Шизофреногенная мать признаки: «ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres] — ШПИЛЬКИ

Содержание

«ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres]

8. ШИЗОФРЕНОГЕННАЯ МАТЬ: «ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА

Лучший друг парня – его мама.

(Слова героя фильма)

Мать – первый объект в жизни ребенка и, по-видимому, первое слово, которое произносит в своей жизни человек. (Согласно исследованиям Р. О. Якобсона, звук м по чисто физиологическим причинам произносится первым и последним забывается при афазии [Якобсон, 1985]). Таким образом, мать – это не только первый, но и последний объект в жизни человека. Ср. частую в нарративном искусстве фигуру солдата, умирающего на поле боя со словом «мама» на устах.

В сущности, в самом начале психосексуального развития младенца для него существует не сама мать целиком, а материнская грудь как источник первичного наслаждения пищей, ассоциирующаяся также в невротическом сознании с фаллосом (молоко = сперма) [Фенихель, 2004]. Позднее ребенок осуществляет фантазматическое представление, наделяющее мать фаллосом, находящимся, якобы, у нее внутри тела [Лакан, 1997].

Так уж случилось, что роль матери в психоанализе была осознана позже роли отца, что объясняется тем, что стадии психосексуального развития младенца, на которые регрессирует больной шизофренией и маниакально-депрессивным психозом, стали вовлекаться в психоанализ позднее. Согласно воззрениям Мелани Кляйн, с самого начала не только мать как первичный объект, но и материнская грудь наделена амбивалентностью – грудь может быть как хорошей, так и плохой. «Хорошая грудь» – та, которая дает молоко, «плохая грудь» – та, которая запаздывает или вовсе не дает молока. В соответствии с этим на «шизоидно-параноидной позиции» мать и материнская грудь расщепляются на хорошую, целебную и плохую части, и последняя играет фундаментальную роль в ранних младенческих идеях преследования. Лишь позднее в возрасте около года на позиции, которую Мелани Кляйн назвала депрессивной, ребенок становится в состоянии формировать целостные объекты и таким первым целостным объектом становится мать, и ее хорошая и плохая части объединяются уже в достаточно сложный диалектический образ, наделенный как положительными, так и отрицательными чертами.

Эта амбивалентная диалектика образа матери, в сущности, сохраняется у человека на всю жизнь [Кляйн и др., 2001].

Фигура матери, конечно, имеет важнейшее значение для развития ребенка. От того, какой была мать ребенка – заботливой, ласковой, теплой, защищающей или наоборот раздражительной, фрустрирующей, суровой и т. д., – зависит, будет ли развитие ребенка нормальным или у него сформируется в будущем

невроз или скорее даже психоз, потому что психоз формируется на более ранних стадиях развития ребенка именно тогда, когда мать играет в его жизни гораздо более важную роль, чем отец. Впрочем, и в формировании неврозов мать может играть решающую роль, если роль отца на этом этапе не становится определяющей. Например, мать, а не отец может осуществлять функцию приучения к туалету с присущими этому мероприятию фрустрациями, ведущими к анальной фиксации и затем к обсессивно-компульсивному неврозу или соответствующему характеру [Фрейд, 1991а].

Тем не менее, именно при формировании психозов, как считается в психоаналитической традиции и не только в ней, мать играет решающую роль (если придерживаться воззрения на формирование психоза именно в раннем детстве, а не генетически, как считает традиционная психиатрия). В этом плане следует вспомнить концепцию шизофреногенной матери, дающей ребенку двойное послание, как она сформулирована в трудах Грегори Бейтсона. Двойное послание – это фрагмент коммуникации между матерью и сыном или дочерью, которое имеет противоречивое значение и поэтому, по мнению автора этой концепции, формирует или подстегивает психотическую реакцию. Приведем знаменитый фрагмент классической работы Бейтсона, где приводится пример двойного послания, идущего от шизофреногенной матери:

Молодого человека, состояние которого заметно улучшилось после острого психотического приступа, навестила в больнице его мать. Обрадованный встречей, он импульсивно обнял ее, и в то же мгновение она напряглась и как бы окаменела. Он сразу убрал руку. «Разве ты меня больше не любишь?» – тут же спросила мать. Услышав это, молодой человек покраснел, а она заметила: «Дорогой, ты не должен так легко смущаться и бояться своих чувств». После этих слов пациент был не в состоянии оставаться с матерью более нескольких минут, а когда она ушла, он набросился на санитара и его пришлось фиксировать [Бейтсон, 2000: 243].

О шизофреногенной матери также весьма выразительно писал Рональд Лэйнг в книге «Расколотое Я» [Лэйнг, 1995].

Фигура матери как нечто инцестуозно-устрашающее, как vagina dentata может сохраняться у человека, особенно у психотика, на всю жизнь. Вот что пишет о Жаке Лакане его биограф Элизабет Рудинеско:

В этом семейном романе доминация матерей всегда представала как причина уничтожения или ослабления функции отца. Что касается женской сексуальности, то Лакан после своих встреч с Батаем и чтением Мадам Эдварды рассматривал ее теоретически как нечто отвратительное, как черную дыру, как предмет, оснащенный крайней оральностью, как непознаваемую субстанцию: реальное, но устроенное иначе. В марте 1955 года в ошеломляющей лекции, посвященной знаменитому сну Фрейда об Ирме, рассказ Фрейда он интерпретировал соответствующим образом, отождествляя раскрытый рот Ирмы с зиянием промежности, откуда появлялась страшная голова Медузы. И потом, уже в 1970 году, желая сжать в одной фразе весь ужас, который внушали ему матери, и все отвращение, которое он испытывал перед животной природой метафоры орального таинства, он заявил: “Огромный крокодил, в пасти у которого вы находитесь – это и есть мать. И никто не знает, что может взбрести ему в голову в ближайшую минуту: он может просто взять и захлопнуть пасть. В этом и состоит величайшее желание матери” [Roudinesco, 1992].

В «Психозе» Хичхока у Норманна Бейтса отец умер, когда ему было пять лет, и его болезнь явно происходила от шизофреногенной матери. Как же все произошло? Обратимся к сюжету фильма.

Вначале мать появляется в виде фигуры в окне. Бейтс уверяет, что она не в своем уме и не может ни с кем разговаривать. Затем Мэрион, девушка, которая украла 40 000 долларов и остановилась в отеле у Норманна Бейтса, слышит отвратительный голос его матери, который говорит: «Нет, я не хочу, чтобы ты приглашал на ужин девушек. Она не насытит

грязных желаний с моим сыном». Итак, сексуальные желания – грязные, что подключает тему обсессии, которая исходит, не из голоса отца, а из голоса матери, что странно, поскольку обсессия с точки зрении традиционного психоанализа – это отцовское наследие. Во всяком случае, секс – это грязь, и это обсессивная максима! Грязь для обсессивно-компульсивных теснейшим образом связана с сексуальностью. Пациент российского психотерапевта Вячеслава Цапкина, по его устному сообщению, отождествлял грязь, которая находится на полу, по метонимическому соотнесению с «половой грязью». Молодая девушка 23 лет, обсессивно-компульсивная, студентка философского факультета, пригласила в дом своих родителей пожить на несколько дней своего друга, в которого она, по ее словам, была влюблена. Однако, по ее представлениям, они с другом должны были спать в разных комнатах. Родители пациентки, так как это им было по бытовым причинам неудобно, купили для гостя раскладушку и сообщили об этом дочери. Она была крайне недовольна. Когда же отец, озабоченный тем, что его взрослая уже дочь «засиделась в девках», полушутливо сказал жене, что, дескать, теперь они хотя бы «потрахаются вволю», жена ему ответила, что имела на этот счет разговор с дочерью, которая заявила, что «этот путь не для них», что секс – это грязное дело и к любви не имеет никакого отношения. По ее словам, ее друг, такой же обсессивно-компульсивный «ботаник», тоже студент-философ, разделял ее мнение.

Почему же компульсивные относятся к сексу с таким отвращением? Потому что секс связан для них с анальной сферой, например с анальной мастурбацией, к которой часто прибегают маленькие дети на соответствующей стадии психосексуального развития, отчего у них действительно становятся грязные и дурно пахнущие руки (о связи компульсивности с дурным запахом см. замечательную статью Виктора фон Гебсаттеля «Мир компульсивного» [Гебсаттель, 2001]). Отто Фенихель также пишет по этому поводу:

Физиологическая разрядка сексуальной активности пациентов не является адекватной разрядкой сексуального напряжения, которое реально выражается в их представлении о жестокости и грязи. <…>

Некоторые компульсивные невротики воспринимают сексуальность только в анальных понятиях, будто она сводится к туалету [Фенихель, 2004: 357, 361].

Фрейд в статье «Характер и анальная эротика» пишет, что «акт дефекации доставляет им удовольствие» [Фрейд, 1991а: 185]. Удовольствие от дефекации, наслаждение от дефекации и формирует анально-компульсивный характер и невроз навязчивых состояний. В дальнейшем благодаря реактивному образованию весь этот анально-сексуально-садистический комплекс начинает вызывать у взрослого компульсивного человека отвращение. Отсюда отвращение к сексу.

К анальности закономерно примешивается садизм. Возможно, что здесь также играет роль садистское истолкование ребенком «первосцены»: когда он наблюдает за половыми сношениями родителей, ему кажется, что отец совершает садистское насилие над матерью – скопофилия характерна для Норманна: он наблюдает за тем, как Мэрион раздевается в «вагинальную» дыру (см. ниже) (эдипальная проблематика благодаря регрессии при компульсивном неврозе истолковывается в анально-садистических понятиях).

Итак, не случайными оказываются деньги (обсессивно-компульсивный объект, отождествляющийся с испражнениями), на которых замешана вся фабульная основа фильма: 40 000 долларов, которые крадет Мэрион; числа, которые играют большую роль в осбессивном дискурсе [Руднев, 2000а]: номер 1 и номер 10 – всего 12 номеров в мотеле; 700 долларов за машину и 10 долларов за № 10 в мотеле. Норманн Бейтс провляет также скупость, он говорит, что чучела птиц, которые он изготовляет так же, как 10 лет назад изготовил чучело своей мамаши, это «дешево, иголка, нитка, труха» (скупость согласно основополагающей статье Фрейда «Характер и анальная эротика» – одна из фундаментальных черт обсесивно-компульсивного невротика [Фрейд, 1991а]).

Однако анальная аранжировка оказывается в Норманне слишком поверхностной (или режиссер не слишком разбирался в психоанализе). Во всяком случае, деньги (сорок тысяч) он выбрасывает в анально-вагинальную, впрочем, трясину вместе с убитыми телами Мэрион и инспектора Арбагаста и их машинами.

Даже неизвестно, страдал ли Норманн Бейтс шизофренией. Он был множественной личностью. Он убил свою мать и ее любовника из ревности за 10 лет до начала фильма, и с тех пор голос матери стал диссоциированной субличностью в его сознании, причем субличностью-хозяином.

Многие диссоциативные люди психотического уровня находятся в тюрьмах, а не больницах для душевнобольных. Части их личности, которые насильничают и убивают, нередко под влиянием иллюзорного состояния сознания, рождаются в результате травматического абъюза (насилия. – В. Р.) , который и создает расщепление [МакВильямс, 1998: 418].

Материнская часть личности Норманна не дает ему спать с девушками и ему, вернее, его мертвой матери, приходится их убивать. «Мать – лучший друг для парня», – говорит Норман Бейтс. Видимо, мамаша сильно мучила парня, так что к тому времени, когда она завела себе любовника, он был весь в ее Эдиповой власти. (Не забудем, что отец Норманна умер, когда мальчику было пять лет – классический Эдипов возраст.)

В фильме все время показывается лестница – символ полового акта, если следовать «Толкованию сновидений» Фрейда. По лестнице поднимается Норманн, чтобы перенести мать в подвал. Славой Жижек в фильме Софи Файнс «Путеводитель киноперверта» построил остроумную теорию этой сцены. Дом Норманна делится на три этажа, которые, по мнению Жижека, олицетворяют три инстанции его бессознательного: первый этаж – это его Эго, второй этаж, где обычно сидит чучело матери, это Суперэго, а подвал, естественно, – Ид. Когда он переносит мать по лестнице со второго этажа в подвал, говорит Жижек, он хочет вытеснить ее из своего Суперэго в свое Ид. (Подробно об этом фильме см. [Руднев, 2006b]. Но при всем остроумии данной интерпретации, мне кажется, что смысл этой сцены иной – Норманн, чтобы загладить вину за предполагаемый секс с Мэрион, совершает символический половой акт с матерью; спускается с ней по лестнице, держа ее на руках (ср. о сцене полового акта на могиле матери в «Чевенгуре» Платонова в разделе 15 настоящей работы).

Норманн Бейтс и любит свою мертвую мать и ненавидит ее, хочет и не может от нее освободиться. Все-таки характер его фиксации так глубок, что здесь имеет смысл говорить о шизофрении, порожденной «шизоидно-параноидной позицией» (Мелани Кляйн). Но где же в этом фильме утрата семиотического начала и шизофреническая трансгрессия за пределы семиотики? Норманн позаботился о том, чтобы мать всегда была с ним не в виде галлюцинаций, а в виде семиотически вполне определенной вещи – мумии. Иллюзией является тот факт, что мать жива и находится этот факт за пределами семиотики. Когда Норманн Бейтс говорит, что его мать жива, он врет, чтобы запутать людей, с которыми он общается. Или он верит в то, что говорит? Похоже, второе, а раз он в это верит, то это постсемиотическая бредовая реальность – и это все же шизофрения, которая, согласно Ненси МакВильямс, частый коморбидный спутник диссоциативных расстройств [МакВильямс, 1998: 440]. Хотя Норманн и врет тоже. Его слова, которые он говорит Мэрион: «Сын – плохая замена любовнику» и особенно «Я ненавижу то, чем она стала, я ненавижу ее болезнь», – это скорее ложь, а не бред. Но это не истерическая pseuodologia phantastica на публику, это шизофреническая ложь, чтобы сбить врага со следа (у шизофреника таким врагом часто бывает врач – см. раздел 11 о Рональде Лэйнге).

В фильме очень интересен символический образ вагины – это дыра в ванне, куда стекает сначала вода, когда Мэрион принимает душ, а потом ее кровь, и раздается возглас второй субличности Норманна: «Мама! Кровь! Кровь!» То есть он совершил символическую дефлорацию и спешит смыть кровь, спустить ее в вагину, отверстие в ванной или в унитазе, или в грязной трясине (анальная аранжировка) утопить автомобиль и тело Мэрион.

Когда Бейтс отрицает убийства, которые совершила его материнская субличность (он как бы говорит: «Это не я убил, это сделала моя мать»), то он поступает в соответствии с теорией Лакана, который рассказывал на семинаре «Психоз и Другой» историю о мальчике, побившем другого мальчика и сказавшем: «Это не я его побил, это другой». И он прав, говорит Лакан, конечно, это и был Другой в нем [Лакан, 2001]. Но в мальчике это был не диссоциированный Другой, а в Норманне диссоциированный, за поступки которого он не отвечает. Впрочем, не отвечает ли? В конце фильма, когда материнская субличность полностью побеждает и Норманн превращается в свою мать (что с клинической точки зрения довольно сомнительно), важно, что это выгодно ему – если он диссоциированный психотик, его не посадят в тюрьму или даже на электрический стул за совершение нескольких убийств, поэтому притворяться мамочкой, которая и мухи не обидит, очень даже неплохая тактика.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Продолжение на ЛитРес

Шизогенная и шизофреногенная мать — Анна Сухова — Официальный сайт

Эти два понятия многое расставят по своим местам. И в воспитании детей и во взаимоотношениях с партнерами, и с родителями, в том числе. ▪️Шизогенная мать — формирует у ребёнка шизоидные черты характера, личности.

◾️Шизофреногенная мать — формирует болезнь шизофрению.

Ещё Фрейд указал на психологические причины возникновения шизофрении. Те матери, которые бесконечно впадают в крайности: то чрезмерно суровы и строги, то излишне заботливы и проявляют гиперопеку к ребёнку. Ребенок в такой ситуации находится в психологическом напряжении. Никогда не известно, чего же ожидать от такой Мамы. У ребёнка развиваются психологические защиты. Он уходит в свой собственный мир, спокойный, детский и красочный. В этом мире ребёнка интересует только его личный нарциссищм и эгоцентризм. Его желания самые важные и нужные, а все потребности других перестают существовать. Ребенок реагирует своими крайними мерами, на все крайности матери. Чем ребенок становится старше, тем больше к нему требований социума. И у ребёнка возникает сопротивление на социализацию. У взрослеющего такого ребёнка либо все вокруг «враги» и мания преследования, либо такое же маниакальное желание «овладеть миром», достичь величайших высот и прославиться на весь мир.

Соответсвенно, чем больше отвергала мать в детстве своего ребёнка, тем более тяжёлая стадия во взрослом возрасте — негативизм, грубость, хамство и жестокосердие распространяется на всех вокруг у такого взрослого человека. Главным центром вселенной является только он сам и его личные великие цели.

Такие матери имеют власть над своими детьми и во взрослом возрасте — это дониминирующие, не обращающие внимание на потребности любимого ребёнка, женщины. Ребенок все время должен. А что? Шизофреногенная мать обязательно найдёт. Для неё ребенок — это публичный проект, а не маленький и чувствующий человек. Как правило, даже трудности связанные с воспитанием ребёнка возводятся в некий культ «все для тебя», «жизнь отдала», «последний кусок хлеба тебе». На самом деле, все жертвы были связаны с личными целями шизофреногенной матери. Шизогенная мать идёт на поводу у своих эмоций, особенностях характера и личных жизненных задач. Она не может эмоционально контролировать себя в присутствии ребёнка.

Такие матери себя и свою личность любят гораздо больше, чем личность своего дитя. И не важно в каком возрасте это происходит. Такая мать любит своё отражение положительных качеств в ребёнке, а «все плохое у тебя от твоего отца».

Признаки шизогенной матери:

* всплески вербальной агрессии

* демонстративное отвержение ребёнка

* доминантная правота матери всегда и во всем

* повышенный контроль

* игнорирование желаний и потребностей маленького человека

* отсутсвие кинестетического контакта

Все это порождает поведенческую и психологическую реакцию по шизоидному типу. Со временем ребёнку становится хорошо только в мире иллюзий и фантазий. Ведь только там он чувствует себя в безопасности, любимым и защищённым. Во взрослом возрасте такой тип взросления делает невозможным эмоциональное сближение, а значит гармоничное построение личных отношений. Травматическое личный опыт формирует витиеватое и искаженное мышление взрослого человека.

Что делать?

1. Временно изолировать себя от воздействия травмообразующей личности.

2. Осознать и принять особенности своего мышления и развития. Выстроить систему: развить положительное и снизить влияние отрицательного в жизни.

3. Записаться на консультацию к квалифицированному психологу, чтобы с помощью специалиста скорректировать последствия воспитания шизогенной матери.

Как шизофреногенная мать влияет на будущее своего ребенка

Простыми словами о синдроме Мюнхгаузена у матерей

Психические расстройства отрицательно влияют на качество жизни, создавая проблемы преимущественно в социальной сфере.

Но есть и такие расстройства, в результате которых человек вполне осознанно наносит вред своему физическому здоровью, действуя при этом «чужими руками».

Как шизофреногенная мать влияет на будущее своего ребенка? Узнайте об этом из нашей статьи.

Что это такое в медицине?

Синдром Мюнхгаузена — что это такое простыми словами?

Это симулятивное расстройство, при котором индивид целенаправленно фабрикует симптомы болезни, чтобы получить медицинскую помощь.

При этом человек может преувеличивать реальные проблемы со здоровьем или приписывать себе несуществующие диагнозы, симулируя соответствующие симптомы.

Данный синдром был впервые идентифицирован и описан исследователем Ричардом Ашером в 1951 году.

Одержимые желанием пройти курс лечения «Мюнхгаузены» могут наносить себе вред, создавать на теле незаметные порезы, вкалывать неизвестные и опасные вещества, нарочно заносить грязь в раны, провоцируя появление гнойных нарывов и т. д.

Синдром Мюнхгаузена в медицине встречается достаточно часто, и среди «профессиональных больных» преобладают мужчины.

Зачастую людей с расстройством направляют на лечение и даже операции, так как идентифицировать расстройство удается не всегда (или не с первого обращения).

Причины возникновения

Точные причины развития синдрома Мюнхгаузена остаются для специалистов загадкой.

Однако ученые полагают, что подобное расстройство развивается у людей, которые в детстве не получали достаточно внимания.

Недолюбленные дети быстро понимают, что любое недомогание заставляет взрослых суетиться вокруг кровати с больным малышом. Т.е. «положение больного» в их случае связано с реальными выгодами и преимуществами.

Во взрослом возрасте человек специально разыгрывает роль больного, чтобы получить порцию заботы, сострадания, любви, внимания и даже уважения за то, как стойко «Мюнхгаузен» борется с недугом.

Часто люди с подобным расстройством являются выходцами из неблагополучных, неполных или многодетных семей. В таких условиях ребенок не чувствует любовь и защиту родителей, или активно конкурирует с другими членами семьи за внимание матери/отца.

Симптомы и признаки

Люди с синдромом Мюнхгаузена — это истероидные, зависимые от чужой оценки, демонстративные личности.

Они обожают находиться в центре внимания и отличаются некоторой инфантильностью.

Стоит отметить, что люди с подобным синдромом обладают отличными актерскими данными и богатой фантазией. Эти качества обеспечивают правдоподобность «болезненного спектакля».

Люди с синдромом Мюнхгаузена склонны ко лжи, а также очень хорошо ориентируются в нестандартных ситуациях, что позволяет им быстро и эффективно заметать следы и прятать улики, а также парировать любые обвинения и подозрения.

Умелый актер должен также хорошо разбираться в болезнях и терминах, чтобы симулировать у себя те или иные симптомы.

Синдром Мюнхгаузена отличается от ипохондрии тем, что ипохондрик думает, что он болен, а человек с Мюнхгаузеном хочет болеть и жаждет, чтобы его лечили.

Клиническая картина расстройства

Страдающие от расстройства «профессиональные больные» убеждают окружающих в наличии патологии и необходимости ее коррекции (преимущественно посредством хирургического вмешательства).

Они не поддаются на уговоры и убеждения врачей, пытающихся вразумить «борона» и доказать что тот здоров.

Как правило, люди с расстройством обращаются в ближайшие больницы, чудесным образом «извлекая на свет» необходимые симптомы, соответствующие профилю лечебного учреждения.

Если врач при осмотре заподозрит пациента во лжи, зависимый от лечения человек немедленно отправиться в другое медицинское учреждение.

Недоверие врачей и отказ от радикальных мер лечения могут вызвать у «Мюнхгаузена» приступ агрессии и гнева.

Страдающий синдромом пациент начинает угрожать специалистам обращением в уполномоченные инстанции, летальным исходом в результате обострения собственного недуга, жалобами и проч.

Посмотрев фильмы про синдром Мюнхгаузена («Девятая жизнь Луи Дракса», «Маленькая ложь во спасение», «Похороните меня за плинтусом») можно составить точное представление о расстройстве, его развитии и последствиях.

Описание делегированного синдрома

Делегированный синдром Мюнхгаузена (он же синдром Мюнхгаузена по доверенности) — это вид симулятивного расстройства, при котором родитель или опекун намеренно вызывает у зависимого и уязвимого человека симптомы болезни или фабрикуют их, чтобы обратиться за помощью медиков.

Речь в данной ситуации идет не о простом симулировании болезни, так как ребенок или уязвимый взрослый не принимает участие в «больном спектакле», являясь лишь марионеткой в руках человека с реальным расстройством.

Опекун или родитель наносит зависимому лицу вред, чтобы обеспечить правдоподобность истории болезни.

Но зачем человек целенаправленно причиняет вред ближнему? «Бароны» не получают удовольствия от страдания уязвимых «больных».

Но они получают эмоциональные выгоды от сострадания врачей, восхищения окружающих собственной стойкостью и преданностью, участливых взглядов и вопросов по поводу состояния проходящего лечение человека.

Чаще именно матери страдают от делегированного синдрома. И они могут сутками просиживать у койки больного малыша, приносить в жертву личную жизнь и карьеру, терпеть различные неудобства и финансовые убытки.

В больницу поступил маленький пациент, которого привезла мать. Тело мальчика было покрыто гнойными нарывами непонятного происхождения. В результате длительных и серьезных обследований причины патологии выявлено не было.

При этом мать плакала, настаивала на срочной госпитализации ребенка и даже требовала хирургического вмешательства.

В первый раз мальчика положили в больницу, где вскрыли нарывы и сделали перевязку.

Малыш быстро пошел на поправку. Но самым странным в этой истории было то, что за все время пребывания в леченом учреждении у ребенка не появлялись новые нарывы.

Спустя месяц после выписки история повторилась. Мама снова привезла сына на лечение. Тело ребенка было покрыто воспалениями. При этом женщина плакала, умоляла оказать малышу помощь и отказывалась отходить от больничной койки.

Сопоставив отдельные факты, врачи начали подозревать мать во лжи. Но женщина быстро забрала ребенка из больницы, обосновав свое решение желанием обратиться в частную клинику.

Через неделю медсестра призналась, что видела, как мать делала малышу укол грязным шприцом.

В больницу обратилась женщина, утверждавшая, что ее 2-ух летняя дочь засунула в нос пластиковую деталь от игрушки.

При обследовании выяснилось, что в носовой полости действительно застрял инородный предмет.

Через две недели женщина обратилась к специалистам вновь. В этот раз девочка проглотила пластиковую деталь. Мать настаивала на немедленной операции, впадая при этом в истеричное состояние.

В третий раз женщина утверждала, что малышка протолкнула фрагмент конструктора в ухо. При тщательном осмотре инородного предмета обнаружено не было.

Но женщина все равно настаивала на операции и очень злилась, когда врачи опровергли факт наличия пластикового элемента в ушном проходе. В результате она покинула клинику с намерением найти более компетентных врачей.
[1]

Синдром Мюнхгаузена у матерей является причиной детского отставания в развитии.
[3]

Ребенок, посредством которого мать добивается прямого контакта с врачами, испытывает сильнейший стресс, не может налаживать контакты со сверстниками, позже других малышей начинает ходить, говорить и играть.

Иногда ситуация заходит так далеко, что родитель доводит своего ребенка до критического состояния или даже организовывает убийство, чтобы потом играть роль раздавленного горем человека и получать сочувствие окружающих.

Действенных способов коррекции синдрома не существует.

Большую роль играет желание самого пациента избавиться от расстройства и его готовность осознать наличие проблемы и необходимость ее решения.

Если больной с синдромом Мюнхгаузена «попался» в руки врачей, его направляют на психологические тренинги, назначают семейную терапию или регулярные консультации у специалиста.

В случае, когда индивид с расстройством опасен для себя или окружающих (зависимых и уязвимых близких), «Мюнхгаузена» отправляют на принудительную госпитализацию с дальнейшим медикаментозным лечением.

Главная задача специалиста при работе со страдающими от расстройства людьми — показать человеку, что существует реальная проблема (не спровоцировав при этом агрессии и новой порции лжи).

Специалист также должен транслировать пациенту, что кроме исполнения роли «больного» есть и другие способы добиться расположения окружающих, а постоянные медицинские вмешательства ограничивают и снижают качество жизни.

Велика вероятность замещения, при которой человек с расстройством воспринимает синдром Мюнхгаузена как очередной повод для получения медицинской помощи и эмоциональных выгод.

Синдром Мюнхгаузена при условии халатного отношения врачей может закончиться серьезными проблемами со здоровьем, инвалидностью и даже летальным исходом.

Поэтому специалистам важно не идти на поводу у человека с расстройством и внимательно отслеживать симптомы, указывающие на наличие синдрома.

Симулятивное расстройство или синдром Мюнхгаузена:

Шизофреногенная мать

К сожалению, шизофрения – самая распространённая психиатрическая проблема нашего времени. При этом, дети и подростки страдают этим недугом в среднем в 5-6 раз чаще взрослых. А не секрет, что психические отклонения детей, как правило, провоцируются их родителями.
Кто же это такая – шизофреногенная мать? Почему она толкает своё дитя в болезнь, хотя, казалось бы, должна, наоборот, всячески оберегать ребёнка от этой болезни?

Основные черты шизофреногенной матери

Почему такое поведение матери провоцирует уход с болезнь?
Перед растущим человеком стоят определённые задачи. Прежде всего, это задача – найти себя, состояться в качестве человека, личности и индивидуальности. На этот путь толкает каждого малыша его человеческая природа.
Однако маленький человек крайне зависим от мамы. Он не может обойтись без неё буквально ни дня, он связан с ней психологической пуповиной. И его мама, его опора, его надежда, его самое близкое существо, его земной Бог – фактически требует от него: не будь человеком. Стань моей куклой, которой я буду манипулировать. Откажись от себя, чтобы угодить мне. Тогда я буду довольна тобой.
Выбрать путь развития – значит оказаться в конфликте не только с мамой (хотя и это для большинства детей невыносимо), но и с самим собой. Ведь своего рода обожествление родителей – характернейшая особенность психологии всех детей.
Поэтому такая позиция матери толкает малыша на другой путь (а третьего не дано) – отказа от себя.
Это и есть путь в болезнь.

Шизофреногенный отец
Отцы редко, по сравнению с мамами, провоцируют болезнь. Однако это возможно.
Такой отец, если у него дочь, отвергает её: явно не любит её, не интересуется ею, не принимает участия в её жизни. Он является отцом только формально. Фактически это чужой человек.
Если у него мальчик, отец провоцирует болезнь, когда предъявляет сыну невыполнимые требования и жёстко наказывает за их невыполнение, особенно, если эти наказания связаны с насилием над личностью малыша, унижением. Также провоцирующим является на внешний взгляд прямо противоположное поведение отца по отношению к сыну: попустительское, бесхарактерное, без всяких требований. Таких мужчин ещё называет «тряпками». На такого отца нельзя опереться, положиться.
Это тоже не настоящий отец.

Шизофреногенная семья
Более половины будущих шизоидных психопатов растут в неполных семьях.
Однако и полная семья может толкать малыша в болезнь.
Так происходит, если взрослые живут каждый своими интересами, не имеют общих целей. Они живут в одной квартире, но фактически не являются семьёй. Они не вместе, а порознь.
Если мама и папа постоянно ссорятся, на глазах детей, в том числе, это тоже провоцирует уход в болезнь.
Если отношения в семье холодные, отчуждённые, формальные, нет дружбы и любви, это тоже болезнетворный фактор.

Нужно добавить, что рост числа заболевших шизофренией детей провоцируется самим современным обществом. С точки зрения его норм и ценностей такая дама, как Ольга, например, — абсолютно идеальная мать.
Именно уклад жизни и ценности Общества Потребления ведут к появлению огромного количества несчастных женщин с несложившейся личной судьбой, а уже эти женщины, пытаясь компенсировать отсутствие подлинного смысла и счастья в своей жизни, невольно начинают толкать своих детей в болезнь.
Как правило, взрослый человек, ведущий себя так, не признаёт своих проблем и всячески защищается от информации, которая могла бы раскрыть ему глаза.
Однако в глубине души женщина полна отчаяния и молит о помощи.
Ей и её малышу можно помочь, но только в том случае, если она сама захочет этого.

Деспотичная мать, или Как вырастить шизофреника.

Запись опубликована लीना · 29 августа 2014

1 792 просмотра

Автор: Парфенова О. А., Москва.

«Деспотичная» мать, «шизогенная» мать, «шизофреногенная» мать, «отвергающая» мать, «сверхопекающая» мать — термины, отражающие тип поведения матерей, введенные в практику психиатрами и психоаналитиками (в большинстве доступной литературы рассматриваются как синонимы) — тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других, с сильной тревожностью и властностью, осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка и зорко следит за четким исполнением написанного плана (в особенно тяжелых случаях, когда не встречает сопротивления, контроль может осуществляться и до пенсии «ребенка»).

Концепцию шизофреногенной матери предложила немецкий психиатр Фрида Фромм-Райхманн, которая развила представление Фрейда о том, что холодные или чрезмерно заботящиеся о воспитании родители могут привести в движение шизофренический процесс.

При лечении больных шизофренией она обратила внимание на их матерей и описала этих матерей как холодных, доминантных и незаинтересованных в потребностях ребенка. Эти матери постоянно сообщают о своем самопожертвовании, в то время как на самом деле используют детей для удовлетворения собственных нужд. Одновременно они проявляют гиперопеку и, в то же самое время, отвергают ребенка, т.е. дезориентируют ребенка и подобными действиями «готовят почву» для шизофренического функционирования.

Г. Бейтсон предложил теорию двойной связи, по которой возникновение и развитие шизофрении объяснялось, прежде всего, особенностями общения в семье больного: в детстве, в его семейном окружении. Длительное детальное (с подробной киносъемкой) изучение некоторых «шизогенных» семей, показало, что ребенок в такой семье находится в особых условиях, и ключевое положение в развитии болезни чаще всего — у матери.

Было установлено, что происходящее в этих семьях, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви: мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал «двойной связью».

Мать, как правило, имитирующая отсутствующее чувство любви к своему ребенку, не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием.

Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением.

Видео удалено.

Видео (кликните для воспроизведения).

Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-либо косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка практически всегда находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесных сигналов, мимики, жестов, или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.

Оказалось, что практически все внушения матери в такой семье имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с другими детьми, а на высшем, более абстрактном уровне – что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д. Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой (двойным посылом).

У ребенка постоянно в ходе общения с такой матерью возникает практически безвыходная ситуация: «Если я хочу сохранить «любовь» матери, я не должен показывать ей, что люблю ее; но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю».

Другие исследования в этой области показали, что больные шизофренией, как правило, уже в раннем детстве не давали матери особых поводов для беспокойств: быстро развивались, рано начинали говорить, легко отлучались от груди и привыкали к новой пище, быстро усваиваивали правила гигиены, редко плакали — одним словом, не доставляли матери беспокойства. Словно он (ребенок) существует, чтобы выполнять желания матери, было выдвинуто предположением, что уже в самом раннем возрасте на подсознательном уровне ребенок воспринимает истинные чувства своей матери и боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении. Шизофреногенная мать воспринимает своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой — как послушного и прекрасного.

Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я».

Из него вырастет такой же удобный для всех взрослый — со сложной системой «ложного я», отвечающей ожиданиям многих людей. Но в какой-то момент баланс между полномочиями «истинного» и «ложного» я нарушается — «ложное я» становится все более самостоятельным и контролирующим все большее число аспектов жизни шизоида.

«Истинное я» катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности — и начинается болезнь.

Открытый таким образом механизм двойной связи («двойного посыла») не ограничивается только отношениями между матерью и ребенком, а представляет очень распространений тип взаимоотношений в семье и обществе.

С практической точки зрения ясно, что не у всех деспотичных матерей дети страдают шизофренией.

Считается, что здоровая реакция ребенка на лицемерие матери – это сопротивление : почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», то есть высказывать и/или доказывать несправедливость матери и отстаивать свою правоту. Однако, мать реагирует резко: запретом комментировать ее поведение (например, угрожает отдать ребенка в детский дом, выгнать на улицу, сойти с ума или умереть, и т.д.). Таким образом мать пресекает попытки ребенка сопротивляться.

Отец, как правило, тоже не может помочь ребенку, поскольку в «шизогенных» семьях отец ребенка либо подавлен своей женой, либо рано уходит из семьи.

По мнению многих исследователей у деспотичной матери из дочери вырастет точная ее копия, т.е. дочь впоследствии тоже станет деспотичной матерью; а сыновья деспотичной матери отличаются склонностью к асоциальному поведению, они становятся алкоголиками, наркоманами, маньяками, преступниками, ; а также шизофрениками и/или просто неудачниками.

Поведение, обычно не приводящее к немедленной смерти, но являющееся опасным и/или сокращающее жизнь (пьянство, курение, отказ от медицинской помощи при серьёзных заболеваниях, нарочитое пренебрежение ПДД или техникой безопасности, экстремальный спорт без надлежащей тренировки и экипировки, пренебрежение опасностью во время боевых действий), при том, что совершающий понимает его опасность, но возможный риск ему безразличен — является саморазрушающим, а по сути расценивается как скрытый суицид.

Психоаналитик Марина Тарханова достаточно красочно высказалась относительно деспотичных матерей.

Такая мать всегда найдет поводы для упреков. Властной матери нужен такой ребенок, чтобы всегда жил по ее указке и никогда не становился самостоятельным, она считает, что ее ребенок обязан отождествить себя с тем образом, который создала относительно его в своем воображении его мать, ребенок обязан забыть про свои собственные желания.

Сопротивление, непослушание и возражения будут жестоко подавлены.

Существенным отличием деспотичной матери является следующее: мать предписывает ребенку не только, что делать, но и что думать и какие чувства испытывать. Кроме того,деспотичная мать заранее принимает меры профилактики свободомыслия: осуществляет тотальный контроль по схеме, напоминающей схему обращения в фанатика-сектанта.

При этом она может много говорить о любви и проявлять показную гиперопеку, однако это скрытая форма манипуляции и источник «двойного послания».деспотичная мать не способна критично оценивать свои действия относительно чрезмерной опеки, она не замечает последствий своего давления и всегда твердо убеждена в том, будто знает «что такое хорошо и что такое плохо».

Из личной практики приведу пример. Прилежная, послушная девочка, отличница, всегда бесприкословно выполняла просьбы взрослых, вежлива, предупредительна — одним словом- идеальный ребенок. Мать, проявляя к ней жестокость (побои) внушала своей дочери: » — если ты раскажешь кому-нибудь что твоя мать бьет тебя, все подумают, что ты дрянь; ты доводишь свою мать до такого состояния, что она бьет тебя! Вот я была хорошей девочкой, твоя бабушка никогда меня не наказывала !». Мать запрещала ей дружить с одноклассниками, ходить в гости к другим детям, т.е. всячески пресекала контакты ребенка с окружающим миром. Удивительно ли, что эта девочка сторонилась сверстников и у нее не было друзей, что она никогда и никому не рассказывала о побоях дома?

Отношения властной матери и ребенка парадоксальны и всегда трагичны. Мать обладает в миллион раз более могучими инструментами для «промывания мозгов», чем любой гуру в деструктивной секте — потому что мышление ребенка не обладает критическим оцениванием, потому что он нуждается в матери и любит ее такой, какая она есть; потому что он очень желает исполнить ее требования и страдает, если этого не удается. А требования деспотичной матери всегда неадекватны его возможностям. Ребенку даже нельзя выразить несогласие, а если он все же осмелится, то будет жестоко наказан. Неспособность выполнить высокие материнские требования, ее постоянные разочарования надолго врежутся в память, откликаясь чувством неизгладимой вины.

Находясь под давлением этих ожиданий всю жизнь, человек воспринимает свою неспособность как нечто само собой разумеющееся, становится неудачником в своих отношениях с миром, чем еще больше раздражает свою мать и увеличивает ее прессинг.

Деспотичная мать, или Как вырастить шизофреника.

Запись опубликована लीना · 29 августа 2014

1 792 просмотра

Автор: Парфенова О. А., Москва.

Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я».

С практической точки зрения ясно, что не у всех деспотичных матерей дети страдают шизофренией.

Психоаналитик Марина Тарханова достаточно красочно высказалась относительно деспотичных матерей.

Сопротивление, непослушание и возражения будут жестоко подавлены.

Шизофреногенная мать: тропа в ад вымощена ее поведением

Рассказывает российский психолог Рыженко Ирина Владимировна:

Шизофреногенная мать — это тип матери, поведение которой может привести к шизофрении у ребенка. При этом сама мать, с точки зрения медицины – здорова. Мне чаще приходится работать с детьми подобных матерей. И теперь, когда опыт немного накопился в данной теме, хочется подробнее описать этот феномен и с точки зрения матери, и с точки зрения ребенка.

Часто это добрая и очень заботливая мать. Она много знает, много понимает, у нее все под контролем. Высокая тревожность заставляет ее все продумывать до мелочей. Как бы чего не произошло, ведь мир так опасен.

Своего ребенка она воспринимает как собственность, с которой можно делать все, что угодно. Потребности и желания ребенка игнорируются, не слышатся.

Для такой матери характерна низкая или полное отсутствие критичности к своему поведению и к реальности вообще. Ребенок должен кушать тогда, когда этого хочет мама. Он должен спать, когда мама решила, что пора. С кем ребенку дружить/не дружить мама знает тоже. Ребенок должен чувствовать то, что нравится маме. Одной из моих клиенток 13 лет мать говорит так:

— Улыбайся! Что ты такая грустная? Улыбайся, я сказала! – звучит почти как приказ.

Когда девочка пытается улыбаться (из страха, чтобы не вызвать еще большую ярость матери), мать заявляет:

— Что ты скалишься наигранно! Это оскал, а не улыбка!

Ребенок в такой ситуации чувствует замешательство, от которого недалеко до помешательства… Такой матери трудно угодить, как ни старайся.

Эта мать точно знает, каким должен быть ребенок и каким не должен. И будет очень мягко, но очень настойчиво добиваться этого соответствия. Любое отклонение ребенка от маминых представлений влечет ярость. Ребенок это чувствует, пугается и пытается соответствовать… Ценою разрушения собственной личности.

Лаской или угрозой ребенка приучают с самого детства рассказывать абсолютно все дорогой мамочке. Ребенок остается под таким же тотальным контролем, как тогда, когда он был в утробе. Мать знает о нем все! Только так она спокойна. А ребенок?

А кого это волнует? Вот так мать «любит» своего ребенка. Уж она-то знает — как она любит своего ребенка! Ведь ребенок – весь смысл ее существования. Она так прямо ребенку с рождения и говорит: «Ты единственная радость в моей жизни!»

А что чувствует ребенок?

Если этот вопрос задать матери, она даже не будет об этом спрашивать своего ребенка. Она за него знает, что он счастлив. Потому что считает, что с такой мамой он просто обязан быть счастливым!

Так что же ребенок чувствует на самом деле?
[2]

Давайте спросим у ребенка.

Настя 20 лет, живет 2 года отдельно от родителей. В терапии 2 месяца. Вот некоторые из ее фраз:

«Я чувствую стыд за свое существование на Земле»

«Я потеряла смысл, меня нет. Я рассыпана на крошки как хлеб, как пыль по всему миру»

« Я постоянно ощущаю присутствие матери, ее всевидящий глаз, будто она сидит у меня на плече и критикует»

« Я не могу расслабиться, чтобы заснуть. Мне постоянно нужно куда-то бежать, что-то делать.»

«Меня нет! Я золотая игрушка своей матери!»

Ребенок у такой матери чувствует себя поглощенным ею. В ее полной власти!

Ребенок шиофреногенной матери может быть очень болезненным. От вирусных заболеваний до тяжелых — типа эпилепсии и шизофрении. При этом тяжелые болезни имеют атипическое течение, что только подтверждает психологическую природу их происхождения.

Болеет ребенок для того, чтобы почувствовать границы своего тела, отдельные от матери. Хотя бы через боль…

У таких детей, а затем взрослых вопрос существования и не-существования ставится ребром. Я есть? Или меня нет? От мыслей о собственной бесполезности, о вопросах бытия и смысла человеческого существования до реальных суицидальных действий.

Такие дети ищут и находят экстремальные занятия, типа паркура, парашютного спорта и тому подобного лишь для того, чтобы почувствовать собственное, отдельное от матери, существование.

Татуировки, жесткий пирсинг тоже сюда. Из желания определить свои отдельные границы.

Видео удалено.

Видео (кликните для воспроизведения).

В любви шизофреногенной матери нет места доверию и чуткости к потребностям другого. А если честно, там нет любви вообще. Есть беспощадная власть с требованиями тотального подчинения представлениям матери об идеальном ребенке, прикрытая лже-заботой и лже-нежностью.

Источники

Герхардсен, Э. И больше не дерись! Как избежать ревности между детьми в семье / Э. Герхардсен. — М.: Альпина Паблишер, 2016. — 205 c.
Ошо Мужчина и женщина. Мир в гармонии и целостности. Мужчина и женщина. Секреты взаимности в астрологии и психологии. Танец энергий. Мужчина и женщина (комплект из 3 книг) / Ошо, Хайо Банцхаф , Бриджит Телер. — М.: ИГ «Весь», 2016. — 688 c.
Станкин, М. И. Психология общения / М.И. Станкин. — М.: Институт практической психологии, 2016. — 296 c.
Руденко, А. М. Психология делового общения / А.М. Руденко. — М.: Дашков и Ко, Наука-Спектр, 2016. — 264 c.
Высоков, И. Е. Психология познания. Учебник / И.Е. Высоков. — М.: Юрайт, 2014. — 400 c.

Как шизофреногенная мать влияет на будущее своего ребенка

Оценка 5 проголосовавших: 1

Приветствую Вас на нашем ресурсе. Я Ирина Самойлова. Вот уже более 6 лет занимаюсь психологией. В настоящее время являюсь специалистом и хочу подсказать всем посетителям сайта как решать их проблемы.
Все материалы для сайта тщательно переработаны для того чтобы донести как можно доступнее всю нужную информацию. Однако чтобы применить все, описанное на сайте — всегда необходима обязательная консультация у специалистов.

О шизофреногенной матери. Безумие: семейные корни

Взгляды, изложенные в книге Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона «Безумие: семейные корни», вызвали немалый интерес профессионального сообщества и широкий отклик, так как являются радикальными и противоречат общепринятой точке зрения на такое известное заболевание, как шизофрения. Между тем, идеи подкреплены исследованием, которое было проведено авторами в 1956 году.

«Поймите, друзья, я ничего не знаю о том, кто я и откуда попал в тёмный мир. Я помню себя только при дворе моей прекрасной королевы. Я думаю, она спасла меня от каких-то злых чар и привела сюда из великодушия… Даже и сейчас я под заклятием, от которого только она может меня освободить. Каждую ночь наступает час, когда разум мне изменяет, а вслед за разумом и тело. Я становлюсь таким бешеным, что мог бы броситься на лучшего друга и убить его, если бы не был связан. А потом я превращаюсь в чудовище, в огромного змея, голодного, гнусного и злого… Так мне все говорят, и это, конечно, правда, ибо она говорит то же самое.»
Клайв С. Льюис «Серебряный трон. Хроники Нарнии».

Революционные идеи в психиатрии

Основная идея, освещаемая в книге — это связь душевных заболеваний, в первую очередь шизофрении, с семьей больного, а если еще точнее, то их происхождение оттуда.

Авторы книги делают революционное для своего времени заявление: шизофрения, по сути, не является существующим заболеванием, это набор симптомов, вероятно, частично или полностью социально обусловленных. Они по сути полностью отрицают шизофрению как диагноз, предлагая вместо нее нечто другое.

«Мы используем выражение «шизофреник» для обозначения человека, чей опыт проживания или поведение клинически рассматриваются как проявления «шизофрении». Иными словами, личности с таким диагнозом приписываются такие опыт проживания и поведение, которые не являются просто человеческими, однако они являются результатом некоего патологического процесса, процессов психического и/или физического происхождения. Совершенно очевидно, что «шизофрения» – явление социальное, поскольку по крайней мере один процент населения может быть диагностирован как «шизофренический», если эти люди проживут достаточно долго» [1, С. 11].

В поддержку своей теории Лэнг и Эстерсон приводят первые работы по исследованию шизофрении тех времен, когда эта болезнь только была описана и профессиональное сообщество еще не приняло этот диагноз как данность, многие авторы выражали оправданные сомнения, что такую болезнь стоит выделить. Среди них Е. Блейлер (E. Bleuler) со своей монографией «Daementia praecox oder Gruppe der Schizophrenien», 1910 г. («Dementia praecox, или группа шизофрений», Dementia praecox от лат. – Ранее слабоумие).

Исследование Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона

Для исследования было отобрано 11 женщин, которым был официально поставлен диагноз «шизофрения». Авторам книги это количество кажется вполне достаточным для подтверждения своей теории.

В течение всей книги развивается идея о том, что поведение испытуемых, определяемое врачами как проявления шизофрении, на самом деле вызвано теми дисфункциональными отношениями, которые сложились в их семьях. Такое поведение было естественным и единственно возможным для них в данной ситуации, ведь им, по сути, не оставили другого выбора. Ознакомившись с представленными в следующих главах случаями, можно сделать вывод, что это действительно так или очень близко к тому.

Стоит отдельно сказать пару слов о выборке: все испытуемые — молодые (до 30 лет) женщины, выросшие в полных семьях со средним и высоким достатком. У них не обнаружены какие-либо органические нарушения, они не подвергались нейрохирургическим операциям. У части из них первые признаки шизофрении проявились еще в детстве, у остальных — в подростковом возрасте и старше. Всем им был официально установлен диагноз «шизофрения» на основании выраженных симптомов:

галлюцинации;
бред воздействия, преследования, параноидальный бред и т. д.;
несвязность мышления;
когнитивные расстройства;
кататония;
расстройства аффективно-волевой сферы;
нарушения поведения.

Все пациентки были госпитализированы для лечения в психиатрической больнице. Список препаратов, назначенных им, подробно не сообщается, однако указано, что некоторым назначался электрошок.

Проводились интервью с пациентками и их семьями, вместе или по отдельности. Для каждого случая приведен список, состав и количество часов интервью, а также наиболее интересные части из них, позволяющие раскрыть суть отношений пациенток с их родными.

Клинические случаи: сходство и примеры

После прочтения книги становится ясно, что описанные 11 семей имеют некоторые сходные признаки. Они повторяются во всех или нескольких случаях из выбранной группы. Среди таких признаков можно выделить следующие:

Сложные коммуникации между дочерью и матерью или обоими родителями, заключающиеся в неоднозначности передаваемых сообщений. Это отрицание либо обесценивание существующих фактов, ложная интерпретация, двойные послания, противоречащие друг другу, так называемый газлайтинг.

Например, первый случай из описанных — пациентка по имени Майя:

«Как говорила Майя, ее отец «…часто смеялся над тем, что я говорила ему, а я не могла понять, над чем он смеется. Мне казалось это очень обидным… Я рассказывала папе о школе, а он смеялся над моими словами. Если я рассказывала ему о своих снах, он смеялся и говорил, чтобы я не относилась к ним серьезно…» [1, С. 33].

Случай другой девушки, Клер Черч:

«Миссис Черч лишь с большим трудом удавалось поддерживать впечатление, что они «очень похожи… Чтобы увидеть сходство, приближавшееся к идентификации, миссис Черч приходилось отрицать собственное восприятие, побуждать Клер отрицать свои чувства и так изменять свои слова, жесты, движения, чтобы они не очень противоречили образу дочери, нарисованному матерью» [1, С. 83].

Семья Сары Данциг:

«Нам прежде всего нужно было объяснить, почему эта девушка так наивна. Можно было бы предположить… что попытки членов семьи мистифицировать ее, обмануть были следствием этой наивности. Отчасти так и было. Но наши данные свидетельствуют, что сама ее наивность есть результат предыдущих обманов и мистификаций. Таким образом, семья оказалась втянутой в порочный круг. Чем больше Сару мистифицировали, тем больше она становилась наивной, а чем больше она была наивна, тем определеннее для членов семьи была необходимость защищаться от этой наивности, обманывая девушку» [1, С. 124].

В семье другой пациентки, Руби Иден, существовала путаница даже относительно того, кто кем и кому приходится: свою биологическую мать она должна была называть «мамой», а тетю «матерью», отца – «дядей», а дядю – «папой».

«Руби с матерью жили вместе с замужней сестрой матери, мужем этой сестры (папа или дядя) и их сыном (двоюродным братом). Ее отец (дядя) был женат, жил с другой семьей где-то в другом месте и навещал их лишь изредка. В семье возникали яростные споры по поводу того, знала ли Руби, кто она на самом деле» [1, С. 140].

Такое отношение, несомненно, сильно дезориентировало пациенток, что они порой не могли отличить реальность объективную от созданной в таком дисфункциональном общении.

Семья как замкнутая система. В некоторых из описанных случаев пациенткам запрещалось вести социальную жизнь и общаться с людьми за пределами семьи, так как это объявлялось опасным.

Описанный случай Люси Блейр:

«Миссис Блейр рассказывала, что ее муж следил за всеми шагами Люси, требовал, чтоб она отчитывалась за каждую минуту, проведенную вне дома, говорил ей, что если она будет выходить из дома, ее похитят, изнасилуют или убьют… Он (и его брат, мать, сестра и невестка) терроризировали Люси рассказами о том, что случится, если она покинет «безопасность» дома. Он считал, что ей полезно таким образом «закаляться»» [1, С. 54].

В некоторых случаях пациентки при удалении от семьи и помещении в другую среду начинали чувствовать себя значительно лучше. Как, например, в случае пациентки Джун Филд:

«Вернувшись из лагеря, она впервые начала выражать свое истинное отношение к себе самой, к матери, к школьным занятиям, к Богу, к другим людям и так далее… Только мать увидела в этом проявления болезни…» [1, С. 160].

Строгие рамки и ограничения. Некоторые семьи (как и сами пациентки) были очень религиозны, другие имели строгие моральные принципы и правила, крайне сложные для выполнения.

Пример из случая пациентки Сары Данциг, родители которой были ортодоксальными иудеями:

«Сара… должна была руководить своими мыслями и поступками в строгом соответствии с принудительно-одержимой интерпретацией мистера Данцига религиозной ортодоксии. Пользуясь социальной наивностью Сары, полного повиновения семья требовала только от нее одной. И она не могла сопоставить праксис родителей с праксисом других людей, поскольку все ее контакты, помимо семьи, были оборваны» [1, С. 129].

У другой пациентки, Джин Хед, родители — ревностные нонконформисты фундаменталистского направления. Их взгляды и убеждения настолько противоречат потребностям и поведению живого человека, что у Джин формируются две личности: одна для дома, а другая — для себя. И когда давление становится невыносимым, у нее возникает бредовая идея, что ее родители мертвы:

«Вероятно, нет в обществе другой группы, члены которой в некоторых отношениях больше ожидали бы от себя. Образуя семьи и тем самым ведя сексуальную жизнь… люди, подобные Хедам и их родителям, считают грехом любые сексуальные фантазии, даже в отношении своего партнера по браку. Выражение сексуальных мыслей в отношении любого человека строжайше запрещено. (…) Они утверждают, что никогда не ссорятся и не сердятся. (…) Главная цель жизни — прославление Господа, однако детей нужно учить в светских школах и нужно приобретать и «низменные» технологические познания, чтобы выигрывать… в конкурентном обществе» [1, С. 192].

Подчеркнуто негативное отношение родителей к сексуальности пациенток: она либо отрицалась, либо порицалась, либо объявлялась чем-то ненормальным.

Пример из описанного случая Люси:

«Очевидно, мистер Блейр не считал свою тревогу из-за жены и дочери чрезмерной, и нам было ясно, какой он хотел видеть дочь — чистой девственной леди-одиночкой. Редкие случаи проявления физического и частые проявления словесного насилия по отношению к ней оправдывались его взглядом на нее как на сексуально распущенную женщину… Своей сексуальностью дочь его предала» [1, С. 67].

Другая пациентка, Майя, также рассказывала на интервью о своих сексуальных мыслях в отношении отца и матери. Родители при этом все отрицали: «Этого не было».

В случае с пациенткой Руби Иден родные весьма своеобразно отреагировали на ее случившуюся беременность:

«Как только они услышали об этом от Руби, мама и мать усадили ее на диван в гостиной и, пытаясь влить ей в матку мыльную воду, со слезами на глазах, укоризненно, жалостливо и мстительно принялись объяснять ей, какая она дура, какая она шлюха, какая она неудачница… что за свинья этот парень, какой позор…» [1, С. 142].

Повышенное внимание к личности и действиям пациентки, обсуждение ее, стремление принимать участие во всех ее делах, «жить ее жизнью». Размытые, нечеткие личные границы, тотальный контроль, вплоть до бредовых идей непосредственного или опосредованного воздействия на мысли и личность. Это, в свою очередь, могло стать причиной бреда воздействия.

Пример из случая Майи:

«Мать жаловалась нам, что Майя не хочет ее понять, отец чувствовал то же самое, и оба очень обижались, что Майя им ничего о себе не рассказывает. Любопытна их реакция на это: им стало казаться, что Майя обладает некой особой прозорливостью. Они убедились, что она в состоянии читать их мысли» [1, С. 33].

Далее описываются «эксперименты по чтению мыслей», которые регулярно проводили родители с Майей, ничего не сообщая ей об этом, то же проделывала и она сама с ними. В семье поддерживалась идея, что члены семьи могут проникать в мысли друг друга. Последствия были предсказуемы:

«Клинически она «страдала» «идеей влияния». Она неоднократно повторяла, что, вопреки своим желаниям, оказывает на окружающих неблагоприятное влияние, и они также пагубно на нее влияют — вопреки ее сопротивлению» [1, С. 34].

Тотальный контроль действий хорошо заметен в случае пациентки Джун Филд:

«Родители не давали Джун карманных денег, но говорили, что дадут, если Джун расскажет, на что они ей… Ей приходилось давать отчет о самых мелких своих приобретениях. Однажды… Джун нашла в кино шиллинг, и родители заставили ее отдать шиллинг администрации. Джун говорила, что это нелепо, что это значит «слишком далеко заходить в честности, что если бы она сама потеряла шиллинг, то не ожидала бы, что ей его вернут. Но родители весь следующий день говорили об этом, а вечером отец пришел к ней в комнату, чтобы продолжать вразумлять ее» [1, С. 167].

Многие пациентки действительно постоянно ощущали себя под пристальным вниманием и контролем, замечали эти попытки повлиять на них. Но поскольку были сильно дезориентированы и многое из того, что делалось на самом деле, родителями отрицалось, все это воспринималось как бред, спутанность мышления и т. д.

Еще пример из случая Люси Блейр, иллюстрирующий мироощущение больной:

«Я не верю тому, что вижу. У этого нет никаких подкреплений. Ничто никак не подтверждает это — все просто происходит передо мной. Я думаю, в этом моя беда. Все, что я могу сказать, не подкрепляется… не думаю, чтобы я понимала свою реальную ситуацию… я не уверена в том, что говорят люди, и говорят ли они вообще. Я не знаю, что именно плохо, если есть что-то плохое» [1, С. 57].

Шизофреногенная мать или оба родителя?

Идея шизофреногенной матери возникла примерно в те же годы, когда была написана эта книга — ее впервые высказала Фрида Фромм-Райхман в 1948 году. Такая мать, по описанию Фромм-Райхман, холодная и доминирующая, эгоистичная, стремящаяся к полному контролю над поведением ребенка. Ее поведение включает в себя особый паттерн, называемый double bind или двойная связь, что означает два противоречащих друг другу утверждения. В приведенных случаях видно, что такие паттерны встречались довольно часто в семьях пациенток, например, когда от них требовали самостоятельности и в то же время ограничивали во всем, разрешали встречаться с мальчиками и в то же время порицали любые сексуальные проявления и т. д.

Однако, теория Фромм-Райхман не получила научного подтверждения. В случаях, приведенных в книге, к тому же, речь не идет о поведении одной только матери: в формировании мироощущения больных участвуют все родственники. Так что, скорее, можно говорить о шизофреногенной семье, дисфункциональных отношениях и обстановке, провоцирующей заболевание.

Шизофрения и наследственность: современные исследования

Шизофрения считается наследственным заболеванием: если кто-то из близких или дальних родственников был болен шизофренией, то пациент имеет предрасположенность. Чем более близкие родственники болели шизофренией, тем больше вероятность, что симптомы болезни еще раз проявятся в данной семье. Однако, здесь есть очень тонкий и неоднозначный момент: передается ли шизофрения генетически или все же имеют место некие поведенческие паттерны? Авторы книги развивают вторую версию.

Вопрос о возникновении и неоднородности проявлений шизофрении занимает умы ученых всего мира уже много лет. Основные направления исследований — это этиология шизофрении, изучение генеза клинического полиморфизма и фармакологические исследования. То есть, если выражаться более простым языком, ученых интересует следующее: откуда все-таки берется шизофрения, почему ее симптомы так разнятся от случая к случаю, и как ее можно вылечить?

На сегодняшний день достоверно известны следующие факты:

дети с двумя больными родителями имеют риск возникновения заболевания 41-46%, еще более выражен этот риск у однояйцевых близнецов: 47-48%;
родители детей, больных шизофренией, имеют выраженные шизоидные черты личности, их когнитивные особенности очень схожи с аналогичными особенностями у больных, а примерно 20-30% родственников диагностированных шизофреников имеют так называемые «спектральные расстройства», представляющие собой ослабленные симптомы шизофрении или заостренные черты личности;
у детей с шизофренией и их родителей обнаруживают одинаковые биохимические и иммунологические отклонения [5].

Все это может указывать на то, что заболевание действительно происходит из семьи, и, возможно, имеет генетическое происхождение, однако до последнего времени ген шизофрении так и не был выявлен. Однако все изменилось в прошлом году, после публикации в журнале Nature, где сообщалось о том, что ген шизофрении был наконец-то открыт учеными: это был белок С4, локализованный в нейронных отростках, синапсах и телах клеток. У мышей С4 опосредованно влиял на ликвидацию синапсов в постнатальный период развития.

«Структурно разнообразные аллели генов компонентов дополнения С4 генерируют различные уровни выраженности С4А и С4В в головном мозге, причем каждый общий аллель С4 ассоциируется с шизофренией пропорционально его тенденции генерировать большее проявление С4А», — сообщается группой американских ученых во главе со Стивеном МакКэрролом из института Броуда при Гарвардском университете и Массачусетском технологическом институте [2]. Это исследование призвано объяснить, почему у больных шизофренией снижается количество нейронных связей.

Однако, не все так просто: открытие гена C4 лишь немного приблизило ученых к пониманию биологических механизмов возникновения болезни, но не является однозначным доказательством генетического происхождения шизофрении. Поскольку проявления заболевания очень разнообразны, также много и генетических отклонений, которые присутствуют в одних случаях и отсутствуют в других.

Перспективы исследований

В настоящее время многие исследователи шизофрении, а также защитники интересов больных все же склоняются к мнению, что это не общее заболевание, а лишь набор определенных симптомов. Многие даже отказываются от определения «шизофрения», считая, что такой диагноз стигматизирует больного и ничего не сообщает о его личности [3].

Многие врачи, непосредственно работающие с больными, рекомендуют увеличить финансирование немедицинских подходов, таких как семейная и когнитивно-поведенческая терапия. Также многие высказывают сомнения в правильности идеи о наследовании болезни, появившейся в основном благодаря семейным и близнецовым исследованиям. Эти ученые и врачи склоняются к мнению о преимущественном влиянии на развитие шизофрении среды, личных и семейных обстоятельств, пережитого стресса и психических травм, в особенности полученных в детском возрасте.

Список литературы:

1. Р. Д. Лэнг, А. Эстерсон. «Безумие: семейные корни». Екатеринбург, 2012 г.
2. «Schizophrenia risk from complex variation of complement component 4». «Nature» 530, 177-183 (11 February 2016)
3. Майкл Болтер «Шизофрения не хочет раскрывать свои тайны». Журнал «В мире науки», июль 2017.
4. Антон Кемпинский «Психология шизофрении». — М., 1998 г.
5. Комер Р. Дж., «Основы патопсихологии». М., 2001 г.

Автор: Надежда Козочкина, психолог.

Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Купить в Литрес Купить в OZON Купить в Лабиринте

Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором и нажмите Ctrl + Enter

Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека? | Психология

Кавычки здесь неспроста. «Шизофреногенная мать» (schizophrenogenic mother) — термин, определяющий тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других (Психологическая энциклопедия). То есть это совершенно здоровая женщина, не имеющая патологии.

Такой тип матери определяется сильной тревожностью и властностью. Она осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка. Своей задачей считает расписать каждый его шаг (в тяжелых случаях — до пенсии оного) и зорко следит за четким исполнением написанного плана.

В трудную ситуацию детей ставит и амбивалентность таких матерей, из которой возникает двойная связь. В этой ситуации ребенок совершенно не понимает, чего хочет его мама. Она может сказать ему: «Иди гуляй», но при этом все ее движения, мимика, то есть невербальные проявления, будут кричать: «Стой здесь, не ходи никуда!». А дети, как правило, очень чувствительны к таким моментам.

«Шизофреногенная мать» не умеет проявлять любовь, материнскую заботу и ласку. Она не интересуется делами и проблемами своего дитя. Вся ее жизнь сосредоточена лишь на том, чтобы требовать с него постоянного подчинения, выполнения уже составленного ей распорядка. Например, ребенок приходит из школы. Она не станет интересоваться, как у него дела, как он играл сегодня с друзьями (и есть ли они у него вообще), что ему понравилось изучать. Ее интересуют только цифры: какие оценки получил.

При таком воспитании ребенок вырастает эмоционально холодным, не умеющим проявлять свои чувства к людям, человеком, который не чувствует социальных норм, правил общества; все его действия пассивны — он ждет распоряжений; у него отсутствуют какие-либо желания и интересы. Он не понимает окружающий его реальный мир, а мир не понимает и не принимает его, считая чудаком «не от мира сего».

Недаром Эрнст Кречмер, психолог, назвал склонных к шизоидному типу детей «мечтой и радостью матерей». Они никогда не осмелятся ослушаться, высказать свое несогласие или поступить по-своему.

При этом внутренняя жизнь ребенка будет яркой, бурлящей, фантазийной. Там он будет настоящим героем для себя, самостоятельно принимающим решения, мечтающим, ненасытным в деятельности. Но все это будет скрыто за каменной стеной, которая будет отрицательно реагировать на малейшее вторжение на «закрытую территорию».

Это классический пример того, как происходит патологическое развитие личности при неправильном воспитании. Именно вследствие этого формируется шизоидный («шиза» — «расщепление») тип акцентуации характера, который может перерасти в патологию различной степени тяжести.

Дорогие родители! Любите своих детей, беспокойтесь за них, переживайте, но всегда помните, что они — личности, у которых должны быть свои желания, мечты, надежды. Прислушайтесь к ним и помогите сделать правильный выбор, но пусть окончательное решение останется за ними.

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека?

Подавляющая гиперопека считается самым неблагоприятным типом семейного воспитания. Основным образом, она проявляется сильнейшим контролем со стороны родителей ребенка. Главным действующим лицом в данной жизненной ситуации считается «шизофреногенная мать».

Кавычки здесь неспроста. «Шизофреногенная мать» (schizophrenogenic mother) – термин, определяющий тип матери, доминирующей и не заинтересованной в потребностях других (Психологическая энциклопедия). То есть это совершенно здоровая женщина, не имеющая патологии.

Такой тип матери определяется сильной тревожностью и властностью. Она осуществляет постоянный контроль за действиями ребенка. Своей задачей считает расписать каждый его шаг (в тяжелых случаях – до пенсии оного) и зорко следит за четким исполнением написанного плана.

При таком воспитании ребенок вырастает эмоционально холодным, не умеющим проявлять свои чувства к людям, человеком, который не чувствует социальных норм, правил общества; все его действия пассивны – он ждет распоряжений; у него отсутствуют какие-либо желания и интересы. Он не понимает окружающий его реальный мир, а мир не понимает и не принимает его, считая чудаком «не от мира сего».

Это классический пример того, как происходит патологическое развитие личности при неправильном воспитании. Именно вследствие этого формируется шизоидный («шиза» – «расщепление») тип акцентуации характера, который может перерасти в патологию различной степени тяжести.

Личностные особенности родителей оказывают существенное влияние на характер их отношения к ребенку. Ярким примером, подтверждающим это положение, является концепция шизофреногенной матери (Фромм — Райхманн, 1948). Шизофреногенная мать — деспотичная, властная женщина, которая эмоционально отвергает своего ребенка и одновременно вызывает у него сильную тревожность, мешает нормальному развитию своего ребенка из-за сильной потребности контролировать чужие жизни. Она стремиться быть безупречной в своих поступках и требует того же от других. Поэтому отец пассивно изолируется от семьи и позволяет своей жене окружить ребенка всеобъемлющей опекой. В результате ребенок уступает позиции и отказывается от внешнего мира ради безопасности, которую обещает всемогущая, противоборствующая мать, прячущая собственную ненависть и обиду за демонстрируемую заботу (Б. Суран, Дж. Риццо, 1979).

***

Годы спустя знаменитый клиницист, придерживающийся психодинамической теории, Фрида Фромм-Рейчман (Fromm-Reichmann, 1948), развила представление Фрейда о том, что холодные или чрезмерно заботящиеся о воспитании родители могут привести в движение шизофренический процесс. Она описывала матерей людей, страдающих шизофренией, как холодных, доминантных и незаинтересованных в потребностях ребенка. Согласно Фромм-Рейчман, эти матери говорят о своем самопожертвовании, но на самом деле используют детей для удовлетворения собственных нужд. Одновременно практикуя гиперопеку и отвергая ребенка, они дезориентируют его и тем самым готовят почву для шизофренического функционирования. Исследовательница назвала их шизофреногенными (вызывающими шизофрению) матерями.

Шизофреногенная мать — предположительно холодный, доминирующий и безучастный к потребностям других тип поведения. Раньше считалось, что такая мать может спровоцировать развитие шизофрении у своего ребенка.

***

Ребенок, не сумевший успешно пройти параноидно-шизоидную стадию, вступает в латентную фазу развития шизофрении. На этом этапе он не дает родителям поводов для волнений и выглядит как все нормальные дети, а часто даже кажется более нормальным, чем они (более удобный ребенок и кажется матери более нормальным — подобно тому, как умной мы называем послушную собаку, и наоборот). Такой ребенок быстро развивается, рано начинает говорить, легко отлучается от груди и привыкает к новой пище, быстро усваивает правила гигиены, редко плачет — одним словом, не доставляет матери беспокойства. Это значит, что ребенок боится проявлять свои собственные желания и настаивать на их выполнении; он существует, чтобы выполнять желания матери. Ситуация действительно страшная; но шизофреногенная мать воспринимает ее как прекрасную, а своего запуганного ребенка, не смеющего быть самим собой — как идеального. Требования шизофреногенной матери, ее ожидания и формируют у ребенка первоначальную систему «ложного я». Негативные ожидания сформируют, соответственно, «отвратительного ребенка»; но, как правило, шизоидные дети очень «правильные», послушные, честные — т.е. очень удобные для родителей и воспитателей. Из них вырастают такие же удобные для всех взрослые — со сложной системой «ложного я», отвечающей ожиданиям многих людей, которых шизоид считает опасными для себя. Но в какой-то момент баланс между полномочиями «истинного» и «ложного» я нарушается — «ложное я» становится все более автономным и контролирующим все большее число аспектов бытия шизоида. «Истинное я» катастрофически теряет ощущение как реальности мира, так и собственной реальности. Использование экстремальных методов для возобновления ощущения собственной реальности (эксцентричность) и характеризует фазу анормального поведения.

Несчастный ребенок при всем желании не способен соответствовать ожиданиям родителей. Выхода из этой ситуации нет; любое движение невозможно, как невозможно и само продолжение жизни. И шизофрения по Лэнгу представляет собой «особую стратегию, придуманную человеком для того, чтобы жить в непригодной для жизни ситуации».

***

Шизофреногенная мать — чрезмерная собственническая любовь, чрезмерное вмешательство в отношения ребёнка с другими детьми. Или холодность, отчуждение, садистские тенденции…

если человек не оправдывает собственных ожиданий — происходит раздвоение собственного Я.

***

«отвергающая мать», «сверхопекающая» и шизофреногенная матери — реальные матери, называемые так психиатрами и аналитиками за их патогенное влияние на своих отпрысков (см. СВЕРХ- и ШИЗОФРЕНОГЕННЫЙ).

***

Возникает вопрос: чем вызывается шизофрения? Почему у некоторых людей не развивается или слабо развивается распознавание сигналов, означающих уровни коммуникации? Причины этого Бейтсон обнаружил в детстве шизофреника, в его семейном окружении. Как показало детальное изучение «шизогенных» семей, с подробной киносъемкой, ребенок в такой семье находится в особых условиях, и ключевое положение в развитии болезни чаще всего занимает его мать. То, что при этом происходит, плохо вяжется с обычным представлением о материнской любви. В таких семьях мать «вгоняет» ребенка в шизофрению с помощью точно описанного механизма, который Бейтсон назвал «двойной связкой».

Прежде всего, надо расстаться с иллюзией, будто все матери любят своих детей. В нашей стране, где брошенные, отвергнутые матерями дети превратились в социальную проблему, можно было бы говорить об особой патологии, связанной с общественной катастрофой. Но гораздо раньше, в условиях «благополучного» буржуазного общества психологи заметили, что значительная доля матерей в действительности перестает любить своих детей в возрасте 5-6 лет. Эрих Фромм описывает в своей книге «Искусство любить» истерическое поведение таких матерей, выражающих в бурных сценах ненависть к своим детям, и советует верить этим чувствам. Объяснение, по Конраду Лоренцу, состоит в том, что общий всем приматам материнский инстинкт угасает, когда дети достигают указанного возраста. Но у человека воспитание ребенка втрое дольше, поскольку развитие мозга гораздо сложнее; это явление – так называемая неотения – привело к возникновению другого, чисто человеческого инстинкта материнской любви, действующего в течение всей жизни. Механизм этого сравнительно молодого вторичного инстинкта, как это всегда бывает в эволюции, менее надежен, чем действие древних инстинктов, и «включение» его после «выключения» первичного инстинкта часто не срабатывает. В таких случаях матери и в самом деле не любят своих детей, хотя по социальным причинам вынуждены изображать отсутствующее у них чувство. Конечно, эти несчастные женщины не понимают подсознательных процессов, о которых идет речь, но попытки обмануть подсознание к добру не ведут. Другая причина, мешающая развитию материнской любви, – это нелюбовь к мужу, сознательная или нет, которая сплошь и рядом переносится на ребенка.

Мать, не любящая своего ребенка, но вынужденная имитировать отсутствующее чувство, представляет гораздо более частое явление, чем принято думать. Она не выносит сближения с ребенком, но пытается поддерживать с ним связь, требуемую приличием. Ребенок, нуждающийся в материнской любви, инстинктивно тянется к матери, поощряемый ее словесным обращением. Но при физическом сближении у такой матери начинает действовать механизм отталкивания, который не может проявиться в прямой и недвусмысленной форме и маскируется каким-нибудь косвенным способом: мать придирается к ребенку по любому случайному поводу и отталкивает его, высказывая это на более абстрактном уровне, чем первичный уровень «материнской любви». У ребенка находится какой-нибудь недостаток, он всегда оказывается в чем-нибудь виноват; например, его любовь к матери объявляется неискренней, потому что он не сделал того или другого. Таким образом, ребенок воспринимает противоположные сообщения, выражающие притяжение и отталкивание, и обычно на разных логических уровнях: притяжение выражается в более простой и прямой форме, а отталкивание – в более сложном, замаскированном виде, с помощью несловесной коммуникации или рассуждений, ставящих под сомнение его любовь к матери.

Складывающийся таким образом стереотип связи между матерью и ребенком продолжается и тогда, когда ребенок идет в школу. Внушения матери в таких случаях тоже имеют двойной характер: на низшем уровне мать внушает ему, что он не должен драться с Петей, Васей и т.п., а на высшем, более абстрактном уровне – что он должен «защищать свое достоинство», «не давать себя в обиду», и т.д. Конечно, во всех случаях ребенок оказывается виновным, поскольку он не исполняет либо первого, прямого внушения, либо второго, косвенного. Этот конфликт между двумя уровнями общения, при котором ребенок «всегда виноват», и называется двойной связкой. Открытый таким образом механизм двойной связки вовсе не ограничивается отношениями между матерью и ребенком, но представляет весьма распространенную патологию человеческого общения.

Бейтсон иллюстрирует эти отношения клиническими примерами. Приведем один из них (G. Bateson, Steps to an Ecology of Mind, Ballantine Books, N.Y., 1972).

«Молодого человека, только что вышедшего из острого приступа шизофрении, навещает в больнице его мать. Обрадовавшись ей, он импульсивно обнимает ее за плечи, на что она отвечает оцепенением. Он отводит руку, и она спрашивает: «Разве ты больше не любишь меня?» Он краснеет, а она говорит: «Милый, ты не должен так смущаться и стыдиться своего чувства». Пациент едва смог пробыть с ней несколько минут. Сразу же после ее ухода он напал на ассистента, и его пришлось связать.

Конечно, этого можно было избежать, если бы молодой человек способен был сказать: «Мама, ведь я видел, что тебе было неприятно, когда я тебя обнял, что тебе трудно было принять мое чувство». Но у шизофренического больного такой возможности нет. Его глубокая зависимость и его опыт не позволяют ему комментировать поведение его матери, она же комментирует его поведение и вынуждает его принять всю законченную последовательность действий. При этом пациент испытывает следующие трудности:

(1) Реакция матери, не принимающей чувства своего сына, искусно прикрывается осуждением его жеста замешательства, а пациент, приняв это осуждение, отрицает тем самым свое восприятие происшедшего.

(2) Высказывание «Разве ты больше не любишь меня?» в этом контексте означает, по-видимому:

(а) «Меня надо любить».

(б) «Ты должен любить меня, а иначе ты плохой сын и виноват передо мной».

(в) «Ты ведь любил меня раньше, а теперь не любишь», и тем самым внимание смещается с выражения его чувства на его неспособность чувствовать. Для этого у нее есть основания, поскольку он также ненавидел ее, и он, соответственно, отвечает на это чувством вины, на которое она реагирует нападением.

(г) «То, что ты только что выразил, не было любовью»

Возникает безвыходная дилемма: «Если я хочу сохранить мою связь с матерью, я не должен показывать ей, что люблю ее, но если я не покажу, что люблю ее, я ее потеряю».

Вовсе не всегда такой конфликт приводит к катастрофическим последствиям. Здоровая реакция ребенка на бессознательное лицемерие матери – это сопротивление: почувствовав противоречия между требованиями матери, ребенок начинает их «комментировать», доказывая несправедливость матери и свою правоту. Но если мать реагирует резким запретом комментировать ее поведение (например, угрожая покинуть ребенка, сойти с ума или умереть, и т.д.) и тем самым не позволяет ему сопротивляться, то у ребенка подавляется способность различать сигналы, обозначающие характер коммуникации, что и составляет зачаток шизофрении. Иногда может помочь вмешательство отца, но в «шизогенных» семьях отец слаб и беспомощен.

Если ребенок имеет возможность сопротивляться противоречивым требованиям матери, это, конечно, нарушает спокойствие семьи, но у такого ребенка есть шансы вырасти здоровым: он научится распознавать сигналы, определяющие логические уровни сообщений. В более абстрактном требовании он распознаёт отрицание более конкретного, возмущается и не всегда повинуется, но отнюдь не смешивает две стороны «связки».

Иначе складывается дело, если ребенок не может сопротивляться. Ребенок учится не различать логические типы сообщений, делая тем самым первый шаг к шизофрении. На претензии матери он отвечает теперь искренним непониманием, так что его считают «ненормальным». А потом этот же шаблон отношений переносится на других людей; но это вовсе не значит, что такой ребенок непременно станет психически больным. Он ходит в школу, проводит время вне семьи и может постепенно научиться различать «сигналы переключения контекстов», если его отношения с «шизогенной» матерью были не слишком интенсивны. Может быть, он будет делать это не так хорошо, как другие; вероятно, у него не особенно разовьется чувство юмора, и он не будет так заразительно смеяться, как его друзья.

***

Специфика шизофреногенной матери заключается в злокачественной форме ее неспособности быть матерью. Эти псевдоматери получают полную власть над маленьким ребенком, зависящим от их помощи. Более благоприятной формой шизофреногенной матери (Pankow, 1968) являются т. н. дети матери, ожидающие от своих собственных детей, чтобы он; обращались с ними как их матери.

Мать, индуцирующая психосоматическое расстройство, реагирует либидинозно лишь на дефекты и болезни своего ребенка, в противоположность матери, индуцирующей перверсию, у которой либидинозно загружены все действия, касающиеся здорового тела ребенка, напр. церемония мытья, одевания, манипулирования мужскими или женскими гениталиями ребенка. Обе матери игнорируют при этом растущую идентичность Я ребенка. С последней обращаются как с вещью, либидинозно занятым предметом, а не полноправной развивающейся личностью.

Как не развить шизофрению у ребенка?

06.09.2018
Шизофрению можно развить. Вы знали? Особенно это удается, так называемым, «шизофреногенным» матерям. Причем не надо думать, что они не здоровы с точки зрения официальной медицины, скажу вам больше, таких матерей мы исподволь ставим себе в пример, как образец материнского служения и подвига.
Внешне эти женщины напоминают слишком заботливую маму, которая погружена в жизнь своего ребенка, но настолько оберегает его опекой, что не позволяет допустить ему ошибки. Но эта мать идеальна только на первый взгляд.
Если присмотреться, вы увидите, что этот человек отнимает у своего ребенка главное – свободу. Как известно свободу выбора не отнимает даже Создатель. И первый человек имел право на ошибку и свое «первое яблоко».
Страшное понятие из области психиатрии «шизофреногенная» скрывает за собой властную женщину, которая своим поведением эмоционально отвергает ребенка, вызывая тем самым развитие тревожности у него. Поэтому по мнению исследователей, ключевую фигуру в формировании шизофрении у детей нередко занимает именно мать.
Тревожность сопровождает ее всегда. Она перестраховывается и видит кругом опасность. При всей своей заботливости и любви она полностью игнорирует желания самого ребенка, использует его для самореализации своих амбиций. Ребенок – это часть меня, — думает шизофреногенная мать.
Какой кружок, какая маечка, какой портфель выбрать, — маме лучше знать.
Ребенок шизофреногенной матери лишен самостоятельной возможности узнавать мир и получать свой, пусть даже негативный опыт. Такая мать ограждает свое чадо от многочисленных проблем и проходит за него период взросления. Властные женщины, если объяснять проще, «снежные королевы», они остаются безучастными к потребностям других людей.
Сейчас стало принято обвинять родителей во всех своих комплексах и неудачах, мол, «токсичные» воспитывающие фразы отравили детство и повлияли на течение жизни. Это отчасти действительно так. Наши родители были воспитаны своими родителями, прошедшими войну, в строгости, если не сказать в жесткости. Поэтому так часто проскальзывает: «я такое матери и сказать не могла». Старшее поколение родителей боялось и уважало. Современные дети с родителями в большей степени, дружат.
Но и мы, прочитав Лабковского и Петрановскую вдоль и поперек, не застрахованы от ошибок в воспитании. Наукой доказано, что на отношение к собственному ребенку влияют особенности нашей, родительской личности. И если мама полностью давлеет над ребенком, то отец, вероятнее всего, в подобных семьях эмоционально отдаляется, позволяя матери окружить ребенка всепоглощающей опекой.
Иногда таким гиперторофированным образом за демонстративной заботой прячется ненависть. Причина нелюбви может крыться в обидах и отсутствии чувств к отцу ребенка, но это уже другая история.
Вам до сих пор кажется это нереальным?
— Перестань цыкать! Не чавкай! Расчешись! У тебя плохо пахнет изо рта! Не сопи! Стандартные фразы, которые слышат дети таких матерей при физическом контакте. Как только ребенок начинает проявлять нежность, мать сразу отталкивает его на эмоциональном уровне, задействуя психологический механизм отталкивания в прямой форме.
Не надо искать придирки, ребенок всегда виновен даже по самому незначительному поводу, ибо имеет какой-либо недостаток.
— Ты не убрал со стола, ты что меня не любишь?
— Получил двойку, хочешь, чтобы я умерла?
Из-за несоответствия ожидания и действительности, сыновья любовь считается априори неискренней. Не справился с задачей – расстроил мамочку, значит, ее не любишь. Но выполнить все требования невозможно, так как ежедневно ребенку транслируется притяжение и отталкивание в одном сообщении. И не имеет значение, что мать использует для этого два канала на разных логических уровнях. Притяжение ребенок слышит в более примитивном виде, а отталкивание маскируется в более сложной форме. Так эмоционально холодные, но излишне заботившиеся родители запускают начало шизофренического процесса у ребенка.
Кроме этого родительские требования носят двойной характер. С одной стороны, мать учит, что никогда нельзя драться с Васей, с другой стороны, мальчик не должен «давать себя в обиду». В этом случае ребенок обречен быть виновным при любой ситуации. Потому что нельзя сразу исполнить оба внушения.
Такой маме нельзя угодить. Ребенок надел синий свитер.
-Почему так мрачно?
Переоделся в красный:
-Почему так ярко?
Психологи считают, что некоторая доля матерей отмечают угасание материнского инстинкта, когда детям исполняется 5-6 лет. Не надо думать, что мать, не испытывающая чувств к своему ребенку, явление редкое, как принято считать. Внешне она заботится о ребенке, но эмоционально и физически не сближается с ним.
Помните это «я ночей не спала», «ты ни в чем не нуждался», материнство видится ей как самопожертвование. Например, она может оставить карьеру, но использовать ребенка для удовлетворения своих амбиций и нереализованности. Выкладывая достижения своих малышей в соцсети, не задумываясь о чувствах самого ребенка.
Дезориентация, выраженная в гиперопеке с одновременным отвержением, является спусковым механизмом к развитию болезни. Когда любой ответ и выбор ребенка изначально неправильный – это благодатная почва для развития шизофрении.
Находясь в латентно скрытой стадии болезни, дети не выглядят странно, их поведение не вызывает опасений. Такой ребенок обычно послушный, хорошо развивается, во время начинает говорить, с легкостью привыкает к горшку. Отсутствие какой-либо борьбы является признаком того, что ребенок старается скрывать собственные желания, чтобы получить одобрение матерью. Потому что шизофреногенная мать способна воспринимать своего ребенка только, как идеального.
В какой-то момент в его поведении появляется эксцентричность, нарушается равновесие между «истинным» и «ложным» я, приобретается психическое заболевание. Рука об руку с которым может идти психосоматика: я болею, значит, я живу, значит, я индивидуальность, а не продолжение матери.
Стараясь вырваться из-под опеки в пубертат, кто-то становится замкнутым, выбирая одиночество. Кто-то, став взрослым, утверждает мазохизм в ощущении собственного ничтожества, впитанное им в детстве. Чтобы скинуть оковы гипертрофированной материнской любови, нередко подросток выбирает экстремальное хобби. Таким способом, надеясь силой заставить мать отпустить его.
Сопротивление материнским требованиям дает шанс ребенку вырасти здоровым даже в шизофреногенной семье. Постарайтесь, чтобы ваш ребенок чувствовал не псевдо заботу, а настоящую любовь со своим правом на ошибку. И не допускайте ситуаций, когда ваши родительские амбиции выше всего на свете. Позвольте ребенку быть самим собой.
Автор Алина Свитова
Фото из сободных источников

Призрак шизофреногенной матери | Журнал этики
Несколько лет назад мы с моим коллегой Эриком Паренсом запустили проект, основной целью которого было разобраться в дебатах по поводу использования психотропных препаратов для лечения детей с эмоциональными и поведенческими проблемами [1]. Конечно, эта дискуссия на самом деле представляет собой ряд сплетенных вместе споров. Некоторые говорят, что диагностические пороги в психиатрии слишком низкие, из-за чего слишком много детей не могут быть диагностированы, в то время как другие возражают, что психические расстройства у детей недооцениваются.Некоторые утверждают, что детям с проблемами поведения необходимо поведенческое лечение, а не лекарства, в то время как другие отмечают, что многие лекарства демонстрируют впечатляющую эффективность в клинических испытаниях. Некоторые говорят, что проблемное настроение и поведение вызваны нарушениями работы мозга, которые сегодня не более распространены, чем 30 или 50 лет назад, в то время как другие утверждают, что у нас совершенно неверная этиологическая картина: беспокойство вызывает наше общество, а не наши дети [ 1, 2]. Мы нашли важные идеи по всем сторонам этих дебатов — и, фактически, если вы коснетесь поверхности, вы обнаружите значительное согласие в том, где вы изначально видели поляризацию (гипердиагностика и недостаточная диагностика могут сосуществовать, например [3]) [1].
Мы также заметили, что некоторые вопросы особенно трудно обсуждать. Один из таких вопросов — роль родителей во всей этой дискуссии. С одной стороны, все мы знаем, что родители могут оказывать значительное влияние на психическое здоровье своих детей не только потому, что они могут передать генетический риск, но и потому, что они контролируют и составляют значительную часть среды своего ребенка. С другой стороны, хотя мы можем сетовать друг на друга (или в сети) о неквалифицированных, ленивых родителях, использующих лекарства в качестве быстрого решения, или чрезмерно амбициозных родителях, использующих лекарства, чтобы дать своим детям преимущество, существует глубокое сопротивление даже среди клиницистов. вмешиваться в то, как люди растут своих детей.
Существует ряд возможных причин этого нежелания, включая соответствующее беспокойство по поводу уважения частной жизни семей. Психолог развития Джером Каган указывает на «[т] американскую этику эгалитаризма, которая обязывает каждого человека награждать достоинством и уважением всех граждан, независимо от их ценностей или обычаев» [4]. Хотя об этом моральном императиве можно сказать много положительного, Каган утверждает, что он может создать проблемы для детской психиатрии, потому что «затрудняет обвинение родительского пренебрежения или неэффективной практики социализации как факторов, способствующих агрессивному поведению или плохой успеваемости, и легкость в этом. наделять полномочиями гены, за которые никто не несет ответственности »[4].Любой, кто критикует то, как родители воспитывают своих детей, в том числе предлагая им делать это иначе, рискует проявить неуважение к индивидуальному выбору и равенству и, возможно, оттолкнуть родителей, необходимых союзников педиатров, детских психиатров и психологов.
Другие факторы могут усилить это сопротивление — (разумное) желание клиницистов заниматься вопросами, по которым они прошли обучение, которое может не включать семейную динамику или стратегии воспитания [5, 6].Клиницисты также могут знать, что родителям трудно найти время для участия в обучении родителей или других психосоциальных вмешательствах [7]. И, что, возможно, наиболее важно, ограничения платежной системы США могут затруднить для клиницистов найти время, чтобы глубоко погрузиться в домашнюю среду ребенка [8].
Я подозреваю, что действуют и другие факторы, которые в конечном итоге препятствуют откровенному и открытому обсуждению того, как мы можем понять роль окружающей ребенка среды в создании и смягчении проблемных эмоций и поведения, включая роль родительских практик и ожиданий.Психиатрия допустила несколько ошибок, исследуя экологические — и особенно родительские — причины дисфункции, и это тяжелое прошлое не дает покоя этой области сегодня. Я имею в виду не только теорию и анализ Фрейда, которые подчеркивали важность детских событий и переживаний для понимания психического здоровья взрослых и которые сейчас вызывают неоднозначную оценку, но и распространение этих идей за пределы неврозов на психоз, особенно на шизофрению.
Начиная с середины 1930-х годов, клиницисты обращались к семьям больных шизофренией, чтобы лучше понять, что может быть причиной их дисфункции.В одном исследовании, опубликованном в 1934 г., сообщалось о материнском отторжении у двух пациентов и о чрезмерной опеке со стороны матери у 33 из 45 больных шизофренией, участвовавших в исследовании [9]. Идея о том, что смесь материнской чрезмерной опеки и материнского отторжения может вызвать шизофрению, набирала обороты, и в 1948 году психиатр Фрида Фромм-Райхманн назвала этих отвергающих и чрезмерно опекающих матерей «шизофреногенными», написав, что «шизофреник болезненно недоверчив и обижен на других. людей, из-за тяжелого раннего перекоса и отторжения, с которыми он сталкивался у важных людей своего младенчества и детства, как правило, в основном у шизофреногенной матери »[10].Считалось, что матери с собственными психологическими проблемами «рожали здоровых детей, а затем буквально сводили их с ума» [11]. В этих домах, согласно теории, доминировали мать и ее бредовые идеи, из-за чего она не знала о потребностях других членов семьи. Шизофреническое поведение было для ребенка способом разобраться в этой токсичной домашней среде.
Исследования, опубликованные в 1950-х и 1960-х годах, похоже, подтвердили теорию шизофреногенной матери, а затем и шизофреногенных семей.Только в середине 1970-х эта концепция потеряла популярность [11]. В 1982 году австралийский психиатр Гордон Паркер опубликовал обзор исследований шизофреногенных матерей, в котором заключил, что, хотя далекие и контролирующие матери, вероятно, существуют, не было никаких доказательств того, что у них была большая вероятность, чем у кого-либо, иметь детей-шизофреников.
Наиболее правдоподобное объяснение состоит в том, что не существует sui generis шизофреногенной матери; вместо этого существует родительский тип, отличающийся враждебным, критическим и навязчивым стилем, и он не особенно широко представлен у родителей шизофреников.Это объяснение могло бы объяснить как описание, так и очертание шизофреногенного материнского стиля в неконтролируемых исследованиях шизофреников, а также неспособность найти четкие и воспроизводимые различия в исследованиях случай-контроль [12].
Сегодня, в свете того, что мы теперь понимаем о шизофрении, теория шизофреногенной матери кажется безнадежно ошибочной и более чем смущающей. Но (конечно) его ошибочность не означает, что воспитание детей и семейное окружение не играют никакой роли в психическом здоровье детей или что рассмотрение этих аспектов равносильно обвинению матерей или родителей.Мы знаем, например, что состояние психического здоровья родителей может отрицательно сказаться на благополучии ребенка. Психиатрический эпидемиолог Мирна Вайсман из Колумбийского университета провела ряд исследований, показывающих, что дети матерей с депрессией имеют более высокие показатели психопатологии, чем у матерей без депрессии, и что мощный способ помочь этим детям — вылечить депрессию их матерей [13, 14] . Мы также знаем, что изменение родительской практики может улучшить психическое здоровье некоторых детей.Клинические психологи, такие как Уильям Пелхам, показали, что обучение родителей — обучение родителей основным стратегиям эффективного воспитания — является важным компонентом эффективного плана лечения детей с диагнозом СДВГ (действительно, Пелхам утверждает, что это наиболее эффективный компонент) [15].
Однако мы также знаем, что многие дети в США не получают той комплексной психиатрической помощи, в которой они нуждаются. В то время как некоторые общественные дебаты о детской психиатрии противопоставляют медикаментозное лечение психосоциальным вмешательствам, в руководящих принципах лечения многих расстройств рекомендуется сочетать медикаментозное и психосоциальное лечение, поскольку лекарства могут быстро уменьшить тяжесть детских симптомов, чтобы они и их родители могли начать участвовать в психосоциальных вмешательствах. [16].
Несмотря на эти рекомендации, многие дети, получающие лечение от психических расстройств, принимают только лекарства. Эпидемиологи Марк Олфсон и Стивен Маркус задокументировали эту тенденцию в общей популяции, сообщив, что в период с 1998 по 2007 год процент людей, получающих психотерапию в амбулаторных условиях, значительно снизился, а процент людей, получавших только лекарства, увеличился на 13 процентов [17]. У детей Олфсон и его коллеги обнаружили, что среди детей в возрасте от 2 до 5 лет, застрахованных в частном порядке, которые принимали антипсихотические препараты, менее половины посещали психотерапевт в течение года приема лекарств [18].
Я не приписываю эти проблемы исключительно призраку шизогенофреничной матери. В самом деле, я не сомневаюсь, что другие факторы, которые я описал выше, в том числе, что важно, ограничения управляемой помощи, более непосредственно ответственны за то, что мы не заботимся обо всем ребенке. Но я подозреваю, что желание держаться подальше от психиатров середины двадцатого века и их убеждения, обвиняющие мать, также являются частью этой истории.
Обвинение матери никому не помогает, это должно быть ясно.Но когда мы игнорируем контекст ребенка — особенно практики тех взрослых, которые больше всего влияют на его жизнь, — мы рискуем обнаружить проблемы ребенка исключительно в ребенке и предположить, что ребенок — единственный, кому нужно измениться. Это тоже может быть ошибкой. Я знаю психиатров, которые твердо выступают за использование поведенческих методов лечения, которые очень часто относятся не только к ребенку, но и к его условиям, часто требуя изменений в том, как родители — родители и учителя преподают — и некоторые из этих врачей могут повысить поведенческие варианты лечения с родителями и предлагать родителям посещать занятия по семейной терапии и родительские тренинги.Сделать это не всегда легко. Быть в домашней обстановке и, в частности, заниматься воспитанием детей, — это деликатная территория для врачей. Но это территория, которую стоит исследовать. Многим детям может помочь расширенная клиническая специализация, направленная на изменение окружающей ребенка среды, в том числе на уровне семьи. Не пугайся.
Список литературы
Паренс Э., Джонстон Дж.Беспокойные дети: диагностика, лечение и внимание к контексту. Гастингс Центр Репутации . 2011; 41 (2): S1-S31.
Parens E, Johnston J. Понимание соглашений и противоречий, связанных с детской психофармакологией. Психиатрия для детей и подростков, психическое здоровье. 2008; 2 (1): 5.
Ангольд А., Эрканли А., Эггер Х.Л., Костелло Э.Дж.Стимулирующее лечение для детей: взгляд сообщества. J Am Acad Детская подростковая психиатрия . 2000; 39 (8): 975-984.
Каган Дж. Значение психологической аномалии. Cerebrum. , 10 ноября 2008 г. http://www.dana.org/news/cerebrum/detail.aspx?id=13800. По состоянию на 30 июля 2013 г.
Carlson GA. Программы обучения в беспорядке. Проблемы детей: диагностика, лечение и внимание к контексту.По состоянию на 30 июля 2013 г.
Боринс М., Хольцапфель С., Тудивер Ф., Бадер Э. Обучение семейных врачей навыкам консультирования и психотерапии. Fam Systems Health. 2007; 25 (4): 382.
Генрихс Н., Бертрам Х., Кушель А., Хальвег К. Вербовка и удержание родителей в универсальной программе профилактики поведения детей и эмоциональных проблем: препятствия для исследований и участия в программе. Ранее Sci . 2005; 6 (4): 275-286.
Медоуз Т., Валлели Р., Хаак М.К., Торсон Р., Эванс Дж. «Затраты» врача на обеспечение поведенческого здоровья в первичной медико-санитарной помощи. Клиника педиатра . 2011; 50 (5): 447-455.
Нил Дж. Что случилось с шизофреногенной матерью? Am J Psychother. 1990; 44 (4): 499-505.
Фромм-Райхманн Ф. Заметки о развитии лечения шизофреников с помощью психоаналитической психотерапии. Психиатрия . 1948; 11 (3): 263-273.
Дольник Э. Безумие на диване: обвинение жертвы в период расцвета психоанализа. Нью-Йорк: Саймон и Шустер; 2007.
Паркер Г.Повторный поиск шизофреногенной матери. J Nerv Ment Dis. 1982; 170 (8): 460.
См., Например, Weissman MM, Wickramaratne P, Nomura Y, et al. Семьи с высоким и низким риском депрессии: исследование трех поколений. Arch Gen Psychiatry. 2005; 62 (1): 29-36.
См. Также Weissman MM, Pilowsky DJ, Wickramaratne PJ, et al. Ремиссия материнской депрессии связана с уменьшением психопатологии у их детей: отчет STAR * D-child. JAMA. 2006; 295 (12): 1389-1398.
Pelham W. [Свидетельство на] брифинге Конгресса по психическому здоровью детей — 10 октября 2007 г. По состоянию на 30 июля 2013 г.
См., Например, McClellan J, Kowatch R, Findling RL, Рабочая группа по вопросам качества. Параметр практики для оценки и лечения детей и подростков с биполярным расстройством. J Am Acad Детская подростковая психиатрия. 2007; 46 (1): 107-125.
Олфсон М, Маркус СК. Национальные тенденции в амбулаторной психотерапии. Ам Дж. Психиатрия . 2010; 167 (12): 1456-1463.
Олфсон М., Кристалл С., Хуанг С., Герхард Т. Тенденции употребления антипсихотических препаратов очень маленькими детьми, имеющими частную страховку. J Am Acad Детская подростковая психиатрия .2010; 49 (1): 13-23.
Цитата
Виртуальный наставник. 2013; 15 (9): 801-805.
DOI
10.1001 / virtualmentor.2013.15.9.oped1-1309.
Точки зрения, выраженные в этой статье, принадлежат авторам и не обязательно отражают взгляды и политику AMA.
Информация об авторе
Джозефин Джонстон, бакалавр права, магистр права , директор по исследованиям и научный сотрудник Центра Гастингса, независимого исследовательского института биоэтики в Гарнизоне, штат Нью-Йорк. Она имеет степень в области права и биоэтики Университета Отаго, Новая Зеландия. Она работает над целым рядом этических, правовых и политических вопросов в области науки и медицины, включая репродуктивную функцию и воспитание детей, психиатрию и нейробиологию, а также проведение биомедицинских исследований.Она также разрабатывает программу исследований по биоэтике для старшеклассников.
День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм PBS Stations Air
День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм на радиостанции PBS Air
4 мая 2010
Арлингтон, штат Вирджиния. — Многие станции PBS показывают на этой неделе документальный фильм о Национальном альянсе по психическим заболеваниям (NAMI), приуроченный к Дню матери.
На это есть серьезная причина.
В 1960-х и 1970-х годах многие психиатры и учебники для медицинских школ увековечивали миф о «шизофреногенной матери», в котором личность матери рассматривалась как источник «плохого воспитания» и причина психических заболеваний, в частности шизофрении.
Неважно, что один сын или дочь в одной семье могут заболеть, а братья и сестры вырастут здоровыми.
« Когда медицина поняла неправильно показывает, как обычные люди смогли бросить вызов медицинскому истеблишменту.Тем самым они помогли революционизировать лечение и надежды на выздоровление «, — сказал исполнительный директор NAMI Майк Фицпатрик.
«Мифы и стереотипы всегда окружали психические заболевания».
«В День матери важно помнить, что несправедливо и жестоко стигматизировались не только люди, страдающие психическими заболеваниями, но и их матери и другие члены семьи».
Смотрите расписание трансляций с другими датами.
Выступая перед Всемирным конгрессом по психиатрии в 1977 году, Ева Олифант, одна из основательниц NAMI, заявила: «Мы не смогли понять, почему к родителям ребенка, больного лейкемией, относились с сочувствием и пониманием, а к родителям ребенка с шизофренией относились с симпатией относились с презрением и осуждением.«
Документальный фильм прослеживает драматическое происхождение НАМИ как массового движения и его основания как национальной организации в 1979 году.
Двадцать лет спустя в знаковом Докладе Главного хирурга США о психическом здоровье заявлено: «Психические расстройства — это состояния здоровья, характеризующиеся изменениями мышления, настроения или поведения (или некоторой их комбинацией)… связанные с бедствием и / или нарушением функционирования». В настоящее время мозг рассматривается как «центральный объект» для понимания психических заболеваний, включая генетику и биологию, включая нейрохимическую активность.«
Когда медицина поняла неправильно также совпадает с Месяцем психического здоровья в оставшейся части мая. Многие станции будут транслировать его в другое время в предстоящем году, в том числе в октябре на Неделе осведомленности о психических заболеваниях.
Согласно Главному хирургу США, «психическое здоровье» и «психическое заболевание» следует рассматривать как точки на континууме.
Каждый пятый американец в каждом конкретном году испытывает проблемы с психическим здоровьем. Каждый 17-й живет с наиболее тяжелыми хроническими заболеваниями.
www.nami.org
www.nami.org/whenmedicine
http://twitter.com/namicommunicate
http://www.facebook.com/officialNAMI
Настоящий миф о «шизофрегенной» матери
Ни одно изложение истории психиатрии двадцатого века не будет полным без обсуждения «шизофреногенной матери», зловещего вымысла воображения женоненавистников-психиатров. Нам говорят, что «шизофреногенная мать» несла единоличную и полную ответственность за возникновение страданий, названных «шизофренией», у своих детей — по крайней мере, в те плохие старые времена, до появления современных психофармацевтических препаратов и препаратов прямого действия. потребительская реклама.Как отмечают Аллан Ф. Мирский и его коллеги в статье о сестрах Генаен, «1950-е годы были эпохой, когда концепция« шизофреногенной матери »была широко принята некоторыми психоаналитиками (например, Теодором Лидзом и Фридой Фромм-Райхманн)».
В книге The Feminine Mystique писательница Бетти Фридан провозгласила:
«Внезапно выяснилось, что почти во всем можно винить мать. В каждом случае история проблемного ребенка; алкоголик, суицид, шизофреник, психопат, невротик; импотент, гомосексуалист; фригидная, распутная женщина; У больной язвой, астмой и другими расстройствами американка могла найти мать … Очевидно, что-то «не так» с американскими женщинами.”
Эта тема обвинения матери часто повторяется в психиатрической литературе с середины века до недавнего времени. Как писала в 1965 году психолог Стелла Чесс:
«Стандартная процедура состоит в том, чтобы предположить, что проблема ребенка является реакцией на обращение со стороны матери в отношениях один на один … Отдельные фрагменты данных, соответствующие этим предположениям, цитируются как типичные для чувств ребенка и отношения матери и принимаются. как доказательство тезиса о пагубном материнском отношении как универсальной причинности.”
Или как Джон Нил, доктор медицины, спустя поколение заметил: «Стало стандартной практикой верить, что матери являются причиной психоза их детей».
Но действительно ли психиатры «обвиняли мать», исключая все другие причины? Откуда взялось это представление?
Как и в большинстве мифов, в мифе о том, что психиатрия полагается на мать-шизофреногенную мать, есть доля правды. В статье 1948 года немецкий психиатр Фрида Фромм-Райхманн, современница Фрейда, писала:
«Шизофреник болезненно недоверчив и обижен на других людей из-за серьезного раннего искажения и отторжения, с которым он сталкивался у важных людей своего младенчества и раннего детства, как правило, в основном у шизофреногенной матери.”
Доктор Фромм-Райхманн была психоаналитиком, известным своим состраданием и умением достигать даже самых, казалось бы, трудноизлечимых случаев «шизофрении» с помощью интенсивной психотерапии — и без нейротоксических препаратов. Приведенные выше замечания были обойдены вниманием в статье, которая даже не касалась в первую очередь этиологии шизофрении, а была посвящена почти исключительно динамике отношений терапевт-пациент.
Изучение работ психоаналитически ориентированных коллег доктора Фромм-Райхманна в 1950-х и 60-х годах показывает, что с самого начала они прекрасно понимали, что концепции шизофреногенной матери недостаточно для объяснения генезиса шизофрении и что это Состояние, скорее всего, было результатом беспокойства семей , а не только обеспокоенных матерей.Например, Трюде Титце, доктор медицины, еще в 1949 году писала о роли отцов:
«Об отцах детей-шизофреников известно очень мало. В связи с настоящим исследованием систематического исследования отцов не проводилось; однако были опрошены восемь отцов, и у них сложилось впечатление, что они тоже страдают серьезными личностными трудностями. Они казались перфекционистами и одержимыми людьми, такими же больными, как их жены ».
Точно так же психиатры Рут и Теодор Лидз писали: «По нашим данным, очевидно, что отцовские влияния вредны так же часто, как и материнские.Их результаты были воспроизведены в исследованиях Кларди, Наффилда и Вала, среди прочих, и другие исследователи отметили роль всех без исключения членов семьи. Психиатр Д.Д. Джексон считал, что шизофрению следует изучать как «семейное заболевание, включающее сложный цикл хозяин-вектор-реципиент, который включает в себя гораздо больше, чем может быть обозначено термином« шизофреногенная мать »». Лидз и его коллеги согласились, отметив:
«Поскольку наши исследования выявили серьезные трудности во всех сферах операций в этих семьях, мы предпочли сбалансировать эту тему, сосредоточив внимание на ситуации в целом, прежде чем сосредоточиться на матери.”
С другой стороны, отношения матери и ребенка, возможно, являются наиболее важными человеческими отношениями. Неужели это такая натяжка, чтобы предполагать, что плохие последствия могут последовать, если эти отношения развалятся?
В статье
Титце, приведенной выше, обсуждается история болезни молодой женщины, больной шизофренией, мать которой была одержима тем, чтобы ее дочь не мастурбировала. Эта женщина нюхала руки дочери в течение дня в качестве выборочной проверки на предмет мастурбации, и ей сделали два хирургических вмешательства на клиторе своего младенца — одно, когда ребенку был один год, и одно, когда ей было два.Эта же женщина каждую ночь осматривала вульву своей дочери и избивала ее, если она считала, что половые губы ребенка «раздражены».
Может быть, действия этой женщины как-то связаны с проблемами ее дочери в более позднем возрасте? Почти определенно. Но признание роли травмы, нанесенной матери конкретного человека, — это не то же самое, что возлагать всю вину за «психическое заболевание» на материнство.
Вопрос чисто академический? Нет. Рассмотрим ответ на статью психолога Л.Алан Сроуф, появившийся в газете « New York Times » в 2012 году. В статье рассказывалось об исследовании MTA 2009 года, проведенном Бруксом и его коллегами, в котором 600 детей с диагностической меткой «СДВГ» наблюдались в течение восьми лет и которое не обнаружило долгосрочных преимуществ. лекарства для этого состояния для любой из двадцати четырех переменных результата. Доктор Сроуф заключил:
«Иллюзия того, что проблемы с поведением детей можно вылечить с помощью лекарств, не позволяет нам, как обществу, искать более сложные решения, которые будут необходимы.Наркотики снимают с крючка всех — политиков, ученых, учителей и родителей. То есть всех, кроме детей.
Не все так считали. Ответ автора Джудит Уорнер на статью доктора Сроуфа обвинил его в желании совершить «путешествие в эпоху… когда дети с психическими заболеваниями считались жертвами токсичных« шизофреногенных матерей »».
Ни исследование MTA, ни статья доктора Сроуфа вообще не упоминают «шизофреногенных матерей». И эта буря в чайнике упускает из виду более серьезную проблему: крупное, многолетнее исследование не обнаружило долгосрочной пользы от мощных, изменяющих мозг лекарств, которые были даны буквально миллионам детей.Это были открытия, заслуживающие серьезного обсуждения, а не бранных воспоминаний о «шизофреногенных матерях».
Совсем недавно в газете Washington Post появилась статья, рассказывающая об истории Chestnut Lodge, частного учреждения в Мэриленде, где д-р Фромм-Райхманн выполнила свою новаторскую работу. Статья была в значительной степени пренебрежительной по тону, в ней читателям сообщалось:
«По мере того, как понимание биологических и химических причин психических заболеваний росло, безоговорочное принятие Честнат Лоджа фрейдистского психоанализа выглядело устаревшим.Можно ли лечить изнурительный, а иногда и опасный психоз, рассказывая о своей матери? »
Помимо того факта, что психотерапия не может быть сведена к «разговору о своей матери», до сих пор нет убедительных доказательств химической или биологической причины шизофрении или любого другого «функционального расстройства», которое обычно лечат психиатры. В статье не упоминается этот факт и не указывается на какие-либо значимые результаты общественного здравоохранения, которые улучшились с момента появления современных психиатрических препаратов.
Между тем, с тех пор, как Фромм-Райхманн выполнила свою работу, накопилось множество свидетельств , которые связывают шизофрению с сексуальным насилием, физическим насилием, эмоциональным насилием и множеством других категорий неблагоприятных детских переживаний. Корреляция между неблагоприятным детским опытом и шизофренией прочная, надежная и дозозависимая. Он выходит за рамки национальных границ, доходов и этнической идентичности. Это подтверждается снова и снова в проспективных когортных исследованиях, популяционных кросс-секционных исследованиях и исследованиях случай-контроль.Виновниками жестокого обращения могут быть отцы, отчимы, деды, дяди, старшие братья, двоюродные братья и сестры, неродственники — и да, иногда матери.
Эти исследования также показали, что не существует специфически «шизофреногенного» стиля воспитания. Скорее, любое из множества токсических воздействий (некоторые из которых в значительной степени находятся вне контроля родителей, например, детская болезнь или смерть одного из родителей) может склонить чашу весов в сторону шизофрении или любого другого «психического заболевания». Например, одно исследование показало, что от 45% до 60% пациентов с диагнозом шизофрения подвергались сексуальному насилию в отношении детей.(И, как читатель, несомненно, уже знает, подавляющее большинство сексуальных надругательств в детстве совершается мужчинами, а не женщинами.) Это открытие следует встретить с тревогой, а не насмешками по поводу «обвинения матери».
Но это также следует приветствовать с надеждой, поскольку сексуальное насилие над детьми и другие неблагоприятные детские переживания — это проблемы, с которыми мы можем что-то сделать.
Настоящий миф о шизофреногенной матери — это идея о том, что психиатры когда-либо серьезно продвигали идею о том, что матери несут единоличную ответственность за шизофрению своих детей.И этот миф слишком долго использовался в качестве подставной женщины, чтобы отвлечь внимание от серьезного обсуждения роли жестокого обращения и травм в возникновении шизофрении и других типов психических расстройств, и вместо этого продвигать биологические объяснения и фармакологические вмешательства для этих состояний. . Пора развеять этот миф навсегда.
Перейти к основному содержанию Поиск Поиск
Где угодно
Быстрый поиск где угодно
Поиск Поиск
Расширенный поиск
Войти | регистр
Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Домой
Подписка / продление
Библиотекари Тарифы, заказы и платежи Пакет для Чикаго
Полный цикл и охват содержимого
Файлы KBART и RSS-каналы
Разрешения и перепечатка
Инициатива развивающихся стран Чикаго
Даты отправки и претензии
Часто задаваемые вопросы библиотекарей
Насколько я помню, в поведении моей матери всегда было что-то немного «левостороннее». Она была очень умной женщиной, работавшей в медицине в 50-х годах, до моего рождения в начале 60-х. Мой отец был полностью ей предан во всех отношениях и, казалось, почти защищал ее. У них был прекрасный, прочный брак, но я мало знал, что что-то серьезно не так, зреет прямо под поверхностью, и что оба моих родителя очень много работали, чтобы попытаться скрыть это.
Когда моя мама злилась на меня, это было из-за вещей, для которых не было рациональной основы, которые, казалось бы, были созданы в ее собственном уме. В детстве я никогда не знал, что ее расстроит, потому что правила, казалось, менялись каждый день, иногда каждый час. Что рассердило ее вчера, так и рассмешило сегодня. То, что ее рассмешило час назад, в следующий час вызвало у нее словесный и физический гнев по отношению ко мне. Когда моего отца не было рядом, ее заблуждения и параноидальное поведение стали более очевидными.
Если кто-то позвонит в нашу дверь или постучит в нашу дверь, от моей матери будет исходить поток быстрых, точных и бесшумных сигналов рукой, инструктирующих меня тихо ползать (не ходить, потому что человек на крыльце может «почувствовать» внезапное движение ) оттуда, где я был, в сторону комнаты в задней части дома, где я должен был сидеть неподвижно, пока «опасность» не миновала. Причина моего выхода в заднюю часть дома, по ее словам, заключалась в том, чтобы люди, стоящие на крыльце, не слышали, как мы дышим за входной дверью, и не наблюдали за любым возможным движением из дома.
Во время этих причудливых ритуалов пряток моя мать обычно выбирала, какой слепой лучше всего подходит для нее, чтобы начать наблюдение за ничего не подозревающим злоумышленником. Даже если это был член семьи, любой, кто без предупреждения стоял на нашем крыльце, становился «врагом». После нескольких безуспешных попыток оживить наш дом эти бедные потенциальные посетители смотрели на нашу машину на подъездной дорожке, смотрели на окно спальни моей матери и чесали в затылке, когда уходили.
Как только они ушли, мне не разрешили немедленно покинуть изгнание, потому что, как сказала бы моя мать: «Они могут вернуться, потому что думают, что мы действительно дома, так что дайте ему еще несколько минут, просто чтобы убедиться. берег чистый. Как только это ее «берег» станет чистым, мне будет разрешено свободно передвигаться по дому, но не раньше, чем меня «проинформируют» о том, что видела моя мать, когда она выглянула из-за жалюзи. Она рассказывала мне, кто это был, во что они были одеты, на каком транспортном средстве они ездили, а затем начинала «размышлять».Это занимало у нее большую часть дня, когда она размышляла, почему такой-то и такой-то приходит к нам в дом и чем они «на самом деле» занимаются. В детстве я держал рот на замке и позволял ей вести обе стороны этого разговора, но она любила меня заманить. Она начинала достаточно просто, спрашивая меня: «Как вы думаете, почему такой-то и такой-то пришел сюда, даже не позвонив заранее?» Затем я предлагал что-нибудь нейтральное, например: «Я не знаю». Однако обычно это был неприемлемый ответ, поэтому на этот раз она повторила вопрос менее чем дружелюбным тоном.Ее тон и особый взгляд, который она получала в глазах, были моими подсказками к тому, насколько важно было, чтобы мой следующий ответ был тем, который она хотела услышать.
Еще будучи маленьким ребенком, я знал, что должен «играть» с мамой, как в шахматную партию, осторожно размещая каждую фигуру на доске, так как я боялся того, что со мной случится, если я буду неправ. В редких случаях я чувствовал себя достаточно наглым, чтобы сказать маме правду о том, «почему» конкретный человек пытался обратиться к нам. Обычно я говорю что-то логичное, например: «Они зашли, потому что они семья или потому что они близкие друзья.«Это был неправильный ответ, согласно параноидально-рациональному мнению моей матери. Именно в этот момент она поймет, что я действительно был на «другой» стороне, на той стороне, которая была против нее, на стороне, на которой принадлежал посетитель, и мы все действительно что-то замышляли. Мы все сговорились против нее, и в течение следующих нескольких часов со мной обращались как с военнопленным, меня допрашивали, что я «на самом деле» знаю о посетителе и почему они действительно пришли в наш дом.
После многих слез и съеживания в углу мне разрешили пойти в мою комнату, а она пошла спать, потому что мой «антагонизм» ее утомил.Это был один из множества разных, странных обычаев, через которые я прошел, когда рос, и эти инциденты усугубились после смерти моего отца. Я до смерти боялся остаться наедине с матерью в качестве родителя. Я смог признаться отцу в некоторых странных вещах, которые происходили, пока он был на работе весь день. Он просто предлагал крепкие объятия и заставлял меня чувствовать себя признанным, водя меня за мороженым или в парк развлечений; какое-то место подальше от нее, чтобы я мог забыть на время.
Спустя почти 30 лет некоторые вещи не изменились. После многих лет безуспешных попыток получить моей матери медицинскую и психологическую помощь из-за психического и эмоционального истощения, я наконец переехал за 3000 миль, чтобы иметь возможность позаботиться о нуждах своей семьи. Моя мать живет в Калифорнии, где людей с психическими заболеваниями не разрешают содержать в учреждении более 72 часов, даже если обнаруживается, что с ними что-то не так, и их нельзя принуждать к лекарствам, их можно только предложить.Физически дистанцируясь от себя, я надеялся немного эмоционально отключиться, а также убедиться, что мои собственные дети не подвержены психическому заболеванию своей бабушки, как я был в таком раннем возрасте.
Конечно, 3000 миль было недостаточно. Она всегда в моих мыслях, и я всегда беспокоюсь о том, ест ли она или в порядке ли она физически. Видите ли, моя мать владеет большим количеством собственности и за эти годы сделала несколько разумных инвестиций в недвижимость из-за своего чрезвычайного интеллекта, однако позор состоит в том, что она не может пользоваться каким-либо своим маленьким состоянием, потому что она живет как уличный человек.
Мой последний «серьезный» инцидент с моей матерью и ее психическим заболеванием произошел со мной по телефону, который разбудил меня в 3 часа ночи. Я был полусонным, когда ответил, но как только я услышал истерический голос моей матери на другом конце провода, меня погрузил в бодрствующий ужас реальности и травм. Она едва могла дышать и шептала то и дело, а потом кричала, спасая свою жизнь в других местах, все это время, говорила так быстро, что я не мог ничего сложить воедино.
Сначала я подумал, что на нее напали во время вторжения в дом, потому что она все время называла «они» и «они».Она закричала в телефон: «Проснись, потому что я не знаю, сколько у меня осталось, и есть хороший шанс, что меня сегодня вечером убьют!» Они здесь. Они здесь уже давно, и я боялась сообщить кому-нибудь, потому что никто не поймет! Вот названия банков, в которых у меня есть счета; у тебя есть лист бумаги, чтобы записать это?!? Быстрее быстрее! Они идут за мной! Боюсь, что не доживу до утра, если они доберутся до утра. Кровь у меня застыла, и это было все, что я могла сделать, чтобы сохранять спокойствие, пытаясь понять, что я могу сделать, чтобы получить немедленную помощь моей матери от властей, хотя я находился в 3000 милях от меня.Моя семья не спала, и все кружились вокруг меня. Дети хотели знать, что случилось с бабушкой, и мой муж подумал, стоит ли ему попытаться позвонить властям со своего мобильного телефона, пока я все еще разговаривал с ней. Мы решили, что это будет наилучшее действие, и когда я говорила своей матери, что мой муж звонит властям в ее дом, она умоляла меня не делать этого, потому что «они» определенно убьют ее, если « они «знали, что власти уже в пути.
После нескольких часов эмоциональной поездки на американских горках по телефону мне почти пора было готовиться к работе. Естественно, я собирался позвонить и сказать, что у меня неотложная ситуация в семье, но тут мама стала на удивление спокойной. Она начала говорить мне, что злоумышленники не были захватчиками дома, а были существами из космоса или дьявола, и они вошли в ее тело и начали «преобразовывать» ее в свою форму. Она сказала, что спокойствие, которое она испытывала, было вызвано тем, что худшее было позади или казалось, что уже позади, когда «они» захватили ее тело.
В этот момент я знал, что имею дело с болезнью, а не с моей матерью или каким-то опасным домашним захватчиком. Это была долгая, изнурительная ночь, и это было началом более года таких ночей. В какой-то момент мне пришлось лететь домой, потому что моя мать «пропала без вести». В конце концов полиция нашла ее живущей в машине за магазином. Она сказала, что «инопланетяне» еще не нашли ее там, и из-за этого она наконец смогла уснуть. Она отказалась попасть в изолятор для наблюдения, поэтому власти ничего не могли сделать, кроме как сказать ей, что она не может жить в своей машине за магазином.
Это было более семи лет назад, а моей матери до сих пор не оказали должной медицинской помощи. Отчасти потому, что законы защищают ее право отказать в медицинской помощи, а отчасти потому, что медицинские работники, к которым я привел ее, не интересуются ее случаем. К счастью, «инопланетяне» беспокоят мою маму все меньше и меньше, и там, где они когда-то были главной темой очень энергичных телефонных звонков с ее стороны, они больше не упоминаются, когда мы говорим. Это не значит, что их все еще нет или что они не появятся снова, когда она попадет в какой-то стресс.
Когда я был злым подростком, я ненавидел ее, а не болезнь. Теперь я люблю ее и ненавижу ее болезнь, зная, что она сделала все, что могла, с тем, с чем ей приходилось работать; Самый большой позор заключался в том, что ее чрезвычайный интеллект мог завести ее куда угодно, но вместо этого помог ей способствовать ее болезни.
Не поймите меня неправильно. Были моменты, а бывают моменты, когда я «настраиваю» маму, как с радиостанцией и приемником. Она ясная, красноречивая, очаровательная, очаровательная, блестящая и действительно имеет большой смысл.Во время этих эпизодов, когда у меня была ее частота свободна от умственной статики и демонов, у меня были лучшие мамы. Она познакомила меня с культурой, искусством, оперой, классической музыкой, литературой, кино и жизнью в ее самом лучшем смысле, и с таким воодушевлением! Она могла быть Джун Тесак и Марта Стюарт в одном лице, но болезнь могла сделать ее больше похожей на Джоан Кроуфорд или Фрэнсис Фармер. В любом случае, я благодарен за то, что пережил с ней. В детстве мне было больно и страшно из-за того, чего я не понимал, а в юном возрасте я был полон ненависти и гнева из-за того, чего не понимал.Как взрослый человек, приближающийся к 40 годам, я нахожу, что полон любви, сострадания, сочувствия и, прежде всего, прощения по отношению к своей матери, но это всегда останется чем-то, что ни она, ни я никогда полностью не поймем.
В зависимости от юрисдикции, периода исследования и специфики населения примерно 50 процентов матерей, страдающих шизофренией, теряют опеку над своими детьми.Цель данной статьи — рекомендовать меры, направленные на предотвращение ненужной потери опеки. В этой статье содержится обзор литературы по социальной работе, сестринскому делу, психологии, психиатрии и праву по психическим заболеваниям и потере опеки за 2000–2011 гг. Рекомендации для матерей: (а) обеспечить здоровье семьи (б) предотвратить психотический рецидив, (в) заранее подготовиться к кризису, (г) задокументировать повседневную родительскую деятельность, (д) воспользоваться доступными родительскими ресурсами и е) стать осведомленными. о юридических вопросах, касающихся психического здоровья и опеки.С точки зрения политики, агентствам по защите детей и психическому здоровью взрослых необходимо устранять административные барьеры и сотрудничать. Доступ к соответствующим услугам поможет матерям, страдающим шизофренией, должным образом заботиться о своих детях и позволит этим детям расти и развиваться в их семье и обществе.
Психотическое заболевание может, но не обязательно, препятствовать способности человека быть хорошим родителем.При своевременном, надлежащем и адекватном образовании и ресурсах многие люди с психотическими заболеваниями преуспевают в воспитании своих детей. Это не всегда осознается работниками службы социальной защиты детей, на которых могут по-прежнему влиять устаревшие представления о психотических заболеваниях как о трудноизлечимых, а воспитание детей с шизофренией — как о невозможных [1]. Без эффективного вмешательства родители, страдающие психотическим заболеванием, слишком часто теряют опеку над своими детьми [2], прискорбный результат, которого можно избежать путем раннего вмешательства [3–5].Акцент в этом клиническом обзоре сделан на матерей и с диагнозом шизофрения (поскольку очень мало литературы об отцах и влиянии на детей заслуживают отдельной статьи).
В этой статье использовались следующие сгруппированные поисковые запросы в Google Scholar (включая MEDLINE, EMBASE, PsycINFO и SOCINDEX, а также медицинскую и юридическую литературу) за 2000–2011 годы: шизофрения / диагноз / под стражей; шизофрения / удар / заключение; шизофрения / послеродовой период / опека; шизофрения / лишение родительских прав.После обзора литературы и иллюстраций случаев (из которых были удалены идентифицирующие факты) даются рекомендации для матерей, лиц, обеспечивающих уход, и политиков.
Изучая отчеты, опубликованные за последние десять лет, выяснилось, что примерно 50% женщин с шизофренией, которые являются матерями, теряют опеку над своими детьми, временно или навсегда, хотя процент зависит от юрисдикции.Например, в отчете из Канады указано, что 84% родителей, лечившихся от шизофрении в коллективной лечебной бригаде, не жили со своими детьми на момент интервью [6], но это число включает родителей как мужчин, так и женщин, поэтому, вероятно, выше чем только для женщин. В Лондоне, Великобритания, Ховард и его коллеги [7] установили, что 63% женщин с психозами (но только 26% мужчин) были родителями. Холлингсворт [8] изучил 322 женщины с серьезным психическим заболеванием и обнаружил, что 26% потеряли опеку в какой-то момент жизни ребенка.Обследование матерей в психиатрических реабилитационных службах [9] показало, что 68% из них были навсегда разлучены, по крайней мере, с одним ребенком в возрасте до 18 лет, часто с небольшим последующим контактом. Число женщин с шизофренией, потерявших опеку над своими детьми, вероятно, со временем уменьшается по мере уменьшения стигмы и улучшения принимаемых мер. Тем не менее, он остается высоким, и требуется эффективное вмешательство на самой ранней стадии психоза.
Матери с серьезным психическим заболеванием, как группа, опасаются, что шизофрения в общественном сознании приравнивается к родительской некомпетентности или, что еще хуже, к родительскому пренебрежению или насилию [10].Это вполне может быть так, потому что матери, больные шизофренией, часто имеют относительно мало возможностей доказать свою родительскую компетентность. Акерсон [11] отметил, что родители с диагнозом психоз дважды становятся жертвами: сначала психотическое заболевание, а затем защитное изъятие своих детей.
Лишение ребенка опеки матери причиняет горе и страдания обоим. Это особенно трудно для матери, когда она мало что говорит в процессе или когда событие происходит в то время, когда она слишком больна, чтобы понять, что происходит.Диас-Канежа и Джонсон [12] в своем качественном исследовании 22 женщин с шизофренией, которые были матерями, пришли к выводу, что страх потерять опеку над ребенком или доступ к нему всегда превыше всего в сознании серьезно психически больных женщин, что затрудняет раскрытие им информации. поставщики услуг по уходу за детьми, с которыми они могут столкнуться. Сэндс и его коллеги [13] сообщили, что матери с психическим заболеванием, дети которых задержаны органами по защите детей, обычно сбиты с толку событиями и не знают, какие шаги предпринять для восстановления опеки.Без психиатрической и юридической помощи им трудно поддерживать контакт со своими детьми.
Послеродовой период — особенно уязвимое время для женщин, которым грозит потеря опеки. Психотические симптомы могут появиться впервые в этот период, и для матерей с предшествующим анамнезом психических заболеваний риск рецидива высок во время репродуктивной фазы [14, 15], что влечет за собой вполне реальную угрозу защитного удаления дети из-под опеки матери.Новорожденные являются наиболее уязвимыми членами общества, и поэтому законодательство о защите детей, как и должно быть, ориентировано на их нужды, а не на потребности матери, какой бы уязвимой она ни была. Молодым матерям с тяжелым послеродовым психическим заболеванием требуется существенная поддержка и защита, чтобы соответствовать требованиям компетентного ухода за младенцами и сохранения опеки над ними [16].
Пациент А.был госпитализирован в связи с послеродовым психотическим эпизодом. Раньше она никогда не болела. Пока она была в больнице, родители ухаживали за ее младенцем дома. Отец ребенка также принимал участие в уходе за ребенком. Перед выпиской пациента из больницы резидент-психиатр обратился в службу помощи детям в качестве превентивной меры, чтобы уведомить агентство о том, что г-же А. может потребоваться помощь с материнством. К тому времени г-жа А. выздоровела и функционировала нормально. Было организовано психиатрическое наблюдение, в дополнение к которому несколько взрослых на дому выразили готовность и готовность помочь ухаживать за ребенком.Решение позвонить в службу помощи детям было принято исключительно на основании того факта, что пациентка страдала психозом, в результате чего ее «занесли в книги» службы помощи детям. Хотя это может восприниматься как мера предосторожности для семьи, это также может стать проблемой для матери, если, например, отец ребенка решит в будущем подать иск о единоличной опеке над ребенком.
Центральным моральным и юридическим вопросом, связанным с временным или постоянным прекращением родительских прав, является безопасность ребенка.Когда окружающая среда небезопасна, ребенка необходимо удалить до тех пор, пока ситуация не изменится [17, 18]. Для маленьких детей безопасность окружающей среды обычно оценивается по наличию / отсутствию жестокого обращения и пренебрежения. Родитель должен иметь возможность обеспечить базовый уход (кров, питание, гигиену, одежду и медицинское обслуживание) и безопасность (защиту от опасностей, в том числе небезопасных людей). По мере взросления ребенка приоритет имеют другие области родительского окружения. Brockington et al. [18] классифицируют их как способность родителей обеспечивать: эмоциональной теплоты, (комфорт, похвала и привязанность), поощрения к обучению, (через игру, язык, поддержку обучения и социальные возможности), руководство и согласованность ограничения (обучение внимательности к другим, самодисциплина, внутренние моральные ценности и ), и стабильная семейная база для взаимодействия с остальным миром.
Оценка компетентности родителей требует навыков и опыта. Хотя относительно легко установить наличие грубого пренебрежения или жестокого обращения, более тонкие качества воспитания оценить труднее. Инструменты родительской компетенции несовершенны; они имеют тенденцию сосредотачиваться на недостатках, а не на сильных сторонах, и они подвержены культурным предубеждениям, поскольку родительские нормы различаются в разных культурах [19, 20].
Помимо компетенции родителей, в решение принимаются такие условия, как физическая и психическая инвалидность, побочные эффекты лекарств, история госпитализации, качество и постоянство условий жизни, трудовой стаж и социально-экономический статус вынесение об опеке.Все эти переменные тесно связаны с психическим заболеванием, и, как следствие, родители с психиатрическим диагнозом чрезмерно представлены в процедурах расторжения родителя. В австралийском исследовании психиатрическое заболевание родителей было наиболее распространенным заболеванием на таких судебных заседаниях [21]. Семейное положение также важно — незамужние женщины (а это описывает большинство женщин с диагнозом шизофрения) с большей вероятностью потеряют опеку, чем их замужние сверстники [22]. Социальная интеграция в сети семьи, друзей и членов сообщества, часто недостаточная у женщин с шизофренией, также актуальна [8].Чем плотнее социальная сеть, тем меньше вероятность того, что дети будут задержаны службами защиты детей. Диагноз шизофрении сам по себе подрывает шансы женщины на сохранение опеки, как и злоупотребление психоактивными веществами, которое часто сопровождает психическое заболевание [7]. Недавние исследования показали, что злоупотребление психоактивными веществами, возможно, является наиболее важным фактором [23, 24], хотя существует множество взаимодействующих факторов, которые определяют размещение вне дома. Молодым матерям, страдающим психозом, очень трудно отделить себя и своих детей от сети проблем, в которые они попали.
Есть несколько способов, с помощью которых матери с тяжелыми психическими заболеваниями могут снизить риск задержания ребенка. Поставщики медицинских услуг обязаны предоставить матерям эту информацию и обучение, чтобы помочь им сохранить целостность своей семьи [25].
Пытаясь обеспечить своих детей, матери часто пренебрегают собственным здоровьем, однако поддержание личного здоровья является важным первым шагом на пути к обеспечению опеки над детьми.Это включает в себя правильную диету, график здорового сна, программу упражнений, регулярные посещения врача и психиатра, а также соблюдение предписанного режима приема лекарств. В ответ на вопросы большинство матерей с шизофренией понимают, что опека может быть потеряна, если не соблюдается предписанное лечение их состояния [26].
Пациент Б., единственный ухаживающий за 5-летним сыном, обратился за лечением от психотических симптомов, но отказался от антипсихотических препаратов. Она была госпитализирована против ее воли после того, как оскорбляла другую мать в школе своего сына. Во время госпитализации ее сын находился на попечении двоюродного брата. В больнице г-жа Б. продолжала отказываться от лечения. Она попросила адвоката представлять ее интересы, чтобы она могла выписаться из больницы и вернуться к сыну.Адвокат отстаивал ее интересы с персоналом больницы и убедил г-жу Б. согласиться на лечение по месту жительства (амбулаторное лечение), которое включало ежемесячные депо антипсихотические инъекции. Адвокат убедил ее, что это будет ее лучшим выходом для восстановления опеки над сыном. У г-жи Б. был отличный терапевтический ответ на антипсихотическое средство, и она вскоре вернулась домой. Ее сын вернулся под ее опеку, и, когда истек 6-месячный срок лечения по месту жительства, г-жа Б. продолжила делать инъекции добровольно, потому что ей стало намного лучше.Служба защиты детей работала совместно с юридическими и психиатрическими учреждениями, чтобы помочь этой семье оставаться вместе. Последующее наблюдение спустя много лет показало, что г-жа Б. преуспела как родитель. Она больше не госпитализировалась, и ее сын остается здоровым.
По мере ослабления симптомов психоза стресс у родителей снижается, и качество воспитания неизбежно улучшается [29]. Одного устранения симптомов недостаточно [30], но это показывает суду, что матери берут на себя ответственность за этот аспект своего выздоровления.
Предотвращение повторения симптомов и возможности госпитализации важно для непрерывности родительского ухода, а это означает, что психиатрических кризисов необходимо избегать с помощью упреждающего планирования и самоконтроля. Матерям можно посоветовать вести письменный список личных триггеров рецидива и ранних предупреждающих знаков (бессонница, нарушение гигиены, повышенная подозрительность и т. Д.), А также знать о своих лекарствах.Требование об изменении дозы при угрозе рецидива должно быть тщательно обсуждено между матерями и медицинскими работниками; матери необходимо знать, когда и как она может увеличить (или уменьшить) свой рецепт, чтобы предотвратить кризис. Ей необходимо задокументировать, что помогало в предыдущих затруднениях аналогичного характера и что она может сделать, чтобы их предотвратить. Ей нужен свободный доступ к кризисной помощи. Свидетельства самомониторинга убеждают суд в том, что матери признают, что они страдают потенциально рецидивирующим заболеванием, и делают все возможное, чтобы предотвратить рецидив.
Если возникнет необходимость в госпитализации, важно, чтобы матери были готовы к этому нарушению их способности заботиться о своих детях. Для родителей с психическими заболеваниями в электронном виде доступны несколько шаблонов кризисных планов, эффективность ни одного из которых еще не прошла [31]. Лучше всего, чтобы все члены семьи и все лица, обеспечивающие уход, принимали участие в разработке плана действий в кризисной ситуации. Цель состоит в том, чтобы обсудить, что должно произойти в чрезвычайной ситуации, и уточнить ответственность каждого члена сети поддержки.Дети постарше должны быть частью группы реагирования, поскольку они могут первыми заметить симптомы раннего заболевания у своей матери, и им нужно знать, к кому обратиться в таких обстоятельствах. Однако важно не перегружать детей обязанностью заботиться о больном родителе.
Номера телефонов и адреса суррогатных опекунов должны быть доступны детям, а также поставщикам медицинских услуг. Следует подумать о создании резервных опекунов на случай недоступности первого выбора.План следует записывать, публиковать и периодически обновлять, потому что имена и детали будут меняться. Он должен включать важную информацию о потребностях детей: их врач, стоматолог, учителя, аллергия, предпочтения в еде и занятиях, любимые игрушки, распорядок дня перед сном, а также физический и психологический анамнез. Планы для домашних животных должны быть включены. Рейперт и его коллеги [31] сообщают, что на разработку всеобъемлющего плана действий в кризисной ситуации обычно уходит 6–12 месяцев, потому что организация всех необходимых межведомственных встреч занимает много времени.Такой план показывает суду, что матери ставят свои родительские обязанности превыше всего.
В зависимости от сообщества, классы родительского воспитания, группы взаимопомощи или поддержки родителей, наставники для родителей, теплые линии для родителей, посещения на дому и службы временного ухода могут быть доступными ресурсами [32–34]. В Нидерландах даже был разработан онлайн-курс для родителей [35]. Хорошо подготовленные поставщики медицинских услуг должны быть в состоянии указывать матерям правильные пути доступа к лучшим ресурсам [36].Повышение квалификации родителей демонстрирует суду, что матери изо всех сил стараются быть ответственными родителями.
Когда судья просит дать свидетельство хорошего воспитания, многие матери не знают, что сказать, особенно потому, что такие вопросы обычно не задают матерям, если они не страдают психическим заболеванием. Однако судья имеет право задавать вопросы по вопросам безопасности и вопросам, относящимся к областям родительской компетенции, аналогичным тем, которые были изложены Brockington et al.[18] Матерям можно помочь задокументировать повседневный образ жизни, с которым они решают инструментальные и эмоциональные проблемы своего ребенка, как они помогают своим детям разрешать конфликты, как они устанавливают границы и как они помогают социализировать своих детей. Им необходимо вести учет с подробным описанием их родительских сильных сторон и качества связей, существующих с их детьми. Медицинские работники должны быть в состоянии дать матери рекомендации, чтобы она не растерялась, когда в суде возникнут вопросы о ее родительских обязанностях.
Матерям необходимо понимать действующие в их юрисдикции законы о сообщении о жестоком обращении с детьми. Им необходимо связаться с адвокатами, которые разбираются в психических заболеваниях и семейном праве, а также в системе судов по семейным делам и могут выступать в качестве решительных защитников. Политика, направленная на содействие скорейшему выздоровлению детей, находящихся вне дома, может непреднамеренно дискриминировать родителей с психическими заболеваниями, поскольку они ускоряют лишение родительских прав, предоставляя новым родителям лишь короткий период времени для достижения целей, поставленных агентства по защите детей.Адвокаты и медицинские работники должны помочь матерям достичь этих целей как можно быстрее, обеспечив доступ и законные права на необходимую поддержку и услуги. Важное значение имеет сотрудничество между защитой детей и юристами, которые представляют родителей в процессе опеки и расторжения. Однако это непростое сотрудничество, потому что профессионалы в области защиты детей и судебные специалисты происходят из двух разных культур: первая — культура заботы и заботы, вторая — враждебная система, которая, прежде всего, ценит индивидуальные права [37].Существует определенная потребность в просвещении судей и судебных работников в области психического здоровья.
Службы раннего вмешательства, службы охраны психического здоровья взрослых и службы защиты детей часто действуют в конкуренции, а не в сотрудничестве [38]. Крайне важно разработать философию и систему ухода, которые совместно удовлетворяют потребности всей семьи. В настоящее время имеется многообещающая база данных об эффективности комплексных услуг для семей, пострадавших от серьезных психических заболеваний [39].
Термин «сквозной» все чаще используется для описания ориентированного на семью подхода, основанного на сильных сторонах, который использует набор как формальных услуг, так и естественной поддержки [40]. Еще одна часто используемая фраза — «система ухода». Система заботы — это сеть структур и отношений, которая поддерживается общими ценностями и действует в административных и финансовых юрисдикциях [41, 42]. Система опеки, ориентированная на семью, основана на потребностях детей, родителей и расширенной семьи.Он поддерживает выбор, постоянную оценку и подотчетность, а также способствует партнерству между семьями и профессионалами, сотрудничеству между несколькими агентствами и секторами обслуживания, а также индивидуализированным услугам, учитывающим культурные различия. Культурная чувствительность услуги относится к способности ее персонала понимать, ценить и учитывать точку зрения семьи при оказании услуг и, когда это возможно, предоставлять услуги на языке выбора семьи.
В циклической системе существует единая точка входа для множества предоставляемых услуг.Среди них стратегии раннего выявления и профилактики, внимание к репродуктивному здоровью и здоровью ребенка, консультирование по вопросам злоупотребления психоактивными веществами, ведение дел, связь со школами и правовой системой, финансовая поддержка, кризисное управление, жилье, транспортная помощь, профессиональная помощь, духовная, культурная и рекреационное руководство и временный уход. В идеале услуги должны быть открытыми и учитывать стигму, связанную с психическими заболеваниями. Кук и Стейгман [43] выступают за поддержку, специально разработанную для сохранения родительских отношений.Они определяют оценку сильных сторон и потребностей родителей, консультирование по вопросам контроля рождаемости, поддержку при принятии решения о беременности, консультирование по поводу травм и жестокого обращения, поддержку со стороны сверстников, наставничество родителей, самопомощь, группы поддержки для детей и управление лекарствами как важные аспекты системы помощи. для семей с психически больным членом. Конкретные консультации по вопросам льгот и льгот также имеют решающее значение для матерей с низким доходом, некоторые из которых могут периодически оставаться бездомными и нуждаются в жилищной поддержке [44].Административная политика, возможности обучения для поставщиков услуг и тяжелая работа со стороны самих матерей — все это необходимо для обеспечения того, чтобы дети психически больных родителей росли, когда это возможно, в их исходных семьях.
Существует тонкий баланс между утилитарной потребностью в системе диагнозов и риском переопределения людей и их отношений как «патологических». Не так давно мы патологизировали гомосексуализм и описали сущность «шизофреногенной матери».«Ярким примером этого является взлет и падение теории шизофреногенной матери, которая предполагала, что этиология шизофрении может быть связана с воздействием на человека отвергающего и чрезмерно опекающего стиля материнства (Lidz, Fleck, & Cornelison, 1967). Она была «шизофреногенной». Она доносила противоречивые послания надежды и отвержения, и ее амбивалентность загнала ребенка, неспособного знать, что было реальным, в парализованный мир безумия. * Патологизация материнской амбивалентности привела к демонизации матерей — не только из «шизофреногенной» разновидности Фриды Фромм-Райхман (1948), но из всех матерей для всех болезней ребенка.Например, когда-то считалось, что аутизм вызывается «матерями-холодильниками» (1), а концепция «шизофреногенного родителя» использовалась для лечения шизофрении. Теперь есть доказательства того, что каннабис имеет как кумулятивный, так и шизофреногенный эффект. отношения между членами семьи и шизофренией (например, шизофреногенные матери и семейный раскол) предполагают, что члены семьи являются причинами болезни; получатели услуги; и препятствия на пути реабилитации больного родственника (Hatfield & Lefley, 1987; Wong, 2006).Эти взгляды не были подтверждены эмпирически и теперь заменены перспективой сильных сторон, которая рассматривает членов семьи как пострадавших, консультантов и партнеров по уходу (например, семейное бремя) (Hatfield & Lefley; Wong).

«ПСИХОЗ» АЛЬФРЕДА ХИЧХОКА. Философия языка и семиотика безумия. Избранные работы [litres]

Шизогенная и шизофреногенная мать — Анна Сухова — Официальный сайт

Как шизофреногенная мать влияет на будущее своего ребенка

Простыми словами о синдроме Мюнхгаузена у матерей

Что это такое в медицине?

Причины возникновения

Симптомы и признаки

Клиническая картина расстройства

Описание делегированного синдрома

Шизофреногенная мать

Деспотичная мать, или Как вырастить шизофреника.

Деспотичная мать, или Как вырастить шизофреника.

Шизофреногенная мать: тропа в ад вымощена ее поведением

Источники

О шизофреногенной матери. Безумие: семейные корни

Революционные идеи в психиатрии

Исследование Р. Д. Лэнга и А. Эстерсона

Клинические случаи: сходство и примеры

Шизофреногенная мать или оба родителя?

Шизофрения и наследственность: современные исследования

Перспективы исследований

Список литературы:

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека? | Психология

Кто такая «шизофреногенная мать», или К чему ведет подавляющая гиперопека?

Как не развить шизофрению у ребенка?

Призрак шизофреногенной матери | Журнал этики

Список литературы

Цитата

DOI

Информация об авторе

День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм PBS Stations Air

День матери и миф о «шизофреногенной матери»: документальный фильм на радиостанции PBS Air

Настоящий миф о «шизофрегенной» матери

Добавить комментарий Отменить ответ