Читать бесплатно книгу «Отчего умерла моя мама» Александра Евгеньевича Режабека полностью онлайн — MyBook
Я долго колебался, а стоит ли мне вообще как-то реагировать. Ну, написала моя сестренка некое произведение, так и бог с ней. Мне-то какое до этого дело? Написала – и написала себе. Мне ж ты, Катя, не позвонила и не сказала: «Саша, прочти». А уж о том, чтобы специально разыскивать этот шедевр в интернете, я и не думал, хотя, если бы его мне кто-нибудь распечатал и на блюдечке принес, может, и почитал бы.1
А впервые услышал я о нем от возмущенных родственников, но не от родителей. Однако, несмотря на бурную реакцию родни, не придал этой истории никакого значения. Отношения с папой и мамой ты, сестренка, испортила давно, и поэтому особого удивления я не испытал. Ведь все люди совершают глупости или маются дурью. Нечто подобное я подумал, Катя, и о тебе. Решил, что ты, может, в жарком Израиле, в котором ты живешь намного лет меньше меня и еще не привыкла, просто перегрелась на солнце и накропала на больную голову какую-нибудь глупую статейку, за которую будешь потом у мамы с папой просить прощения.
И представляешь, Катюша, выкинул всю эту историю напрочь из головы. Но однажды позвонил маме, той самой Галине Щербаковой, и голос у нее был какой-то не такой. А она так разговаривает, только когда очень устает или больна. Естественно, я стал выяснять, что случилось, и снова услышал упоминание о твоей литературной деятельности в интернете. А больше всего меня поразило и заставило внимательнее отнестись к услышанной информации было то, что мама вовсе не возмущалась, Катя, тобой, а вдруг как-то нервно и всерьез начала убеждать меня ни в коем случае твое произведение не читать, и, главное, не пытаться тебя, сестричка, разыскать и вступать в разборки. Обрати внимание, Катя, на странность. Мама, которую ты на весь мир представила лицемерным чудовищем (впрочем, как и меня с батюшкой, эдаких членов банды), похоже, пыталась тебя от меня защитить, опасаясь, что как бы я, рассердившись, не зарезал тебя и не съел. Но меня просить настойчиво что-то не делать – это значит сто процентов нарваться на обратную реакцию.
И, конечно же, я заинтересовался твоим творчеством. И чуть ни сел на задницу. Бог ты мой, оказалось, ты написала не статейку, а целую сагу о Форсайтах. Одно только озадачило. Я так и не сумел определить литературную форму твоего труда. Сага – все-таки не сага, биография – не биография, художественный роман – так и не роман, хроники – тоже не хроники и даже не хреники. И более того, каюсь, Катерина, одолел из твоего опуса только двадцать, может, чуть больше, страниц. И вовсе не из-за того, что ты не владеешь русским языком. А из-за содержания. Честно пытался, но не пошло дальше в горло, как последняя рюмка водки в рот алкоголику. Мне ли этого, как ты понимаешь, не знать. Что же касается самого труда, то в неведении о дальнейших перипетиях твоей горькой судьбы я не остался, и содержание следующих серий этого ужастика мне в подробностях, сопровождаемых ехидными смешками, было передано многочисленными знакомыми.
Но и не дочитать твою исповедь мне показалось мало. Я, хуже того, не удосужился заглянуть и ни в один из многочисленных комментариев к ней, ни в положительный, ни в отрицательный, проявив таким образом неуважение к твоим читателям и почитателям.
Хотя допускаю, что они – прекрасные люди и ни в чем предосудительном замечены не были. Уж точно не алкоголики, как я. И зря, наверно, не читал. Говорят, и в комментариях кипели страсти.
Кстати, о них, мною непрочитанных. Меня ужасно развеселило, когда узнал от друзей, что ты, сестренка, вступила в перепалку с какой-то Марусенькой или Машенькой, думая, что под этим именем скрываюсь я. Должен тебя огорчить. Я – не та и не другая. Да и кем ты себя вообще вообразила, если подумала, что я буду от тебя, младшей сестры, скрываться под каким-то девчачьим псевдонимом?
Но в итоге, как уже упоминалось, после разговора с мамой и знакомства с твоим, Катерина, трудом я впал в длительное раздумье, отвечать тебе публично или нет. Особенно с учетом того, что мама, возможно, вспомнив одну известную поговорку, просила тебя не трогать. Но в итоге пришел к выводу, что выбора у меня, по-видимому, нет и надо отвечать, но, желая провести для начала рекогносцировку, я, если помнишь, вступил с тобой в короткую переписку.
И написал тебе довольно нейтральное письмо с очевидным, по крайней мере, для меня намеком признать, что ты, Катя, немножко дура и совершила глупость. Мама тогда еще была жива, и, если бы ты по-человечески ответила и я понял, что ты сожалеешь о том, что натворила, и готова попытаться загладить вину, я бы попытался помочь тебе хоть как-то наладить отношения с родителями. Но оказался наивен. Ответ я получил не от тебя, а от твоего нового мужа, которого я и в жизни-то никогда не видел. В результате произошел некий обмен странноватыми по содержанию письмами по очереди – то от него, то от тебя. Но, клянусь, Катя, я искренне пожалел, что он так быстро прекратился. Чтение писем от супругов Шпиллер было хорошим средством избавления от скуки. Особенно восхищали высокопарные и нравоучительные послания твоего благоверного, к которому я в общем-то за комментариями не обращался. Но он, а я его за это уважаю, как истинный джентльмен, видимо, не смог не встать на защиту интересов дамы сердца от ее непутевого братца-изувера.
А твои нежные ручки поначалу, наверно, скрутил писчий спазм. Знаешь, бывает болезнь такая у машинисток, из-за которой они печатать не могут.
В итоге, придя к выводу, что рассчитывать на возможность некоего теоретического компромисса в отношениях между родителями и тобой, Катя, невозможно (то, что ты написала или еще напишешь про меня, честно говоря, меня не волнует, буду только рад услышать новые о себе подробности), я, наконец, скрепя сердце, начал составлять свой вариант письма запорожских казаков турецкому султану. А ужасно не хотелось. Уж больно вся эта история выглядела недостойно и стыдно. Но не для мамы, сестричка. Для тебя, родная.
С другой стороны, согласись, мое право на ответ совершенно законно. Меня все-таки против моей воли начали обсуждать на страницах интернета неизвестные мне люди, мнение которых я снова готов выслушать в дальнейшем при личной встрече, чтобы они могли поглядеть мне в мои серо-зеленые глаза и, сидя напротив, вслух повторить свое мнение обо мне и моей семье.
А то ведь, наверно, как было обидно тебе, моей сестре, и твоим поклонникам, что ни один член нашей страшной и ужасной семьи не пожелал отреагировать. Но хватит уже. Это пока еще не сам ответ. Только присказка.
Добавлю только одно. Ты, Катя, наверно, удивишься, а может, даже обидишься, но самым сильным чувством, возникшим у меня во время чтения твоего труда, было недоумение. Я мог бы понять, если б ты попыталась написать чуть ироничный роман о подобной девочке, живущей в плену своих болезненных фантазий, с аналогичным сюжетом, и он мог бы стать бестселлером, но выдавать подобное за историю собственной жизни… Это не могло вызвать у меня ничего, кроме огорчения: все же ты моя сестра.
Итак, я – тот таинственный монстр, который в ряду других обижал, унижал, не любил и бил Екатерину Шпиллер. Я – брат Александр, алкоголик. И этот брат тоже хочет высказать свою точку зрения. Но не думай, Катя, я вовсе не собираюсь, как ты, вероятно, предполагаешь, занудливо по пунктам опровергать написанное тобой.
Я просто расскажу о себе, нашей семье и о своем детстве. А оно ведь и твое тоже. О детстве, каким его помню я. Ты ведь, как я понимаю, именно в нем видишь корень своих душевных проблем.
А для начала замечу, что, наверно, в жизни многое пропустил и недопонял. Я-то, дурак, всегда считал, что рос в обыкновенной, чуть ли не заурядной и законопослушной семье интеллигентных и небогатых советских служащих (к тому моменту, когда мама стала известной писательницей, я уже был взрослым и самостоятельным), а в ней (семье), оказалось, творятся такие дела, просто не приведи господь. Но мне чувствовать себя чудовищем показалось забавным и даже комфортным, ведь не каждый может этим похвастаться. И теперь я иногда раздумываю, не повесить ли себе на стену портреты Чикатило или Полпота.
Но давай по порядку, и познакомься, Катя, с моей версией нашей с тобой жизни. Впрочем, заранее прошу извинить, что в отношении точных дат и мелких подробностей могу ошибиться, потому что уже и не помню. И не собираюсь, подобно тебе, не очень к месту заявлять, что веду чуть ли не с полугодовалого возраста дневник, и у меня все записано.
Да и алкоголик я, не забывай.
Где-то в середине пятидесятых годов сочетались законным браком раб божий Режабек Евгений Ярославович и раба божья Руденко Галина Николаевна. Он – то ли студент, то ли уже аспирант, изучающий философию, а она – студентка филологического факультета ростовского университета. А вовсе не челябинского педагогического института, который в маминых биографиях упоминается как ее ключевое место учебы. Однако ни о какой карьере учителя мама сроду не помышляла. Но мужа «распределили» в Челябинск, ради него она бросила университет и за неимением лучшего перевелась в местный пединститут. А плодом их любви стал я, Режабек Александр Евгеньевич, который не знал еще тогда, что ему предстоит стать монстром, хотя уже при рождении можно было бы распознать намеки. Моя голова при родах сплющилась с одной стороны, в связи с чем меня показывали профессору, который таким пустяком, как выглядевшая как прихлопнутая энциклопедией голова, заниматься не стал. Хотя, может, если бы стал и выпрямил череп, глядишь я бы и не стал монстром.
А еще, когда я был младенцем, меня, подобно последнему герою романа «Сто лет одиночества», должны были на съемной квартире съесть крысы, но, видимо, побрезговали. Или помогло толченое стекло, которое мама сыпала в крысиные норы.
Но в браке моих родителей что-то не сложилось, и они расстались. И были три человека, которые от этого только выиграли. Это твои папа с мамой и я. Потому что мама встретила другого человека, а именно Александра Сергеевича Щербакова, и на всю жизнь полюбила его. А он ее. А такое счастье выпадает в жизни далеко не всем. Развод же четы Режабеков был банальной житейской историей, которая, в принципе, не стоила и выеденного яйца, если бы ты, Катя, в своих «исторических хрониках» не упомянула о том, что он происходил с привлечением парткома и еще каких-то общественных организаций. Видимо, желала подчеркнуть скандальность ситуации. Но ты, Катя, как известная всему миру интеллектуалка, целиком занятая исследованием высших материй, а не подробностями жизни никчемных людишек, упустила из виду некоторые детали истории собственной страны.
Время-то было тогда советское. И естественно, что мальчику от философии, которая была исключительно марксистско-ленинистской, и девочке, учительнице в советской школе, бдительная общественность не могла не погрозить пальчиком и не сказать свое «ну-ну-ну» за то, что они так не по-коммунистически легкомысленно отнеслись к святости уз маленькой, но исключительно важной ячейки будущего общества всеобщего равенства. А противно и грустно в этой истории, скорее всего, было разводящимся – и потому, что ошиблись в выборе друг друга, и потому, что были вынуждены выслушивать нравоучения старых пердунов. Но вендетта между теперь уж бывшими супругами не возникла, и никакой драмы в итоге не произошло. Обе стороны побухтели свое и покисли, но в окно, как в известном фильме «Вам и не снилось», никто не сиганул. А в итоге мама вышла замуж по любви за выпускника Уральского университета Александра Сергеевича Щербакова, но при этом из-за меня сохранила фамилию первого мужа (меня никогда формально не усыновляли).
Но, с другой стороны, она же, когда начала писать, взяла себе литературный псевдоним уже по фамилии Александра Сергеевича, став в дальнейшем известной писательницей Галиной Щербаковой. И в результате после твоего, Катя, рождения сложилась странная семья, где два ее члена, я и мама, по паспорту были Режабеками, а два Щербаковыми, то есть ты, Катя, и батюшка. Кстати, спасибо тебе, Екатерина, что позаботилась сообщить читателям, что я называю Александра Сергеевича батюшкой. Только ты забыла уточнить, что вообще-то до юношеского возраста я называл его папой, потому что таковым и считал, даже зная, что у меня другой биологический отец. А батюшкой он стал случайно. Мы вместе и, по-моему, даже при твоем участии по какому-то поводу хохмили, и я сказал Александру Сергеевичу, что папа – это чересчур банально, а ему подходит что-нибудь более оригинальное. От «тятеньки» мы отказались из-за явной слащавости слова, а вот «батюшка» звучало и солидно, и по-доброму. И, честно говоря, я даже не ожидал, что батюшка так батюшкой и останется.
Хотя из-за этого я иногда попадал в дурацкие ситуации. Наверно, и батюшка тоже. До сих пор помню, как в советские времена разговаривал с ним с работы по телефону, и какое любопытство и подозрение вызвало у сослуживцев обращение «батюшка» к какому-то таинственному собеседнику. Уж не с попом ли говорил из больницы комсомолец-доктор?
А Режабек-старший, который ко всей этой истории перестал иметь какое-либо отношение, по жизни тоже оказался не промах и еще пару раз женился, в связи с чем у меня по отцу есть еще две сестры и брат. Правда, я их не знаю, хотя двоих видел.
Кстати, регистрация брака твоих родителей, Катя, не обошлась без эксцессов. Видимо, сама судьба пыталась вмешаться, чтобы они не поженились и на свет не появилась ты. Уже в те времена все было против тебя, Катя. Но виноват во всем был аккордеон. Я не имею представления, знаешь ли ты об этом, но батюшка в молодости хорошо играл на этом музыкальном инструменте. И я, в отличие от тебя, даже слышал, как он это делает.
А он не только в студенчестве подрабатывал музыкой на танцах, но его были готовы взять в музыкальное училище, куда в свое время, помимо университета, он подал документы. Следует отметить пикантную подробность: учился батюшка играть самоучкой и поступал в училище, куда идут обычно после музыкальной школы, ни бельмеса не понимая ни в нотной грамоте, ни в сольфеджио, ни в прочей хренотени. И только чистая случайность, а точнее мудрость экзаменатора музучилища, сказавшего, что аккордеонистов много, а выпускники университета все-таки наперечет, сделала батюшку известным журналистом, а не работником какой-нибудь провинциальной филармонии или учителем музыки.
Так этот вот Александр Сергеевич, твой папа, возжелал перед свадьбой произвести на свою возлюбленную впечатление и взял напрокат аккордеон, оставив, как положено, в залог паспорт. Но вот незадача, день свадьбы, в который батюшка поехал возвращать инструмент, в прокатном пункте оказался выходным. И, как выражаются сейчас, паспорт оказался вне зоны доступа.
А без него соваться в ЗАГС было бесполезно. И никакие силы, ни звонки «сверху» не смогли заставить работницу прокатного пункта выйти на службу, нарушив при этом нормы КЗОТ. И свадьбу перенесли на следующий день, а батюшке пришлось до этого момента терпеть надувшуюся маму.
А свадьба была совсем не такой, какой она стала сейчас с лимузинами и прочими прибамбасами, и даже не такой достаточно скромной и домашней, как моя, советская, а просто бедной, но веселой и молодежной. Мама и батюшка тогда оба работали в газете с такими же, как они, молодыми шалопаями-журналистами в тот лихой период их жизни, когда о богатстве свадебного стола никто особенно не задумывался, а ценность подарков при общей хронической нехватке денег определялась не их денежным эквивалентом, а количеством смеха, который они вызывали. Мне было тогда 5 лет, и я многое не помню, но один подарок меня ужасно насмешил. Это был эмалированный ночной горшок с крышкой, заполненный пивом, в котором на дне плавали копченые колбаски.
Тот, кто когда-нибудь пользовался этим предметом, наверно, поймет, как это выглядело и что весьма правдоподобно напоминало. Но, тем не менее, колбаски были съедены, а пиво выпито. А вот судьба горшка осталась покрытой мраком. Мне он уже нужен не был, и поэтому так и остался где-то валяться. Но у меня есть подозрение, что в дальнейшем, Катя, им пользовалась ты.
Так кто же эти чудовища, мои мама и батюшка? Мама выросла в маленьком шахтерском городке в Донбассе и тоже, как ни странно, с отчимом, который был горным инженером. А бабушка, как и многие дамы на Украине, не работала, занимаясь домом и солением-варением многочисленных плодов немаленького по размеру сада, разведением кур и время от времени свиней. А дед еще делал хорошее вино. Впрочем, как и многие другие. Надо же фрукты и виноград утилизировать. Родители же батюшки работали учителями в школе в таком же маленьком городке, но на Урале. Из чего вытекает, что, как сказали бы сейчас, ни у кого из наших с тобой, Катя, предков не было никакой «волосатой лапы», которая могла бы посодействовать им в карьерном росте.
А значит, рассчитывать им, молодым да ранним, приходилось только на себя. Впрочем, амбиции и упорства им было не занимать, и в результате, расставшись без особого сожаления со своими родными местами, через промежуточный в их жизни и судьбе перевалочный пункт в виде города Челябинска, где я и родился, оба оказались в Ростове, где батюшка женился на маме, получив в нагрузку меня. А тебя, сестренка, еще и в планах не было. Вот такая недоработка. Но, как ни странно, и кто бы мог подумать, через какое-то время мама забеременела. Но твоя, Катя, история о том, что на вопрос родителей, хочу ли я сестричку или братика, я ответил, что предпочитаю собаку, является не совсем точной и похожа на интерпретацию старого бородатого анекдота. Я тогда честно ответил, что предпочитаю братика, за что меня вряд ли можно упрекнуть. Но не очень умные мама и батюшка тут же радостно закудахтали и сказали, что точно не обещают, но, если родится мальчик, они назовут его Кирюшой, то бишь Кириллом. А меня затошнило.
Я представил, как я, уважаемый член дворового братства, буду выходить на улицу с братом, которому навеки суждено быть Кирей, пацаном с именем, над которым все будут смеяться, и пришел в ужас. У нас во дворе уже был мальчик с именем Артур. Армянин, который жил над нами. Так вот он достаточно нахлебался за страсть родителей к звучным именам. Поэтому, естественно, после этих мыслей я и заявил родителем, что предпочитаю собаку. А девочки, Катя, ни маленькие, ни большие, извини, меня в том возрасте не интересовали. Да, Катя, как видишь, уже в свои восемь лет я всеми силами пытался воспрепятствовать твоему рождению.
Но, сестренка, давай вернемся к периоду, когда тебя пока еще нет, и мы живем в Ростове. И, как уже упоминалось, бедно, но весело. Мама после пединститута недолго выдержала работу в школе, хотя та, по моему мнению, не лучшим образом отразилась на ее мозгах, ибо иногда она начинала думать, что в глубине души Иоганн Гейнрих Песталоцци. Но, к счастью для всех, преподавательскую деятельность она все-таки оставила и из учительницы русского языка и литературы превратилась в журналиста.
Коим был и батюшка.
«Мне грустно, что мама умерла, но я не скучаю по ней»
Сегодня появилось много книг, статей и даже научных исследований, которые объясняют, как воспитывать детей. Многим вся эта информация кажется излишней, но каких-то 50 лет назад у родителей её не было: они общались с детьми интуитивно и, конечно, иногда допускали ошибки. О том, как это сказалось на сегодняшних взрослых, рассказывает наш блогер Софья Ботезат.
Моя мама критиковала меня всю жизнь. Не знаю, почему она это делала. Сейчас я не смогу задать ей этот вопрос. Иногда мне кажется, что так ей было проще меня воспитывать: чем больше критики, тем лучше результат.
Мама всегда мне говорила, что сначала из неё вылезла матушка-лень, а потом уже я. Но мою лень можно объяснить тем, что мама вместо того, чтобы заниматься со мной, погружалась в свои детективные романы с головой. А мне приходилось погружаться в телевизор и глупеть. Я считала себя отстающим ребенком. Школа далась мне тяжело, и я рада, что она закончилась.
Когда я пошла в первый класс, я не слышала лекций, а погружалась в свои мысли и пропускала мимо ушей слова учителя.
Мама всегда требовала от меня отличных знаний по математике, я сменила трёх репетиторов. Казалось, ей была важна только математика, но стоило получить неуд по другому предмету, мама негодовала до такой степени, что я её просто переставала понимать. «Если ты не говоришь мне о своих плохих оценках, значит, ты меня не любишь». Я всю жизнь буду прокручивать в голове эту фразу.
Когда я готовилась к ГИА, критики и унижения добавилось. Моей маме было проще решить за меня, какие экзамены мне сдавать, чем спросить. Она также, без спроса, отправила меня к репетитору по английскому. На вопрос «А ты вообще хочешь чего-нибудь от жизни?», я обычно не отвечала, потому что не могла определиться. И, естественно, получала за это новую порцию критики: «А ты никогда ничего и не хотела от этой жизни».
Девятый класс, нужно определяться с профессией. Но я так и не могла решить, кем хочу работать.
Неопределённость — получай критику. В итоге её критика меня настолько уничтожила, что я просто сказала: «Хочу быть переводчиком».
Сейчас мне 23 года, я получаю диплом лингвиста и никогда не буду им работать. Желание учить языки отпало
После девятого класса мы с мамой уехали покорять Москву. Её критика по-прежнему не заканчивалась, добавились новые проблемы. Мама не смогла полностью привыкнуть к Москве и её темпу, увлеклась алкоголем и принялась помыкать и манипулировать мной.
Когда мне исполнилось 19 лет, она решила, что будет общаться с моим другом в социальных сетях от моего имени. И каждый раз, когда я просила её прекратить это делать, следовал ответ: «Когда ты меня будешь о чём-то просить, я тоже буду говорить тебе „нет“». И мне приходилось идти на уступки и плевать на собственные границы и личную жизнь. Она заставляла меня с ним встречаться, а когда я с ним рассталась, превратилась в «плохую дочь», которая не ценит усилий матери.
В 2016 году я закончила колледж и получила должность секретаря в строительной фирме.
Когда я получила первую зарплату, мама обвинила меня в том, что я «зажала» деньги. До апреля 2017 года она будет считать мою зарплату. А я буду молчать. Потом я переехала к своему парню, который через год после знакомства стал моим мужем. Мама была против моего переезда и сказала отцу, что «я её бросила». Не получив поддержки от отца, она оставила меня в покое.
Но когда родилась дочь, мы снова поссорились. Потому что я назвала дочь не так, как она хотела
Через две недели после родов, фельдшер скорой помощи сообщил, что моя мама умерла. Ещё через месяц экспертиза доложит о том, что смерть наступила из-за отравления этилом и этиловыми разложениями в крови.
Моей матери нет уже четыре месяца. Мне грустно, что её нет, но я не скучаю по ней. Её критика, манипуляции и помыкания настолько убили к ней мою любовь, что после переезда я перестала ей звонить. На её фразы «я скучаю по тебе и очень тебя люблю», я отвечала молчанием. Я не испытывала к ней тех же чувств. Я убирала на второй план свои интересы и своё мнение, потому что знала, что если я не сделаю так, как она хочет, то мама обидится.
Наверное, я не могу обвинять свою мать в неправильном, на мой взгляд, воспитании, потому что она сама была воспитана злыми родителями. Я всё ещё держу на свою мать обиду за ужасное ко мне отношение, неправильное воспитание, за убийство моей мотивации, за создание моей лени. Её нет, но я всё ещё на неё злюсь и никогда не смогу ей этого простить. Её нет, и в моей жизни ничего не поменялось. Одно я знаю точно: я никогда не буду такой, как моя мама.
Вы находитесь в разделе «Блоги». Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
Фото: Shutterstock (OSTILL is Franck Camhi)
Прошел год со дня смерти моей мамы
4 октября 2021 года был худший день в моей жизни. Это день, когда моя мама скончалась, и прошел ровно год. Говорят, что горе начинает уменьшаться или, по крайней мере, меняться примерно через год, и я хотел сообщить вам, как идут дела сейчас. Снялась ли скорбь? Стало ли легче? Время лечит? Давай поговорим.
Прошел 1 год с тех пор, как умерла моя мама, и я скучаю по ней
Я не уверен, что я должен сказать здесь или как я должен это сделать, поэтому, думаю, я просто окунусь.
-прочитав другие мои сообщения о горе, прежде чем писать это, так что простите меня, если я что-то повторю. Они слишком болезненны, чтобы возвращаться к ним прямо сейчас.
Но для справки, позвольте мне рассказать вам о другом моем скорбном содержании:
Прошла неделя со дня смерти моей мамы
Я делаю алмаз из маминого праха
5 Удивительные последствия горя Я не ожидал
11 мелочей, которые помогли мне справиться с горем
Жизненные уроки за 10 лет ведения блога и личное обновление
Черт возьми, хорошо, с чего начать… держись за грязную поездку. Я просто получаю это. Боже, я так скучаю по маме. Фу.
Во-первых, я пишу это годовое обновление, потому что мне кажется, что год — это солидный отрезок времени, и потому что письмо помогает мне исцелиться. Я также открыто говорю вам о том, что у меня на уме, потому что я знаю, что это помогает некоторым из вас. Мы чувствуем себя менее одинокими, зная, что мы не единственные, кто проходит через что-то тяжелое.
Итак, приступим.
Фотография, сделанная нами в круизе по Карибскому морю в 2004 году, я думаю. Тогда мы оба еще носили контактные линзы.
Прошел год, как я потерял маму. И семь месяцев с тех пор, как мы потеряли нашу любимую собаку Дагни. Она умерла 5 марта 2022 года в возрасте 10 лет — почти через пять месяцев после того, как потеряла маму. Обе эти даты запечатлелись в моем сердце и душе, как татуировка, которую я никогда не хотел.
Если вы новичок и вам интересна предыстория, пожалуйста, ознакомьтесь с сообщениями, на которые я ссылался выше, для получения более подробной информации. Короче говоря, моя мама проиграла битву с раком после шестилетней борьбы. Через неделю после ее смерти, когда я еще был в США, у Дагни случился сердечный приступ. Это привело к нисходящей спирали в ад, чего я не пожелал бы даже своему злейшему врагу.
Горе, которое я испытывал по маме, отошло на второй план, поскольку мы заботились о Дагни, со многими взлетами и падениями (в основном падениями) на этом пути.
В течение этих 5 месяцев моя мама была отдаленной мыслью, потому что здесь и сейчас то, что происходило с Дагни, было нашим единственным фокусом.
Я никогда не спал больше пары часов в сутки, часто на полу с ней, и моя тревога была на рекордно высоком уровне. Наша жизнь тогда состояла из подсчета вдохов, ежедневных обращений к ветеринару и большого количества плача. Мои мысли были 90% о Дагни, ее уходе, ее кончине, о том, как бы мы жили без нее… почти все время. Это было удушающе. Работа с горем и предвосхищающим горем — ужасная смесь. Удивительно, к чему может привыкнуть тело.
За несколько дней до того, как мы попрощались.
Важно отметить, что Дагни была нашим ребенком и намного больше, чем «просто» собака. Она была рядом со мной с первого дня во Франции. Она путешествовала с нами. Она была семьей, и любой, кто глубоко любил животное, знает, откуда я родом. Я люблю тебя, Дагни, и очень, очень по тебе скучаю. Я знаю, что буду до конца жизни.
Только когда Дагни скончалась, я позволил себе полностью горевать.
Так что, хотя моя мама умерла год назад, я мысленно чувствую, что нахожусь на семимесячной отметке и пережила все горе вместе.
Это было…. жесткий. Настоящее адское время. Я даже не знаю, что сказать. Я говорю вам это не для сочувствия, а для того, чтобы рассказать вам, как обстоят дела. Я хочу быть настоящим, потому что в жизни важно быть уязвимым. Я действительно чувствую себя менее одиноким, зная, что люди читают это, и что ты тоже прошел через тяжелые испытания и все еще здесь. Мы доживем до завтра вместе.
Большие вопросы
Давайте ответим на вопросы из моего вступления. Снялась ли скорбь? Не совсем. Это изменилось. Я перейду к этому. Стало ли легче? Некоторые вещи. Время лечит? Я думаю, что да.
Время лечит до некоторой степени. Это правда. Полностью ли это лечится? Нет. Это заставляет тебя забыть? Точно нет. Но это действительно увеличивает дистанцию между тобой и болью, а иногда дистанция — это маленькая победа, которую я счастлив получить. Горе все еще здесь, но оно изолирует боль таким образом, что делает повседневную жизнь более управляемой.
Отвлечение также помогает сохранять дистанцию. Как человек, который ненавидит быть занятым, я много сделал в этом году, и это нельзя недооценивать. Физически заставить себя сосредоточиться на чем-то другом, кроме слез и боли, действительно важно, даже просто мысленно. Эти две вещи — время и отвлечение — очень помогли мне.
Ежедневные развлечения включали в себя погружение в работу, общение с друзьями и семьей и помощь им в решении их проблем, переедание Netflix, уборку, поиск хобби, и этот список можно продолжить. Мой распорядок в прошлом году сильно отвлекал меня, а именно мои ежедневные прогулки, терапия красным светом и занятия фитнесом. (Огромный привет как приложению Les Mills On Demand, так и Peloton. Вы можете получить 30-дневную бесплатную пробную версию Les Mills там, без каких-либо условий.)
Я также должен подчеркнуть, что поддержка со стороны близких и общение с терапевтом также потрясающие. Если бы мне не с кем было поговорить, я не знаю, где бы я был.
Друзья и семья, которые были рядом со мной почти каждый день, когда мы знали, что дела с моей мамой не ладятся, очень, очень ценны.
Я надеюсь, что однажды смогу быть рядом с теми, кто мне дорог, так же, как они были рядом со мной. Просто есть кто-то, кто выслушает, а не исправит или осудит, и все будет казаться менее ужасным. Чувство, что мы не одни в этом, имеет большое значение. Даже если человек не знает, что сказать или как помочь, просто акт слушания облегчает тяжесть и выводит ее из меня в эфир.
Весь этот год показал мне, кто мои настоящие друзья и семья. Удивительно, как несколько смертей могут выявить истинное лицо человека. Думаю, в каком-то смысле я забрал урожай. Молчание некоторых людей было оглушительным.
И хотя я не думаю, что кто-то хочет причинить кому-то вред, я знаю, каково это, когда люди исчезают с твоего радара, когда ты больше всего в них нуждаешься. Я знаю, каково это, когда тебя судят. Я также знаю, что приятно на принимающей стороне, а что делает все еще хуже.
Кузены даже не отправили вам текст с соболезнованиями. Дядя излишне жесток. «Друзья», от которых я не слышал ни звука. Хороший материал.
Но мы собираемся и идем дальше. Я прощал людей, которые должны были знать лучше, но не поступили лучше. Мы всего лишь люди.
Наблюдение за тем, как люди реагируют (или не реагируют), научило меня тому, что я должен делать в следующий раз, когда друг или знакомый переживает потерю. Какой это был опыт обучения. Но я благодарна за уроки, даже если они достались мне эмоциональной ценой.
Я пришел к выводу, что мы должны чувствовать свои чувства и преодолевать горе. Мы не можем игнорировать их или пытаться двигаться дальше, не позволяя себе исцелиться. Я думаю, что в некотором смысле я буду делать обе эти вещи всегда. Я глубоко чувствую вещи как очень чувствительный человек, и мы все по-разному справляемся с горем и имеем разные временные рамки.
Мы не можем волшебным образом добраться до другой стороны горя и однажды отбросить все неприятности.
Это не так. Это похоже на дополнительный слой, который мы носим с собой, который никто не видит, но мы знаем, что он есть — как невидимый плащ. Иногда это легкая ветровка, а иногда — тяжелое зимнее пальто из канадского гусиного пуха.
Большую часть времени мы можем игнорировать «пальто» и кажемся вполне нормальными — даже счастливыми! — но иногда мы замечаем этот слой горя, и нормально признать его и подумать. Теперь это часть нашей истории, и мы учимся продолжать, зная, что это навсегда связано с нами.
Я работаю, занимаюсь своими делами, смеюсь и все равно получаю удовольствие. Внешне я выгляжу нормальным. Никто не узнает, что что-то «не так», просто поговорив со мной. У меня нет сложного горя. Я встаю с постели и делаю все то же, что и взрослые. Я не хожу много плакать.
Но этот невидимый покров всегда со мной, как глубинная печаль, которая теперь связана с тем, кто я есть. Это незаживающая воронка в моем сердце, тоска по тому, что было. Я никогда не приму того, как страдали и умирали мои близкие.
Но я должен признать тот факт, что они ушли и никогда не вернутся. Иногда я борюсь с этим напрасно.
Половину времени я забываю, что моя мама и Дагни ушли. На долю секунды утром мне кажется, что Дагни спит с нами. В ступоре без очков я иногда путаю свою темную одежду, скомканную на полу, с ней. Затем я возвращаюсь к реальности. Иногда я что-нибудь придумаю, и моя первая реакция: «О, дай мне написать маме». И тут я вспоминаю. Может быть, однажды это перестанет происходить. В каком-то смысле я этого не хочу.
Напуган
Я сказал, что расстояние помогло мне, и горе изменилось, но это также заставляет меня чувствовать себя дальше от моих близких. Буквально на днях я плакала, говоря Тому, что забыла, как надевала упряжь Дагни. Это было с фронта? По одной лапе? Левая лапа, потом правая? Я не знаю.
Я почти забыл, как мама смеялась и какие смешные выражения она говорила. Ей нравилось слово «резкий», как в «Он выглядит острым в этом костюме». Я пытаюсь вспомнить.
Я боюсь, что забуду.
Я боюсь, что погибнет больше людей. Как те близкие, которые скончались прямо перед моей мамой, которые были душераздирающими, и о которых я не писал публично. Я тоже боюсь заболеть раком. Что, может быть, мое сердце не выдержит. Что, возможно, кому-то, кого я люблю, придется смотреть, как я страдаю. Я не хочу, чтобы кто-то видел такие страдания. Я не причиняю им боль, как я, как я. Я не хочу причинять боль. Я не хочу причинять им боль. Я хочу вернуться в прошлое. Я знаю, что не могу. Я знаю, что я все еще здесь. Сейчас. Завтра. Я в порядке.
Когда до тебя доходит
Честно говоря, потерять Дагни было чуть ли не тяжелее, чем потерять маму. Не потому, что я меньше любил свою маму. Это потому, что Дагни была рядом с нами 10 лет изо дня в день. Ее физическое присутствие в нашем доме и в нашей жизни было 24 часа в сутки, 7 дней в неделю, и нам так не хватало.
Конечно, я тоже безумно скучаю по маме, но это просто другое горе. Я был уже взрослым, когда переехал во Францию, поэтому моя мама никогда не жила в моем физическом пространстве.
Я больше всего чувствую ее потерю, когда выхожу гулять (сейчас одна), потому что раньше я звонила своим родителям каждый день после обеда, когда гуляла с Дагни. Теперь я просто звоню папе.
Забавно, когда на тебя обрушиваются потери. Я скучаю по маме, когда нахожусь в ее доме во Флориде и когда нахожусь в Нью-Джерси, где я вырос, и у нас осталось так много семейных воспоминаний. Я скучаю по ней, когда начинаю слишком много думать. В основном, когда я не отвлекаюсь.
Когда я во Франции и мои мысли блуждают, это Дагни. Когда наступает время дневной прогулки/звонка. Когда я вижу ее друзей в парке. Теперь я ненавижу парк. Я скучаю по Дагни больше всего, когда нахожусь у себя дома, а это большую часть времени.
Она любила исследовать, и вот она улыбается в Бретани. Несколько случайных прохожих начали ее фотографировать, и ей нравилось внимание папарацци.
У нас будет новая собака?
Через несколько дней после смерти Дагни я получил кучу благонамеренных сообщений со ссылками на приюты для животных и людей, спрашивающих, не заведем ли мы новую собаку.
Слишком рано, ребята, слишком рано. Я еще даже не осознал потери. Должен ли я получить новую маму тоже? Отправь мне ссылку.
Кто-то даже сказал мне на ФБ, чтобы усыновить настоящего человеческого ребенка и сколько нужно домов.
Как бы то ни было, Дагни никогда не была «просто» собакой. Я даже не могу выразить словами, что Дагни значила для нас. Связь была не похожа ни на что другое, и она была ярким пятном в нашей жизни, и я любил ее так же сильно, как люблю свою семью и Тома. Она была семьей, и хотя мои отношения с ней отличались от тех, что были у меня с мамой, я все равно любил ее.
Любовь есть любовь. Утрата ощущается так же глубоко.
Короче говоря, нет, мы не заведем новую собаку — определенно не сейчас и, вероятно, никогда. Дагни не заменима. У нее всегда будет частичка моего сердца. И мы все еще глубоко в горе. Завести новую собаку не всем подходит.
Честно говоря, мы пытаемся наслаждаться свободой без собаки, как морально, так и физически.
Я больше не беспокоюсь о ней, и тревога, которая сильнее всего ударила меня в грудь, наконец рассеялась на следующий день после того, как мы попрощались с ней. Это было там в течение многих лет. Я наконец смог дышать.
По причинам психического здоровья я не думаю, что смогу справиться с другой собакой. Беспокойство поглотило бы меня (а я никогда не был таким беспокойным!), и я не думаю, что смогу просто наслаждаться настоящим моментом. Я всегда буду думать о конце, лишая меня времени, которое мы проводим вместе. Так что это все, что я скажу по этому поводу. Если вы понимаете, вы понимаете. А если нет, то будь любезен.
Как продвигается процесс кремации алмазов?
Хорошо! Я написал о том, как чту свою маму, создав бриллиант из ее пепла (настоящий бриллиант, да!) в конце прошлого года, и до сих пор это было прекрасное путешествие. Я регулярно получаю обновления от Eterneva, как письменные, так и видео, которые информируют меня о том, на каком этапе мы находимся.
Прямо сейчас мы находимся на стадии роста и пробудем в ней еще несколько месяцев.
Процесс от начала до конца занимает год или больше, в зависимости от бриллианта, поэтому я терпеливо жду и наслаждаюсь поездкой. Отвлечение 😉
Пытаюсь по-прежнему получать удовольствие, и, к счастью, это получается довольно легко. Я благодарен за это. Юбка от канадского дизайнера Дайан Кроу, и ее можно носить по-разному.
В заключение хочу сказать, что знаю, что со мной все будет в порядке. Я навсегда изменилась и хочу, чтобы мои близкие были живы и здоровы. Но это не так, и я знаю, что не могу этого изменить. Я учусь приспосабливаться и находить маленькие радости на этом пути, чтя их память изо всех сил, день за днем.
Держись. Позвони тому, кого любишь. Будьте добры к себе и другим. Если вы проходите через что-то тяжелое, я посылаю вам виртуальное объятие. Спасибо, что прочитали это. Я всегда болею за тебя. 😉
xx,
Диана
P.S. Если вы хотите переключиться и прочитать что-нибудь о Франции, посмотрите мой вчерашний пост о лжи, чтобы перестать верить о французах.
Вам всем было что сказать об этом!
Я РАД, ЧТО МОЯ МАМА СМЕРЛА
к Дженнет Маккарди ‧ ДАТА ВЫПУСКА: 9 августа 2022 г.
Бывшая звезда iCarly размышляет о своем трудном детстве.
В своих дебютных мемуарах, названных в честь ее моноспектакля 2020 года, певица и актер МакКарди (1992 г. р.) раскрывает грубые подробности того, что она описывает как годы эмоционального насилия со стороны ее требовательной, эмоционально нестабильной сценической мамы, Дебра. Родившаяся в Лос-Анджелесе, автор вместе с тремя старшими братьями выросла в доме, контролируемом ее матерью. Когда МакКарди было 3 года, у ее матери диагностировали рак груди. Хотя сначала она выжила, рецидив болезни в конечном итоге унес ее жизнь, когда автору был 21 год.
- 26
Дата публикации: 9 августа 2022 г.
