Как отпустить умершую маму?: ru_psiholog — LiveJournal
?- Происшествия
- Дети
- Cancel
Попробуй изложить то, что происходит внутри меня..
19 октября этого года мама умерла от рака поджелудочной железы. Ей было всего 62. Врачи прочили максимум 2 месяца, но она прожила почти 2,5 года с момента обнаружения опухоли.
В то время ради нее я уволилась, оставила мужа и поехала почти за тыщу км оформлять маме квоту на лечение в СПб… Там длинная история, всего не передашь.
Я посвящала маме много времени, делала все, что в моих силах. Но исход один.
Важно то, что сейчас я не верю в ее смерть.. Вот пишу, а сама не верю! Нахожусь в состоянии постоянного ожидания: «Вот сейчас все закончится, пройдет время и мама вернется!!!». Я думаю о ней регулярно, память подкидывает новые и новые картинки. Часто вижу ее в гробу, картина страшная. Мама перед смертью сильно мучалась, очень изменилась. Понятное дело, что сплю плохо.
Купила фарфорового ангелочка, поставила у раковины на кухне и разговарию с ним (а для меня это мамочка), когда мою посуду.
В груди как-будто кто-то схватит и держит, тяжело дышать. Плакать хочется, но не можется. То есть, я бы и рада отпустить ситуацию, отпустить маму, но что-то не позволяет. Как-будто во мне борются две крайности — чувства и разум, что типично для меня. Но это очень изматывает!
Даже в недавнем отпуске я постоянно вспоминала маму и думала: «Все, больше не с кем поделиться радостью от отпуска, некому рассказать об увиденном.
Никто не будет слушать меня ТАК, как делала это мама!». У меня мамозависимость, хоть я уже и сама мама, но продолжаю чувствовать себя недолюбленным ребенком. Хоть в подростковом возрасте мы серьезно конфликтовали, но последние лет 10 мама была для меня всем.. Я даже ставила ее на первое место перед мужем, что не есть правильно.
Подскажите, какие упражнения есть для облегчения моего состояния? Желательно чтобы их можно было делать дома, ибо я сижу с ребенком. Может, почитать что-то?
Заранее благодарю и извините за сумбурность. Все-равно словами не удается передать то, что творится в душе.
И да, я верующая, но в меру, в церковь хожу редко. Близких подруг у меня нет, я — человек довольно замкнутый. Личный психолог есть, но он меня не устраивает, искать другого не вариант по финансам.
Tags: смерть близких_горе_печаль
SubscribeСпонтанное общение — страх второго раза. О чем во второй раз общаться, кроме «Здрасьте»?
Добрый день.
Заметил такую свою «особенность», связанную с возможностью (или невозможностью) спонтанно заговорить, обратиться к человеку на улице.…Через крик к исцелению. Случай из практики гипнотерапии
Вот ещё интересный случай. Мужчина за 50 лет. Живёт за рубежом. Страх конфликтов, низкое либидо. В 8 классе на него помочились сверстники, совершив,…
Как стать Просто Живым?..
Здравствуйте. У меня склонность к «философской интоксикации», к болезненному (и, к сожалению, весьма бесплодному) «мудрствованию». Я склонен всё…
Заметил такую свою «особенность», связанную с возможностью (или невозможностью) спонтанно заговорить, обратиться к человеку на улице.…Photo
Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq
Спонтанное общение — страх второго раза. О чем во второй раз общаться, кроме «Здрасьте»?
Добрый день. Заметил такую свою «особенность», связанную с возможностью (или невозможностью) спонтанно заговорить, обратиться к человеку на улице.…
Через крик к исцелению. Случай из практики гипнотерапии
Вот ещё интересный случай.
Мужчина за 50 лет. Живёт за рубежом. Страх конфликтов, низкое либидо. В 8 классе на него помочились сверстники, совершив,…Как стать Просто Живым?..
Здравствуйте. У меня склонность к «философской интоксикации», к болезненному (и, к сожалению, весьма бесплодному) «мудрствованию». Я склонен всё…
Мужчина за 50 лет. Живёт за рубежом. Страх конфликтов, низкое либидо. В 8 классе на него помочились сверстники, совершив,…Умерших нужно отпускать
Как пережить смерть близких– Когда человек теряет близкого, вполне естественно, что он страдает. Страдает по многим причинам. Это и скорбь по тому человеку, любимому, близкому, родному, с которым он расстался. Бывает, что жалость к себе душит того, кто потерял опору в человеке, ушедшему из жизни. Это может быть чувство вины из-за того, что человек не может отдать ему то, что хотел бы отдать или задолжал, потому что не считал нужным в свое время делать добро и любить.
Проблемы возникают тогда, когда мы не отпускаем человека. С нашей точки зрения смерть несправедлива, и очень часто многие люди даже бросают упрек Богу: «Как ты несправедлив, почему Ты отнял у меня его?» Но на самом деле, Бог призывает к себе человека именно в тот момент, когда он готов перейти в жизнь вечную.
Неверующему человеку сложнее отпустить умершего, потому что он даже, может быть, не осознает, что ему так сложно расстаться с этим близким в силу того, что он не может его даже отдать Богу. А верующий человек привык всё возлагать на волю Божью, потому что встречи и расставания сопровождают человека всю жизнь.
В Библейской истории есть сюжет, который оказывает потрясающее терапевтическое воздействие на людей, столкнувшихся со стрессом, со смертью.
Речь идет о нескольких жизненных фрагментах одного глубоко верующего человека по имени Иов. Всякий раз, потеряв что-то очень важное, а их было много значительных утрат, он повторял: «Бог дал, Бог взял» . В итоге, Бог видя в нем крепкую веру, возвращает все сполна. Эта притча о том, что преодолевая тоску по ушедшему, мы становимся стойкими и сильными. Человек, на самом деле, от самого рождения своего учится расставаться. Он учится быть вместе с другими, отождествляя себя с социумом. Но вместе с тем, всякий раз происходит процесс разотождествления, то есть отсоединения, расставания. Маленький человек учится расставаться со своей собственностью ещё в песочнице: «Моя лопатка, моя корзиночка». Отбирают – он плачет, ему очень тяжело расставаться со своим. А на самом деле ничего нашего на свете нет, понимаете? Ведь, что значит «моё»? Моё, оно ведь только до некоторой степени моё. В каждый момент нашей жизни мы должны быть готовы расстаться со всем, что мы считаем своим. С точки зрения психологии это такой вот феномен психической жизни человеческой, приобретение навыков к утрате.
Есть люди, которые замыкаются в себе и концентрируются на этой потере. Они в себе эти чувства как бы нагнетают, и не могут остановить поток страдательных эмоций. С детства мы привыкаем расставаться со скорбью. Кто-то зацикливается на этом: «Это моё, и всё тут!» Так велика притягательная сила этого эгоистического чувства. А более зрелый человек умеет расставаться без боли, без таких надрывов.
– Получается, что зрелый человек более спокойно воспринимает смерть?
– Он спокойно передает умершего в руки Того, Кто имеет большее на него право. Почему? Потому что зрелость определяется той силой духа, с которой мы воспринимаем все сложные обстоятельства жизни. Чтобы ни случалось, мы должны всё воспринимать равнодушно, равно-душно. Так Св. преп. Серафим Саровский говорил. Нужно, чтобы душа ко всему относилась равномерно, или, как бы, одинаково, и к скорбям, и к радостям. Это такое абсолютное спокойствие во всем, и на самом деле это очень трудно.
Восприятие утраты, скорби духовного и душевного человека отличается тем, что душевность сопряжена надрывом, эмоциональным изломом, страстностью, чувственностью. Напротив, духовное отношение ровное, в нем любовь помогающая, тихая. Вспоминаю, как умерла моя мама. Это было вообще неожиданное событие. Мы с ней попрощались, она уезжала в другой город, и на следующий день мне позвонили, что она приехала, легла спать и умерла. Ей было 63 года всего, я провожала здорового человека. Для меня это был шок. Потому что я потеряла любимого человека совершенно неожиданно. Но она умерла по-христиански, спокойно, так умереть каждый мечтает. Я слышала не раз: «Вот бы, лечь и умереть». Вот она приехала, легла в свою постель и умерла. И когда я пришла в церковь, встретила своего батюшку, – он тоже знал мою маму, – я ему рассказала, а он мне говорит: «Ты, самое главное, воспринимай эту смерть духовно».
Я тогда еще только воцерковлялась, и для меня эти вопросы жизни и смерти были, так скажем, малопонятны.
Тогда я еще никого не хоронила из близких людей. Я всё думала, что же значит воспринимать духовно? Из литературы, в которой раскрывается тема отношения к смерти я поняла, что относиться духовно, значит- не скорбеть.
Если ты чего-то не смог дать этому человеку, ты чувствуешь вину. Часто очень люди зацикливаются и страдают от того, что они недодали что-то любимому человеку. Осталось нечто, что их начинает тревожить. «Почему я не додал? Почему не сделал? Ведь я бы мог», – и вот на этом они уходят в иные круги восприятия, уходят в депрессию.
Человек, в таком случае начинает пребывать в чувстве вины. А чувство вины не должно быть мазохистским, оно должно быть конструктивным. Конструктивный подход такой: «Я себя поймал на мысли, что я застреваю на чувстве вины. Нужно духовно разрешить эту проблему». Духовно – это значит, нужно сходить на исповедь и признать перед Богом свой грех перед этим человеком. Нужно сказать: «Я виноват в том, что я ему то-то и то-то недодал».
Например, я бы подошла к маме при ее жизни и сказала: «Мам, ты прости, я тебе того-то и того-то недодала». Не думаю, что мама меня не простит. Точно также этот вопрос я могу решить, даже если этого человека нет рядом со мной. Ведь у Бога нет мертвых, у Бога все живы. В Таинстве исповеди происходит освобождение.
– А зачем в церковь идти, если можно дома все рассказать Богу? Бог ведь и так всё слышит.
– Для неверующего человека можно начать хотя бы с этого, нужно признать свою вину. В психологической практике используются такие методы: письмо близкому, родному человеку. То есть, нужно написать письмо о том, что я был неправ, что я недостаточно уделял внимания, я тебя не любил, я тебе недодал чего-то. Можно начать с этого.
Кстати, очень часто в первый раз люди приходят в церковь именно в связи с этим обстоятельством, чьей-то смертью В первый раз человек может прийти в храм на похороны.
А многие из них уже могут знать, что духовная дань – это на канон положить какие-то продукты, свечку поставить и помолиться за этого человека. Молитва – это связь между нами и ушедшим человеком.
Один из синонимов слова «кладбище» — «погост». «Погост» от слова погостить, ведь мы приезжаем сюда погостить. Погостили немножко, и вперед, на родину, ведь наша родина там.
В головах у нас всё перевернуто. Мы путаем, где наш дом. А ведь наш дом – это там, рядом с Богом. А сюда мы только лишь пришли погостить. Наверное, тот человек, который не хочет оставлять умершего, не осознает, что какое-то свое назначение здесь этот человек уже выполнил.
Почему мы не отпускаем наших близких? Потому что очень часто бываем привязаны к физическому. Мне, если говорить о своих чувствах, недоставало мамы: очень хотелось прижаться, прикоснуться к этому мягкому, родному человеку, вот именно не хватало рядышком её, не хватало физической близости. Но мы знаем, что этот человек продолжает жить, ведь душа человеческая бессмертна.
Когда умерла моя мама, я решила для себя вопрос духовного восприятия этого события, и мне удалось быстро восстановиться. Я признала, что я чего-то не сделала. Я покаялась, и попыталась реально сделать то, чего я не сделала в свое время маме. Я взяла и сделала это другому человеку. Еще помогает чтение Псалтыри, сорокоусты, ведь общение с родным человеком, даже если его нет рядом, не прекращается.
Другое дело, что нельзя уходить в диалог. Бывает иногда, люди даже заболевают психически, они начинают советоваться с умершим. В какой-то трудный момент можно попросить: «Мам, ну ты помоги мне, пожалуйста». Но это, когда очень трудно, а так лучше не беспокоить все-таки, молиться, молиться за близких. Когда мы делаем что-то для них, тогда мы помогаем им. Поэтому нужно делать все возможное, что в наших силах.
Когда я для себя решила эту проблему, и мне удалось быстро восстановиться, то однажды прихожу я к своей знакомой бабушке. И мама тоже была у нее в гостях когда-то пару раз.
Где-то спустя сорок дней после смерти мамы, может быть, чуть больше, я прихожу навестить эту бабушку, а она начинает успокаивать меня, утешать. Она, наверное, думала, что я скорблю, переживаю сильно, а я ей говорю: «Вы знаете, меня не тяготит уже это. Я знаю, что маме там хорошо, и единственное, чего мне недостает – это того, что её нет рядом со мной физически, но я знаю, что она всегда рядом со мной». И вдруг, вижу, на столе у нее какая-то вазочка была, как у всех бабушек, с цветочками какими-то и ещё чем-то, и я, совершенно машинально, вытаскиваю оттуда бумажку. Вытаскиваю, а там маминым почерком написана молитва. Я говорю: «Вот видели! Она рядом со мной всегда. Даже сейчас она рядом со мной». Моя знакомая очень удивилась. Вот такая у нас связь, понимаете?
Надо отпускать, потому что, когда мы их не отпускаем, им тягостно, они тоже страдают. Потому что мы связаны, так же как здесь, на земле, когда не даем человеку свободы, тянем его, начинаем контролировать, звоним: «Ты где? А может быть там то? А может тебе плохо? А может быть тебе слишком хорошо?» По тому же самому принципу строятся наши отношения с усопшими близкими.
– Получается, что за сорок дней вы пришли в себя от кризиса, то есть сорок дней – это своего рода приемлемый срок. А какие сроки будут неприемлемыми?
– Если человек год скорбит и это затягивается и дальше, то конечно это неприемлемо. Максимум полгода, год, можно поболеть, так скажем, а больше — это уже симптом болезни. Значит, человек впал в депрессию.
– А если он просто не может выйти из этого состояния?
– Не помогает, значит пришла пора исповедать еще одну свою ошибку. Почему уныние входит в семь смертных грехов? Печалиться, унывать, нельзя, это малодушие, это болезнь духовная. Вера – это самое сильное и надежное лекарство.
– А есть ли какой-нибудь психологический способ себя подвигнуть к тому, чтобы сделать первый шаг? Ведь некоторое люди прямо так вот и думают: «Я по нему так долго скорблю, и таким образом я ему храню верность». Как это преодолеть?
– Обязательно нужно что-нибудь делать для усопшего.
Прежде всего, молиться за него подавать записочки в храм. А дальше – больше, снова появятся силы. Путь из депрессии обязательно связан с какими-то действиями, хоть чуть-чуть, понемножечку. Можно просто хотя бы сказать: «Как же я люблю его, Господи! Помоги Ты ему, Господи!» – всё. «Я за него страдаю, я за него переживаю. Вот он ушел в никуда, но я знаю, что он там не один, что он с Тобой». Нужно хотя бы что-нибудь говорить, делать ради этого человека, но только не бездействовать.
© Memoriam.ru
|
Психолог Ирина Рахимова |
Предыдущая беседа
Следующая беседа
| Версия для печати |
| Смотрите также по этой теме: |
Как помочь себе пережить горе: практические советы (Психолог Светлана Фураева)
Ваши близкие живы у Бога (Протоиерей Игорь Гагарин )
Чувство вины без приставки «бы»: в чем наша вина перед умершими (Кризисный психолог Михаил Хасьминский)
Стадии переживания горя (Психолог Сергей Шефов)
Несколько свидетельств о том, что смерть не конец жизни (Андрей Гнездилов, доктор медицинских наук)
Взгляд современной науки: Существует ли душа, и бессмертно ли Сознание? (Кризисный психолог Михаил Хасьминский)
Как я наконец избавился от печали о моей умершей маме
На днях я резал клубнику у раковины, когда вспомнил о своей матери, которая много лет назад стояла над своей собственной кухонной раковиной и делала то же самое.
Нарезка фруктов. Я обожал смотреть, как она нарезает фрукты. Она могла очистить яблоко одним быстрым взмахом ножа, швыряя кожуру на прилавок, как каплю материнского микрофона. Она взорвала контейнер с клубникой за 60 секунд, держа нож и фрукт в одной руке, ловко вонзая лезвие через красную мякоть фрукта в большой палец, ни разу не порезав собственную кожуру. Я провела годы, неуклюже нарезая клубнику на разделочной доске, слишком боялась пораниться, чтобы попробовать ее способом. Но с годами я набралась смелости благодаря родам и постоянному рецепту Лексапро, и я начала резать клубнику, как она, даже не осознавая этого.
Моя мать скончалась восемь лет назад, когда мне было 27, и я провел годы, глубоко оплакивая ее смерть. Но когда я стоял там той ночью, переживая ее движений, я понял тревожное осознание. Как обычно, я вызывал в воображении эмоциональные образы моей матери. Но на этот раз я не чувствовал ни печали, ни слез, ни желания свернуться клубочком в позе эмбриона у изножья раковины.
Мое горе просто исчезло.
Моей маме было 55 лет, она была совершенно здорова и только что вернулась из поездки во Францию с моим отцом, когда ее желудок перестал работать. Ее врач несколько месяцев выгонял ее из кабинета с лекарством от изжоги в руке, настаивая на том, что это расстройство желудка. Это не так. Это был рак поджелудочной железы 4 стадии. Через девять кошмарных месяцев после того, как ей наконец поставили диагноз, ее не стало.
В первые дни мое горе было подавляющим и всепоглощающим. Я записал свои 10 000 часов плача. (Я гений, одобренный Малкольмом Гладуэллом, умеющий рыдать в диванную подушку из Икеи.) Но самое страшное в горе — это то, насколько легко может быть повседневная жизнь, в то время как оно незаметно разъедает вас. Через несколько месяцев после смерти моей мамы я получила работу своей мечты писать о знаменитостях и поп-культуре на канале Vh2, мой парень стал моим женихом, и я улыбалась дорогим друзьям на девичниках и девичниках. Но во всех этих вехах, а также в скучных буднях я едва присутствовал.
Я был под кайфом от своего горя, мой мозг постоянно был забит воспоминаниями о моей матери.
Перед смертью моя мать приклеила инструкции ко всем бытовым приборам в нашем семейном доме с подробным описанием того, как ими пользоваться. От пылесоса до стиральной машины и шкафа, полного лампочек, моя мама записывала вещи своим узким наклонным курсивом, чтобы мы не совсем потерялись без нее. Она глубоко заботилась о моем отце, брате и обо мне, вкладывая себя в нашу жизнь, но не теряя себя в ней. Она была нежной силой, сильным советником и яростным союзником. За неделю до смерти она едва могла сделать глоток воды, но каким-то образом нашла в себе силы потребовать, чтобы я не возвращался к токсичной дружбе, с которой я разорвался много лет назад. Если кто-то вас обманул, она будет ненавидеть его всю жизнь от вашего имени.
Наши отношения совсем недавно перешли из антагонистических подростковых лет в пространство взаимной любви, понимания и доверия. Я повзрослел, она расслабилась, и зародилась настоящая дружба.
Она садилась на поезд из Бостона, чтобы навестить меня в моей крошечной нью-йоркской студии, спала на моем диване и водила меня по магазинам в поисках дорогих бюстгальтеров, которые я никогда не могла себе позволить сама. Мы гуляли по городу, задерживались в Barneys и ели слишком много тостов с авокадо в Cafe Gitane. В конце выходных я отвозил ее на Пенсильванский вокзал, чувствуя себя очень благодарным за то, что она моя. И вдруг грянул апокалипсис. Я должен был выяснить, кто я такой, исследовать все возможности своего взрослого «я». Вместо этого мое горе перешло от механизма выживания ко всей моей личности.
Мой младший брат и отец тоже погрузились в собственное горе, но я была слишком поглощена собственной болью, чтобы хотя бы начать признавать их. Мы всегда были близкой семьей, и мы сблизились еще больше, когда ухаживали за мамой, спали вместе на полу вокруг ее кровати в те последние недели в хосписе. Но с ее уходом семейная динамика изменилась. Теперь я была единственной девушкой.
Мой брат, который разделял тихий стоицизм с моей матерью, теперь стал одиноким интровертом. А мой папа, который когда-то очаровал мою маму, играя на губной гармошке на вечеринке в колледже, впервые с 18 лет остался один. Тем не менее, они справились. Они бросились в новые приключения — мой брат поступил в бизнес-школу, а папа занялся бальными танцами. Мои отношения — с моим женихом, друзьями и коллегами — были второстепенными, моих увлечений не существовало. Они не могли сравниться с постоянной грустью, которая прокручивалась во мне, как бегущая строка новостей, отвлекая меня от того, что происходило прямо передо мной.
Большую часть времени я проводил в своей крошечной нью-йоркской квартире, сидя на кровати и копаясь в красивой коробке Container Store, которую я купил, чтобы хранить в ней вещи, которые напоминали мне о ней. Я сохранила самые незначительные вещи: списки покупок с пунктами вроде «настоящая овсянка без ароматизаторов» и блокнот, на котором она перечисляла друзей семьи, которые когда-нибудь заслуживают приглашения на мою свадьбу.
Я читаю и перечитываю старые электронные письма, самые обыденные переписки потрясают меня больше всего. «Так что, возможно, ваша проблема с газообразованием связана [так в оригинале] с аллергией на глютен, — написала она, давая мне совет по поводу сыпи в феврале 2006 года. — Это означает, что вы не должны есть много того, что вам нравится. это трудно.»
Ничто так не заставляло ее снова чувствовать себя более живой, как тогда, когда она ворчала больше всего. «Кейт», — написала она на желтом стикере. «Вы должны заполнить клиентское соглашение и форму принятия ответственности. Затем вернитесь в Веризон. В них не было конверта. xoxo Мама.
Один лишь взгляд на ее небрежную подпись мог вернуть ее к жизни до такой степени, что я почти обманывал себя, заставляя поверить, что она все еще реальна. Возвращаясь к этой глубокой, бесконечной печали снова и снова, я смог вспомнить все подробности о ней, которые я боялся забыть, потрогать, понюхать и увидеть ее. Я начал не просто получать удовольствие от этих ежедневных ритуалов скорби, я жаждал их.
Нигде в описании пяти стадий горя Элизабет Кюблер-Росс не упоминает, что траур на самом деле может ощущаться как 9.0006 хорошо . Я был счастлив, находясь в постоянном состоянии горя, потому что это поддерживало мою маму в живых.
Я нашла утешение в Tumblr, выплескивая свои эмоции в сырые, бессвязные посты в блоге, которые часто приводили к тому, что друг писал мне: «Я видел твой пост о твоей маме, как дела?» Было облегчением поместить эти эмоции куда-нибудь. Но каждый раз, когда они выливались, я наполняла их обратно. Тем не менее, то, что я стала Девушкой, которая написала в блоге о своей умершей маме, только укрепило мое отношение к моему горю. Я так научился горевать, что не знал, как не делать этого. И я определенно не хотел жить без нее, потому что это означало бы узнать, кем я был без нее в своей жизни.
Дело в том, что скорбь верна старой пословице: Время лечит все раны. Стремительный рев боли и скорби, когда-то подхвативший и унесший меня, теперь высох до струйки.
Я прожил полных восемь лет своей жизни — преследовал мечты о карьере, ездил по стране, выгонял детей. Карьера моего брата процветает, а отец снова женился на прекрасной женщине, с которой познакомился на уроках бальных танцев. Иногда мы пишем друг другу сообщения в день рождения моей мамы или в годовщину ее смерти. В другое время мы молчим, и дни проходят так, как будто ничего и не было.
Мое ускользающее горе кажется таким же ужасным, как и потеря ее. В каком-то смысле я снова ее теряю. Мои воспоминания о ней становятся неряшливыми и нечеткими, туманными по краям. Моя коробка с сувенирами стоит на полке в гостиной; мой Tumblr теперь в основном является домом для фотографий One Direction. В тот момент, когда я резал клубнику у раковины, я заставил себя погрузиться в свое горе, придумать воспоминание, момент — что-то, за что можно ухватиться, чтобы вернуть ее. Я пытался мысленно расслышать высоту ее смеха, понаблюдать за изгибом ее плеч, когда она сидела, оплачивая счета за своим столом, посмотреть, как она стоит и режет клубнику, складывая ее в грязное пластиковое желтое ситечко, которое она купила перед этим.
Я был рожден. Я хотел почувствовать печаль, потому что это означало бы, что часть ее все еще была здесь, жила и дышала моей печалью. Но мой разум просто крутился вокруг да около, пока я не закончил свою работу, выбросив ботву клубники в мусорное ведро.
Теперь я мама; моим дочерям 4 и 2 года. Они высокие, озорные и чуткие, как и она. Мой старший знает, что моя мама умерла. Однажды она спросила меня о ней на кухне, когда я, сгорбившись, строчил подробные инструкции для их няни. — Твоя мама умерла, — драматично сказала она, и я кивнул. — Но где она? она спросила. — Она еще может говорить?
И вот я ей сказал, что да, она мертва, но она все еще здесь. Она говорит через меня и живет в моих отношениях с ней и ее сестрой. Она присутствует в советах, которые я им даю о дружбе, в песнях, которые мы поем, и в объятиях, которыми мы делимся, в моем бесконечном нытье, чтобы забрать их игрушки, убрать их обувь. Она рядом, когда я у раковины нарезаю клубнику для них. Когда я сказал ей это, я понял, что мне больше не нужно тонуть в своей печали только для того, чтобы сохранить ей жизнь.
Я отпускаю свое горе и нахожу свою маму в себе.
10 вещей, которые вы должны отпустить, чтобы исцелиться
Сообщение от Still Standing Contributor Loni H. E.
Смерть ребенка — одна из самых тяжелых травм, которые может когда-либо испытать родитель. Когда твой ребенок умирает, ты оказываешься полностью потерянным. Ты как будто тонешь, но как-то еще можешь дышать. Вы попадаете в новый мир, наполненный болью и опустошением.
Ты не узнаешь этот новый мир и изо всех сил пытаешься его принять, потому что в нем нет твоего ребенка.
Вы хотите начать идти в правильном направлении, но не знаете, какие шаги предпринять. Большой шаг для родителя, пережившего утрату, — научиться отпускать. Не учитесь отпускать своего ребенка, а учитесь отпускать определенные убеждения или ожидания. Освобождение себя от них может направить вас на более исцеляющий путь.
Я составил список вещей, которые помогли мне исцелиться и вырасти после смерти моей дочери.
Хотя у каждого из нас есть свое горе, которое нужно нести, и свой путь, я надеюсь, что это поможет вам задуматься о своем путешествии.
Вот десять вещей, которые вы должны отпустить, чтобы исцелиться:
1) Неспособность спасти своего ребенка –Одна из самых трудных вещей, от которой нужно избавиться, это мысль о том, что вы могли бы сделал что-то, что-нибудь, чтобы сохранить их. Мы виним себя, нагромождая стыд на наше и без того сокрушительное горе. Как родители, мы считаем своей обязанностью защищать наших детей. Когда они умирают, на нас остается огромное чувство вины.
Во-первых, знайте, что не только вы чувствуете эту вину. Я еще не встречал другого родителя, пережившего утрату, который не чувствовал бы этого чувства ответственности или вины в той или иной форме. Это очень нормально. Во-вторых, и самое главное, вы должны знать, что это не ваша вина. Позвольте мне повторить это – это была не твоя вина.
Связанный: Я всегда буду задаваться вопросом: мог ли он быть спасен?
Тогда мы не могли знать того, что знаем сейчас.
Крайне важно, чтобы вы отпустили свою вину. Пусть любовь, которую вы испытываете к своему ребенку, напоминает вам, что каждый ваш выбор был основан на любви.
Каждый горюет по-разному. Неважно, сколько раз общество пытается дать вам дорожную карту или этапы подготовки; ваше горе будет таким же уникальным, как и вы. Многие факторы влияют на то, как вы скорбите.
Как вы справляетесь со стрессом? Какая у вас система поддержки? Были ли у вас другие травмы? Список можно продолжить. Живите одним днем и не сравнивайте себя ни с кем другим.
3) Чувство вины за желание, чтобы другие почувствовали вашу боль –Эта мысль пришла всем нам в голову.
Если бы они только знали, что я чувствую. Если бы они только знали, как это мучительно.
Никому не желаешь трагедии. Ваши мысли просто соответствуют отчаянной потребности быть понятым и поддержанным. Иметь эти мысли нормально.
Это почти гарантия того, что вы испытаете ревность. Вполне логично, что вы будете завидовать тем, у кого есть здоровые, живые дети. Все здоровые младенцы вокруг вас — болезненные напоминания о том, что ваш сын или дочь умерли. Вы удивитесь, Почему у них получается, а у меня нет?
Это нормально. Если вы позволите себе ревновать, это может помочь вам разобраться в своих чувствах и достичь состояния, в котором вы сможете исцелиться.
Связанный: Ревность: темная сторона горя
5) Чувство вины за то, что вы не можете функционировать на работе или в повседневных задачах – Окружающий мир часто может быть нетерпеливым и ожидать, что вы будете готов , прежде чем вы почувствуете себя готовым. Не позволяйте другим диктовать, когда вы должны чувствовать себя более функциональным. Требуется время, чтобы заново приспособиться к повседневной жизни. Тех, кто осуждает вас или торопит вас, лучше держать подальше от вашей жизни.
Злость, реактивность, плаксивость, тревожность, депрессия, озлобленность, асоциальность и т. д. – все это симптомы горя. Вы будете говорить что-то в гневе, вы будете плакать, и все в порядке. Позвольте себе чувствовать эти эмоции и выражать их, это очень поможет вашему процессу исцеления.
Если вы попытаетесь подавить или проигнорировать эти чувства, позже они проявятся еще сильнее. Окружите себя людьми, которые сочувствуют вам (если это не друзья или семья, попробуйте группу поддержки или психотерапевта).
7) Чувство вины за то, что выжили после смерти вашего ребенка – Это трудно принять. Большинство, если не все, родители, потерявшие близких, в мгновение ока отдали бы жизнь за своих детей. Это не был выбор, который нам дали. Вариант, который у вас есть, — это прожить наилучшую возможную жизнь в честь своих детей. Постарайтесь прожить жизнь, которой они могли бы гордиться.
Когда ваш ребенок умер, трудно не чувствовать себя виноватым за то, что вы наслаждаетесь моментами своей жизни. Какая-то часть вас не считает, что вы должны когда-либо снова радоваться или улыбаться. Это часть вас, с которой вам придется вести переговоры всю оставшуюся жизнь. Для родителей, потерявших близких, нормально чувствовать себя виноватыми, когда они счастливы, но работать над тем, чтобы позволить себе наслаждаться этими радостными моментами.
9) Чувство вины за то, что вы решили попрощаться с нездоровыми отношениями и людьми – Когда вы теряете ребенка, ваши приоритеты резко меняются. Внезапно люди, которые, как вы думали, будут вас поддерживать, перестанут быть таковыми. Это ваше решение, кого оставить в своей жизни, а кого нет, но я бы посоветовал вам отказаться от мысли, что вам нужно сохранить своих друзей, семью и круг общения именно такими, какими они были до смерти вашего ребенка.
Проще говоря, если кто-то вреден, держитесь от него подальше, кем бы он ни был. Вы также можете обнаружить, что в вашей жизни начнут появляться новые, невероятно поддерживающие вас люди. Приветствуйте их.
Связано с: Потеря друзей после потери ребенка
10) Чувство вины за плач/эмоциональность рядом с живыми детьми –иметь живых детей. Трудно не чувствовать себя виноватым, когда ваше горе и эмоции всплывают, когда вы находитесь рядом с ними.
Вам решать, говорить ли о своем горе с живыми детьми. Не существует идеального способа справиться с этим. Но есть одна вещь, на которую вы можете рассчитывать, когда дело доходит до горя… вы не можете его контролировать.
В тот или иной момент вы будете проявлять эмоции рядом со своими детьми. Отпустите попытки контролировать это. Я бы посоветовал поговорить с ними о своих чувствах и объяснить им, как вы работаете с этими чувствами. Скорее всего, это поможет им управлять своими эмоциями.
