Соблазн женщины: Портретный соблазн 12 | Красивые женщины, Модели, Польские девушки

Соблазн свободы Кто придумал сжимать женскую грудь бельем и почему женщины так хотят от него избавиться: Стиль: Ценности: Lenta.ru

«Лента.ру» продолжает серию публикаций о разных видах одежды и манере ее носить. Мы уже рассказали историю шпилек, мини-юбки, мужского платья, костюма, галстука и колготок. В новом материале речь пойдет о том, когда и почему женщины начали демонстрировать на публике бюстгальтер и полуобнаженную грудь.

От строфиона до корсета

Прямохождение создало человеку множество проблем. Одна из них — эстетическая. Женская грудь при прямохождении теряет форму и обвисает. Со времен Древнего Египта и Древней Греции эталоном красоты молодой женщины считалась высокая, упругая грудь. Однако без поддержки обеспечить эту «высоту» было непросто. С каждым годом, особенно при склонности к полноте и после кормления детей, женская грудь все очевиднее стремилась к земле.

Поэтому уже в древности появились разные способы поддержки груди. В основном это были широкие полосы холста или кожи, обвивавшие и поддерживавшие бюст. У греков и римлян для разных видов этого предмета туалета было несколько названий: строфион, мастодетон, аподесма и другие. Были свои виды протобюстгальтеров для девочек-подростков и свои — для полнотелых зрелых женщин.

В Средние века в Европе изобрели альтернативный способ приподнимать грудь, а заодно и подчеркивать талию. Женщин начали затягивать в корсеты. Вначале пластины металла, а затем гибкого китового уса стискивали талию девушки с ранней юности. Они же прижимали грудь, не давая ей развиваться, что было весьма кстати — плоская грудь была признаком хрупкости и целомудрия. В XIV столетии средневековые законники в Страсбурге, стремившиеся все зарегулировать, ввели и правила поддержки бюста. Женщинам предписали носить шнурованные платья.

Позже, в Ренессанс и последовавшую за ним эпоху Нового времени, мода изменилась. Стало принято выставлять пышную грудь напоказ. Корсет видоизменился и превратился в подобие рога изобилия с драгоценными украшениями, из которого виднелся полуобнаженный бюст. Носить жесткий корсет было неудобно, а порой даже мучительно. Слишком сильно стянутые девушки падали в обморок, но альтернативы не находилось до самого конца XIX столетия.

Свободу груди

В конце позапрошлого века на медицинские факультеты европейских университетов стали допускать женщин, которые начали активно ратовать за отказ от корсетов, считая их вредными для здоровья и некомфортными. С воодушевлением поддерживали эту мысль и суфражистки. Они указывали на то, что корсет требует посторонней помощи в шнуровке и лишает женщину самостоятельности.

Однако ходить вообще без всякой поддержки для груди, особенно в случае, если бюст крупный, не очень удобно. Потребность в альтернативном виде нижнего белья стала очевидной. Дополнительную остроту проблеме придало то, что в те же последние десятилетия XIX века женщины активно занялись спортом. Теннис, верховая езда, катание на коньках, плавание, балет требовали удобной одежды и особенно белья.

Именно в эти годы появились первые патенты на бюстгальтер, похожий на современный. Само слово bustenhalter немецкого происхождения и буквально переводится как «бюстодержатель». В нашей стране он также называется лифчиком от голландского Lijf — «лиф», часть женского платья, облегающая корпус. Как и у многих простых и очевидно необходимых вещей, у него несколько авторов. Первыми создательницами бюстгальтеров были белошвейки, занимавшиеся бельем. Им пришлось переквалифицироваться с привычных корсетов на более актуальные модели.

Легенда гласит, что пионеркой бюстгальтерного дела стала французская корсетчица Эрмине Кадоль. По одной из версий, прообраз новинки она смастерила по просьбе клиентки — заядлой теннисистки, которой было неудобно бегать и прыгать на корте в обычном корсете. Якобы белошвейка просто обрезала корсет снизу и добавила чашечки для груди. По другой версии, Кадоль самостоятельно придумала лифчик в 1889 году и выставила его в своей лавке под названием Le Bien-Etre («благополучие, комфорт»).

Почти одновременно с Кадоль прототипы бюстгальтеров представил немецкий бельевщик Хуго Шиндлер. Затем, в 1899 году, его соотечественница Кристина Хардт получила в Дрездене первый патент на «женскую фуфайку на лямках с укрепленными чашечками для бюста». Хардт уточняла, что ее изобретение «нисколько не стесняет природной формы» дамской груди.

К началу XX века относится первый бюстгальтер, разработанный женщиной-дипломированным врачом. Доктор Гош Саро в 1903 году предложила разделить корсет на две части. К верху прибавили поддерживающие чашечки, а низ стал поясом, который не сдавливал грудную клетку и живот, и использовался для крепления чулок.

В Америке первый патент на лифчик получила в 1914 году Мэри Фэлпс Джейкоб: ее версия называлась backless brassiere (примерно переводится как «бра без спинки»). Американки были консервативней европеек, и популярность новинка приобрела уже после того, как Джейкоб продала свой патент фирме братьев Уорнеров. Братья сделали на лифчиках миллионное состояние. В 1922 году евреи-эмигранты из Российской империи супруги Розенталь основали марку Maidenform. Она первой предложила женщинам готовые бюстгальтеры с широкой размерной линейкой, а позже — вкладки для увеличения объема и регулируемую застежку.

От пользы — к красоте

Первая четверть ХХ века — время революционных изменений в женском гардеробе. Появление бюстгальтеров было только одним из этих изменений. Портные во главе с Полем Пуаре начали шить просторные бескорсетные платья-туники из тонких тканей. Художники, работавшие с театральными и мюзик-холльными актрисами и балеринами, шли еще дальше. Они создавали полупрозрачные сценические одеяния, волновавшие воображение зрителей.

Так, известный художник и сценограф Лев Бакст, работавший с «Русскими сезонами» Дягилева, одевал для постановок свою подругу, оперную певицу и «мимическую танцовщицу» Марию Кузнецову в практически прозрачные платья. Они не подразумевали белья и полностью открывали грудь своей обладательницы. Очень скоро светские дамы и дамы полусвета стали копировать эти вольные наряды для вечеринок и коктейлей.

Эскиз платья Кузнецовой для оперы «Саломея» 1912 года американский женский журнал Tatler перепечатал в качестве модной картинки и образца для подражания. На картинке было совершенно очевидно, что платье из полупрозрачной ткани и сквозь него можно разглядеть грудь.

Еще более откровенный вариант Бакст придумал для роли Кузнецовой в опере Массне «Таис». Певица выходила на публику в украшенном камнями и блестками лифчике, соединенном нитями бус с набедренной повязкой из длинных лент, скрывающих ноги. Как отмечали тогдашние светские хроникеры, сквозь полупрозрачный лиф одеяния проступали соски. Наряд был по тем временам откровенным до скандальности. Его описывали как «вакхически разнузданный». Ничего подобного приличные артистки на оперную сцену до того не надевали.

Впрочем, то, что в 1910-х казалось непристойным и «вакхически разнузданным», уже в конце 1920-х годов стало относительно приемлемым. Американо-французская танцовщица кабаре Жозефин Бейкер выступала на эстраде в костюме из бюстгальтера и почти не скрывающей бедер юбочки из стилизованных «бананов».

Бои вокруг бюстгальтера

Середина XX века стала своеобразной эпохой Реставрации для консервативного женского костюма. К длинным, в пол, юбкам американки и европейки не вернулись по причине их непрактичности, однако самой популярной одеждой были закрытые платья с закрывающей колени юбкой-миди, блузки с юбками такой же длины или, в самом фривольном случае — с длинными брюками.

Ношение бюстгальтера было обязательным. Более того: производители белья ввели в моду довольно жесткие конструкции с конусовидными, торчащими вперед чашечками. Бюстгальтер надевали даже под летние платья без рукавов. Их специально кроили так, чтобы лифчика не было видно. Это считалось неприличным для порядочной девушки. В 1950-е годы в обиход вошли купальники-бикини, но появление в верхе от бикини в городе еще долго воспринималось как вызов общественной нравственности.

Однако в 1960-х годах ситуация начала меняться из-за активизации движения феминисток — наследниц некогда воевавших с корсетами суфражисток. Сказались сексуальная революция, пероральная контрацепция, возможность для европейских и американских женщин получать высшее образование и работу. В 1968 году нью-йоркские фемактивистки призвали к сожжению бюстгальтеров во время конкурса «Мисс Америка». Лифчики выкинули в тот же мусорный бак, что и туфли на шпильке, бигуди и накладные ресницы. Все это феминистки небезосновательно считали средствами объективации женщин и превращения их «в товар для мужчин».

Литературоведка феминистического толка Жермен Грир утверждала, что освобождение женщин невозможно, пока ее принуждают носить «два конуса, ничем не похожих на женскую анатомию», а дискомфорт этих бюстгальтеров — «отвратительный символ угнетения женщины». Грир и ее единомышленницы считали, что женщины не должны подгонять себя под мужские ожидания и представления о сексуальности и привлекательности.

При этом отказавшуюся от бюстгальтера женщину тогдашнее общество осуждало. Эту мысль феминистка развила в книге «Женщина-евнух»: «Лифчики — абсурдное изобретение, но если вы берете отказ от него за правило для себя, то подвергнетесь подавлению другого рода». Она приравнивала отказ от бюстгальтера, «освобождение от пут, стесняющих нашу фигуру», к освобождению от уз патриархата.

Призывы феминисток были услышаны, и 1970-е годы стали временем смягчения требований к женскому гардеробу. Девушки носили сарафаны на тонких бретелях, полупрозрачные топы и облегающие водолазки на голое тело. Они нисколько не смущались тому, что под одеждой проступали соски. Твигги, Джейн Биркин и другие секс-символы поздних 1960-х и 1970-х годов ввели в моду худобу и андрогинную фигуру. Маленькая грудь объективно не нуждалась в сложных поддерживающих конструкциях.

Модельеры того времени чутко отреагировали на тренд. Они создавали практически прозрачные платья и трикотажные топы. Ив Сен-Лоран шокировал респектабельную публику, надев андрогинный (и оттого сверхсексуальный) смокинг на хрупкий обнаженный женский торс. С этого момента ношение пиджака или жакета поверх бюстье или без него уже не кажется шокирующим.

Противоречивая сексуальность

Мода циклична, и 1980-е годы стали десятилетием практически агрессивной сексуальности. Женщины словно забыли о заветах феминисток и добровольно объективировались. Бурно развивалась пластическая хирургия. Процветала индустрия товаров и развлечений для взрослых. Размеры бикини стремились к нулю и были обратно пропорциональны объемам бюста своих владелиц. Женщины пользовались завоеванным феминистками правом отказываться от бюстгальтера — но не для того, чтобы чувствовать себя свободными, а для того, чтобы соблазнять мужчин.

Пиком этой парадоксальной ситуации стал знаменитый конусообразный бюстгальтер певицы Мадонны, придуманный для ее гастрольного тура Жаном-Полем Готье. С этого момента появление в одном бюстгальтере на сцене или подиуме стало абсолютно нормальным явлением. Рианна и Бритни Спирс, Spice Girls и Рита Ора появлялись на сцене в бюстгальтерах разной степени открытости, и это вызывало возмущение разве что у отпетых ханжей.

В 1990-е, подражая супермоделям — Кристи Тарлингтон, Клаудии Шиффер, Наоми Кэмпбелл, Синди Кроуфорд, — женщины покупали бюстгальтеры с эффектом push-up, сжимающие и приподнимающие грудь. Они были ничуть не удобнее «конусообразных конструкций» 1960-х, но даже феминистки почти не возмущались. Их активность переместилась в сферу карьерного равенства мужчин и женщин.

По подиуму у Versace, а следом за ним и у других модельеров расхаживали женщины в богато украшенных бюстгальтерах и небрежно накинутых сверху жакетах. Черный бюстгальтер под полупрозрачной белой блузкой был повальным трендом 1990-х годов. Бельевой бренд Victoria’s Secret на своих шоу представил бюстгальтер из золота с драгоценными камнями — разумеется, такое сокровище нельзя было скрывать под одеждой.

В противоположность «пышногрудому тренду» и бюстгальтеру напоказ модельеры-минималисты, такие как Кельвин Кляйн, в 1990-е продвигали альтернативную моду: трикотаж и полупрозрачный шелк на голое тело. Знаменем этой моды стала хрупкая британская супермодель Кейт Мосс. Появиться на публике без белья ее последовательницы могли или в чем-то полупрозрачном, или в «платье-комбинации» на очень тонких бретелях. Такое платье, а заодно и короткий «бельевой топ», стали ультрамодными в конце 1990-х годов именно благодаря Мосс.

Свое развитие получил и тренд, заданный провокационными смокингами Ива Сен-Лорана. Смелые женщины появляются на публике в жакетах на голое тело, открывающих центральную часть груди, или в платьях с очень глубоким V-образным вырезом. Подобные платья особенно любит Дженнифер Лопес и другие актрисы и певицы с узкой талией и высоким бюстом.

Наконец то, что в 1970-е было знаменем женской свободы — тонкие футболки и водолазки на голое тело, — в наши дни сделалось знаменем агрессивной сексуальности «имени Ким Кардашьян». Эта телезвезда и звезда соцсетей обожает обтягивать свой бюст облегающими, как чулок, платьями. Говорить о борьбе с объективацией в данном случае не приходится. Ким при этом — объект обожания и подражания миллионов фанатов и последовательниц во всем мире.

Читать онлайн «Соблазн эмиграции, или Женщинам, отлетающим в Париж», Ольга Маховская – Литрес

© О.  И. Маховская, 2003

© ПЕР СЭ, оригинал-макет, оформление

Научный редактор докт. истор. наук Чудинов А. В.

Признательность

Эта книга, и продолжающееся уже несколько лет исследование было бы невозможно без поддержки множества умных, красивых и доброжелательных людей. Первым проект благословил директор французского фонда «Дом наук о человеке» господин Морис Эмар. Я получила достаточно сведений и поддержки от сотрудников Центра русских, советских и постсоветских исследований – Владимира Береловича, Алексиса Береловича, Катрин Гусев.

Моим вдохновителем и покровителем стала профессор социологии Мартин Бургос. Во время нашей первой встречи она сказала: «Все, что французы знают про русских, это то, что они кучкуются вокруг православных приходов, любят балет, да еще, пожалуй, назовут Тарковского». («Американцы сходу называют в качестве ключевых слов «русскую мафию», – подумала я). Обсуждая материал с Мартин, я много раз слышала ее возражения, за которые благодарю особо.

Десятки раз я обращалась за помощью и советом к Соне и Флоранс Кольпар и никогда не получала отказа.

Я спешу выразить свою признательность семье нашего бывшего диссидента Анатолия Гладилина, особенно его дочери Алине и его старшим внукам, с которыми мы провели немало времени. Мне постоянно помогали семьи Мехонцевых (четверо детей) и Матыциных (трое детей).

Площадку для исследований предоставил директор школы при Посольстве Анатолий Розов.

Мне никогда не хватило бы сил выдержать три экспедиции, если бы дома не ждали друзья – Жанна, Юра, Ксения.

Эта книга выходит в год сорокалетия совместной жизни моих любимых родителей. Мама всю жизнь проработала в интернате для сирот и полусирот. Отца я впервые увидела уже поседевшим – молодой морской офицер, таким он вернулся из трехлетних рейсов на Кубу и Вьетнам, когда там шли военные действия. Папиных здорового авантюризма и упрямства, маминого энтузиазма, их бесконечной доброты, искреннего любопытства мне хватило на то, чтобы взять за руку десятилетнего сына и отправиться в неизвестность – в эмиграцию.

Мой сын Федор, моя опора и гордость, мой собеседник и помощник, никогда не усомнился в том, что мы делаем что-то важное и нужное. Смена школ, квартир, международные конгрессы, круглые столы, длительные перелеты и бесконечные переезды, Франция, Италия, США, Россия, Украина стали поводами для нашего взросления и возмужания.

Спасибо судьбе.

Вступление

«Соблазн всегда подстерегает случай разрушить божественный строй… Для всех ортодоксий соблазн продолжает быть пагубным ухищрением, черной магией совращения и порчи всех истин, заклятием и экзальтацией всех знаков в злокозненном их употреблении… Соблазн и женственность неизбежны – ведь это оборотная сторона пола, смысла, власти…»

Жан Бодрийяр, «Соблазн»

Женская эмиграция

Эта книга могла бы иметь и другой подзаголовок: «Женщинам, отлетающим в Нью-Йорк» или «Женщинам, отлетающим в Амстердам», поскольку речь пойдет о психологической стороне жизни российских женщин в эмиграции как таковой. Так уж получилось, что основной груз забот о воспитании детей в наших семьях несут именно женщины. В порыве отчаяния или беспечности они начинают рассматривать эмиграцию, в частности, замужество с иностранцем, как счастливый билет. Факты таковы, что женщины, имеющие детей от предыдущего брака, пользуются на Западе не меньшей популярностью, чем молодые и не обремененные детьми. «Ради детей» – последний аргумент, высшая мотивация самоустранения с культурного поля, в котором рождались и выросли, но не были счастливы анонимные героини этих эссе. Благодаря брачным интернет-салонам физическое перемещение с неизбежной затем трансплантацией ментальности приобрела промышленные масштабы. Так или иначе, за пределами России оказывается все больше наших соотечественниц – наших по происхождению, языку, культуре, психологии переживания.

О красоте, бесполезности и вреде мифов

Магический Париж будет всегда занимать высшие позиции в шкале предпочтений большинства женщин мира – как эмблема всего самого изысканного, несколько манерного, но всегда обворожительного. Для россиянки этот миф насыщен еще и знанием об истории русской эмиграции во Франции, о том, что все самое лучшее в русской культуре уцелело, выжило и пережило свой расцвет там, в Париже, вдалеке от родины. И это знание служит русской женщине своего рода залогом на конечный успех и признание. «Красота в изгнании»[1] – одна из наиболее точных вербальных аранжировок утонченного и долговечного, как настоящий парфюм, российского мифа о Париже. Сочетание трагического и красивого в биографиях русских эмигранток задевает мелодраматический нерв и множится серебряным звоном в душе всякой женщины.

Выдающийся мыслитель и психоаналитик Карл Юнг указал на то, что мифы рождаются в безднах коллективного бессознательного и отражают общую, самую глубокую интенцию группы людей или народа по отношению к реальности. Женские мифы отражают самые заветные женские желания. При всем лоске некоторых мифов психологу предстоит выполнять прозаическую роль толкователя сновидений, в которых этот миф является. Психолог ведом одним сокровенным знанием – мифы опасны, если не воспринимаются с известной отстраненностью – как сказки. Красивое манит женщину – бриллиантовое колье, ажурный пояс, кружевной абажур, журнал с иллюстрациями, шляпка с вуалью и безжизненный жемчуг. За этим соблазном скрывается потребность стать и самой объектом любования и безоговорочной любви.

Но не о женщинах даже речь, а об их детях. Ибо пока одной рукой женщина тянется к красивому, другой она сжимает ладошку ребенка, неотступно следующего за ней. Куда?

Этот разговор, в конечном итоге, посвящен проблеме ответственности за судьбы детей, которые, находясь в объективной зависимости от своих родителей, могут расплачиваться за их фантазии и неумение построить нормальные отношения с ближайшим окружением. Эмиграция как надежда на то, что все проблемы решатся разом, относится к числу такого рода фантазий.

«Наверное, в самой природе человека – ожидать исполнения желаний, как подарка, вместо того, чтобы прилагать усилия для этого», – писала одна из основательниц женской психологии Карен Хорни. Часть этой ответственности автор хотела бы взять на себя, выстроив систему предупреждений и продуктивных решений вокруг проблем воспитания детей в эмиграции. Невозможно оставаться в стороне, когда речь идет о детях.

Эмиграция – это самый острый психологический и социальный эксперимент, на который добровольно решаются люди. Сам факт принятия решения выехать, одержимость, с которой они идут на преодоление бесконечных препятствий, выдает в них сильных, решительных людей. Но этих качеств мало. Вслед за пассионарным решением должна следовать кропотливая ежедневная работа по собственному переустройству.

Из всех законов культурного наследования самый неумолимый и несправедливый: детям передаются неразрешенные психологические проблемы их родителей. Как за наследственное заболевание, за наши ошибки расплачиваются наши дети. Об этом стоит говорить и думать.

Личные и исследовательские мотивы экспедиции в Париж

«Обманка, зеркало или картина: очарование недостающего измерения – вот, что нас околдовывает. Именно это недостающее измерение образует пространство обольщения и оборачивается источником умопомрачения. И если божественное призвание всех вещей – обрести некий смысл, найти структуру, в которой их смысл основывается, ими же несомненно движет и дьявольская ностальгия, подталкивая к растворению и видимостях, в обольщении собственного образа или отражения, т. е. к воссоединению того, что должно оставаться разделенным, в едином эффекте смерти и обольщения. Нарцисс».

Жан Бодрийяр, «Соблазн»

Эти эссе были написаны в результате нескольких исследовательских экспедиций в Париж, поддержанных французским фондом «Дом наук о человеке» в 1998–2000 годах.

Русская эмиграция во Франции является элитной по своим истокам, наиболее оформленной и с точки зрения институтов (церкви, многочисленные ассоциации, библиотеки), и с точки зрения решенности вопроса о своей культурной и национальной идентичности. Это также одна из наиболее старых эмиграций, что позволяет уже ретроспективно отследить историю становления ее ментальности и институциональности.

Это также одна из наиболее образованных эмиграций, что означает наличие большого количества свидетельств, литературных памятников, мемуаров, картин, фотографий, писем.

Несмотря на это, до сих пор не предпринимались попытки психологического анализа феноменов российской эмиграции во Франции[2]. Одна из причин: русские никогда не заявляли о своих проблемах вовне, являясь самой молчаливой и загадочной эмиграцией в истории Франции.

 

Тот факт, что современная русская эмиграция во Франции малочисленна, является особо привлекательным для исследователя, ориентированного на глубокий качественный анализ проблем и восстановление картины в целом, а не на сбор холодных статистических данных.

Посмотреть, как адаптируются российские семьи в условиях западных стран – это своего рода социологический трюк, исследовательская уловка, направленная на то, чтобы обогнать время и понять, что делать нам с нашими детьми здесь в России, в условиях резких и быстрых социальных изменений. В каком-то смысле мы все оказались в эмиграции в своей собственной стране. Детей российских граждан

[3], выехавших в развитые страны, и наших детей, объединяет «советское прошлое» окружающих их взрослых, прежде всего их родителей. Эмиграция – это шаржированный образ нас самих, зеркало для социальных процессов и психологических эффектов, в которые погружены мы здесь, но которые трудно отрефлексировать. Эмиграция – это один это один из «кризисных», латентных сценариев, в рамках которых живет среднестатистический россиянин. Еще поколение назад, в период закрытости и идеологической монотонности, только продвинутая часть интеллигенции видела в эмиграции и диссидентстве способ ухода от жизни в ситуациях, требующих от них обязательного подчинения и стереотипности суждений – качеств, с которыми меньше всего сочетается свободолюбивая мысль интеллектуалов. Однако публичная демонстрация своей оппозиции, наиболее выраженная в эмиграции, была и своего рода поэтическим эпатажем, акцией, направленной на то, чтобы привлечь к своей персоне внимание и увеличить популярность, в которой нуждается всякий писатель или поэт.
Об этом, например, говорил в одном из своих интервью известный поэт-авангардист Дмитрий Пригов. У политической, диссидентской эмиграции есть этот эстетический заряд отстранения и самолюбования, который для многих был и высшей точкой самоидентификации. Почти оргазмическое наслаждение от видения своего красивого изображения и неистовое желание убедить в этом других.
Образ Нарцисса и русская эмиграция в Париже
– эта та тема, которую я настойчиво пыталась обойти, хотя, безусловно, это существенный ракурс для описания нашей эмиграции как таковой[4].

«Соблазн эмиграции» – это балансирование на грани реальности и фантазии в попытке открыть другую эстетику, не эстетику вхождения в тяжелые воды эмиграции, а эстетику выхода из состояния асфиксии, в которое попадают женщина и ребенок, оказавшись один на один со стихией. На каждом биографическом повороте параметром, по которому узнаешь о мере возможного, как раз и является чувство асфиксии, пережитое вместе с ребенком во время родов.

Потом это закрепляется, перерождается в постоянную потребность успеть посмотреть ребенку в глаза – выдержим или нет? Как дельфин, выпихивающий своего детеныша на поверхность[5].

Конечно, соблазн эмиграции – это еще и богатый познавательный прием, изыск мерцающего восприятия, двойного зрения, видения сущностного и иного. Однако в этой книге философский и гносеологический мотив исследования я бы опустила, чтобы не затуманивать вещи более существенные[6].

Метафора противопоставления свободы и несвободы лежала в основании идеологии всех волн эмиграции вплоть до последнего времени. Советский Союз в рамках этой модели рассматривался как тюрьма, царство несвободы и тоталитаризма, а западные страны, о которых большинство знали только понаслышке, – как бесконечная свобода и радость реализации. Таким образом, сама эмиграция казалась выходом в сгармонизированный, неразорванный космос, где слова и вещи находятся в радостном согласии. Деление на официальную культуру и язык и неформальную, андеграундную культуру разговоров на кухнях и в курилках стало уже общим местом

[7].
Такая ситуация раздвоенности привела к возникновению феномена внутренних эмигрантов, людей, которые не согласны «с политикой, идеологией, действиями государства, гражданами которого они являются, не имеющие возможности без ущерба для себя в силу репрессивных мер государства это несогласие выразить»[8].

В русской культуре персонаж, который может противопоставить себя всем и всему попадает или в герои (быть над) или в предатели (быть вне). Образ героя и образ Нарцисса при всей их одиозности вводят нас в пространство одноактных пьес с трагическим финалом. Они дают предписания умереть (в мертвом отображении, от которого нельзя оторвать взгляд, в патетической акции смертельного противостояния), но никаких – как жить. Эти мифы, лежащие в основании идеологии русской эмиграции, ограничивают ее в своем осознании. Описания «непростой жизни в эмиграции» типа тех, которыми нас порадовал в свое время Эдичка, похожие на публичные доносы, поток которых продолжается до сих пор, за которыми стоит, по сути, психология душевной праздности и культурного безделья, еще менее интересны.

При всей силе используемых в них выражений.

Наша пишущая эмиграция не предложила ни вариантов проживания там, ни цивилизованного возврата домой, которые потом открывались что называется публикой попроще. Во-первых, трагедия трех волн возвращенцев показала, что эти сценарии возврата, такие же по тяжести, как сценарии ухода, пройти через которые дважды под силу не каждому

[9]. Во-вторых, человек, попавшийся в ловушку героического или нарциссического сценария, не может предложить что-либо, согласующееся с жизнью нормальных людей, которые не хотят играть роль восторженной публики у экзальтированных единиц. В-третьих, предлагаемые сценарии были пригодны для ярких или психопатических одиночек, но вовсе не для тех, кто готов к адекватной роли профессионала, труженика и семьянина, требующей от окружения не экстатического обожания, а прежде всего уважения к себе, своему труду и родным. Наконец, в-четвертых, все эти сценарии, во всяком случае, в их героическом регистре,
не годятся для женщин
, стремящихся к жизни в нормальной семье[10].

Отсутствие публичных деклараций и демонстративных поз в расчете на простаков задает новую интонацию в нынешней российской эмиграции. Она более жестка, прагматична и уверенна в себе. В этом своем прагматизме она более тождественна западным обществам.

Произошло расширение зоны использования сценария эмиграции, он, что называется, пошел в тираж и теперь стал обкатываться в разных вариантах, не как авангардный, интеллектуальный, эстетский, а как нормальный, жизненный. Я имею в виду не столько юридические основания эмиграции, но психологические варианты проживания в чужой стране, которые имеют гораздо большее отношение к человеческому счастью, чем наличие материальных благ.

Эмиграция интересна потому, что в ней уже накопился опыт решений проблем адаптации к западной культуре. Это русские, которые не побоялись сами шагнуть в неизвестность, и разными путями попытались найти себя в объективно чужой среде. Самыми интересными собеседниками для автора были женщины, которые решились на этот вояж с детьми, и которые, как оказалось, составили существенную часть современной российской эмиграции во Франции. Вместе с тем автор предупреждает, что эти эссе – только одна из сильных психологических версий событий, окончательная интерпретация которых остается за временем и вдумчивым читателем.

Эти эссе не стоит читать второпях. Они и не писались так, а родились из многочисленных разговоров до, во время и после экспедиций, в основном разговоров женских или пропитанных женским любопытством и тревогами. Закончив чтение, вы отложите книгу, и на душе у вас, я надеюсь, станет гораздо спокойнее, чем тогда, когда вы впервые взяли ее в руки. Спасибо.

 

Сиэтл, США, октябрь, 2001

Часть 1


Предчувствие эмиграции

Миф о русской красавице в Париже


Интервью с Александром Васильевым, историком моды, проживающим в Париже

«Какая там правда… Главное – красота!»

Реплика из фильма «Раба любви»

«Нужно или детей растить, или исследования проводить».

Из телефонного разговора с Александром Васильевым

В 1998 году вышла замечательная книга «Красота в изгнании» историка моды Александра Васильева, посвященная русским домам моды за рубежом, русским манекенщицам, истории русского костюма[11]. Это истории любви, успеха у публики, восторженных откликов и признания и, в конце концов, удачных замужеств. Материалы для этой книги автор разыскивал десять лет, проделав уникальную работу – собрав не только фотографии, афиши, газетные публикации по разным библиотекам мира, но и успев записать на магнитофон десятки женских историй – свидетельств манекенщиц, работавших в известных домах моды в Париже, Харбине, Константинополе, Нью-Йорке. В шикарном издании приведено 838 иллюстраций, изображающих русских манекенщиц или просто эмигранток, одетых в платья своего времени.

Для меня эта книга является самой впечатляющей экспликацией мифа о русской красавице за рубежом. Миф о русской красавице в Париже, ее успехе, очаровании и красивой судьбе стал особо быстро кристаллизоваться в начале 1900-х годов, с приходом Русских сезонов Дягилева, выставок княгини Тенишевой. В то время в Европе стал зарождаться стиль модерн, одним из направлений которого был национальный романтизм, в российском варианте – неорусский стиль. Он наиболее оформился в послереволюционное время, в период первой волны эмиграции.

Стоит ли удивляться, что книга, о которой идет речь, сотканная из многих необычных, невероятных женских историй, к которым с такой чуткостью и вниманием отнесся автор, имеет такую же невероятную судьбу. Она красива в классическом, платоновском смысле – как идеально найденная форма для материала.

Я была на презентации этой книги в Москве, была ошеломлена ее красотой, изысканностью издания. Тогда же через записку я попросила автора о встрече в Париже, куда собиралась ехать проводить исследование, которое меньше всего касалось эмиграции. Подойти я так и не решилась. Александр Васильев перезвонил мне еще до моего отъезда из Москвы, который все откладывался и откладывался из-за семейных обстоятельств, не дающих мне сделать и шагу, не то что уехать в Париж. «Нужно или детей растить, или исследования проводить! Чем-то нужно жертвовать», – назидательно заметил Александр. В тот момент погас свет во всем доме, и на протяжении всего разговора, который длился не менее двадцати минут, я сидела на полу, с аппаратом в руках, боясь шелохнуться, чтобы не дай бог не прервать беседу, которую не буду знать, как потом возобновить. «Началось», – подумала я, восприняв это как предостережение.

Уже в Париже я никак не могла получить обещанное рандеву: он все время куда-то улетал или был занят с журналистами. Я поняла смысл игры, игры в неприступность звезды. И стала уговаривать, уговаривать, уговаривать – как, собственно, и следует просить о сокровенном. И в какой-то момент, когда срок моей командировки уже перевалил за вторую половину, в день, когда меня нагло обокрали в парижском метро, едва успев разыскать хозяйку, тревожную алжирку, решившуюся на переезд в Париж с детьми – разыскать затем, чтобы взять ключ, переодеться, захватить диктофон – так вот, в тот день он позвонил и интервью все-таки состоялось.

Вместо всех этих рюшек, малиновых сюртуков, странных очков в толстой пластмассовой оправе и с розовыми стеклами, щедрого жабо – живые, лукавые глаза исключительно умного и тонкого человека, коричневый свитер грубой вязки, который всякий назвал бы хемингуэевским, прекрасная пластика, умеренная галантность и природная приветливость. «Это вы?!» – я была встречена вопросом-комплиментом. «А то!», – подумала я, уже и сама не веря в факт этой встречи. Мысленно я представила восторженные глаза прелестницы, к которой испытывал особую нежность мой сын и которая была уверена в том, что Александр Васильев живет в шикарном дворце на берегу Сены, а по вечерам, когда высокие освещенные окна отражаются в спокойных водах, прогуливается в трагических раздумьях среди многочисленных манекенов, одетых… в бог знает что. (Когда он звонил, пожаловался: «Никто меня не узнает! Для того, чтобы тебя узнавали, нужно носиться по городу в длинном золотом шарфе и менять кабриолеты на каждом перекрестке»).

Несмотря на мою природную недоверчивость и скептицизм, я и сейчас скажу: я никогда не встречала человека, который бы с таким искренним воодушевлением, эстетической бережностью, неподдельной любовью, снисходительностью и терпением относился к русским дамам в Париже (красоте в изгнании). Мне и сейчас трудно представить себе другого человека, столь виртуозного и пластичного, который бы смог такой материал собрать и так его подать. Этим я была обескуражена гораздо больше, чем предметами старины, заполнившими доверху квартиру моего собеседника.

Интервью я привожу так, как оно оказалось записано на пленке. Мне кажется, в нем сохранена интонация, слог автора. Я прослушивала его не один раз на разных этапах проведения исследования, оно было точкой отсчета и началом трассирующей дуги, проходящей через всю эту тему – женщины на перепутье судьбы, эмиграция во Францию как дальний предел женских чаяний.

1. Так называется уникальная книга известного у нас в стране и за рубежом историка моды, работающего и живущего в Париже Александра Васильева. Он является собирателем и обладателем уникальной коллекции историй жизни русских «манекенов» (как тогда называли манекенщиц) за рубежом и, думаю, одним из непревзойденных интерпретаторов мифа о русской красавице. Об это немного позже .

2. В это трудно было поверить, имея в виду уровень цивилизованности французского общества, высокую культурную артикулированность первой волны эмиграции, глубину и пронзительность эмигрантских мемуаров, указывающих на высокую отрефлексированность переживаний и состояний человека в условиях вынужденного и внезапного разрыва с родиной. Единственная диссертация по русской эмиграции во Франции на французском языке Катрин Гусев никак не касается эмиграции современной. (Gouseff, C., Immigrés russes en France (1900–1950). Contribution à l’histoire politique et sociale des réfuges, Ecole des Haute Etudes en Sciences Sociales, Paris, 1996).

3. В категорию российских детей за рубежом попадают сейчас не только дети российских эмигрантов, но и дети сотрудников дипломатических ведомств, фирм, аккредитованных за рубежом, научных сотрудников, находящихся в длительных командировках.

4. Многочисленные мемуары, в том числе и женские, воспоминания, в которых все трагично и жертвенно, особое внимание к судьбе русской литературы и искусства и полный бардак в биографиях, жестокие изломы в отношениях между людьми, жизнь на грани нормы, демонстративное небрежение к нищете и реальным проблемам, за всем этим просматривается бездна между жизнью и языком ее описания, панический страх перед правдой, детский страх наказания за бездарно потраченные и заболтанные годы.

5. Эта метафора не является надуманной, поскольку помимо смерти физической есть еще и смерть эмоциональная – когда ребенок перестает адекватно реагировать на окружение. Депрессии, раздражение, суицидальные попытки, побеги из дому у детей – все это проявления затянувшейся асфиксии, нехватки любви, уважения, поддержки, которой мы недодаем друг другу. Добавим сюда еще и апатию – равнодушие ребенка к происходящему, покорность и управляемость, которые так часто путают с послушанием родителям.

6. Теме соблазна как философской категории посвящена работа: Бодрийяр Ж. Соблазн. – М.: Ad Marginem, 2000.

7. Воронков В., Чикадзе Е. Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ. – СПб., 1997; Померанц, Г. С. Записки гадкого утенка. – М., 1998. Балабанова И. Говорит Дмитрий Александрович Пригов. – М.: О. Г. И., 2001.

8. Иванова Е. Ф. «Феномен внутренней эмиграции», рукопись любезно предоставлена автором. Впервые проблема психологии внутренней эмиграции была поставлена в неопубликованной статье Дж. Верча и Е. Ивановой «Reflection on «Internal Immigration»», 1998.

9. В кросс-культурной психологии этот феномен называется шоком возврата. Он описывает психологические переживания людей, которые по разным причинам вынуждены проживать вдалеке от родины в течении длительного времени, а потом возвращаются домой. См.: Ward C., Bochner S, and Furnham A. The Psychology of Culture Shock. Routledge, 2001

10. К досаде автора, ни одно из эмигрантских изданий не ведет рубрику о психологической жизни в эмиграции. Это своего рода табу. Нет даже детской страницы или страницы о воспитании детей в современной эмиграции.

11. Васильев А. Красота в изгнании, – М.: «Слово/Slovo», 1998. В настоящее время книга переведена на английский язык – «Beauty in exile».

5 искушений, с которыми женщины особенно борются

  • Алиша Хедли iBelieve Соавтор
  • 2022 11 января
  • Слайд 1 из 4

    «Внимательно относитесь к своей работе, тогда вы получите удовлетворение от хорошо выполненной работы, и вам не нужно будет сравнивать себя ни с кем другим. » (Галатам 6:4)

    Требуется больше усилий, чтобы сравнивать себя с другими женщинами, чем сосредотачиваться исключительно на Боге и Его конкретном руководстве для вас и только для вас. Сравнение может поглотить нас. Теодор Рузвельт однажды сказал: «Сравнение — вор радости». Сравнение утомительно. Пытаться стать кем-то, кем ты не являешься и кем никогда не будешь, — это утомительно. Пытаться бежать и догонять кого-то на его дорожке, когда на самом деле вы никогда этого не сделаете, потому что это их дорожка, а не ваша, — это утомительно.

    Что делать, если вы еще не вступили в свое собственное призвание, потому что слишком сосредоточены на том, чтобы идти в чужом призвании? Если мы сосредоточим наше внимание на Боге и на том, что Он приготовил для нас, нам не нужно будет сравнивать себя с другими.

    Давайте не промахнемся, поддавшись искушению сравнения. Удаляйте приложения или людей, за которыми вы можете следить в социальных сетях, вызывая семена искушения в вашей голове. Начните обращать свое внимание на Божью цель для вашей жизни, сосредоточив свой ум «на горнем, а не на вещах этого мира». (Колоссянам 3:2)

    2. Ревность 

    «Спокойное сердце ведет к здоровому телу, ревность – как рак в костях». (Притчи 14:30)

    Трудно быть уверенным, что мы держим свое сердце и разум подальше от ревности, потому что она может вызвать гниение в наших костях. Мы все знаем, каково это жить без мира, и когда в нашей жизни присутствует зависть, у нас нет покоя. Ревность сосредотачивается на том, чего у нас нет. Это часто искушение, подбрасываемое женщинам через платформы социальных сетей. Мы видим, как другие публикуют сообщения о своем идеальном муже, идеальном отпуске и идеальных детях. Затем мы смотрим на свою собственную жизнь и понимаем, что у нас нет того, что есть у них, в то время как мы ссоримся с мужьями, у нас нет запланированных отпусков, а наши дети капризничают.

    В другом месте Писания говорится, что ревность сосуществует со всяким злом. В Иакова 3:16 говорится: «Ибо где зависть и сварливость, там и неустройство и зло всякого рода». Пример этого есть в Ветхом Завете в Бытие 4:1-16, где Каин так завидовал своему брату Авелю, что убил его. Видите ли, нам говорят, что «убийство начинается в сердце». (Матфея 15:19) Весь стих говорит: «из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, всякое блудство, кражи, ложь и злословие».

    То, что Каин убил своего собственного брата, началось с искушения и семени ревности, которое породило грех, а в данном случае — настоящую смерть. Как женщины, мы должны осознавать любые завистливые мысли или, возможно, людей, которым мы завидуем в нашей жизни, и просить Господа о направлении и о том, как обращаться с этим человеком. И может случиться так, что Бог скажет вам сделать шаг назад от дружбы или социальных сетей на некоторое время. Он будет направлять вас, когда вы будете просить Его мудрости, чтобы устранить любое искушение, ведущее к ревности в вашей жизни.

    Фото предоставлено ©GettyImages/Prostock-Studio

      Предыдущая

    Следующая  

  •   Предыдущий

    Следующий  

  •   Предыдущий

    Следующий  

женщин тоже влюбляются в это

  • Шэрон Джейнс Подруги в Боге
  • 2015 15 окт

Могу я поговорить с подругой на минутку? Речь идет об очень неудобной теме, и, честно говоря, большинство из нас предпочли бы притвориться, что ее не существует в «христианских кругах». Это сексуальный грех.

Женщину соблазняет слащавое слово коллеги, электронное письмо от старого бойфренда, приглашение на Facebook или соблазнительная улыбка на соседском собрании. Одиночество наполняет комнату, и страсть стучится в дверь. Но когда дым рассеивается, одиночество возвращается с новыми муками голода, приправленными сожалением.

Сексуальные отношения вне брака могут вызывать сильное привыкание, а поиск любви во всех неподходящих местах может быть ненасытным. Это напиток, который никогда не насыщает душу и оставляет у пьющего лишь жажду большего. Секс вне брака может привести ко многим вещам: нежелательной беременности, венерическим заболеваниям, разводу, недоверию, сожалению, стыду, потере семьи и целому списку нежелательных костяшек домино, которые выпадают одна за другой.

В 8-й главе Иоанна мы читаем о женщине, пойманной в прелюбодеянии и приведенной к Иисусу группой фарисеев. Во времена Иисуса женщине, уличенной в прелюбодеянии, грозила казнь. В некоторых частях мира он применяется до сих пор. Так зачем этой женщине идти на такой риск? Стоило ли это? Нет. Ответ всегда отрицательный.

В сердце женщины нет большего желания, чем быть любимой, желанной и заботливой. Это может заставить самых сильных сломить решимость и поддаться соблазну искусителя. Из-за прелюбодеяния церковные лидеры рушатся, служения распадаются, а семьи распадаются. Половой грех заставил самых благоразумных вести себя как глупцы, самых нравственных — впасть в безумие, самых набожных — поглотить желание. Желание любить и быть любимым иногда может перекричать шум разума.

Тоска по любви гложет сердце. И тогда прикосновение руки, беглый взгляд или движение комментария выдувают искру и поджигают ее. Одиночество отзывается эхом в пустой душе, когда страсть царапается в дверь. Никогда не сомневайся в этом, мой друг: сатана — это оппортунист, который использует одинокое сердце в своих интересах (Луки 4:13).

Быть любимым — одно из самых сильных желаний человеческого сердца. Бог спланировал это таким образом, потому что Он желает, чтобы наше стремление было наполнено отношениями с Ним. Но очень многие соглашаются на глоток из ржавой жестяной чашки, когда Бог предлагает вечный поток.

Женщина может рискнуть всем ради нескольких мгновений страсти. Она может врать себе, что сексуальные отношения или связь — это любовь. Затем, после того, как короткое удовольствие выставлено напоказ утренним солнцем, она понимает, что чувство любви было отравлено ядом стыда. Это может случится. Это случается. Это действительно случилось с женщиной, стоящей перед Иисусом с разъяренной толпой камней, собравшихся вокруг фарисеев. Это случилось со многими женщинами, которые писали мне по электронной почте каждый день.

Я сидел в кинотеатре с другом, который поддался сексуальному искушению. Она потеряла мужа, семью и многих «друзей». Во время превью другого фильма в фильме была показана женщина, обдумывающая роман с учтивым французом. Марта (имя изменено) говорила слишком громко для зрителей, сидящих в затемненном кинотеатре. «Не делай этого!» — воскликнула она. Слова вылетели из ее рта прежде, чем она успела их остановить. Марта переживала опустошение, поддавшись сексуальному искушению, и ее слышимый крик был переполнением ее наполненного болью сердца.

Можно я покричу с Мартой минутку? «Не делай этого!»

Я знаю, что эта статья не для всех. Но если есть одна женщина… всего одна женщина, которая отвернется от искушения, которое сегодня стучится в ее дверь, то оно того стоит.

Как писал Павел: «Убегайте от блуда… Разве не знаете, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого вы получили от Бога.  Вы не свои, вы куплены за цену.  Итак чтите Бога телом вашим» (1 Коринфянам 6:18, 1 Коринфянам 6:19).-20 НИВ).

Не делай этого. Обратитесь к Богу и позвольте Ему сегодня заполнить пустоту в вашем сердце. Он ждет с распростертыми объятиями.

Если это борьба в вашей жизни, давайте вместе помолимся следующей молитвой.

Дорогой Бог, я молюсь, чтобы сегодня я был настороже к дьявольским замыслам. Помоги мне увидеть, когда и где он искушает меня согрешить против Тебя.

Добавить комментарий