Я ненавижу своих детей: «Я ненавижу своих детей» | PSYCHOLOGIES — ШПИЛЬКИ

Содержание

«Я ненавижу своих детей» | PSYCHOLOGIES

38 448

Вопрос к экспертуРодителям

Мой старший ребенок — от первого брака, — в результате родовой травмы стал глубоким инвалидом, требующим постоянного ухода. Через год после его рождения муж ушел из семьи. Спустя 10 лет я снова вышла замуж, появилась на свет желанная здоровая дочь. До года я ее обожала, но потом она стала показывать характер и бесить меня. С младшим сыном такая же история. До двух лет очень его любила, а потом начал страшно раздражать. Сейчас дочери 5 лет, а сыну 3 года. Они меня не слушаются. Пока я на кухне кормлю или держу на руках старшего ребенка, младшие переворачивают квартиру. Кроме мультиков, на которые их подсадил папа, ничто им не интересно. Часто стала кричать на них, иногда даже матом. Понимаю, что веду себя неправильно, но остановиться не могу. Как быть? Как договориться с детьми, чтобы они вели себя адекватно?

Наталия, 40 лет

Да уж, тяжело вам пришлось — столько пережили и переживаете. Сначала ребенок-инвалид, потом муж ушел через год. Как вы справлялись? Очень хочется надеяться, что вам кто-то помогал физически, психологически, морально.

Ваши младшие дети оказались в непривычной для себя обстановке, когда не они в центре внимания, а старший сын. С одной стороны, они ведут себя обычно для детей этого возраста — веселятся и развлекаются. А с другой — они могут таким образом, по-детски, протестовать против того, что старшему уделяется больше внимания.

Еще я так понял, что муж не очень помогает приучать детей к дисциплине и послушанию. И вас волнует в первую очередь ваша реакция на поведение детей после того, как они подросли и перестали слушаться. Дочка начала вести себя своевольно с года, а младший сын — с двух.

Обычно непослушание детей сильно раздражает тех родителей, которых воспитывали в жесткой, казарменной манере, где один или оба родителя не принимали и намека на непослушание, где не разрешалось шалить, перечить, дерзить, в общем — делать что-то по-своему и отстаивать это право перед родителями.

И вы не одна такая, таких родителей очень много в нашей стране, потому что нас воспитывали еще по-советски, по-старому. А сегодня настало время более гуманистического отношения к детям, при котором они чувствуют себя гораздо свободнее, веселее и счастливее, лучше развиваются, растут более уверенными в себе и в итоге успешными в жизни. И задача родителей сегодня — это давать им больше любви, принятия и тепла.

И в то же время необходимо выставлять границы детям, транслировать им правила жизни в семье и понуждать детей выполнять их, только делать это желательно в более либеральной манере, чем это делали родители.

Понадобится психолог, который поможет проработать психотравмы детства, мешающие понимать и принимать детей

Радует, что вы отслеживаете свое поведение, вам оно не нравится и вы ищете способы, как решить эти проблемы. Многим в подобной ситуации помогли книги Ю.Б. Гиппенрейтер: «Общаться с ребенком. Как?», «Продолжаем общаться с ребенком. Так?», «У нас разные характеры. Как быть?» и книги Л.В. Петрановской «Если с ребенком трудно», «Тайная опора: привязанность в жизни ребенка».

С одной стороны, из книг становится многое понятно про самих детей: нормы их поведения для разных возрастов, мотивы их поступков и реакций, возрастные кризисы. А с другой — родителям предлагается научиться распознавать это и общаться с детьми по-человечески.

Она жалеет, что стала матерью

Иногда советы из книг не помогают, это свидетельствует о том, что ваши психотравмы детства мешают настроиться на понимание детей и изменить к ним отношение, а также освоить язык гуманистического общения и общаться с детьми по-новому, по-доброму. Хотя новое — это, как обычно, давно забытое старое, я уверен, что именно так, с любовью, с теплом, вы общались со своими младшими до года и двух соответственно, пока они не стали вас раздражать.

Еще бывает сложно освоить и применять рекомендации из книг, потому что сильно устали физически, морально. А может, еще не отгоревали инвалидность старшего сына. И в том, и в другом случае вам понадобится психолог, который поможет проработать психотравмы детства, мешающие понимать и принимать детей и разумно с ними общаться, «догоревать» инвалидность старшего и найти возможность и время для отдыха и восстановления.

Источник фотографий:Getty Images

Новое на сайте

Бизнес, наука, творчество: где работают нарциссы — ответ ученых

«Муж скоропостижно скончался в 41 год. Как жить дальше?»

Как провести 8 Марта оригинально и с удовольствием: 9 способов

Эмоциональное истощение: 8 вопросов для диагностики и 4 совета для исцеления

«После развода обратно поженились, чтобы вместе стареть. Но муж мне стал противен»

«Что делать с чувством пустоты внутри?»

Выражайте благодарность и находите компромиссы: как сохранить страсть в долгом браке — 11 советов коуча

Избегание, агрессия, пессимизм: 22 признака депрессии, которые легко пропустить, — чек-лист

Почему ненавидеть своих детей нормально? — The Village Казахстан

В издательстве «Самокат» вышла книга «Мама на нуле» от Анастасии Изюмской и Анны Куусмаа — об усталости, ненависти к телу и непонимании, а также о том, почему нелегко выйти из послеродовой депрессии и насколько важно подготовиться к роли родителя. The Village Казахстан публикует отрывок из книги.

«В одиноком родительстве страшнее всего бессменность»

Алина Фаркаш. 36 лет. Во втором браке (8 лет). Двое детей: сын от первого брака (11 лет), дочь от второго брака (4 года). Родилась в Москве. Живёт в Раанане (Израиль)

#развод

#одиночество

#отсутствиеПомощи

#сложныеОтношенияСмамой

#первыйРебенок

Когда сыну было четыре месяца, как-то ночью я обнаружила себя на подоконнике с ним, хнычущим, в руках. Я точно помню план, который сложился у меня в голове: сейчас выброшу его в окно, потом лягу спать, высплюсь сильно-сильно, до самого донышка, а утром прыгну вслед за ним. И всё наконец закончится. Вот такой был план. И в этот момент я испугалась и совершила нечто ужасное.

Мы жили в новой квартире, мебель была еще не во всех комнатах, поэтому я принесла в пустую детскую несколько одеял и пледов, застелила ими пол, уложила сверху сына, закрыла дверь в детскую. Зашла в спальню, закрыла дверь — так, через две двери, плача было совсем не слышно. Забралась под одеяло и мгновенно заснула.

Проснулась поздно, когда было уже совсем светло, невероятно счастливая, доли секунды лежала, улыбаясь, на кровати — совершенно одна! —когда внезапно вспомнила, что я наделала. Что. Я. Наделала.

Я была совершенно уверена, что убила своего ребенка, что он запутался в одеялах и задохнулся, что он сполз на голый пол и умер от холода. Что он просто-напросто умер от ужаса, одиночества и голода — он всегда спал со мной, я его не оставляла ни на минуту! Я была абсолютно уверена в том, что одинокая ночь для такого малыша будет смертельной. Неисправимой.

Когда я добежала до детской, то обнаружила там нечто удивительное. Во-первых, он был жив. Во-вторых, не плакал. Сыну удалось сползти с одеяла на пол, но это его не убило, он с крайне довольным видом грыз угол пододеяльника, смеялся и играл с ним.

Это был первый этап. В тот момент я поняла, что дети — гораздо более крепкие, чем принято думать. А мамы — наоборот. В принципе, сын был очень спокойным ребенком, подарочным вариантом. Проблема заключалась только в том, что с его месяца я растила его одна и параллельно работала. И еще в том, что у меня метеозависимость: как только случается гроза или резкая перемена погоды, так я сразу падаю с мигренью.

Трудность в том, что у сына — ровно такая же зависимость. Поэтому плакал и кричал он только в те дни и ночи, когда я валялась на кровати абсолютно без сил, с черной пеленой перед глазами, свето- и звукобоязнью. Вот в те дни и ночи было ужаснее всего.

В одиноком родительстве страшнее всего бессменность. Я помню, что готова была отдать десять лет жизни за то, чтобы хоть кто-нибудь хотя бы один раз поменял подгузник сыну. Через семь с половиной лет, когда у нас со вторым мужем родилась дочь, я долгое время вообще не притрагивалась к ее подгузникам — просто не могла. Впрочем, границы невозможного раздвигаются в то время, когда ты неделями, месяцами, годами находишься наедине с ребенком.

Однажды мне неудачно удалили зуб мудрости — так что отек горла был виден, кажется, из космоса. Я не могла есть и разговаривать, только цедить воду через трубочку. Из-за грудного вскармливания я (дура!) не пила ни антибиотиков, ни обезболивающих и две недели валялась в болезненном забытьи. Что, впрочем, не избавляло от необходимости менять подгузники и кормить сына. И хоть немножко его развлекать. И работать.

Одну из самых смешных своих статей я писала следующим образом: сидела за столом с компьютером, на моих коленях лежала подушка, на подушке — сын, двумя руками вцепившийся в мою грудь. Я рыдала в голос — до крика, меня спасали толстые стены и отсутствие соседей в нашей новостройке — и набирала-набирала-набирала веселые смешные буквы.

Самое удивительное во всем этом, что мне не приходило в голову просить помощи. Да, собственно, и не у кого было. Бывший муж сказал, что раз я собираюсь разводиться и «разрушать семью», то он умывает руки и не будет помогать с ребенком — это ведь я с ним развожусь и, значит, сознательно лишаю ребенка отца.

Мама жила на соседней улице, но после ее «визитов помощи» я неделю приходила в себя.

От нее не укрывалась ни одна малейшая деталь: она замечала коробки из-под готовой еды, которую я заказывала из ближайшего кафе.

К тому же мне очень хотелось хоть что-нибудь в жизни делать не самой. Поэтому я заказывала еду — не часто, пару раз в неделю. Мама это осуждала. Во-первых, дорого. Во-вторых, совершенно не согласуется с диетой кормящей матери. В-третьих, сам факт этакого барства ее возмущал. «Ты же молоденькая девочка, — говорила она, — встала, быстренько помыла полы, побежала проветриться и погулять с ребенком, написала текст — и отдыхаешь!» Я же ползала вареной мухой и убивалась о собственное несовершенство.

Сейчас мне дико об этом вспоминать, но тогда споры с мамой отнимали у меня какое-то бесконечное количество сил. Мы спорили почти обо всем. Она осуждала меня за то, что я пользуюсь подгузниками, предлагала надевать на сына комбинезоны наизнанку, потому что правильная детская одежда шьется швами наружу; стоило мне отвернуться или выйти из комнаты, как мама тут же туго, «бревнышком», пеленала сына и пыталась напоить его, полностью грудного, водой или смесью. Поэтому я старалась не отходить от них далеко.

Перед каждым ее приходом я старательно наглаживала стопку пеленок – я никогда не пеленала сына, но мне легче было их погладить, чем объяснять маме, почему их нет. Впрочем, это не помогало, от зоркого взгляда не укрывалась ни одна моя материнская ошибка. То, что я гуляю не каждый день. То, что я купаю не каждый день. А если и купаю, то в обычной ванне обычной водой, а не заранее прокипяченной и с отваром трав. «Когда ты была маленькой, я мыла полы дважды в день!» — говорила мама. Когда сын был маленький, я полов, кажется, вообще не мыла. Во всяком случае, ничего об этом не помню.

Лучше всего мое состояние в те месяцы описывает рассказ Чехова «Спать хочется». Я была абсолютным, погруженным в себя зомби, который реагировал только на самые острые раздражители. Это длилось до тех пор, пока я через восемь месяцев не вышла на работу и с нами не поселилась няня.

Самое обидное, что я была первой родившей из всех своих подруг, и они то ли не знали, как реагировать на мой новый статус, то ли боялись побеспокоить, поэтому просто пропали. Иногда я неделями не слышала человеческого голоса. Я тогда ничего не знала о маске, которую надо надеть сначала на себя, а потом на ребенка. Или о том, что мамы тоже нуждаются в поддержке и любви.

Я чувствовала абсолютную, бесконечную вину за все свое материнство. За то, что ращу сына без отца, за то, что не смогла родить без эпидурала, стимуляций и выдавливания локтями. За то, что не мою полы, не гуляю, не развиваю и еще множество «не». За то, что поправилась и подурнела. За то, что не могу скакать веселой молоденькой девочкой и все свои силы трачу на банальное выживание.

Даже за то, что во время кормления сына я читаю книжки и смотрю фильмы, меня легонько, но подъедал маленький червячок. Он появился после того, как мама увидела этакий разврат и леность: я кормила, лежа на кровати с книжкой в руках, — и страшно возмутилась. «Во время кормления надо сидеть, чтобы было удобно ребенку, — сказала мама, — и не отвлекаться, а смотреть на своего малыша, любоваться им и испытывать радость материнства!» В глубине души я осознавала бредовость этой идеи, но червячок все-таки поселился и грыз.

В то бешено одинокое время у меня была ровно одна отдушина и группа поддержки — форум «Мама. ру». Он был совсем древний, там даже не требовалось регистрироваться и можно было писать анонимно. Там регулярно случались скандалы и группы девушек дружили друг против друга. Но именно форум помог мне починить внезапно сломавшийся молокоотсос. В три ночи, когда сын счастливо проспал все кормления и моя грудь лопалась от молока. Именно с форума ко мне приехала незнакомая девушка, когда я рассталась с мужем. Приехала, вытерла мои слезы, показала переноску для младенцев — даже не слинг еще, не рюкзачок, а этакую сумку на плечо, сейчас таких уже не делают. И это было для меня окном в новый мир, настоящим открытием, обещанием другой, новой, свободной жизни.

Так как моя коляска не помещалась в машину, я банально не могла никуда съездить с ребенком. И все знакомые подтверждали: «Да-да, младенцам вредно ездить куда-то, кроме парков и детских площадок. Родила — посвящай себя ребенку!»

Сейчас я понимаю, насколько дико все это звучало, но мой сын был первым младенцем, которого я увидела вблизи, у меня не было никакого опыта, я не видела вокруг себя ни одной мамы, которая бы ходила с ребенком в музеи, кафе или хотя бы на встречу с друзьями. Две девочки нашего курса, которые родили раньше меня, немедленно пропали со всех радаров и полностью погрузились в материнство.

Весь мой здравый смысл кричал о том, что так нельзя, что запертый в четырех стенах с младенцем человек непременно сойдет с ума и одичает, — и разбивался о чужой опыт. О многочисленные страхи, которые упорно насаждали со всех сторон. До месяца ребенка никому нельзя показывать, он еще слишком слабый. Пока не сделают все прививки (то есть до трех лет), с ним нельзя ходить в общественные места. Сколько вокруг людей, больных туберкулезом и еще черт знает чем! И так далее, так далее.

Казалось, что их — опытных мам, бабушек, педиатров, авторитетных подруг — много. А я, со своим мальчиком, – одна против всего мира.

Поэтому было таким счастьем встретить сообщество молодых мам. Конечно, там у всех были разные взгляды, жизненные ситуации и принципы воспитания. Важно было то, что многие из них, как и я, остались один на один со своим ребенком и своими проблемами. Хотя у многих из этих девушек были мужья, помогающие бабушки и большой круг родственников, глобально мы все были очень одиноки. И очень много были должны этому миру. Просто за один факт того, что мы родили детей.

Именно там мне рассказали про слинги, и я немедленно заказала себе один. Мне его привезла девушка с годовалой девочкой на груди: ее оставил муж, и она работала курьером: зимой, в Москве, на метро и автобусах с пересадками развозила заказы из детского магазина. Спереди у нее была в слинге дочь, а сзади — огромный рюкзак с заказами. Я помню, как меня поразила эта встреча: мне казалось, что не может быть страшнее этой работы и такой судьбы. С утра до вечера по восемь часов в день мотаться из конца в конец города с крошечным ребенком на руках. Но девушка была веселой и красивой, рыжеволосой, а ее дочка — кажется, самым спокойным ребенком на свете. Она показала мне, как отлично похудела на этой работе: джинсы буквально сваливаются, — какая у нее стала крепкая спина. И вообще — свежий воздух и куча времени для того, чтобы читать книги и общаться с дочкой. В ее необъятном рюкзаке были мыльные пузыри, яркие детские книжки и куклы для пальчиков, чтобы разыгрывать представления. Ее ребенок, который, по сути, рос в дороге и в метро, был развит гораздо лучше многих сверстников. Поразительно, сколько душевных и физических сил требовалось этой маме для того, чтобы устроить дочке счастливое детство в таких условиях.

Через десять лет мы с этой девушкой снова пересеклись в Сети — и всё у нее было хорошо. Она владела известным интернет-магазином, снова вышла замуж, на этот раз за очень хорошего мужчину, и родила еще одну дочку.

Но тогда, когда я встретила человека, находящегося в ситуации, похожей на мою, только в тысячу раз хуже, — спокойного, веселого и уверенного в том, что все будет хорошо, — это произвело на меня огромное впечатление. Это не было похоже на упреки, вроде того что в Африке дети голодают. Или на «соберись, тряпка, кому-то хуже, чем тебе». Это было похоже на свет в конце туннеля. На луч надежды. На то, что самую ужасную жизнь можно организовать так, чтобы в ней было хотя бы немножко радости и счастья.

С тех пор я стала много ездить вместе с сыном — на свидания, вечеринки и в гости. В его восемь месяцев я вышла на работу и никогда в жизни не работала так тяжело, как в то время. Мне все время казалось, что еще чуть-чуть — и мы умрем с голоду. Я не смогу заплатить няне, не смогу прокормить нас с сыном. Я хваталась за все предложения и писала-писала-писала сутками напролет. Коллеги меня предупреждали о том, что можно перегореть, что такое не доводит до добра, но я не понимала, в чем тут опасность. Я делаю любимую работу в самом лучшем журнале в мире, среди клевых, красивых и талантливых людей! В чем проблема?

Собственно, проблема случилась не сразу. Она накапливалась постепенно, и меня сорвало только через три года после рождения сына, когда я познакомилась со своим мужем — тогда еще будущим.

Внезапно я поняла, что у меня вообще ни на что нет сил. Совсем. Сначала я перестала заниматься всеми фрилансами, которые у меня были дополнительно к основной работе. Потом перешла на полставки. Потом на фриланс. Потом перестала справляться и с ним. Сутками я или лежала на кровати, лицом к стене, или читала сайт с отзывами о косметике. В это время будущий муж занимался домом, моим сыном и работой. Мне было стыдно. Мне казалось, что я просто очень-очень ленивая. Не могу собраться, не могу взять себя в руки.

У меня настолько не было сил, что даже до душа я доходила не чаще раза или двух в неделю. Прозрение наступило в тот день, когда я не смогла прочесть очередной отзыв о какой-то помаде. Я перечитывала и перечитывала тот абзац, но смысл ускользал от меня, этот текст казался мне слишком сложным. Я чувствовала себя героем рассказа «Цветы для Элджернона», который постепенно терял интеллект и понимал это. И в этот момент я испугалась.

А потом было много всего: психиатр, антидепрессанты, работа с психотерапевтом и постепенное научение аккуратному обращению с собой. Сейчас моему сыну одиннадцать лет. Моей дочке — почти четыре. Я все еще чувствую себя ужасной матерью для него, мне не удалось преодолеть весь этот груз вины и комплексов. Но зато я ощущаю себя идеальной мамой младшей дочки. Во всяком случае, лучшей из возможных для нее. Я продолжаю дружить с теми девочками с форума «Мама. ру», хотя нас давно раскидало по разным странам.

И главное, я очень стараюсь поддерживать молодых мам, которых до сих пор нагружают таким возом вины, обязанностей, ответственности: «Твой ребенок должен быть счастливым, гармоничным, успешным, удобным для общества, но при этом не таким, как все, он должен быть развитым, но ты не должна быть сумасшедшей наседкой и заниматься только ребенком, а еще ты должна хорошо выглядеть, иметь хобби и хорошую работу, быть ухоженной, веселой и никогда не просить ни у кого помощи, потому что ты взрослая женщина и рожала осознанно и для себя».

Мне кажется ужасным весь этот список безумных и противоречивых требований, которым так или иначе пытается соответствовать каждая молодая мама. И хочется, чтобы каждая из них остановилась. Присела. Вздохнула. Выдохнула. И надела маску на себя.

Обложка: litres.ru

Почему хорошо ненавидеть своих детей

Много лет назад, еще до того, как у меня появились дети, я работала с одной родительницей, которая призналась, что иногда она так расстраивалась из-за своего ребенка, что мечтала выбросить его из окна. Я была в ужасе, услышав это, и подумала, что с этим родителем действительно что-то не так, то есть до тех пор, пока у меня не родился собственный ребенок (с коликами), и у меня не начались подобные фантазии.

Для ясности: ни этот родитель, ни я не собирались никому причинять вред. Существует огромная разница между фантазией и игрой. Но наши чувства разочарования и ненависти были очень реальными и сильными. И мы не одиноки. Имея удовольствие участвовать и руководить несколькими группами поддержки родителей на протяжении многих лет, я могу сказать вам, что многие родители в тот или иной момент испытывают чувство ненависти или другие крайне негативные чувства по отношению к своим детям.

Итак, если ненависть к нашим детям настолько повсеместна, почему она не признается более открыто?

Все мы слышали (до отвращения) о положительных чувствах, которые мы должны взращивать в себе и выражать по отношению к нашим детям, о таких чувствах, как терпение, принятие, безусловная любовь, гордость и т. д. Однако редко мы слышим о обоснованность чувства ненависти или других сильно негативных чувств по отношению к нашим детям.

К счастью, за последнее десятилетие ситуация несколько изменилась. Распространение родительских групп поддержки, в которых принимается и поддерживается выражение негативных чувств, а также публикация таких книг, как сатирические руководства для родителей «Дерьмо мама: руководство для родителей для остальных» Лори Килмартин и др., «Малыши». «Являются мудаками: это не ваша вина» Бунми Ладитана и фальшивая детская книга «Иди нахрен спать» Адама Мансбаха и Рикардо Кортеса помогли нормализовать негативные чувства родителей. Однако, несмотря на эти достижения, сохраняется культура секретности и стыда, связанная с ненавистью к нашим детям.

Чтобы понять, почему это так, было бы полезно сначала рассмотреть вопрос о том, почему мы ненавидим своих детей.

В какой-то степени это просто здравый смысл: часы за часами, дни за днями, годы за годами, заботясь о ком-то, кто зависит от вас, но часто требователен и обижен на вас, естественным образом порождает некоторые негативные чувства.

Для более глубокого изучения родительской ненависти Дональд Винникотт (психоаналитик и создатель фразы «достаточно хорошая мать») объяснил это лучше всего, приведя следующие причины (среди прочего) того, почему мать может ненавидеть ее ребенок (1975; п. 201).

Ребенок представляет опасность для нее во время беременности и родов.
Ребенок мешает ее личной жизни.
Младенец повреждает соски даже при сосании, кусает ее и пытается причинить ей боль другими способами.
Малышка может быть безжалостной, обращается с ней как с подонком, безвозмездной прислугой, рабыней.
Младенец поначалу должен доминировать, жизнь должна развиваться со скоростью младенца, и все это требует постоянного и детального изучения со стороны матери.
После ужасного утра с ребенком, когда мать выходит с ним/ней, она/она улыбается незнакомцу, который говорит: «Разве он/она не мил?»

И все же, продолжает Винникотт, несмотря на всю ненависть, которую мать может испытывать к своему ребенку, она должна научиться терпеть это чувство, не реагируя на него и не выражая его в грубой, яростной форме (стр. 202). Короче говоря, матери — и я бы добавила, что и отцы — должны сдерживать гнев. Возможно, именно эта потребность в сдерживании и проблемы, связанные с этой задачей, объясняют, почему родительская ненависть до сих пор является табу.

Но что вообще значит сдерживать свои негативные чувства к своему ребенку? И почему это так важно?

Я бы сказал, что сдерживание достигается, когда родители способны принять и интегрировать в свой эмоциональный ландшафт, по крайней мере до некоторой степени, свои негативные чувства по отношению к своим детям. Как правило, когда мы не можем принять наши негативные чувства по отношению к нашим детям, мы действуем одним из двух способов: мы впадаем в ярость или эмоционально отстраняемся, любой из которых может быть проблематичным.

Когда мы гневаемся на наших детей, мы даем им понять, что мы не контролируем свои негативные чувства, что негативные чувства страшны и плохи, и что любые такие чувства, которые они испытывают, должны выражаться аналогичным образом или скрываться прочь, потому что они слишком страшны.

В качестве альтернативы, когда мы отрезаем себя от наших негативных чувств или прячем их так, что у нас нет доступа и не выражаем их нашим детям, наши дети получают сообщение о том, что негативные чувства неприемлемы и неправильны и что когда они чувствуют и/или выражают негативные чувства, они делают это плохо. Негативные чувства становятся страшным, одиноким и бессильным опытом.

Итак, если мы не должны проявлять или скрывать свои ненавистные чувства к нашим детям, что, черт возьми, нам с ними делать?

Как я уже говорил выше, первый шаг — принять их, не стыдиться их, понять, что они действительны. Таким образом, мы начинаем интегрировать эти чувства в остальную часть того, кто мы есть и что мы чувствуем. На практике это может означать, что мы делимся своими чувствами с другими родителями, жалуемся или болтаем о наших детях с другими, или, может быть, говорим с консультантом или терапевтом — освободитесь! Часто этого достаточно, чтобы мы чувствовали себя в здравом уме и контролировали ситуацию, а также чтобы сдерживать свои негативные чувства так, как нужно нашему ребенку.

Однако иногда нам недостаточно спокойно сдерживать негативные чувства, не выражая их. Иногда нашим детям нужно чувствовать нашу ненависть или негативные чувства по отношению к ним — не обязательно в их необработанной форме, но контролируемым образом.

Почему это? Почему наши дети когда-либо должны испытывать нашу ненависть к ним?

Как психоанализ может помочь воспитанию детей

Еще раз, я считаю, Винникотт объяснил это лучше всего, когда заявил (1975): «Кажется сомнительным, способен ли человеческий ребенок по мере своего развития выдерживать полную степень своей собственной ненависти в сентиментальная среда. Ему нужна ненависть, чтобы ненавидеть». (стр. 202)

Хайман Спотниц, основатель современного психоанализа, направления психоанализа, развил тезис Винникотта, когда писал об отношениях между терапевтом и человеком, проходящим терапию. В психоанализе считается, что отношения между человеком в терапии и терапевтом по своей сути вызывают чувства из прошлого первого (а иногда и терапевта), особенно в отношении отношений с его или ее родителями. При пробуждении в контексте психоаналитических отношений у человека могут возникнуть определенные сильные чувства по отношению к терапевту, а у терапевта по отношению к человеку в терапии, включая чувство ненависти.

Хотя он предостерегал от выражения всех своих чувств по отношению к людям, с которыми работаешь в терапии, Спотниц предостерегал от того, что терапевт всегда скрывает свои негативные чувства (2004). Он писал: «Несправедливо выделять слишком мало ненависти пациенту, которому нужно научиться переживать и выдерживать ее с комфортом. Давать ему слишком мало чувства, потому что у аналитика его слишком много, — это техническая ошибка. Пациент имеет право на любое чувство — положительное или отрицательное — которое ему необходимо…» (стр. 159)

Далее Спотниц пишет (2004), что терапевт должен выражать свою ненависть, чтобы помочь человеку, проходящему терапию, испытать и поддержать свои собственные негативные чувства. Таким образом, терапевт помогает человеку чувствовать себя менее одиноким со своей ненавистью, чувствовать, что терапевт больше похож на него/нее, с более справедливым балансом добра и зла (то есть, человек не совсем плох для своей жизни). или ее негативные чувства, и терапевт не очень хорош из-за того, что не выражает свои).

Spotnitz также предполагает (2004), что разделение ненависти терапевта может убедить человека в его или ее влиянии на терапевта, давая человеку чувство контроля и силы. Кроме того, когда терапевт выражает человеку негативные чувства, человек может видеть, что вербальное выражение терапевта не обязательно ведет к действию, тем самым терапевт моделирует для человека важность выражения чувств словами, а не действием.

Хотя я не призываю быть психотерапевтами для наших детей (на самом деле, я настоятельно предостерегаю от этого), я бы сказал, что многие убеждения психоанализа в целом и современного психоанализа в частности очень применимы к воспитанию детей. Нам нужно попытаться принять и интегрировать наши чувства ненависти и другие негативные чувства по отношению к нашим детям, чтобы мы могли сдерживать их и, когда это уместно, выражать их нашим детям контролируемым образом. Таким образом, наши дети могут видеть, что у нас тоже есть сильные негативные чувства, и что они не одиноки со своими страшными, ненавистными чувствами и не так уж плохи, если они у них есть. Мы даем нашим детям понять, что, несмотря на то, что они временами чувствуют себя бессильными, у них есть некоторая сила в том, что они могут влиять на нас и пробуждать в нас сильные чувства. Мы помогаем нашим детям принять и интегрировать их собственную ненависть, чтобы она стала одним из многих чувств, которые они могут испытывать и выражать, а не тем, что отщепляется и проявляется из-за страха или стыда.

Короче говоря, иногда наша ненависть может быть полезна нашим детям.

Итак, как на практике выглядит «полезная ненависть»?

Как ненависть может быть полезной

В качестве иллюстрации я расскажу о ситуации с родителем, которого я назову Анжелой, которая была членом одной из моих родительских групп.

Анжела была родителем двоих детей — 6-летней девочки, которую я назову Жозефиной, и трехлетнего мальчика, которого я назову Сэмом. Жозефина была очень спокойным ребенком и малышкой; у нее был спокойный темперамент и вела себя хорошо. Анджела чувствовала себя уверенно и компетентно в воспитании Жозефины.

Поэтому Анжела была немного удивлена и разочарована, когда Сэм родился и оказался очень трудным ребенком и малышом. Гораздо более физически развитый, чем словесный, Сэм расстраивался, когда не добивался своего и не мог выразить себя, и часто довольно сильно бил Анжелу, чтобы выразить свое разочарование. Анжела приходила в ярость и кричала на Сэма, когда он ее бил. Сэм, в свою очередь, очень пугался и начинал безутешно рыдать, после чего Анжела чувствовала себя настолько виноватой, что безуспешно извинялась и пыталась утешить Сэма. К сожалению, это превратилось в замкнутый круг: Анжела и Сэм явно очень расстроены тем, что происходит между ними, но драки и крики продолжаются.

Как родители, когда мы учимся делать эти вещи, нам становится легче с тем, кто мы есть и что мы чувствуем, и поэтому мы можем лучше контролировать и более обдуманно делать свой выбор родителей. И все это помогает нам быть лучшими родителями, какими мы можем быть, независимо от того, что мы чувствуем по отношению к нашим детям.

Когда Анжела говорила в родительской группе об этой динамике, она выразила глубокий стыд по поводу своей ярости, своего крика и цикла, в котором они с Сэмом были заняты. Она так отчаянно хотела взять ситуацию под контроль и найти способ разорвать порочный круг.

После нескольких недель обсуждения ее затруднительного положения один из членов группы выпалил: «Сэм ужас! Конечно, вы хотите кричать на него! Это чудо, что ты не ударил его в ответ! Анжела выглядела ошеломленной, но затем рассмеялась, как и остальная часть группы.

Казалось, в Анжеле что-то освободилось. Наконец-то ей дали разрешение принять свои крайне негативные чувства к Сэму. Мало-помалу Анджела смогла обсудить и принять свои более негативные чувства — свое разочарование тем, что Сэм не был проще, чем его сестра, ее гнев на Сэма за то, что он заставил ее чувствовать себя неадекватным родителем, и многое другое.

Со временем эти чувства перестали быть такими страшными и постыдными для Анжелы. По мере того, как Анжела все больше принимала свои негативные чувства, ее ярость начала рассеиваться, и когда Сэм бил ее, она часто чувствовала «просто» гнев, а не ярость. Анджела начала чувствовать, что лучше контролирует свои чувства и стала более способной сосредоточиться на том, что делать с Сэмом, менее чувствительно и виновато.

Со временем Анжела стала меньше кричать на Сэма. Скорее, когда Сэм бил ее, Анджела твердо и несколько сердито говорила Сэму, чтобы он остановился, что она знала, что он сумасшедший, но что бить нехорошо, что если он злится, он может закричать «Нет!» или «Я сошел с ума!» Затем она отправляла Сэма в его комнату на перерыв.

Похоже, это дало желаемый эффект. Со временем количество ударов Сэма значительно уменьшилось, и использование им слов «нет!» и «безумный!» сильно увеличился. Казалось, что и для Сэма, и для Анжелы отрицательные чувства стали более приемлемыми, более неотъемлемой частью того, кем они были и как они взаимодействовали друг с другом.

Хотя невозможно узнать, каков был субъективный опыт Сэма во всем этом, или даже быть уверенным, какой аспект подхода Анджелы был эффективным, я бы предположил, что из-за изменений в чувствах и действиях Анжелы она смогла достичь по крайней мере некоторые из следующих:

Помогите Сэму почувствовать, что его негативные чувства повлияли на Анжелу, но не были плохими или подавляющими.
Установите ограничение, «Удар не в порядке; тебе нужно пойти в свою комнату», чтобы Сэм почувствовал, что его гнев сдерживается, что помогло ему чувствовать себя в безопасности.
Дайте Сэму альтернативные формы выражения, т. е. слова, чтобы научить Сэма выражать свои сильные чувства, а не действовать в соответствии с ними.

Конечно, бывают случаи, когда такой подход не работает по разным причинам. Эй, ничто не работает постоянно в воспитании детей. Мы люди; мы теряем контроль; наши дети теряют контроль. И, конечно же, многие родители вполне способны справиться со своей ненавистью и другими негативными чувствами без помощи психоанализа.

Тем не менее, что я считаю уникальным в психоанализе и что он может способствовать воспитанию детей, так это его способность помочь людям узнать и принять все их чувства, как положительные, так и отрицательные, и показать людям, что делать с их чувствами ( содержать, выражать и т. д.), особенно более сложные, такие как ненависть.

Как родители, когда мы учимся делать эти вещи, нам становится легче с тем, кто мы есть и что мы чувствуем, и, следовательно, мы можем лучше контролировать и более обдуманно делать свой выбор родителей. И все это помогает нам быть лучшими родителями, какими мы можем быть, независимо от того, что мы чувствуем по отношению к нашим детям.

Ссылки:

Килмартин Л., Молайн К., Ибарбо А. и Зеллнер Мэри Энн. (2012). Дерьмовая мамочка: руководство для родителей . Гарри Абрамс.
Латидан, Б. (2015). Малыши — придурки: это не твоя вина . Издательская компания «Уоркман».
Мансбах, А., и Кортес, Р. (2011). Иди на хуй спать . Книги Акаши.
Спотниц, Х. (2004). Современный психоанализ больного шизофренией . Издательство ЮБК.
Винникотт, Д.В. (1975). Ненависть в контрпереносе. Через педиатрию к психоанализу , стр. 194-203. Нью-Йорк: Основные книги.

Предыдущая статья была написана исключительно автором, указанным выше. GoodTherapy.org не обязательно разделяет любые высказанные взгляды и мнения. Вопросы или опасения по поводу предыдущей статьи можно направлять автору или размещать в виде комментария ниже.

Оставить комментарий

Reddit — Погрузитесь во что угодно

Во-первых, возможно, есть другой подраздел, который более точно подходит к моему сообщению. Но это самое большое, и мое прозрение изменило мою жизнь, жизнь моих сыновей и моей жены. Так что я нарциссически считаю его достойным этого сабвуфера. Извините, если я ошибаюсь.

Примерно через 3 недели после рождения сына я начала его ненавидеть. Со страстью. Я взял двухнедельный отпуск по уходу за ребенком, и эти две недели я провел в бессонном периоде обучения, что за хрень.

Примерно в это же время начался послеродовой период моей жены. Так что она тоже была эмоциональной развалиной.

Вернувшись на работу, я боялся возвращаться домой. Когда я приду домой, я попытаюсь подержать его. Я бы сказала себе, что люблю его. Но я ненавидела даже то, что он был в одной комнате. Я так хотел просто высадить его в пожарной части. Даже когда моя жена имела с ним дело, я просто хотел ударить его по его ебаной морде. Какого хрена я подписался на это, вот все, что я мог подумать. Потому что я сделал. Это не вопрос плохого планирования семьи. Я много лет хотела ребенка. Я всегда представлял, каким отцом я буду. Вот я был с одним. И Иисус Христос, он отстой.

Я часами пытался убедить себя, что люблю его. Я был бы очень логичен и попытался бы разобрать свою ненависть. Каждый раз, когда я ненавидел его БОЛЬШЕ к концу. Я бы перешел от попыток убедить себя, что люблю его, к «нет. Он просто отстой. Я чертовски ненавижу его. Я бы обменял его на использованный презерватив, я так его ненавижу».

Читаю блоги. Я читал этот саб. Мне было приятно знать, что другие отцы ненавидят своих детей. Но это было незначительное утешение. Я все еще должен был жить с куском дерьма. Мой брат, у которого был первый год назад, казалось, думал, что я немного сошел с ума. Мы близки, так что он никогда не был мудаком, но и не смог подтвердить мои чувства. Я застрял, просто задаваясь вопросом, как, черт возьми, я перешел от желания иметь ребенка к готовности убить его в мире без последствий. счастливо.

Моя жена знала, что я его ненавижу. Это сделало ее после родов еще хуже. Ее отец ушел, поэтому она была полна беспокойства, что я сделаю то же самое. Я бы сделал небольшое замечание о том, что он сосет, и это поставило бы ее в плохое положение, тогда я бы ненавидел этого ублюдка еще больше.

Однажды ночью я решил, что мне нужна сумка. Я не постоянный курильщик. Я был в своем прошлом. Но я давно вырос. Хоть сумку получил. Провел первые два дня на диване, ведя один и тот же внутренний диалог — я не очень его ненавижу. Каждый раз это заканчивалось одним и тем же выводом — да. На третью ночь у меня было прозрение. Впервые в жизни я почувствовал себя неуверенно. Я не ненавижу его. Я ненавижу то, что он заставляет меня чувствовать. Он заставляет меня чувствовать себя некомпетентным, и я чертовски ненавижу это чувство.

Я сразу перестал его ненавидеть. Вся ненависть просто смылась. Я не сразу полюбила его. Но у меня не было к нему злобы. Первые две недели я его не чувствовал.