заставить делать что-то полезное, но неприятное, например убрать свою комнату.
- Выпороть.
Мало кто понимает, что наказанием может быть вечер, проведенный по-настоящему вместе с мамой, за общим делом, в совместности. А такая форма наказания, как совместная игра, не рассматривается совсем! Мы рассматриваем его как способ достучаться до своего ребенка — через боль, обиду, слезы. Хотим, чтобы плохой поступок запечатлелся и связался с неприятными воспоминаниями, делаем намеренно то, что ребенку неприятно, страшно или больно.
Накричать, посадить на стульчик, лишить мультиков или сладкого. Чаще всего мы наказываем детей за те поступки, которые не позволяем себе, и за те качества, которые стараемся в себе изжить.
Как ни парадоксально, но если маму в детстве ругали за медлительность, то нерасторопность собственного ребенка будет раздражать ее гораздо сильнее, чем женщину, у которой таких проблем не было. Потому что «медлительная» мама считает своим долгом преодолевать этот недостаток.
А еще — она не допускает мысли, что с возрастом этот недостаток сгладится, а возможно, станет основой для успешной самореализации.
Ей кажется, что устранить медлительность можно только через поторапливание, наказания, дедлайны
И, самое главное, она считает борьбу с медлительностью необходимой.
В Средние века детей туго пеленали не для того, чтобы они крепко спали. Считалось, что иначе ножки и ручки у ребенка навсегда останутся кривыми, как при рождении. Порой и мы относимся к детям как к заготовкам будущего человека.
Уже доказано, что в стрессовой ситуации обучение происходит намного медленнее и с меньшей эффективностью. Значит, наказание и нравоучение проигрывают простой человеческой беседе или игре.
Или совместному делу: посадить цветы, покрасить забор, пойти всей семьей в поход и здесь на практике учиться аккуратности, заботе о другом, чувству времени. К тому же то, на что мы обращаем внимание, в детях и развивается.
Если часто говорить о неудачах, ребенок не будет стремиться к успеху, он для него станет чем-то неочевидным.
У Артема синдром Аспергера. Он очень внимательный, вдумчивый и нестандартно мыслящий ребенок. Настолько, что не справляется с заданием для детсадовцев «найди лишнее», хотя ему уже восемь. Если бы мама выбрала борьбу за стандартное мышление, чтобы Артему было легче в школе, она получила бы неуверенного в себе человека с низкой самооценкой. Но мама решила поддержать парня и сама занимается с ним олимпиадными задачами. Здесь Темино нестандартное мышление порой находит такие варианты, что его репетитор, кандидат математических наук, приходит в восторг. При этом Артем ходит в общеобразовательную школу. Его мама чутко приглядывается к сыну, учитывает его мнение, консультируется со специалистами.
Общение и обучение — это живой процесс, который учитывает самые разные переменные, а у детей с ограниченными возможностями переменные настолько часто встречаются, что родители начинают относиться к ним как к закономерностям. Вот уж у кого действительно высокая толерантность к неопределенности и способность выдерживать неудачи раз за разом, год за годом!
А еще они умеют радоваться тому, что есть. Дети берут от нас не только «плохие» качества («плохие» беру в кавычки, потому что они могут быть нужными, важными, даже прекрасными, но вам почему-то в себе не нравятся), но и хорошие. Так давайте будем опираться на сильные свойства стороны, лучше всего на те, что нравятся самому ребенку.
Развивать их, обращать на них внимание. Попробуйте придумать игру, которая будет интересна вашему ребенку, или попросите его самого что-то предложить. Совместные игры сближают и раскрывают нам друг в друге новые, неизведанные стороны. Дети пришли в наш мир не для того, чтобы мы их воспитывали и делали лучше, они проявились, чтобы научить нас тому, чему мы не смогли научиться до их появления в нашей жизни.
Еще один важный момент: ребенку важно понимать, что, хотя наказание неотвратимо, оно поможет искупить вину, эта возможность должна быть доступна. Детей нужно учить извиняться и исправлять свои ошибки.
Семену — шесть, у него в саду произошел инцидент. Во время игры у Семена слетел с ноги сапог и угодил прямиком в лицо воспитателю. Воспитательница наказала Семена — посадила на лавочку до конца прогулки. Родители уверены, что извиняться сын не должен. Во-первых, он нечаянно, во-вторых, его уже наказали за этот проступок, к тому же наказали несправедливо.
Когда вы учите ребенка извиняться, вы учите его брать ответственность за свои поступки, анализировать их, поступать менее импульсивно. Сапог же не сам по себе прилетел из ниоткуда. Учите открыто и без страха справляться с последствиями своих поступков и исправлять то, что можно исправить. Извиняться страшно, можно ведь и не получить прощения. Полезно анализировать и выражать свои чувства, а значит, лучше их понимать.
Понимание же собственных эмоций дает огромное преимущество при адаптации в стремительно меняющемся обществе. Если ребенок, подросток и взрослый умеют оценивать свои чувства, они практически не поддаются на уловки мошенников и всяких криминальных личностей.
Я хочу остановиться еще на одном важном условии воспитания. Печально, когда родители, сталкиваясь с трудностями, занимают оборонительную позицию. Не умеют защитить ребенка, не учат приходить к ним с любой бедой.
Вместо этого дают понять: если у тебя случилась беда, ни в коем случае не обращайся к нам, мы не будем тебе помогать, а будем стыдить, запугивать и нападать. И я знаю, что так думают взрослые, которые сами не верят, что они хорошие. Что их можно любить просто так, за то, что они есть. Не верят в то, что родные будут их защищать и отстаивать.
К сожалению, обо всем этом — история Игоря.
— Вот, полюбуйтесь! Рецидивист растет!
Женщина в плаще осела на стул, как будто ноги враз перестали ее держать. И замерла.
Рядом, опустив глаза в пол и одновременно вжав голову в плечи, на краешек стула присел мальчик лет семи.
— Здравствуйте, что случилось?
— Вот, — тихо повторила женщина, как будто в этом слове заключалось объяснение и ее бессилия, и уныния мальчика.
— Что «вот»? — проявила я верх непроницательности.
— Мы воруем!
— Всей семьей воруете или только вдвоем?
«Не говорите глупости!» — прочла я в ее глазах, но вслух она сухо произнесла:
— Он ворует! Ворует и не говорит зачем! Ну, попросил — я бы, может быть, купила!
Из дальнейшего разговора выяснилось, что мальчик украл в магазине ластик. Маленький, дешевый ластик. Мама узнала об этом и привела к психологу. Действия, на первый взгляд, несоразмерные поступку. Но мама попыталась разобраться сама: ругала, пугала, плакала. Чем больше ругалась мама, тем больше закрывался ребенок. Не добившись объяснений, пришла к психологу.
Кстати, современных детей пугают не только милиционерами и бабайками, но и психологами…
Мальчик поначалу только поздоровался кивком головы и назвал шепотом свое имя: Игорь.
Я начала с того, что рассказала Игорю о себе: что я мама, что у меня есть сын, как работает психолог, зачем к нему приходят дети и взрослые. Что можно делать в кабинете, чего нельзя. И, конечно, расспрашивала о нем самом. И об инциденте с ластиком. Мне действительно было интересно, для чего он ему понадобился.
Игорь на удивление подробно рассказал, как украл и даже зачем. Оказалось, что они с другом («Только я вам не скажу, как его зовут!») сделали кораблик. Отличный белоснежный кораблик из пенопласта. Сначала это была так… лодочка, но Игорь придумал сделать парус. Парус сделали из старого пакета и палочки, но вот незадача — кораблик с парусом стал заваливаться на бок. Нужен был противовес, они прикрепили на палку снизу ластик.
Одного им показалось мало, но больше у них не было. Запуск корабля на большую воду откладывался. И тут в магазине, стоя с родителями возле кассы, Игорь увидел россыпь ластиков, прямо на уровне кармана… Ну Игорь и положил три, чтоб наверняка. А дома мама их обнаружила.
После рассказа обычно дети выпрямляются: им еще стыдно, но уже легко. Игорь же сидел все так же ссутулившись, как будто из него вытекла жизнь.
— Что-то еще случилось? — спросила я. — Из-за чего ты тревожишься?
Игорь поднял на меня потухший взгляд:
— Скажите, а меня сейчас в тюрьму посадят или когда я вырасту?
На следующую консультацию ко мне мама с сыном не пришли. Больше я их не видела.
Тюремный психолог
Аликс МакЛирен, доктор философии, сделала карьеру своей мечты: она обслуживает очень разнообразное, недостаточно обслуживаемое население и получает за это хорошие деньги — 85 000 долларов в год, если быть точным.
МакЛирен — один из сотен психологов, работающих в Федеральном бюро тюрем, организации, стремящейся привлечь больше поставщиков психиатрических услуг. Она работает начальником психологической службы в Федеральном исправительном учреждении в Мемфисе, штат Теннеси, где в общей сложности находятся 1600 мужчин-заключенных в учреждениях минимального и среднего уровня безопасности.
«Это очень сложная с клинической точки зрения и чрезвычайно интересная работа», — говорит МакЛирен, отмечая, что многие заключенные сталкиваются со сложной сетью проблем, включая бедность, жестокое обращение, травмы и наркоманию в дополнение к проблемам психического здоровья. «Вы должны быть на вершине своей игры, чтобы понять, что на самом деле происходит с этими людьми и как им лучше всего помочь».
Каждый день дает новую возможность помочь этой, часто упускаемой из виду, группе людей. В течение обычного месяца McLearen предоставляет или курирует индивидуальную и групповую терапию, услуги по лечению наркозависимости, оценку клиентов, кризисное вмешательство и программы помощи сотрудникам.Она также руководит практикой аспирантов и активно публикует профессиональные публикации и исследования — в последнее время она посвящена роли черепно-мозговой травмы в жизни заключенных.
Работа в Федеральном бюро тюрем также предлагает отличные возможности для продвижения по службе, — говорит она. Ярким примером является ее карьера: МакЛирен впервые приехала в агентство на стажировку в Медицинском центре федеральных тюрем США в 2002 году. Год спустя она стала штатным психологом, а сегодня является начальником психологической службы, курирующей еще четырех психиатров. .
МакЛирен всегда знала, что хочет работать с сокамерниками. Чтобы получить необходимое образование, она посетила программу докторской психологии Университета Алабамы, которая дала ей солидную основу в клинической работе, а также концентрацию на психологии и праве.
«Мне нравится то, что я делаю», — говорит МакЛирен. «Я могу использовать свое обучение … таким образом, чтобы изменить ситуацию к лучшему в обществе».
-S. Мартин
10 вопросов, которые вы всегда хотели задать тюремному психологу
В Соединенных Штатах самый высокий уровень заключенных в мире — 716 на 100 000 человек.Хотя только пять процентов населения мира проживает в США, в них содержится 25 процентов заключенных мира.
Митч Абрамс — лицензированный психолог, курирующий все аспекты психиатрических услуг в семи тюрьмах штата Нью-Джерси, в том числе в тех, где есть стационарные психиатрические отделения и специализированное учреждение штата для лиц, совершающих преступления на сексуальной почве. Митч наблюдает за всеми психологическими тестами, наблюдает за оценками домашнего насилия и обучает всех клиницистов психического здоровья. После 18 лет работы в этой области он все это видел, но говорит, что самое важное для терапевта, работающего с заключенными, — это сохранять любопытство.
VICE: Привет, Митч, что ты думаешь о предоставлении терапии для заключенных?
Митч Абрамс : В конечном счете, все сводится к реабилитации и / или предотвращению повторного правонарушения. Заключенные с психическими заболеваниями, которые не получают должного лечения, скорее всего, продолжат свое ухудшение. Предоставление лечения может предотвратить возвращение симптомов, которые могли сыграть роль в их преступлении.
Хотя для некоторых это удивительно, заключенные получают лучшее психическое лечение в тюрьме, чем в обществе, потому что легче поддерживать их соответствие лечению, есть лучшая непрерывность ухода, и если / когда они [возвращаются назад], их видят раньше и стабилизация проще.Однако важно понимать, что менее 20 процентов заключенных страдают психическим заболеванием, которое мешает им адаптироваться. Это число выше среди заключенных женщин, иногда приближаясь к 50 процентам.
Как заключенные обычно реагируют на терапию вначале? Им трудно открыться?
Это переменная. В мужской тюремной культуре свойственна сверхмужественность, которая часто ожесточает людей и делает их менее восприимчивыми к лечению. Сложнее убедить молодых заключенных в преимуществах лечения.
Тем не менее, когда они это поймут, можно будет проделать потрясающую работу. Очень часто никто не слушал их относительно проблем, с которыми они сталкиваются, или они чувствовали, что есть просто ожидание стать преступником или укорениться в жизни банды. Другой вариант [в то время] не представлялся возможным. Когда вы можете заставить сокамерников задуматься о том, какой они хотят видеть свою жизнь, и понять, как их прошлое могло создавать препятствия, они начинают видеть пользу [терапии]. Однако есть некоторые [заключенные], которые почти непроницаемы.
Считаете ли вы, что большинство людей попадают в тюрьму в результате нерешенных проблем психического здоровья или детских травм?
Это более сложный вопрос, чем люди могут представить. Большинство людей не попадают в тюрьму за тяжкие преступления. Лично я не вижу смысла в заключении наркозависимых людей. Более того, многие люди, которые прибегали к насилию, были жертвами, но большинство людей, которые стали жертвами, не становятся агрессивными … так что это фактор, который необходимо учитывать при их лечении, особенно если есть неотлеченная травма, но он не объясняет всего рисунок.
Кроме того, есть много антиобщественных людей, то есть их не волнуют законы. Это не совсем картина великого нравственного развития, [но] оно не обязательно постоянно достигает порога «психического заболевания». Итак, в целом, думаю ли я, что большинство людей попадают в тюрьму из-за нерешенных проблем с психическим здоровьем? Нет. Но могут ли более совершенные системы образования, социальная поддержка и доступ к лечению психических заболеваний снизить вероятность того, что некоторые люди будут вовлечены в преступное поведение? Абсолютно.
Какие общие темы или проблемы вы исследуете с заключенными в процессе терапии?
Вы называете это. Я работал в психиатрических отделениях городских больниц, государственных больниц и государственных тюрем. Нет места, где представлен более широкий спектр психопатологии, включая тяжесть и интенсивность симптомов, чем в государственных тюрьмах.
Как вы помогаете заключенным смириться с отбыванием пожизненного заключения?
Я твердо уверен, что самым большим препятствием на пути к хорошему обращению с заключенными является вера в то, что вы [психолог] коренным образом отличаетесь от них и лучше их.При определенных обстоятельствах любой может совершить преступление. Поэтому я стараюсь искать общность. Действительно удивительно, как заключенные, приговоренные к пожизненному заключению, учатся приспосабливаться и находить смысл в своей жизни. Не знаю, смог бы я, будь я в их ситуации.
Я пришел к выводу, что подход «один размер подходит всем» не работает. Заключенные, которые приспосабливаются к длинным предложениям, делают это, переосмысливая смысл. У нас нет на них ответов; мы надеемся задать правильные вопросы, которые помогут им найти свои [собственные] ответы.
Что самое интересное, чем заключенный когда-либо делился с вами?
Я не могу обсуждать [дело] отдельного заключенного, но есть тема, которую я заметил у многих заключенных. Это может звучать как клише, но самое интересное — это когда они «понимают»; когда они понимают, что то, что случилось с ними в начале их жизни, привело их по определенному пути.
Иногда это могло быть причиной того, что они стали жертвами аналогичных преступлений, которые они продолжали совершать (мы иногда называем это «идентификацией с агрессором»).Или тот факт, что они неправильно оплакивали потерю отца, когда он ушел из семьи. Или наблюдая за домашним насилием между членами семьи. Или влияние, которое на них оказало злоупотребление наркотиками / алкоголем члена семьи. Или вы росли в жестоком районе, где для выживания необходимо быть параноиком и постоянно держать голову в руках.
Когда они понимают, что они узнали, почему они делают то, что они делают, и что они не могут изменить прошлое, но могут изменить свой образ мыслей и чувств, чтобы изменить будущее… тогда это хорошо.
Что самое худшее, что вы слышали на сеансе терапии или видели на работе?
Калечащие операции на половых органах. Заключенный извлекает член, разрушает яички или стерилизует себя. Очень серьезное самоповреждающее поведение, вызванное психозом или другим тяжелым психическим заболеванием. Это были худшие ситуации.
Повлияла ли работа с заключенными на то, как вы относитесь к преступникам и к тюремной системе в целом?
Сказать, что работа в тюрьме не влияет на вас, было бы наивно.Оно делает. Я очень хорошо знаю систему. Я знаю, где это работает, а где нужно улучшить. Я научился, подвергаясь худшему поведению, которое могут предложить люди, стать в некоторой степени — и не полностью, уверяю вас — десенсибилизированным по отношению к «злым» людям. Так что [тогда] важно не то, что они делают, [столько], сколько «почему» и «как». Когда мы выясним эти вещи, мы можем нацелить лечение, чтобы предотвратить повторение этих факторов.
Встречались ли вам когда-нибудь заключенные, которые, как вы подозреваете, являются психопатами и поэтому не реагируют на терапию?
Да, [хотя] психопаты сравнительно редки.Хотя многие из них могут иметь психопатические наклонности, менее 5 процентов [заключенных] представляют собой настоящих, «закаленных» психопатов, которых не может коснуться традиционная психотерапия. Это не значит, что вы не можете помочь изменить их поведение; вы можете, когда можете научить их, как получить то, что они хотят, перемещаясь по правилам. Многие [заключенные-психопаты] могут иметь такую форму, но не все. Мы не думаем, что никто не сможет улучшить ситуацию, пока мы действительно не испробуем все, что есть в нашем арсенале.
С какими самыми большими эмоциональными препятствиями сталкиваются заключенные при подготовке к возвращению в общество?
Во-первых, если они вернутся в район, где жили раньше, появятся ожидания, триггеры и факторы, которые могут вернуть их к преступному образу жизни.Трудно выйти из тюрьмы и зарабатывать хорошую зарплату и зарабатывать на жизнь: возвращение к преступности, к сожалению, иногда является бизнес-решением, особенно если они знают, «как сесть в тюрьму». Хотя они не хотят возвращаться в тюрьму, они знают, что могут ориентироваться в этой среде, если потребуется. Так что часто возникает откат к преступности, если они не меняют свою жизнь, знакомых и так далее.
Но другая сторона медали в том, что, когда они лучше понимают себя и осознают, что во многом их [прошлое] поведение было самозащитой, они [знают], что их не нужно определять их прошлые действия.Однако, когда они выходят, они могут почувствовать себя более уязвимыми, потому что они не используют защиту, которую использовали на улице. Это может быть страшно и привести к регрессу. Я думаю, лучшее, что может случиться, — это когда мы помогаем заключенным переосмыслить понятие «стойкость». Вступить в драку несложно; быть жестким — значит быть достаточно умным, чтобы управлять своими эмоциями, перемещаться по жизни, в тюрьме и вне ее, чтобы найти мир и счастье с теми, кто вам дорог. «Крутые» сопротивляются искушениям: они всегда рядом.
Как стать терапевтом в тюремной системе | Работа
Многие заключенные в исправительных учреждениях США страдают социальными, психическими или эмоциональными расстройствами. Некоторые заключенные также могут бороться с наркозависимостью или расстройствами адаптации, особенно те, кто отбывает пожизненное заключение. Эти заключенные могут представлять опасность для себя или других и требуют вмешательства и помощи профессионального терапевта или консультанта. Терапевты имеют решающее значение для реабилитации преступников, и их часто просят высказать свое мнение во время судебных дел и слушаний по условно-досрочному освобождению.
Образование
Терапевт — это широкое слово, которое часто используется для описания ряда различных связанных с психологией профессий, включая консультантов, социальных работников и клинических психологов. Конкретный титул, которого вы хотите достичь, во многом определит ваш образовательный путь. Исправительные учреждения нанимают консультантов, которым часто требуется только степень бакалавра психологии, социальных работников и психологов, которые должны получить степень бакалавра психологии, а также степень магистра со специализацией в области криминальной психологии в аккредитованной школе.Психологи также должны получить государственную лицензию, требования к которой зависят от штата.
Стажировки
Исправительные учреждения обычно ищут консультантов или психологов с практическим опытом, поэтому прохождение практического обучения в форме стажировки имеет решающее значение. Стажировка не обязательно должна проходить в исправительном учреждении, но должна быть в смежной области. Например, вы можете пройти стажировку в центре реабилитации наркозависимых или федеральную стажировку, в ходе которой вы проводите оценку заключенных по назначению суда.Многие студенты проходят стажировку как в бакалавриате, так и в аспирантуре, поэтому поговорите со своими профессорами и центром карьеры вашего университета, чтобы узнать о возможностях стажировки. Ваша школа может иметь связи с определенными учреждениями и может помочь вам отточить свое резюме и навыки прохождения собеседований.
Поиск работы
Используйте связи, установленные во время учебы и стажировки, чтобы узнать о доступных вакансиях в вашей области. Также существует ряд веб-сайтов и досок по трудоустройству, которые вы можете использовать для поиска работы.На странице PsycCareers Американской психологической ассоциации перечислены вакансии терапевтов в различных областях, включая коррекцию и реабилитацию. На таких веб-сайтах, как SocialPsychologyNetwork.com и SocialService.com, также публикуются объявления о приеме на работу по терапии и консультированию для тюрем и исправительных учреждений. Вы также можете посетить веб-сайт комиссии государственной службы вашего штата, чтобы узнать о доступных вакансиях и возможностях.
Требования к работе
Индивидуальные требования различаются в зависимости от штата и исправительного учреждения, но от терапевтов часто требуется сдавать устные и письменные экзамены на компетентность, тест на наркотики и тест на биографические данные.Их также могут попросить пройти психологические и физические тесты, поскольку работа требует умственных и физических нагрузок. В некоторых штатах также могут потребовать пройти тест на государственную службу. Практически в каждом штате и учреждении тюремные терапевты сначала нанимаются в качестве стажеров и должны пройти испытательный срок до одного года. По прошествии года стажеров часто просят пройти сертификационный тест, прежде чем им предложат постоянную должность. Наличие опыта и соответствующих навыков, связанных с тюремным консультированием, может быть преимуществом при поиске работы — это может включать знания об исправительных законах, реабилитации от наркозависимости, правоохранительных органах и судебных системах.Тюремные терапевты также тратят много времени на написание отчетов и оценки заключенных, поэтому письменные и коммуникативные навыки чрезвычайно ценны и могут потребоваться в зависимости от исправительного учреждения.
Ссылки
Писатель Биография
Мари Джентиле увлечена личными финансами и стилем и проявляет особый интерес к местам, где они пересекаются. Она специализируется на написании статей об управлении деньгами и скромной жизни. Джентиле имеет степень бакалавра журналистики и был опубликован в нескольких печатных и онлайн-изданиях, касающихся личных финансов.
Роли психологов-корректоров | Работа
Андра Пичинку Обновлено 5 октября 2020 г.
Стресс, депрессия, токсикомания и психические расстройства — обычное явление среди заключенных. Роль психолога исправительного учреждения заключается в том, чтобы помочь этим людям вернуться к нормальной жизни и не допустить совершения ими новых преступлений. Психологи-корректоры работают в тесном сотрудничестве с другими сотрудниками над созданием программ реабилитации и планов лечения. Их усилия направлены на повышение общественной безопасности и помощь заключенным в приобретении навыков, необходимых для ведения нормальной жизни.
Что такое коррекционная психология?
Согласно отчету, опубликованному Бюро судебной статистики за июнь 2017 года, заключенные и сокамерники борются с проблемами психического здоровья, такими как биполярное расстройство, тревожность и шизофрения. Около четверти респондентов сказали, что им сказали, что у них серьезное депрессивное расстройство. Большинство заключенных, особенно женщины, во время заключения испытали серьезный психологический стресс. Вот где приходят исправительные психологи.
Эти специалисты в области психического здоровья помогают заключенным справиться с синдромом отмены наркотиков, психологическими проблемами, виктимизацией и суицидальными мыслями, среди прочего.Они также разрабатывают реабилитационные программы для несовершеннолетних правонарушителей, пытаясь понять причины их поведения. Некоторые предлагают индивидуальную терапию, в то время как другие работают с заключенными, страдающими умственными недостатками, отмечает Американская психологическая ассоциация (APA).
Что касается коррекционной психологии, то эта дисциплина предполагает применение психологической науки к системе правосудия. Его роль заключается в повышении общественной безопасности, помогая профессионалам более эффективно лечить преступников и управлять ими, поясняется в обзоре, опубликованном в июле-августе 2018 года в журнале American Psychologist.Спрос на специалистов в этой области выше, чем когда-либо прежде, и это имеет смысл, учитывая, что в исправительных учреждениях находится примерно в 10 раз больше людей с психическими расстройствами, чем в психиатрических больницах, сообщает АПА.
Обязанности и обязанности психолога-корректора
Работа психологом исправительного учреждения столь же сложна, как и вознаграждена. В этой роли вы одновременно являетесь врачом и консультантом. Ваши обязанности выходят за рамки оказания помощи заключенным с психическими проблемами.Психологи-корректоры используют свои навыки для предотвращения членовредительства и самоубийств, оценивают правонарушителей с ограниченными интеллектуальными возможностями и проводят оценку психического здоровья. Они также стремятся создать безопасную среду для сотрудников исправительных учреждений.
Заключенные часто склонны к суициду или убийству. Некоторые могут иметь намерение причинить боль другим или фантазировать о преступлениях. Как коррекционный психолог, вы обязаны понять их триггеры и исправить их поведение. Возможно, вам также потребуется помочь им адаптироваться к ограничительной среде тюрьмы, а затем реинтегрироваться в общество.В исправительных учреждениях есть своя культура и обычаи, что создает дополнительные проблемы.
АПА отмечает, что психологи, работающие в тюрьмах, имеют возможность изменить жизнь. Например, они могут помогать сексуальным преступникам, которые сами подверглись сексуальному насилию. Эти специалисты могут также консультировать заключенных, которые борются с наркозависимостью, психозом и другими проблемами, которые могли способствовать их преступному поведению. Установить настоящие связи с этими людьми непросто, потому что они часто опасаются, что информация, переданная в ходе терапии, может иметь юридические последствия.
В зависимости от должностных требований психологам исправительных учреждений может потребоваться разработка образовательных программ, консультирование сокамерников по управлению гневом или вмешательство в чрезвычайных ситуациях с участием правонарушителей, содержащихся в одиночном заключении. Их также могут попросить дать показания в суде, подготовить отчеты по делу и провести исследования. Их упорный труд приносит пользу обществу в целом, поскольку снижает рецидивизм.
Сколько вы можете заработать в этой области, зависит от вашего местоположения, опыта и типа исправительного учреждения.Бюро статистики труда США сообщает, что большинство психологов зарабатывают около $ 101790 в год. Около 10 процентов тех, кто выбирает этот карьерный путь, имеют годовой доход в размере $ 132 070 и выше. Заработная плата психолога-корректора может быть немного ниже или выше, в зависимости от перечисленных выше факторов.
НАУЧИТЕЛЬ ПСИХОЛОГА В ТЮРЬМАХ — 4А13
НАУЧНИК ПСИХОЛОГА В ТЮРЕМ — 4A13 ГОРОД ФИЛАДЕЛЬФИЯ КАДРОВЫЙ ОТДЕЛОБЩЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ
Это надзорная психологическая работа, направленная на руководство программой психологического тестирования, психотерапии и других психологических услуг для заключенных в большой муниципальной тюремной системе.Сотрудник этого класса также руководит небольшим персоналом социальной работы, предоставляющим индивидуальные и групповые консультационные услуги заключенным, идентифицированным как сексуальные преступники. Этот сотрудник разрабатывает и изменяет цели и задачи программы с учетом потребностей заключенных, а также политики и теории исправительных учреждений. Наблюдение за персоналом психологов более низкого уровня, социальных работников и студентов-практикантов, а также установление и поддержание эффективных рабочих отношений с клиентами, коллегами и представителями сторонних агентств являются важными аспектами работы.Сотрудник подчиняется административному руководителю.
КОЭФФИЦИЕНТЫ РАСПРЕДЕЛЕНИЯ: (Для присвоения должности этому классу должны быть выполнены следующие условия.)- Должность должна руководить программой психологического тестирования, психотерапии и других психологических услуг, а также небольшим персоналом социальных работников, предоставляющим индивидуальные и групповые консультационные услуги для заключенных в большой муниципальной тюремной системе.
- Должность также должна руководить небольшим персоналом социальной службы, предоставляющим индивидуальные и групповые консультационные услуги заключенным, идентифицированным как сексуальные преступники.
- Этому классу будет выделена только одна должность в тюрьмах Филадельфии.
ТИПОВЫЕ ПРИМЕРЫ РАБОТ (ТОЛЬКО ИЛЛЮСТРАТИВНЫЕ)
- Планирует, организует и руководит психологической службой в большом исправительном учреждении; руководит работой небольшого штата психологов в тюрьмах; принимает запросы на консультации по диагностическим психологическим обследованиям и распределяет случаи между психологами.
- Разрабатывает и планирует психологические программы и новые услуги в исправительном учреждении; определяет, разрабатывает и изменяет процедуры использования и проведения психологических тестов и услуг.
- Обучает психологов, студентов, аспирантов и других сотрудников психологическим методам и приемам; инструктирует психологов по проведению и оценке различных психологических тестов, которые будут использоваться в тюрьме.
- Управляет проведением и интерпретацией широкого спектра психологических показателей, включая тесты на интеллект, профессиональные, образовательные и личностные тесты; дает указания по методам собеседования; просматривает отчеты.
- Направляет и контролирует небольшой социальный персонал, занятый проведением программы для лиц, совершивших сексуальные преступления, включая индивидуальные и групповые консультации; распределяет случаи среди сотрудников социальных служб, проверяет записи и прогресс, а также обеспечивает соблюдение политики и процедур отдела; дает рекомендации относительно укомплектования кадрами программы для лиц, совершающих сексуальные преступления, на ротационной основе.
- Разрабатывает и внедряет политики и процедуры, относящиеся к психологическим службам и программе для лиц, совершивших сексуальные преступления; разрабатывает и модифицирует комплексную систему ведения документации для использования в программе, которая соответствующим образом взаимодействует с другими тюремными подразделениями и внешними агентствами.
- Готовит письменные и устные отчеты о работе программы, ходе работы и рекомендации по изменениям.
- Выполняет сопутствующие работы по мере необходимости.
НЕОБХОДИМЫЕ ЗНАНИЯ, НАВЫКИ И СПОСОБНОСТИ
- ЗНАНИЕ:
- процедуры психологического тестирования, психометрическая теория, а также стандартные формы тестов и устройства, используемые для определения интеллекта, способностей, личности и связанных психологических характеристик
- психических заболеваний и их симптомов, а также принципов и методов психотерапии, используемых при лечении взрослых и молодых людей
- структуры и развитие личности
- проективных техник, включая тест Роршаха
- основные типы и проблемы психических заболеваний и аномального поведения
- источники информации и актуальной литературы и исследовательских проектов в области психологии и психометрии
- принципы и методы, используемые при проведении психологических исследований, включая экспериментальный дизайн и статистические методы
- Применение психологических методов к командной работе в лечении
- проведение разнообразных психометрических обследований, включая проективные методы, а также методы психологического интервью с психически больными и дезадаптированными людьми
- планировать, назначать и контролировать работу подчиненного персонала, а также сотрудничать и эффективно работать с профессиональными сотрудниками
- интерпретировать психологическую информацию и давать обоснованные рекомендации на ее основе
- эффективно излагать идеи устно и письменно
МИНИМАЛЬНОЕ ДОПУСТИМОЕ ОБУЧЕНИЕ И ОПЫТ (Следующее заявление представляет собой минимальные стандарты обучения и опыта, которые будут использоваться для приема или отклонения кандидатов для прохождения тестов.Заявки, поданные кандидатами на этот курс, будут рассмотрены на основании требований к обучению и опыту, утвержденных 01.01.02.)
- ОБРАЗОВАНИЕ
- Обладание докторской степенью в области психологии, клинической психологии, педагогической психологии или консультативной психологии в аккредитованном колледже или университете.
- Два года опыта проведения интенсивной индивидуальной психологической оценки, тестирования и терапии.
- Трехлетний психологический опыт работы на полноценном уровне, который включал интенсивную диагностику и психологическое лечение нарушителей и бывших преступников с нарушениями.
ИЛИ
Любая эквивалентная комбинация образования и опыта, признанная приемлемой Департаментом кадров, которая включает степень доктора в клинической области, где психометрия и психологическое консультирование являются основными компонентами учебной программы и конкретного опыта.
- Способность физически выполнять свои обязанности и работать в условиях окружающей среды, необходимых для положение в этом классе.
ДИАПАЗОН ПЛАТЕЖЕЙ: EP24
Установленный класс: Последняя спецификация. Ревизия:
CSC: 10/01, Доска объявлений: 1/02 СК / сб
КОНЕЦ КЛАССА РАБОТЫ — 4A13
Что происходит, когда вы попадаете в тюрьму
Пребывание в тюрьме может вызвать или усугубить существующие проблемы с психическим здоровьем заключенных.В каждой федеральной тюрьме есть отделение психологии, где заинтересованные заключенные могут участвовать в различных психиатрических программах и программах лечения. Стоит отметить, что тюремные психологические службы разрешают индивидуальные консультации только в крайних случаях тяжелого психического заболевания или кризиса. Большинство заключенных из общего населения получают групповую терапию.
Как правило, они включают программы групповой терапии, такие как управление гневом, криминальное мышление, умное выздоровление, Программа борьбы со злоупотреблением наркотиками вне жилых помещений (NR-DAP), Программа лечения сексуальных преступников вне жилых помещений (SOTP-NR), наркологическое просвещение и другие классы, призванные помочь заключенным справиться с психологическими проблемами.Отделения психологии также предлагают библиотеки самопомощи, консультации в кризисных ситуациях и координацию со службами здравоохранения в отношении психотропных лекарств.
Во время поступления в учреждение и ориентации вновь прибывших оценивает сотрудник отдела психологии. Во время собеседования им сообщают о предложениях программ в отдельной федеральной тюрьме и рассказывают, как записаться. По мере того, как предлагаются новые программы, в жилых помещениях для заключенных расклеиваются информационные листовки.
Помимо оказания психиатрической помощи, отделы психологии Федерального бюро тюрем также следят за нарушением поведения заключенных.Например, сотрудникам отдела психологии поручено изучить материалы откровенно сексуального или непристойного характера, обнаруженные у заключенных, чтобы определить, подходят ли эти материалы для удержания заключенных. Аналогичным образом, сотрудники отдела психологии также обязаны документировать поведение, которое является оскорбительным, агрессивным или связано с риском правонарушения заключенного.
В случае сексуальных правонарушителей файл с психологическими данными каждого федерального заключенного проверяется ближе к концу срока наказания, чтобы определить, будет ли правительство продвигать гражданское дело.
Вот несколько дополнительных советов по пониманию и навигации по психологическим услугам в федеральной тюрьме:
- Психолог не может назначать психотропные препараты, но может согласовывать свои действия со Службой здравоохранения, которая может выписать такие лекарства.
- Участие в программе действительно учитывается при расчете уровня безопасности, в котором вы проживаете, но это как единственный фактор не имеет большого веса в расчете.
- Если вы чувствуете принуждение к членовредительству или думаете о самоубийстве, вам следует найти ближайшего сотрудника Федерального бюро тюрем и попросить его связаться с отделом психологии.Обратите внимание: если вы выразите эти чувства любому сотруднику BOP, вы, скорее всего, попадете под стражу самоубийства, что часто означает камеру, в которой есть только матрас.
- На кафедре психологии есть библиотека с широким выбором книг по саморазвитию. Политика и процедуры различаются в зависимости от федеральных тюрем, но в большинстве отделений психологии есть дни открытых дверей, когда заключенные могут пойти в отделение, чтобы обратиться к психологу или почитать книгу из библиотеки. Этот день открытых дверей обычно проводится раз в неделю во время обеда.
- Только Программа по борьбе со злоупотреблением наркотиками в жилых помещениях (RDAP) предоставляет кредит на один год, а другие программы по борьбе с наркотиками — нет. Тем не менее, завершение программы по борьбе со злоупотреблением наркотиками (NR-DAP) действительно приводит к рекомендации Департамента психологии о максимальном размещении на полпути. Однако эта рекомендация не является обязательной для решений сотрудников подразделения.
- Участие в программе факультета психологии обычно не является обязательным. В некоторых случаях от вас могут потребовать пройти курс обучения по вопросам наркотиков.Те, кто в анамнезе злоупотреблял психоактивными веществами или признают наличие проблемы со злоупотреблением психоактивными веществами во время собеседования в Службе пробации США для создания отчета о предварительном расследовании (PSR), должны пройти эту 40-часовую программу. Невыполнение программы может повлечь за собой различные санкции.
Свяжитесь с нами для получения дополнительной информации о психологических услугах в тюрьмах.
Как подготовиться к тюрьме
Как подготовиться к тюрьме
Первый день в федеральной тюрьме
Первый день в федеральной тюрьме
Прием и ориентация
Как приветствовать сокамерников
Как разговаривать с охранниками
Жизнь в тюрьме
Что вы едите в тюрьме
Тюремные душевые и туалеты
Прачечная, одежда и постельные принадлежности
Тюремный комиссар
Религия в тюрьме
Обыски и меры пресечения контрабанды
Количество заключенных
Курение в тюрьме
Рабочие задания заключенных
Образование в тюрьме
Отдых в тюрьме
Радио и MP3-плееры в тюрьме
Электронная юридическая библиотека
Черный рынок в тюрьме
Алкоголь и наркотики в тюрьме
Насилие и изнасилование в тюрьме
Общение с внешним миром
Общение с внешним миром
Почтовая почта
Юридическая переписка
Телефоны заключенных
Corrlinks.com Электронная почта заключенного
Посещение заключенных
Как отправить деньги заключенным
Здоровье и благополучие
Здоровье и благополучие в тюрьме
Медицинская и стоматологическая помощь в тюрьме
Психологические услуги в тюрьмах
Специальная тактика выживания в тюрьме
Специальная тактика выживания в тюрьме
Тактика выживания заключенных ЛГБТ
Заключенные-женщины
Тактика выживания сексуальных преступников
Для получения дополнительной информации о тюремной жизни и о том, как подготовиться к тюремному заключению, пожалуйста, напишите на Info @ PrisonerResource.com или позвоните по телефону 843-620-1100. Наша команда опытных тюремных консультантов готова помочь вам в трудную минуту.
Я люблю свою работу тюремным психологом. Но пора мне честно заплатили | Сеть общественных лидеров
За последние 10 лет я многое повидал. Работа тюремным судебным психологом — не работа для слабонервных, но мне это нравится.
Как судебный психолог я принимаю активное участие в оценке и лечении преступного поведения. Я часто хожу на слушания в комиссию по условно-досрочному освобождению и советую, подходят ли для освобождения преступники, совершившие насильственные и сексуальные преступления.Чтобы попасть сюда, потребовались степень бакалавра, магистра и постоянный диплом профессионального развития. Это огромная ответственность — и все же моя зарплата составляет 29 000 фунтов стерлингов. Я беру домой всего 1500 фунтов в месяц.
Я и мои коллеги чувствуем себя недооцененными. Считается само собой разумеющимся, что мы продолжим работать на государственный сектор из любви и преданности. Но сектор не может вечно полагаться только на добрую волю сотрудников.
Государственные меры жесткой экономии повлияли на меня и по другим причинам.На меня напали на работе, потому что вокруг не хватает офицеров, чтобы обеспечить защиту гражданского персонала в той работе, которую они выполняют. Они так же недооценены, недоплачивают и перенапрягаются.
Мои коллеги и я растягивались все больше и больше, поэтому теперь мы предоставляем только самые необходимые данные — и я иногда действительно опасаюсь за свою безопасность.
Ожидается, что мы все продолжим, несмотря на угрозы и борьбу за сведение концы с концами, из-за любви к работе. Когда-то этого было достаточно, но теперь я хочу создать семью, а это требует большего дохода.
Консультации по вопросу о пригодности заключенных к освобождению могут занять недели. Недели интервью с заключенным, чтение информации из их файлов, анализ их поведения на ходу, проверка их переписки. Недели разговоров с сотрудниками, которые работают с ними, с отделом безопасности и службой пробации.
И затем принимаются важные решения о том, нужно ли заключенным дополнительное лечение; могут ли они попасть в тюрьму более низкой категории без риска попытки побега; или можно ли их безопасно освободить.Я должен спросить себя, уверен ли я, что они могут вернуться в общество, не причинив вреда кому-то еще. И если бы они это сделали, как я буду жить с собой, зная, что я сообщил совету по условно-досрочному освобождению, что, по моему мнению, они готовы?
Я видел глубокие изменения в заключенных, с которыми работал со временем. Я больше всего горжусь работой, которую я проделал с мужчиной с нарушением обучаемости, который ранее совершал повторные преступления в течение недели каждый раз, когда его отпускали. Лечение, которое он прошел, не помогло, потому что он просто не понимал; для него это было слишком сложно.Я работал с ним в течение нескольких месяцев, адаптируя работу, используя различные техники, такие как рисование и ролевые игры.
Я нашел время, чтобы понять, почему он совершил свои преступления и каковы его потребности в обучении. Я работал с его семьей, чтобы они могли продолжать поддерживать его. Я помог ему получить поддерживаемое жилье. Он был снова освобожден и остался без нарушений. Это было пять лет назад. Он до сих пор присылает мне письма, потому что говорит, что я изменил его жизнь.
Я очень горжусь своей работой и хочу продолжать ею заниматься, потому что знаю, что она позволяет мне изменить жизнь общества в целом.Как предыдущая жертва насильственных преступлений, я больше всего побуждаю к тому, чтобы предотвратить будущие преступления и чтобы люди не пережили того, через что прошел я.
Но я не собираюсь лгать: иногда трудно сохранять мотивацию, когда у меня такой маленький доход. Я оглядываюсь вокруг и вижу друзей, которые работают личными помощниками у бизнесменов, зарабатывающих больше меня. Низкая заработная плата заставляет меня сомневаться в правильности моего пути.
Я видел, как коллеги уходили на частную практику.Они работают меньше часов за большую плату. Но если так поступят все, кому останется выполнять эту работу для государственного сектора?
Я страстно отношусь к своей работе и считаю, что она заслуживает справедливой оплаты. Я не прошу землю. Я не прошу огромную зарплату. Я просто прошу справедливого отражения моей работы, приверженности, которую я проявляю, и ответственности, которую я несу.
