Взаимосвязь сознания и деятельности: Принцип единства сознания и деятельности

Принцип единства сознания и деятельности

Понятия сознания и деятельности — узловые категории психологической науки. Систематическая разработка этого принципа в советской психологии началась в 30-е годы (С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев, Б.Г. Ананьев, Б.М. Теплов и др.).

С. Л. Рубинштейн впервые выдвинул положение о единстве сознания и деятельности, поведения. Он писал, что «деятельность и сознание — не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое — не тождество, но единство».

Хотя в то время этот принцип еще не соотносился с принципом развития, тем не менее он сразу приобрел важное методологическое значение. В нем утверждалось, что не может быть деятельности без сознания и сознания без деятельности- Тем самым защищалось положение о возможности через деятельность изучать сознание и открывалась дорога для объективного исследования психики и сознания: от деятельности, ее продуктов — к выявляющимся в ней психическим процессам. Таким образом, принцип единства сознания и деятельности становится основой всех объективных методов психологии.

Введение этого принципа ставило теоретические и методологические задачи раскрытия состава и структуры деятельности. Необходимо было преодолеть идущую от психологии сознания точку зрения, что психика — это внутреннее, а деятельность — внешнее. В действительности психика, сознание не является чем-то внутренним. Точно так же деятельность никоим образом не сводится только к внешнему: она имеет внешнюю сторону, но эта сторона не характеризует деятельность однозначно. Единство сознания и деятельности выражается в том, что сознание и все психические свойства индивида в деятельности не только проявляются, но и формируются: психические свойства личности — и предпосылка и результат ее поведения.

По определению С. Л. Рубинштейна, сама деятельность является единством внешнего и внутреннего. Сознание и психика в таком случае оказываются внутренней характеристикой деятельности, а свойство деятельности — протекать в форме извне наблюдаемого поведения — может рассматриваться как характеристика самой психики. Следовательно, говоря о психике, психолог имеет в виду не отдельное самостоятельное явление, но сторону или неотъемлемую часть деятельности. Говоря же о психике, он должен подразумевать некоторую целостную систему, характеризуемую и с внутренней и с внешней стороны. Деятельность, напротив, оказывается той системой, внутри которой функционирует психика. Принцип единства сознания и деятельности позволяет ученым, изучая поведение, деятельность, выяснять те внутренние психологические механизмы, которые обеспечивают успешность достижения целей деятельности, т.е. открывать объективные закономерности психики.

Применение принципа единства сознания и деятельности к изучению психических процессов, свойств и состояний позволило объяснить многие явления, прежде казавшиеся непонятными, выявить некоторые важные закономерности психического развития человека. В свете этого принципа разрабатываются понятийный аппарат психологии и методы конкретно-научных исследовании.

Единство сознания и деятельности — это… Что такое Единство сознания и деятельности?

Единство сознания и деятельности

дидактический принцип организации обучения, обозначающий неразрывную взаимосвязь и взаимообусловленность сознания и деятельности. С одной стороны, принцип указует на равноценность в общем развитии человека как сознания, так и деятельности. С другой стороны, он напоминает о зависимости развития одного компонента от другого. Единство сознания и деятельности, как принцип, основано на философском законе единства теории и практики, как взаимно дополняющих и корректирующих друг друга факторов. Успешность реализации данного принципа в практике обучения зависит от выполнения таких правил, как: обеспечение ведущей роли сознания и его опережающего развития; сочетание теоретической и практической подготовки в технологии обучения; сочетание слова и дела. Единство сознания и деятельности лежит в основе технологии развивающего обучения и теории поэтапного формирования умственных действий.

Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога).— Екатеринбург. В.С. Безрукова. 2000.

• Единство преподавания и учения
• Единые педагогические требования

Смотреть что такое «Единство сознания и деятельности» в других словарях:

• единство сознания — <…> основной факт в жизни сознания, выражающий объединительную деятельность психического аппарата. Субъективно единство сознания проявляется в синтезе отдельных элементов (ощущений, представлений, чувств и т.п.) в единое, связное, целое… …   Словарь Л.С. Выготского

• Единство сознания, личности и деятельности — принцип психологии, согласно которому сознание как высшая интегральная форма психического отражения, личность, являющаяся человеком как носителем сознания, деятельность как форма взаимодействия человека с миром, в котором он достигает сознательно …   Словарь терминов по общей и социальной педагогике

• ЕДИНСТВА СОЗНАНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРИНЦИП — – основополагающий принцип деятельностного подхода в психологии. Сформулирован в 1934–1940 гг. С. Л. Рубинштейном: «Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности и проявляется. Деятельность и сознание – не два в разные стороны… …   Энциклопедический словарь по психологии и педагогике

• ЕДИНСТВА СОЗНАНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПРИНЦИП — основополагающий принцип деятельностного подхода в психологии. Сформулирован в 1934 1940 гг. С. Л. Рубинштейном в след. форме: «Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности и проявляется. Деятельность и сознание не 2 в разные… …   Большая психологическая энциклопедия

• Принцип Единства Сознания И Деятельности — один из основных принципов деятельностного подхода в психологии, сформулированный С.Л. Рубинштейном в 30 е гг. В его контексте деятельность и сознание рассматриваются не как две формы проявления чего то единого, различающиеся по средствам… …   Психологический словарь

• принцип единства сознания и деятельности — Автор. С.Л.Рубинштейн (1930 е гг.). Категория. Один из основных принципов деятельностного подхода в психологии. Специфика. В его контексте деятельность и сознание рассматриваются не как две формы проявления чего то единого, различающиеся по… …   Большая психологическая энциклопедия

• ЕДИНСТВО — ЕДИНСТВО, единица наглядно данное единичное (единица счета) или же множество, составные части которого взаимосвязаны и взаимодействуют т. о., что все вместе производят единое впечатление, действуют как единое целое (синтетическое единство).… …   Философская энциклопедия

• ЕДИНСТВО И БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ —         один из осн. законов диалектики, выражающий источник самодвижения и развития явлений природы и со циально историч. действительности, выступающий и как всеобщий закон познания. Закон Е. и б. п. в системе материалистич. диалектики занимает… …   Философская энциклопедия

• деятельности теории —         ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ТЕОРИИ организованная со вокупность знаний и идей, проясняющих строение деятельности, понятой либо в качестве универсального принципа человеческого мира, либо как основание определенной предметной области. Первые философские… …   Энциклопедия эпистемологии и философии науки

• Единство — Данная статья о философском и религиозном понятиях. В Википедии есть также статья о Единство (значения) Единство (др. греч. μονάς, лат.  Unitas)  такая взаимосвязь определенных предметов, процессов, которая образует целостную систему… …   Википедия

Сознание и деятельность

Общее понятие о сознании

Замечание 1

Сознание является присущей только человеку способностью, заключающейся в способности к воспроизведению действительности в идеальных образах.

На протяжении истории развития человечества проблема определения и развития сознания человека является остро обсуждаемой и актуальной и по сей день.

Представители различных научных течений имеют различные точки зрения на природу возникновения и развития сознания и особенностях его формирования у человека.

Сторонники естественнонаучного подхода придерживаются мнения о том, что сознание является проявлением определенных функций мозга и вторично по сравнению с телесной организацией человека. Сторонники религиозно-идеалистических взглядов, напротив первичным считают сознание, а человека «телесного» его производной единицей.

Несмотря на существующие разногласия в трактовке природы человеческого сознания сторонники и того и другого подходов отмечают, что сознание теснейшим образом связано с речью и целеполагающей деятельностью человека. Именно язык человека свидетельствует о том, на каком уровне развития находится его сознание.

Основываясь на идеях естественнонаучного подхода в отечественной психологии было разработано учение об особенностях формирования устойчивых структур сознания человека с раннего возраста в процессе общения со взрослыми людьми.

Основной идеей данного учения является мысль о том, что каждый человек в процессе индивидуального развития через овладение языком приобщается к сознанию. Именно благодаря этому процессу формируется и его индивидуальное сознание.

Таким образом человек с момента рождения попав в мир предметов, которые созданы предыдущими поколениями, и в процессе взаимодействия с другими людьми обучается целенаправленному использованию этих предметов.

Роль деятельности в процессе формирования сознания

Готовые работы на аналогичную тему

Роль деятельности в процессе формирования сознания человек невозможно переоценить. Именно деятельность дает толчок изменениям в сознании человека и его психологическому развитию. Сознание формируется и развивается именно в процессе деятельности, и в свою очередь влияет на процесс осуществления деятельности определяет ее особенности и регулирует процесс.

В процессе осуществления своих творческих замыслов и идей человек преображает окружающий его мир и собственную реальность.

В процессе обоснования единства сознания и деятельности в отечественной науке было выработано учение о деятельности, являющейся ведущей для каждого определенного возрастного периода жизни человека.

Понятие «ведущей деятельности» подчеркивает, тот факт, что данная деятельность на каждом возрастном этапе развития человека способствует формированию важнейших черт его личности и развивает другие виды деятельности, свойственные данному периоду.

Замечание 2

Сознательная человеческая деятельность является целенаправленной активностью человека, которая направлена на осуществление поставленных целей и задач, непосредственно связанных с удовлетворением возникающих потребностей.

Именно возникающие в течение жизнедеятельности человека потребности выступают в качестве источника его активности, а постоянно рассогласованное состояние между возникающими потребностями и имеющимися условиями для их осуществления выступают в качестве движущей силы развития личности.

Основной отличительной чертой деятельности является то, что, имея в качестве своего источника потребности она управляется осознаваемой целью, которая в свою очередь является регулятором ее активности.

Целью в данном случае выступает предполагаемый результат деятельности, которая направлена на предмет, с помощью которого человек стремится к удовлетворению той или иной потребности. В связи с этим необходимо определять цель и как объективный результат и как субъективно переживаемое психическое явление или процесс.

Цели, к достижению которых в своей деятельности стремится человек, могут иметь как отдаленную перспективу реализации, так и близкую перспективу.

Для того, чтобы судить об эффективности осуществления человеком той или иной деятельности необходимо определить в его активности наличие четко сформулированной и осознаваемой цели. Остальные стороны деятельности, такие как мотив, способ выполнения, отбор и анализ необходимой информации, могут быть до последнего момента совершения деятельности оставаться неосознаваемыми, либо осознаваться в неполном объеме.

Следует отметить, что не только мотивы, но и многие мыслительные процессы, приводящие человека к выбору того или иного плана осуществления деятельности, не всегда полностью осознаются человеком. Способы же осуществления той или иной деятельности в большинстве своем регулируются без использования сознания.

Ярким примером, подтверждающим данный факт, служат все привычные действия, которые человек осуществляет в процессе своей жизнедеятельности, такие как:

• ходьба,
• речь,
• письмо,
• управление автомобилем.

Степень и полнота отражения всех этих сторон деятельности в сознании определяют уровень осознанности соответствующей деятельности. В ситуации, когда человек имеет дело с активностью, которая не имеет осознаваемой цели, можно смело говорить об отсутствии деятельности как таковой. Подобные действия человека являются импульсивным поведением человека.

В отличие от целенаправленной деятельности, импульсивное поведение управляется только потребностями и эмоциями человека. В нем выражаются только аффекты и влечения человека и в связи с этим, оно может носить антиобщественный и эгоистичный характер.

Для импульсивного поведения также характерно проявление гнева или неконтролируемой страсти. Однако импульсивность в поведении человека не означает его бессознательный характер, скорее она характеризует его как сужение контролирующей функции со стороны сознания. При этом человек полностью осознает и регулирует свое поведение и центральными в данном процессе являются личные мотивы, а не его общественное содержание, воплощенное в цели.

Сущность и содержание принципа единства сознания и деятельности



Принцип единства сознания и деятельности (далее принцип единства) — основополагающий принцип деятельностного подхода в советской психологии. Сформулирован в 1930-е годы С. Л. Рубинштейном в такой форме: «Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности и проявляется. Деятельность и сознание — не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое — не тождество, но единство». Рубинштейн несколько иначе понимал сознание и деятельность, чем например в интроспективной и бихевиористской традициях. В его понимании деятельность не является суммой рефлекторных и импульсивных реакций на внешние факторы, так как регулируется сознанием, а стало быть, раскрывает его. Сознание при этом не становится реальностью, приобретенной субъектом при самонаблюдении, оно есть результат деятельности субъекта, в нем оно формировалось и развивалось, через неё сознание и может быть познано. [2, с. 244]

Леонтьев А. Н. считал, что решение проблемы, предложенное Рубинштейном, остаться в рамках раскритикованной им же самим теории дихотомии, и предложил иное решение проблемы. Он считал, что сознание живет в деятельности, при этом образы, модели этого лишь накопленное знание о ней, её обобщенные модели, иными словами изначально развернутая она сжимается до необходимого элемента в сознании. Таким образом сознание не просто создается и развивается в деятельности, но и неотъемлемо в ней существует. [9, с. 72]

Л. Я. Гальперин, продолжая идеи Леонтьева, считал, что сознание выполняет ориентировочную деятельность, является неотторжимой от собственно внешней — предметной — деятельности. При этом психическая сторона всегда является взаимодействием с внешним, а противопоставляются только образы и непосредственно действия — образ как одномоментное, «замороженное» действие, тогда как действие это «живой» процесс. [6, с. 146]

Сознание — это единство всех психических процессов, свойственных человеку как личности, оно есть отражение объективной реальности, процесс чрезвычайно сложный и многосторонний. Обобщенные образы и понятия помогают создавать картину мира. При этом, стоит подчеркнуть, что сознание это высший уровень психического отражения человеком действительности.

Сознание объединяет в себе все формы познания человеком реальности и его отношение к тому, что он отражает. Все психические процессы, такие как, например, ощущение, память, мышление, настроение, мечта, настойчивость, склонность, принципиальность и прочие, а так же состояния и свойства человека — всё это формы проявления сознания. Развитие всех психических функций обеспечивает формирование у человека индивидуального отражения внешнего мира, своего рода идеальную модель его. Эта модель оказывает направляющее влияние на поведение человека. Именно это и называется сознанием. [1, с. 304]

Обоюдное воздействие объективного мира и человека рождает в его сознании превращение реального в идеальное, а идеального в действие реальное.

Сознание не дано изначально, это продукт развития, другими словами это сторона развития личности, неотделимая от неё. В процессе этого развития, приобретенный опыт даёт новый взгляд на мир, его сокрытые стороны, происходит принципиальное переосмысление жизни. Именно процесс переосмысления жизни, происходящий в течение всей жизни человека, и определяет его основные мотивы к действиям, его поведение. Это есть не что иное как умение определять задачи или цели жизни, а не только их решения, а стало быть не только лишь владение знанием, но и умение его использовать на практике.

Под деятельностью понимается активность субъекта, направлением которой является изменение мира, производство определенного продукта духовной или материальной культуры. Стоит заметить, что деятельность может быть как практической, так и теоретической, стало быть производимый продукт может нести весьма разнообразный характер. Но не смотря на это, деятельность состоит всегда из определенного алгоритма, ряда актов, основанных на побуждениях или мотивах, при этом любая деятельность есть, как правило, решение той или иной задачи. Задача есть потребность, выдвинутая анализом состояния субъекта, а точнее его отношением к воспринимаемому. Таким образом, мотив для действия порождается отношением индивида к модели, порождаемой сознанием, а стало быть, самим сознанием. [3, с. 285]

В статье «Принцип творческой самодеятельности (к философским основам современной педагогики)» Рубинштейн раскрывает суть деятельностного подхода, он, по мнение автора, состоит в следующем: «субъект в своих деяниях, в актах своей творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого». [10, с. 165]

Леонтьев А. Н. подчеркивал, что основной характеристикой деятельности является её предметность, а сама деятельность есть ничто иное, как прямая связь субъекта и объекта, в которой в меру необходимости включена психика. [8, с. 84]

Таким образом, деятельность неотъемлемо связана с человеческой психикой, так как последняя, есть регулятор поведения, определяющий мотивации, цели, их решения, а, соответственно и результат.

Так, по словам самого Рубинштейна, единство сознания и поведения раскрывается в самом их содержании. Конкретнее, всякое внутреннее переживание рождается из отношения субъекта к чему-либо внешнему, а стало быть, неразрывно с ним связано. Иначе говоря, любое переживание всегда направлено на объект переживания. Однако природа поступка всегда неоднозначна, не всегда напрямую зависит от отношения объекта и это обосновывает внутреннюю — сознательную — сторону человеческого поступка, выражающуюся в мотивах того или иного поступка. Именно поэтому не стоит рассматривать поведение — в контексте деятельность — как нечто исключительно внешнее, с сознанием как с чем-то исключительно внутренним. В природе человеческих поступков они взаимодействуют неотделимо. [7, с. 129]

Таким образом, суть принципа единства сознания и деятельности состоит в том, что разные уровни психических процессов раскрываются, соответственно, в разных уровнях деятельности. И даже само осознание деятельности неостановимо влияет на её процесс.

В психологии, сознание обусловлено общественным бытием человека, образом жизни. Эта обусловленность выступает принципом детерминизма. Принцип единства сознания и деятельности, выдвинутый Рубинштейном, выступает как конкретизация его. [4, с. 226]

Согласно принципу детерминизма — всё возникает, изменяется и исчезает, согласно определенным правилам и законам. Сама детерминация — это генетическая связь, причинность, возникающая между действием предшествующим и действием последующим, причиной и следствием.

С. Л. Рубинштейн определил детерминацию как диалектику внешних и внутренних условий. Так, любое воздействие субъекта на объект преломляется через внутренние качества и свойства объекта, а значит, результат зависит не только от характеристик субъекта, но и от качеств объекта. В случае, если речь идет о живом организме, то от его психики. «Внешнее определяется через внутреннее» — эту формулу вывел Рубинштейн. Она позволила решить многие проблемы, стоящие перед психологией того времени. В 20–30е годы Рубинштейн сформулировал ведущий принцип деятельностного подхода — принцип единства сознания и деятельности.

«Деятельность и сознание не есть два в разные стороны обращенных аспекта, они образуют органическое целое; не тождество, но единство». — писал Рубинштейн. Данный принцип возник из необходимости преодолеть точку зрения, рассматривающую деятельность как проявление чист внешнего, а сознание — исключительно внутреннего. На самом деле сознание и психика не является чем-то исключительно внутренним, так же как и деятельность — исключительно внешним. В обоих случаях имеются как внутренние, так и внешние стороны. [12, с. 305]

Рубинштейн считал, что деятельность есть единство внешнего и внутреннего, так психика и сознание это внутренние характеристики деятельности, а свойства деятельности это характеристики психики и сознания. В данном принципе выдвигается, что не существует сознания без деятельности, а деятельности без сознания. Позднее Рубинштейн квалифицировал этот принцип следующим образом: «Утверждение единства сознания и деятельности означало, что надо понять сознание, психику не как нечто лишь пассивное, созерцательное, рецептивное, а как процесс, деятельность субъекта, реального индивида, и в самой человеческой деятельности, в поведении человека раскрыть его психологический состав и сделать таким образом самую деятельность человека предметом психологического исследования». Благодаря ему стало возможным изучать сознание и психику через «внешние» признаки, поступки. Однако стоит подчеркнуть, что установленный Рубинштейном деятельностный, как его позднее назвали, подход не устанавливает сведение сознания и психики целиком к деятельности. Напротив, данный принцип базируется на понимании их, как различных материй, неотъемлемо и тесно связанных друг с другом. Деятельностный подход служил для выявления специфики активности сознания. [11, с. 264]

Кроме того, Рубинштейн конкретизирует философское понятие субъекта. Он выявляет именно того субъекта, который осуществляет и в котором реализуется связь сознания и деятельности. Изучаемая психологией, под понятие такого субъекта попадает личность.

Психика и сознание не самодостаточны, не существуют самостоятельно, они всецело принадлежат личности. Личность в понимании Рубинштейна, становится самым богатым понятием, помогающим преодолеть абстрактный характер связи сознания и деятельности. Именно через личность Рубинштейн раскрывает множество связей сознания и деятельности, с помощью личности эти связи проявляются, с её же помощью они замыкаются.

Личность определяется Рубинштейном через «триединство» — желаемое, то чего человек хочет, мотивация; возможности человека; и сама суть человека, что есть он сам, конкретнее это то, что из тенденций, мотивов осталось в его характере. В такое «триединство» органично вписались как динамичные качества личности, например мотивы, так и устойчивые — способности, таланты. Перефразируя это определение сегодня, можно сформулировать, как единение мотивов и возможностей в соответствии с характером в процессе реализации в жизни, в соответствии с целями и в силу обстоятельств. Способы такого единения и вырабатывает личность.

Для Рубинштейна личность содержит в себе и предмет исследования, и принцип, и является основной психологической категорией.

Рубинштейн, так же, выявляет задачи, которые решались этим принципом. Считает, что с его помощью можно выявить не только связь сознания и деятельности, но и связь психических процессов между собой, качеств и свойств, определить качество и способ организации психики, которые достигаются на уровне личности, наконец определить качества личности, обнаруживаемом в «особом измерении» и процессе его развития — жизненном пути. Сюда же он относит задачи исследования саморазвития, выявления диалектики внешнего и внутреннего, специфики соотношений развития и обучения, развития и воспитания, особенного и всеобщего, индивидуального и типического, которые так же возникли в психологии.

Так принцип единства сознания и деятельности был сформулирован в результате критического осмысления мировой психологической науки.

В капитальном труде «Основы общей психологии» Рубинштейн представил и обобщил практически все знания и достижения советской психологии 30-х годов. Этому предшествовало написание «Основ психологии» и рассмотрение множества эмпирических исследований, а так же выдвижение вышеупомянутых теорий.

Одним из главных стержней в книге «Основы общей психологии» является рассмотрение психики, сознания и личности в развитии. Здесь Рубинштейн продолжил тенденции советской психологии 20-х годов. В своём труде он раскрывает исторический, онтогенетический, антропогенетический, филогенетический, функциональный аспекты развития психики и бытийно-биографический — развития личности. Система психологии рассматривается им через систему всё усложняющихся в деятельности психических процессов и образований. [10, с. 239]

Деятельность рассматривается Рубинштейном в прогрессивном состоянии — становлении, изменении, совершенствовании, на разных этапах жизни индивида, она принимает новые формы. Именно поэтому он возражает против роли деятельности в развитии психики, выражающейся исключительно только в тренировке, не создающей ничего нового. В работе он доказывает, что на разных этапах жизни деятельность меняется в зависимости от мотивов, приобретенных эволюционировавшей психикой, которая качественно меняется и использует новые психически образования. Кроме того он противопоставляет свою концепцию той точке зрения, которая рассматривает психическое развитие как созревание, заложенного от природы материала, которое не зависит от внешних, деятельностных факторов.

Принцип единства сознания и деятельности, впервые сформулированный в работе «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса» выступает уже в более конкретной форме в работе «Основы общей психологии. Этот принцип предполагает развитие сознания через деятельность, стоит подчеркнуть, что содержание принципа совершенно отличается от обычного, генетического развития, принятого в психологии. [13, с. 218]

Принцип единства сознания и деятельности так же имеет множество аспектов, он выполняет не только позитивные, но так же и критические функции. Он задает систему дифференциации и единения психологических проблем, даёт новое понимание предмета психологии, определения природы психического, раскрывает принадлежность сознания действующему субъекту, относящегося к миру благодаря, как раз таки, наличию у него сознания. Немаловажен вклад и в рассмотрении работ последующего развития психологии. В некоторых, деятельность свелась к абсолютным формам, такая тенденция очевидна, если рассматривать психологию и философию, конкретнее, когда речь идет о тождестве сознания и деятельности. [5; 236]

Сознание представляется Рубинштейну регулятором поведения, только лишь потому, что не тождественна деятельности, в нём находится вся объективная действительность. Более того в сознании человека хранится не только информация о мире, с которым он сталкивался непосредственно, но так же и всё то, с чем он никогда не вступал в контакт, даже всё то, что нельзя отнести к существующему — оно либо уже было, либо будет. Именно поэтому личность не оказывается замкнутой в узком круге своего «я», она может выходить за его пределы, причем бесконечно далеко. Таким образом личность определяет систему ценностей в мире, некую систему координат, в соответствии с которой будут принимать решения о действиях.

Литература:

1. Абульханова К. А. Психология и сознание личности (проблемы методологии, теории и исследования реальной личности). Избр. психол. труды. — М.:ОНИКС, 1999.
2. Абульханова К. А. Брушлинский А. В. Философско-психологическая концепция С. Л. Рубинштейна. — М.: Наука, 1989.
3. Ананьев Б. Г. Личность, субъект деятельности, индивидуальность–М.: Директ-Медиа, 2008.
4. Брушлинский А. В. Принцип детерминизма в трудах С. Л. Рубинштейна // Вопр. психол. 1989. № 4. С. 66–73
5. Гальперин П. Я. Введение в психологию. — М.:Литкон, 1976.
6. Гордеева О. В. О некоторых ограничениях разработки проблемы сознания в марксистской психологии (на материале трудов С. Л. Рубинштейна) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. — 1996, № 3. — С.26–33.
7. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. — М.: Академия, 2004.
8. Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. –М.:ТАУС, 1957.
9. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии (изд. 2-е.)
   – М.: Гелеос, 1946.
10. Рубинштейн С. Л. Проблемы психологии в трудах Карла Маркса.. –М.:РИПОЛ, 1933.
11. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. –М.:Наука, 1973.
12. Юдин Э. Г. Деятельность как объяснительный принцип и как предмет научного изучения // Вопросы философии. 1976. № 5. С. 65–78.

Философско-методологические основания психологической концепции С. Л. Рубинштейна

Кризис психологии начала XX в. привел к возникновению новых направлений, которые предлагали свой выход из этой ситуации и находили новый предмет психологической науки, абсолютизируя различные стороны психики, проявляемые в разных системах отношений. Но острота методологического кризиса не уменьшалась. В начале 30-х гг. споры разгорелись с новой силой. О кризисе шла речь на XII конгрессе немецких психологов в 1931 г., на IX Международном психологическом конгрессе в 1932 г. Психология сознания столкнулась с психологией поведения. Предметом теоретических дискуссий стала проблема сознания в ее соотношении с деятельностью.

Речь шла об изменении предмета психологии в соответствии со сменой объекта в ходе ее исторического развития, что, в свою очередь, повлекло изменение методов, принципов, понятийного аппарата психологии. Вычленение ее из сферы философии началось с того, что прояснился ее предмет – сознание, а основной целью стало исследование «бытия и сознания», то есть природы психического и его места во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. Психология предстала как наука о внутренней, сознаваемой жизни человека, и ведущим методом была признана интроспекция, невозможность объективной экспериментальной проверки которой очень скоро обнаружилась.

Поиск объективных оснований в соответствии с идеалами естествознания привел к смене объекта (предмета) психологии – от сознания к поведению человека и животных. Соответственно субъективный метод интроспекции и понятийный аппарат были полностью заменены. Поведение человека описывалось объективно, в логике причинно-следственных отношений, в терминах «стимул – реакция». Наряду с бихевиоризмом поиск объективных оснований психологии осуществлялся и в гештальтпсихологии, где в качестве устойчивых элементов рассматривался гештальт – образ, форма, – в целом структура сознания.

Период 20-х гг. был начальным периодом становления советской психологии и связывался с решением двух задач – во-первых, с применением марксизма к психологии, а во-вторых, со стремлением практически применить психологию во всех областях жизни.

Принципиальное отличие соотношения философии и психологии в домарксистский период от соотношения философии марксизма и советской психологии заключается в том, что с самого начала возникновения психологии в русле философского знания это соотношение складывается стихийно. Даже когда влияние философского идеалистического мировоззрения на психологию оказывается весьма значительным, определенные тенденции развития психологии приводят к тому, что идеализму не удается охватить своим влиянием всю психологическую науку. Философский идеалистический метод проникает в способ психологического мышления, в выбор методов, в способ интерпретации эмпирических данных и т. д. (идеалистические взгляды в советской психологии послереволюционного периода отстаивались прежде всего Г. И. Челпановым). Остальная же часть психологии остается эмпирической. Домарксистская философия представляла своего рода способ «видения» предмета науки без обоснования причин того или иного «видения».

Философия марксизма по отношению к психологии становится методологией в подлинном смысле слова – не как способ стихийного понимания своего предмета, а как способ его философско-обоснованного объяснения. Построение такой методологии советской психологии на основе марксизма и было той задачей, которую поставил и последовательно, шаг за шагом, решал С. Л. Рубинштейн.

Философско-психологический анализ, которому были подвергнуты С. Л. Рубинштейном и психология сознания, и поведенческие теории, раскрыл их общие методологические установки в подходе к природе психики. Анализ психологии сознания был совершен не только в отношении к поведенчеству, но и к так называемой психологии духа. Объективно существующая взаимосвязь индивидуального и общественного сознания никак не могла быть совместима с интроспективной психологией, которая, замыкая сознание во внутреннем мире, вырывала его из связей с идеологией, в которых сознание выступало в своей социальной характеристике. Подобно поведенчеству, психология духа полагала интроспективную концепцию сознания неизменной, а отброшенные интроспекционизмом связи сознания с идеологией, представляющие одну из областей проявления сознания, противопоставила интроспективной концепции как истинный предмет психологии. «Психология, – писал С. Л. Рубинштейн, – в результате оказалась перед тремя абстрактными конструкциями, своеобразными продуктами распада, получившимися в результате расчленения реального сознания и реальной деятельности живого человека как конкретной исторической личности. Перед психологией встала тогда задача подняться над этими ограниченными концепциями, на которые распалась психология»[1].

Для позиции С. Л. Рубинштейна было неприемлемо предлагавшееся некоторыми зарубежными психологами в качестве выхода из кризиса эклектическое воссоединение разных направлений, пренебрегающее различием их методологических предпосылок. Опыт реактологии, пытавшейся пойти по этому пути, убедительно показал его порочность. «Этот путь заранее обречен был на неудачу, – считал С. Л. Рубинштейн, – он приводит лишь к объединению субъективной идеалистической концепции сознания с механистической концепцией человеческой деятельности. В результате такого объединения не может получиться ничего, помимо суммирования ошибок, допущенных синтезируемыми направлениями, – соединения несостоятельной концепции сознания с ложной концепцией деятельности человека и неправильным пониманием отношения психологии и идеологии… Нужно не соединять концепцию сознания интроспективной психологии с поведенческой концепцией деятельности человека и т. д., а преодолеть эти концепции, преобразовав понимание как сознания, так и человеческой деятельности, установившееся в психологических концепциях, определивших кризис современной психологии»[2].

Движение теоретической мысли в поиске исходного принципа построения новой психологической теории идет в двух направлениях, и оба обращаются к трудовой деятельности человека как главной особенности его бытия. В одном направлении, выраженном культурно-исторической теорией Л. С. Выготского, трудовая деятельность человека определяет исходную точку поиска, но выделение знака как аналога орудия труда переводит дальнейшие построения в сферу культурного развития. В другом направлении центральной становится марксовская концепция человеческой деятельности, раскрытая в ее применении к психологии. В анализе марксовского понимания деятельности применительно к психологии выделяются три основные мысли: о роли практической и теоретической деятельности человека в формировании его психики; о том, что порождаемый человеческой деятельностью предметный мир обусловливает все развитие человеческой психологии; и о том, что человеческая психика – продукт истории. За исходное при этом берется связь сознания с реальной деятельностью человека, положение марксизма о том, что сознание человека формируется в процессе труда, преобразующего мир. Теоретическая разработка положения о связи сознания с деятельностью, вошедшего в психологическую науку как принцип единства сознания и деятельности, была осуществлена С. Л. Рубинштейном[3].

Опознав в психологическом кризисе черты кризиса методологии науки, Рубинштейн не ограничил свою задачу проецированием на психологию своего готового решения, поскольку он, как ученый, был чужд всякого априоризма. Его онтологизм был не только философским подходом, но и принципом его мировоззрения как ученого. Для него возникают две новые взаимосвязанные задачи – философская и собственно методологическая – по отношению к психологии. Первая состоит в потребности и необходимости углубить понимание объективности в подходе к субъекту и соответственно всему гуманитарному знанию. Вторая – в необходимости раскрыть то новое качественное содержание и сознания, и деятельности в психологии, которое позволило бы в каждом из этих отношений найти основание связи с другим. Для решения этих взаимосвязанных задач он обращается к концепции К. Маркса.

Итак, Рубинштейн выдвинул и систематически развивал в психологии методологический принцип, который он сам в 20-е гг. называл принципом самодеятельности[4], а в 30-е и 40-е – принципом единства сознания и деятельности. Согласно этому принципу, человек и его психика, сознание формируются, развиваются и проявляются в деятельности, то есть деятельность играет определяющую роль в формировании сознания человека.

Принцип единства сознания и деятельности конкретизировался Рубинштейном и через раскрытие формирующейся в онтогенезе связи между уровнями сознания и деятельности. Здесь единство сознания и деятельности выступило в том, что различным уровням и типам сознания соответствуют свои определенные виды деятельности и поведения: реакции – досознательные формы психического отражения, действию – предметное сознание, поступку – самосознание[5]. Рубинштейн подчеркивал неразрывность связи сознания и деятельности, их единство, указывая на то, что генезис поступка и самосознания представляет собой процесс.

В 1934 г. выходит статья Рубинштейна «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса»[6], в которой содержится программа построения советской психологии на основе марксизма. Исходным пунктом этой программы является концепция деятельности, прежде всего, в ее объективно-общественном содержании. Первую философскую задачу поиска объективного основания гуманитарного знания Рубинштейн решает посредством освоения марксистской концепции социальной детерминации как системы общественных отношений людей. Для решения второй задачи исходным пунктом становится марксистская концепция деятельности как труда, связанная с общественными характеристиками ее субъекта. «Человек, его сознание и психика, – пишет С. Л. Рубинштейн, – не замыкаются в непосредственной данности субъекту, а выражаются в деятельности, реализуются в ней»[7]. Одновременно в деятельности раскрывается другая фундаментальная зависимость, идущая от объекта к субъекту: «…В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект»[8]. Диалектика объективирования и субъективирования предполагает не саморазвертывание сущности субъекта, а соотнесение его с другими людьми, продуктами деятельности и отношениями, которые его детерминируют. Только благодаря такому пониманию самой деятельности – не как замкнутой в себе сущности, не как проявления субъекта – формулируется тезис об объективной опосредствованности сознания. И, как следствие этого, снимается присущая всем вариантам интроспекцио-низма замкнутость сознания в себе. «Когда Маркс определяет специфику человеческого сознания как мое отношение к моей среде, которое дано мне как отношение, то есть имеет опосредствованный характер, он определяет самое сознание, исходя из тех реальных отношений человека к его среде, которые связаны с генезисом и развитием человеческого сознания»[9].

Опираясь на основные положения Маркса, Рубинштейн выделяет два опосредствования в связи сознания и деятельности. «У Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредствованности сознания»[10]. В плане преемственности с ранней философской концепцией Рубинштейна чрезвычайно важен этот тезис о сознании как идеальном плане действия, благодаря которому не возникнет потребности свести действие к идеальной формуле сознания, как это постараются сделать впоследствии философы и психологи, а, напротив, формулируется гипотеза об отрыве действия от связи с непосредственной ситуацией.

Другая опосредующая диалектическая связь – историзм. Человеческое сознание, будучи исторической предпосылкой труда, является и его результатом. Сознание (психология людей), согласно К. Марксу, является зависимым от практики и регулирует их практическую деятельность. Исходя из понимания этой историчности Марксом, перспективно раскрытие разных темпов исторического развития индивидуального сознания, разной вовлеченности разных участков сознания в историческое развитие и разных уровней развития разных участков сознании. Проблема не в том, чтобы указать на историчность сознания, а в том, как ее понять, подчеркивает Рубинштейн[11].

Следует отметить, что первоначально идея связи сознания и деятельности была выражена Рубинштейном как единство этих двух членов. «Деятельность и сознание не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое – не тождество, но единство»[12]. «Одно и то же отношение к объекту обусловливает и сознание, и поведение, одно – в идеальном, другое – в материальном плане»[13]. В то же время соотношение психики и деятельности было определено как взаимосвязь и взаимообусловленность. «В силу… взаимосвязи и взаимообусловленности психические свойства личности и ее поведение, сознание и деятельность человека включаются как звенья, как стороны в единый процесс, в котором причина и следствие непрерывно меняются местами. Таков для нас подлинный смысл положения о единстве сознания и деятельности»[14].

Дальнейшие теоретические исследования связи сознания и деятельности в 50-х гг. были соотнесены с более общей проблемой детерминированности деятельности субъекта, в которой сознание играет регулирующую роль. Характеристика связи сознания и деятельности получила новое содержание. Тогда же С. Л. Рубинштейн дал критический анализ прежнего понимания характера этой связи, отметив, что формула единства сознания и деятельности предполагает «отношение сознания и деятельности как внешнее соотношение двух обособленных членов… В этом сказывалась обусловленность внешней ситуацией, которая в ходе исторического развития науки их обособила, а не существо дела, которое при правильных исходных позициях не должно было приводить к их обособлению сперва и, значит, к необходимости затем внешне их соотносить»[15].

В это же время С. Л. Рубинштейн выделил те положения в понимании соотношения сознания и деятельности, которые стали прочным достоянием марксистской психологии и по сегодняшний день сохраняют свою силу. Утверждение единства сознания и деятельности означало, что необходимо понять сознание, психику не как нечто лишь пассивное, созерцательное, рецептивное, а как деятельность субъекта, и в самой человеческой деятельности раскрыть ее психологическую компоненту. Предметом психологического исследования стала не только внутренняя, духовная, умственная деятельность, а и сама практическая деятельность, посредством которой люди преобразуют природу и переделывают общество, в ее психологическом аспекте. «Основное позитивное содержание положения о единстве сознания и деятельности заключается в утверждении их взаимосвязи и взаимообусловленности: деятельность человека обусловливает формирование его сознания, его психических связей, процессов и свойств, а эти последние, осуществляя регуляцию человеческой деятельности, являются условием их адекватного выполнения»[16].

Таким образом, центральной проблематикой исследований Рубинштейна выступают сразу несколько аспектов связи сознания и деятельности: гносеологический, социально-исторический (сознание, деятельность и общественные отношения), культурно-исторический. Таково было основное методологическое содержание принципа единства сознания и деятельности, разработанного Рубинштейном. Позднее, оценивая историческое значение этого принципа, сам автор так писал о нем: «Утверждение единства сознания и деятельности означало, что надо понять сознание, психику не как нечто лишь пассивное, созерцательное, рецептивное, а как процесс, деятельность субъекта, реального индивида, и в самой человеческой деятельности, в поведении человека раскрыть его психологический состав и сделать таким образом самую деятельность человека предметом психологического исследования»[17].

Для психологии соответственно при переходе к анализу сознания, психики в ее отношении к миру прежде всего необходимо было определить, кто же является их субъектом. Постановка проблемы связи сознания и деятельности требовала ответа на вопрос, как и где образуется подобная связь. Рубинштейн дает ответ, который глобален и прост, – личность. «В неразрывной связи со всей системой психологических идей Маркса, в качестве одного из центральных ее звеньев, выступает марксовская трактовка проблемы личности»[18].

Данная связь образуется личностью и на уровне личности как двойная разгадка существующей парадигмы: психика, сознание не самодостаточны, не существуют в себе, а принадлежат человеку, более конкретно – личности. Так, одно измерение человека как субъекта приводит Рубинштейна к другому – личности.

Личность в рубинштейновском, то есть идущем от категории субъекта, понимании оказывается многогранным, но в то же время конкретным понятием, которое одновременно становится новым основанием всего психологического знания. Личность становится важнейшей основой связи в цепи «сознание – деятельность», чем уничтожается принцип безличности, бессубъектности такой связи. В «Основах психологии» (1935) и «Основах общей психологии» (1940) Рубинштейн строит систему связей психики, сознания и деятельности, опосредованную личностью как субъектом этой связи.

Условия жизни человека, жизненные обстоятельства традиционно мыслились как некие «данности», нечто постоянное, изначально присущее, как определенный способ жизни людей. Концепция субъекта привнесла прежде всего идею активного, строящего условия жизни и свои отношения к бытию человека. Сама идея жизни, определения ее условий как решаемых задач, требующих от человека этих решений, – такова была новая предложенная парадигма. Действительность в ее «первозданном» виде, которую человек «застает» при своей жизни, оказывается не задана ему изначально как некая директива. Действительность обращена к человеку своими требованиями, ограничениями; от него же исходит желание или нежелание, но желаемое он получает только в одном случае: если оно является результатом его усилий – личностных, интеллектуальных, волевых, результатом его деятельности.

Таким образом, деятельность придает не только единство внутренней структуре личности, но и вместе с тем целостность, системность связям личности с миром. Личность как система – это и предпосылка, и результат ее деятельности. Личность в процессе деятельности не только проявляется, но и формируется.

Разработав исходный методологический принцип советской психологии, С. Л. Рубинштейн начинает на его основе построение системы психологической науки. Первой частью решения этой задачи стала книга «Основы психологии», вышедшая в 1935 г. – всего через год после программной статьи о значении трудов К. Маркса для психологии. В этой книге Рубинштейн впервые проанализировал различные психологические данные, направления, проблемы как взаимосвязанные на основе принципа единства сознания и деятельности. В то время как мировая психологическая наука представляла собой разнородную массу не связанных между собой теорий, подходов, которые не соотносились друг с другом и недостаточно учитывали друг друга в своем развитии, Рубинштейн ставит задачу дать взаимосвязанное изложение мировой психологии, определив принципиально новую роль в ней советской психологии. Однако возможности решения этой задачи были ограничены тем, что теории, возникшие в другой логике, в другой методологии поддавались скорее систематическому изложению, чем внутренней систематизации.

Одновременно С. Л. Рубинштейн приступает к решению еще одной, важнейшей задачи – созданию новой эмпирической базы советской психологии, которая была бы подчинена новому методологическому принципу. С этого момента многими советскими психологами и под непосредственным руководством самого Рубинштейна начинают проводиться эмпирические исследования на основе принципа единства сознания и деятельности. Началась разработка проблемы ведущего для развития вида деятельности, которая опиралась на классификацию видов деятельности по психологическому основанию (игра, учение, труд). Эти проблемы обсуждались С. Л. Рубинштейном, Л. С. Выготским, позднее Б. Г. Ананьевым и А. Н. Леонтьевым в дискуссиях о соотношении обучения и развития ребенка, а также на основе выявления специфики видов деятельности, например игры.

Большую часть этих оригинальных исследований Рубинштейн сам же и обобщает и синтезирует в своем труде «Основы психологии», а затем в труде «Основы общей психологии». В отзыве Б. Г. Ананьева, А. Р. Лурии и других на книгу «Основы общей психологии» по поводу ее представления на Государственную премию говорится, что в ней впервые представлена система советской психологии как науки, как нового этапа ее развития.

Принцип единства сознания и деятельности стал методологиче-ской основой советской психологии. Но принцип единства сознания и деятельности привел и к новой теории сознания, его строения (единство отражения и отношения, переживания; единство строения и функции, изменение строения в процессе активной деятельности; единство познания, отражения и общения). Эта теория сознания имела системный характер, потому что включала множество разных аспектов его анализа: исторический, антропогенетический, психофизиологический, онтогенетический (развитие сознания ребенка) и личностный (проблема самосознания личности).

В определении методов психологии связь сознания и деятельности выступает как общий объективный метод исследования психики: только благодаря тому, что сознание открыто в деятельность, а не замкнуто в самом себе, как утверждал интроспекционизм, оно подлежит объективному исследованию; оно проявляется в деятельности, изменяется благодаря деятельности. Одной стороной объективного метода является проявленность сознания, психики в деятельности, другой – его формируемость через деятельность. Последнее составляет собственно основу экспериментального исследования: направленно формируя и изменяя сознание разными способами организации деятельности, можно его познавать.

Центральным для психологии становилось признание того, что психическое включено в связи, выходящие за пределы внутреннего мира сознания, опосредовано отношениями к внешнему предметному миру и может быть определено лишь на основе этих отношений. Так преодолевается субстанциализм психического, утверждавшийся интроспективной психологией. Таким путем раскрывалась зависимость психических процессов человека от тех конкретных материальных условий, в которых практически протекает его жизнь и деятельность.

Утверждение идеи единства сознания и деятельности преодолевало и механицизм поведенчества. В противопоставлении всей поведенческой психологии ее представлению об объективном методе изучения поведения, исключающем психику, для марксистской психологической теории следует вывод о том, что психика может быть познана опосредствованно, через деятельность человека, потому что она в своем бытии объективно опосредствована ими. Через связь сознания с деятельностью раскрывалась его связь с внешним миром. Тем самым открывался новый подход к решению проблемы социальной обусловленности психики человека, главной проблемы марксистской психологии.

Отличительной чертой творческой деятельности Рубинштейна является соподчинение ее работе, связанной с построением новых методологических основ системы психологии, обоснованной философски и взаимодействующей с различными отраслями науки и практики, в частности с практикой обучения и воспитания людей. Решение С. Л. Рубинштейном проблем и задач психологии было осуществлено по преимуществу через их рассмотрение в философском контексте.

Если считать философию марксизма источником и проводником идей диалектики в советскую психологию, то можно говорить о влиянии марксизма на представления Рубинштейна о диалектическом характере взаимосвязи деятельности и сознания. Данная диалектика раскрывалась им, в частности, в положении о сознании как результате деятельности и вместе с тем ее предпосылке. Говоря о единстве сознания и деятельности, Рубинштейн неоднократно подчеркивал их нетождественность. Иногда данную нетождественность он доказывал, опираясь на факты несовпадения внешних проявлений человека и его внутренней жизни (подобное доказательство является, по-видимому, не вполне правомерным). Частным случаем подобного доказательства через апелляцию к очевидному является ссылка Рубинштейна на факты несовпадения данных самонаблюдения человека и его поведения. Кроме того, у Рубинштейна нетождественность сознания и деятельности раскрывалась через выявление специфики функций каждого из них: порождающей и формообразующей функции деятельности, управляющей и регулирующей – сознания.

В работе «Человек и мир» содержатся некоторые идеи о противоречии в единстве сознания и деятельности (так, оно может быть обнаружено в относительной самостоятельности линий их возможного развития). Однако, на наш взгляд, сама возможность постановки вопроса о противоречиях была обусловлена выходом Рубинштейна за пределы марксистских позиций, с которыми тесно связана его первая научная парадигма (в частности, отходом от самого принципа единства сознания и деятельности).

Проблема «борьбы» в данном «единстве» сознания и деятельности не могла быть поставлена в рамках первой парадигмы Рубинштейна, ибо она потребовала бы признания в явной форме того, что сознание и деятельность являются разными сущностями (в то время как Рубинштейном подразумевалось прежде всего различие их явлений). Подобное признание предполагает принципиально иное, нежели в рамках деятельностного подхода, решение проблемы детерминации. Так, этот подход рассматривает деятельность как основной детерминирующий фактор сознания, в то время как проблема «борьбы» сознания и деятельности, во-первых, предполагает наличие собственных детерминант сознания, во-вторых, подразумевает равный онтологический статус сознания и деятельности.

Анализируя значение принципа единства сознания и деятельности для изучения сознания, следует отметить, что именно благодаря ему Рубинштейн пришел к рассмотрению психического как процесса, ибо данный принцип предполагал исследование психического в самом ходе его формирования в деятельности. Это повлияло на особенности разработки Рубинштейном проблемы сознания – изучение сознания в его динамическом, процессуальном аспекте.

У Леонтьева нетождественность сознания и деятельности являлась постулатом, у Рубинштейна это иногда выступало как проблема, которую он решал через апелляцию к очевидному. Кроме того, данная нетождественность раскрывалась ими посредством выявления специфики функций каждого из элементов. Так, при раскрытии второй стороны принципа единства сознания и деятельности – влияния сознания на деятельность – Леонтьевым (в его понятии «сознание – образ») и Рубинштейном выделялась регулятивная функция сознания.

Некоторые идеи о противоречиях в единстве сознания и деятельности развивались Рубинштейном в контексте его второй, «немарксистской» парадигмы. Однако в рамках марксистски ориентированной психологии проблема противоречий в единстве сознания и деятельности не могла быть, на наш взгляд, поставлена (что мы видим на примере концепций Рубинштейна и Леонтьева), так как это требует признания в явной форме того, что сознание и деятельность являются разными сущностями (Рубинштейн указывал лишь на различие их явлений). Это, во-первых, предполагает наличие собственных детерминант сознания (в то время как основное методологическое требование деятельностного подхода состояло в поиске их за пределами сознания), во-вторых, подразумевает равный онтологический статус сознания и деятельности (что не соответствует основным марксистским принципам и положениям). Невозможность признания определенной самостоятельности сознания, наличия у него собственных детерминант усиливалась у Рубинштейна его тенденцией к пониманию объектов как чисто внешних, материальных, к сближению их с вещами внешнего мира (в то время как идеальные, творимые субъектом объекты также способны определять жизнь сознания).

Преимущественный упор на единство сознания и деятельности и исключение из сферы рассмотрения моментов их борьбы, с одной стороны, позволял выделить для сознания новую детерминационную область, с другой – уводил от поиска собственных детерминант сознания и его закономерностей.

Понятие предметности имеет большое значение для раскрытия содержания принципа единства сознания и деятельности, являясь, на наш взгляд, одним из выражений данного принципа. Области значений этого термина у Леонтьева и Рубинштейна в определенной степени пересекаются, что обусловлено общностью идейных корней – влиянием марксистских идей и категорий. Так, для обоих авторов было характерно использование такого смысла понятия предметности, как отнесенность к внешнему миру, вынесенность вовне, – здесь они опирались на марксистскую трактовку этого понятия, в которой подчеркивалось, что какое-либо явление, действие, состояние и т. д. связано с предметом или само становится им через вовлечение в деятельность человека.

Принцип единства сознания и деятельности широко использовался Рубинштейном и Леонтьевым при исследовании сознания, позволив выделить ряд существеннейших закономерностей социо- и онтогенеза сознания, однако им накладывались определенные ограничения на изучение данной проблемы. Так, односторонняя интерпретация принципа единства сознания и деятельности, в которой подчеркивалась ведущая, определяющая роль деятельности, достаточно однозначно предполагает генетический анализ сознания, постановку и решение определенного круга проблем сознания – вопросов о его природе и происхождении. Односторонняя интерпретация принципа единства сознания и деятельности, подчеркивающая ведущую роль последней, оставляет за пределами психологического исследования функциональный анализ сознания.

Итак, раскрывая роль принципа единства сознания и деятельности в построении системы советской психологии, можно заключить, что он явился принципом, на котором начала строиться система психологического знания. Принцип единства сознания и деятельности явился такой методологией, которая определила возможность объективного метода исследования психического через его проявления в деятельности. Разработка этого принципа положила начало конкретным теоретико-экспериментальным исследованиям в области памяти, речи, мышления и т. д. В плане развития психологической науки принцип единства сознания и деятельности установил систему взаимосвязи, взаимообусловленности, иерархии психических явлений.

[1] Рубинштейн, С. Л. Проблемы психологии в трудах Карла Маркса // Советская психотехника. – 1934. – № 1. – С. 6.

[2] Там же.

[3] См.: Рубинштейн, С. Л. Принципы и пути развития психологии. – М., 1959.

[4] Он же. Принцип творческой самодеятельности // Вопросы психологии. – 1984. – № 4. – с. 101–108.

[5] Рубинштейн, С. Л. Основы общей психологии: в 2 т. – М.: Педагогика, 1989. – т. 1. – с. 488; т. 2. – с. 328.

[6] См.: Он же. Проблемы психологии в трудах Карла Маркса.

[7] Он же. Проблемы общей психологии. – М., 1973. – с. 24.

[8] Там же.

[9] Рубинштейн, С. Л. Проблемы общей психологии. – с. 30.

[10] Он же. Принципы и пути развития психологии. – с. 27.

[11] Он же. Проблемы общей психологии. – с. 35.

[12] Он же. Основы психологии. – М., 1935. – с. 51.

[13] Он же. Основы общей психологии. – М., 1946. – с. 85.

[14] Рубинштейн, С. Л. Проблема деятельности и сознания в системе советской психологии // Ученые записки МГУ. – 1945. – вып. 90. – с. 12.

[15] Он же. Принципы и пути развития психологии. – с. 251.

[16] Рубинштейн, С. Л. Принципы и пути развития психологии. – с. 251.

[17] Там же. – с. 250.

[18] Он же. Проблемы общей психологии. – с. 37.

ПРИНЦИП ЕДИНСТВА СОЗНАНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ. Общая психология

ПРИНЦИП ЕДИНСТВА СОЗНАНИЯ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Принцип единства сознания и деятельности является одним из основополагающих принципов советской психологии. Впервые он был сформулирован С. Л. Рубинштейном в 1933 году: «… Психические свойства личности и ее поведение, сознание и деятельность человека включаются как звенья, как стороны в единый процесс, в котором причина и следствие непрерывно меняются местами. Таков для нас подлинный смысл положения о единстве сознания и деятельности»[26].

В дальнейшем эта проблема разрабатывалась в трудах А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, Б. Г. Ананьева и др. Согласно их исследованиям и выводам, психика и сознание представляют собой побудительную, регулирующую, ориентирующую и контролирующую часть деятельности; сама же деятельность есть единство двух компонентов психического: отражательно-побудительного (внутреннего) и исполнительного (внешнего).

В. П. Зинченко и Е. Б. Моргунов дают иную картину сложных взаимоотношений между сознанием и деятельностью: «Живое движение порождает действие, действие порождает самосознание, самосознание порождает деятельность, деятельность порождает сознание, сознание порождает свободное действие, свободное действие порождает личность, личность порождает новые виды деятельности, расширяет собственно сознание… В любом случае, когда превращенные формы входят в другие более широкие структуры или выступают автономно, между ними имеются живые противоречия, выступающие одновременно и как точки роста, и как движущие силы развития. Их единство – это лишь моменты в их бытии. С этой точки зрения сколько-нибудь длительное единство сознания и деятельности – это смерть того и другого. Мы уже не говорим о том, что каждая из превращенных форм имеет и собственное сложное строение. Равновесность и гармония между ее компонентами непрерывно нарушается открытостью превращенной формы к среде, к влиянию других форм. Отсюда кризисы, взрывы, катастрофы (часто очистительные) в жизни человека, в его сознании и деятельности. На психологическом языке это чаще звучит как аффекты, драмы, трагедии. Даже когда равновесие сохраняется, оно не статично, оно не обладает устойчивостью, нарушается, имеет динамический характер… Наконец, каждая из превращенных форм имеет свои собственные законы развития, в том числе и спонтанного. Источником развития является гетерогенность как исходных натуральных форм (например, живого движения), так и возникающих на их основе превращенных форм. Понимание психического развития и развития человека как порождение превращенных форм – вызов современной психологии со стороны философии культуры и цивилиза– ции»[27].

О спонтанности сознания см.:

1. Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. – М., 1980.

2. Мамардашвили М. К. Сознание как философская проблема. //Вопросы философии – 1990. – № 10.

3. Налимов В. В. Спонтанность сознания. – М., 1980.

Структура сознания

Л. Фейербах выдвинул идею о существовании сознания для сознания и сознания для бытия. Эта идея развивалась Л. С. Выготским.

А. Н. Леонтьев выделял три составляющих в структуре сознания:

– чувственную ткань образа;

– значение;

– смысл.

В. П. Зинченко добавляет еще один компонент в эту структуру: биодинамическую ткань движения и действия. Тогда можно представить себе структуру сознания схематично следующим образом:

Еще один вариант структуры сознания предлагается Ф. Е. Василюком[28].

Литература:

1. Анцыферова Л. И. Принцип связи психики и деятельности и методология психологии. //Методологические и теоретические проблемы психологии. /Под ред. Е. В. Шороховой. – М.: Наука, 1969.

2. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. – М.: МГУ, 1975.

сознание и познание человеком мира

 

Деятельность представляет собой специфическую форму активности человека, которая регулируется его сознанием и направляется на глубинное познание окружающего и внутреннего мира.

Понятие деятельности

Деятельность является необходимым условием для полноценной человеческой жизни, именно она способствовала становлению человеческой личности. Взаимосвязь индивидуума и процесса деятельности выражается в замкнутом круге: не существует человека, который находится вне деятельности, так же, как не существует деятельности вне человека. Деятельность сложилась в процессе эволюционного становление человека – животное приспосабливается к условиям окружающей среды, человек напротив, изменяет эту среду под себя благодаря возможности деятельности.

Деятельность состоит из таких этапов: потребность, которая формирует цель, цель толкает на поиски путей своего достижения, пути достижения порождают действие, которое в свою очередь приносит результат. 

Виды деятельности

Деятельность человека возникает исключительно в среде его непосредственного обитания, и классифицируется на два вида: физическая и умственная деятельность. Физический труд представляет собой деятельность, в процессе которой увеличивается мышечная активность, а также требуется высокий уровень энергетических затрат.

Умственная или интеллектуальная деятельность – это вид деятельности, осуществление которой заключается в приеме и трансформации информации, требующая повышенной внимательности и активизации процесса мышления. 

В классификации деятельности существует ее деление на учебу, труд и игры. Такие виды деятельности как учеба и игра осуществляются различными методами, но взаимосвязаны одной целью – познанием. Трудовая деятельность направлена на получение человеком материальных и духовных благ, которые являются необходимыми для его жизнедеятельности.

Игра, учеба и труд — виды деятельности взаимосвязаны между собой, так как являются друг для друга подготовительными этапами. Так к процессу учебы человек проходит подготовку в виде игры, учеба предшествует началу трудовой деятельности.

Сознание и деятельность

Сознание и деятельность – это два понятия, которые плотно взаимосвязанные друг с другом. Мотивация деятельности является не чем иным, как осознание человеком своей потребности – необходимость учится, работать, создавать произведения искусства. Прежде чем деятельность начнет выражаться в материальном плане, в сознании человека происходит предварительный анализ целей деятельности, путей ее достижения.

Но и деятельность человека способна влиять на его сознания Процесс деятельности трансформирует человеческие представления о ценностях, значительно расширяет возможности духовного роста личности.

Познание человеком мира

Познание человеком мира неразрывно связано с его умственной деятельностью. Познание является результатом накопления знаний об обществе и окружающей среде, которое происходит с помощью учебы. Учебу как инструмент познания мира человеком не следует рассматривать в узком смысле – это может быть как учебный процесс в школе, так и прием традиции о опыта предшествующих поколений.

Познание человеком мира происходит двумя путями – рациональным и иррациональным. Рациональный метод заключается в познании при помощи учебы труда и игры, иррациональный – методов чувств, которые зарождаются на интуитивном уровне. 

Нужна помощь в учебе?

Предыдущая тема: Мышление и речь: особенности человека, способность к творчеству
Следующая тема:&nbsp&nbsp&nbspПотребности человека: материальные и духовные, подлинные и мнимые

Деятельностная теория сознания

К настоящему времени накоплены миллионы фактов, связанных с надличностными, религиозными и психотехническими переживаниями, неожиданным знанием древних языков людьми, которые их не изучали, точными предсказаниями будущего, «внетелесными» и мысленными путешествиями. телепатия, телекинез и др. Многие из них были объективно зафиксированы в соответствии со строгими требованиями позитивизма и подтверждены свидетельствами авторитетных ученых, таких как В.Зинченко П., Каган И. Леонтьев, Б.Ф. Ломов, А. Лурия, В. Небылицын, Б.В.Раушенбах, М.Г. Ярошевский и др. [30, 11]. Тем не менее подавляющее большинство общепризнанных теорий сознания [1, 2, 4, 6, 16, 5, 27] не объясняют накопленных эмпирических данных. Например, возьмем людей в состоянии клинической смерти, когда все физиологические и связанные с ними нейрокогнитивные процессы полностью отсутствуют: находясь в состоянии «вне тела», они могут наблюдать за происходящим и, придя в сознание, не только сообщают общую линию событий, но и дают их подробное и конкретное описание [15].Конечно, мы можем и дальше игнорировать многочисленные психические явления, необъяснимые существующими теориями, но это не заставит их исчезнуть; вместо этого это может привести к потере научной достоверности психологии.

В методологии науки принцип независимых от наблюдателя результатов долгое время считался несостоятельным. Однако многие исследователи психологии все еще пытаются придерживаться этого идеала в своих научных моделях и теориях. Но при построении теорий сознания отсеивание исследователя, вовлеченного в процесс познания, приводит к полному абсурду.Ибо это попытка построить теории или модели сознания, независимые от исследователя, который является частью самого процесса сознания. И именно такие абсурдные теории сегодня общепризнаны.

Согласно обязательным методологическим требованиям, теории, не объясняющие факты, должны быть отклонены как недействительные, а вместо них должны быть предложены новые теории, которые учитывают весь массив накопленных эмпирических данных.

В этой статье я предлагаю девять тезисов теории сознания, которые вписываются в тенденции развития российской психологии.Теория также пытается дать естественнонаучное объяснение общепринятой феноменологии сознания и многих надличностных явлений. Первый тезис предлагает новую концептуализацию реальности, то есть он обеспечивает философскую и идеологическую основу для деятельностной теории сознания. Остальные восемь тезисов составляют содержание самой теории.

Тезис 1. Психическое и физическое — это разные атрибуты деятельности, которая является основным процессом — родственное вещество .

Психологи и философы [14, 15, 21] все больше склоняются к идее, сформулированной голландским философом Барухом Спинозой: ментальное и физическое (или физиологическое) — два разных атрибута одной и той же субстанции. Это уникальное вещество доступно человеку, но неизвестно современной науке [24].

Итак, что это за субстанция и каков ее онтологический статус? Принято считать, что это вещество до сих пор науке неизвестно. Однако я бы предположил, что вещество, определяющее психику, — это активность и [19].И только такой процесс-субстанция может преодолеть разрыв между идеалом (психикой) и материальным (физическим). Материал и идеал никоим образом не являются изначальными или субстанциями друг друга, а являются двумя атрибутами деятельности, которая является основным процессом-субстанцией Вселенной.

В русской психологии давно признано подчинение психической рефлексии деятельности. Субъект жизнедеятельности не должен обладать объективными знаниями о жизнедеятельности, а действовать в своих интересах.Таким образом, задача «поиска объективного знания» формулируется только развитым сознанием, а не на ранних этапах развития психики. Изначально деятельность определяет не психика, а деятельность, определяющая психику.

Диссертация 2. Человек является субъектом не одного вида деятельности, а системы выполняемых действий.

Исследования сознания включают в себя всю систему действий, выполняемых испытуемым.А.Н. Леонтьев определил деятельность как единицу анализа человеческой деятельности, указав тем самым, что она не ограничивается одним единственным случаем. Термин «иерархия мотивов», используемый Леонтьевым, однозначно предполагает наличие у каждого человека иерархической системы осуществляемых действий и соответствующих мотивов [9]. Я ввел термин «индивидуальный образ жизни». Это система действий, которые человек выполняет как субъект или как часть таких совокупных «субъектов», таких как общество или группа, в течение определенного периода жизни. жизни, и до смены иерархии мотивов [19].Структура образа жизни определяется как образом мира, так и планом реальных взаимодействий, который, в свою очередь, определяет, как развивается восприятие мира.

Сознание субъекта проявляется как психологическое качество не одного, а всей системы его действий. Так, например, для возникновения, переживания и возможного познания внутреннего конфликта необходимы как минимум два мотива. При одном занятии и одном мотиве никакого внутреннего конфликта возникнуть в принципе не может.В действительности же внутренний конфликт вызван множеством мотивов. Этим объясняется трудность рефлексивной обработки такого конфликта со всей связанной с ним неуверенностью и напряжением.

Наличие нескольких мотивов и, как следствие, необходимость сделать выбор, в первую очередь позволяет нам осознать, что мы являемся субъектом. Кроме того, само понятие объективности и объективных качеств может возникнуть только в результате отделения познаваемого от определенного мотива и сравнения его с другими мотивами.Рефлексивность и самосознание, в свою очередь, могут развиваться только через множественность и альтернативность субъективного.

Тезис 3. Индивидуальное сознание — атрибут системы деятельности субъекта .

Сознание — психологический атрибут системы деятельности, осуществляемой человеком. Развитие и содержание индивидуального сознания определяется личной историей деятельности и сферами этой деятельности [3].При этом сами процессы сознания определяются выполнением действий. Физическим атрибутом деятельности является физическое тело человека, группы, общества или человечества. Более развитая, сложная и структурированная система действий соответствует более развитому сознанию. Сложность всей системы деятельности, реализуемой человеком, то есть его образа жизни, определяется не только его уровнем образования или технической грамотности, но и, прежде всего, его психологическими достижениями.Это творческая, научная, трансперсональная, консультативная и другие виды деятельности, которые можно было бы считать наиболее сложными в этом масштабе.

Соответственно, более сложные формы деятельности, чем человеческие, соответствуют более сложным психическим структурам, чем человеческие. В соответствии с этой интерпретацией ментального, человек, будучи физическим носителем сознания, является преходящим эволюционным звеном и физическим признаком развития все более сложных форм деятельности.

Качественный скачок в эволюции такой ментальной формы, как сознание, связан с наличием самосознания и рефлексии. Более высокий уровень активности и соответствующая психика, вероятно, потребуют другого физического носителя, возможно, К.Э. «Лучезарный человек» Циолковского или, возможно, другие виды, разнообразие которых пока не известно. И если каждый человек не предпримет действий, направленных на собственную эволюцию, он или она не будет развиваться.

Диссертация 4. Не существует «объективной реальности, независимой от нашего сознания». Человек «создает» реальность своими действиями.

Независимо от того, хотим мы этого или нет, наши действия всегда меняют нашу реальность. А осознание этого позволяет нам сознательно и ответственно менять свою жизнь. Часто бездействие — это отказ повлиять на собственное существование.

Традиционная парадигма моделирования сознания, связанная с эпистемологическим подходом, описывает рефлексивные функции сознания.Эта характеристика наиболее ярко представлена ​​в работах К. Кастанеды, где человек явно описывается как воспринимающее существо, тогда как версии «реальности» признаются как описания различных форм восприятия. Предлагаемая нами парадигма трактует человека как творца, выбирающего свою «реальность», а основные функции сознания — как функции преобразования и дизайна [20].

Представление о сознании как совокупности когнитивных и мотивационных процессов основывается на неявном постулате о том, что существует «объективная реальность», с одной стороны, и когнитивный субъект, отделенный от этой реальности, с другой.Однако согласно нашей теории, сознание развивается в процессе деятельности, активной практики, которая изменяет и раскрывает «реальность». «Реальность» для создателя не является постоянно фиксированной и объективно существующей, а скорее процессом, материальным атрибутом деятельности. , на который он может повлиять. А.Н. Леонтьев также указывал на трансформацию форм деятельности и индивидуальных действий в качества объекта, отражающие тем самым объективизирующие качества деятельности.

Тексты А.Н. Леонтьев [9] и Б. Ф. Ломов [10] содержат размышления о тройном влиянии деятельности на объект, субъект и саму деятельность. Более подробно остановимся на этих моментах: деятельность изменяет (а) реальность, поскольку любой объект деятельности является системной частью реальности; (б) физическое тело, психические функции, сознание, отношения и средства субъекта деятельности; (в) сама деятельность, а следовательно, и вся система деятельности.

Учитывая, что «объективной реальности», независимой от нашего сознания и наших действий, не существует, и особенно с учетом постулата о том, что Вселенная является системной и взаимосвязанной, возникает новое измерение проблемы ответственности субъекта в процессе осознания. открывается.

Тезис 5. Не сознание объединяет разнообразные действия человека, а его или ее система действий, которая объединяет различные состояния сознания в связное ‘ сознание . ‘

Клинические и другие эмпирические данные о «расщеплении» (диссоциации) сознания показывают, что человек, находясь в одном состоянии сознания, не может вспомнить переживания из другого состояния.Именно благодаря подходу, основанному на деятельности, возможно частичное «восстановление» таких переживаний, поскольку восприятие реальности, созданное деятельностью, запечатлевается в нескольких состояниях сознания. Это позволяет нам изучать и описывать сознание не как набор изолированных состояний, а как структуру состояний, консолидированных системой человеческой деятельности. Следовательно, не сознание объединяет человеческую деятельность в целостный процесс, а, напротив, система действий, объединяющая различные состояния сознания в самосознание, познаваемое субъектом.

Очевидно, что реальность изменяема посредством физических действий, хотя во многих мистических доктринах и свидетельствах также упоминается изменение реальности посредством одних только умственных усилий сознания. В принципе, нет никаких логических возражений против обсуждения влияния психики (ментального атрибута) на реальность (физического атрибута), опосредованного внутренней активностью (активностью). Однако для изучения таких взаимодействий необходимо разработать терминологию для описания соответствующих энергоинформационных процессов сознания, которые пока очень мало изучены.Это позволило бы нам концептуально объяснить трансперсональные состояния сознания и различные представления о реинкарнации. Поскольку система действий в течение всей жизни объединяет различные состояния в единое целое, она также может объединять состояния сознания, приписываемые различным воплощениям, при условии, что система действий будет расширена на несколько жизней. Вот почему воспоминания о реинкарнации и различных трансперсональных переживаниях требуют определенных практик (действий), передаваемых из поколения в поколение.

В соответствии с методологией деятельностного подхода концепция сознания может быть продвинута дальше: исследователь вместо этого изучит активность сознания ; Другими словами, деятельность регулируется сознанием и, в свою очередь, модулирует его обратно. При создании объективного экспериментального исследовательского проекта необходимо исследовать и интерпретировать не самоотчеты испытуемого или экспериментатора, а результаты деятельности (действий) и осознание их испытуемыми.

Тезис 6. Новое содержание сознания возникает не из атрибута (т.е. самого сознания), а из целостности (т.е. активности).

Откуда приходит новая мысль? Не из старой мысли. А откуда возникают новые знания? Не из старых знаний. Логические и рациональные объяснения часто не работают. В противном случае мы создавали бы знание за знанием только на основе рациональных объяснений.Качественный переход от старого знания к чему-то новому, который часто не имеет рационального объяснения, не может быть объяснен одним лишь сознанием. Новое порождается не самим сознанием, которое является частным атрибутом целого, а деятельностью целого или, в случае людей, деятельностью, иногда даже экспериментальной. Естественно, когда изменяется целое (то есть система действий), соответствующие атрибуты целого, «реальность» и «сознание», изменяются соответственно.

Мы можем познать новое знание и понимание не в процессе их приобретения, а ретроспективно, когда они станут частью нашего сознания. Именно потому, что новое знание появляется после акта деятельности, оно становится новым свойством сознания, теперь содержащим новое понимание.

Диссертация 7. Совместная деятельность — новые качества сознания.

Исследовательский проект по сравнению функционирования и продуктивности индивидуального сознания и группового сознания и экстраполяции результатов в модель сознания еще предстоит.Мы можем наблюдать разделение целостной деятельности, когда разные люди выполняют отдельные действия или даже трудовые операции, такие как, например, разные рабочие на разных конвейерных лентах, собирающие одну машину. Хотя такие термины, как «групповые цели», «групповая мотивация» и «корпоративное сознание» широко используются, им все еще не хватает описания и теоретического обоснования.

Изучение групповой феноменологии, социальной или культурной, наиболее явно выявляет редукционистскую тенденцию применять термины, используемые для сопоставления индивидуальной психологии с групповым сознанием.Это сложная проблема исследователя: сложность предмета исследования превышает сложность исследователя. Единственный способ решить эту проблему — активный когнитивный дизайн: постепенное усложнение исследовательского проекта за счет накопления знаний о предмете исследования [22].

Экспериментально доказано, что продуктивность совместной деятельности двух людей увеличивается не вдвое, а намного больше [29, 10]. Таким образом, в совместном действии проявляются новые системные качества, не присущие индивидуальной деятельности.По той же логике можно указать на существование взаимодействующих уровней психики как индивидуумов, (от простейших до человеческого сознания и выше), так и коллективов (стадо, популяция, род, вид, группа, общество, культура, ноосфера). , ноосферные группы и др.).

Совместная деятельность порождает совместное сознание, которое является идеальным атрибутом деятельности, и совместную телесность и инструментальность — материальный атрибут. В настоящее время отсутствуют термины для определения понятий «сознание субъекта совместной деятельности» или «телесность» как инструмент совместной деятельности.В то же время такие термины, как «общественное сознание», «коллективное сознание» или «групповое сознание» не обязательно включают аспект совместной деятельности и, в целом, ничего не говорят о совместной телесности как инструменте.

Тезис 8. Сознание не индивидуально, оно трансперсонально в группе, культуре, нации и т. Д.

Сознание как совместное познание по своей сути социальное и опосредовано системой действий.Индивидуальная система имеет структуру и функции, определяемые ее надсистемой, т. Е. Системой деятельности общества. Индивидуальная система должна быть включена в любую деятельность сообщества и воспроизводить некоторую часть деятельности сообщества.

Активное опосредование сознания в процессе его онтогенетического развития общепризнано в отечественной психологии. Рассматривая сознание как атрибут или системное качество системы действий, необходимо расширить временную ось присутствия сознания как до, так и после существования физического тела, по крайней мере, до тех пор, пока такая система действий существует, будь он частично или иначе структурирован [17].Простая логика подсказывает: если есть действие, есть и его атрибуты. В буддийской психологии этот вопрос тщательно проработан, и действия, продолжающиеся после выхода из физического тела, называются « скандх ».

Другой аспект трансперсональности связан с включением индивидуальной системы человеческой деятельности в общий поток деятельности. Психологическим аспектом (идеальным и противоположным материальному) общей деятельности человечества и всех других живых существ, как изучаемых, так и неизученных, является ноосфера .Включение в ноосферу дает возможность естественнонаучного объяснения надличностных, пространственных и вневременных проявлений человеческого сознания, которое является следствием опосредованного взаимодействия индивидуальной человеческой деятельности с общим потоком ноосферной активности.

Понимание трансперсональных отношений особенно сложно для традиционной науки. Учитывая определенные аспекты современного научного дискурса и позитивистские правила, такие как проверка, фальсификация и т. Д., Основная масса современных ученых — это люди с сильно развитой рациональной сферой, которая связана с ограничениями, дифференциацией и обобщением.И это, конечно, по закону взаимных отношений препятствует их способности подключаться к нерациональному познанию, например, связи с целым, синтезу и интуиции.

Тезис 9. Большинство надличностных, психических, шаманских и других практик еще не изучены с научной точки зрения и должны изучаться именно как неизвестные формы деятельности.

Если мы определяем культуру как пространство деятельности, мы можем идентифицировать общекультурные компоненты сознания и онтогенетическую структуру культуры сообщества.Культурные особенности сознания возникают именно как атрибут культурных форм деятельности.

Иногда некоторые действия профессионала могут казаться чудесными или волшебными из-за мастерства в незнакомой нам деятельности. Это своего рода особый психический «орган», которым мы просто не обладаем, хотя у нас есть другие, соответствующие нашей профессии [18]. Например, диагностические и ритуальные действия шамана могут показаться нам даже более волшебными из-за овладения чуждой культурой деятельностью и соответствующими психическими формами, которые нам невообразимы.

Многие формы измененных состояний сознания, которые описаны в религиозных и эзотерических текстах [25], научных монографиях [7] и учебниках [26], достигаются с помощью хорошо разработанных упражнений и особого образа жизни. Эти государства являются предметом специально организованной деятельности. Однако их структура полностью соответствует всем другим известным видам деятельности.

Рассмотрим результаты А. Леонтьева по развитию неспецифической «экстрасенсорной» чувствительности, а именно ощущения света кожей руки: «Объективно все испытуемые в конце серии экспериментов убирали руку с ключа в ответ на действие. видимых лучей света, либо вообще не давая ошибочной реакции, либо совершая единичные ошибки.Кроме того, контролировали интенсивность теплового излучения, и во всех сериях экспериментов она была значительно меньше, чем самый низкий абсолютный порог тепловой чувствительности [8] (т.е. не было возможности, что испытуемые обнаруживали свет на основе ощущения тепло на руках).

В другой серии экспериментов испытуемых обучали не только обнаруживать свечение руки, но и различать зеленый и красный свет. Для нас важен тот очень достоверный факт, что специально организованная (необычная) деятельность приводит к необычным результатам (сегодня это называется «парапсихологическим», «экстрасенсорным»), которые являются продуктами деятельности.«Ибо с точки зрения основной гипотезы исследования главный вопрос состоит в том, трансформируются ли в данных экспериментальных условиях (деятельности, при которой субъекты исследования действуют в соответствии с экспериментальной задачей) обычно невоспринимаемые стимулы в воспринимаемые» [ 8]. Леонтьев отвечает на этот вопрос утвердительно.

* Часть эссе, первоначально опубликованного в: Психология, Журнал Высшей школы экономики, 2015.Vol. 12. № 2. С. 93–111.

Библиография

1. Акопов Г.В. (2007). Проблема сознания в современной психологии. Методология и история психологии, 3 (2), стр. 43-64.
2. Аллахвердов, В. (2000). Сознание как парадокс. СПб: ДНК.
3. Артемьева Е.Ю., Стрелков Ю.К., Серкин В.П. (1983). Описание структур субъективного опыта: контекст и задачи. В кн .: Ю.К. Корнилова (Ред.), Мышление. Коммуникация. Опыт. С. 99-108. Ярославль: Ярославский государственный университет.
4. Бехтерев, В. (2001). Сознание и его границы. В кн .: Л.В. Куликова (ред.), Психология сознания. С. 19-31. СПб: Питер.
5. Чалмерс Д. (2013). Сознательный разум: в поисках фундаментальной теории. Москва: УРСС. Книжный Дом ЛИБРОКОМ.
6. Деннетт, Д. (2004). Виды психики: к пониманию сознания. М .: Идея-Пресс.
7. Леонова, А.Б., Кузнецова А. (2009). Психологические технологии управления состоянием человека. : Значение.
8. Леонтьев, А. (1981). Проблемы развития психики. Москва: Издательство МГУ. С. 42, 66.
9. Леонтьев, А. (1983). Избранные психологические труды (в 2-х томах). Москва: Педагогика.
10. Ломов Б.Ф. (1984). Методологические и теоретические проблемы психологии. Москва: Наука.
11. Перевозчиков, А. (1989). Экстрасенсы — миф или реальность (о круглом столе в журнале «Вопросы философии»).Вопросительный знак, 10. С. 26-54.
12. Петровский, В.А. (1992). Психология неадаптивной деятельности. Москва: Горбунок, ТОО.
13. Пиаже, Дж. (1994). Избранные психологические труды. Москва: Международная педагогическая академия.
14. Рашид Аль-Мансур (2015). Сознание и материя: великий предел. М .: ЛЕНАНД.
15. Revonsuo, A. (2013). Психология сознания. СПб: Питер.
16. Серл, Дж. Р. (2002). Новое открытие сознания. Москва: Идея-Пресс.
17. Сердюков, Ю.М. (2013). Контуры трансцендентного опыта. Социально-гуманитарные науки на Дальнем Востоке, 1 (37), с. 90-105.
18. Серкин, В. (2001). Смех шамана. Магадан: Кордис, 2001.
.
19. Серкин, В. (2005). Структура и функции образа мира в практической деятельности. Докторская диссертация, М .: МГУ им. М.В. Ломоносова.
20. Серкин, В. (2010). Теория сознания. Вестник СВГУ, 14. С. 62-70.
21. Серкин, В. (2012). Теория деятельности сознания.В кн .: V съезд Общероссийской государственной организации «Русское психологическое общество». Материалы Конгресса (Том 1, с. 97-98). Москва: Русское психологическое общество.
22. Серкин В.П., Сироцкий В.Е. (1990). Психосемантика: на пути к моделированию. Вестник МГУ. Сер. 14. Психология, 4. С. 28-33.
23. Щедровицкий, Г. (1995). Избранные произведения. Москва: Школа культурной политики.
24. Спиноза, Б. (1957). Избранные произведения (в 2-х томах). Москва: Государственное политическое издательство.
25. Торчинов, Е.А. (2007). Религии мира: опыт запрещенного. Психотехники и трансперсональные состояния. Санкт-Петербург: Азбука Классика. Петербургское ориентализм.
26. Цен, Н.В., Пахомов, Ю.В. (1999). Психотренинг: игры и упражнения. М .: Класс.
27. Велманс, М. (2009). Понимание сознания. Лондон: Рутледж. Психология Press.
28. Выготский, Л. (1982). Мышление и речь. В кн .: Выготский Л.С. Собрание сочинений. Vol.2. С. 5-361. М .: Педагогика.
29. Журавлев А.Л. (2005). Психология совместной деятельности. Москва: Институт психологии РАН.
30. Зинченко В.П., Леонтьев А. (1978). Парапсихология. В кн .: А. Прохорова (Ред.), Большая Советская Энциклопедия. Vol. 19. М .: Советская энциклопедия.

Сознание опирается на способность мозга поддерживать богатую динамику нейронной активности — ScienceDaily

Сознание, с момента засыпания до пробуждения, кажется, приходит и исчезает каждый день.Сознание может быть временно отменено фармакологическими средствами или, что более надежно, повреждено головным мозгом. Каждое из этих отклонений от сознательного бодрствования вызывает различные изменения в функциях, поведении и нейрохимии мозга. Однако всех их объединяет общая черта: отсутствие субъективного опыта, о котором сообщают.

Таким образом, сознание — это способность человека воспринимать реальность и сообщать о ней, и она раскрывается через выражение субъективного опыта. Возникает вопрос: как можно сделать вывод о сознании при отсутствии коммуникации? Некоторые теории сходятся во мнении, что сознание относится к самоподдерживающемуся, скоординированному динамическому процессу мозговой активности, который помогает людям настраиваться на постоянно меняющуюся среду.Следовательно, со временем сигналы мозга объединяются, растворяются, реконфигурируются и рекомбинируются, позволяя возникать восприятию, эмоциям и познанию.

«Принимая теоретическую точку зрения на динамику мозга как на краеугольный камень сознания, в этом исследовании мы стремились определить, может ли координация сигналов мозга обеспечивать определенный паттерн функциональной связи, характерный для сознательного и бессознательного состояний», — заявляет Густаво Деко.

С помощью методов функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) международная группа исследователей провела анализ динамической связи у здоровых людей и пациентов с тяжелыми поражениями головного мозга, которые привели к нарушениям сознания.С помощью этого метода ученые охарактеризовали у находящихся в сознании субъектов и у пациентов с минимальным сознанием динамику мозга, отличную от тех, которые были зарегистрированы у пациентов в безответном или полностью бессознательном состоянии.

Густаво Деко, профессор-исследователь ICREA и директор Центра мозга и познания (CBC) Департамента информационных и коммуникационных технологий (DTIC) UPF, присоединился к международной группе исследователей в исследовании и является соавтором Статья опубликована 6 февраля в журнале Science Advances .

Данные, необходимые для этого исследования, были получены от когорты из 169 субъектов из Бельгии, Франции, США и Канады, в которую вошли 47 здоровых субъектов, которые выступали в качестве контрольной группы, и 122 пациента с нарушениями сознания, которые привели к вегетативному состоянию: Синдром невосприимчивого бодрствования (UWS) или состояние минимального сознания (MCS). Пациенты с UWS открывают глаза, но никогда не демонстрируют нерефлекторных произвольных движений, что указывает на сохраненную осведомленность. Пациенты с MCS, хотя и демонстрируют более сложное поведение, потенциально декларативны в отношении осознания, например, визуального преследования, ориентации на боль или несистематического следования командам, неспособны выражать свои мысли и чувства.

Результаты исследования указывают на паттерн низкой межреальной фазовой когерентности в мозге неотзывчивых пациентов, в первую очередь опосредованный анатомическими особенностями и меньшей вероятностью перехода между паттернами мозговой активности. Среди пациентов, не отвечающих на запросы, в исследовании те пациенты, которые могли выполнять задачи с мысленными образами, представили на фМРТ временный сложный паттерн, подтверждающий значение этого паттерна функциональной связи мозга в состоянии сознания. И наоборот, низкий уровень межреальной координации был широко и в равной степени распространен, как и у пациентов, находящихся под наркозом, независимо от клинического диагноза, что подтверждает его причастность к бессознательному состоянию.

«Наши результаты показывают, что человеческое сознание основывается на способности мозга поддерживать богатую динамику нейронной активности, которая теряет преобладание в бессознательных состояниях», — отмечает Густаво Деко, соавтор исследования.

Авторы приходят к выводу, что после потери сознания скоординированная деятельность мозга в значительной степени ограничивается положительным паттерном межреальной когерентности, в которой преобладают анатомические связи между областями мозга. Напротив, сознательные состояния характеризуются более высокой распространенностью сложной конфигурации межреальной координации, которая, хотя и ограничена анатомией мозга, также отклоняется от нее и представляет собой положительные и отрицательные взаимодействия на расстоянии.

Это исследование обнаружило образец сложной межреальной координации, спорадически возникающий в группе пациентов, не отвечающих на лечение. Обнаружение этого паттерна в реальном времени и его усиление посредством внешних манипуляций могло бы стать многообещающим путем неинвазивного восстановления сознания. Мы пришли к выводу, что эти паттерны временной координации сигналов мозга характерны для сознательных и бессознательных состояний мозга, что требует будущих исследований их взаимосвязи с сознательным содержанием и возможности изменения их распространенности путем введения внешних возмущений как у здоровых людей, так и у пациентов. .

Время сознания: недостающее звено в теориях сознания | Неврология сознания

Аннотация

Есть много вопросов, которые необходимо решить, чтобы исследователи пришли к соглашению о нейронной модели сознания. Здесь мы подчеркиваем аспект, который часто недостаточно представлен в дебатах: сознание времени. Сознание и настоящий момент простираются во времени. Опыт проходит через последовательность моментов и переходит от предсказаний к будущему к настоящему опыту и к прошлым воспоминаниям.Однако краткий обзор показывает, что многие доминирующие теории сознания относятся только к кратким, статическим и дискретным «функциональным моментам» времени. Очень немногие относятся к более продолжительному, динамическому и непрерывному времени, которое связано с сознательным опытом (ср. «Переживаемый момент»). Мы утверждаем, что смешение краткого и дискретного с длинным и непрерывным — одна из основных проблем в теориях сознания. Учитывая недостаток работы, посвященной сознанию времени, его изучение могло бы проверить новые предсказания конкурирующих теорий сознания.Возможно, разные теории сознания совместимы / дополняют друг друга, если принимать во внимание разные аспекты времени. Или, если окажется, что ни одна из существующих теорий не может полностью вместить сознание времени, тогда, возможно, ей есть что добавить. Независимо от результата, решающий шаг — сделать субъективное время центральным объектом исследования.

Введение

Недавний подъем теорий сознания, несомненно, поднял ставки в отношении фундаментальных аспектов опыта и реальности.В этой среде с высокими ставками, где конкурирующие или даже враждебные точки зрения соперничают за господство, основные вопросы должны быть ясными, краткими и последовательными. Одним из ярких примеров является время или, в его контекстно-зависимой форме, сознание времени. Хотя в этой области преобладает консенсус о том, что сознание расширяется во времени (Northoff and Lamme 2020), мы, как преданные исследователи времени, считаем, что оно еще недостаточно расширено. Десятилетия исследований времени подтверждают «минимально достаточную» продолжительность для временного сознания где-то в диапазоне секунд (Fraisse 1984; Pöppel 1989, 1997; Varela 1999; Wittmann 2011; Kent 2019), но большинство теорий и методологий в науке о сознании сосредоточены только на диапазон в сотни миллисекунд (Northoff and Lamme 2020).Таким образом, мы утверждаем, что современные теории неадекватно рассматривают время как фундаментальный аспект сознательного опыта. Дискретное «время» кратковременного нейронного, перцептивного и поведенческого функционирования не может объяснить осознание времени, когда, с преобладающей феноменологической точки зрения, оно не является ни дискретным, ни кратким (Wittmann 2016; Dorato and Wittmann 2020).

Одно возможное заблуждение, лежащее в основе этой проблемы, заключается в том, что сознание времени является синонимом времени поведения, восприятия и других реакций, основанных на стимулах, или событий, основанных на опыте.Время и другие бессознательные аспекты восприятия времени не следует путать или смешивать с самим осознанием времени, которое можно определить как сознательное переживание времени , в отличие от событий (например, стимула восприятия), которые просто происходят в определенные моменты времени (Кент 2019). Это различие связано с общим ощущением, которое мы испытываем в связи с течением времени из будущего в прошлое (иногда как впечатление о том, что время течет медленно или быстро), с одной стороны, и сенсомоторном времени поведения в зависимости от продолжительности конкретных событий. , с другой стороны.Первое связано с феноменальным впечатлением от субъективного течения времени, второе — со сравнением субъективной продолжительности и объективного времени на часах, то есть с точностью оценки продолжительности события.

Если взять и нейробиологический подход, то на самом деле в исследовании временного сознания задействованы три отдельных, но взаимозависимых «времени» — нейронная временная динамика, функциональное время восприятия / мысли / поведения и т. Д., А также феноменальный опыт восприятия времени. время — все это должно рассматриваться в любой общей нейробиологической теории сознания.Цель должна состоять в том, чтобы прийти к теории, которая одновременно объясняет, как лежащая в основе нейронная динамика во времени порождает сознательный опыт времени , как опыт времени влияет на то, как люди воспринимают, думают или действуют в определенные моменты времени , и как эти восприятия, мысли и действия формируют (или дополняют) лежащую в основе нейронную (временную) динамику и сознательный опыт. Нейронные, функциональные и феноменальные аспекты времени необходимо триангулировать, чтобы понять ключевые особенности сознания времени, две из которых мы сосредоточим ниже, а именно протяженность / продолжительность и непрерывность / поток.

Время, сознание основано на феноменологии

«Поток сознания» Уильяма Джеймса (1890) и «внутреннее временное сознание» Эдмунда Гуссерля (1928/1991) пытаются феноменологически объяснить, что весь опыт происходит в протяженном настоящем, едином временном и пространственном целом опыте, в котором разворачивание событий, ход времени, происходит. Опытное настоящее расширяется, поскольку оно несет в себе историю события и возможное будущее в рамках неявной временной структуры сознания (Lloyd 2012).Эдмунд Гуссерль (1928, 1991, 32) пишет о продолжительности временного поля, «которое явно ограничено, точно так же, как и в случае восприятия. Действительно, в целом можно осмелиться утверждать, что временное поле всегда имеет одни и те же протяженности ». Как эмпирические исследователи мы можем спросить, каково расширение этого поля сознания, например в единицах часового времени. Некоторые современные теоретики отрицают, что сознание распространяется на относительно фиксированное «кажущееся настоящее» либо на эмпирических (White 2017), либо на философских (Arstila 2018) основаниях.Это ни в коем случае не решенный вопрос, но ранние феноменологические и экспериментальные исследования Гуссерля (1928, 1991) и Джеймса (1890) подтверждаются современной теорией и исследованиями (Zahavi 2005; Lloyd 2012; Berkovich-Ohana and Glicksohn 2014; Northoff 2016). Если сознание расширено во времени и обладает эмпирическим качеством прохождения времени, мы должны исследовать нейронные и функциональные теории сознания в отношении их ответов на этот вопрос.

Опираясь на феноменологическую концепцию Гуссерля и других, можно выделить три временных аспекта сознательного опыта, два из которых мы рассмотрим в нашей статье, а именно расширенное настоящее, ход времени или поток, и один, который мы не будем рассматривать подробно. , а именно трехстороннюю структуру, касающуюся прошлого, настоящего и будущего.Эти аспекты были связаны с нейрональными и психологическими свойствами в эмпирической науке. Во-первых, опытное настоящее было операционализировано для объяснения ощущения расширенного настоящего и сенсомоторной интеграции с восприятием и поведением (Pöppel 1997; Wittmann 2011; Tschacher et al. 2013; Kent 2019). Как утверждает Эдельман (1991, 92), постоянный поток и вариация входящих сенсорных сигналов требуют временной организации, «сплоченности в заданный период времени», потенциально возможной посредством реентерабельной обработки, для возникновения первичного сознания.Во-вторых, были созданы экспериментальные парадигмы для учета ощущения течения времени у здоровых людей и соответствующего переживания и функционального расстройства у пациентов с шизофренией (Lalanne et al. 2010; Martin et al. 2014). Бессознательные процессы могут позволить нам следить за информацией во времени с высокой временной точностью и в то же время способствовать нашему ощущению течения времени (Elliott and Giersch, 2016). В-третьих, человеческий опыт можно разделить на временные области прошлого, настоящего и будущего, которые на уровне сенсомоторной обработки соответствуют когнитивным функциям рабочей памяти, контроля интерференции и подготовительного набора, соответственно (Fuster 2003), и, возможно, Феноменологическое понятие Гуссерля о сохранении , , впечатлении, и протенции , (Vogeley and Kupke 2006).

Продолжительность: время расширения сознания

Ортодоксальная точка зрения когнитивной нейробиологии заключается в том, что временное сознание распространяется на период от нескольких сотен миллисекунд до нескольких секунд в течение того, что иначе называется «переживаемым моментом» или «субъективным настоящим» (Pöppel 1997; Wittmann 2011; Kent 2019) . Экспериментальные данные, обсуждаемые в вышеупомянутых обзорах, показывают, что восприятие внешних событий автоматически сегментируется на единицы продолжительностью в несколько секунд, например, при прослушивании последовательностей ударов, при просмотре неоднозначных фигур или при просмотре искаженных натуралистических визуальных последовательностей (Nakajima и другие. 1980; Fairhall et al. 2014; Wang et al. 2016; Kornmeier et al. 2019). Предполагается, что эти специальные стимулы являются ограниченными случаями общих механизмов обработки, которые во времени структурируют все наше восприятие и действия (Pöppel 1997). Сенсомоторная синхронизация с внешними событиями не требует усилий и наиболее точна, когда нужно привязать движения к регулярным событиям с интервалами, не превышающими трех секунд (Mates et al. 1994; McAuley et al. 2006).Ведутся споры о том, лежат ли в основе всех этих различных экспериментальных парадигм несколько независимых механизмов с переменной продолжительностью (White 2017), тем не менее, они указывают на схожий временной диапазон и могут быть связаны с тем, что Гуссерль назвал «временным полем» опытного настоящего. . Хамфри (1992) аналогичным образом отстаивает идею настоящего момента. По его словам, повторяющиеся процессы обратной связи нервных сенсомоторных петель вызывают восприятие контента, который со временем расширяется.Сознание после этого становится «толстым», то есть расширенным восприятием того, что есть снаружи.

Эмпирические данные, полученные на основе анализа поведения и использования технологии визуализации мозга, определили процессы нейронной интеграции в различных временных масштабах. Эти процессы временной интеграции определяют, как долго данное событие проактивно влияет на текущую нейронную активность, стимулируемую непрерывным визуальным и акустическим воздействием (Hasson et al. 2008; Lerner et al. 2011). Однако нужно быть осторожным при идентификации субъективного опыта с процессами нейронной интеграции, поскольку последние могут отражать функциональные свойства мозга, не связанные с переживаемым настоящим (Lockwood 2005).Этот принцип также применим во всех временных масштабах человеческого опыта. У нас есть (сознательный) опыт, охватывающий часы, дни и даже десятилетия, но его не следует отождествлять исключительно с процессами временной интеграции, учитывая, что здесь задействованы память и другие процессы более высокого порядка (Kent et al. 2019). Это решающая цель предстоящих исследований: если возможно, определить точные нейронные корреляты переживаний настоящего момента. Важно отметить, что нейронные механизмы, лежащие в основе сознания, не связаны со стимулами, а действуют упреждающим образом сверху вниз.«В сознательном состоянии опыт будет разворачиваться независимо от конкретной стимуляции, потому что стимуляция не является строгим требованием для сознательного опыта, учитывая механизм предсказательного вывода» (Fekete et al. 2018, 7).

Несмотря на недавнюю нейро-феноменальную работу в области сознания времени, которая пытается объяснить «ширину настоящего» с точки зрения непрерывной, сингулярной природы сознательного опыта (Northoff, 2016), в этой статье мы утверждаем, что все другие теории сознания в целом являются ограничены функциональным моментом, потому что они являются производными от методов, ограничивающих деятельность в пределах этого короткого временного диапазона.В своей обзорной статье о восьми различных нейронных теориях сознания Нортофф и Ламме (2020) показывают, что только временно-пространственная теория сознания (ТТС) Нортоффа (2016, Northoff and Huang 2017) явно включает механизмы временной интеграции на более длительных временных масштабах в секунды. до минут продолжительности. Другие теории рассматривают только кратковременное интегрирование на уровне миллисекунд, то есть между 100 и 300 мс. Мы утверждаем, что это ограничение ведет к неразрешимым проблемам внутри и между теориями сознания, цитируя недавние споры вокруг «разворачивающегося аргумента» в качестве яркого примера (Kleiner 2019; Doerig et al. 2019b; Ганеш 2020; Негр 2020; Tsuchiya et al. 2020).

Поток: Сознание времени непрерывно

Какими бы ни были действительные масштабы переживаемого момента и лежащие в его основе нейронные механизмы, первоначальное и принципиальное различие, зафиксированное в концепции временного сознания, заключается между пунктированными, точечными моментами настоящего моментов (множественное число), с одной стороны, и интеграцией С другой стороны, эти моменты превращаются в протяженный, подобный полю настоящего момент (единственное число) (Montemayor and Wittmann 2014).Восприятие и действие развиваются как прерывистая обработка дискретных мгновенных единиц (Pöppel et al. 1990; Dehaene 1993; VanRullen and Koch 2003). Эти моменты характеризуются идеей одновременности, события в такой единице времени не имеют отношения «до и после» (Ruhnau 1995). Распознавание речи, например обеспечивается посредством сегментации 3–6 Гц непрерывного речевого потока на временные единицы для перцептивного и лингвистического анализа (Teng et al. 2019). Нервные микросостояния, зарегистрированные электроэнцефалограммой длительностью около 125 мс, имеют, например,г. обсуждались как потенциально критические временные окна, как «атомы мысли», которые функционально интегрируют нейронные события в коре головного мозга (Lehmann et al. 1998; Milz et al. 2016). Эти бессознательные дискретные «функциональные моменты» приписываются их динамическому диапазону более нескольких сотен миллисекунд, в отличие от последнего осознанного и непрерывного «переживаемого момента», который колеблется в течение нескольких секунд (Stern 1897; Fraisse 1984; Pöppel 1997; Varela 1999 ).

Короче говоря, непрерывность влечет за собой временной поток между дискретными временными единицами.Дискретное время относится только к минимально расширенному настоящему, которое можно рассматривать как базовую временную «единицу» (ср. Функциональный момент). Дискретность не применяется к максимально расширенному присутствию , которое требует прохождения или потока между дискретными единицами времени. Такое максимальное расширение является непрерывным по определению в том смысле, что иначе и быть не могло, потому что оно влечет за собой совмещение восприятий, которые не являются одновременными (ср. Ко-темпоральные, как указано выше). То есть расширенный опыт демонстрирует упорядоченную во времени структуру, но, тем не менее, воспринимается как единое целое (Kiverstein and Arstila 2013; Dorato and Wittmann 2020).Часто приводится пример того, как люди слышат музыкальную фразу «Привет, Джуд» в пределах отдельного, но единого перцептивного целого, которое содержит дискретных единиц, «Привет» и «Джуд», в рамках одного и того же непрерывного опыта полного «Привет». Джуд »(Lloyd 2012).

Любая теория сознания, которая стремится включить сознание времени, должна поэтому объяснять, как мозг достигает этого подвига на нейронном уровне. Наш анализ ниже показывает, что, за одним или двумя исключениями (Northoff и Lamme 2020), многие из ведущих теорий-кандидатов не могут объяснить непрерывность или поток, потому что они методологически (и, следовательно, теоретически) ограничены короткими, дискретными, бессознательными функциональными моментами.

Сознание, время и я: важность парадигм отсутствия стимулов

Теории сознания имеют методологические ограничения. Преобладающие методы исследования почти исключительно используют парадигмы, основанные на стимулах, при поиске нейронных коррелятов сознания (NCCs; Koch 2004), но само время не контролируется последовательно в подавляющем большинстве экспериментов и не согласуется с текущими представлениями о фактическом расширении ( ср. продолжительность) сознательного опыта.Временная обработка стимулов может быть исследована с помощью специальных тестов (например, обнаружение пропусков, суждения о временном порядке, восприятие длительности стимула), обычно в порядке от миллисекунд до нескольких секунд, но можно разработать парадигмы «без стимула», чтобы судить о пустых интервалах гораздо более длительный срок (Thönes and Stocker 2019). Такие экспериментальные установки, например это те, в которых нужно ждать в течение определенного периода времени, чтобы что-то произошло или закончилось. Временные суждения и предсказания в этих исследованиях могут варьироваться от долей секунды (Martin et al. 2017), до нескольких секунд (Röhricht et al. 2018) и нескольких минут (Pfeifer and Wittmann 2020).

Следовательно, можно преодолеть разрыв между теориями сознания и сознания времени, используя парадигмы «отсутствия стимулов», которые поражают общее сердце времени, себя и сознательного опыта. Парадигмы «отсутствия стимулов» занимают центральное место в изучении сознания времени, потому что исследования продемонстрировали, что восприятие времени, особенно большей продолжительности, тесно связано с восприятием себя как разворачивающегося во времени, так что повышенное осознание себя соответствует повышение осведомленности о времени, и наоборот (Wittmann 2015).Связано ли это с основным, непосредственным, воплощенным чувством самости, сродни интероцептивным сигналам за короткие промежутки времени от нескольких сотен миллисекунд до нескольких секунд (Craig 2009a, b; van Wassenhove et al.2011), или к повествованию , автобиографическое чувство самости, охватывающее более длительные промежутки времени в месяцы, годы и десятилетия (Conway et al. 2004; Bird and Reese 2006), оба типа самосознания являются центральными, если не являются необходимыми, для любого определения сознания как «что значит быть чем-то» (Nagel 1974).Нарушение самоощущения обычно связано с нарушением чувства времени (Fuchs 2013; Martin et al. 2014).

Сводка времени сознания

Время — сложная тема, особенно для непосвященных, специализирующихся на общих теориях сознания. Прежде чем обсуждать время в теориях сознания, может быть полезно рассмотреть ключевые аспекты сознания времени:

• Сознание времени не следует: (i) путать с синхронизацией когнитивных функций; или (ii) идентифицированы со всеми временными шкалами временной интеграции.

• Сознание времени простирается на несколько секунд, а не только на несколько сотен миллисекунд.

• Сознание времени не является дискретным или точечным (т.е. оно не «происходит» в определенное время), а скорее полевым (то есть оно содержит несколько точек, которые происходят в разное время, но, тем не менее, переживаются вместе).

• Короткие и дискретные «функциональные моменты», которые бессознательны интегрированы в более длительные и непрерывные «пережитые моменты», которые являются сознательными.

• Эта непрерывная интеграция приводит к феноменальному ощущению временного потока в сознательном опыте.

• Нейробиологические подходы к сознанию не применяют последовательно эти установленные принципы сознания времени, и поэтому теории сознания и сознания времени потенциально несоизмеримы.

Краткое, дискретное и статическое: современное состояние времени в теориях сознания

После распространения альтернативных теорий сознания в последние десятилетия, в настоящее время наблюдается тенденция к экономии посредством синтеза (Waade et al.2020), стандартизации (Graziano et al. 2020) или прямой конкуренции (Reardon 2019). В этом ключе Northoff и Lamme (2020) рассмотрели конвергенцию между восемью теориями сознания (то есть теорией интегрированной информации [IIT], теорией глобального нейронного рабочего пространства [GNWT], теорией прогнозирующего кодирования [PCT], теорией рекуррентной обработки [RPT], воплощенной теория [ET], теория синхронности [ST], теория мышления высшего порядка [HOT] и теория пространственно-временного пространства [TTC]) и включали детали о «времени сознания».В то время как TTC, ET, PCT и HOT были менее ограниченными, их обзор показал, что основные теории, такие как IIT, GNWT, RPT и ST, касались только узких временных рамок от примерно 100 до 300 мс. Они отметили, что GNWT имеет дело со сравнительно «поздней» обработкой, которая превышает 300 мс, но, как обсуждается ниже, в действительности эта поздняя обработка не распространяется достаточно далеко за пределы 300 мс в диапазон секунд.

Их анализ далее намекает на возможность того, что GNWT, RPT и ST могут быть методологически ограничены общей зависимостью от парадигм, основанных на стимулах, таких как маскировка, бинокулярное соперничество, слепота изменения / невнимательность, моргание внимания и т. Д. (Northoff and Ламме 2020).Причина, по которой ИИТ ограничивается конкретными временными шкалами менее 100 мс, менее ясна, но, независимо от причин, факт остается фактом: некоторые из наиболее известных теорий сознания в настоящее время не позволяют иметь достаточно времени для возникновения расширенного и непрерывного временного сознания. С другой стороны, некоторые теории кажутся совместимыми с сознанием времени (например, ET, PCT и HOT), а TTC (Northoff and Huang 2017) твердо посвящен более обширным временным шкалам сознания, в том числе инфра-медленным (0.0001–0,1 Гц) и медленные (0,1–1 Гц) нейронные колебания. Но есть еще возможности для улучшения, особенно в отношении известных теорий, таких как IIT и GNWT. Эти две теории теперь будут подробно исследованы в связи с противоречиями, окружающими «разворачивающийся аргумент» и дискретное или непрерывное восприятие (Doerig et al. 2019a, b; Drissi-Daoudi et al. 2019).

Сознание времени в IIT и GNWT

IIT устанавливает математическую основу качества и количества сознания с феноменологической отправной точки, которая детализирует свойства сознательного опыта (см.внутренняя сущность, состав, информация, интеграция и исключение; Тонони и др. 2016). Последнее из этих свойств, исключение (ср. Опыт определен по своему содержанию и пространственно-временной зернистости), борется с феноменальными аспектами временного сознания в терминах продолжительности и потока. В недавних формулировках теории Тонони и Кох (2015, 6) четко заявляют, что «опыт течет с определенной скоростью — каждый опыт занимает около сотни миллисекунд, — но у меня нет опыта, который охватывает всего несколько миллисекунд или вместо этого минут. или часов.Эта конкретная оценка в сто миллисекунд короче, чем большинство оценок из исследования сознания времени (Kent 2019; Dorato and Wittmann 2020), и поэтому мы задаемся вопросом, действительно ли время, операционализированное в IIT, является феноменологически протяженным настоящим (ср. Переживаемый момент). Тонони и др. (2016) позже расширил эту оценку, заявив, что «продолжительность момента сознания также определена, в пределах от нескольких десятков миллисекунд до нескольких сотен миллисекунд, а не в несколько микросекунд или нескольких минут» (стр.452), но даже эта шкала времени остается в пределах только нижних предложенных диапазонов переживаемого момента (Kent 2019) и по-прежнему оформляется как дискретный, не имеющий продолжительности «момент» времени. ИИТ не соответствует стандартному рабочему определению сознания времени в диапазоне от нескольких сотен миллисекунд до нескольких секунд.

Интересно, что это ограничение не было столь очевидным в более ранних формулировках ИИТ. Тонони (2004) полностью осознавал необходимость определения «временных требований к нейронным взаимодействиям, поддерживающим сознание», если, согласно теории, «каждый конкретный сознательный опыт определяется значением в любой момент времени » переменные, опосредующие информационные взаимодействия между элементами комплекса »(ср.значение Φ или «фи», стр. 1, курсив мой. Тонони (2004, 3) признал разницу в продолжительности между функциональными моментами и переживаемым моментом, а также проблему дискретного и непрерывного опыта:

Исследования того, как восприятие постепенно уточняется и стабилизируется — процесс, называемый микрогенезом — показывают, что требуется до 100–200 миллисекунд, чтобы сформировать полностью сформированный сенсорный опыт, и что появление сознательной мысли может занять еще больше времени… Другие данные указывают на то, что единичный сознательный момент не длится более 2–3 секунд… Хотя это спорно независимо от того, разворачивается ли сознательный опыт более похожим на серию дискретных снимков или на непрерывный поток, его временная шкала определенно находится между этими нижними и верхними пределами.Таким образом, феноменологический анализ показывает, что сознание связано со способностью интегрировать большой объем информации и что такая интеграция происходит в характерном пространственно-временном масштабе.

Тогда возникает вопрос, почему произошло смещение акцентов между более ранними и более поздними версиями IIT. В соответствии с Tononi et al. (2016), обзор Northoff и Lamme (2020) пришел к выводу, что IIT касается только ранней обработки после появления стимула (100–300 мс).Ключ — «после появления стимула», что означает, что методологическое применение ИИТ ограничило теорию из-за опоры на парадигмы, основанные на стимулах. Подробное исследование временных характеристик этих методологий выходит за рамки данной статьи, поэтому мы принимаем за чистую монету (то есть слова авторов и выводы рецензентов), что ИИТ имеет дело почти исключительно с короткими дискретными функциональными моментами. , несмотря на то, что Тонони (2004) признал, что «единственный сознательный момент» может длиться до нескольких секунд.Как Fekete et al. (2016) указывает, что IIT необходимо показать, насколько свойство исключения является динамичным и непрерывным в рамках типичного пространственно-временного зерна опыта в пространственных и временных масштабах.

Воздействие этой проблемы на IIT может выходить за рамки простой методологии. Чтобы вычислить значение Φ и количество сознания «в любой момент времени», IIT полагается на синхронный , суммативный подход, который принимает точечное значение в момент времени t .Затем это можно сравнить с другим временем t ‘ и сделать вывод о количестве сознания на основе сравнения между двумя временными точками. Это проблема для сознания времени, которое является полевым, а не точечным, потому что временное поле содержит несколько точек и, следовательно, несколько Φ, что означает, что значение Φ «в любой момент времени» не является единичным значением, которое можно достоверно сравнить. Используя альтернативный несинхронный (то есть диахронический), несуммативный подход к вычислению Φ требует понятия динамического изменения или разброса значений.В TTC Northoff и Huang (2017) используют меру внутренней временной автокорреляции нейронной активности, охватывающей несколько временных шкал от миллисекунд до секунд и минут, чтобы описать «репертуар» «безмасштабной динамики», которая не связана с появление парадигматического стимула. Этот подход уже применялся для объяснения нарушения сознания при общей анестезии (Zhang et al.2018), а отдельные исследования изучали функциональную временную динамику состояния покоя во время сна в зависимости от IIT и GNWT (Tagliazucchi et al. 2013). Возможно, IIT (а также GNWT и другие теории сознания) могли бы лучше использовать этот вид временного безмасштабного подхода к вычислению Φ и тем самым вернуться к расширенным временным шкалам сознательного опыта, упомянутым в ранних формулировках теории (Tononi 2004). . Важной особенностью является то, что динамику необходимо строить в непрерывном диапазоне иерархически вложенных временных шкал с определенной пространственно-временной зернистостью (Fekete et al. 2016; Kent et al. 2019).

Такой подход может также помочь прояснить или разрешить споры, такие как недавний «разворачивающийся аргумент», предложенный Doerig et al. (2019b), в котором критиковались IIT и другие теории причинной структуры сознания на том основании, что рекуррентные нейронные сети с обратной связью могут быть «развернуты» (то есть частично или полностью заменены) нерекурсивными нейронными сетями с прямой связью, что подрывает центральное утверждение IIT о том, что повторяющиеся нейронные сети сети — необходимая особенность сознания.Важно отметить, что авторы используют «разворачивание» в пространственном смысле, а не во временном. Система разворачивается на слои n + m , если она функционирует так же, как рекуррентная система только с n слоями. Таким образом, разворачивание добавляет в конфигурацию только пространственные слои. Временно это развертывание все еще происходит в дискретные моменты времени, так что система получает вход (I) в момент времени t , а затем позже выдает выходной сигнал (O) в момент времени t ‘.И рекуррентная, и прямая система могут это делать (для каждого I и O), поэтому разница в , как они это делают (ср. Внутренняя пространственная организация), а не , когда .

Хотя это не основная тема многих ответов на разворачивающийся аргумент на сегодняшний день (Kleiner 2019; Ganesh 2020; Negro 2020; Tsuchiya et al. 2020), мы считаем, что дискретное время (т.е. время t и t ‘) лежит в основе этого противоречия. Doerig et al. , авторы разворачивающегося аргумента, также являются сторонниками дискретного, а не непрерывного восприятия (Doerig et al. 2019a; Drissi-Daoudi et al. 2019; Herzog et al. 2020), позиция, которая, кажется, совпадает с их взглядами на сознание. Недавно они предложили жесткие критерии для теорий сознания и оценили существующие теории по этим критериям, не обращая внимания на различие между дискретным восприятием и непрерывным опытом (ср. Восприятие и действие, как указано выше) (Doerig et al. 2020). Проблема не в том, что проблема не решена, механизмы непрерывного восприятия остаются непрозрачными, а в том, что авторы придерживаются обеих позиций (ср.разворачивающиеся в пространстве и дискретность во времени) с общей философской точки зрения, которая явно отрицает феноменологическое обоснование:

(T) императивные особенности, такие как движение, не воспринимаются сознательно, когда они происходят. Они даже не воспринимаются в течение длительного периода времени, а кодируются как любой другой признак, такой как цвет или форма, с помощью метки static . Например, движение представлено не сигналом, который движется во времени, а выходным сигналом детектора движения.(Doerig et al. 2019a, 2; курсив в оригинале)

Время с их точки зрения статично, дискретно и ограничено короткими временными рамками (возможно, в зависимости от бессознательных квазидинамических процессов, которые объединены в дискретные моменты с продолжительностью до 450 мс; Herzog et al. 2016), но, как указано выше, это противоречит сознанию времени или потребует дополнительных механизмов для учета функциональной и феноменальной временной интеграции в течение нескольких секунд.Подобно ИИТ, дискретное восприятие здесь эквивалентно функциональным моментам, которые представляют собой короткие, дискретные, предсознательные строительные блоки, определяющие одновременность. Doerig et al. (2019a) открыто заявляют о своей оппозиции феноменальной непрерывности, отрицая, что любое переживание движения распространяется во времени:

Вопрос о временном ходе восприятия напрямую относится к вопросу о квалиа. Как уже упоминалось, обнаружение движения не нужно кодировать динамически изменяющимся представлением.Что насчет движения и ? В нашей модели ощущение движения не распространяется во времени, только кажется . (Doerig et al. 2019a, 3; курсив в оригинале)

С феноменологической точки зрения временного сознания сам факт того, что движение «кажется» продолжается во времени, — это как раз то, что необходимо объяснить (субъективный опыт ). В конечном итоге авторы признают, что их позиция основана на философских основаниях, которые приблизительно соответствуют иллюзионистской позиции Деннета (2016) и Франкиша (2016).

Сторонники IIT могли бы противостоять этим утверждениям, отказавшись от синхронного вычисления Φ в пользу более динамичного, диахронического определения интегрированной информации. Этот эмпирический сдвиг мог бы преодолеть идеологический разрыв и кажущийся философский тупик между квалиа реализмом и иллюзионизмом, а также теми, кто отрицают или утверждают подход, основанный на феноменологии. Если прогнозы ИИТ не согласуются с интеграцией информации и сознательных состояний по временным шкалам переживаемого настоящего, которые расширяются, то эти прогнозы и некоторые теории могут считаться ложными.В ответ на разворачивающийся аргумент Негро (2020, 7) предполагает, что ИИТ будет по крайней мере частично фальсифицирован, если «информационная структура не изменится в той же временной шкале стимула и феноменального опыта, или, что еще хуже, если она совсем не изменилось ». Это связано с тем, что теории причинной структуры, такие как IIT, требуют строгого изоморфизма между феноменальными и физическими структурами (Tsuchiya et al. 2020). Убирая стимул с картины, феноменология сознания времени также требует, чтобы информационная структура была расширена и сделана непрерывной, чтобы достичь этого строгого изоморфизма.

GNWT предлагает единое пространство высокого уровня, в котором информация распределяется и транслируется обратно на более низкие уровни обработки, обеспечивая глобальный доступ к ряду бессознательных аспектов восприятия, памяти, внимания, моторных и оценочных аспектов сознательного опыта (Dehaene и Changeux 2011). Авторы характеризуют нисходящий интегративный процесс как «медленный и запоздалый» (Dehaene and Changeux 2011, 215), но не медленный или достаточно поздний, чтобы его можно было рассматривать в рамках временной шкалы переживаемого момента:

Сильное утверждение предлагаемого Теоретический синтез состоит в том, что ранние сенсорные события, восходящие снизу вверх, до глобального воспламенения (<200–300 мс), вносят вклад исключительно в построение бессознательного восприятия и не позволяют систематически различать сознательно видимые и невидимые стимулы […] Это занимает 200 мс, 300 мс или даже больше, медленная и интегративная природа сознательного восприятия подтверждается поведенческими наблюдениями, такими как «иллюзия кролика» и ее варианты […], где способ, которым в конечном итоге воспринимается стимул, зависит от возникающих постстимульных событий. через несколько сотен миллисекунд после исходного стимула.Психофизические парадигмы, которые полагаются на быстро меняющиеся стимулы, подтверждают, что сознательное восприятие интегрируется в течение ~ 100 мс или более, в то время как бессознательное восприятие происходит сравнительно быстрее […]. Таким образом, индуцированный извне или внутренне порожденный «поток сознания» может состоять из серии медленных, глобальных и временно стабильных состояний коры головного мозга ». (Dehaene and Changeux 2011, 215)

Помимо краткости, визуальная маскировка, моргание внимания, невнимательная слепота и другие парадигмы, используемые для тестирования GNWT, сосредоточены в первую очередь на нейронной обработке, связанной со стимулом (P300 или P3b), связанной с «глобальным зажиганием». »Сознательного восприятия (Northoff and Lamme 2020), который устанавливает только дискретную функциональную точку отсечения.Хотя авторы GNWT называют «поток сознания» серией корковых состояний, тот факт, что это всего лишь серия, подтверждает, что глобальное зажигание относится к дискретным (функциональным) моментам и не предлагает основы для непрерывности времени. сознание. Более поздние экспериментальные работы в традиции GNWT продолжают эту тенденцию, размещая дискретные временные выборки визуальной информации по принципу «все или ничего» в диапазоне временной шкалы 350 мс (Marti and Dehaene 2017). Опять же, этот акцент на дискретности, вероятно, связан с коротким временным диапазоном задействованных длительностей, которые охватывают верхний предел функциональных моментов (Kent 2019).

Очевидно, что и IIT, и GNWT в настоящее время не поддаются понятию расширенного или непрерывного временного сознания, как обрисовано выше. Функциональный момент, охватываемый этими двумя теориями, слишком мгновен, краток и дискретен, чтобы охватить феноменологию времени (Dorato and Wittmann 2020). Это сильное утверждение, но серьезно относиться к феноменологии в исследовании сознания означает обосновывать экспериментальные результаты на рассказах от первого лица о своем собственном (например, нашем собственном) опыте (Negro 2020).Испытываете ли вы / я / мы дискретный или непрерывный временной поток? Является ли поток сознания статическим и просто последовательным, как покадровый кинематографический фильм, который «создает» движение с частотой выше определенной частоты кадров, или он динамичен и непрерывно разворачивается во времени?

Феноменологическое исследование временного сознания утверждает, что дискретное сознательное восприятие в более коротких миллисекундных временных масштабах дополняется непрерывным сознательным опытом (ср. Как восприятие, так и действие) в сверхсекундных временных масштабах (Dorato and Wittmann, 2020), но последнее не рассматривается должным образом. в современных теориях сознания, таких как IIT и GNWT.Рисунок 1 иллюстрирует текущее состояние теорий теорий сознания, таких как IIT и GNWT, в отношении исследования сознания времени, показывая, как дискретные события (ср. Функциональные моменты) создают поток сознания, который течет справа налево, а также как сознание ( ср. переживаемый момент) распространяется на множество событий, чтобы создать осознание времени, которое является долгим, непрерывным и динамичным.

Рисунок 1.

Концептуальная иллюстрация сознания непрерывного времени (ср.переживаемый момент), который создает расширенное, текущее и динамическое настоящее, интегрированное в течение 1–3 секунд, дискретные, непродолжительные и статические события (ср. функциональные моменты), интегрированные в течение приблизительно 250 мс. Теории сознания, такие как IIT и GNWT, относятся в первую очередь только к одному (то есть первому или самому последнему) функциональному моменту, но временное сознание включает в себя несколько событий, которые являются со-сознательными (то есть переживаются вместе, но упорядочены во времени), и поэтому множественные экземпляры фи, глобального воспламенения , или любое другое синхронное событие.Чтобы объяснить осознание времени, теории сознания, такие как IIT и GNWT, должны выходить за рамки «момента», когда в сознание входит единственный стимул, чтобы соответствовать опыту, который является длительным, непрерывным и динамичным.

Рисунок 1.

Концептуальная иллюстрация непрерывного временного сознания (ср. Переживаемый момент), которое создает расширенное, текущее и динамическое настоящее, интегрированное в течение 1–3 секунд дискретных, непротяженных и статических событий (ср. Функциональные моменты), объединенных приблизительно в 250 мс.Теории сознания, такие как IIT и GNWT, относятся в первую очередь только к одному (то есть первому или самому последнему) функциональному моменту, но временное сознание включает в себя несколько событий, которые являются со-сознательными (то есть переживаются вместе, но упорядочены во времени), и поэтому множественные экземпляры фи, глобального воспламенения , или любое другое синхронное событие. Чтобы объяснить осознание времени, теории сознания, такие как IIT и GNWT, должны выходить за рамки «момента», когда в сознание входит единственный стимул, чтобы соответствовать опыту, который является длительным, непрерывным и динамичным.

Долгое, непрерывное и динамическое: временное сознание может исправить (буквальные) недостатки в теориях сознания

Даже исследователи, которые отрицают (или более неявно игнорируют) значимый феноменологический анализ, тем не менее, все же полагаются на субъективный опыт при интерпретации экспериментальных результатов (например, «видят» цель или нет). Чтобы приспособиться к этому эпистемологическому факту и в согласии с дополнительным понятием сознания, предложенным Велмансом (2009), мы предлагаем триадный подход ко времени, который одновременно объясняет феноменальную, поведенческую и нейронную размерность в когнитивной нейробиологии в целом и в исследованиях сознания. в частности.Другие недавние предложения разделяют этот тройной акцент и приходят к аналогичным выводам в отношении проблем, с которыми IIT сталкивается в сравнении дискретного и непрерывного времени (Winters 2020). Подходящим примером такого подхода является то, как Schmidt et al. (2016) анализируют нейронные, феноменологические и поведенческие / психологические аспекты парадигмы Либета, чтобы сделать вывод, что медленные корковые потенциалы представляют собой динамические изменения «готовности» к действию, а не, как некоторые утверждают, дискретный «момент» сознательного решения. -изготовление.

Такой триадный подход мог бы послужить сценой для некоторых враждебных обменов, которые происходят между теориями, такими как IIT и GNWT (Reardon 2019). Это особенно верно с учетом того, что и IIT, и GNWT до сих пор концентрировались на функциональных моментах. Если, например, GNWT смог объяснить то, чего не смог IIT, учитывая, что он не подвержен тем же изоморфным требованиям (Negro 2020; Tsuchiya et al. 2020), тогда экспериментальный результат может явно отдать предпочтение одной теории над другой.

Сознание времени могло бы, таким образом, помочь разрешить феноменологический разрыв в науке о сознании. Основное преимущество исследований сознания времени перед другими методологическими подходами состоит в том, что, в то время как квалиа вообще не реализуются в нейронной активности (например, нейронам не нужно воссоздавать красный цвет в картезианском театре), время есть. Следовательно, можно описать не только нейронный коррелят, но также нейронную основу или нейронный механизм сознания времени. Это может быть важной ступенькой к более общим нейронным механизмам или основам самого феноменального сознания, если нейронная активность достаточно расширена.Сознание времени может быть операционализировано как эмпирический предмет исследования, не попадая в указанную выше ловушку квалиа реализма и иллюзионизма. Заимствуя язык Doerig et al. (2019a) выше, просто не может быть, чтобы сознание времени только «казалось» простирается во времени, если только кто-то не хотел бы отрицать существование времени, что кажется несостоятельным. Переживание времени не является quale в строгом смысле этого слова, и пережитые моменты не являются квалиа.Время более абстрактно, как пространство, число, размер и другие величины, которые можно вывести из квалиа или применить к квалиа (Bueti and Walsh 2009), и поэтому время составляет часть поля восприятия, в котором переживается содержимое квалиа (Dorato and Wittmann 2020). .

В этой статье мы много обсуждали переживаемый момент, но существует более длительная форма феноменального опыта, называемая «ментальным присутствием», которая поддерживает когнитивные операции и эмоциональные чувства посредством активности рабочей памяти в течение примерно 30 секунд, поскольку она связана с работой: объем памяти (Виттманн 2011; Дорато и Виттманн 2015, 2020).«Рабочая память обеспечивает временной мост между событиями — как внутренне генерируемыми, так и представляемыми окружающей средой — тем самым придавая сознательному опыту ощущение единства и непрерывности» (Goldman-Rakic, 1997, 559). Northoff и Huang (2017) предполагают, что TTC расширяет сознательную активность на еще более длительные периоды времени, возможно, до часов по продолжительности, что предполагает возможные параллели между способностями долговременной и пожизненной памяти и долгосрочными и пожизненными образами опыта (Kent et al. al. 2019). Каким бы ни был верхний предел, ясно то, что синхронное дискретное время представляет собой нижний временной предел и как таковое является лишь точкой входа для временного сознания. Нам предстоит еще многое изучить с точки зрения продолжительности, динамики и эмоционального содержания.

Заключение

В своей обзорной статье о восьми различных теориях сознания Northoff и Lamme (2020) показывают, как TCC (Northoff, 2016; Northoff, Huang, 2017) наиболее четко описывает пространственно-временную вложенность спонтанной активности мозга, охватывающую несколько временных масштабов.Нортофф делает явную ссылку на феноменологический анализ сознания времени как на отправную точку своей теории сознания. Несмотря на то, что определенные механизмы нейронной обработки для переживания присутствия и прохождения времени окончательно не идентифицированы, поиск ответа будет иметь важное значение для понимания сознания.

В дополнение к пространственно-временной динамике мозга, непрерывный ввод от тела как части воплощенной системы обсуждается Нортоффом и Ламме (2020) как необходимые предпосылки самосознания.Телесные сигналы, висцеральные и соматосенсорные сигналы от периферической нервной системы не только вызывают субъективные ощущения тела, но также поддерживают эмоциональные чувства и самосознание (Damasio 1999). Мы не углублялись в проблему воплощения самосознания слишком глубоко, потому что хотели сконцентрироваться на проблеме расширенного временного сознания. Недавние концептуализации выстраивают прямую связь между телесными сигналами, самосознанием и субъективным временем (Wittmann 2013). Крейг (2009a, 2009b), e.г. предполагает, что переживания себя и времени формируются через эмоциональные и телесные процессы, происходящие из одной и той же нервной системы, интероцептивной системы, включая островную кору. Таким образом, последовательные моменты самореализации и осознания времени будут формироваться за счет информации, исходящей из тела. Пикард и Крейг (2009) предположили, что непрерывные телесные сигналы передаются с частотой кадров ~ 8 Гц, что составляет временные строительные блоки (функциональные моменты) примерно 125 мс.В соответствии с нашим представлением о расширенном настоящем моменте, мы утверждаем, что эти отдельные блоки обработки должны быть интегрированы с течением времени, чтобы сформировать настоящий момент сознательного опыта (Wittmann 2014).

Есть много вопросов, которые необходимо решить, чтобы исследователи пришли к соглашению о нейронной модели сознания. Здесь мы хотели подчеркнуть аспект, который часто недостаточно представлен в дебатах: сознание времени. Представление о расширенном настоящем как о предпосылке переживания течения времени необходимо для теоретического понимания сознания, которое в недалеком будущем может стать очень реальной и практической проблемой, учитывая потенциал искусственного сознания.Doerig et al. (2019b) признают, что естественные развернутые системы биологически неправдоподобны, учитывая физические ограничения (например, размер), которые эволюция решила путем реализации рекурсивных сетей, таких как человеческий мозг. Но такое ограничение может не применяться к искусственно развернутым системам, и поэтому опасность для науки об искусственном сознании состоит в том, что споры о том, могут ли машины быть сознательными, и как они могут быть сознательными, могут привести к идеологическим линиям.

Есть некоторые свидетельства того, что это идеологическое разделение уже существует.С комбинированной теоретической точки зрения GNWT и HOT Dehaene et al. (2017) дает функциональное определение того, что машины «вели бы себя так, как если бы они были сознательными» (стр. 7), если бы они были одновременно способны передавать стимулы для глобальной доступности (т.е. зажигания) и самоконтроля своей собственной умственной деятельности (т.е. ). Сторонники IIT и PCT ответили, что это определение сознания не имеет феноменологического обоснования (Carter et al. 2018), но они сделали это, не оспаривая никаких существенных утверждений о воспламенении или метапознании.Вместо этого они оставили дискуссию с открытым вопросом: «Что можно считать успешной демонстрацией искусственного сознания?» (Картер и др. 2018, 400).

Мы предлагаем, чтобы любая правдоподобная демонстрация искусственного сознания включала приемлемое определение и операционализацию сознания времени. Ключ состоит в том, чтобы триангулировать строгие изоморфизмы между длительностью предъявляемых стимулов, их нейронным представлением и их субъективным опытом.Все три должны быть объяснены единой теорией сознания, чтобы удовлетворить нашим критериям сознания времени, которое является длительным, непрерывным и динамичным. К счастью, возможность такой триангуляции заложена в существенные претензии Dehaene et al. (2017): нижний правый угол рисунка 2 (стр.3) показывает усредненную нейронную активность от маскирующей активности в ответ на распознавание стимула, которое длится еще 1500 мс после начального всплеска (т. Е.е. зажигания) от 300 до 500 мс. Не отбрасывая НОТ, самоконтроль или метакогнитивные подходы, но что эта устойчивая активность может рассказать нам о длительном, непрерывном и динамичном сознательном переживании этого стимула? Что еще переживает индивидуум в то время, когда, согласно теориям временного сознания, распознаваемый объект остается сознательным? Каков их эмоциональный отклик на узнаваемый объект? Как это изменит то, что они ожидают увидеть дальше? Ответы на подобные вопросы позволили бы нарисовать более расширенную, непрерывную и динамичную картину (временного) сознания, переживаемого биологическими организмами, такими как мы, и, следовательно, могли бы обеспечить более правдоподобную демонстрацию искусственного сознания, чем любая, предлагаемая нынешними теориями сознания.

Благодарности

Мы благодарим Георга Нортоффа, Никколо Негро и Карлоса Монтемайора за критические комментарии к более ранним наброскам этой статьи.

Заявление о конфликте интересов . Ничего не объявлено.

Нет данных, связанных с этой рукописью.

Список литературы

Арстила

V.

Временные переживания без мнимого настоящего

.

Aust J Philos

2018

;

96

:

287

—

302

.

Беркович-Охана

A

,

Гликсон

J.

Пространство состояний сознания (CSS) — объединяющая модель сознания и себя

.

Front Psychol

2014

;

5

:

341

.

Bird

A

,

Reese

E.

Эмоциональные воспоминания и развитие автобиографического Я

.

Dev Psychol

2006

;

42

:

613

—

26

.

Bueti

D

,

Walsh

V.

Теменная кора и представление времени, пространства, числа и других величин

.

Philos Trans R Soc B Biol Sci

2009

;

364

:

1831

—

40

.

Carter

O

,

Hohwy

J

,

van Boxtel

J

et al.

Сознательные машины: определяющие вопросы

.

Наука

2018

;

359

:

400

.

Conway

MA

,

Singer

JA

,

Tagini

A.

Собственная и автобиографическая память: соответствие и согласованность

.

Soc Cogn

2004

;

22

:

491

—

529

.

Craig

AD.

Эмоциональные моменты во времени: возможная нейронная основа для восприятия времени в передней островке

.

Philos Trans R Soc B Biol Sci

2009a

;

364

:

1933

—

42

.

Craig

AD.

Как вы себя чувствуете сейчас? Передний островок и человеческое восприятие

.

Nat Rev Neurosci

2009b

;

10

:

59

—

70

.

Damasio

A.

Чувство происходящего: тело и эмоции в формировании сознания

.

Сан-Диего

:

Harcourt, Inc

,

1999

.

Dehaene

S.

Временные колебания человеческого восприятия

.

Psychol Sci

1993

;

4

:

264

—

70

.

Dehaene

S

,

Changeux

J-P.

Экспериментальные и теоретические подходы к сознательной обработке

.

Neuron

2011

;

70

:

200

—

27

.

Dehaene

S

,

Lau

H

,

Kouider

S.

Что такое сознание и может ли оно быть у машин?

Наука

2017

;

358

:

486

—

92

.

Деннет

округ Колумбия.

Иллюзионизм как очевидная стандартная теория сознания

.

J Исследование сознания

.

2016

;

23

:

65

—

72

.

Doerig

A

,

Scharnowski

F

,

Herzog

MH.

Построение восприятия блок за блоком: ответ Фекете и др.

.

Neurosci Consciousness

2019a

;

2019

:

niy012

.

Doerig

A

,

Schurger

A

,

Herzog

MH.

Жесткие критерии эмпирических теорий сознания

.

Cogn Neurosci

2020

;

12

:

41

—

62

.

Doerig

A

,

Schurger

A

,

Hess

K

et al.

Разворачивающийся аргумент: почему ИИТ и другие теории причинной структуры не могут объяснить сознание

.

Сознание Cogn

2019b

;

72

:

49

—

59

.

Dorato

M

,

Wittmann

M.

Настоящее время и течение времени

.

KronoScope

2015

;

15

:

191

.

Дорато

M

,

Wittmann

M.

Феноменология и когнитивная нейробиология переживаемой темпоральности

.

Phenomenol Cogn Sci

2020

;

19

:

747

—

71

.

Drissi-Daoudi

L

,

Doerig

A

,

Herzog

MH.

Интеграция функций в окнах дискретного времени

.

Нац Коммуна

2019

;

10

:

4901

.

Эдельман

GM.

Памятный подарок

.

Нью-Йорк

:

Basic Books

,

1991

.

Elliott

MA

,

Giersch

A.

Что происходит в мгновение ока

.

Front Psychol

2016

;

6

:

1905

.

Fairhall

SL

,

Albi

A

,

Melcher

D.

Окна временной интеграции для натуралистических визуальных последовательностей

.

PLoS One

2014

;

9

:

e102248

.

Fekete

T

,

Van de Cruys

S

,

Ekroll

V.

,

van Leeuwen

C.

В интересах экономии времени: критика дискретного восприятия

.

Неврология сознания

,

2018

;

2018

🙁

1

). Получено с https://doi.org/10.1093/nc/niy003.

Fekete

T

,

van Leeuwen

C

,

Edelman

S.

Система, подсистема, улей: краевые задачи в вычислительных теориях сознания

.

Front Psychol

2016

;

7

:

1041

.

Fraisse

P.

Восприятие и оценка времени

.

Annu Rev Psychol

1984

;

35

:

1

—

37

.

Франкский

К.

Иллюзионизм как теория сознания

.

J Consciousness Stud

2016

;

23

:

11

—

39

.

Fuchs

T.

Темпоральность и психопатология

.

Phenomenol Cogn Sci

2013

;

12

:

75

—

104

.

Fuster

JM.

Кора и разум: объединяющее познание

.

Оксфорд

:

Oxford University Press

,

2003

.

Ганеш

Н.

C-wars: разворачивающийся аргумент наносит ответный удар — ответ на «фальсификацию и сознание». Препринт arXiv arXiv: 2006.13664,

2020

.

Goldman-Rakic ​​

P.

Пространство и время в ментальной вселенной

.

Nature

1997

;

386

:

559

—

60

.

Graziano

MSA

,

Guterstam

A

,

Bio

BJ

et al.

К стандартной модели сознания: согласование схемы внимания, глобального рабочего пространства, мышления высшего порядка и иллюзионистских теорий

.

Cogn Neuropsychol

2020

;

37

:

155

—

72

.

Hasson

U

,

Yang

E

,

Vallines

I

et al.

Иерархия временных рецептивных окон в коре головного мозга человека

.

J Neurosci

2008

;

28

:

2539

.

Herzog

MH

,

Drissi-Daoudi

L

,

Doerig

A.

Все в свое время: длительные постдиктивные эффекты раскрывают дискретное восприятие

.

Trends Cogn Sci

2020

;

24

:

826

—

37

.

Herzog

MH

,

Kammer

T

,

Scharnowski

F.

Временные интервалы: какова продолжительность восприятия?

ПЛоС Биол

2016

;

14

:

e1002433

.

Хамфри

Н.

История разума: эволюция и рождение сознания

.

Нью-Йорк

:

Саймон и Шустер

,

1992

.

Гуссерль

E.

О феноменологии сознания внутреннего времени (1893–1917)

(

Brough

J. B.

, Trans. Vol. Collected Works IV).

Dordrecht

:

Springer

,

1928

/1991.

Джеймс

W.

Принципы психологии

.

Нью-Йорк

:

Генри Холт и компания

,

1890

.

Кент

L.

Восприятие длительности в сравнении с длительностью восприятия: предлагаемая модель для сознательно переживаемого момента

.

Время Percep

2019

;

7

:

1

—

14

.

Kent

L

,

Van Doorn

G

,

Klein

B.

Systema temporis: временная пространственная структура сознания и познания

.

Познание сознания

2019

;

73

:

102766

.

Киверштейн

J

,

Арстила

V.

Время в памяти. В:

Dyke

H.

и

Bardon

A.

(ред.),

A Companion to the Philosophy of Time

.

Чичестер

:

Джон Вили и сыновья

,

2013

,

444

—

69

.

Kleiner

J.

Состояния мозга имеют значение.Ответ на разворачивающийся аргумент. Препринты PsyArXiv,

2019

. DOI: 10.31234 / osf.io / jdcfh.

Кох

C.

Поиски сознания: нейробиологический подход

.

Энглвуд, Колорадо

:

Робертс и Ко

,

2004

.

Kornmeier

J

,

Friedel

E

,

Hecker

L

et al.

Что происходит в мозгу медитирующих, когда меняется восприятие, но не стимул?

PLoS One

2019

;

14

:

e0223843

.

Lalanne

L

,

van Assche

M

,

Giersch

A.

Когда механизмы прогнозирования не работают: нарушение порогов визуальной синхронизации при шизофрении

.

Schizophr Bull

2010

;

38

:

506

—

13

.

Lehmann

D

,

Strik

WK

,

Henggeler

B

et al.

Электрические микросостояния мозга и мгновенные состояния сознания как строительные блоки спонтанного мышления: I.Визуальные образы и абстрактные мысли

.

Int J Psychophysiol

1998

;

29

:

1

—

11

.

Lerner

Y

,

Honey

CJ

,

Silbert

LJ

et al.

Топографическое отображение иерархии временных окон восприятия с использованием рассказанной истории

.

J Neurosci

2011

;

31

:

2906

—

15

.

Ллойд

Д.

Нейронные корреляты темпоральности: изменчивость режима по умолчанию и временная осведомленность

.

Сознание Cogn

2012

;

21

:

695

—

703

.

Локвуд

М.

Лабиринт времени: знакомство с Вселенной

.

Оксфорд

:

Oxford University Press

,

2005

.

Marti

S

,

Dehaene

S.

Дискретные и непрерывные механизмы временного отбора в быстрых визуальных потоках

.

Нац Коммуна

2017

;

8

:

1955

.

Martin

B

,

Franck

N

,

Cermolacce

M

,

Falco

A

,

Benair

A

,

Etienne

Etienne

S.

,

Coull

JT

,

Giersch

A.

Хрупкое временное прогнозирование у пациентов с шизофренией связано с минимальными нарушениями самости

.

Научные отчеты

2017

;

7

:

8278

https://doi.org/10.1038/s41598-017-07987-y.

Martin

B

,

Wittmann

M

,

Franck

N

et al.

Временная структура сознания и минимальное Я при шизофрении

.

Front Psychol

2014

;

5

:

1175

.

Mates

J

,

Müller

U

,

Radil

T

et al.

Временная интеграция в сенсомоторной синхронизации

.

J Cogn Neurosci

1994

;

6

:

332

—

40

.

McAuley

JD

,

Jones

MR

,

Holub

S

et al.

Время нашей жизни: развитие времени жизни и отслеживание событий

.

J Exp Psychol Gen

2006

;

135

:

348

—

67

.

Milz

P

,

Faber

PL

,

Lehmann

D

et al.

Функциональное значение микросостояний ЭЭГ — ассоциации с модальностями мышления

.

Neuroimage

2016

;

125

:

643

—

56

.

Montemayor

C

,

Wittmann

M.

Разновидности присутствия: иерархические уровни временной интеграции

.

Время Percep

2014

;

2

:

325

—

38

.

Нагель

T.

Каково быть летучей мышью?

Philos Rev

1974

;

83

:

435

—

50

.

Накадзима

Y

,

Shimojo

S

,

Sugita

Y.

О восприятии двух последовательных звуковых всплесков

.

Psychol Res

1980

;

41

:

335

—

44

.

Негр

N.

Феноменология: подход от первого лица к подходу от третьего лица в науке о сознании: случай интегрированной теории информации и разворачивающегося аргумента

.

Phenomenol Cogn Sci

2020

;

19

:

979

—

96

.

Northoff

G.

Медленные корковые потенциалы и «внутреннее временное сознание» — нейро-феноменальная гипотеза о «ширине настоящего

.

Int J Psychophysiol

2016

;

103

:

174

—

84

.

Northoff

G

,

Huang

Z.

Как время и пространство мозга опосредуют сознание и его различные измерения? Темпоро-пространственная теория сознания (ТТК)

.

Neurosci Biobehav Rev

2017

;

80

:

630

—

45

.

Northoff

G

,

Ламме

V.

Нейронные признаки и механизмы сознания: есть ли в поле зрения потенциальное сближение теорий сознания?

Neurosci Biobehav Rev

2020

;

118

:

568

—

87

.

Pfeifer

E

,

Wittmann

M.

Ожидание, мышление и чувство: вариации восприятия времени во время тишины

.

Front Psychol

2020

;

11

:

602

.

Пикард

F

,

Craig

AD.

Экстатические эпилептические припадки: потенциальное окно на нейронную основу самосознания человека

.

Эпилептическое поведение

2009

;

16

:

539

—

46

.

Pöppel

E.

Иерархическая модель человеческого восприятия времени

.

Int J Psychophysiol

1989

;

7

:

357

—

9

.

Pöppel

E.

Иерархическая модель временного восприятия

.

Trends Cogn Sci

1997

;

1

:

56

—

61

.

Pöppel

E

,

Schill

K

,

von Steinbüchel

N.

Сенсорная интеграция в нейтральных во времени системах состояния: гипотеза

.

Naturwissenschaften

1990

;

77

:

89

—

91

.

Рирдон

S.

«Диковинное» соревнование ищет источник сознания в мозгу

.

Наука

2019

. DOI: 10.1126 / science.aaz8800.

Röhricht

J

,

Jo

H-G

,

Wittmann

M

et al.

Исследование максимальной продолжительности условной отрицательной вариации

.

Int J Psychophysiol

2018

;

128

:

52

—

61

.

Рухнау

E.

Время-гештальт и наблюдатель. В:

Metzinger

T.

(ed.),

Conscious Experience

.

Thorverton, UK

:

Schöningh / Imprint Academic

,

1995

,

165

—

84

.

Schmidt

S

,

Jo

H-G

,

Wittmann

M

et al.

«Ловля волн» — медленные корковые потенциалы как замедлитель произвольных действий

.

Neurosci Biobehav Rev

2016

;

68

:

639

—

50

.

Stern

W.

Über mentalische Präsenzzeit

.

Z Psychol Physiol Sinnes

1897

;

8

:

325

–

49

.

Tagliazucchi

E

,

Behrens

M

,

Laufs

H.

Нейровизуализация сна и модели сознания

.

Front Psychol

2013

;

4

:

256

. DOI: 10.3389 / fpsyg.2013.00256.

Teng

X

,

Cogan

GB

,

Poeppel

D.

Тонкая структура речи содержит важные временные сигналы для поддержки сегментации речи

.

Neuroimage

2019

;

202

:

116152

.

Thönes

S

,

Stocker

K.

Стандартная концептуальная основа для исследования субъективного времени

.

Познание сознания

2019

;

71

:

114

—

22

.

Тонони

Г.

Теория интеграции информации сознания

.

BMC Neurosci

2004

;

5

:

42

.

Tononi

G

,

Boly

M

,

Massimini

M

et al.

Интегрированная теория информации: от сознания к его физическому субстрату

.

Nat Rev Neurosci

2016

;

17

:

450

.

Тонони

G

,

Koch

C.

Сознание: здесь, там и везде?

Philos Trans R Soc B Biol Sci

2015

;

370

:

20140167

.

Tschacher

W

,

Ramseyer

F

,

Bergomi

C.

Субъективное настоящее и его изменение в клиническом контексте

.

Время Percep

2013

;

1

:

239

.

Tsuchiya

N

,

Andrillon

T

,

Haun

A.

Ответ на «разворачивающийся аргумент»: за пределами функционализма / бихевиоризма и к науке теории причинной структуры сознания

.

Сознание Cogn

2020

;

79

:

102877

.

van Wassenhove

V

,

Wittmann

M

,

Craig

A

et al.

Психологические и нейронные механизмы субъективного замедления времени

.

Front Neurosci

2011

;

5

:

1

—

10

.

VanRullen

R

,

Koch

C.

Восприятие дискретно или непрерывно?

Trends Cogn Sci

2003

;

7

:

207

—

13

.

Варела

FJ.

Кажущееся настоящее: нейрофеноменология временного сознания.В:

Натурализация феноменологии: проблемы современной феноменологии и когнитивной науки

. Стэнфорд:

Stanford University Press

,

1999

,

266

—

314

.

Велманс

М.

Понимание сознания

.

Хоув

:

Рутледж

,

2009

.

Vogeley

K

,

Kupke

C.

Нарушения временного сознания с феноменологической и нейробиологической точки зрения

.

Schizophr Bull

2006

;

33

:

157

—

65

.

Waade

PT

,

Olesen

CL

,

Ito

MM

et al. Сознание колеблется от неожиданности: предварительное эмпирическое исследование для синтеза принципа свободной энергии и интегрированной теории информации. Препринты PsyArXiv,

2020

.

Wang

L

,

Bao

Y

,

Zhang

J

et al.

Сканирование мира за три секунды: Отрицательность рассогласования как индикатор временной сегментации

.

PsyCh J

2016

;

5

:

170

—

6

.

Белый

PA.

Трехсекундное «субъективное настоящее»: критический обзор и новое предложение

.

Psychol Bull

2017

;

143

:

735

—

56

.

Зим

JJ.

Временнóй интегрированный ландшафт причинности: теоретическая основа для сознания и смысла

.

Сознание Cogn

2020

;

83

:

102976

.

Wittmann

M.

Моменты во времени

.

Front Integr Neurosci

2011

;

5

:

1

—

9

.

Wittmann

M.

Внутреннее чувство времени: как мозг создает представление о продолжительности

.

Nat Rev Neurosci

2013

;

14

:

217

—

23

.

Wittmann

M.

Воплощенное время: переживание времени, тела и себя. В:

Arstila

V.

и

Lloyd

D.

(ред.),

Субъективное время: философия, психология и неврология темпоральности

.

Cambridge MA

:

MIT Press

,

2014

,

507

—

23

.

Wittmann

M.

Модуляции переживания себя и времени

.

Сознание Cogn

2015

;

38

:

172

—

81

.

Wittmann

M.

Продолжительность присутствия. В:

Mölder

B.

,

Arstila

V.

,

Øhrstrøm

P.

(ред.),

Философия и психология времени

.

Cham

:

Springer International Publishing

,

2016

,

101

—

13

.

Захави

Д.

Субъективность и самость: исследование от первого лица

.

Кембридж, Массачусетс

:

MIT Press

,

2005

.

Zhang

J

,

Huang

Z

,

Chen

Y

et al.

Нарушение временной и пространственной организации спонтанной мозговой активности при общей анестезии

.

Hum Brain Mapp

2018

;

39

:

2035

—

46

.

© Автор (ы) 2021. Опубликовано Oxford University Press.

Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License (http://creativecommons.org/licenses/by/4.0/), которая разрешает неограниченное повторное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии, что оригинал работа правильно процитирована.

Немного истории имеет большое значение для понимания того, почему мы изучаем сознание так, как мы это делаем сегодня.

Abstract

Сознание в настоящее время является процветающей областью исследований в области психологии и нейробиологии.Хотя это часто связывают с событиями, произошедшими в начале 1990-х годов, современные исследования сознания являются продолжением исследований, начатых в конце 19 века и продолжавшихся на протяжении всего 20 века. С самого начала усилия основывались на исследованиях животных, чтобы раскрыть основные принципы организации и функционирования мозга, и людей-пациентов, чтобы получить подсказки о самом сознании. Особенно важны и в центре нашего внимания исследования 1950-х, 1960-х и 1970-х годов с участием трех групп пациентов — амнезии, расщепленного мозга и слепого зрения.Во всех трех группах была обнаружена схожая картина результатов — пациенты могли адекватно реагировать на стимулы, которые они не видели (или, в случае амнезиаков, видели раньше). Эти исследования проложили путь нынешней волне исследований сознания. Фактически, эта область все еще борется с последствиями результатов, показывающих, что способность сознательно знать и сообщать об идентичности визуального стимула может быть отделена в мозгу от механизмов, которые лежат в основе способности вести себя осмысленным образом. тот же стимул.

Выяснение того, как наш мозг создает наши сознательные переживания, — одна из самых интересных и сложных научных тем сегодня. Разъяснение задействованных механизмов имеет решающее значение для более глубокого понимания человеческой природы и проблем, с которыми мы сталкиваемся как индивидуумы, так и общества. Знание истории актуальных проблем, связанных с сознанием, дает нам больше возможностей для достижения научного прогресса по этой теме.

Несмотря на центральное значение сознания для психической жизни человека, научная психология имеет с ним сложные отношения (1–3).Многие ранние психологи были интроспекционистами и ценили сознание. Позже бихевиористы запретили его использование. Когнитивисты, свергнув бихевиоризм, сосредоточились на обработке информации, а не на субъективном опыте, сохраняя сознание в пределах досягаемости, но редко касаясь его.

Сегодня научное изучение сознания — это динамичная область исследований в области психологии и нейробиологии. Влиятельные статьи Фрэнсиса Крика и Кристофа Коха в начале 1990-х годов (4–6) часто приписывают толчок к такому повороту событий (7–10).В частности, им приписывают определение эмпирического подхода к сознанию — сосредоточив внимание на визуальном восприятии, можно добиться прогресса в сознании, поскольку о зрительной системе мозга известно очень много. *

Работы Крика и Коха действительно были важны для стимулирование энтузиазма к исследованиям сознания и мозга в основных направлениях психологии и нейробиологии. Однако вряд ли это было началом научного интереса и исследований сознания. В 1960-х и 1970-х годах исследования пациентов с расщепленным мозгом, слепым зрением и амнезией заложили концептуальные основы для дальнейшей работы над сознанием.Следует отметить тот факт, что даже тогда большая часть этой работы была сосредоточена на визуальном сознании из-за прогресса, достигнутого в понимании визуальной системы (13, 14). Кроме того, сознание и мозг были предметом ряда научных конференций, начиная с 1950-х годов, на которых присутствовали ведущие исследователи в области психологии и науки о мозге (15–17). Кроме того, теории о том, что такое сознание и как оно связано с мозгом, были предложены рядом выдающихся исследователей задолго до 1990-х годов, включая Карла Лэшли (18–20), Уайлдера Пенфилда (21), Дональда Хебба (22, 23). , Роджер Сперри (24–27), сэр Джон Эклс (28), Джордж Миллер (29), Лорд Брейн (30), Майкл Газзанига (31), Леон Фестингер и его коллеги (32), Джордж Мандлер (33), Тим Шаллис (34 года), Майкл Познер и его коллеги (35 лет) и другие.

Наша цель в этой статье — дать исторический отчет о некоторых ключевых результатах исследований и теорий о сознании, которые были омрачены более поздней историей. Основное внимание будет уделяться сознанию как субъективному опыту, а не другим значениям, таким как способность бодрствовать и реагировать на внешние раздражители.

Основы исследований сознания в конце 19-го и начале 20-го веков

Хотя мы будем делать акцент на середине 20-го века, этот период должен быть контекстуализирован тем фактом, что исследования мозга и сознания, как и многие другие темы в психологии и наука о мозге началась в конце 19 века.Это было время, когда психологические вопросы задавались философским пониманием разума, который часто приравнивался к сознанию. В результате исследования мозга и поведения естественным образом учитывали роль сознания в поведенческом контроле со стороны мозга.

Как и сегодня, ранние исследователи изучали эффекты хирургической абляции или электростимуляции областей мозга (1, 36). Несколько исследований продемонстрировали, что животные, подвергшиеся декортикации, могут демонстрировать высокую степень поведенческой гибкости (37, 38).Эти наблюдения привели к дебатам о том, были ли поведенческие реакции подвергнутых декортицированию животных обусловлены бессознательной чувствительностью или сознательными ощущениями, и была ли кора головного мозга необходима для осознанного опыта (36).

Основные аргументы в пользу того мнения, что кора головного мозга необходима для сознания, были получены из пионерских исследований электростимуляции Дэвида Ферриера (39). В основном он известен своими работами по стимуляции моторной коры головного мозга животных.Но Ferrier (39) также продемонстрировал, что стимуляция теменных и височных долей заставляет животных вести себя так, как если бы они испытывали зрительные, тактильные, слуховые или обонятельные ощущения, в то время как стимуляция подкорковых сенсорных областей, включая зрительный таламус, этого не происходила. Ферриер (39) пришел к выводу, что активности коры головного мозга может быть достаточно для вызова сознательных переживаний, в то время как подкорковые процессы бессознательно контролируют сложное поведение (36).

Феррье считал важным изучать сознание людей, предупреждая, что исследователи не могут полагаться только на поведенческие проявления животных: «жалобный крик, вызванный защемлением лапки кролика, может быть просто рефлекторным феноменом, не зависящим от какого-либо истинного чувство боли »(39).Напротив, исследования людей могут использовать устные отчеты для оценки «осознанности впечатлений» (39).

Наблюдения за неврологическими пациентами-людьми действительно начали формировать представления о сознании именно в это время. Наиболее влиятельной работой в этой области, возможно, была работа друга и наставника Феррье, Джона Хьюлингса Джексона, который заметил, что эпилептические припадки, возникающие в фокальных областях мозга, иногда сопровождаются изменениями в сознательном опыте (40). Он предположил, что сознание является высшим уровнем мозговой организации и что разум включает взаимодействие между сознательными и бессознательными процессами (41).Важность Ферье и Хьюлингса Джексона в конце XIX века невозможно переоценить. Они сильно повлияли на следующее поколение исследователей, которые будут изучать сознание, а также повлияли на работы Зигмунда Фрейда о сознании и бессознательном.

Одновременно в Германии в конце 19 века область экспериментальной психологии также развивалась как научная дисциплина, в которой философские вопросы о разуме, особенно о сознании, начали решаться в лабораторных исследованиях с использованием экспериментальных методов физиологии. .Исследования Феррье и его современников сыграли решающую роль в этом развитии. Также важны были работы Густава Фехнера, который ввел психофизические методы для строгой связи физических свойств стимулов с психологическими переживаниями. Также следует отметить Германа фон Гельмгольца, который работал над физиологией ощущений и предложил представление о том, что сознательное восприятие включает в себя бессознательные выводы, предвосхищая идею о том, что сознание зависит от бессознательной обработки.Пока эти исследователи работали над психологическими темами, первым исследователем, официально признанным экспериментальным психологом, был немецкий ученый Вильгельм Вундт (1). В Соединенных Штатах этой честью обладал Уильям Джеймс.

Сознание было главной заботой этих исследователей XIX века. Однако его также начали бесплатно использовать для описания человеческого поведения (1). К началу 20 века часто считалось, что сознание лежит в основе поведения. Этот момент становится очевидным из-за растущего влияния взглядов Зигмунда Фрейда на бессознательные аспекты разума (42).

В некотором роде теория эволюции Дарвина вызвала волну межвидовых исследований поведения в конце 19 — начале 20 веков (43). Хотя Ферье предупреждал об опасностях приписывания психических состояний нечеловеческим видам, последователи Дарвина, как и сам Дарвин, с готовностью призывали человеческие эмоции и другие сознательные психические состояния для объяснения поведения животных (43, 44).

В ответ на излишки интерпретации человеческой психологии и безудержный антропоморфизм в психологии животных, в 1913 году Джон Уотсон (45) предположил, что научная психология должна основываться на наблюдаемых событиях (стимулах и реакциях), а не на предположениях о ментальных состояниях.Результатом стало бихевиористское движение, которое фактически запретило субъективный опыт из области экспериментальной психологии на протяжении большей части первой половины 20 века.

Между тем, медицинские науки выходили за рамки интересов академической психологии и не зависели от ограничений бихевиористов. Например, физиолог Чарльз Шеррингтон (46) продолжил работу по стимуляции животных по стопам Феррье. Он считается отцом современной нейрофизиологии и особенно известен своими работами по спинальным рефлексам (46).Однако для нашей истории особенно важно то, что он писал о сознании и тренировал Уайлдера Пенфилда.

В 1930-х и 1940-х годах Пенфилд (47) провел новаторские исследования сознания у людей. Он применял электрическую стимуляцию к мозгу бодрствующих пациентов с эпилепсией с целью локализации ключевых областей, связанных с языком и мышлением, чтобы этих областей можно было избежать, когда он впоследствии хирургическим путем удалил области с судорожной активностью (47). В то время как Ферриер и Шеррингтон могли только предполагать, вызываются ли сознательные переживания электрической стимуляцией корковых областей у обезьян, Пенфилд и его коллеги (47, 48) смогли получить устные отчеты пациентов об их субъективных переживаниях.Его работа предоставила убедительные доказательства роли коры головного мозга в сознательном опыте (49).

Таким образом, исследования 19-го века инициировали несколько тем, которые являются актуальными сегодня: разум имеет сознательные и бессознательные аспекты, сознательный опыт зависит от бессознательных процессов, а кора головного мозга играет ключевую роль в сознании.

Новый подход к мозгу и поведению

Стандартные подходы, применяемые в настоящее время в исследованиях мозга и поведения, берут свое начало в работе Карла Спенсера Лэшли (50).Он защитил докторскую диссертацию в 1914 году, работая над поведением беспозвоночного организма, гидры, в Университете Джонса Хопкинса. Там он встретил Джона Ватсона, который опубликовал свое первоначальное заявление о бихевиоризме (45) во время пребывания Лэшли в Хопкинсе.

Через Ватсона Лэшли познакомился с работой Шепарда Айвори Франца (51), первого исследователя, который использовал новые методы кондиционирования бихевиоризма в сочетании с поражениями мозга для изучения механизмов поведения мозга. Он разработал поведенческие задачи для проверки определенных функций мозга, чтобы выявить эффекты повреждения мозга, которые не были очевидны при простом наблюдении.Лэшли использовал этот подход в своих эпохальных исследованиях, направленных на поиск «инграммы», механизма хранения памяти (52–54). Хотя Лэшли и Ватсон оставались друзьями на протяжении многих лет, они расходились во мнениях по одной важной теме. В 1923 году, когда бихевиоризм только начинал развиваться, Лэшли опубликовал статью, в которой упрекал бихевиористов за их жесткие взгляды на сознание (20).

Подход Франца / Лэшли к изучению мозга и поведения получил название, когда Лэшли использовал термин «нейропсихология» в лекции 1936 года в Бостонском обществе психиатрии и неврологии (55).В последующие годы область нейропсихологии процветала, используя подход Франца / Лэшли на животных моделях, а также в исследованиях на людях пациентов с естественными поражениями в результате неврологических заболеваний или хирургических поражений, сделанных для лечения неврологических проблем. Многие ключевые фигуры в научной истории исследований мозга и поведения в 20 веке, включая многих исследователей, которых мы обсудим ниже, представлены в научном генеалогическом древе Лэшли ^† (для дополнительной информации см. SI Приложение , Вставка 1).

В 1950-х годах, когда когнитивная наука начала заменять бихевиоризм, Лэшли (54) опубликовал важную статью, в которой подчеркивалось, как сознание возникает из бессознательной обработки информации. Эта идея перекликалась с Ферье и Гельмгольцем и была основополагающей в ранней когнитивной науке (2, 29, 56), а также стала основным предположением в более поздней истории исследований сознания, которые мы рассмотрим ниже.

Нейропсихология животных проложила путь

Нейропсихологические исследования животных представляют интерес для нашего обсуждения сознания не потому, что они обязательно раскрывают что-либо о сознании как таковом.Напротив, работа была важна, потому что она предоставила нейроанатомическую и концептуальную основу, которая руководила дизайном и интерпретацией исследований пациентов-людей.

Самым важным институтом нейропсихологических исследований на животных в 1940-х годах был Центр приматов Йеркса во Флориде, которым руководил Лэшли. Исследователи прошли обучение по подходу Франца / Лэшли и использовали конкретные поведенческие задачи для проверки определенных функций мозга. Когда нейрохирург Карл Прибрам занял пост директора Йеркса вскоре после окончания Второй мировой войны, он продолжил поведенческий подход, установленный Лэшли, но с дополнительным изощренным нейрохирургическим вмешательством. ^‡ Область нейропсихологии животных процветала во время десятилетнего правления Прибрама в Йеркесе. Под руководством Прибрама молодые исследователи, которым предстояло стать лицом этой области, набили свои научные навыки в Йерксе.

Основным методом, используемым в то время, была хирургическая установка повреждений, и группа Йеркса изучала эффекты поражений во всех основных долях коры головного мозга, а также в подкорковых областях, таких как миндалевидное тело. В традициях Лэшли животных изучали с помощью конкретных поведенческих задач, разработанных для проверки гипотез о функции мозга.Хотя было сделано много важных открытий, для наших целей здесь следует отметить исследования, которые прояснили, какие области височной доли вносят вклад в различные аспекты синдрома Клювера – Бьюси.

Генрих Клювер и Пол Бьюси опубликовали основополагающую статью в 1937 году (57, 58). Клювер интересовался мозговыми механизмами, лежащими в основе галлюцинаций, вызванных мескалином. Он заметил, что обезьяны, получавшие мескалин, часто чмокали губами — симптом, который возникает, когда у людей с височной эпилепсией случаются припадки и возникают галлюцинации (59).Бьюси, нейрохирург-человек, был нанят для лечения повреждений височной доли у обезьян. Было обнаружено, что животные демонстрируют набор поразительных поведенческих изменений, включая повышенную робость, гипероральность и гиперсексуальность. Клювер и Бьюси назвали это состояние «психической слепотой». Животные не были слепыми, но зрительные стимулы утратили свое значение — змеи и люди больше не угрожали им; они пытались есть предметы, ранее считавшиеся несъедобными, и они пытались заняться сексом с другими видами.Хотя аналогичные результаты были опубликованы намного раньше (60), как мы увидим, статья Клювера и Бьюси оказала чрезвычайно большое влияние на формирование исследований мозга и поведения, которые последовали за Второй мировой войной в Соединенных Штатах, где фундаментальная наука была приостановлена. во время войны.

Феномен психической слепоты или то, что неврологи назвали «зрительной агнозией», было предметом большой работы в Йерксе. Это было достигнуто с использованием обучения визуальному различению для создания стимулов со сложным визуальным значением.Исследования Мортимера Мишкина с соавторами (13, 61, 62) показали, что такие задачи не выполняются из-за повреждения подобластей височной доли. В частности, повреждение либо боковой височной доли (которая связана со зрительной корой), либо вентральной височной доли (которая связана с гиппокампом) ухудшает поведенческие способности. Одно из предположений заключалось в том, что сложная визуальная обработка стала пониматься как выходящая за пределы затылочной доли в височную долю. Кроме того, поскольку задачи зависели от обучения и памяти, работа стала особенно важной для понимания того, как воспоминания формируются и хранятся в мозге, особенно через гиппокамп, как обсуждается ниже.

Другая работа Мисхина с соавторами (63⇓⇓ – 66) вовлекала определенные области префронтальной коры в задачи, требующие краткосрочной памяти или того, что сейчас называется «рабочей памятью» (67, 68). Основываясь на этом исследовании, более поздние поведенческие исследования префронтальной коры у обезьян послужили основой для понимания роли префронтальной коры в рабочей памяти человека (69⇓ – 71). Это важно здесь, потому что, начиная с 1970-х годов, многие исследователи приравнивали сознание к содержанию системы краткосрочной памяти (33, 35, 72) или к доступности информации для систем исполнительного планирования (73).Рабочая память и префронтальная кора по-прежнему занимают центральное место в когнитивных теориях сознания (74⇓⇓⇓ – 78).

Мишкин возглавил лабораторию нейропсихологии в Национальном институте психического здоровья, где продолжил работу над вопросами, поднятыми синдромом Клювера – Бьюси. В частности, он и его коллеги исследовали роль височной доли в восприятии, памяти и аффективной / эмоциональной обработке (79–82). Различие между вентральным и дорсальным потоками визуальной обработки, имеющее решающее значение для современных исследований сознания, возникло в его лаборатории (79), как и ключевая роль периринальной коры как связующего звена между зрительной корой и гиппокампом в формировании памяти (81). ).

Ларри Вайскранц, другой член группы Прибрама, также работал над височной долей и зрительной памятью (62), но дополнительно над важностью миндалевидного тела в аффективных аспектах синдрома Клювера-Бьюси (83). Из Йеркса Вайскранц переехал в Кембридж и позже стал заведующим кафедрой экспериментальной психологии в Оксфорде. Одна из тем, которую он преследовал после переезда в Англию, — это вклад корковых областей в память (84). Однако направление его карьеры было определено его работой по слепому зрению (85), феномену, который является центральным в текущих дебатах о природе сознания у людей.

Здесь были упомянуты лишь несколько примеров результатов и последствий исследований, проведенных в лаборатории Йеркса в 1950-х годах, но важность этой группы трудно переоценить. Эти исследователи проложили путь для большой будущей работы над механизмами восприятия, памяти, эмоций и высшего познания, а также сознания.

Нейропсихологические исследования человека сделали сознание одним из основных направлений психологии и нейробиологии

Нейропсихологические исследования пациентов позволили по-новому взглянуть на мозг и поведение, включая связь сознания с мозгом.Особенно важны были исследования трех групп пациентов (78), которым мы остановимся ниже. Это были пациенты с амнезией (у которых естественные или хирургические поражения в медиальной височной доле нарушали способность формировать и вспоминать новые воспоминания), пациенты с расщепленным мозгом (у которых два полушария головного мозга были разделены хирургическим путем, чтобы уменьшить влияние трудноизлечимой эпилепсии), и пациенты, страдающие слепотой (у которых повреждение коры головного мозга привело к явной слепоте в поле зрения напротив очага поражения).Во всех трех группах результаты продемонстрировали разительную диссоциацию между тем, что пациенты могут делать поведенчески, и тем, о чем они могут сообщить сознательно. Другие группы пациентов (кома, геминеглект, афазия, прозопагнозия и дислексия) также демонстрировали диссоциацию между явными знаниями и поведенческими характеристиками и, таким образом, способствовали возникновению интереса к сознанию ( SI Приложение , вставка 2) (86). Тем не менее, пациенты с амнезией, расщепленным мозгом и слепым зрением здесь сосредоточены из-за их широкого влияния на эту область.

Амнезия.

На протяжении большей части первой половины 20 века преобладала точка зрения, согласно которой память широко распределена в мозгу, а не локализована в определенной области. Частично это было основано на работе Лэшли, предполагающей, что память больше зависит от количества поврежденной корковой ткани, чем от места повреждения, при этом различные области обладают «эквипотенциальной» способностью сохранять воспоминания (52, 54). Приливы изменились в 1950-х годах.

Главной фигурой в этом море была Бренда Милнер, аспирант Университета Макгилла.Ее особенно интересовали память и интеллектуальные функции височной доли, но ее работа оказалась особенно важной для понимания отношения памяти к сознанию. Мильнер провела докторское исследование, работая под руководством известного психолога Дональда Хебба, который тренировался с Лэшли и много писал о памяти и поведении, а также о сознании (22, 23). Милнер был осведомлен о вышеупомянутых исследованиях стимуляции, проведенных Пенфилдом, руководителем нейрохирургии в McGill.Хеббу оказал услугу Пенфилд, у которого было несколько пациентов с удалением височной доли, поскольку это основное место эпилепсии, и Пенфилд согласился позволить Милнеру изучить их. ^§ Она проверила 45 пациентов с повреждением височной доли в задачах по оценке когнитивных функций, но в основном сосредоточилась на влиянии таких повреждений на обучение, особенно на зрительное обучение и память.

Ее диссертация, опубликованная в 1954 г. (87), началась с подробного обзора того, что было известно о функциях височной доли из исследований на обезьянах, и особенно о влиянии повреждений височной доли на зрительное обучение, поскольку это казалось особенно актуальным. к зрительной памяти человека.Милнер в значительной степени полагался на работу Мортимера Мишкина (88), который изучал визуальную дискриминацию обезьян в МакГилле для своей докторской степени, прежде чем присоединиться к Прибраму в Йеркесе. Хотя Мишкин обнаружил, что глубокие поражения височной доли с вовлечением гиппокампа ухудшают работоспособность, он интерпретировал этот эффект как вызванный повреждением проводящих путей нервных волокон, проходящих через височную долю (88).

В своих исследованиях пациентов Пенфилда Милнер использовала множество тестов. На основании этого она пришла к выводу, что, как и у обезьян, височная доля играет ключевую роль в визуальном обучении человека.После окончания учебы она осталась в McGill и продолжила исследования психологических функций височной доли. Однако ее наиболее важный результат был сделан не на пациентах Пенфилда, а на пациенте, прооперированном Уильямом Сковиллом в Хартфорде, штат Коннектикут (89). Это был пациент HM, исследования которого произвели революцию в исследованиях памяти (90).

Первоначальные исследования HM были интерпретированы с точки зрения общего дефицита памяти, так называемой глобальной амнезии. Однако более поздняя работа Милнера (91) и Сюзанны Коркин (92) определила, что HM и другие пациенты с амнезией сохранили способность учиться и помнить, как выполнять двигательные навыки (например, рисовать объекты, глядя на их обратное отражение в зеркале). .Со временем были выявлены и другие примеры сохраненной памяти, и стало ясно, что, помимо двигательных навыков, пациенты могут также изучать когнитивные навыки (93), могут формировать поведенческие привычки и могут развить условные реакции Павлова (94). Экстраполируя эти результаты, Ларри Сквайр и Нил Коэн (93) в 1980 году предположили, что дефицит памяти, возникающий в результате повреждения височной доли, ограничивается декларативной памятью, памятью, которую можно пережить сознательно. Например, хотя пациенты могли изучать двигательные навыки и быть обусловленными, они не могли сознательно вспомнить, что недавно приобрели этот навык или были обусловлены.Сознательная память стала называться «декларативной» или «явной», а бессознательная память стала именоваться «процедурной» или «имплицитной» (95, 96). Сама эксплицитная память была разделена на два подтипа: эпизодическую и семантическую (97).

HM и другие пациенты с проблемами, связанными с явной памятью, имели повреждение, которое включало относительно большую область височной доли. Исследования на животных могли бы быть более точными в отношении конкретных областей, связанных с явной памятью; эти области стали известны как «система памяти медиальной височной доли» (98).Например, исследования Мишкина и Мюррея (99) и Сквайра и Зола-Моргана (98) показали, что гиппокамп, энторинальная кора, парагиппокампальная область и перихринальная кора — каждый вносит свой вклад в хранение новых воспоминаний. Обладая этими знаниями, можно было найти отдельные случаи, которые подтвердили вклад различных областей в различные аспекты сознательно доступной памяти у людей (100, 101).

Тенденция последних лет включает признание того, что префронтальная кора играет важную роль в извлечении явных воспоминаний, включая сознательный опыт извлеченных воспоминаний (102⇓⇓ – 105).Другая недавняя тенденция сосредоточена на том, как явные воспоминания используются для построения сознательных симуляций будущего и других гипотетических переживаний (106, 107). Как мы увидим, данные всех трех групп пациентов намекают на роль префронтальной коры в сознании.

Синдром расщепленного мозга.

Операция с разделенным мозгом включает хирургическое рассечение мозолистого тела и других меньших церебральных спаек с целью облегчения трудноизлечимой эпилепсии. Эти пути состоят из аксонов, которые соединяют соответствующие области в двух полушариях.Заметив сообщения о том, что после выздоровления после операции такие пациенты отличаются отсутствием заметных эффектов процедуры, Роджер Сперри, исследователь мозга из Калифорнийского технологического института, задумался о фактической функции мозолистого тела. Он инициировал серию исследований на кошках и обезьянах, чтобы попытаться разгадать эту загадку, которую он назвал «одной из наиболее интригующих и сложных загадок функции мозга» (108).

Исследования Сперри на животных с операциями на разделенном мозге подтвердили клинические впечатления от людей.Таким образом, после повреждения мозолистого тела животные с расщепленным мозгом выглядели довольно обычными. Следуя традициям Лэшли, его наставник из Йеркса, Сперри (108) и его коллеги разработали конкретные экспериментальные задачи, чтобы пролить свет на функцию мозолистого тела и других комиссур.

В этих исследованиях, помимо рассечения различных комиссур, также был рассечен перекрест зрительных нервов, чтобы ограничить поток визуальных сигналов от каждого глаза к противоположному полушарию. В качестве первого шага животные научились реагировать на подкрепление.На этом этапе были обучены и протестированы один глаз и полушарие. Впоследствии окклюзия была перенесена на другой глаз, чтобы оценить другое полушарие. Животные, которым была нанесена только часть перекреста зрительных нервов, хорошо справлялись с каждым глазом. Однако, когда комиссур также были рассечены, нетренированный глаз и полушарие не могли работать. Тем не менее, у того же полушария не было проблем с самостоятельным изучением проблемы. Таким образом, обучение обычно осуществляется двумя полушариями, но когда спайки разрезаются, нетренированное полушарие не может получить доступ к памяти.Многие варианты этих исследований были выполнены в лаборатории Сперри (31, 108, 109).

В начале 1960-х Сперри начал сотрудничать с Джозефом Богеном, нейрохирургом из Лос-Анджелеса, который выполнял операцию на разделенном мозге у людей с трудноизлечимой эпилепсией. Пациентов изучал Майкл Газзанига, аспирант лаборатории Сперри (31, 110). Поскольку перекрест зрительных нервов не был частью этой операции, Газзаниге пришлось найти другой способ ограничить визуальные стимулы одним полушарием.Учитывая, что визуальная информация в правом поле зрения отправляется в левое полушарие, а визуальная информация из левого поля зрения отправляется в правое полушарие, он мог проецировать стимулы на экран и ограничивать, какое полушарие получало входные данные, пока глаза были стационарными. Чтобы движения глаз не имели эффекта, стимулы предъявлялись кратковременно (около 250 мс). Он также разработал специальные тесты, адаптированные к особым свойствам человеческого мозга и, в частности, к проблемам, возникающим в результате латерализации функций.

Например, у большинства людей способность говорить и понимать устную и письменную речь локализована в левом полушарии. Таким образом, люди с типичным мозгом могут называть общие объекты, которые появляются либо в левом, либо в правом поле зрения, потому что визуальная информация, достигающая зрительной коры в одном полушарии, передается в ту же область в другом полушарии через мозолистое тело. В то время как пациенты с расщепленным мозгом могут давать словесные отчеты об информации, представленной в правое поле зрения и, следовательно, в левое полушарие, они не могут назвать стимулы в левой половине визуального пространства, которые, таким образом, воспринимаются правым полушарием.Однако они могут невербально реагировать на стимулы, воспринимаемые правым полушарием, указывая на предметы или хватая их левой рукой, которая предпочтительно связана с правым полушарием. Точно так же, с завязанными глазами, эти субъекты могут называть объекты, помещенные в их правую руку (предпочтительно соединенную с левым полушарием), но не объекты, помещенные в их левую руку.

Хотя правое полушарие пациентов с расщепленным мозгом не могло устно сообщать о своих внутренних состояниях, оно, тем не менее, могло реагировать невербально (например, указывая пальцем), чтобы указать, что оно осмысленно обработало зрительные стимулы.Это привело к идее, что после операции на разделенном мозге каждое полушарие имеет не только отдельные возможности управления поведением, но, возможно, отдельные психические системы — два сознательных существа. Возможность существования двух разумов, по одному в каждом полушарии, обсуждалась и обсуждалась в научной и популярной литературе (111–114). Однако степень возможного мышления в правом полушарии было трудно проверить из-за отсутствия его способности предоставить устный отчет.

В начале 1970-х Гэззанига (115⇓⇓⇓ – 119) начал исследования новой группы пациентов, оперированных в Дартмуте.Были подтверждены многие из основных выводов об изоляции восприятия, памяти и познания в двух полушариях (115–119). Один из этих пациентов (названный PS) предоставил, пожалуй, первое убедительное свидетельство того, что двойственное сознание может существовать у пациентов с расщепленным мозгом. Этот пациент мог читать обоими полушариями, но мог говорить только левым (115, 120). Хотя правое полушарие не могло говорить, оно могло устно отвечать на визуальные вопросы в левом поле зрения, используя левую руку для выбора букв Scrabble.На вопрос «Кто ты?» Левая рука написала его имя «Пол». Кроме того, на вопрос о желаемой профессии левая рука ответила «автогонщик». Это представляло особый интерес, поскольку левое полушарие ответило «рисовальщиком» на устно заданный вопрос. Несмотря на то, что они не могли общаться, оба полушария разделяли личную идентичность (Пол), но имели разные жизненные амбиции.

Результаты показали, что изолированное правое полушарие может иметь отдельное осознание себя и видение будущего.Более обширные исследования, проведенные Газзанигой (116, 118) и коллегами последующих пациентов, особенно JW, также подтвердили идею двойственных психических систем. Ключевой нерешенный вопрос заключается в том, все ли пациенты с расщепленным мозгом имеют двойное сознание или в некоторых случаях патология головного мозга приводит к некоторой компенсаторной реорганизации и изменению того, что может делать правое полушарие (приложение SI, приложение , вставка 3).

Еще одним важным результатом этой работы было предположение, какую роль сознание может играть в нашей ментальной экономике (78, 115⇓⇓⇓ – 119, 121, 122).С точки зрения левого полушария, ответы, исходящие из правого полушария, генерируются неосознанно. Исследования с участием пациента, который мог читать через свое правое полушарие, были разработаны, чтобы вызвать поведенческие реакции путем представления визуальных вербальных команд в левое поле зрения. Затем экспериментатор вслух спросил: «Зачем вы это сделали». Затем пациент ответил через свое левое полушарие устным ответом. Левое полушарие обычно воспринимало вещи спокойно, рассказывая истории, в которых ответы имели смысл.Например, когда правому полушарию была дана команда «встать», он (его левое полушарие) объяснил свое действие словами: «О, мне нужно было растянуться». Очевидно, это была чистая конфабуляция, поскольку левое полушарие не было осведомлено о информации, которая заставляла его встать.

Для объяснения этих результатов была использована теория когнитивного диссонанса Леона Фестингера (123). Теория предполагала, что несоответствие между тем, что человек ожидает, и тем, что происходит на самом деле, создает состояние внутреннего несоответствия или диссонанса.Поскольку диссонанс вызывает стресс, он требует уменьшения. Таким образом, когда пациент осознавал, что его тело вызывает реакцию, которую «он» не инициировал, возникает диссонанс, и объяснение причины, по которой возникла реакция, является средством уменьшения диссонанса. Сегодня «рационализация после принятия решения» является активной темой исследования, в ходе которого изучается, как люди задним числом оправдывают свои решения и действия в жизни (124, 125).

Повествования, создаваемые левым полушарием, рассматривались как интерпретации ситуаций и были предложены в качестве важного механизма, используемого людьми для поддержания чувства ментального единства перед лицом нейронного разнообразия (115–119).Позднее было предложено, чтобы процесс повествования / интерпретации зависел от когнитивных функций префронтальной коры, связанных с рабочей памятью, и соответствовал когнитивным теориям сознания (78, 121, 122, 126).

Слепое зрение.

Слепота — это клиническое состояние, которое чаще всего обсуждается в контексте современной науки о сознании. Повреждение первичной зрительной коры вызывает очевидную слепоту в поле зрения напротив поражения (85). Тем не менее, когда их просят сделать это, пациенты, страдающие слепым зрением, могут делать предположения об идентичности или наличии визуальных стимулов, представленных в «слепое» поле, с уровнями точности, которые намного выше вероятности.Они сознательно слепы, но могут «видеть» достаточно, чтобы контролировать свое поведение.

О существовании такого остаточного зрения после повреждения первичной зрительной коры (V1) сообщили в 1967 году Ларри Вейскранц и Николас Хамфри (127). Обезьяна (называемая Хелен) с двусторонним повреждением зрительной коры головного мозга все еще могла реагировать на зрительные стимулы (моргание, прикосновение к стимулам, реакции зрачков и т. Д.). Аналогичные результаты были получены ранее у пациентов с повреждением затылочной доли Riddoch (128) и Poppel et al.(129). Однако как для пациентов, так и для обезьян субъективная феноменология была неясной.

Weiskrantz (85), который, как упоминалось выше, прошел обучение в Yerkes, внес два важных вклада в решение вопроса о том, может ли сознательный опыт возникнуть после повреждения V1. Во-первых, он представил то, что он назвал «ключами комментариев». В каждом испытании, после того как пациент делал вынужденный выбор ответа относительно стимула, Вайскранц просил их нажимать клавиши, чтобы явно указать, видели ли они стимул сознательно или реагировали на каком-либо другом основании.Это может показаться простой экспериментальной процедурой, но она отражала открытое отношение Вайскранца к изучению субъективной феноменологии и сознания, что противоречило нормам экспериментальной визуальной психофизики того времени. Вайскранц пришел к выводу, что предположения пациентов были субъективно бессознательными. Это привело к его второму ключевому вкладу: он ввел термин «слепое зрение», четко обозначив, что феномен, наблюдаемый у этих пациентов, связан с избирательным нарушением сознательного опыта (85, 130).

Клавиши комментариев также использовались у обезьян с повреждениями зрительной коры головного мозга, приводящими к поведению, подобному слепому зрению. Например, на основе таких исследований Стериг и Коуи (131) предположили, что, вероятно, обезьяны обладают визуальным феноменальным сознанием. Вайскранц (85) отметил, что это «легко принять, но не доказать». Он утверждал, что, поскольку сознание не всегда необходимо для человеческого восприятия и поведения, свидетельство того, что животные производят соответствующие поведенческие реакции на визуальные стимулы, само по себе не обязательно квалифицируется как свидетельство того, что они осознают то, что видят (85).

Даже интерпретация человеческих открытий о сознании была встречена с некоторым скептицизмом, особенно эмпирически строгими учеными (см. Ссылку 132). Чтобы дополнительно выяснить, действительно ли слепые пациенты не осознают стимулы или они имели в виду, что они плохо их видели, когда говорили, что не видели их сознательно, исследователи показали, что слепое зрение качественно отличается от слабого, околопорогового зрения (см. Ссылку 132). . В частности, при слепом зрении обнаруживаемость стимулов ухудшается по сравнению с тем, что можно было бы ожидать, учитывая производительность испытуемых в задачах принудительного выбора.(Теория обнаружения сигналов об этих психофизических находках см. В ссылке 133.)

Подобные психофизические признаки также наблюдались у обезьян с поражениями V1 (134). Это, в свою очередь, решает еще одну проблему, заключающуюся в том, что поражение пациентов-людей может быть неполным (135). У обезьян очаги поражения были созданы хирургическим путем и тщательно подтверждены, поэтому вопрос о неполном поражении можно было исключить (136–138). Это согласуется с выводом о том, что поведенческие реакции при слепом зрении не связаны с щадящей корой в V1.

Хотя слепое зрение связано со зрением, оно также относится к аффективным процессам. В частности, было обнаружено, что пациенты могут бессознательно обнаруживать эмоциональные выражения лиц, представленных в слепое поле (139). Эти данные дополнительно демонстрируют возможность поразительной диссоциации между сознательным опытом и глубиной бессознательной обработки сложных стимулов. Они также подтверждают мнение о том, что процессы в миндалине могут управляться бессознательно и не обязательно отражают сознательные эмоции (140).

Что может быть нейронной основой слепого зрения? Известно, что некоторые стимулы, например движение, могут вызывать активность в экстрастриальных зрительных областях даже при отсутствии V1 (137, 138). Путь по-прежнему более подробно описывается в новых исследованиях, но зрительный сигнал, вероятно, идет от сетчатки к подкорковым областям, таким как латеральное коленчатое ядро, верхний бугорок и пульвинар, а оттуда непосредственно в экстрастриарные области, минуя V1 ( 138). Это приводит к вопросу, почему пациенты не обладают зрительным сознанием, учитывая, что в зрительных (экстрастриарных) областях есть активность.Интуитивно понятное мнение может заключаться в том, что обратная связь с V1 необходима (141). Однако такая точка зрения несовместима с выводами о том, что пациенты без V1, тем не менее, иногда могут иметь сознательные визуальные переживания (142, 143).

Weiskrantz (85) предположил, что проекция сигналов на префронтальную кору может иметь решающее значение для зрительного сознания. Хотя префронтальная кора получает прямые проекции из экстрастриальных областей, а не из самого V1, идея состоит в том, что при повреждении V1 динамика сигналов в экстрастриальных областях может не позволить достаточно нормальному распространению в префронтальную кору.Эта гипотеза была подтверждена в нескольких исследованиях нейровизуализации (144, 145), в которых префронтальная кора показала более высокую активность для осознанного восприятия по сравнению со слепым зрением у одного пациента, у которого было слепое зрение только в части поля зрения. Это также совместимо с другими выводами нейропсихологии. Используя то, что иногда называют методом двойного поражения, Накамура и Мишкин (146) обнаружили, что у обезьян с односторонними лобными и теменными поражениями в сочетании с другими абляциями, блокирующими поток информации от зрительной коры к лобной и теменной кортикам в оставшейся части коры головного мозга. полушарие, показал хроническое «слепое» поведение.Следовательно, очевидно, что наличие неповрежденной зрительной коры недостаточно для зрительного поведения, если она не связана с оставшимися лобной и теменной корой. Как предположил Вейскранц, сигналы в префронтальную кору могут быть необходимы для осознанного осознания (85), по крайней мере, у людей.

Выводы

• 1) Идея о том, что исследования сознания могут развиваться, сосредоточив внимание на зрении, не была новой идеей в 1990-х годах. Это было неявным предположением, лежащим в основе практически всех работ по сознанию с конца 19 века, а также на протяжении всего 20 века, включая, помимо прочего, исследования пациентов с амнезией, расщепленным мозгом и слепым зрением.

• 2) Результаты каждой из трех групп пациентов продемонстрировали глубокую диссоциацию между тем, что пациенты могут сообщить, и тем, на что они могут реагировать поведенчески. Эти диссоциации концептуально важны, потому что нарушения заключаются не в общей способности обрабатывать какую-либо информацию. В частности, они связаны с неспособностью субъективно сообщать о сознательном опыте.

• 3) Исследователи всех трех традиций — амнезии (106, 107), расщепленного мозга (3, 117, 121, 140) и слепого зрения (76, 85, 147) — независимо пришли к выводу, что сознание включает в себя высшие когнитивные способности. процессы, которые зависят, по крайней мере частично, от префронтальной коры.Этот вывод согласуется с современными когнитивными теориями сознания, включая теорию глобального рабочего пространства (74, 53) и теорию более высокого порядка (76–78, 148).

Заявление о доступности данных.

Нет данных, связанных с этой рукописью.

• Copyright © 2020 Автор (ы). Опубликовано PNAS.

3. Философия и наука о сознании

3.1 Понимание сознания

Как мне понять и объяснить мою жену? Я могу описать, как менялись ее волосы и цвет кожи, когда она двигалась на свету.Я могу объективировать ее тело или относиться к ней как к Другому — она ​​смотрит мне в лицо, раздавливает меня, заставляет меня чувствовать себя виноватым. Я могу использовать Эроса и Танатос для анализа ее психологии или интерпретировать ее разум как сложный нервный механизм. Я могу дать эволюционное объяснение ее черт (отмечая след Homo heidelbergensis на ее лице).

Как мы должны понимать и объяснять сознание?

Феноменологи ограничивают физический мир и описывают структуру сознания от первого лица.1 Отправной точкой феноменологии является наше погружение в сознательный опыт; конечной точкой является описание сознания, которое отвергает научные теории о физическом мире.

Наука победила за последние триста лет. Мы отправляем людей на Луну и выращиваем детей в пробирках. Многие люди считают, что наука дает полное описание мира. Прогнозирующий успех науки имеет решающее значение: мы верим в физический мир; мы убеждены в наших научных объяснениях и не можем игнорировать их.Нам нужны феноменологические описания сознания, но мы не можем исключать научные теории. Феноменологии недостаточно.

Многие люди объясняют сознание, сводя его к характеристикам физического мира2. Это неубедительно. Далеко не очевидно, что цвета, звуки и запахи можно свести (взмахом руки) к волнам-частицам, суперструнам или полям. Цвет появляется в сознании, когда бесцветные электромагнитные волны взаимодействуют с физическими органами чувств и изменяют активность мозга.Но мозговая деятельность тихая и без запаха. Цвет и запах связаны с мозговой деятельностью; они не идентичны бесцветной мозговой деятельности без запаха.

Пузырьки опыта и физический мир являются важными явлениями. Было бы преждевременно выносить за скобки или утверждать, что одно можно свести к другому. К обоим нужно относиться серьезно. У нас есть подробные описания сознания и хорошее понимание физического мира — ключевой пробел в наших знаниях — это отношения между ними.

3.2 Пределы воображения

Воображение — это автономный пузырь опыта3. Мы можем изменить содержимое этого пузыря опыта, не меняя нашу физическую среду. Мы наполняем его новыми вещами — рекомбинируем элементы нашего опыта по-новому. Когда я сижу за своим столом, я представляю, что потерял конечности и лежу голый на каменистой равнине под пылающим небом. Моя печень ест ворон.

Мы используем наше воображение для решения научных задач.В отдельных несвязанных случаях в моем пузыре опыта появляются мутирующие ДНК, опухоли, сигаретный дым и нерегулируемый рост клеток. Я использую свои эмпирические знания о связях между этими явлениями, чтобы визуализировать правильную последовательность от курения до появления опухоли. Для этого мне не нужно прямое знание физического мира. Достаточно того, что появление сигаретного дыма в моем пузыре опыта соответствует присутствию дыма в физическом мире, что появление мутирующей ДНК в моем пузыре опыта соответствует присутствию мутирующей ДНК в физическом мире, и поэтому включен (см. рисунок 3.1). У нас есть интуитивно удовлетворительное объяснение взаимосвязи между явлениями, когда мы можем визуализировать промежуточные этапы между ними.

Рисунок 3.1. Использование воображения для решения научной проблемы. а) В отдельных случаях в моем пузыре опыта появляются мутирующие ДНК, опухоли, сигаретный дым и нерегулируемый рост клеток. Я наблюдаю последовательные отношения между парами этих явлений, но не всю историю. б) Мои эмпирические знания о связи между этими явлениями позволяют мне представить правильную последовательность шагов от курения до появления опухоли в легких.Изображение © Дэвид Гамез, CC BY 4.0.

Онлайн и офлайн пузыри опыта обладают одинаковыми свойствами — цветом, запахом, вкусом, звуком и ощущениями тела. Обычно они менее интенсивны в оффлайновых пузырях опыта, а некоторые вообще отсутствуют. Объекты могут сильно различаться в офлайновом пузыре опыта, но мы не можем вообразить новые свойства. Мы не можем представить себе свойства, с которыми мы не сталкивались в онлайн-пузыре опыта.

Imagination — это индуктивный двигатель, который воссоздает предыдущий опыт.Мы можем представить себе свиней, играющих на пианино, потому что раньше мы видели свиней и пианино. Если бы мы никогда не видели пианино и свиней, то вряд ли мы могли бы вообразить свиней, играющих на пианино4.

У нас есть ограниченные возможности по умышленной трансформации наших оффлайн-пузырей опыта. Трудно представить себе радикально разные формы сознания. Трудно или невозможно намеренно превратить наши пузыри опыта в пузырь опыта летучей мыши (при условии, что он у него есть) 5

Мы не можем представить себе вещи, которые не могут стать сознательными.Мы не можем представить себе невидимый физический мир, у которого нет ни одного из свойств, с которыми мы сталкиваемся в наших пузырях опыта. Мы можем представить себе большой мозг, маленький мозг, синий мозг, зеленый мозг, мозг из сыра и так далее. Но физический мозг нельзя представить таким, какой он есть, вне всяких пузырей опыта6

3.3 Отказ воображения

Каким образом состояния сознания могут зависеть от состояний мозга? Как может возникнуть феноменология техцветов из сырого серого вещества? Что отличает орган тела, который мы называем мозгом, таким радикальным отличием от других органов тела, скажем, почек — частей тела без следа сознания? Каким образом совокупность миллионов нейронов, по отдельности не чувствующих чувств, может генерировать субъективную осведомленность? Мы знаем, что мозг является фактической причинной основой сознания, но, похоже, мы не понимаем, как это может быть.Это кажется нам чудесным, жутким, даже слегка комичным. Каким-то образом мы чувствуем, что вода физического мозга превращается в вино сознания, но мы совершенно не понимаем природу этого преобразования. Нейронные передачи кажутся неподходящими материалами, с помощью которых можно привнести в мир сознание, но похоже, что они каким-то образом совершают этот загадочный подвиг.

Колин Макгинн, Можем ли мы решить проблему разума и тела? 7

В 1989 году философ Колин МакГинн задал следующий вопрос: «Как может возникать феноменология цветных технологий из сырого серого вещества?» […] С тех пор многие авторы в области исследования сознания цитируют этот вопрос снова и снова, как лозунг, который в двух словах выражает глубокую и важную теоретическую проблему.Кажется, что почти никто из них не обнаружил скрытой ловушки, заложенной в этом вопросе. Мозг не серый. Мозг бесцветный.

Томас Метцингер,
Исследование сознания в конце двадцатого века8

Наморщив лоб, глубоко уткнувшись в свое кожаное кресло, Философ пытается распутать тайны сознания. Одна из величайших и самых сложных проблем своего времени, по крайней мере, он так читал. Он представляет себе физический мир, серое безжизненное место.Он представляет себе мозг — мягкую серую штуку, мрачно парящую в воздухе над его грязным стеклянным кофейным столиком. Он представляет себе КРАСНЫЙ цвет. Готовясь к вызову, он пытается решить Трудную проблему сознания. Многие потерпели поражение до него, но его очевидный талант и интеллектуальное высокомерие, несомненно, позволят ему победить. На лбу у него выступил пот. «Ну и дела, это непросто». Он изо всех сил пытается представить, как активность серого мозга может вызывать или иметь красный цвет. Или как красный цвет можно свести к активности серого мозга.Он меняет позу, чешет промежность, ковыряется в носу. Он уверен, что сможет ее решить, написать эту блестящую работу, вызвать восторженное восхищение своих сверстников. «Еще немного времени; возможно, кофе поможет ».

Отношения между сознанием и физическим миром часто рассматриваются в мысленном эксперименте, в котором мы напоминаем образ мозга (окрашенный в серый цвет) и образ чего-то сознательного (красный цвет) и пытаемся представить себе, каковы они. Связанный. Это часто описывается как сложная проблема сознания, потому что мы не можем представить себе, как нейронная активность может вызывать или иметь красный цвет.9

Физический мозг не имеет свойств, присущих сознанию. Это не серый цвет; он не мокрый — он невидим, и мы не можем его себе представить. Итак, мысленные эксперименты и воображение нельзя использовать для изучения взаимосвязи между невидимым физическим мозгом и сознательными переживаниями. Их можно использовать только для изучения взаимосвязи между нашим сознательным опытом работы мозга и другим сознательным опытом. Это показано на рисунке 3.2.

3.4 Закономерности в сознательном опыте

Мы можем наблюдать закономерности в нашем сознательном опыте.Предположим, я подключен к устройству, которое показывает состояние моего мозга на экране. Когда в мою левую руку кладут кубик льда, я наблюдаю на экране мозговой паттерн p1. Когда я запомнил p1, я могу совершить образный переход от p1 к ощущению холода: всякий раз, когда я думаю о p1, я представляю себе кубик льда. Это показано на Рисунке 3.3.10

.

Рисунок 3.2. Воображение нельзя использовать для понимания отношений между сознанием и невидимым физическим миром.Философ представляет ребенка с открытым мозгом, держащего красный воздушный шар. Он хочет понять взаимосвязь между красным цветом и невидимым физическим мозгом, но он может только вообразить взаимосвязь между красным цветом и своим сознательным восприятием серого мозга. Изображение © Дэвид Гамез, CC BY 4.0.

Рисунок 3.3. Выученная ассоциация между сознательно переживаемой мозговой активностью и ощущением кубика льда. а) Субъект носит устройство, отображающее его мозговую активность на экране.Когда кубик льда помещается в его левую руку, он наблюдает и запоминает рисунок мозга p1, который появляется на экране. б) Позже субъект смотрит p1, когда он не держит кубик льда. Он совершает образный переход от своего сознательного опыта p1 к сознательному опыту с кубиком льда. Изображение © Дэвид Гамез, CC BY 4.0.

Нам трудно представить, как наши сознательные переживания мозга связаны с другими сознательными переживаниями, потому что мы мало сталкивались с этими отношениями.11 Воображение — это индуктивный двигатель: его необходимо подвергнуть ассоциации между A и B, прежде чем оно сможет представить себе переход от A к B. связи между нашим сознательным восприятием мозговых паттернов и другим сознательным опытом. Это хорошо иллюстрирует пример Рорти с антиподами: 12

.

Таким образом, во многих отношениях язык, жизнь, технологии и философия этой расы были очень похожи на наши.Но было одно важное отличие. Неврология и биохимия были первыми дисциплинами, в которых были достигнуты технологические прорывы, и большая часть разговоров этих людей касалась состояния их нервов. Когда их младенцы направились к горячим плитам, матери кричали: «Он будет стимулировать свои с-волокна». Когда людям давали умные визуальные иллюзии, они говорили: «Как странно! Это заставляет нервный пучок G-14 дрожать, но когда я смотрю на него сбоку, я вижу, что это вовсе не красный прямоугольник.Их знание физиологии было таким, что каждое хорошо составленное предложение можно было легко соотнести с легко идентифицируемым нервным состоянием13.

Мы можем наблюдать закономерности в нашем сознании, не поднимая сложных философских проблем. Но наша рудиментарная технология сканирования мозга не показывает нам взаимосвязи между сознательными переживаниями активности мозга и другими сознательными переживаниями, поэтому мы не можем представить себе эту взаимосвязь. Антиподы имеют лучший доступ к своему мозгу, поэтому они могут легко представить связь между активностью нейронного пучка G-14 и сознательным восприятием красного прямоугольника.14

3.5 Грубые ошибки

Мы все еще можем спросить, как и почему активность физического мозга связана с сознательными состояниями.

Когда мы наблюдаем связь между двумя физическими событиями, мы обычно можем перейти к более подробному описанию взаимосвязи между ними. В примере с курением мы можем дополнить связь между сигаретным дымом и мутациями ДНК более подробным рассказом о биохимических реакциях, которые можно объяснить с точки зрения атомных и субатомных событий.У нас могут быть сознательные переживания, которые примерно соответствуют каждой промежуточной стадии.

В случае сознания мы ищем взаимосвязь между чем-то физическим и свойствами, которые не приписываются физическому миру (цвет, запах и т. Д.). Сколько бы данных о сознании и мозге мы ни получали, в воображаемой истории обязательно будет пробел. Мы можем узнать все, что нужно знать о связях между сознательными переживаниями мозговой активности и другими сознательными переживаниями, но мы все равно достигнем точки, в которой мы просто должны признать, что конкретное состояние мозга связано с определенным сознательным состоянием.Паттерн физической активности мозга можно просто связать с красным цветом — это может быть грубая закономерность, которую невозможно разбить и проанализировать дальше.

Грубые закономерности существуют и в других науках. В определенный момент мы просто должны признать, что физический мир работает таким образом, который мы можем описать, но не можем объяснить. Например, поведение суперструн или элементарных волновых частиц можно описать, но не объяснить — это отправная точка для физических объяснений более высокого уровня.15 Ученые не могут сказать, почему существуют грубые физические закономерности. Это просто то, как устроена вселенная.

Физика дает подробное иерархическое описание отношений между физическими объектами, начиная от взаимодействий между элементарными волнами-частицами и заканчивая поведением планет и галактик. Грубые закономерности лежат внизу этой иерархии — на уровне суперструн и элементарных волн-частиц16.

Наше понимание взаимосвязи между сознанием и физическим миром находится на ранней стадии развития.Мы не знаем, какими будут грубые закономерности науки о сознании. Это могут быть простые отношения между новыми физическими свойствами и атомами сознательного опыта или более сложные закономерности, связывающие распределенные модели активности мозга со сложными сознательными переживаниями.

Некоторые думают, что грубые закономерности — серьезная проблема. Но настоящие грубые закономерности вовсе не проблема. Это основные факты о том, как устроена Вселенная. Другие явления создают проблемы, которые можно решить с помощью грубых закономерностей.Сами грубые закономерности можно только описать — их нельзя понять или объяснить.

3.6 Резюме

Идеалисты отвергают физический мир; феноменологи откладывают суждения об этом; физикалисты утверждают, что сознание — это физический мир. Ни одна из этих позиций неубедительна. И сознание, и физический мир следует воспринимать серьезно как реальные явления. Мы можем изучить отношения между ними и отложить суждение о метафизических дебатах.

Мы не можем представить себе невидимый физический мир. Итак, мысленные эксперименты и воображение нельзя использовать для изучения взаимосвязи между невидимым физическим мозгом и сознательными переживаниями. Их можно использовать только для изучения взаимосвязи между нашим сознательным опытом работы мозга и другим сознательным опытом. По мере совершенствования технологии сканирования мозга нам будет легче совершать образные переходы между сознательными переживаниями состояний мозга и другими сознательными переживаниями.

В какой-то момент наука о сознании столкнется с грубыми закономерностями во взаимоотношениях между сознанием и физическим миром, которые можно описать, но не объяснить. Грубые закономерности существуют и в других науках. Мы не знаем, какими будут грубые закономерности науки о сознании.

Остальная часть этой книги предлагает способы развития систематической науки о сознании. Мы можем измерить сознание, измерить физический мир и разработать математические теории взаимосвязи между этими измерениями.Ученые измеряют сознание, используя отчеты от первого лица, которые поднимают традиционные философские проблемы зомби, солипсизма, инверсии цвета и недоступного сознания. Эти проблемы невозможно решить, но их можно нейтрализовать, используя структуру определений и предположений, изложенную в следующей главе.

Нейробиологическая основа сознания | Неврология | JAMA Neurology

Сознание — это активный процесс, состоящий из множества компонентов.Восходящая ретикулярная активирующая система имеет множество анатомических и нейрохимических компонентов в ростральном покрытии ствола мозга, таламусе и коре головного мозга и отвечает за бдительность, что является предпосылкой для максимальной осведомленности. Осведомленность также многогранна. Ощущения после первоначального приема в коре головного мозга в дальнейшем отбираются и обрабатываются в связанных областях. Восприятие включает в себя абстракцию выбранной сенсорной информации, позволяющую получить ограниченное представление о том, что происходит во внешнем мире и внутри тела.Внимание направляет и отбирает определенную информацию, исключая другую. Информация временно сохраняется в рабочей памяти, что позволяет незамедлительно действовать и принимать решения. Некоторые формы памяти сопровождаются сознательным осознанием, которое, как предполагается, необходимо для обеспечения чувства непрерывности в повседневной жизни. Мотивация связана с расстановкой приоритетов и выбором поведения. Мозг также обладает способностью к самосознанию, то есть осознанию того, что у человека есть определенные когнитивные и умственные процессы.Познание или мышление, традиционно на «высшем уровне» когнитивного функционирования (например, дедуктивное мышление), включает синтез перечисленных выше компонентов.

Уильям Джеймс ¹ определил сознание как осознание себя (или собственного когнитивного опыта) и окружающей среды. Это, на первый взгляд, простое определение противоречит сложным функциям мозга, которые включают множество дискретных, хотя и взаимосвязанных, качеств и компонентов. Эти компоненты и их анатомические основы показаны на рисунке 1.Мы обсуждаем 2 основных компонента, бдительность и осведомленность, отдельно, хотя они сильно взаимосвязаны. В каждом из них, опять же, есть несколько элементов, которые будут рассматриваться индивидуально.

Компонент бодрствования или бодрствования зависит от восходящей ретикулярной активирующей системы в верхней части ствола мозга и средней линии, а также от интраламинарных ядер таламуса (Рисунок 1). ² Эта система простирается до коры головного мозга.Восходящая ретикулярная активирующая система изначально считалась недифференцированной совокупностью нейронов с обширными внутренними связями и выступами как в ростральном, так и в каудальном направлении. Дальнейшие исследования морфологических особенностей, связей и нейрохимии отдельных групп клеток показали, что они обладают различными свойствами, а также являются компонентами системы возбуждения. Ретикулярное ядро ​​таламуса отвечает за «стробирование» специфической ретикулярной информации, которая передается в кору головного мозга и обеспечивает обратную связь с центрами ствола мозга, которые играют роль в возбуждении и бдительности.Таламический строб, вероятно, важен для внимания и концентрации, в которых отбор является важным компонентом.

Основными системами нейротрансмиттеров, влияющими на возбуждение, являются холинергическая, моноаминергическая и гамма-амино-буриловая кислота-эргическая. Глутаминовая и аспарагиновая кислоты, внутренние нейромедиаторы коры головного мозга, играют ключевую роль в возбуждающей синаптической активности коры, в кортиокофугальных проекциях и, по крайней мере, в некоторых таламокортикальных афферентных связях. Различные нейропептиды (тиреотропин-рилизинг-гормон, вазопрессин, кортикотропин-рилизинг-гормон, соматостатин, вещество P и нейропептид Y) играют роль в модулировании активности коры головного мозга и влиянии на когнитивные процессы. ³

Последствия анатомических поражений позволяют глубже понять. Большинство инсультов, приводящих к коме, с вовлечением ствола головного мозга, связаны с окклюзией основной артерии с наиболее каудальным поражением в средней части моста на уровне оттока тройничного нерва. Перерезка ствола мозга на уровне среднего мозга приводит к необратимой коме у животных; Большинство поражений среднего мозга, приводящих к коме, у людей связаны с повреждением таламуса или покрышки моста или более распространенным повреждением коры головного мозга. ⁴ Среди пациентов с поражением таламуса только у пациентов с двусторонними дорсальными парамедианными поражениями наблюдалась кома или нарушение реакции возбуждения. Кома почти никогда не бывает постоянной, если человек выживает в течение нескольких недель или более. Есть удивительно неубедительные доказательства того, что диффузная дисфункция коры головного мозга у людей вызывает кому. Острая односторонняя (особенно левая или доминантная) церебральная дисфункция вызывает, самое большее, временное неполное отсутствие реакции.

Ярким примером настороженности без осознания является пациент в устойчивом вегетативном состоянии.Пациент может пробудиться от сна, с открытием глаз и электроэнцефалографическим возбуждением, но при этом нет восприятия, понимания, значимого взаимодействия или поведенческой реакции. ⁵ Осведомленность требует активности коры головного мозга, которая тесно связана с активностью подкорковых структур. Электрофизиологический феномен, гамма или «ритм 40 Гц», вырабатывается таламокортикальными цепями во время задач обработки внимания и сенсорной обработки, которые требуют связывания обработанной сенсорной информации с памятью, вниманием и двигательными реакциями. ⁶ Этот ритм синхронен в различных регионах, связывая таламокортикальные сети, а также гиппокамп и неокортекс. Было высказано предположение, что такие согласованные ритмы допускают временную привязку, которая способствует одновременной или параллельной активности мозга в сети, а не чисто иерархическим образом. Таким образом, например, могут быть оценены все модальности объекта, хранящегося в памяти.

Осведомленность о восприятии и создание мыслительных процессов находятся на высших уровнях сознательного поведения.Обсуждая сознание, мы вынуждены искусственно выбирать и изолировать определенные компоненты (рис. 1), которые тесно связаны друг с другом и с восходящей ретикулярной активирующей системой.

Ощущение и восприятие кажутся параллельными, но взаимозависимыми действиями. Ощущения необходимы для осознанного признания. Ощущение включает в себя осознание человеком чего-то, что происходит в результате стимула, действующего на сенсорный рецептор.Ощущения имеют дискретные (модульные) первичные принимающие области коры головного мозга и ассоциативные области для обработки (рис. 1). Первичные сенсорные модальности включают зрительные, слуховые, соматосенсорные, обонятельные, вкусовые, вестибулярные (чувство движения) и висцеральные ощущения. Ощущения имеют временные (время относительно настоящего) и пространственные (отражающие затронутую часть тела) характеристики и зависят от модальности (например, зрительное ощущение отличается от соматосенсорной стимуляции, даже если оба относятся к одному и тому же внеличностному объекту).Между различными областями, участвующими в сенсорной обработке, существуют как прямые, так и обратные взаимосвязи; то есть система не является односторонней иерархической системой от первичной сенсорной коры до других регионов без значительного взаимодействия, вовлеченного в обработку. Возможна как последовательная (иерархическая), так и параллельная обработка информации. Ощущения связаны с памятью и аффектами, что позволяет распознать и оценить их значимость.

Восприятие включает в себя дальнейшую обработку сенсорной информации, позволяющую получить символическое представление о том, что происходит во внешнем мире.Обычно восприятие преобладает над ощущением, когда оба присутствуют, так что мы меньше осознаем, что происходит с нами, чем наша интерпретация того, что происходит во внешнем мире. Объектное зрение включает в себя способность сегментировать изображение на фон и передний план и объединять впечатления в формы и объекты. Сознательное зрение включает в себя распознавание объектов, сложный процесс, включающий первичную зрительную кору, области визуальных ассоциаций и взаимные связи с хранилищами памяти.Вероятно, что смысл и значение придается параллельной и последовательно обрабатываемой сенсорной информации посредством обратной связи и прямых связей, включающих несколько иерархических уровней. Повреждения, которые разрушают или изолируют первичную зрительную кору, но сохраняют экстрагенные пути и экстрастриарные области коры, все же позволяют поведенческие реакции на невидимые зрительные стимулы, что приводит к феномену, известному как слепое зрение . Такие люди могут делать точные проекции в поле зрения, для которого нет ощущения зрения, но отрицать сознательное осознание существования объекта во внеличностном пространстве.Таким образом, информация в значительной степени обрабатывается, несмотря на то, что она не воспринимается сознательно.

Внимание формирует компонент восприятия, поскольку оно учитывает выбор и направленную концентрацию на обработке определенной информации, исключая другие конкурирующие стимулы или данные. Префронтальные области играют важную исполнительную роль в выборе информации для сознательного восприятия с дальнейшей обработкой и связью с другими функциональными модальностями, включая области памяти, мотивации и двигательные области.

Москович ⁷ определил внимание как,

процесс управления, который позволяет человеку выбирать из ряда альтернатив задачу, которую он будет выполнять, или стимул, который он будет обрабатывать, а также когнитивную стратегию, которую он примет для выполнения этих операций.

Как предварительное условие, человек должен быть бодрым и бдительным. К основным характеристикам внимания относится направленность и избирательность мыслительных процессов.Между бдительностью, вниманием и восприятием существует тесная физиологическая взаимосвязь.

К структурам мозга, требующим внимания, относятся передняя поясная извилина, дорсолатеральная префронтальная кора, нижняя теменная долька, центромедиальное и парафазикулярное ядра таламуса, ретикулярное ядро ​​таламуса, ретикулярная формация покрышки среднего мозга и верхний бугорок. Одностороннее поражение мезэнцефалического покрышки может привести к игнорированию контралатерального полушария, возможно, из-за пониженной активации более ростральных структур.Дофаминергическая и норадренергическая системы важны для реакции внимания. Моторная невнимательность возникает в результате поражения дорсолатеральной лобной области. Акинетический мутизм, состояние, при котором животное кажется бодрствующим, но не реагирует на раздражители, может быть вызвано поражением центральных и парафазикулярных ядер таламуса.

Hebb, ⁸ , вдохновивший во многом прогресс в нейрофизиологических исследованиях и кибернетическом моделировании мозговой активности, связанной с обработкой информации, предложил следующее для ассоциативного обучения: когда аксон клетки A находится достаточно близко, чтобы возбуждать клетку B, и многократно и постоянно участвует в его возбуждении, в одной или обеих клетках происходит некоторый процесс роста или метаболические изменения, так что эффективность A как одной из клеток, запускающих B, увеличивается.Таким образом, усиление синаптических связей или функциональных механизмов, вероятно, лежит в основе различных форм обучения и памяти.

Функция памяти состоит из отдельных подсистем, некоторые из которых задействованы в сознании. Хотя рабочая память описывалась по-разному, общим определением является кратковременное удержание ограниченного числа предметов, удерживаемых в сознании, для немедленного использования. Было обнаружено, что повреждения префронтальной коры у обезьян нарушают зрительно-пространственную рабочую память. ⁹ Удаленные или ретроградные воспоминания обслуживаются другими нейронными системами, нежели те, которые участвуют в закладке новых (антероградных) воспоминаний. Это различие было первоначально сделано Scoville и Milner ¹⁰ , которые изучали пациента, у которого медиальные височные структуры были резецированы с двух сторон. Это привело к потере антероградной памяти, но относительной сохранности отдаленных воспоминаний (заложенных до резекции). Был идентифицирован ряд структур, которые составляют цепь антероградной памяти: гиппокамп, парагиппокампальная извилина, субикулум, энторинальная и периринальная кора, маммиллярные тела, дорсомедиальное таламическое ядро, поясная извилина кора, свод и волокнистые пути. соединяя эти конструкции (рисунок 1).

Даже субъекты с глубокой амнезией, такие как пациент Сковилла и Милнера, могут изучать, сохранять и извлекать определенный материал, не вспоминая об этом опыте (неявная памятка). Примеры включают приобретение новых сенсомоторных навыков или восстановление информации о конкретных предметах, если предоставляются соответствующие подсказки. Неявные воспоминания, по-видимому, не опосредуются структурами гиппокампа, но обрабатываются и обрабатываются где-то еще. Человек с амнезиаком, не способный сохранять сознательные, явные воспоминания, не может считаться бессознательным, поскольку сохраняется бдительность и человек по-прежнему взаимодействует с окружающей средой.Однако отсутствует важный компонент умственной деятельности, позволяющий сознательно связывать прошлое и настоящее.

Москович ¹¹ предположил, что явные, но не неявные воспоминания сопровождаются сознанием. Явная природа воспоминаний связана с связыванием и интеграцией нейронных событий гиппокампом и связанными с ним структурами. Сознание привязано к содержащим информацию элементам явного следа памяти и восстанавливается вместе с памятью.Сознательное воспоминание происходит постоянно и дает нам ощущение близости и непрерывности. Напротив, пациент без текущих явных воспоминаний был описан как «изолированный в единственном моменте существования, окруженный рвом лакуны … Он — человек без прошлого (или будущего), застрявший в постоянно меняющемся мире. бессмысленный момент «. ¹²

Мотивационные побуждения помогают определить поведение после того, как человек или животное проявили внимание к стимулу и оценили его значимость в отношении конкурирующих внутренних или внешних факторов.Система мотивации тесно связана с грубым сознанием, восприятием, целенаправленной деятельностью и эмоциями. Эмоциональное познание, включая мотивацию, зависит от сети структур, лимбических и нелимбических, а также систем нейротрансмиттеров и не может быть изолировано от одного независимого объекта.

Важными структурами в генерации внутренних ощущений и мотивации являются миндалевидное тело, гипоталамус и связанные с ним лимбические структуры. Гиппокамп и миндалевидное тело на каждой стороне мозга получают параллельные сходящиеся проекции от различных сенсорных систем.Гиппокамп объединяет информацию в память и получает доступ к хранилищам недавней памяти в неокортексе. ¹³ Миндалевидное тело, благодаря своим связям с различными корковыми структурами, придает сенсорной информации эмоциональный и эмпирический тон, а также выражение эмоций через свои связи с гипоталамусом. ¹⁴ Другие лимбические структуры также играют роль в эмоциональном переживании и поведении. Поражения задней части островка вызывают асимболию боли, при которой болезненные раздражители не воспринимаются эмоционально и не реагируют на них. ¹⁵ Это может быть связано с нарушением мультисинаптических связей между лимбической системой и неокортексом.

Гипоталамус играет важную роль во внешнем выражении эмоций — вегетативных феноменах и поведении. Эта небольшая диэнцефальная структура получает афференты от различных частей мозга, включая другие компоненты лимбической системы (как миндалины-промежуточный мозг, так и гиппокамп-формочечно-маммиллярные подразделения), коры головного мозга и ретикулярной формации.Гипоталамус также чувствителен к внутренней среде тела и в значительной степени отвечает за поддержание гомеостаза за счет эндокринных, автономных и поведенческих входов и выходов. Разнообразные функции гипоталамуса связаны с конечными путями для различных видов деятельности, важных для организма.

Познание и сосредоточение осознания

Познание, как и сознание, трудно дать удовлетворительное определение.Мысль зависит от всех компонентов сознания, обсужденных ранее, а также включает осознание собственной когнитивной деятельности, хотя мы осведомлены только о некоторых операциях и результатах когнитивной обработки. ¹⁶

Было предложено несколько моделей для объяснения сосредоточения когнитивной осведомленности. Один из простейших — это «картезианский театр», который постулирует единый локус осознания посредством внутреннего механизма просмотра. ¹⁷ Однако нет никаких анатомических или физиологических доказательств существования такого единственного места осведомленности.

Более правдоподобная модель включает сеть из множества взаимосвязанных модульных процессоров в обширных областях коры головного мозга (с взаимными связями с подкорковыми структурами), которые обеспечивают параллельную обработку информации. Кинсборн ¹⁸ предполагает, что наиболее распространенной закодированной нейронной активностью является та, которая достигает сознания в это время, является доминирующим паттерном нейронального действия или гипотезой доминантного фокуса. Некоторые явления, например боль, могут иметь сильное преобладающее влияние.Доминирующий фокус — это тот, который управляет другими регионами в синхронном возбуждении или ритмах нейронов. Если он достигает критического размера, это воспринимается как сознание.

Система с ограниченной емкостью может допускать ограниченную информацию, которую мы можем обрабатывать и хранить в рабочей памяти в любой момент. ¹⁹ Баарс ²⁰ предполагает, что мозг работает аналогично компьютерным моделям глобального рабочего пространства, допуская конкуренцию ряда параллельных процессов. Выбранные действия достигают осознанного осознания.Он предположил, что активирующая ретикуляр система ствола мозга и ретикулярное ядро ​​таламуса являются примерами биологических систем, которые работают по этому принципу; все это вместе, а также другие системы, например теменные и височные области коры головного мозга, могут быть необходимы и достаточны для этой модели.

Дополнительно или альтернативно, система фокусировки, обеспечивающая устойчивое познание, может получать направление от исполнительной (лобной доли) области, а не обрабатываемые потоки, просто конкурирующие друг с другом. ²¹ Управляющая функция лобных долей влияет на многие аспекты сознательного опыта. Knight and Grabowecky ²² описывают пациентов с префронтальным повреждением, у которых наблюдались поведенческие дефициты, включая потерю тормозящего контроля и обнаружение новизны, что приводило к отвлекаемости, шумной внутренней среде, нарушению внимания, плохому временному кодированию и отсутствию устойчивой когнитивной функции. Таким образом, в повседневной жизни у этих людей нарушается сознательная оценка и соответствующая адаптация поведения.Moscovitch ¹¹ предполагает, что эффективное функционирование памяти, интегрированное в сфокусированную когнитивную деятельность, включает самоорганизацию, стратегическое вмешательство и мониторинг. Считается, что лобные доли организуют ввод, разрабатывают стратегии поиска, проверяют вывод и помещают его в надлежащий исторический контекст. Затем префронтальные области используют эту информацию для дальнейшего мнемонического поиска, а также для направления и планирования дальнейших действий.

Аспекты когнитивной осведомленности, вероятно, не распределены по всему мозгу диффузно и однородно.Поражения лобной, нижней теменной и верхней височных областей нарушают интеграцию когнитивных и аффективных компонентов осознания. ²³ Распознавание и осознание части себя или окружающей среды может быть серьезно скомпрометировано, по крайней мере, остро, из-за недоминирующих теменных поражений, которые часто сопровождаются гемианопсией, дезориентацией, расстройством настроения и нарушением абстрактного мышления. Поражения первичных сенсорных областей сами по себе обычно не вызывают такой потери осознания тела, пространства или самого дефицита.Вероятно, для этого необходимы поражения регионов мультимодальной обработки.

На более высоком уровне самосознание, которое включает в себя самооценку, концепцию отличия себя от остального общества и, более интроспективно, свои собственные мысли (скрытность) являются аспектами сознания. ¹⁶ Функции самосознания мозга развиваются онтологически и, вероятно, являются супрамодальными, то есть функционально выше унимодальных и мультимодальных единиц обработки. ^{16 , 21}

Языковая функция — это высокоразвитая познавательная деятельность, имеющая большое значение для человека. Левая височно-теменная область играет важную роль в преобразовании обработанной информации в символы в форме языка, обеспечивая внутренний диалог и концептуальную формулировку. Однако люди с тяжелой афазией по-прежнему бдительны и осведомлены и могут взаимодействовать с другими осмысленными и сложными способами; поэтому языковая функция не важна для человеческого познания.

Будущие направления: теоретические и практические приложения

Слияние нейрофизиологических, философских и психологических концепций может привести к более глубокому пониманию сознания. В любом случае может потребоваться научная революция со сменой парадигм (принятых моделей), прежде чем загадка сознания сможет быть полностью разгадана.

С клинической неврологической точки зрения следует рассматривать первую бдительность или способность к возбуждению как предпосылку для большинства других аспектов сознания. Настороженность зависит от активирующей роли восходящей ретикулярной формации для функций ростральных структур, которые выполняют задачи, связанные с осознанным осознанием и без него. Затем мы должны рассматривать осознание как многокомпонентную функцию, которая зависит от инфраструктуры внимания, позволяющей сосредоточить умственную деятельность.Осведомленность о внешнем мире (для всех, кроме обоняния) требует теменной коры для сенсорной обработки и интерпретации после первоначального восприятия в первичных сенсорных областях. Чтобы сенсорная обработка была значимой, она должна направляться в лимбическую систему через височные доли, особенно через миндалину. Связь с хранилищами памяти позволяет оценить актуальность или важность современного опыта. Мотивация, самосознание и общение с двигательной системой связаны с широко распространенной интеграцией различных корковых и подкорковых областей.Лобные доли играют важную исполнительную роль в направлении и поддержании внимания и в планировании поведения.

Сознание является сложным и представляет собой нечто большее, чем просто сумму своих частей, но, когда оно неупорядочено, лучше всего определить, какие компоненты затронуты. Термин с нарушением сознания слишком расплывчат, чтобы быть клинически полезным. В индивидуальном случае нам необходимо знать, какие аспекты сознания нарушены (например, бдительность, внимание или различные компоненты осведомленности) и в какой степени они затронуты.

Принята к публикации 7 апреля 1998 г.

Отпечатки: Дж. Брайан Янг, доктор медицины, Лондонский центр медицинских наук, 375 South St, Лондон, Онтарио N6A 4G5, Канада.

1.

Джеймс W Принципы психологии . Нью-Йорк, Нью-Йорк Макмиллан Паблишинг Ко Инк, 1890;

2 Моруцци GMagoun HW Ретикулярная формация ствола мозга и активация ЭЭГ. Electroencephalogr Clin Neurophysiol. 1949; 1455-473Google ScholarCrossref 3. Беннетт GWBallard TMWatson CDFone KCF Влияние нейропептидов на когнитивные функции. Exp Gerontol. 1997; 32451-469Google ScholarCrossref 4.Bremer F Cerveau изолируйте и физиол дю сомей. CR Soc Biol. 1935; 1181235-1242Google Scholar 5. Целевая группа нескольких обществ по PVS, Медицинские аспекты стойкого вегетативного состояния. N Engl J Med. 1994; 330 ((пт 1)) 1499–1508 гг. В Google ScholarCrossref 6.Джеффрис JGRTraub RDWhittington М.А. Нейронные сети для индуцированных ритмов «40 Гц». Trends Neurosci. 1996; 19202–208Google ScholarCrossref 7. Москваич M Обработка информации и полушария головного мозга. Gazzaniga MSed. Справочник по поведенческой нейробиологии: нейропсихология Том 2 Нью-Йорк, NY Plenum Publishing Corp1979; 379-446Google Scholar8.

Hebb DO Организация поведения . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, John Wiley & Sons Inc, 1964;

9.Гольдман-Ракич PS Клеточные и схемные основы рабочей памяти в префронтальной коре головного мозга нечеловеческих приматов. Prog Brain Res. 1990; 85325-336Google Scholar 10.Scoville WBMilner B Потеря недавней памяти после двусторонних поражений гиппокампа. J Neurol Neurosurg Psychiatry. 1957; 2011–2021 Google ScholarCrossref 11. Москваич. M Модели сознания и памяти. Gazzaniga MSed Когнитивные нейронауки. Кембридж, Mass MIT Press, 1995; 1341–1356 Google Scholar 12.

Мешки O Человек, принявший свою жену за шляпу . Нью-Йорк, NY Summit Books, 1985; 29

13. Зола-Морган SSquire LR Нарушения памяти у обезьян после поражения гиппокампа. Behav Neurosci. 1986; 100155Google ScholarCrossref 14. LeDpux JE Эмоции и миндалевидное тело. Aggleton JPed. Нейробиологические аспекты эмоций, памяти и психической дисфункции миндалевидного тела. Нью-Йорк, Нью-Йорк Wiley-Liss1992; 339-351Google Scholar 15.Бертье MStarkstein SLeiguarda R Асимболия боли: синдром сенсорно-лимбической разобщенности. Ann Neurol. 1982; 2441Google ScholarCrossref 16.

Buss AH Личность: эволюционное наследие и человеческая самобытность . Hillsdale, NJ Lawrence Erlbaum Associates 1988; 13–15

17.

Малькольм N Проблемы разума: от Декарта до Витгенштейна . Нью-Йорк, Нью-Йорк Харпер и Роу, 1971;

18, Кинсборн M Интегрированная модель коркового поля сознания. Ciba Found Symp. 1993; 17443-50Google Scholar 20.Baars Б.Дж. Каким образом последовательный, интегрированный и очень ограниченный поток сознания возникает из нервной системы, которая в основном бессознательна, распределена параллельно и обладает огромными возможностями? Ciba Found Symp. 1993; 174282-290 Google Scholar 21.

Бенсон F Неврология мышления . Нью-Йорк, NY Oxford University Press Inc, 1994; 254-260

22. Ночь RTGrabowecky M Побег из линейного времени: префронтальная кора и сознательный опыт.Gazzaniga MSed. Когнитивные нейронауки. Кембридж, Mass MIT Press, 1995; 1357-1371Google Scholar 23.Prigatano GP Анозогнозия, заблуждения и измененное самосознание после черепно-мозговой травмы: историческая перспектива. BNI Q. 1988; 440Google Scholar

Ограниченное значение самосознания

1 Это хорошо известный и часто вызывающий сожаление факт, что лечение почти всех важные вопросы философов приводят к широкому кругу обычно не очень разъясняющие ответы, которые обычно оказываются несовместимыми или даже несовместимыми с явно противоречат друг другу.Этот факт подтверждается, по-видимому, особенно хорошо, когда речь идет о спектре философских ответов на вопрос о природе и функциях «я» или «Я». тех, кто согласился бы с чем-то вроде следующего: Что имеется в виду под такие термины, как «(человеческий) субъект», «(индивидуальный) человек», «(самосознающий) Я или «(сознательное) я», все так или иначе знают, но никто не может сказать точно (использовать характеристику сознания Чалмерса [1]). Есть какое-то согласие что явления, обозначенные этими терминами, характеризуются способностью к осознавать себя, но эта характеристика не очень помогает они более ясны, потому что снова никто не может сказать, что именно подразумевается под самосознанием.Нам довольно часто говорят, что самосознание многие «неуловимые» [2] явления, которые неясным образом связаны или даже идентичны таким же неуловимым предметам, как самосознание, самовосприятие, самочувствие, самосознание и т. д. Как эти явления могут быть адекватно проанализированы, зависят ли они друг от друга или как они связаны, кажется, что никто не будь уверен ни в том, ни в другом. Таким образом, есть основания подозревать, что Я или самосознание может оказаться иллюзией или, по крайней мере, загадкой (снова заимствуя Чалмерс [3]), и, возможно, так и останется.По ту сторону спектр есть те или, по крайней мере, были те, кто утверждает, что очень определенное понимание природы и функции самосознания или Я. Об этом можно судить по их наиболее важным философским идеям, согласно которому можно показать, что я или самосознание лежит в самой основе всех опыта и всех знаний (Кант, Фихте), или может оказаться центром или даже создатель нашего мира (Шеллинг, Гегель). Эти философы утверждают что для того, чтобы иметь смысл в любом аспекте нашего отношения к миру, сначала нужно признать, что этого нельзя сделать, не приписывая высшей реальность к самосознанию или Я.Это «высшая точка», от которой зависит весь опыт (Кант [4]), или это первый безусловный принцип всего знания. (Шеллинг [5]).

2 На фоне этой загадочной ситуации, которая является результатом многовековых дискуссий, лучшей рекомендацией для философа было бы просто откажитесь от темы самосознания или Я. Однако, потому что это не просто эта тема, которая приводит к таким запутанным ситуациям в философии, но скорее, это обычная судьба почти всех важных тем в этой области, отказ от философии означал бы полный отказ от философии.Вместо этого я предлагаю выбрать другой путь: нужно попытаться примирить результаты некоторых из основных позиций, выдвинутых до сих пор в отношении I или самосознание, развивая определенную степень чувствительности к контекст, в котором они продвигаются, и обращать внимание на конкретные потребности, которые они должны ответить. Подходя к теме таким образом, я надеюсь, что показывают, что можно многое узнать о природе и функциях самосознания или Я, что может помочь определить его статус и значение в более широких рамках человеческих отношений и достижений.В В частности, я хочу отметить, что неуловимость и высшая реальность Я или самосознания не так уж сильно противоположны, как можно было бы подумать вначале, как может быть особенно хорошо учился у Канта и немецкой идеалистической традиции.

3 Имея дело с такими темами, как «я» или «самосознание», кажется разумным начнем с того, что относится к наименее спорным. А здесь многие — по крайней мере, в Континентальная традиция — согласитесь, что нужно подходить к Я или самосознанию в более широком контексте явлений сознательного опыта.Таким образом Кажется разумным, что для того, чтобы выяснить, что можно сказать об Я или самосознании, нужно сначала взглянуть на сознание.

4 В рамках философской традиции было доказано, что соблазн думать самосознательного Я как субъекта всего сознательного опыта, и для этого причина присвоить ему фундаментальный статус. Этому искушению нужно сопротивляться, по крайней мере, если под самосознательным я понимать предмет, обладающий сознательным отношения к себе, потому что это понимание ведет к ошибочной концепции сознательный опыт и Я, что несколько затрудняет понимание где и в каком смысле самосознательное Я действительно фундаментально.Для того, чтобы Чтобы подтвердить это утверждение, позвольте мне начать с наблюдения, которое было подчеркнуто и активно использовалось феноменологической традицией 20-го ^-го -го века. (Гуссерль, Сартр, Мерло-Понти), и это можно сформулировать так: Есть много сознательных переживаний, которые может получить человеческий субъект, которые не предполагают, что субъект сознает себя, т.е. что он самосознающий Я. Это утверждение не очень полезно, пока нам не говорят, что это должно означать.Прежде всего нужно определить значение терминов, используемых в заявлении. В феноменологическом контексте я полагаю, что это наблюдение основано на вполне правдоподобном и здравомыслящем прочтении того, что подразумевается под «сознательным опытом» или «сознанием», и менее ясное, двусмысленное понимание терминов «осознавать себя »или« застенчивое я ». Согласно нашему обычному пониманию, это разделяют феноменологи, первая пара терминов («сознательный опыт», «Сознание») предназначено для характеристики всех состояний, в которых находится субъект, пока и поскольку это не бессознательно, т.е.е. до тех пор, пока он имеет ту или иную степень намеренного или непреднамеренного осознания своего (внутреннего и внешнего) окружения. Вторая пара терминов («сознающий себя», «самосознательное Я») неоднозначна — по крайней мере, при использовании в философском контексте — в том смысле, что она может относиться к тот факт, что субъект осознает себя либо как объект опыта, либо как предмет опыта. [6] Во избежание путаницы я буду использовать термины «самопрезентация» или «присутствие самому себе» для обозначения ситуации, в которой субъект осознает себя как объект, тогда как термины «самосознательное Я», «Самосознание» или «сознание самого себя» используются для обозначения беспредметного сознания, которое кто-то имеет о себе как о субъекте, который никогда не может стать объектом.Это беспредметное сознание, которое я не хочу идентифицировать с тем, что называется «самоощущением» или (телесным) «самосознанием», с которым я не здесь вообще рассматриваются как особые явления (на самом деле, я считаю, что оба эти явления случаи непреднамеренного осознания). Из-за этой неоднозначности второй пары терминов наблюдение феноменологов можно интерпретировать двояко. Первый сводится к утверждению, что человек может знать о многом. не присутствуя при этом самому себе (как объект опыта).В второй утверждает, что для того, чтобы иметь сознательный опыт, субъект не должны иметь необъективное сознание себя (как субъекта этих переживаний). Я использую это последнее прочтение наблюдения, чтобы уловить то, что хотят заявить феноменологи, и поэтому буду называть его «феноменологическим тезисом». В то время как первая интерпретация, на мой взгляд, не очень информативна, потому что она сводится к банальной банальности, что мое знание чего бы то ни было не обязательно связанное с тем, что я одновременно присутствую перед самим собой, это второе чтение, т.е. феноменологический тезис, который интересен и, следовательно, нужно немного проработать.

5 Но прежде чем развивать феноменологический тезис, я должен рассмотреть возможное возражение против моего приписывания его феноменологам, упомянутым выше. (Гуссерль, Сартр, Мерло-Понти). Я должен признать, что это отнюдь не очевидно что они защищают любой такой тезис. Это потому, что их взгляды на отношение между сознанием и самосознанием, с одной стороны, и в отношении различие между необъективными, т.е.е. радикально субъективное, самосознание и самосознание как объект, с другой стороны, далеки от ясности.

6 Что касается Гуссерля, то в ранний период своего существования он придерживался логики г. Исследования , что нужно отдать приоритет сознанию над самосознанием или Я, потому что он считает Я не чем иным, как единой целостностью. эмпирического содержания ( einheitliche Inhaltsgesamtheit der Erlebnisse ). Для него, I ничего особенного ( Eigenartige s), но что-то, что плавает (schwebt ) сверху разнообразный сознательный опыт.[7] Таким образом, кажется, что Гуссерль на самом деле поддерживает феноменологический тезис. Однако в то же время он критикует в связи с обсуждением идеи Наторпа о чистом Я идею самосознательного Я это радикально субъективно в том смысле, что оно никогда не может стать объектом опыт. [8] И даже позже, когда он признает то, что затем называет трансцендентным эго, он думает об этом трансцендентном эго как о чем-то, что может стать объект опыта. [9] Это создает впечатление, что Гуссерль не мог поддерживает феноменологический тезис, потому что он отрицает различие между самосознательное Я как субъект и как объект по той причине, что для него нет способ утверждения существования беспредметного самосознания.Этот впечатление было бы оправданным, если бы феноменологический тезис подразумевал что действительно существует нечто вроде беспредметного самосознания. Хотя это интерпретация тезиса отнюдь не очевидна, тем не менее можно было бы принять Гуссерлю следует придерживаться феноменологического тезиса даже при таком прочтении. по крайней мере, косвенно, указав, что для Гуссерля должно быть Я, которое не является объектом (иначе не было бы ничего, что могло бы стать Я как объект), и это сознание не зависит от этого ЯЭто на основе этого несколько «творческого» предположения, что я считаю его сторонником феноменологический тезис.

7 В случае с Сартром дело обстоит еще сложнее. Можно ли ему сказать отстаивать феноменологический тезис зависит от того, как интерпретировать его концепция непозиционного или нететического самосознания, представленная в Трансцендентность Эго и его концепция дорефлективного cogito, представленная в Бытие и Ничто .На первый взгляд, Сартру кажется, что он решительно настроен одобряют примат сознания. Так, он пишет в году «Превосходство мира». Эго : «Феноменологическая концепция сознания создает объединяющее а индивидуализирующая роль я совершенно бесполезна. Это сознание, наоборот, что делает возможным единство и личность моего Я ». [10] Однако, он действительно поддерживает примат сознания становится немного сомнительным, как только обращают внимание на явную характеристику сознания Сартром: оно выглядит как если для него нередуцируемое субъективное сознание самого себя является существенной характеристикой сознания.Таким образом, он утверждает: «Действительно, существование сознания является абсолютом, потому что сознание есть сознание самого себя. Это значит, что тип существования сознания должен быть самосознанием. И сознание осознает себя постольку, поскольку оно является сознанием трансцендентного объект.» [11] Это осознание самого себя в осознании объекта он описывает как непозиционное самосознание. Из этой характеристики может сложиться впечатление, что для Сартра в конечном итоге самосознание является конститутивным элементом сознания. и как таковая основа всех сознательных явлений, тем самым опровергая феноменологический тезис.Этот отказ подтверждается его утверждением в Бытие и Ничто , что «каждое позиционное сознание объекта находится в в то же время непозиционное самосознание ». [12] И все же, если обратить внимание на более широкий контекст, в котором находятся утверждения, подобные приведенным, то он показывает, что на самом деле они довольно сильно подтверждают феноменологический тезис. An схему этой более широкой картины можно набросать так: во всех состояниях сознания субъект должен иметь некоторую базовую форму самосознания, которую нельзя идентифицировать с сознанием себя как субъекта.Это базовое самосознание или, по его мнению, терминология, это непозиционное сознание себя является необходимым элементом того, что Сартр называет «непосредственным сознанием», где нет разницы между мной, сознательным субъектом и объектом сознания. Это непосредственное сознание не требует от меня осознания себя как субъекта. потому что это «не позволяет мне ни судить, ни хотеть, ни стыдиться» — каким бы ни был объект моего непосредственного сознания. Когда вы приближаетесь к этим объектам с помощью «рефлексивной» деятельности (например, суждения, желания или стыдно), что в игру вступает самосознание, которое никогда не может стать объект, потому что эта деятельность предполагает радикально субъективное сознание себя (что отличается от самосознания непосредственного сознания) в чтобы я воспринимал это как свою деятельность.Это радикально субъективное самосознание Сартр называет «дорефлексивным cogito»: это необходимое и достаточное условием для всей моей «рефлексивной» деятельности, хотя и не участвующей в непосредственной сознание. Таким образом, непосредственное сознание, которому обязательно принадлежит самосознание или непозиционное сознание самого себя, следует отличать от «отражающего сознания» и его дорефлективного cogito и предшествует ему. то есть его радикально субъективное самосознание. Этот набросок более широкой картины может все еще выглядеть немного нечетко, но если согласиться с этим планом Сартра уточненные различия и их место в его общей концепции сознания, тогда ему следует приписать и феноменологический тезис.[13]

8 В случае Мерло-Понти также нужно полагаться на косвенные доказательства, чтобы думать его как сторонника феноменологического тезиса. Это потому, что он — на по крайней мере, в третьей части его Феноменология восприятия Бытие для себя — есть не очень заинтересован в подробном описании отношений между сознательными и состояния самосознания. Он скорее хочет исследовать (в главе: The Cogito) что можно сказать о роли cogito в процессе восприятия.я беру рассуждать в том же направлении, что и Сартр, когда настаивает на том, что основа всех наших конкретных мыслей или всех наших состояний, в которых самосознание состоит из того, что он называет «безмолвным cogito» (§ 12) или «изначальным Я» (§ 13), «изначальная субъективность», которая, в свою очередь, основана на нашем состоянии как переживание предметов нететическим способом. Это должно означать, что существует переживающий субъект до того, как возникнет отношение к миру, которое сочетается с «Изначальное Я».Здесь снова может возникнуть спор, действительно ли это чтение справедливость к деталям взглядов Мерло-Понти на сознание и самосознание, тем не менее его общее отношение, кажется, подсказывает мне, что он тоже был бы за феноменологический тезис.

9 Вот вам и историческая подоплека «феноменологического тезиса». Теперь я хочу рассмотреть его законность: действительно ли я могу находиться в государстве? осознавать то или иное, не осознавая себя как предмет этой осведомленности? Мне кажется, что наиболее разумный ответ — да.Этот потому что существует множество примеров состояний осознания, которые не кажется, предполагают отчетливое самосознание или своеобразное сознание, которое это мои состояния или что это я в них. Вот несколько случаев, которые я быть убедительным: когда я бесцельно хожу по городу, может быть, любуясь строительства, я определенно осознаю свою хождение в том смысле, что я каким-то образом координирую движения своего тела, чтобы приспособиться к моей нынешней среде; но при этом я не должен осознавать тот факт, что это я иду — Я просто осознаю свою прогулку, и если во время ходьбы я осознаю себя как субъект состояния, в котором я нахожусь, тогда это самосознание может иметь отношение к моему любуясь зданием, но не прогулкой.То же самое и в другом случае Я считаю очевидным: когда я сижу за столом, смотрю в окно в сад. и попытайтесь вспомнить, что мне говорили на днях, я определенно воспринимаю мое окружение, не обращая внимания ни на что особенное. Это состояние можно сказать, что несфокусированное восприятие — это состояние, в котором я осознаю много вещи без осознания себя как субъекта этого осознания.

10 Можно было бы возразить, что это так в обоих случаях, которые я только что описал, только потому, что при условии, что я занимаюсь не только ходьбой или восприятием, но Вдобавок я сознательно делаю еще кое-что: восхищаюсь и помню.Один мог бы возразить, что мое бессознательное осознание того, что я иду и воспринимаю, просто связано с тем, что в то же время я осознаю, что я являюсь предметом моего восхищения или воспоминаний — если бы я просто шел или воспринимал и не участвуя ни в чем другом (восхищаясь и вспоминая), либо Я бы не осознавал, что иду или воспринимаю, или я бы осознавал будучи субъектом этих состояний. Это возражение сводится к утверждению, что, хотя возможно, существует феномен неопределенного осознания, это явление не может произойти независимо от того, что я осознаю себя как субъект какого-то другого государства.И если это утверждение верно, возражение продолжается, тогда самосознание все равно оказывается необходимым условием всех сознательных опыты. Другими словами: хотя, возможно, я могу быть в состоянии осознавать то или иное, не осознавая себя как субъектом этого осознания самосознательное Я по-прежнему является фундаментальным в том смысле, что оно может быть показано как стимулирующее состояние осознания. Это приводит к подозрению, что феноменологический тезис в конце концов неубедителен.

11 Это возражение делает целесообразным различать два смысла, в которых феноменологический тезис можно понять: слабый и сильный. в слабое чувство, утверждается, что существуют сознательные переживания без самосознания (по крайней мере, в форме состояний осознания), хотя это может быть эти переживания или состояния паразитируют на состояниях самосознания. Согласно с это слабое прочтение, феноменологический тезис не исключает фундаментальных роль самосознания даже для сознания в форме осознания, потому что в нем ничего не говорится о разрешающих условиях состояний осознания.Все, что он утверждает, — это то, что существуют эти государства, какими бы ни были их условия. быть. Против этого слабого прочтения упомянутое возражение не имеет силы, потому что оно не отрицает того, что утверждает феноменологический тезис, а феноменологический тезис не отрицает того, что утверждает возражение. Однако эта защита феноменологический тезис путем слабого прочтения неубедителен, потому что это равносильно признанию возможности того, что весь сознательный опыт основан на прямо или косвенно на самосознании.Но это именно такая возможность феноменологи хотят опровергнуть феноменологический тезис. Они считают, что этот тезис подразумевает: сознание на первом месте, самосознание — это просто второстепенное явление. Таким образом, они твердо привержены прочтению этого тезис, чтение, в соответствии с которым утверждается, что существуют сознательные переживания которые ни прямо, ни косвенно не зависят от самосознания как разрешающее условие. И против этого прочтения возражение действительно остается, если не может привести случаев, подтверждающих феноменологический тезис в его сильная интерпретация.Теперь такие случаи найти нетрудно. Снова нужно обдумайте случаи осознания. Когда я сплю, я определенно нахожусь в состоянии осознание, что бы это ни было, я сплю, не осознавая я как субъект моих сновидений. (По крайней мере, это хороший пример если предположить, что во сне я вообще не играю никакой роли, или если я играю роль, затем неопределенным образом.) Или когда я занимаюсь физическим упражнения или другое (например, бег трусцой), у меня наверняка есть сознательный опыт (осознание) моих действий, но не обязательно необъективное осознание самого себя.В таких случаях осознание даже косвенно не связано с самосознанием. Таким образом, возражение не выдерживает критики, и феноменологический тезис может быть защищен даже в его сильной версии.

12 Этот результат, очевидно, подразумевает, что самосознание нельзя считать более базовый, чем сознание, в том смысле, что без самосознания нет не было бы сознания. [14] Все состояния и действия, упомянутые в примеры (ходьба, восприятие, сновидения, бег трусцой), конечно, мои, но мне не нужно осознавать их как свои, чтобы быть в этих состояния.Эти состояния и мои действия таковы, каковы они есть, и имеют свои специфические особенности. содержание (ходьба, восприятие и т. д.) без необходимости осознавать их как их предмет. Все это равносильно отрицанию — отсылке к кантианскому способу речи. — что самосознательное Я является чем-то, что сопровождает все мои сознательные переживания, или что самосознательное Я является субъектом всех моих сознательных состояний и виды деятельности.

13 Если согласиться с тем, что феноменологический тезис заслуживает некоторого доверия и что действительно есть сознательные состояния (т.е. состояния осознания) субъект может находиться в не осознавая себя субъектом этих состояний, то второй вопрос в том, что делать с идеей такого субъекта, то есть застенчивого Я. просто выдумка, придуманная для того, чтобы удовлетворить странную и подозрительную метафизическую инстинкт, согласно которому мы не можем не создавать субстратные субстраты для каждого положения дел (например, Ницше)? [15] Это просто метафорическое выражение, призванное отдать должное вездесущему убеждению, что для того, чтобы принять сознательные состояния как мои состояния, человек должен думать о себе как о самосознательном субъект этих государств (e.г. Кэмпбелл)? [16] Такой вывод не кажется верно. И это не оправдано ни признанием феноменологического ни тезисом, ни — что еще более важно — фактами. Феноменологический тезис как представленное здесь не является полным отрицанием самосознания, это просто заявляет о приоритете сознания над самосознанием. Что бы ни было собираюсь утверждать в отношении роли и функции самосознательного Я как предметом сознательных состояний, он полностью совместим с феноменологическим тезисом до тех пор, пока человек не отрицает реальность сознательных состояний без застенчивый субъект.Что касается фактов, то кажется очевидным, что есть сознательные состояния, в которых я осознаю, что являюсь субъектом этих состояний. Особенно в отношении тех состояний, которые характеризуются сознательным ментальное отношение к пропозиционально структурированному содержанию (все, что может быть сказал о конституции этого контента, рассматриваемого как независимый от меня), самосознательное Я кажется необходимым элементом: эти состояния не обязательно просто состояния сознательного субъекта (хотя банально они тоже), но состояния чья возможность зависит от существования самосознательного Я.Я позвоню состояния, которые характеризуются таким сознательным ментальным отношением к пропозиционально структурированное содержание «сознательные пропозициональные состояния». Примеры состояния, в которых такие отношения, как надежда, вера, (сфокусированное) восприятие, суждение о том, что что-то такое-то и то-то играет роль, или заявляет, что желает чего-то или другого (если они вообще сознательны). Эта характеристика сознательного пропозиционального состояния довольно расплывчато. Другой способ описать эти состояния более подробно заключается в следующем: сознательное пропозициональное состояние, как оно понимается здесь, является состоянием что происходит всякий раз, когда человек выполняет пропозициональный акт, т.е.е. всякий раз, когда кто-то выполняет операцию, которая приводит к его развлечению (либо схватывание или формирование) предложения, к которому он или она относится определенным образом. Таким образом, когда я нахожусь в сознательном пропозициональном состоянии веры, что что-то такой-то и такой-то Я активно занимаюсь двумя вещами: (1) я улавливаю или формирую предложение и (2) я связываюсь с этим предложением определенным образом или способом веры. Или снова, когда я нахожусь в сознательном пропозициональном состоянии надежды, что что-то является (или будет) таким-то и таким-то (1) я понимаю предложение и (2) я связываюсь с этим предложение определенным способом или способом надежды.

14 Важно понимать, что эти состояния таковы, что предполагают не просто предмет, а то, что этот предмет относится к особому, фундаментально «субъективному» сознание того, что является субъектом этих состояний. Это, по крайней мере, предполагает то, что неявно принимают как должное, когда имеют дело со словесными выражениями эти состояния. Если кто-то говорит: «Я надеюсь, что погода будет хорошей», он пройдет без говоря, что я особым «субъективным» образом осознаю, что это я в этом состоянии надежды.Было бы довольно странно сказать: «Я надеюсь, что погода все будет в порядке, но я не осознаю, что надеюсь »или« Я надеюсь, что погода будет хорошо, но я не уверен, что это я надеюсь ». То же самое и с другие состояния, содержание которых структурировано пропозиционально: все они требуют субъекта, который является самосознательным Я, то есть Я, которое не может стать объектом. Таким образом кажется, что можно и нужно различать сознательный субъект и самосознательные I, указав область, в которой они играют необходимую роль: Принимая во внимание, что все сознательные состояния должны иметь субъект, только некоторые из них, e.г. пропозициональные состояния таковы, что для их объяснения требуется самосознательное Я. Если это верно, то принятие феноменологического тезиса не имеет разрушительных последствий для веры в реальность и значимость застенчивый I.

15 Здесь, возможно, стоит прямо упомянуть, что утверждение о том, что самосознательное Я является необходимым условием нахождения в пропозициональных состояниях, предназначено для того, чтобы подразумевают, что значение и реальность самосознательного Я ограничены пропозиционально-государственные контексты.Это может показаться слишком сильным заявлением и, кроме того, довольно неправдоподобный: многие сочтут это очевидным тот факт, что существуют непропозициональные сознательные состояния, которые также предполагают радикально субъективное самосознание I. В качестве очевидных примеров они, вероятно, приведут внимание к состояниям, в которых эмоции играют роль. Когда мне очень плохо или когда Я чувствую себя счастливым, не думая о том, что «мне плохо» или «я счастлив», или когда Я боюсь, хотя ничего особенного не могу указать к, я определенно не отношусь ни к себе как к объекту самоанализа, ни к нахожусь ли я в пропозициональном состоянии.Тем не менее, в таких ситуациях я, кажется, интенсивно и немедленно осознаю себя как субъект радикально субъективного путь — так они говорят. Хотя я не уверен, что этот анализ верен, даже если он если бы это не было проблемой для моего утверждения, что самосознание ограничено контекстом пропозициональных состояний. Все, что здесь нужно, это различие между сознанием себя как предмета моих сознательных пропозициональных состояния и то, что можно было бы назвать «самоощущением». Если принять это различие — чего я не делаю (по причинам, не зависящим от каких-либо соображений, связанных с отношение самосознания к содержанию высказываний, но которое я не могу подробнее здесь) — можно было бы возразить так: субъективная особенность якобы присутствует в тех случаях, когда эмоции имеют часть, разве это не осознание я как субъект, который, как я утверждаю, необходим для моего пребывания в сознательном пропозициональное состояние, а скорее то, что можно было бы назвать «эгоистичным» элементом в основных само сознательное осознание.Сознание (понимаемое в смысле непропозициональной сознательной осведомленности) вполне может включать в себя в некоторых случаях, таких как чувство плохого или счастливого — компонент базового самочувствия, который проявляется в мое непосредственное ощущение как субъективный центр этих сознательных состояний. И все еще, это базовое самочувствие не следует отождествлять с тем, что я осознаю себя как субъект сознательного пропозиционального состояния, хотя оба они несводимо субъективные вопросы. Это потому, что в самочувствии не хватает того, что то, что следует, чтобы быть отличительными признаками самосознания, которое никогда не может стать объектом, т.е.е. расстояние и активность. Таким образом, упомянутая выше претензия не является в конце концов: ограничение радикально субъективного самосознания пропозициональные состояния оставляют место для радикально субъективного самоощущения в другие (непропозиционально) сознательные состояния — если бы было такое чувство.

16 Но эти соображения не дают удовлетворительного ответа на второй вопрос. выше о роли и функции самосознания, потому что они дают нет указаний на детали отношения между самосознанием и сознательные пропозициональные состояния.Почему это так, не осознавая я как субъект, в котором я не могу находиться, или принимать состояния, содержание которых является пропозициональным? Причины или, по крайней мере, две из причин кажутся следующими: (1) Чтобы быть в таком состоянии, нужно осознавать не только содержание, то есть о том, о чем идет речь, но также и о конкретном режиме, в котором я нахожусь осознавая это содержание. Способов столько, сколько разных ментальных отношение к пропозициональному содержанию. Я могу надеяться, или бояться, или верить, или желать или судить, что то или иное имеет место (или нет).Сейчас же, эти режимы, каждый из которых можно рассматривать как частный случай того, что «размышления» определенно не являются частью содержания, которое я осознаю, когда осознавая предложение. Тем не менее, они, без сомнения, являются неотъемлемой частью сознательного пропозиционального состояния. Таким образом, чтобы осознавать пропозициональное содержание, то есть содержание, относящееся к чему-то, а не только к предмету этого предполагается сознание, но субъект, осознающий себя как мыслящий в одном из привычных способов (ожидание, вера, желание, суждение и т. д.)) это пропозициональное содержание, потому что в противном случае я не мог бы объяснить сами режимы в которые в самом акте обдумывания предложения я связываю с его содержанием. Следовательно, мое пребывание в состоянии, содержание которого пропозиционально структурировано, означает что я осознаю себя мыслящим (ожидающим, желающим, осуждающим и т. д.), что что-то есть или не то-то и то-то. Или еще раз подчеркнуть: чтобы на самом деле быть в таком состоянии я должен осознавать себя не как объект, т.е. как тот, кто осознает предложение, но как субъект этого самого пропозициональное состояние, если это состояние должно быть моим.(2) Утверждение содержание сознательного пропозиционального состояния состоит из комбинации различных элементов, которые могут иметь разные функции в предложении. В целях чтобы сформировать или даже понять суждение, эти элементы должны быть синтезированы в таким образом, что они дают предложение. Теперь для этого синтеза требуется сабж кто это делает. Это должен быть я, если это я развлекаю (думает) предложение, потому что, рассматривая предложение, я либо установил, либо постигает определенную связь между его элементами.И я должен быть осознавая себя этим субъектом, потому что иначе я не мог бы объяснить за то, что я осознаю эти самые связи.

17 Все можно прояснить на примере, показывающем субъективное состояние. Пока я рассеянно иду на станцию, у меня все эти зрительные образы, слуховые, обонятельные и тактильные впечатления, которые у меня возникают одновременно. Я знаю о них всех, не замечая никого из них в частности или, в терминологию, использованную выше, я просто сознательно их осознаю.Внезапно Я понимаю, что на левой стороне улицы, по которой я иду, есть дом с голубой дверью. Как будто из ниоткуда еще аморфное содержание моего сознательного осознания становится организованным таким образом, что я могу делать как различие между разными предметами, так и характеристики моего сознания среда и связь между ними в соответствии с пропозициональным практики. Произошло то, что при сосредоточении по причинам, обычно выходящим за рамки схватив конкретную коллекцию моих впечатлений, я оказываюсь в пропозиционально структурированное состояние (т.е. что у этого дома синяя дверь). Это состояние Я вынужден признать, что мое состояние является результатом деятельности мое, о том, что я соединяю в определенное отношение определенные элементы, которые я не до тех пор твердо осознавал. Некоторые из этих элементов Я синтезирую таким образом, чтобы они рождали что-то, что соответствует моей концепции дома или двери, и я придаю им особые характеристики, такие как цвет предикаты. Может быть спорным, зависит ли эта деятельность от моего осознает меня как субъекта этой деятельности.Менее сомнительно то, что деятельность по организации этих концептуально организованных элементов (которые входят в находясь вне моей первоначальной ситуации осознания) в пропозициональное положение вещей что может быть выражено суждением «в этом доме синяя дверь» или «этот синяя дверь принадлежит этому дому »не может произойти без моего осознания меня как его предмет. Сознание этой моей деятельности предполагает мою сознавая меня как субъекта этого состояния, потому что без этого самосознания вообще не было бы сознательного субъекта этого состояния, как следует из сказанного выше.Таким образом, самосознание, которое я понимал как самосознающий субъект, является необходимым условием для нахождения в сознательном состоянии, которое содержание — это предложение. Это означает, среди прочего, что пропозициональная структура, которую отображает мое окружение (мой мир), если она воспринимается как объект мои пропозициональные установки — результат моей деятельности, которая требует от меня осознавать меня как своего субъекта, или это требует застенчивого я. самосознательное Я является создателем этой пропозициональной структуры в том смысле, что оно навязывает это в сознательной среде или я просто делаю это доступным для сознание уже лежащая в основе структура окружающей среды отличается и очень сложный вопрос, которым я здесь заниматься не буду.

18 Я так понимаю, что это интимная связь между самосознанием как субъект и сознание предложения Кант хочет подчеркнуть когда во втором издании его Критики чистого разума он классно заявляет, что что то, что он называет «я думаю», должно сопровождать все мои представления (§ 16 Трансцендентальной дедукции), если они должны стать узнаваемыми элементы моей самосознательной жизни. Опираясь на Канта как на свидетеля в этом контексте нуждается в пояснении, поскольку может показаться отнюдь не очевидным, что эта связь имеет прочную основу в кантовском понимании самосознания.Таким образом, можно возразить, что изречение Канта «Я думаю» не ограничить то, что он называет «чистой» или «исходной апперцепцией» ( CpR , B 132), пропозициональными контекстами, но он хочет думать об этой апперцепции как о фундаментальной для все представления, пропозициональные или нет. Трудно отрицать, что это мнение похоже, поддерживается многими формулировками Канта (особенно теми, которые находятся в том же § 16, который начинается с изречения «Я думаю»). Однако я считаю, что, согласно рассмотренной точке зрения Канта, в конечном итоге никаких непропозициональных представлений для нас, если мы сделаем условие, что только эти элементы являются для нас представлениями, которые квалифицируются как потенциальные элементы мысли.[17] Основная причина приписывания этого взгляда Канту заключается в том, что, согласно его единство апперцепции (или в терминологии, использованной выше: радикально субъективное самосознание I) требуется и зависит от синтетической деятельности по отношению к тому или иному многообразию (см. CpR , B 135 f.). Это в свою очередь должно подразумевать, что для того, чтобы что-то быть моим представлением, это должно быть продукт моего объединения многообразия в единство объекта. Таким образом, если кто-то думает о репрезентациях как об элементах мыслей и считает мысли состояния самосознающего субъекта, необходимо принять представления, чтобы быть организованными таким образом, чтобы они могли вписаться в пропозиционально структурированный контент, если они должны быть моими вообще.

19 Кант указывает в том же направлении, когда в начале главы, посвященной Паралогизмы чистого разума в первой критике , он провозглашает, что Я как субъект — это представление, которое само по себе не содержит какого-либо содержания (A 345) или что I (как субъект) следует рассматривать как простое сознание, которое сопровождает все концепций (A 346), или когда — также в главе о Паралогизмах — он утверждает, что Я (как субъект) означает «не что иное, как трансцендентальное субъект мыслей = x, который распознается только через мысли, которые являются его предикаты, и относительно которых, изолированно [ abgesondert ], мы никогда не сможем даже наименьшее понятие »(A 346).[18] Хотя Канта не интересуют условия пропозициональные состояния в целом, но главным образом, если не исключительно, в условиях те, которые связаны с утверждениями о знании, его послание совершенно ясно: как только человек в состоянии принятия предложения («мысли» в его терминологии) осознание себя как субъекта этого состояния, т. е. самосознательного Я, показывает вверх, потому что для субъекта, чтобы принять предложение или, говоря более кантианскими терминами, выносить суждение, необходимо, чтобы субъект осознавал себя как мыслитель предложения, т.е. судья. В еще более радикальном и явным образом, Фихте настаивает на тесной связи между самосознательным Я и сознательные пропозициональные состояния, когда он утверждает, например в § 1, 7 Доктрины of Science с 1794 г., что само существование сознательных пропозициональных состояний зависит от того, осознаю ли я себя как субъект следующих состояний: «Один вообще не может мыслить, не подчиняя в мысли свое «я», сознающее себя; от самосознания нельзя абстрагироваться.»[19]

20 Таким образом, достигнутый результат таков: хотя действительно существуют сознательные состояния которые не предполагают самосознательное Я в качестве своего субъекта, некоторые сознательные состояния, т.е. пропозициональные состояния, должны иметь самосознательное Я в качестве своего субъекта. Этот результат имеет некоторые интересные и несколько неожиданные последствия. Самое важное состоит в том, что застенчивое Я не может быть идентифицировано без квалификации с субъектом всех сознательных состояний или со мной как субъектом всех моих сознательных опыты.Это означает среди прочего , что те, кто склонен идентифицировать субъектом всех сознательных переживаний с моим телом [20], или утверждать, что само идея радикально субъективного самосознательного Я «тесно связана с осознание субъекта … как физического объекта в мире физических объектов » (т.е. как тело) [21], не рекомендуется думать об этом телесном субъекте с точки зрения застенчивый я, если они согласны, как я их считаю, что не все мои сознательные переживания — это пропозициональные состояния.Это может быть необходимо или, по крайней мере, неизбежно думать о теле как о высшем субъекте всех сознательных состояний человек в том смысле, что без тела у человека не было бы сознательного состояний вообще, но конкретный субъект необходим для объяснения сознательного пропозициональные состояния, то есть самосознательное Я, слишком особенное, чтобы его можно было идентифицировать с телом (хотя его, возможно, придется воплотить). Другой вывод состоит в том, что застенчивый я действительно никогда не могу быть предметом, который я могу осознавать как объект.Ибо если это так, что единственная роль, которую я могу сыграть застенчивым человеком, уважение к сознательным пропозициональным состояниям заключается в том, чтобы функционировать как их субъект, тогда мой превращение его в объект сознания означало бы возможность превратить его в пропозициональная структура, которая могла бы обойтись без самосознательного «Я» в качестве субъекта. Это, кажется, приводит к парадоксу: мне пришлось бы думать о застенчивом я в термины предложений типа «мыслитель этой мысли — это я» или «я являюсь субъектом этой мысли », чтобы соответствовать требованию осознавать себя как объект.И мне пришлось бы добавить в каждом случае «но это я (или я), потому что это объект моей мысли, не может быть мыслителем этой мысли », чтобы выполнить требование осознавать себя как субъекта. Таким образом, кажется, у меня нет возможности представить себя самосознающим я или субъектом моей сознательные пропозициональные состояния. [22] Я полагаю, что это препятствие лежит на Основание тревожной оценки того, что самосознание является неуловимым феноменом, что действительно так с точки зрения его дискурсивной доступности.

21 Но даже если кто-то готов следовать этим внушениям относительно роли самосознательного Я в нашей сознательной жизни, то есть того, что оно возникает всякий раз, когда пропозициональное состояние возникает, остается довольно много глубоко загадочных вопросов. Я хочу обратиться к двум из них, хотя и слишком кратко: (а) каковы особенности самосознательного Я и как осознает ли он их и (б) как я пришел к этой застенчивости и что его онтологический статус? Из-за важности, которую я придаю сознательным пропозициональным состояниям в этом контексте, я начинаю с резюмирования того, что я считаю сознательное пропозициональное состояние и его особенности.Сознательное пропозициональное состояние состоит в ментальном отношении субъекта к пропозиционально структурированному содержание. Знакомые кандидаты на эту позицию — это все формы умственной деятельности. в котором задействовано мышление, такое как надежда, вера, желание, знание, суждение, и т. д. Пропозиционально структурированное содержание можно описать в самом общем виде. формируются как упорядоченные отношения между парой элементов, таких как концепции или суждения. Конкретный случай такого структурированного контента проиллюстрирован «нормальным» утвердительным категоричное суждение наподобие упомянутого ранее «у этого дома голубая дверь».Таким образом, пребывание в сознательном пропозициональном состоянии означает, что субъект сознает в тот или иной из подходящих способов (верить, желать и т. д.), что такие и такой (например, этот дом) такой-то (например, с синей дверью). Теперь в чем особенность эти состояния состоят в том, что (1) для их получения субъект должен иметь доступ к или должны уметь использовать концептуальные ресурсы, потому что предложения включают концептуальные элементы. Это кажется верным независимо от каких-либо онтологических утверждений. относительно предложений: думает ли кто-то о них как о онтологически независимых абстрактные объекты в мире, захваченные или захваченные субъектом, или думают ли они о них как о достижениях конструктивных усилий субъект — в обоих случаях нужно признать, что предложения концептуальны сущности.Еще одна особенность в них — это (2) то, что их концептуальные элементы должны быть связаны упорядоченным образом. Не все комбинации этих элементов дает предложение. Таким образом, когда я нахожусь в ситуации, когда я вижу синюю дверь там (а здесь я думаю о восприятии как пропозициональной установке) суждение «Мне следует развлечься» можно выразить словами «дверь вон синяя» или, может быть, даже «что-то синее там дверь», но не «синее это дверью »или другой бессмысленной грамматической конструкцией, подобной этой.Должны ли быть разрешены способы упорядочивания этих элементов, если они составить достойное предложение зависит от факторов, которые связаны с миром или от того, они являются продуктами предмета — это еще один вопрос, который не влияет на тот факт, что должен быть определенный порядок. Допустим, что эти две особенности характерны для сознательных пропозициональных состояний, то два наблюдения кажутся трудно избежать: (1) чтобы уже осознавать пропозициональное содержание требует концептуальной и классификационной деятельности субъекта, который осознает это содержание или кто находится в сознательном пропозициональном состоянии или имеет его; и (2) что это субъект должен осознавать себя как субъект этого состояния, потому что в противном случае он не может быть его сознательное состояние .Это резюме на месте позволяет решать вопросы упомянутое выше.

22 (а) Кто-то может возразить против этих наблюдений, что деятельность, заявленная до тех пор, пока необходим для создания пропозиционального содержания и, таким образом, делает возможным Возникновение пропозиционального состояния вообще не следует рассматривать как достижения самосознательного Я, даже если кто-то соглашается с тем, что будучи самосознательным Я есть необходимое условие для нахождения в сознательных пропозициональных состояниях. Можно было поспорить что эти действия являются физиологическими реакциями субъекта или что сверхчеловеческий ум занят их исполнением.Я пока не знаю, как на это ответить возражение более существенным, чем раньше. Но, к счастью, там некоторые другие функции, которые могут быть необходимы, если объект или иметь сознательное пропозициональное состояние, и которое может быть объяснено только имея доступ к концепции самосознательного I.Одна из этих черт связано с феноменом неизбежной дистанции между мной как субъект сознательного пропозиционального состояния и предложение или мысль, которой я являюсь развлекательный.В мышлении (верование, суждение и т. Д.) Мысль о том, что что-то так и так, т.е. осознавая пропозиционально структурированное содержание, я быть в состоянии одновременно осознавать разницу между мной, мышление, эта мысль и сама мысль (структурированное содержание). Размышляя, Я не тождественен своей мысли, то есть я не моя мысль, а предмет моя мысль. В конце концов, я субъект, который думает об этой мысли или кто эта мысль, и поскольку это должна быть моя мысль, мне лучше быть в состоянии осознать о себе как о субъекте.Таким образом, это кажется необходимым условием для того, чтобы быть осознает пропозиционально структурированное содержание или имеет мысль, которая Я могу различать себя и свою мысль или проводить дистанцию ​​между я, как субъект, имеющий эту мысль, и саму мысль, и то, что я сознавая себя как своего субъекта.

23 Чтобы лучше понять, что подразумевается под разговором о расстоянии и различии в этом контексте необходимо еще раз обратиться к феноменологическому наблюдению.Согласно представленному выше рисунку, чтобы войти в сознательную пропозициональную состояние — это достижение сознательного субъекта, основанное на способности активно отказываться от исходного или первичного состояния чистого сознательного осознавания, когда нет никакой разницы между сознательным субъектом и его окружением, а просто недифференцированное единство. Переход из состояния недифференцированного сознания осознание сознательного пропозиционального состояния осуществляется субъектом путем оплаты внимание или сосредоточение внимания на конкретных элементах своего (внутреннего и / или внешнего) окружения, путем выделения конкретных ситуаций и предоставления этих элементов и ситуации пропозициональная структура.Именно в соответствии с этими рассуждениями в в контексте фундаментальных дискуссий о раннем немецком идеализме, людям нравится Гёльдерлин счел важным различать то, что они называли «бытием». (Sein) »и« суждение (Urteil) ». Термин «существо» должен был охарактеризовать изначальное недифференцированное единство сознательного осознания, тогда как «суждение» ( Urteil , интерпретируется как « ursprüngliche Teilung », исходное подразделение, исходя из довольно сомнительное этимологическое наблюдение) относится к способу присутствия «Бытие» как пропозиционально структурированный объект для субъекта.Но в этот переход от состояния аморфного сознательного осознавания к сознательному пропозициональному заявляют, что появляется не только пропозиционально структурированный объект, но и субъект, для которого присутствует этот пропозициональный объект и который осознает сам как этот субъект, осознавая свое расстояние до объекта, т.е. предложение занимательное. Вот где — выражаясь языком Период немецких идеалистов — происходит расщепление субъекта и объекта, и самосознательное Я конституируется как радикальный не-объект, как нечто, вся функция которого состоит в в служении самосознающим субъектом для пропозиционального объекта, открывая расстояние между собой и объектом.Если кто-то готов отдать должное такое феноменологическое описание, можно понять, почему и в каком смысле некоторые из немецких идеалистов, особенно Фихте, пришли к выводу, что самосознательное Я является условием объективности (в слабом смысле явной инаковости): Странно звучащее заявление Фихте о том, что Я постулирует Не-Я, может быть прочитано как рисунок внимание к тому, что сама идея инаковости в смысле объективности из-за некоторой активности самосознающего субъекта, которая напрямую связана с процесс его конституирования.[23]

24 (б) Однако в данном контексте еще предстоит рассмотреть вопрос о происхождении и онтологическом статусе самосознательного I. предположение, разработанное здесь, самосознательное Я не является самостоятельной сущностью идентична предмету всех моих сознательных состояний (предположительно, моему телу), но необходимый активный correlatum (снова термин, который я заимствую у Канта, ср. CpR , A 123) сознательные мысли, то есть пропозиционально структурированного содержания.Это значит, что это самосознательное Я возникает в силу пропозиционального структурированный элемент, который может функционировать как его объект, и в то же время пропозиционально структурированный элемент может возникать как объект только при наличии самосознательного I.Теперь, если принять, что восприимчивость к пропозициональной структуре есть результат деятельности, достижения субъекта, и, если кто-то согласен, что существует интимные взаимоотношения « Gleichursprünglichkeit » (взаимная основность) между пропозициональной структурой и самосознанием, то, вероятно, наиболее естественный ход приписать формирование самосознательного Я тому же самому деятельность, которая отвечает за нашу реакцию на структуру высказываний.Это потому, что для введения других факторов, ответственных за конституцию или эволюция самосознания, которым я, казалось бы, был — по крайней мере, в контексте описанный здесь подход — как ad hoc, , так и необоснованный.

25 Что касается онтологического статуса самосознания, то представленное здесь предложение предполагает, что самосознательное Я — это мимолетное явление, что-то встроены в ткань нашей сознательной жизни как необходимый элемент спонтанный процесс генерации сознательных пропозициональных состояний.Таким образом, самосознание довольно хорошо понимается, как это делал Кант, как нечто, порождаемое «актом спонтанности (Akt der Spontaneität)» ( CpR , B 132) или как нечто «существующее в действии (было в der Tat existiert) »[24] (B 423 fn.) мышления, т.е. развлекательных пропозициональных состояний. Может даже возникнуть соблазн последовать Радикализованная версия идеи Канта Фихте и просто утверждает: «Я постулирует изначально и абсолютно собственное существо ( Das Ich setzt ursprünglich schlechthin sein eignes Sein ) »( Grundlage der gesamten Wissenschaftslehre 1794/95, § 1, 10).

26 Хотя я почти уверен, что для многих из вас то, что я изложил до сих пор, может в конечном итоге звучать слишком метафизично, по крайней мере, удастся принести вместе две очевидно противоречивые философские интуиции относительно самосознание, упомянутое в начале. Первая из этих интуиций была что самосознательное Я неуловимо и поэтому является тайной, возможно, даже иллюзией, второй заключался в том, что самосознательному «я» должна быть предоставлена ​​высшая реальность. Если один Следуя изложенной здесь линии мысли, можно понять, что обе эти интуиции оправданы, хотя и не без ограничений.Первый прав в этом: застенчивое «я» неуловимо. Неуловимость — одна из его характеристик, потому что это я никогда не смогу стать объектом. Но это не значит, что это загадка или иллюзия. Вторая интуиция верна относительно высшей реальности Я как предмет. Но эта интуиция должна быть уточнена наблюдением, что она реальность только в особой области сознательных пропозициональных состояний. [25]

.