Каковы способы разрешения конфликтных ситуаций в демократии: Способы разрешения конфликта — урок. Обществознание, 6 класс.

Содержание

Политические конфликты тоталитарных и демократических систем . Конфликты: как ими управлять (конфликтология)

Суть внутриполитических конфликтов в значительной мере определяется характером политических систем. Своеобразие же политическим системам придают политические режимы, т. е. совокупность конкретных методов осуществления политической власти определенной социальной группой. Таких «совокупностей» политические науки выделяют как правило три: 1) тоталитаризм, 2) авторитаризм и 3) демократия. Поскольку авторитарный режим представляет собой некий компромисс между двумя другими, возьмем только крайние, «чистые» формы политических режимов.

Тоталитаризм (от лат. totalis — полный, целый) — это политический режим, характеризующийся всеобъемлющим контролем за гражданами со стороны государства, полным подчинением личности и гражданского общества политической власти. Его отличительные черты — всеобщая политизация и идеологизация общественной жизни, наличие мощного аппарата социального контроля и принуждения, этатизация (огосударствление) всей хозяйственной и даже частной жизни, ограничение или ликвидация частной собственности, устранение конкуренции, рыночных отношений, централизованное планирование и командно–административная система управления.

Демократия является своеобразным антиподом тоталитарного режима. Она (в идеале) характеризуется контролем гражданского общества над политической властью. Ее базовые принципы включают юридическое признание и институциональное выражение верховной власти народа, периодическую выборность органов власти, равенство прав граждан на участие в управлении обществом, безусловное соблюдение всех прав и свобод личности и т. д.

При таком сравнении может показаться, что тоталитаризм — это средоточие всех политических пороков, а демократия, напротив, — светлый идеал всего человечества. Это, конечно, не совсем так. Тоталитарные политические режимы рождаются не по злой воле фюреров или генеральных секретарей. Они являются выражением отчаянного желания народных масс быстро и эффективно переустроить общество на началах социальной справедливости. Последняя понимается в основном как равенство. И не только перед законом, но и во всех сферах жизнедеятельности человека.

Но рыночная экономика непрерывно рождает неравенство. Значит ее нужно преобразовать, заменив частную собственность на общественную, а механизмы рыночной регуляции спроса и предложения централизованным планированием: ведь совсем нетрудно посчитать, сколько тех или иных благ требуется обществу. Детальное планирование всего и вся по силам только одной организации — государству. Всякие сбои и отклонения от планов будут порождать хаос, значит нужен строгий и действенный контроль за их выполнением, а это опять–таки может обеспечить только государство. В итоге происходит гипертрофированный рост институтов политической власти, от которых зависит буквально все: обеспечение людей работой, жильем, досугом, разрешение любых конфликтов и т. д. Социальная дистанция между различными группами и в самом деле сокращается (хотя социальное равенство все равно не достигается), но кошмарной ценой полной потери личной и групповой свободы, самостоятельности, возможностей влияния на власть и предотвращения политических авантюр.

Возникает «закрытый», деспотический тип общества, где все подчинено политической целесообразности. Всеобщим центром притяжения всех усилий становится политическая власть, монополизируемая складывающейся вокруг нее элитой (номенклатурой). Логика саморазвития общества подменяется насильственной реализацией какого–либо утопического проекта всеобщего счастья, всякое несогласие с которым автоматически превращает любого человека во «врага народа».

1 Конфликты тоталитарных режимов. В обществе подобного типа, где искажены все нормальные пропорции экономики, политики и культуры, и политические конфликты приобретают ряд характерных особенностей:

1) Из всех возможных видов политических конфликтов (интересов, статусов, ценностей) на первый план выдвигаются статусно — ролевые конфликты, связанные с близостью или удаленностью от политической власти.

2) Поскольку различия интересов профессиональных, этнических и прочих социальных групп ликвидировать нельзя, а признать конфликтность их отношений во внешне едином, отмобилизованном обществе политическая власть не желает, большинство реальных конфликтов становятся

скрытыми, подавленными. У многочисленных социальных групп по существу нет возможности артикулировать и соответственно четко осознавать свои интересы, которые скрываются в область иррационального. Именно поэтому крушение тоталитарных режимов во многих случаях ведет к вспышкам насилия, серьезной угрозе гражданской войны — это подавленные конфликты выходят наружу.

3) Политические конфликты тоталитарного общества предельно идеологизированы.

Идеология (представляющая собой всего лишь теоретически осмысленный вариант общественного переустройства, разработанный какой–либо социальной группой) превращается в «священную корову» тоталитарного режима, непререкаемую ценность, не подлежащую никакой критике. Она, естественно, «единственно верная» и общеобязательная. Инакомыслие — политическое преступление. Любое движение «тестируется» на соответствие идеологическим догмам. Внешнеполитические конфликты, а также конфликты, связанные взаимодействием партийно–государственных структур, подчиняются идеологическим приоритетам. В еще более резкой форме та же картина наблюдается и в сфере духа — науке, искусстве, религии, морали. Сама тоталитарная идеология, властно подавляя саморазвитие этих сфер, становится дополнительным источником конфликта.

4) Гипертрофия политической сферы жизни тоталитарного общества приводит к тому, что в нем даже самые далекие от политики конфликты возводятся в ранг политических. Невыполнение предприятием плана, развод в семье, знакомство с несанкционированными властью источниками информации — все превращается в политические преступления. Чтение и хранение «запрещенной» литературы делает человека участником политического конфликта с государством!

5) В таких условиях большинство конфликтов носят искусственный, навязанный характер. Этой характеристике полностью отвечают и конфликты, возникающие как следствие попыток власти направить недовольство населения на поиск врага (вредители, космополиты, диссиденты), на которого можно было бы списать собственные неудачи. Не менее искусственен и ложен по своей сути конфликт, связанный с непременной для тоталитарной идеологии идеей социального превосходства какой–либо социальной группы (арийской расы, рабочего класса и пр.).

6) Тоталитарным политическим режимам свойственна также

тенденция интернационализации политических конфликтов. Лежащая в их основе универсальная идеология позволяет трактовать все мировые события как, допустим, столкновение интересов рабочего класса и буржуазии. Отсюда и планы экспорта революции, поддержки любых антиимпериалистических движений, блоковое восприятие мира как арены борьбы двух непримиримых систем — капиталистической и социалистической.

2 Конфликты демократического общества. Системы демократические, наверное, не менее конфликтны. Однако характер этих конфликтов существенно иной.

1) Прежде всего, они открытые, явные, признаваемые обществом и государством как нормальное явление, вытекающее из конкурентного характера взаимоотношений в большинстве областей общественной жизни.

2) В демократических обществах политические конфликты локализованы в собственно политической сфере. Они не распространяются на частную жизнь граждан, не подчиняют себе развитие экономики, не определяют «правило функционирования духовной сферы.

3) Поскольку у всех социальных групп есть множество способов артикуляции своих интересов, объединения в различные организации с целью оказания давления на власть и т. д., конфликтные ситуации характеризуются меньшей напряженностью. Меньше опасность «взрывов» социального негодования, насильственного разрешения конфликтов.

4) Так как демократия строится на плюрализме мнений, убеждений, идеологий и способна исследовать конфликтные ситуации свободной рациональной дискуссией, она в состоянии отыскивать гораздо больше приемлемых способов разрешения политических конфликтов.

5) Статусно — ролевые политические конфликты в демократических режимах имеют относительно меньшее значение, чем конфликты интересов и ценностей.

6) Поскольку политическая власть в демократическом режиме не сконцентрирована в одном органе или в одних руках, а рассредоточена, распределена между различными центрами влияния, да к тому же каждая из социальных групп может свободно отстаивать свои интересы, то

открытых политических конфликтов, естественно, фиксируется больше, чем в тоталитарном обществе. Они многообразнее и разнокалиберное. Но это признается выражением не слабости, а силы демократии, понимаемой как баланс интересов конкурирующих социальных групп.

7) Сильной стороной демократии является также и отработанность четких процедур, правил локализации и регулирования политических конфликтов.

Все сказанное, разумеется, не означает, что демократия является безупречным инструментом разрешения политических конфликтов. У нее свои проблемы. Критики современной плюралистической демократии, например, небезосновательно указывают на формальный характер демократических процедур; предполагающий лишь юридическое равенство индивидов и групп, которое в условиях господства рыночных отношений неизбежно сохраняет социальное неравенство. Привлекательно, конечно, представлять демократию балансом интересов конкурирующих социальных групп. Но какая конкуренция может быть между группами, скажем, пенсионеров и крупного капитала? Итоговый «баланс» их отношений известен заранее. Или, предположим, какой–то индивид или группа не преуспели в рыночном соревновании, как же тогда быть с их правами на достойную жизнь, свободу, собственность? Священное право на собственность, когда не на что жить, может весьма сильно раздражать.

В такого рода аргументах, безусловно, есть свой резон. Они указывают на реальные изъяны демократического способа организации политической жизни. Однако рецепты их преодоления, выписываемые тоталитарными идеологиями, на практике ведут к куда более худшим последствиям. Известный австрийский экономист Фридрих Хайек в ставшей классической работе «Дорога к рабству» предложил для понимания различения двух обсуждаемых форм управления обществом такую аналогию. Разница между ними примерно такая же, как между правилами дорожного движения (или дорожными знаками) и распоряжениями, куда и по какой дороге ехать. В демократическом обществе власть лишь устанавливает формальные «правила движения», то есть сообщает заранее, какие действия она предпримет в ситуациях определенного типа. «Дорогу» каждый выбирает сам, И власть не гарантирует, что «водитель» непременно доберется туда, куда ему нужно и в срок. Он может попасть в «пробку», не рассчитать скорость и т. д. Так, может быть, государству лучше взять в свои руки управление движением — заранее просчитать количество водителей, их грузы, определить оптимальные маршруты? Увы, как свидетельствует практика, совсем даже не лучше. Запланированный график все равно будет сбиваться разными обстоятельствами (погодой, капризами техники), необходимость его соблюдения будет требовать все более жесткого контроля, кому–то придется давать «зеленую улицу», порождая привилегии и пр. И самое противное — лишь государство будет решать, куда и как нам ехать. Без его позволения и с места тронуться нельзя. Подобная перспектива все–таки заставляет современное человечество склоняться к выбору «формальных правил» демократии, которые действительно носят чисто инструментальный характер и не обещают безусловного торжества социальной справедливости.

В плане различения конфликтов тоталитарных и демократических режимов российские политические конфликты находятся в «промежуточном» положении. Наше нынешнее общество несет на себе все черты «переходного» типа от тоталитаризма к демократии: слабость гражданского общества и соответственно «безопорность» демократических институтов, остаточное влияние тоталитарных традиций безусловного подчинения политическим «верхам», уступка им всех политических инициатив и ответственности, ценностный раскол в обществе и т. д. Отсюда и резко конфронтационный характер наших сегодняшних политических конфликтов, их хаотичность, неустойчивость, неотработанность процедур урегулирования и разрешения. Преодоление этих особенностей «посттоталитарной» конфликтности является актуальнейшей задачей как нашей политической элиты, так и общества в целом.

Почему в городе возникают конфликты

Почему в городе случаются конфликты? Всегда ли они неизбежны? Каковы типичные способы их разрешения?

Обсудим тему с кандидатом юридических наук, доцентом Высшей школы урбанистики имени А. А. Высоковского факультета городского и регионального развития НИУ ВШЭ Иваном Медведевым.

Сначала обследуй, потом планируй

В СМИ широко освещался майский конфликт в Екатеринбурге, где в сквере у Театра драмы на Октябрьской площади планировалось построить храм. Расхождение мнений жителей и последовавший конфликт удивил специалистов?

Иван Медведев: Журналисты немного отвыкли от того, что люди интересуются своей территорией и высказываются о ее судьбе, отсюда и резонанс. А лично я нового там не увидел. Мне, скорее, не понравилось, что в Екатеринбурге сделаны все ошибки, которые привычно совершаются. Изучение мнения местного сообщества должно предшествовать любому проектированию. Я вспоминаю работы шотландского градостроителя Патрика Геддеса, он одним из первых в начале XX века внедрил социологию в городское планирование. И сформулировал правило: survey first — plan second. «Сначала обследуй, потом планируй». Сто лет прошло с тех пор…

Может быть, стоит внедрять дисциплины о разрешении городских конфликтов на факультетах государственного управления? Чтобы будущие мэры были готовы к диалогам в сфере градостроительства?

Иван Медведев: Отдельные попытки, мне кажется, уже делаются, но очень отрывочно. Я знаю, что во Франции есть Национальная школа администрации (ENA) — элитная академия государственной службы, основанная Шарлем де Голлем, которую заканчивали и Франсуа Олланд, и нынешний президент Франции Эмманюэль Макрон. Там высших и средних чиновников буквально «натаскивают» на разрешение конфликтов, моделируя разные типы ситуаций. Волнения на расовой и этнической почве, проблемы с мигрантами, забастовки. И в том числе учат разрешать градостроительные споры. Когда есть система управления конфликтами и их предотвращения, это очень хорошо. Думаю, что в России могли бы больше внимания уделять этим вопросам, делать семинары для губернаторов и руководителей городов, чтобы они обладали навыками разрешения споров.

Пока есть города, будут и городские конфликты

Можно ли в городе обойтись без конфликтов?

Иван Медведев: Совсем без них не получится. Уйма передвижений, слишком много разных людей на ограниченной территории, да еще и незнакомых друг с другом. Здесь брось спичку — и полыхнет.

Но так ведь не только в России?

Иван Медведев: В любом городе, всегда и во все времена. Как-то я читал новости об археологических раскопках в Сирии, где рассказывали про Тель-Брак (Нагар). Это было одно из крупнейших поселений северной Месопотамии и всего Ближнего Востока. Его пригороды в течение тысячелетий сливались с центром. И оказалось, что почти 6000 лет назад процесс урбанизации сопровождался кровавой бойней вследствие социальных распрей. Поэтому в науке считается, что город — наиболее естественное место для конфликтов всех видов. Из-за ценностей, интересов, образа жизни, толчеи и т.д. Есть много красивых описаний. Например, у британского социолога Зигмунта Баумана (он приезжал в Москву с лекцией) была статья «Город страхов, город надежд». Там современный город назван «общежитием незнакомцев». И эта ситуация постоянно обеспечивает нас столкновениями. Любой выход за порог квартиры погружает человека в определенный дискомфорт и повышает тревожность. Для него город полон чужаков, он не безопасен. Но, в общем, ничего страшного в этом нет.

Корпорация может терять до 20 миллионов долларов в неделю из-за конфликтов с местными сообществами

А что же в этом хорошего?

Иван Медведев: В социологии конфликт не является отклонением, напротив, он рассматривается как нечто нормальное. Даже как источник развития, отправная точка для перемен. А все плохое — это от неправильных способов его разрешения. Силовых или несправедливых. В городе есть запрос на то, чтобы любые конфликты разрешались адекватно.

Вам встречалась идея о необходимости разрешения городских конфликтов в государственных программах?

Иван Медведев: Много раз. Причем в документах самого высокого уровня. Они касаются организации общественного участия в реализации благоустройства. И там черным по белому в тексте проходит задача вовлечения жителей для разрешения конфликтов и снижения их рисков.

А есть ли привлекательные практики по разрешению местных споров?

Иван Медведев: Я встречал несколько любопытных идей, но дальше разговоров дело не пошло.

Что предлагалось?

Иван Медведев: Например, для тех, кто хочет подраться с оппонентом, сделать официальные «бойцовские клубы». Допустим, случился конфликт автовладельцев во время движения, они обменялись визитками и через некоторое время сошлись на дуэли в ринге. Там выпустили пар, но с соблюдением спортивных правил, судьями, врачами…

А если я не хочу рукоприкладства?

Иван Медведев: Тогда можно создать муниципальные комиссии по разрешению конфликтов на уровне районов, куда бы входили уважаемые местными жителями люди, старожилы территории. Они бы судили «по справедливости» мелкие соседские разногласия — из-за парковок, курения в подъездах, спонтанных вечеринок во дворе. Конечно, это не идеальные способы, они не решат всех проблем, которые копились в нашем обществе годами. Но основной посыл таких конструкций правилен — у людей понемногу начнет формироваться культура цивилизованного поведения в любых спорах. Соответственно и город станет дружелюбнее.

Люди сталкиваются не друг с другом, а с городской средой

В чем специка градостроительных конфликтов?

Иван Медведев: Этот тип конфликтов связан с физическим воздействием на пространство. Когда привычный для вас объект разрушается, изменяется, не так используется либо же создается нечто новое. Люди сталкиваются не друг с другом, а с городской средой, которая по тем или иным причинам вдруг вызывает протестную реакцию. Классические примеры — строительство жилья, офисов, торговых центров, дорог, работы по благоустройству, снос культурного наследия, размещение культовых зданий. В этом плане жителю добавляется нервного напряжения: мало того что незнакомцы вокруг, так еще и территория раскопана или любимый парк застраивают. Здесь также есть массив научных текстов, в которых предлагают разные методики разрешения конфликтов.

Какие основные способы наиболее популярны на Западе?

Иван Медведев: Я выделю два — коллаборация и критическое планирование.

Коллаборация — это переговоры?

Иван Медведев: По сути да. В случае возникновения конфликта стороны должны искать компромисс совместными усилиями. Особенно это развито в странах Скандинавии, интересный опыт есть в Канаде. Формы могут быть разными: обсуждения, форумы, публичные слушания, дебаты, гражданское жюри… Но в любом случае нужно какое-то место, если угодно, арена, где все заинтересованные лица, включая экспертов, будут вести диалог по определенной процедуре, высказывать предложения. Это касается любого уровня, не только районного, но и городского. Такая арена признается легитимной, и решение, принятое по итогам обсуждения, должно иметь юридическую силу и быть обязательным для всех. Кстати, эту проблему мы видим во всех отечественных конфликтах: нет специальной площадки для организованного общения лицом к лицу.

Можно создать муниципальные комиссии по разрешению конфликтов, куда бы входили уважаемые местными жителями люди

Разве суд не есть такая площадка?

Иван Медведев: Судебный способ может быть одним из вариантов решения городских проблем, но плохо, когда он единственный. Все же для суда нужна специальная подготовка, обращение к юристу, достаточное количество времени. Это очень тяжеловесная и длительная история. Неужели обычный человек сможет без соответствующего опыта оспорить в суде, скажем, правила землепользования и застройки и показать, каким нормативным актам они противоречат? В их тексте невозможно разобраться «с налета», для стороннего читателя это — тарабарщина. Более логичен вариант, когда суд является заключительной стадией, если примирительные процедуры не удались. И то бывают случаи, когда суд вынес свой вердикт, но конфликт так и остался неурегулированным, просто перешел в иное русло (административное, протестное и т.п.).

Как по-вашему, местный референдум — хорошая модель для коллаборативных решений?

Иван Медведев: Да, мне кажется, нужно поощрять их проведение, раз уж в нашем законодательстве закреплена такая форма прямой демократии. Сегодня случаи организации референдумов самими жителями, а не политическими партиями крайне малочисленны, это совсем редкие птицы. Мне приходит на ум только конфликт при строительстве стадиона ЦСКА в Москве, там была попытка активистов Хорошевского района вынести на локальный референдум ряд вопросов, касающихся территории. И в районе Якиманка просили о переносе памятника Ленину. Я вообще не люблю «мертвые» юридические нормы. Зачем они нужны, если их не применять? Пускай будет как можно больше референдумов по разным вопросам.

А что говорят сторонники второго подхода — критического планирования?

Иван Медведев: У них идет жаркая полемика с идеологами коллаборации. Они считают, что надо не шахматную доску перекрашивать, а превратить пешек в королев. То есть изменить контекст принятия решений в традиционной модели управления капиталистическим городом. Компромиссы бесполезны, говорят они, проблема возникнет вновь, если не потребовать передачи части полномочий и финансов на муниципальный уровень. Чтобы горожане могли решать все повседневные вопросы и одобрять либо отклонять проекты развития территории. Тогда и большинство конфликтов из-за того, что «жителей не спросили», будет устранено. В таком подходе тоже есть свои плюсы — возникает институт сильного общественного контроля над градостроительством. Жители заявляют о своем «праве на город», объединяются в разного рода коалиции, которые от их имени доносят властям свою позицию. Это могут быть экологические движения, ТОСы (территориальное общественное самоуправление), некоммерческие организации, фонды поддержки сообществ, какие-то временные неофициальные объединения соседей.

Не тяжело ли будет муниципалитетам нести такое бремя?

Иван Медведев: Может быть, поначалу и так, но постепенно привыкнут. Это редко вспоминают, но «муниципия» происходит от двух латинских слов: munus (обязанность служба) и capere (брать, получать). То есть муниципалитеты и должны брать на себя множество обязательств. Пускай учатся оправдывать свой исторический смысл.

Надо раз и навсегда уяснить, что в случае конфликта трогать людей нельзя никому

А силовое разрешение конфликта, которое мы часто видим в градостроительстве, как характеризуется учеными?

Иван Медведев: Силовое — это вообще не разрешение конфликта. Надо раз и навсегда всем застройщикам уяснить, что в случае конфликта трогать людей нельзя никому. Ни при каких обстоятельствах, ни в каком виде. Жители — это наша главная ценность.

Тогда для снижения конфликтности требуется новое понимание роли девелоперов. Что они не просто коммерсанты, но еще и социально ответственны.

Иван Медведев: Да, причем я бы расширил эту конструкцию на весь бизнес, а не только на строительный. Любая корпорация, работая в городе, так или иначе влияет на пространство и становится его частью. Поэтому она должна наладить партнерское взаимодействие с жителями и привыкнуть, что надо решать вопросы сообща.

Как часть единой системы?

Иван Медведев: Экосистемы. В урбанистических исследованиях есть понятие «городской метаболизм». По аналогии с человеческим телом. Ему нужен определенный набор химических реакций, возникающих в организме для поддержания жизни. И городу тоже необходимо, чтобы реакции между властью, жителями и бизнесом были правильно организованы. Это вопрос жизнеспособности. Конечно, особенно остро это касается поселений, возникших вокруг производственной деятельности и добычи полезных ископаемых в наших северных регионах. Но и в остальных городах, по моему мнению, нужно внедрять в политику компаний сотрудничество с жителями. Не дутые декларации о корпоративной социальной ответственности, а реальные программы по поддержке муниципалитетов с созданием комиссий по разрешению конфликтов.

Это поможет компаниям избегать убытков?

Иван Медведев: В том числе. В некоторых работах есть экономические расчеты. Я читал исследование одного из факультетов Гарвардского университета, касающееся проблем в добывающем секторе (уголь, нефть, медь, золото, никель). Согласно их вычислениям, корпорация может терять до 20 миллионов долларов в неделю из-за конфликтов с местными сообществами. Так что налаживать диалог с населением выгодно всем, особенно разумным инвесторам, которые хотят закрепиться на территории надолго. А те, кто не умеет нормально разговаривать, будут нести расходы во время простоя техники, репутационные издержки и в целом долго не протянут с таким подходом.

Можно ли уже на стадии подготовки документации понять, что конфликт неизбежно возникнет?

Иван Медведев: Да, желательно советоваться с экспертами перед тем, как бежать ставить забор на стройплощадке. Конфликтный потенциал территории можно обсчитать в рамках градостроительного анализа. Например, смотреть, как «проходило» подобное строительство в этом районе ранее. Кроме того, если проект похож на какие-либо кейсы, которые науке известны как типично конфликтные, то с большой долей вероятности с ним будут проблемы везде.

Например?

Иван Медведев: Точечная застройка. Появление неожиданных арт-объектов в рамках фестивалей. Отмена маршрутов общественного транспорта. Выбытие из публичной собственности: было государственное здание, которое служило всем, а стало частное (закрыли школу, медицинское учреждение, ярмарку «выходного дня»). Неожиданная смена вида использования земельного участка — была пожарная часть, детский сад, телефонная станция, и вдруг — бац! — жилой квартал или торговый центр максимально допустимой площади. Причем это не зависит от соблюдения или нарушения юридической процедуры. Часто девелопер думает, что если все документы на руках, то он поймал птицу счастья. Ничего подобного, конфликт возникает и прекращается независимо от того, что происходит в баталиях юристов.

Вы слышали про конфликт в одном из наших городов из-за благоустройства набережной?

Иван Медведев: Да, это очень странный проект реконструкции.

Что в нем смущает?

Иван Медведев: Там идет речь о бетонировании берегов, хотя этот способ сегодня уже утратил актуальность. Надо, наоборот, стремиться сохранять природный ландшафт, потому что горожанину нужны зеленые уголки для отдыха от городской суеты. Тем более что исторический центр города прекрасен.

Конфликта можно было бы избежать при широком общественном обсуждении?

Иван Медведев: Думаю, да. Накал бы снизился, если бы проект отражал актуальную позицию горожан, высказанную, допустим, по одной из методик коллаборативного планирования.

Иных вариантов у общества нет, кроме как научиться договариваться друг с другом

Как будет развиваться разрешение конфликтов в наших городах? Какие вы видите перспективы?

Иван Медведев: Я считаю, что иных вариантов у общества нет, кроме как научиться договариваться друг с другом. Это наша коллективная обязанность — задуматься об альтернативных траекториях будущего. А от чиновников потребуется втянуться в регулярные консультации с гражданами. Процесс урбанизации продолжается, в города перемещается все больше людей, формируются крупные агломерации. Так что конфликты никуда не пропадут, нам придется с ними справляться. Искать способы жить вместе и создать готовые конструкции для разрешения любых споров. От этого будет зависеть качество жизни и устойчивость городского сообщества. Нужен такой тип среды, который способствует нормальному, даже вдохновляющему взаимодействию.

Приживутся ли зарубежные методики разрешения конфликтов на российской почве?

Иван Медведев: Мой дед десятилетиями высаживает сибирские кедры в Санкт-Петербурге и Ленинградской области. Вроде бы чуждая для них земля. Однако у него все прекрасно адаптируется, хотя маститые ученые скептически относились к его попыткам. Также и с идеями. Я считаю, у всякого дела есть шансы состояться на любой территории, если им занимаются увлеченные люди.

Фото: Из личного архива

Визитная карточка

Иван Медведев — кандидат юридических наук, доцент Высшей школы урбанистики имени А.А. Высоковского факультета городского и регионального развития НИУ ВШЭ. Родился в 1983 г. в Москве. Окончил Московскую государственную юридическую академию и аспирантуру Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ. Работал в Московской коллегии адвокатов «Межрегион», участвовал в ряде резонансных судебных дел. Опубликовал около 40 статей по проблемам гражданского и арбитражного судопроизводства в ведущих юридических изданиях, а также пятитомный сборник судебной практики Верховного Суда РФ. С 2016 года преподает в НИУ ВШЭ авторскую дисциплину о разрешении городских конфликтов, занимается исследованиями на стыке урбанистики и права. В 2017-2018 гг. — заместитель декана Высшей школы урбанистики. Автор трех монографий и видеокурса лекций, эксперт международного конкурса Lexus Design Award. Номинант премии правительства Москвы молодым ученым в категории «Наука мегаполису».

Демократия и управление конфликтами | За пределами неразрешимости


Автор:
Тимоти Д. Сиск

Август 2003 г.

Из множества инструментов, доступных специалистам по разрешению конфликтов для управления трудноразрешимыми конфликтами, ни один из них, возможно, не является более надежным в долгосрочной перспективе, хотя и рискованным. — чем создание и взращивание демократии. Демократия перспективна, потому что принципы, институты и правила, связанные с демократической практикой, направлены на управление неизбежными социальными конфликтами как в глубоко разделенных, так и в менее конфликтных обществах. Демократия обеспечивает предсказуемые процедуры, в которых коллективные решения могут приниматься без риска того, что проигрыш в политической битве будет означать серьезное несчастье, тюремное заключение или даже гибель людей. Демократия как система принятия политических решений во многом является системой управления конфликтами, в которой исходы неизвестны, но основные правила игры обеспечивают безопасную арену для соперничества.


Дополнительные сведения о демократии и управлении конфликтами предлагают участники проекта Beyond Intractability.

По этой причине многие глубоко разделенные послевоенные общества в 1990-х годах обратились к демократии как к способу выхода из неразрешимого конфликта. От Сальвадора (1994 г.) до Восточного Тимора (2002 г.) страны, ранее оказавшиеся в ловушке насильственных конфликтов, превратились в молодые — если не совсем «консолидированные» — демократии.[1] В этом эссе исследуются связи между демократией и управлением конфликтами как выходом из смертельной борьбы в обществах, глубоко разделенных неразрешимыми конфликтами. В эссе освещаются некоторые неотъемлемые проблемы перехода к демократическому управлению после затяжного конфликта и то, как различные типы демократии могут повлиять на отношения между конфликтующими группами. Последствия этих базовых связей между демократией и управлением конфликтами исследуются для сегодняшних глубоко разделенных обществ, которые выходят за рамки насилия через структурированный мирный процесс. Эссе также предлагает рецепты управления неразрешимыми конфликтами в таких ситуациях. Основные выводы в этой области двояки:

  • Во-первых, несмотря на многие испытания и невзгоды с демократией в сегодняшних многоэтнических обществах, никакая другая форма правления, включая недемократическое разделение власти, партийный авторитарный контроль, правление военных или подавляющая сила диктатуры — — может более эффективно примирить конкурирующие социальные интересы. По этой причине понимание того, как типы и методы демократии могут способствовать или способствовать обострению неразрешимого конфликта, является критически важной задачей.
  • Во-вторых, среди возможных способов построения демократии нет единого идеального набора институтов или практик, которые могут гарантировать, что демократия поможет урегулировать неразрешимые конфликты в глубоко разделенных обществах. В то же время, обладая глубокими практическими знаниями о конкретном конфликте и острым интуитивным пониманием того, как тот или иной демократический институт или практика могут работать в той или иной ситуации, специалисты-практики могут помочь сформировать выбор главных действующих лиц в сегодняшних глубоко разделенных обществах таким образом, чтобы способствовать компромисс, примирение и урегулирование конфликтов.

Предвыборный плакат Африканского национального конгресса, 1994 г.

Источник: http://www.anc.org.za/ancdocs/pubs/poster&.html

Заявив о себе как о многорасовой политической партии на выборах 1994 года, АНК помог рассеять опасения меньшинств южноафриканцев, что он будет править исключительно как партия давно угнетаемого черного большинства. Этот плакат представляет собой обещание партии о том, что приход к власти в Южной Африке демократии с правлением большинства не будет означать продолжения многолетнего кровавого конфликта, характерного для системы апартеида (расового разделения) и восстания против него.

На знаменитых выборах в Южной Африке в апреле 1994 года поворот к демократии и план по разработке новой конституции позволили Южной Африке избежать, казалось бы, неразрешимого конфликта по поводу расы, справедливости и дискриминации, который обострился со времен первой эпохи апартеида. правительство меньшинства пришло к власти в 1948 году.

Умеренный призыв АНК к голосованию после стольких лет конфликта — в лице лауреата Нобелевской премии мира Нельсона Манделы — заверил меньшинства в том, что их права будут защищены в пост-апартеидной Южной Африке посредством нового Хартия основных прав человека и четырехлетний процесс содействия установлению истины и примирению.

Несмотря на то, что АНК получил явное большинство голосов, как и ожидалось, в Южной Африке после выборов 1994 года наблюдается заметный спад политического насилия, и фундаментальный дух межрасовой умеренности сохраняется и сегодня.

Изучение связей

Сегодня во многих глубоко разделенных обществах стороны обращаются к демократии в ходе переговоров о мирных соглашениях, чтобы выйти из неразрешимых конфликтов. Международное сообщество регулярно содействовало таким усилиям посредством посредничества в условиях мирных соглашений, экспертной и технической помощи в переговорах, направления наблюдателей на переходные выборы, помощи в создании и обучении новых или существующих политических партий. Во многих случаях бывшие повстанческие группы (такие как АНК) перешли от военных ставок к политическим кандидатам. Усилия по демократизации после ожесточенных внутренних конфликтов при международной поддержке в последние годы особенно заметны в Анголе, Боснии, Хорватии, Восточном Тиморе, Сальвадоре, Эфиопии, Гватемале, Намибии, Никарагуа, Северной Ирландии, Сьерра-Леоне, Южной Африке и Зимбабве. назвать несколько. Надежды возлагаются на урну для голосования, заменяющую поле битвы как основной способ ведения социальных конфликтов. Сегодня такие страны, как Бурунди, Шри-Ланка, Россия (Чечня) и Косово, стремятся разработать новые системы демократии, которые помогут урегулировать давние конфликты.

Учитывая глубину вражды между соперничающими группами после длительного периода смертоносного насилия, демократия в этих случаях определяется в этих довольно минималистских терминах: правящая власть;

  • Возникновение или возрождение политических партий в качестве основных организаций в политической сфере и упадок военного или военизированного влияния;
  • Новая структура для продвижения основных прав человека;
  • Возобновление выборов и некоторая степень политической автономии для муниципальных органов власти, местных советов и структур сельского самоуправления;
  • Надзор и наблюдение за выборами, политическими партиями и соблюдением прав человека внешними наблюдателями (во многих случаях в 1990-х годах операция ООН по поддержанию мира).
  • «Возрождение» гражданского общества, которое обычно подавляется во время войны; и
  • Часто процесс создания конституции.
  • Эти характеристики послевоенной демократии являются функцией недавно созданных институтов, структур для представительства — особенно важными являются этнические, религиозные или расовые фракции и партии — и моделей политического участия.

    Демократия — это система управления конфликтами, поскольку она позволяет разрешать социальные конфликты посредством жесткой конкуренции на электоральной и законодательной аренах, заменяя открытую конфронтацию на поле боя кажущимся бесконечным процессом торга и переговоров в рамках правил демократической игры. Как проницательно отмечает ученый Дональд Ротшильд в основополагающей работе о переговорах о независимости Кении, демократические институты открывают постоянные возможности и поощрения за продолжение торга и переговоров между сторонами в конфликте.[2]

    То есть некоторые типы демократических институтов и практик могут обеспечить ощутимое усиление умеренности в политике, усиливая управление конфликтом между соперничающими группами. Другие ученые, такие как Бен Рейли и Эндрю Рейнольдс, предложили глубокий, проницательный анализ того, как различные избирательные системы, например, могут обеспечивать сложные системы стимулов для поощрения умеренности, этнической, расовой и религиозной интеграции и значимого участия общественности в высоких выборах. -конфликтные, послевоенные общества.[3]

    Неотъемлемые проблемы

    Несмотря на обещания подтолкнуть стороны к компромиссу, существуют глубоко укоренившиеся причины, по которым демократия по своей природе трудна в глубоко разделенных обществах, особенно в тех, которые стремятся избежать неразрешимых конфликтов и насильственных столкновений

    • Сторонам в затяжном конфликте не хватает врожденное доверие, необходимое для процветания демократии. Для партий, которые только недавно были в состоянии войны, принятие демократии как послевоенной системы управления конфликтами по своей сути рискованно, потому что обычно существует глубоко укоренившееся отсутствие доверия, всепроникающий страх перед неопределенностью. Почему стороны в конфликте должны мириться с вероятной неопределенностью выборов в послевоенной демократии, где на выборах будут победители и проигравшие? Зачем терять на выборах то, что не было потеряно на поле боя?
    • Правило большинства может означать тиранию большинства. Конфликты, которые ведутся по линии идентичности, в которой есть явное большинство и меньшинство (например, Шри-Ланка, Косово или Северная Ирландия), кажутся особенно неподходящими для «нормальной» демократии большинства, потому что стороны в конфликте ожидают, что политическое большинство не будет уважать права и интересы меньшинств. Это особенно верно, когда в обществе ожидается, что голосование будет происходить по этническому признаку, например, референдумы, политические партии и результаты выборов будут результатом опросов, которые по сути являются «этнической переписью».
    • Стойкость глубоких разногласий. При таком количестве конфликтов, которые сегодня разжигаются этническими или религиозными идеологиями, основной вопрос, из-за которого ведется война, — исключительно определенная этническая идентичность — является серьезным препятствием для достижения демократического компромисса. Когда абсолютные притязания на самоопределение и независимость вступают в противоречие с негибкими позициями в отношении территориальной целостности, как в России/Чечне, остается мало места для компромисса по основным принципам демократии как альтернативы войне. Демократия требует базового консенсуса в отношении совместной жизни в будущем, которого сегодня может не быть во многих трудноразрешимых конфликтах.

    Опасности введения демократии после гражданской войны многочисленны и серьезны. Доверие слабое, проблемы эмоционально сильны, стороны разобщены и непоследовательны, и многое требуется от внешних сторон, чтобы гарантировать урегулирование. Может ли демократия работать в глубоко разделенных обществах? Доказательства смешанные. Есть относительные успехи, такие как Южная Африка, которые вдохновляют нас на размышления о демократизации после гражданской войны. Стране удалось сохранить процедурную демократию, медленно и, казалось бы, неуклонно продвигаясь к демократической консолидации. С другой стороны, проблемы, с которыми столкнулась Камбоджа (которая потерпела неудачу на пути к демократии после периода неудачного разделения власти) или Босния (которая боролась с преодолением этнической напряженности), умеряют оптимизм в отношении демократии как эффективной системы управления послевоенными конфликтами.

    Как ученые, так и практики сходятся во мнении, что по крайней мере один элемент, определяющий относительный успех устойчивой демократии в глубоко разделенных обществах, — это правильно выбранные институты и методы государственной политики, которые способствуют постоянному межгрупповому торгу и переговорам. Среди типов демократии, которые необходимо учитывать, — подходы, основанные на правлении большинства, в которых победитель получает все за политическую власть, и формы демократии с разделением власти. (Для обсуждения достоинств и недостатков этих типов и форм демократии, а также их конкретных элементов, таких как избирательные системы, нормативные рамки и государственная политика межгруппового примирения, см. блок знаний в этом проекте «Обмен информацией». Власть для управления конфликтами.) Точно так же хорошо подобранная государственная политика, например, та, которая способствует недискриминации, равному доступу всех групп к государственным ресурсам и деликатным правилам использования языка, может способствовать укреплению доверия и уменьшать опасения, что демократическая конкуренция за власть вызовет нетерпимые правительства большинства.[4]

    Предписания для неразрешимых конфликтов

    Если бы опасности для демократизации после конфликта не могли быть преодолены, не было бы довольно большого количества относительно успешных переговоров, достигнутых за последние годы.[5] Какие уроки обещают улучшить способность создавать демократические институты для управления глубоко укоренившимися послевоенными социальными различиями?

    • Четко определите цель демократии на ранней стадии переговоров, создайте план и определите путь. Чтобы начать демократизацию, необходимо достичь соглашения в начале мирных переговоров. Такое соглашение обеспечивает четкие нормативные рамки того, что результатом любого урегулирования является демократический процесс. Например, в Северной Ирландии окончательный результат шаткого мирного процесса — выборное собрание в Северной Ирландии (наряду с институтами Север-Юг [Северная Ирландия и Ирландия] и Восток-Запад [Ирландия и Великобритания] — остается то же самое с ранних стадий предварительных переговоров (переговоры Хьюма/Адамса и Шинн Фейн с Великобританией) в 1993. Эта ранняя договоренность поддерживала процесс, несмотря на многие препятствия, возникшие с того времени.
    • Демократия в послевоенных разделенных обществах требует тщательно разработанного переходного плана, который создает собственный импульс. Ранний переход к выборам без длительного процесса укрепления доверия может иметь катастрофические последствия. Классический случай — выборы в Анголе в 1992 г., которые должны были быстро положить конец гражданской войне и заключить мирное соглашение; результаты выборов вызвали серьезные споры, и повстанческое движение УНИТА вернулось на поле боя, вместо того чтобы смириться с поражением при голосовании. После неудачных выборов еще 150 000 человек погибли в войне в Анголе, прежде чем конфликт был окончательно прекращен в 2001 году. Когда выборы являются кульминацией продолжительного периода переговоров и укрепления доверия, у них больше шансов на успех.
    • Условия урегулирования должны тщательно оценивать дизайн и последствия выбора, сделанного сторонами в переговорах о создании новых политических институтов. Если тщательно продуманные демократические системы могут создать системы стимулов для поощрения ненасильственных подходов к управлению конфликтами, например, посредством избирательной системы, тогда проблемы доверия, глубоких разногласий и опасений тирании большинства могут быть смягчены. время. С помощью «конституционной инженерии» можно разработать систему демократии, которая способствует умеренности и компромиссу посредством стимулов, порожденных основополагающими правилами игры; то есть, чтобы быть избранным, кандидатов на должность можно поощрять к умеренным предвыборным апелляциям, подобным тем, которые делал АНК в Южной Африке в 1919 г. 94. [6] Большинство аналитиков согласны с тем, что системы «победитель получает все» несовместимы с управлением конфликтами в разделенных обществах, хотя среди специалистов ведутся серьезные споры о том, какие альтернативные формы демократии по своей сути являются лучшими.[7]
    • Интегрированное гражданское общество , преодолевающее этнические и другие разногласия, обеспечивает основу для умеренной политики и консолидации демократии в долгосрочной перспективе. Недавние исследования показывают, что группы гражданского общества, пересекающие линии глубоких социальных конфликтов, снижают вероятность насилия и укрепляют доверие в обществе. Этот социальный «клей» также поддерживает умеренность среди политических партий и обеспечивает неофициальные форумы для взаимодействия вне формальных структур демократии.[8]
    • Демократия на местном уровне предлагает многоуровневые процессы для разрешения сложных конфликтов. Одним из часто упускаемых из виду аспектов демократии в глубоко разделенных обществах является важность демократии на муниципальном и местном уровнях, особенно в этнически разнообразных и сложных городах. [9] Требуется многоуровневый подход, при котором переговоры на национальном уровне в демократических институтах подкрепляют работу примирителей на уровне общин, а доверие на местном уровне усиливает стремление к миру наверху.[10]
    • Участие общественности необходимо для устойчивого процесса внедрения демократии. Для долгосрочного мира открытое совместное миротворчество, возможно, может обеспечить более сильную поддержку урегулирования. В Южной Африке многие первоначальные соглашения в 1991 и 1992 годах были тайно заключены между высшими политическими лидерами, такими как Нельсон Мандела и Ф. В. де Клерк, но позже, в 1996 году, окончательная конституция была принята только после беспрецедентного участия общественности в процессе разработки. . Вывод состоит в том, что секретные соглашения имеют смысл на раннем этапе, но в долгосрочной перспективе, если поиск мира не расширится, соглашение может оказаться неустойчивым с течением времени. Полезной аналитической линзой для анализа задач послевоенной демократизации является «трансформация конфликта», при которой предпринимаются согласованные усилия для построения демократии и разрешения конфликтов снизу вверх во времени. [11]

    В течение многих лет считалось, что демократия плохо подходит для послевоенных разделенных обществ, что проблемы, присущие конкурентной, свободной политике в погоне за максимальным количеством голосов для получения власти, были слишком серьезны для обществ, выходящих из неразрешимые конфликты. Сегодня эта точка зрения перевернулась с ног на голову. Глубоко разделенные общества могут найти устойчивый выход из неразрешимого конфликта только в том случае, если они примут несовершенную альтернативу войне конкуренции за власть посредством голосования, политических партий, парламентов и общественного участия. Ученый Ларри Даймонд резюмирует сегодняшнюю точку зрения ученых и практиков, утверждая, что «устойчивая межэтническая умеренность и мир следуют из

    • откровенное признание множественной идентичности,
    • юридическая защита групповых и индивидуальных прав,
    • передача власти различным населенным пунктам и регионам и
    • политических институтов, поощряющих торг и компромисс в центре.

    Такие институциональные меры и меры защиты не только более вероятны при демократии, но и только возможны при некоторой значительной степени демократии».[12]

    Задача практиков в трудноразрешимых конфликтах состоит в том, чтобы тщательно проанализировать, как процесс установления мира может быть одновременно процессом демократизации. Важнейшими вопросами являются сроки проведения первых выборов и способы укрепления доверия и уверенности в результатах выборов, создание и разработка соответствующих систем политических партий, способствующих достижению компромисса между соперничающими группами, построение гражданского общества, преодолевающего границы конфликт, пристальное внимание к локальным аспектам конфликтных городских условий и разработка инновационных методов для обеспечения широкого участия населения в принятии решений. Со временем структурированный конфликт, основанный на правилах, который является основной чертой демократии, в идеале вытеснит неструктурированные, часто насильственные взаимодействия, которые являются характерными чертами неразрешимой борьбы во многих сегодняшних глубоко разделенных обществах.


    [1] Среди наблюдателей за переходом к демократии продолжаются споры о том, когда можно сказать, что переход к демократии достиг точки невозврата и, таким образом, переход к новой политической системе «закрепился». См. Томас Карозерс, «Конец переходной парадигмы», Journal of Democracy , январь 2002 г., стр. 5-20).

    [2] Дональд Ротшильд, Расовые переговоры в Independent Кения : Исследование меньшинств и деколонизации (Нью-Йорк: Oxford University Press, 1973).

    [3] Бен Рейли и Эндрю Рейнольдс, Избирательные системы и конфликты в разделенных обществах , Документы по разрешению международных конфликтов (Вашингтон: National Academy Press, 1999). См. также The International IDEA Handbook on Electoral System Design (Стокгольм: International IDEA, 1997).

    [4] Ральф Премдас, «Государственная политика и этнические конфликты», Серия документов для обсуждения ЮНЕСКО МОСТ, № 12 (Женева: ЮНЕСКО, без даты)

    [5] Успешную послевоенную демократизацию можно определить как переходный период, положивший конец насильственной конфронтации и заменивший ее конкуренцией, основанной на правилах. Об успехах мирного урегулирования см. Fen Hampson, . Воспитание мира: почему мирные урегулирования преуспевают из-за неудач (Вашингтон, округ Колумбия: United States Institute of Peace Press, 1996): стр. 8–11.

    [6] Дональд Горовиц, «Демократия в разделенных обществах», Journal of Democracy 4.4 (1993): стр. 18-38.

    [7] Обзор вариантов см. в Peter Harris and Ben Reilly, Democracy and Deep Rooted Conflict: Options for Negotiators (Stockholm: International IDEA 1998).

    [8] Ашутош Варшли, «Этнический конфликт и гражданское общество», World Politics 53 (2001): 362-98.

    [9] Обзор важности демократии на местном уровне в управлении конфликтами см. в Timothy Sisk et al. Democracy at the Local Level: The International IDEA Handbook on Участие, представительство, управление конфликтами и управление (Стокгольм: Международная ИДЕЯ, 2001).

    [10] См. Дэвид Блумфилд, Миротворческие стратегии в Северной Ирландии: построение взаимодополняемости в теории управления конфликтами (Нью-Йорк: Сент-Мартинс, 1997).

    [11] См. John Paul Lederach, Building Peace: Устойчивое примирение в разделенных обществах . Вашингтон, округ Колумбия: Институт мира США, 1997.

    [12] Ларри Даймонд, Продвижение Демократии в 1990-е годы: действующие лица и инструменты, проблемы и императивы (Вашингтон, округ Колумбия: Комиссия Карнеги по предотвращению смертельных конфликтов, 1995). Примечание: здесь добавлены пули, которых нет в оригинале.


    Для цитирования этой статьи используйте следующее:
    Сиск, Тимоти Д.. «Демократия и управление конфликтами». За гранью неподатливости . ред. Гай Берджесс и Хайди Берджесс. Консорциум информации о конфликтах, Университет Колорадо, Боулдер. Опубликовано: август 2003 г. .


    Конфликты в политике и способы их разрешения

    Итан Холландер, Wabash College

    Конфликт — неизбежная часть жизни в обществе, и поэтому политика тоже.

    Иногда мы не согласны с общественным благом не потому, что кто-то считает это чем-то плохим, а потому, что мы придаем ему разные приоритеты. Так как же политика разрешает эти конфликты? Читай дальше что бы узнать. Конфликты иногда бывают эмоциональными и особенно интенсивными, когда они связаны со столкновением рассеянных и концентрированных интересов. (Изображение: Halfpoint/Shutterstock)

    Смягчение риторики

    Никто не любит загрязнения, и никто не ненавидит окружающую среду. Но люди расходятся во мнениях относительно того, сколько мы должны жертвовать ради защиты окружающей среды. И некоторые не согласны с тем, в какой опасности она уже находится. Другими словами, даже когда все согласны с тем, что что-то — например, чистая окружающая среда — ценно, у нас все еще есть разногласия относительно того, насколько ценно и насколько мы должны пожертвовать другими хорошими вещами ради этого. защитить его.

    Как общество, мы могли бы смягчить риторику о наших разногласиях, если бы мы не рассматривали эти вещи как «или-или», а вместо этого как разногласия по поводу того, сколько мы готовы заплатить за них.

    Конфликтующие интересы

    Интересно отметить, что многие конфликты связаны не с предоставлением общественных благ, а с их распределением. Споры ведутся не о том, должны ли мы иметь определенное общественное благо, а о том, куда оно должно идти и кто должен иметь к нему доступ.

    Все хотят, чтобы эти вещи были достаточно близко, чтобы быть полезными, но достаточно далеко, чтобы кто-то другой мог справиться с неудобствами. Интересы будут конфликтовать всякий раз, когда люди живут в тесном контакте друг с другом. Вот почему Аристотель рассматривал политику как неизбежный аспект человеческого общества.

    Рассеянные и концентрированные интересы

    Дебаты о политических процессах особенно интенсивны, когда они связаны со столкновением рассеянных и концентрированных интересов. Рассеянный интерес можно понимать как ситуацию, когда большая группа людей чего-то хочет, но не особенно сильно к этому относится. С другой стороны, концентрированный интерес — это интерес небольшой группы людей, которые, тем не менее, очень страстно к нему относятся.

    Чтобы лучше понять это, давайте возьмем пример свободной торговли. Большинство экономистов согласны с тем, что свободная торговля в целом — это хорошо. Свободная торговля имеет тенденцию к снижению потребительских цен, и, поскольку каждый является потребителем, каждый, по крайней мере, немного выигрывает от свободной торговли.

    Проблема в том, что свободная торговля может разрушить некоторые отрасли. И если кто-то потеряет работу из-за того, что компания, в которой он работает, обанкротилась, тогда он, скорее всего, выступит против свободной торговли.

    Большинство против меньшинств

    Конфликты, как правило, эмоциональны и мучительны, потому что у обеих сторон есть законные претензии на то, почему они должны добиваться своего. Конечно, для большинства вполне разумно хотеть добиться своего большую часть времени. Но для меньшинств также разумно хотеть добиться своего, когда рассматриваемый вопрос так сильно их затрагивает.

    Какая группа должна добиваться своего в такой ситуации? Всегда ли должно быть большинство? Когда сильная боль немногих перевешивает умеренную пользу многих? И есть ли вещи, которые настолько важны, что их должен иметь каждый, и боли настолько велики, что никто не должен их терпеть, как бы они ни были бессильны или малочисленны?

    Эта статья взята непосредственно из серии видео Демократия и ее альтернативы . Смотрите прямо сейчас на Wondrium.

    Разрешение споров

    Хотя конкретные вопросы, которые мы обсуждаем, сильно отличаются от места к месту. Но куда бы мы ни пошли, самые напряженные дебаты, вероятно, будут касаться основной проблемы, которая является общей для каждого человеческого общества: как мы вообще собираемся принимать политические решения? Как мы разрешаем споры?

    Когда дело доходит до разрешения конфликта, есть три основные стратегии. Две из этих стратегий, в широком смысле, демократичны: одна основана на правлении большинства, другая на консенсусе. Третья стратегия — диктаторская. Однако идеальной системы не существует. Даже демократические системы подвержены весьма реальным ограничениям. Чтобы проиллюстрировать это, давайте вернемся к очень спорному политическому процессу, в который каждый из нас был вовлечен в тот или иной момент своей жизни: заказу пиццы.

    Предоставление большинству того, что они хотят

    Когда пять человек собираются вместе, чтобы заказать пиццу, последующий разговор может включать целый ряд страстных интересов, имеющих разные приоритеты, когда речь идет о том, какие начинки они хотят и сколько они хотят их.

    Итак, как мы будем выбирать начинку? Как мы собираемся выбирать одно общественное благо, когда каждый из нас хочет столь разных вещей? Что ж, мы могли бы проголосовать за это. Это было бы быстро. И давайте смотреть правде в глаза, большинство из нас, вероятно, согласны с тем, что большую часть времени большинство должно получать то, что оно хочет.

    В большинстве случаев мы все согласны с тем, что большинство должно получить то, что оно хочет. Но так ли это правильно? (Изображение: Eanstudio/Shutterstock)

    Но это тоже может быть несправедливо. Что, если трое мясоедов соберутся вместе и проголосуют за пиццу с пепперони? Это оставит вегетарианцев ни с чем. Конечно, мы могли бы проголосовать за вторую пиццу. Но что помешает любителям мяса снова и снова заказывать мясную пиццу? Что предотвратило бы возникновение ситуации, когда вегетарианцы были по существу исключены из системы, не имея вообще никаких шансов когда-либо получить свою справедливую долю?

    Тирания большинства

    Это иллюстрирует фундаментальную проблему демократической политики — то, что называется тиранией большинства. Тирания большинства — это ситуация, когда большинство людей может предотвратить какое-либо влияние меньшинства на решение об общественном благе. И хотя многие из нас согласятся с тем, что большинство обычно должно добиваться своего, многие из нас также согласятся с тем, что это создает потенциал для злоупотреблений — вероятность ситуации, когда основные права человека нарушаются только потому, что они в меньшинстве.

    Многие из самых прискорбных событий в истории человечества — от рабства до геноцида — можно рассматривать через эту призму. Это примеры не столько провала демократии, сколько ее неконтролируемого успеха.

    И именно поэтому многие демократические сообщества стремятся к чему-то большему, чем просто строгое правило большинства. Они стремятся к консенсусу.

    Общие вопросы о конфликтах в политике и способах их разрешения

    В: Что такое рассеянный интерес?

    Рассеянный интерес можно понимать как ситуацию, когда большая группа людей чего-то хочет, но не особенно сильно к этому относится.

    Добавить комментарий