Виды воображения их специфика и взаимосвязь: их функции, специфика и взаимосвязь — ШПИЛЬКИ

Содержание

26.Понятие о воображении. Виды воображения. Приемы создания образов воображения.

Воображение – это процесс, творческого преобразования представлений, отражающих реальную действительность, и создание на этой основе новых представлений, отсутствующих ранее. Способность сознания создавать образы, представления, идеи и манипулировать ими; играет ключевую роль в следующих психических процессах: моделирование, планирование, творчество, игра, человеческая память. В широком смысле, всякий процесс, протекающий «в образах» является воображением.

Воображение является основой наглядно-образного мышления, позволяющего человеку ориентироваться в ситуации и решать задачи без непосредственного вмешательства практических действий. Оно во многом помогает ему в тех случаях жизни, когда практические действия или невозможны, или затруднены, или просто нецелесообразны.

Чем сложнее предмет, тем в большей степени в его восприятии участвует воображение. Восприятие произведений изобразительного или музыкального искусства без воображения практически невозможно.

Взаимосвязь воображения и мышления хорошо проявляется в проблемной ситуации.

Особенности воображения:

— источником возникающих образов служит не внешний мир, а память;

— оно меньше соответствует реальности, так как всегда содержит элемент фантазии.

Виды воображения

Активное воображение (преднамеренное) — создание человеком по собственному желанию новых образов или представлений, сопровождающееся определенными усилиями (поэт ищет новый художественный образ для описания природы, изобретатель ставит цель создать новое техническое устройство и пр.).

Пассивное воображение (непреднамеренное) — при этом человек не ставит себе цели преобразования реальности, а образы спонтанно возникают сами (этот тип психических явлений включает в себя широкий спектр явлений, начиная от сновидений до идеи, внезапно и не запланированно возникшей в сознании изобретателя).

Продуктивное (творческое) воображение — создание принципиально новых представлений, не имеющих непосредственного образца, когда действительность творчески преобразуется по-новому, а не просто механически копируется или воссоздается.

Репродуктивное (воссоздающее) воображение — создание образа предметов или явлений по их описанию, когда действительность воспроизводится по памяти в том виде, какова она есть.

Характеристика отдельных видов воображений

Сновидения можно отнести к разряду пассивных и непроизвольных форм воображения. Современная наука полагает, они отражают процесс перевода информации из оперативной в долговременную память. Другая точка зрения заключается в том, что в сновидениях человека находят выражение и удовлетворение многие жизненно важные потребности, которые в силу ряда причин не могут получить реализации в реальной жизни.

Галлюцинация — пассивные и непроизвольные формы воображения. Галлюцинациями называют фантастические видения, не имеющие явной связи с окружающей человека действительностью. Обычно галлюцинации являются результатом каких-то нарушений психики или воздействием на мозг лекарственных или наркотических веществ.

Грезы в отличие от галлюцинаций являются вполне нормальным психическим состоянием, которое представляет собой фантазию, связанную с желанием, чаще всего несколько идеализируемым будущим.

Мечта от грезы отличается тем, что она более реалистична и в большей степени осуществима.

Механизмы переработки представлений в воображаемые образы. Создание образов воображения осуществляется с помощью нескольких способов:

Агглютинация — «складывание», «склеивание» различных, несоединимых в повседневной жизни частей. Примером может служить классический персонаж сказок — кентавр, Змей-Горыныч и пр.

Гиперболизация — существенное увеличение или уменьшение предмета или отдельных его частей, которое приводит к качественно новым свойствам. Примером могут служить следующие сказочные и литературные персонажи: гигантский гомеровский циклоп, Гулливер, Мальчик–с-Пальчик.

Акцентирование — выделение характерной детали в создаваемом образе (дружеский шарж, карикатура).

Функции воображения

1. Представление действительности в образах, что дает возможность пользоваться ими, выполняя операции с воображаемыми предметами.

2.Формирование внутреннего плана действий (создание образа цели и нахождение способов ее достижения) в условиях неопределенности.

3. Участие в произвольной регуляции познавательных процессов (управление воспоминаниями).

4. Регулирование эмоциональных состояний.

5. Основа для творчества – как художественного (литература, живопись, скульптура), так и технического (изобретательство)

6. Создание образов, соответствующих описанию объекта ( когда человек старается представить себе нечто, о чем он слышал или читал).

7. Продуцирование образов, которые не программируют, а заменяют деятельность (приятные грезы, подменяющие скучную реальность).

Виды воображения

Воображение имеет тесную связь со всеми другими познавательными процессами. Познавательная деятельность человека не может существовать без воображения. Оно способствует созданию программы поведения в ситуациях, характеризующихся неопределенностью.

Воображение делится на несколько видов, основными из которых являются пассивный и активный вид. Эти виды также можно разделить. Пассивный вид включает произвольное воображение (грезы, мечтательность) и непроизвольное (состояние под гипнозом, сновидовая фантазия).

Активное воображение представлено творческим, артистическим, критическим, воссоздающим и антиципирующим воображением. Названные виды воображения близки к эмпатии, которая выражается в понимании других людей, способности к сопереживанию и состраданию.

Особенности активного вида воображения

Целью активного воображения является решение творческой или личностной задачи. Человек управляет элементами определенной информации в конкретной области, он перемещает их и соединяет в различные комбинации.

Стимулируя этот процесс, появляются объективные возможности, способствующие возникновению неповторяющихся новых связей между существующими в памяти человека и общества условиями.

Активное воображение характеризуется низким уровнем мечтательности и «беспочвенной» фантазией. Этот вид воображения устремлен в будущее, он управляет временем, выступающим как определенная категория. В таком случае человек сохраняет чувство реальности, и учитывает временные связи и обстоятельства.

Направленность активного воображения отличается тем, что человек заинтересован в среде, обществе, деятельности, а внутренние субъективные проблемы его почти не волнуют. Задача пробуждает и направляет воображение. Задачу определяют волевые усилия, и подчиняется она волевому контролю.

Воссоздающее воображение

В активное воображение входит воссоздающий вид. В ходе его процесса создаются новые образы, представления у людей. Он конструируются под влиянием внешней стимуляции в форме слов, сообщений, условных изображений, схем, знаков.
К продуктам воссоздающего воображения относятся новые образы, которые не воспринимались человеком до определенного момента.

Несмотря на эту особенность продуктов воссоздающего воображения, их основой выступает ранее пережитый опыт.
Согласно словам русского педагога и писателя, К. Д. Ушинского, воображение нужно рассматривать как новую комбинацию, состоящую из пережитых впечатлений и прошлого опыта. Ученый считал, что воссоздающее воображение – продукт воздействия на мозг человека материального мира.

Воссоздающее воображение является процессом, в котором прежние восприятия комбинируются и конструируются заново в новой комбинации.

Антиципирующее воображение

В основе очень важной и необходимой способности человека лежит антиципирующее воображение. Эта способность заключается в предвосхищении будущих событий, предвидении результатов своих действий.

Обращаясь к этимологии слова «предвидеть», можно отметить, что оно имеет один корень со словом «видеть». Данный факт указывает на важность значения осознания ситуации и перенесения определенных элементов ее в будущее, где основой выступают знания или предугадывания логики развития событий.

Эта способность позволяет человеку «внутренним взором» предугадать и спрогнозировать события, которые могут произойти с ним, с другими людьми или окружающими вещами в будущем.

Немецкий психолог Ф. Лерш дназвал это «прометеевской (глядящей вперед) функцией воображения». Данная функция вступает в зависимость от величины жизненной перспективы. В таком случае более молодой человек имеет яркую и большую ориентацию его воображения . Воображение пожилых и старых людей больше ориентировано на события прошлого.

Творческое воображение

Основой творческой деятельности человека является творческое воображение. В ходе его процесса человек сам создает новые образы и идеи. Они представляют ценность для других людей или общества в целом. Их воплощение проявляется в оригинальных продуктах деятельности.

Благодаря использованию различных приемов интеллектуальных операций. Могут быть созданы образы творческого воображения. Такие интеллектуальные операции в составе творческого воображения делятся на два типа. Первый тип интеллектуальных операций способствует формированию образов, второй тип представлен операциями, с помощью которых перерабатывается готовая продукция.

Интеллектуальные операции

Французский психолог и педагог Т. Рибо, был одним из первых ученых, кто изучал интеллектуальные операции и их процессы. Ученый выделял две основные операции: ассоциацию и диссоциацию.

Диссоциация характеризовалась как отрицательная и подготовительная операция. Данный опыт раздробляется чувственно в ходе этой операции. Результатом такой предварительной обработки опыта является формирование способности вхождения его элементов в новое сочетание.

Невозможно представить творческое воображение без предварительной диссоциации. В этой связи первым этапом творческого воображения, подготовки материала является диссоциация. Если диссоциация невозможна, то это станет основным препятствием для творческого воображения.

Элементы вычлененных единиц образов могут создавать целостный образ. В этом заключается главная функция ассоциации.
Ассоциация выступает как начало новых сочетаний, новых образов. Кроме указанных операций есть и другие, как, например, способность мыслить по аналогии с частным и чисто случайным сходством.

Пассивное воображение

Внутренние субъективные факторы подчиняют пассивное воображение. Пассивное воображение также подчинено желаниям, мыслимым в процессе фантазирования. Неосознанные потребности личности удовлетворяются в образах пассивного воображения.

Для усиления и сохранения положительно окрашенных эмоций существуют образы и представления пассивного воображения. Они также вытесняют и редуцируют отрицательные эмоции и аффекты.

Нереальное, мнимое удовлетворение какой-либо потребности или желания осуществляется в процессе пассивного воображения. В этом и состоит главная отличительная черта пассивного воображения от реалистического мышления.

Последнее направлено на действительное, а не мнимое удовлетворение потребностей.

Представления, образы, элементы понятий и другая информация, полученная из опыта являются материалами пассивного и активного воображения.

Синтез реализуется в процессах воображения. Его осуществление происходит в различных формах:

агглютинация — соединение разнообразных повседневных качеств, частей, которые являются несоединимыми;
гиперболизация — изменение предмета в размерах, или его отдельных частей;
схематизация — черты сходства выступают четко, отдельные представления сливаются, различия сглаживаются;

типизация — выделение существенного, повторяющегося в однородных образах;
заострение — подчеркивание каких-либо отдельных признаков.

Воображение на службе будущего образования

Недавно ЮНЕСКО опубликовала отчет, в котором содержится призыв к «переосмыслению» будущего образования. Такая привлекательность легко оправдывается текущими событиями, которые не только разрушают существующие образы будущего, но и сигнализируют о том, что многие вчерашние способы ведения дел больше не «соответствуют назначению». Переосмысление становится обязательным, и поэтому возникает вопрос, как это сделать. Наша способность воображать, безусловно, является врожденной, но способность понимать, пересматривать, обновлять и направлять наше воображение часто остается недоразвитой. Наше воображение похоже на любую другую человеческую способность — если вы хотите, чтобы оно стало сильнее, оно нуждается в упражнении. Какие практики, эксперименты и структуры обучения необходимы для того, чтобы иметь возможность переосмыслить будущее образования?

Изначально стоит рассмотреть источники нашего воображения. Почему и как, откуда и у кого мы находим или конструируем рамки, позволяющие описать наши постоянно меняющиеся образы будущего? Части фреймов, которые позволяют нам описать изначально воображаемое будущее, уходят очень глубоко, берут свое начало в словах, мифах и истории определенного места в определенное время. Такие фреймы обеспечивают параметры, описательные переменные, с определенными коннотациями и значениями, которые затем позволяют нам создавать и интерпретировать наши образы будущего. Образы, вызывающие страх и надежду, тревогу и вдохновение. Образы, которые являются постоянной чертой повседневной жизни. На самом деле, это одна из причин, по которой мы на самом деле не тренируем наше воображение в строгом порядке, это так нормально, естественно и само собой разумеющееся, чтобы представить себе будущее. Мы редко подвергаем сомнению причины, источники и последствия этих образов, мы просто принимаем знакомые из знакомых источников как должное.

Мы не можем функционировать, не имея возможности представить
наше отношение к «позже, чем сейчас»

Это означает, что когда дело доходит до переосмысления будущего образования, важно начать с признания того, что будущее глубоко интегрировано в то, как мы обычно функционируем. Есть даже доказательства гипотезы о том, что человеческое сознание основано на нашей предвосхищающей способности или способности воображать. Это очень важно, потому что это означает, что каждый может получить доступ к своим системам и процессам упреждения, поскольку мы используем эту способность все время. В этом отношении множество различных антиципационных систем и процессов, которые люди задействуют, чтобы несуществующее будущее могло принять сознательную форму в настоящем, подобны другой вездесущей человеческой способности — языку. Всякий, кто умеет читать и писать, знает, что написанное слово является продолжением, а может быть, и увеличением человеческой способности говорить. Также очевидно, что одним из самых фундаментальных изменений, которые люди когда-либо вносили в условия жизни, было изобретение письменности. Больше изменений, совершенно неизвестных заранее, произошло, когда способность читать и писать стала более распространенной.

Попытка сделать чтение и письмо всеобщим посредством обязательного школьного обучения, возможно, была одним из самых важных решений, когда-либо сделанных человечеством: запрет детского труда при освобождении родителей от работы, предоставление возможности незнакомцам (не принадлежащим к местному сообществу) передавать знания от одного поколения к следующему, прививая пунктуальность, обеспечивая уважение к иерархии и акклиматизируя всех на игровой площадке к разнообразию людей, которых они могли встретить на городских улицах и заводских цехах. В настоящее время всеобщее обязательное школьное образование является одной из самоочевидных целей глобального консенсуса по Целям устойчивого развития. Но важно также помнить, что на самом деле это была очень радикальная политика, разрушительное изменение многих аспектов повседневной жизни, создания и передачи знаний, а также властных отношений.

Теперь обратимся к способности человека к воображению. Один из уроков пандемии COVID-19 заключается в том, что не обязательно много времени уходит на то, чтобы привычный образ будущего, который многие люди используют каждый день, потерял свою непосредственную актуальность. Например, когда люди не могли физически присутствовать на своем рабочем месте, образ будущего – повседневная рутина – неожиданно и радикально менялся. В этой вселенной удивляет то, что силовые изменения в наших привычных представлениях о будущем происходят постоянно. Мы живем во вселенной, где неопределенность является единственной уверенностью. Вселенная, в которой мы постоянно вынуждены изобретать новые образы будущего, поскольку мы не можем функционировать, не будучи в состоянии представить свое отношение к «позже, чем сейчас». Именно сейчас, в текущей конъюнктуре, практически каждый испытывает на себе силу образов будущего и необходимость изобретать новые. Но также очевидно, что наша способность воображать будущее относительно слаба. Оставляя нас открытыми для страха и беспокойства, когда наступает момент изобретать новые образы будущего.

Роль того, кто выше неукротимого, непознаваемого
в творчестве Вселенной
мы постоянно разочаровываемся

Одна из причин того, что мы страдаем от шока от пандемии, а также от шока от изменения климата, заключается в том, что большая часть человечества приняла «колонизирующий» подход к будущему. В результате наше отношение к окружающему миру сводится к «завоеванию» или победе завтрашнего дня. Озабоченные навязыванием наших образов будущего другим, в том числе будущим поколениям, то, кто мы есть и что мы делаем, запутывается в многочисленных иллюзиях всемогущества и детерминизма. Играя роль превосходящих неукротимую, непознаваемую заранее творческую силу Вселенной, мы постоянно разочаровываемся. В отчаянии мы фантазируем, что наука, постоянно ставящая под сомнение то, что мы знаем, в свете непрекращающегося творчества этой вселенной, вместо этого станет источником предсказательной уверенности — убийцей сложности. Только наша Вселенная просто сложна, приглашая к бесконечному открытию различий, возникающих вокруг нас. Для людей воспринимать жизнь как обучение означает быть смиренными и открытыми, способными отпустить прошлое и нашу одержимость уверенностью — желанием всегда знать будущее. Обучение возникает из живого изменения как потока повторения и различия, непрерывности и прерывистости.

Это не означает, что мы должны перестать инициировать и инвестировать в планирование. Вопрос в том, с какой целью и с какой целью? Во-первых, представьте, каково было пережить потрясения, которыми отмечены переходы, вызванные всеобщим обязательным школьным обучением. Это было запланировано? Постфактум кажется легким рассказать историю прозорливого выбора, направленного на то, чтобы проложить путь к индустриализации и урбанизации. Идеальный ретроспективный взгляд на то, что считается «функциональным», винтиком в машине — путем к результату, создает впечатление, что люди знали, что они делали. Конечно, переход или отход от того, что уже известно, в пределах досягаемости — это внесение изменений. Только неизвестно, частью какого мира станет изменение… формулы атомных бомб и биологического оружия, призывы к эмансипации и выражения ранее невообразимых форм красоты. Трансформация не планируется, потому что она не может быть известна заранее. Непознаваемость определяет трансформацию. Подумайте об этом, у людей общий генетический код с рыбами, но мы не рыбы.

Теперь представьте себе мир, который большинство людей еще не знает. Тот, в котором обучение связано с мудростью, а не с дальновидной подготовкой когорты, чтобы соответствовать уже знакомым поведенческим и институциональным императивам бюрократических индустриальных обществ. Что произойдет, если мы представим себе эксперименты с прерывностью — отказ от тюремного обучения, воспроизводство элитой аттестатов и продуктивное обоснование создания винтиков (называемых новаторами в наши дни) для машин завтрашнего дня? Можем ли мы представить себе обучение, основанное на желании знать? Обучение, вызванное потребностью, голодом и опытом, которое делает невежество очевидным, непрекращающееся приглашение открывать, экспериментировать, задавать вопросы, ценить пищу неизвестного и различия.

Здесь мы далеки от образования, которое мы так хорошо знаем, подталкиваемое теми, кто знает заранее, знает лучше, знает будущее таким, каким оно должно быть. «Мир мудрости» — это воображаемый сценарий, который повторяет давнюю критику школьного образования и описывает в абстрактных терминах переход от неэффективности обязательного школьного образования, организованного в когортных классах скучающих, ищущих доказательства послушания и подчинения. Но можно ли на самом деле спланировать переход к другому образу будущего? Проблема в том, что недостаточно мечтаний и смелости? Не являются ли реформы слишком робкими или сдерживаются господствующими властными структурами, привычками и страхом? Еще раз задам вопрос: где проходит грань между планированием, претензией на знание того, что лучше для завтрашнего дня, и другой причиной для использования нашего воображения, той, которая включает в себя незнание?

Я не знаю, так как считаю, что единственный способ получить такое знание — это понять контексты, которых в настоящее время нет и не может быть в тех частях нашего мира, где доминирует планирование. Это означает, что уместен вопрос, что можно сделать, чтобы сделать переходные шаги к другому балансу между планированием и спонтанностью, между стремлением к определенности и переживанием значения по мере его возникновения? Хотя даже постановка этого вопроса вызывает еще один вопрос: можем ли мы планировать непланирование? С того места, где я сижу как «практикующий футурист» последние 30 с лишним лет, трудность не в том, чтобы представить себе переход от обучения по нажатию к обучению по запросу. В конце концов, есть много примеров сообществ, которые восприняли и воспроизвели эмпирические и перформативные пути мудрости для обучения (в первую очередь то, что мы сегодня называем местными сообществами). Так много переходных и политических вариантов, вдохновленных прошлым опытом, можно было бы выстроить, чтобы облегчить экспериментирование с «альтернативами».

Очевидный дар — жить в настоящем,
в условиях, которые облегчают
осуществление человеческой способности быть свободным

Гораздо труднее и даже невозможно узнать, какими могут быть результаты устранения дисбаланса между, с одной стороны, целеустремленными концепциями человеческой деятельности/идентичности/этики, а с другой стороны, возможностью, обеспечивающей открытость. что с точки зрения лучшего будущего отказывается от построения завтрашнего дня. Тем не менее, если мы рассмотрим модели изменений зрелости, эмпирические пути к мудрости и эмерджентное понимание ценности/смысла в контексте, то очевидный дар состоит в том, чтобы действительно жить в настоящем, в условиях, которые облегчают осуществление человеческой способности быть свободным. Пытаться навязать прошлое будущему не великодушие, а тщеславие и самонадеянность. Планирование способов заставить детей подражать своим родителям не является выражением уверенности в способностях будущих поколений и совершенно не принимает во внимание единственную уверенность — перемены. Самооправдательное и самовозвеличивающее обоснование того, что мы отягощаем будущее своими ограничениями, памятниками и ритуалами, служит их же благу — это не дар. Хуже того, такие усилия в конечном итоге воспроизводят наше наполненное позором прошлое, тысячелетия ужаса, творимого против жизни во всех ее формах.

Хорошо, это плохо. Что хорошего? Я убежден, что альтернативу не так уж трудно уловить или понять, даже если ей довольно трудно победить существующие укоренившиеся интересы, страхи и недостаток возможностей. Ответ — игра, или, чтобы это звучало более «официально»: экспериментирование. Опять же, это не ново. Многие педагоги, рассматривая как теорию, так и практику обучения, выступают за более активное использование игр — в основном потому, что игра, вероятно, является наиболее эффективным и действенным способом обучения, но также, если рассматривать ее как эксперимент, она касается «науки» как широкого человеческого понятия. вовлеченность в понимание вселенной, в которой мы живем. Что люди делают, когда взаимодействуют с миром? Мы придумываем задачи, пробуждаем любопытство и начинаем экспериментировать, используя информацию и знания для наших усилий по восприятию и осмыслению. Мы начинаем играть с идеями, играть с вещами, играть друг с другом. Изобретать и играть в игры — это учиться, это приглашение проявить наше воображение, испытать науку.

Что замечательно, так это то, что игра всегда под рукой, а значит, и обучение. Только мы часто не обращаем взора своего внимания в ту сторону. Прямо сейчас, благодаря нашей потрясающей способности изобретать инструменты, мы могли бы играть гораздо больше — виртуальный мир — это удивительная «территория» для симуляции — игр и игр. Теперь мы можем сотрудничать, исследовать и изобретать таким образом, чтобы расстояние и ставки физического взаимодействия стали слишком дорогостоящими и опасными. Мы можем, если захотим, использовать игру и симуляцию для создания социальных отношений, которые создают ценность и смысл в жизни людей изо дня в день, вместе и из поколения в поколение. Но чтобы это работало, отчасти зависит от лучшего понимания того, как наши образы будущего влияют на то, что мы видим и что мы делаем, и от того, чтобы найти подход, который позволит нам разнообразить и оценить огромное богатство окружающего нас мира по-новому. определенных контекстах, в определенных местах (физических и виртуальных). Это не какая-то универсальная, вневременная и гомогенизированная общая модель того, что значит прожить жизнь. Скорее, речь идет о поиске способов жить более полно, прямо сейчас, в контексте. С этой точки зрения запас обучения неисчерпаем. Кроме того, он демонстрирует возрастающую отдачу от масштаба. Увеличение мудрости означает, что вы становитесь лучше, потому что вы учитесь на собственном опыте. Вы знаете, что важно, вы знаете, что работает, и вы становитесь лучше в этом.

Пришло время взращивать и освобождать
наше воображение за пределами преемственности
и колонизировать завтрашний день

Для меня это огромная возможность и прекрасная провокация мира, в котором мы сейчас находимся. Цели устойчивого развития — это вчерашние устремления. Даже преемственность климата фиксирует образы будущего, основанные на прошлом (что не является оправданием ни преднамеренной и слепой разрушительной деятельности нашего вида, ни оправдания продолжающегося накопления CO 9 ). 0048 2 ). Задача сегодня состоит в том, чтобы исследовать, что может означать освобождение от индустриального, даже монументального прошлого, которое так отдалило многих из нас от смысла, который возникает в этой творческой вселенной. Я предполагаю, что для того, чтобы стать устойчивым, готовым и способным к изменениям, способным принять стратегию диверсификации для преемственности преобразований, необходимо — хотя, конечно, этого недостаточно — перестать так исключительно и одержимо думать о целях и сроках. Пришло время культивировать и освобождать наше воображение за пределами преемственности и колонизации завтрашнего дня. На самом глубоком и мощном уровне воображаемое будущее — это то, что формирует наше восприятие мира по мере того, как он возникает, как мы его проживаем. И именно воображаемое будущее является ключом к тому, чтобы лучше настроить наше сознание на ранее непознаваемые, безымянные, новые явления, которые делают нашу вселенную плодородной.

Что это означает для образования в том виде, в каком мы его знаем, и для будущего образования, которое мы себе представляем? Я не знаю и не могу знать. Но я могу повторить пример освобождения обучения от предсказательных, колонизирующих императивов прошлого. И я могу предположить, что, развивая человеческую способность представлять будущее по разным причинам (не только для достижения целей или «улучшения вещей»), разными способами и в разных контекстах, мы получим больше опыта в использовании нашего воображения. И я могу заметить, что, тренируя нашу способность использовать воображаемое будущее, чтобы по-новому взглянуть на мир, отказываясь от вчерашних целей, тенденций, императивов, мы становимся более способными ощущать и придавать смысл изменениям, приветствовать незнание и превращать сложность в реальность. из просто врага планирования в источник бесконечного вдохновения. Образование могло стать незаменимым вкладом в переход от сельской сельскохозяйственной к городской промышленной жизни и ключевым фактором повышения эффективности производства во многих сферах человеческой деятельности. Но трудолюбие и производительность, какими бы всепоглощающе доминирующими и неотвратимыми ни казались эти действия сейчас, являются лишь одним, узким и во многих отношениях очень расточительным способом применения человеческой способности к обучению на практике. Может быть, представление о будущем образования связано с его кончиной?

Риэль Миллер — один из ведущих мировых авторитетов в области теории и практики использования будущего для изменения того, что люди видят и делают. Ранее он возглавлял Международную программу ОЭСР по вопросам будущего, а с 2012 по 2022 год занимал должность руководителя отдела прогнозирования и грамотности в отношении будущего в ЮНЕСКО. В настоящее время он является старшим научным сотрудником Университета Нью-Брансуика (Канада) и Школы мостов (Франция), а также старшим советником в Университете Ставингера (Норвегия).

Capturing Imagination — HAU Books

Предложение по антропологии мысли

Автор Карло Севери

Перевод Кэтрин В. Ховард, Мэтью Кэри, Эрик Бай, Рамон Фонку и Джойс Суечунь Ченг

Мы все обнаруживали, что невольно обращаемся к неодушевленным предметам, как если бы они были людьми. На короткое мгновение мы ведем себя так, как будто наши машины и компьютеры слышат нас. В таких ситуациях, как ритуал или игра, объекты приобретают ряд человеческих характеристик, таких как восприятие, мышление, действие или речь. Марионетки, куклы, ритуальные статуэтки перестают быть просто адресатами и начинают обращаться к нам — мы видим в них жизнь.

Как можно описать вид мысли, который дает жизнь артефакту, делая его запоминающимся и эффективным в повседневной жизни, игре или ритуальном действии? Вслед за The Chimera Principle в этом сборнике эссе Карло Севери исследует вид общего воображения, в котором неодушевленные артефакты, от незападных масок и ритуальных статуэток до картин и скульптур в нашей собственной традиции, могут восприниматься как живые существа. Это тонкое исследование работы памяти и общего воображения является предложением новой антропологии мысли.

«Новая книга Карло Севери — шедевр редкого сочетания эрудиции, внимания к этнографическим деталям и обширного концептуального воображения. Это уникальная книга от уникального автора, который приглашает нас присоединиться к нему в интеллектуальном путешествии по пути, следуя нитям, которые ведут нас к новым открытиям на каждом этапе пути. Используя данные из разных уголков мира и разных исторических периодов, Севери настолько увлекает читателя, что название « Захватив воображение 9»0057, звучит как авгур. Дай себя схватить».

—Карлос Фаусто, автор книги «Война и шаманизм в Амазонии»

«Отношения между человеком и объектом — это тема, занимающая центральное место в теории антропологии и в методе этнографии с момента ее зарождения. В этом прекрасном английском переводе L’Objet-personne Карло Севери предлагает нам вернуться к наследию предположений и результирующих моделей, которые повлияли на то, как мы ведем себя с объектами, как мы подходим к ним в исследованиях и анализе и как мы учитываем за ту разницу, которую они вносят в культуру и общество. Эта книга, посвященная теме человека и объекта и ее многочисленных ответвлений, обязательна к прочтению всем, кто знаком с более ранними классиками и их оставшимися без ответа вопросами, которые излагаются и обсуждаются здесь в самой тонкой, изощренной и чрезвычайно доступной форме. и читабельным образом. Эту книгу действительно приятно читать, и она является подарком для всех, кто интересуется фундаментальным парадоксом человеческого бытия».

— Сюзанна Кюхлер, автор книги Маланган: искусство, память и жертвоприношение

Прочитать выдержки из рецензий на книгу Захватывая воображение
2018 90 007 6″ x 9″, 386 стр.
$35, мягкая обложка
Купить эту книгу в The University of Chicago Press 1: О живых объектах и антропологии мысли
Видение Кукая
Уровни познания
Антропология и прагматика
Этнография и мышление
Глава 2. Примитивистская эмпатия: усиление образа и расшифровка пространства
9 0002 Ставки формальных заимствований
Карл Эйнштейн, или Неподвижный экстаз
Примитивизм без заимствования: воображаемое происхождение
Иконография и игры взглядом
Глава 3: Вселенная искусства памяти
Методологическое упражнение
Искусство памяти индейцев: пример
Пиктография и память: модель
Одноименные животные: визуальная культура северо-западного побережья
Пиктограммы и андские кипу
Принципы мнемонического кодирования
4: Неавторизованная власть: формы власти в устных традициях
Доказательства, прагматика и артефакты
Клык Мвет : Певец, песня и арфа
Переосмысление западноафриканского гвоздя Рисунок
Сложный Артефакт
Глава 5: Голос: Когда Образы Говорят
Речь и Ритуальные Образы
Здесь-Сейчас-Я: Демонстрационные Образы и Речевые Акты

Колоссой и 9005 6 Курой ; или Прагматика образов

Заключение

Глава 6. Стать Патроклом: погребальные ритуалы и игры в Илиада

Образ через текст: идентификация, иерархия и префигурация

Погребальные игры как квази-R

Размышления о погребальных ритуалах у варов

Вселенная объектов-личностей

Глава 7: Антропология абстрактного искусства

Клод Леви-Стросс и антропология искусства

Принципы анализа: пример из Кандинского

Визуальные стратегии в абстрактном искусстве

Глава 8. Химерическое пространство: восприятие и проекция

Видимое и невидимое в произведениях искусства

Восприятие и проекция в взгляде

Символизм и переходное пространство

Химеры и двусмысленные образы

Иконография Ваяны и Йекуаны: Химеры в Амазонке

Заключение

Глава 9. Подобие жизни: эпистемология западной точки зрения

9000 2 Наука описания: Имитаре и Ритрарре

Модели истины

Поэзия без слов или слепая живопись?

Контрфактическое изображение

Новые размышления о любимой лошадке

Перспектива и антропология образов

От присутствия к активному взгляду

Фигура-свидетель и Каприччио

Глава 10. О неопровержимых гипотезах

900 03

PDF-файл этой книги в открытом доступе, прикрепленный выше, предоставляется Hau Books по лицензии Creative Commons BY-NC-ND 4.0 International (требуется указание авторства / некоммерческое использование / без производных). Для стороннего контента может потребоваться дополнительная проверка прав.

ВЫДЕРЖКИ ОБЗОРА КНИГИ

Франсуаза Арменго. Обзор L’objet-personne в L’Homme: Revue française d’anthropologie 227–28 (3) (2018): 279–81. [Французское издание Capturing Imagination ]

Карло Севери выделяет идеи создания «параллельного мира» и «двойной онтологической принадлежности» в заключении этой объемной работы, имеющей огромное научное значение. Заявленная цель книги — разработать антропологию искусства и, в более широком смысле, внести вклад в общую антропологию форм осуществления мысли. . . . Идет ли речь о запоминании с помощью образов, а не письма (как в примерах кипу в Андах или плетеных изделий еквана в Верхнем Ориноко), или об авторитете, утверждаемом с помощью изображений, а не письма, все главы исследуют и подчеркивают огромную роль образов в мышлении. . . .

А как насчет [его понятия] «объект-человека»? «Объект» указывает на любой артефакт — достаточно просто. Но какое значение придается термину «человек»? Читатель может подумать, что подойдет «субъект», но выражение «объект-субъект» покажется неуместным. Именно игра — ключевое понятие — служит для построения понятия личности, то есть высказывателя, актора ритуала (или квазиритуала), агента, совершающего действие и наделенного с эффективностью. . . .

Следующий вопрос: Какая игра приводит к приписыванию формы жизни артефакту и установлению связи веры между изображением и его зрителем? Чтобы ответить на этот вопрос, исследование прагматических условий высказывания, в которых конституируется личность говорящего, является важным инструментом анализа Севери. . . . Он предлагает интерпретацию обрядов, посредством которой благодаря последовательному выводу о похищении субъективности неодушевленный артефакт занимает место субъекта, совершающего действие. . . .

Артефакт сам по себе является носителем принципа собственной легитимности; оно связано с интенциональностью, рассматриваемой как независимая от какой-либо человеческой воли, а иногда даже неконтролируемая. . . . Артефакт обретает присутствие, приобретая несколько черт идентичности, полученных от участников обряда, возникающих в результате созданных таким образом отношений. . . . Цель состоит в том, чтобы рассматривать искусство как место, где, среди прочего, осуществляется деятельность артефактов. Западное искусство, или, точнее, область отношений, созданных с помощью взгляда, который влечет за собой такое искусство, предстает как квазиритуальное отношение, в котором ведется диалог между людьми и артефактами. . . . Эта гипотеза рассматривает некоторые западные произведения искусства как объекты-лица и сложные лица, «разыгрывание последовательности отношений между образами. Соединяя то, что выставлено на обозрение в произведении искусства, с различными субъективностями, включая наблюдателя, изображение тем самым приобретает подобие жизни».

Николя Сарзо. Обзор L’objet-personne в Annales: Histoire, Sciences Sociales 72 (3) (2017): 809–11. [Французское издание Capturing Imagination ]

Постулирование того, что образы и объекты имеют жизненные средства, в социальных науках рассматривается как социальные агенты. Эта парадигма человека-объекта открывает новые горизонты: она требует выхода за пределы формы и иконографии объектов и размещения их в их социальном пространстве. Это позволяет использовать одну и ту же аналитическую основу для объектов, происходящих из разных культур, а также объектов одной культуры, но имеющих разный престиж, будь то «изобразительное искусство» или более скромные изображения. . . .

Севери исследует африканское, индейское и европейское общества, перемещаясь от Древней Греции к эпохе Возрождения и искусству двадцатого века. . . . В случаях, которые он выбирает, он подвергает сомнению границы, созданные понятием агентности, и ловушки, которые оно скрывает, поскольку он пытается объяснить сложность объектных личностей. Среди них веревки, завязанные андскими узлами, записывают расчеты, имена людей и места; арфа Клык считается автором песни; а древнегреческие погребальные статуи просят живых говорить за них. Затем он обсуждает игры замены людей, образов и актеров в играх и ритуальных контекстах, основываясь на эпизоде в 9 главе. 0056 Илиада о похоронных играх.. . .

Переплетаясь со своим анализом и обсуждением конкретных случаев, Севери делает свои самые выдающиеся открытия. Многие примеры, которые он выбирает — мнемонические образы, репрезентации отношений, сложные игры замещения — демонстрируют, что то, что он называет «визуальной отчетливостью» объекта, является лишь одним из способов его участия в социальной жизни. . . . В том же духе автор демонстрирует, что объект никогда не имеет монолитной идентичности, а вместо этого кристаллизует цепочки действующих лиц и действий. . . .

Севери также придает кардинальное значение вопросу о пространстве в определении игр воображения. Преодолевая классическую типологию иконографии («реализм», «абстракция» и т. д.), он предлагает новую, структурированную, в частности, трактовкой пространства и отношениями в изображении между «проекцией» и «восприятием». «знаковое» и «индексальное». Затем он проверяет эту довольно сложную типологию, объясняя специфику того, что он называет «химерическим пространством» в иконографии племени вайана в Южной Америке. . . .

Конечно, эта книга не поможет сделать теоретический арсенал визуальных исследований более однородным (идея, от которой лучше отказаться), но богатство изученных случаев, представленных результатов и предложенных понятий будет полезно любому наблюдателю кто борется с изображениями.

Иван Баргна. Обзор L’oggetto-persona в L’Indice dei Libri del Mese 36 (6), (июнь 2019 г.). [Итальянское издание Capturing Imagination ]

Эта книга Карло Севери исследует антропологию «визуальной веры». . . . через сравнительный анализ весьма разнообразных, обширных случаев, таких как химерические изображения Верхнего Ориноко, маски Бага в Гвинее-Бисау, фигурки гвоздей из Конго, статуи Древней Греции, искусство эпохи Возрождения и абстрактное искусство ХХ век. Дело не столько в сравнении иконографических репертуаров, сколько в выявлении «мысленных операций», специфических форм «транзитивности» и обращений к взору, вовлеченному в изобретение каждой формы. . . .

Антропологический подход Севери фокусируется на конкретных контекстах или системах взаимодействия между изображениями, речью, артефактами и людьми. . . . Он включает в себя выявление различных «игр» и пространств, в которых действуют образы, различных форм транзитивности, то есть различных возможных способов организации фигур, ориентирующих взгляд зрителя, порождающих определенные формы иллюзии. . . .

Тема «объекта-человека» — действия вещей и силы образов — помещает книгу Севери в полемику, занимающую антропологию искусства и исследования материальной культуры с XIX века.90-е. . . . Севери принимает участие в этом споре в авторитетной и оригинальной манере, [путем] концентрации на ритуальных действиях, которые, порождая онтологическое измерение, параллельное измерению обычной социальной жизни, позволяют нашей антропоморфной предрасположенности породить устойчивые, устойчивые убеждения и произвести «сложные или конвергентные тождества». . . .

Искусство можно рассматривать как квазиритуальное производство, в котором определенные произведения по отношению к зрителю могут приобретать качество объектов-личностей, приписываемых жизни. Это происходит за счет «транзитивности перспективы», которая придает непрерывность между нарисованным и реальным пространством и, таким образом, «косвенно создает присутствие наблюдателя, приверженного изображению посредством созерцания». Это одни из самых интригующих страниц этой книги, когда он предлагает антропологическое прочтение истории искусства. . .

Прочитав эту научную, насыщенную и вдохновляющую книгу, неизбежно задаешься вопросом, можно ли изложенную в ней перспективу применить и в других сферах, которых автор не касается, более связанных с современным миром. Это может привести. . . в направлении новых форм человеко-машинной гибридизации и «интернета вещей». . . где, по-видимому, есть «разум» в вещах, которые говорят, обнаруживают и предвосхищают наши желания.

Франческо Ремотти. Отзыв через 9 0056 Il Nuovo Manifesto Società Cooperativa Editrice (15 июля 2018 г.). [Итальянское издание Capturing Imagination ]

Приписать черты, близкие человеческой природе, к статуе или картине, пишет Карло Севери в этой книге, это нечто необходимое, лежащее в основе эстетического опыта. . . . Его книга предлагает нам проникнуть в далекие культуры не для того, чтобы потеряться в них, а, скорее, для того, чтобы приобрести точки зрения и инструменты, которые позволят нам лучше понять, что происходит дома. . . .

В этой новой книге Севери возвращается к понятию образов, взятых как сконструированные объекты, артефакты, которые сами по себе неодушевлены (как, например, кукла), но которые при определенных условиях приобретают способность действовать, действовать проявить мысль, эмоции, речь — то есть стать личностью. . . . Будучи экспертом, профессиональным антропологом, Севери вводит нас во множество контекстов, чтобы рассмотреть культурно сконструированные объекты, которым — в той же культурной манере — приписывается способность к интенциональности и взаимодействию, которая особенно эффективна и проницательна в социальной жизни. . . .

Этнографическая информация, которую приносит Севери, содержит такое богатство материала и такое множество разветвлений концептуальных выводов, что читатели вскоре понимают, что они не блуждают в маргинальных зонах культуры и человеческого мышления. . . . на самом деле целые главы его книги посвящены западному искусству, даже абстрактному искусству, и страницы, на которых он исследует проблемы перспективы в искусстве эпохи Возрождения, мастерски выполнены. . . . Эта сложная, интенсивная, увлекательная книга перемещается от nkisi фигур в Африке и масок на северо-западном побережье Америки к Кандинскому и Леонардо да Винчи, что позволяет ему почти заново определить концепцию «волшебства» произведения искусства, поскольку «Будь то статуя, рисунок или картина, произведение искусства может, таким образом, приобрести личность, близкую к личности человека». Следовательно, один из наиболее важных выводов, который Севери делает на антропологическом уровне, состоит в том, что «идея жизни, связанная с изображением, — это не просто экзотическая вера, пришедшая из далеких или первобытных стран. Наоборот, это один из универсальных корней эстетического опыта». Всегда именно мы, люди, не только создаем изображение, фигуру или фреску, но и наделяем их «жизнью» и делаем это на основе «вымысла», «веры», устанавливая то, что Севери называет «некоторым».