3.Виды мышления. Наглядно-действенное, наглядно-образное, словесно-абстрактное мышление. Точка зрения Брунера.
В психологии принята и распространена следующая несколько условная
классификация видов мышления по таким различным основаниям как:
1) генезису развития;
2) характеру решаемых задач;
3) степени развернутости;
4) степени новизны и оригинальности;
5) средствам мышления;
6) функциям мышления и т.д.
1. По генезису развития различают мышление:
наглядно-действенное;
наглядно-образное;
словесно-логическое;
абстрактно-логическое.
Наглядно-действенное мышление — вид мышления, опирающийся на
непосредственное восприятие предметов в процессе действий с ними. Это
мышление есть наиболее элементарный вид мышления, возникающий в
практической деятельности и являющийся основой для формирования более
сложных видов мышления.существует и у высших животных и систематисески изучалось учеными: И.П.Павлов,В.Келер,Н.Н.Ладыгина-Котс. Основная характер-ка:решение задачи осуществляется с помощью реального преобразования ситуации(пр-р:к правому плечу рычага прикреплена игрушка,привлекательная для ребенка. Положение игрушки на столе исключает возможность достать ее просто рукой.единственный путь-воспользоваться рукояткой,прикрепленной к левому плечу.Нужно совершить движение,обратное тому,которое обычно совершается при притяжении вещей к себе.
на представления и образы. При наглядно-образном мышлении ситуация
преобразуется в плане образа или представления. Функци:связаны с представлением ситуаций и изменений в них,которые человек хочет получить в результате своей деятельности. Особенность:ситуация преобразуется лишь в плане образа.
Словесно-логическое мышление — вид мышления, осуществляемый при помощи
логических операций с понятиями. При словесно-логическом мышлении оперируя
логическими понятиями, субъект может познавать существенные закономерности
и ненаблюдаемые взаимосвязи исследуемой реальности.
Абстрактно-логическое (отвлеченное) мышление — вид мышления,
основанный на выделении существенных свойств и связей предмета и отвлечении
от других, несущественных.
Наглядно-действенное, наглядно-образное, словесно-логическое и
абстрактно-логическое мышление являются последовательными этапами развития
2. По характеру решаемых задач различают мышление:
теоретическое;
практическое.
Теоретическое мышление — мышление на основе теоретических рассуждений и
умозаключений. Практическое мышление — мышление на основе суждений и
умозаключений, основанных на решении практических задач.
Теоретическое мышление — это познание законов и правил. Основная
преобразования действительности: постановка цели, создание плана, проекта,
схемы.
3. По степени развернутости различают мышление:
дискурсивное;
интуитивное.
Дискурсивное (аналитическое) мышление — мышление, опосредованное логикой
рассуждений, а не восприятия. Аналитическое мышление развернуто во времени,
имеет четко выраженные этапы, представлено в сознании самого мыслящего
человека. Интуитивное мышление — мышление на основе непосредственных
чувственных восприятий и непосредственного отражения воздействий предметов
и явлений объективного мира. Интуитивное мышление характеризуется быстротой
протекания, отсутствием четко выраженных этапов, является минимально
осознанным.
4. По степени новизны и оригинальности различают мышление:
репродуктивное
продуктивное (творческое).
Репродуктивное мышление — мышление на основе образов и представлений,
почерпнутых из каких-то определенных источников. Продуктивное мышление —
мышление на основе творческого воображения.
5. По средствам мышления различают мышление:
вербальное;
наглядное.
Наглядное мышление — мышление на основе образов и представлений предметов.
Вербальное мышление — мышление, оперирующее отвлеченными знаковыми
структурами.
Установлено, что для полноценной мыслительной работы одним людям
необходимо видеть или представлять предметы, другие предпочитают
оперировать отвлеченными знаковыми структурами.
6. По функциям различают мышление:
критическое;
творческое.
Критическое мышление направлено на выявление недостатков в суждениях других
людей. Творческое мышление связано с открытием принципиально нового знания,
с генерацией собственных оригинальных идей, а не с оцениванием чужих
мыслей.
Словесно-абстактное мышление- появляется абстракция от образов(оперирование символами,словами) (н-р цвет-некая абстракция, пр-р куб Линка.
Точка зрения Брунера. Брунер (Bruner) Джером Сеймур (род. 1 октября 1915) — американский психолог, профессор психологии (1952) и директор Центра по исследованию познавательных процессов в Гарвардском университете (с 1961). . Сначала ребенок знает свой мир главным образом благодаря тем привычным действиям, с помощью которых он управляется с этим миром. Со временем мир оказывается представленным ему еще и в образах, сравнительно свободных от действий. Постепенно формируется дополнительно еще один новый и мощный путь: перевод действия и образов в языковые средства, что создает третью систему представления. Каждый из трех способов представления — действенный, образный и символический — отражает события своим особым образом.
Наглядно-образное мышление
Определение 1Наглядно-образное мышление берет свое начало внутри наглядно-действенного и является следующей после него стадией развития мышления. Для такого мышления характерно представление содержания мыслительной задачи в наглядной форме, при этом ее решение проводится посредством оперирования в уме образами/представлениями предметов (либо же их изображениями) за счет их полного или частичного преобразования.
Отсюда следует, что успешность решения задач наглядного типа напрямую зависит от уровня сформированности зрительных образов, а также мыслительных операций.
Как формируется наглядно-образное мышление. Основные принципы решения задач
Для изучения наглядно-образного мышления с последующей оценкой его сформированности активно применяется методика прогрессивных матриц Дж. Равена. Также в процессе исследования, которое проводила В. А. Лонина, при сравнении слабовидящих школьников с их сверстниками, видящими хорошо, использовался метод исследования, который разработала Т. В. Розанова, основывающийся на матрицах Дж. Равена.
Доказано, что интенсивный период развития наглядно-образного мышления приходится на весь период младшего школьного возраста и продолжается также в среднем школьном возрасте. Но младший школьный возраст считается сензитивным периодом в развитии наглядно-образного мышления. Это является закономерностью, так как этот возраст имеет прямую связь с развитием зрительных функций, продолжающееся до 13 лет (по Л. А. Новиковой, Д. А. Фарберу и прочим).
Эти закономерности в развитии мышления у школьников как младшего, так и среднего школьного возраста находят подтверждение в более высоком темпе увеличения количества правильных решений, выполненных самостоятельно к концу младшего школьного возраста в сравнении с окончанием среднего школьного возраста, а также в сокращении количества требующейся помощи и времени, которое было затрачено для нахождения решения.
Пример 1Ученики 1 класса с нормальным зрением смогли самостоятельно найти верное решение в 72,6% заданий, ученики 4 класса — в 82,6%, ученики 7 класса — в 85,8%. Учащиеся со слабым зрением показали более низкие результаты: ученики 1 класса — 55,9%, 4 класса — 72,8% и 7 класса — 79,3%.
При сравнении этих показателей можно заметить, что у последней группы результаты ниже, чем у нормально видящих учеников. При этом более всего различаются ученики 1 класса — на 16,7%, в то время как семиклассники различаются всего лишь на 6,5%
Далеко не все задачи можно решить с одинаковой степенью успешности. Более легкими являются те задания, в которых присутствует простое тождество, несколько сложнее — где есть усложненное тождество, а также симметрия. При решении задач на аналогию школьники испытывают уже большие трудности. Но при этом к моменту перехода в старшие классы дети со слабым зрением справляются с ними вполне успешно.
Для процесса решения задач на наглядно-образное мышление необходим анализ, который заключается в распознавании отдельных элементов/частей фигуры или нескольких фигур, которые изображены на рисунке. Одновременно с этим требуется производить соотнесение, сопоставление и синтез (то есть установление связей среди разных элементов слияния всех частей в одну фигуру/комплекс фигур).
Замечание 1Анализ, используемый при решении таких задач, а также сравнение, дают возможность выделить существенные признаки, связи, пространственные отношения конкретных элементов и частей с одновременным абстрагированием общих существенных свойств/связей.
Нарушение единства между анализом и синтезом, неполный/бессистемный элементарный анализ, неверное абстрагирование, поверхностное сравнение, выделение несущественных признаков/связей — все это приводит к одностороннему проведению синтеза, а также к неверным обобщениям, в основном — к неверному решению задач.
Если решение проводится повторно (возможно также проведение и третьей попытки), то часть ошибок исчезает. Все дело в том, что при повторных попытках условия задачи дополняются полученной ранее информацией. Также в это время активизируются мыслительные процессы. Более всего это характерно для школьников с нормальным зрением, так как они более быстро и успешно исправляют допущенные ранее ошибки.
Также большую роль в успешном выполнении задания играет достаточная степень четкости и устойчивости сформированных опытным путем зрительно-пространственных представлений. При замедленности и неточности процесса восприятия у учащихся со слабым зрением формируются представления нечеткие, неустойчивые, неполные и малодифференцированные.
При исследовании взаимодействия внутренней речи и наглядного мышления в процессе решения матриц Дж. Равена, Соколовым А. Н. было отмечено, что малые усложнения структуры таких задач приводят к необходимости в словесных определениях/умозаключениях. При этом наглядное мышление трансформируется в наглядно-словесное. В процессе наглядного мышления (например, при зрительном поиске похожих фигур) большая часть сложившейся ситуации в восприятии имеет образную форму, однако в случае необходимости проведения более детального анализа запускается механизм второй сигнальной системы, при котором:
- осуществляется словесное фиксирование типичных признаков воспринимаемых фигур, с последующим переводом зрительной наглядности в систему знаков речи;
- проводятся необходимые для нахождения решения умозаключения (в описываемом случае, в первую очередь, это разделительные и направленные на поиск аналогий умозаключения), которые принимают форму логических энтимем — то есть они имеют пропуски исходных посылок, так как те представлены наглядно (подробнее: Соколов А. Н. «Внутренняя речь и мышление». М., 1968).
При этом затруднения при решении одних и тех же задач испытывают школьники как с нормальным, так и со слабым зрением, однако показатели успешности решения этих задач у них различаются.
Основные типы ошибок в задачах на наглядно-образное мышление
Если в процессе решения задачи ее анализ был проведен недостаточно глубоко или же синтез был односторонним/частичным, то неизбежно появление ошибок. Это является следствием того, что школьники уделяют повышенное внимание только одному из признаков задачи, что и приводит их к неправильному решению.
Подобных ошибок существует большое разнообразие. Чаще всего встречаются следующие их виды:
- те, которые являются следствием недостаточного учета признаков, присутствующих на рисунке, а также их поверхностного сравнения;
- те, что являются следствием недостаточной оценки взаиморасположения различных компонентов или частей, из которых состоит фигура, в пространстве, а также того, как они относятся к общей структуре рисунка.
Все эти ошибки базируются на различных причинах, которые довольно сложно разграничить. Первый тип ошибок по большей части основывается на первоначальном зрительном анализе условий заданий — то есть зависит от выделения важных и не особо важных признаков/связей геометрической фигуры или композиции, которые воспринимаются на рисунке. Второй тип ошибок базируется на недостаточном владении операциями, направленными на восприятие пространственных отношений фигур/композиций, расположенных на плоскости листа.
Влияние плохого зрения на наглядно-образное мышление
Наглядное и понятийное мышление у детей с нарушениями зрения формируется и развивается согласно общим законам развития мышления для детского возраста. Так, в дошкольный период идет развитие наглядно-действенного мышления, в младший школьный период активно идет развитие наглядно-образного и конкретно-понятийного мышления, после чего происходит переход к абстрактно-понятийному мышлению, которое является высшей стадией развития.
Замечание 2Плохое зрение способствует относительно большей детской пассивности, которая проявляется в сфере реализации практической/познавательной деятельности в сравнении с детьми, имеющими нормальное зрение.
Все недостатки предметно-практической деятельности, которые проявляются у дошкольников, являются своеобразным формированием конкретно-понятийного мышления в процессе неполноценного развития наглядно-действенного и наглядно-образного мышления.
Дети, имеющие зрительные дефекты, имеют большие потенциальные возможности в развитии наглядно-образного и словесно-понятийного мышления, которые имеют опору на наглядно-действенное мышление, а также с использованием различных методов абстрагирования/обобщения. Своеобразие развития наглядно-образного и понятийного мышления у таких детей проявляется более всего в младшем и среднем школьном периоде. Старшеклассники с проблемами зрения проявляют особенности развития образного мышления только при выполнении заданий достаточной сложности.
Замечание 3При сравнении ошибок первого и второго типа, которые были сделаны школьниками со слабым и обычным зрением, было отмечено, что дети без зрительных проблем совершали их в существенно меньшем количестве: первого типа в три раза меньше, второго — в четыре раза. При этом у хорошо видящих учеников первого класса ошибок выявлено гораздо меньше, чем у учеников 4 класса с проблемами зрения.
У детей со слабым зрением преобладают ошибки второго типа ( в сравнении со второй группой), что объясняется неполноценной четкостью, а также устойчивостью зрительно-пространственных представлений, которые формируются практически. Все это является следствием неточного зрительного восприятия на фоне плохого зрения.
Существенная часть ошибок обоих типов, которые были допущены младшеклассниками в процессе решения заданий на основе трех наборов матриц Равена, может быть исправлена лишь при однократной или двукратной стимуляции (например, «посмотри внимательно»). При этом учащиеся с нормальным зрением делают исправления быстрее и эффективнее, в то время как для детей с плохим зрением такая общая стимуляция часто не является достаточной. В большей части решение заданий становилось возможным после помощи экспериментатора, который объяснял условия задач.
Рассмотрение характера и причин ошибок, которые наблюдаются при выполнении заданий трех наборов, дало следующую картину: дети с проблемным зрением задействуют при решении наглядных задач на аналогию точно такие же процессы, что и ученики с нормальным зрением. Но при наличии неполноценного зрения у детей имеются серьезные затруднения при выполнении зрительного анализа/синтеза большей сложности.
Также стоит обратить внимание на то, что плоховидящие ученики существенно отличаются по успешности решения задач наглядного типа внутри различных возрастных групп. При рассмотрении представителей одной группы часть из них вполне успешно справляется с заданиями, другая часть отличается средней успешностью, у третьей она на низком уровне.
В течение школьного возраста наглядно-образное мышление у детей со слабым зрением претерпевает значительное развитие. У них отмечается несколько ускоренный рост в период между 7-8 и 10-11 годами по сравнению с обычными школьниками. Однако далее, между 10-11 и 13-14 годами, этот темп замедляется, число верных решений при этом увеличивается, но в незначительной мере. Поэтому изначальные различия между двумя указанными группами нивелируется.
При этом множеством авторов (как отечественных, так и зарубежных) было отмечено, что развитие мышления не находится в зависимости от серьезности нарушения зрения (например, так считают Земнова М. И., Литвак А. Г., Фром В. и многие другие). Мышление также может быть высоко развито у слепых и слепоглухих (Костючек Н. С., Солнцева Л. И. и другие).
В качестве источника мыслительной деятельности выступает восприятие действительности, осуществляемое при помощи зрения, слуха, осязания и прочих разновидностей чувствительности. Слово в познании действительности играет обобщающую роль и имеет важное компенсаторное значение, которое помогает школьникам, даже тем, кто имеет серьезные нарушения зрения, выходить на границы непосредственного чувственного опыта. Во время обучения и целенаправленной практики у детей с любым видом зрения меняется соотношение между словесно-логическим и чувственным. При этом роль, которую выполняли непосредственные чувственные формы познания, сужается ввиду развития мыслительных операций и логической интерпретации фактических данных. Помимо этого, не менее важное компенсаторное значение имеют процессы интериоризации.
Замечание 4Анализ решения задач, которое было выполнено школьниками, имеющими нарушения зрения, говорит о том, что усвоение содержания заданий, а также рассуждения/умозаключения у них не имеют отличий от школьников с нормальным зрением.
Большое значение для слабовидящих учеников имеет развитие дедуктивного мышления, опирающееся на индуктивные умозаключения, которые основываются на многообразии определенного наглядного опыта.
Для школьников важным компенсаторным значением обладает умение делать выводы, основанные на аналогии. В процессе формирования знаний, которые опосредствуют развитие понятий, существенное значение имеет речевое общение и применение коммуникативных технических средств. Речь, которая помогает усваивать знания, играет крайне важную роль в коррекции и компенсации проблемных зрительных функций.
Содержание понятий должно в полной мере раскрываться в наглядном материале, при условиях активной практической деятельности учеников. Чаще всего понятийные определения, которые дает учитель, должны сочетаться с демонстрацией определенного материала, в котором ученики должны выделять существенные признаки.
Как мы должны думать о наших разных стилях мышления?
Мне было девятнадцать, может, двадцать, когда я понял, что у меня пустая голова. Я был на уроке английского языка в колледже, и мы сидели в залитой солнцем комнате для семинаров, обсуждая «По ком звонит колокол» или, возможно, «Волны». Я поднял руку, чтобы что-то сказать, и вдруг понял, что понятия не имею, что собираюсь сказать. На мгновение я запаниковал. Затем учитель позвал меня, я открыл рот, и слова появились. Откуда они взялись? Очевидно, у меня возникла мысль, поэтому я и поднял руку. Но я не знал, что это будет за мысль, пока не произнес ее. Насколько это было странно?
Позже, описывая этот момент другу, я вспомнил, как в детстве моя мать часто спрашивала отца: «О чем ты думаешь?» Он пожимал плечами и говорил: «Ничего» — ответ, который бесконечно ее раздражал. («Как он может думать о ничего ?» — спрашивала она меня.) Я всегда был в Отцовской Команде; Я провожу много времени бездумно, просто живя жизнью. В то же время, когда бы я ни говорил, идеи конденсируются из ментального облака. Это происходило уже тогда, когда я разговаривал со своим другом: я формулировал мысли, которые были неопределенными, но все же присутствовали в моем уме.
Моя голова не совсем свободна от слов; как и многие люди, я иногда разговариваю сам с собой во внутреннем монологе. (Вспомните молоко! Еще десять повторений!) Но в целом царит тишина. Пустота тоже: я почти не вижу визуальных образов, редко представляю вещи, людей или места. Мышление происходит как своего рода давление за моими глазами, но мне нужно говорить вслух, чтобы завершить большинство моих мыслей. Моя жена, следовательно, является другой половиной моего мозга. Если собеседника нет, пишу. Когда это не удается, я хожу по пустому дому, что-то бормоча. Иногда я иду купаться, чтобы поговорить с самим собой далеко от берега, где меня никто не слышит. Мой минималистский ментальный театр сформировал мою жизнь. Я заядлый болтун, профессиональный писатель и пожизненный фотограф — опрометчивый человек, который полон решимости выкинуть вещи из головы туда, где я могу их воспринять.
Едва ли я одинок в том, что у меня есть мысленный «стиль», или я верю, что он у меня есть. Спросите кого-нибудь, как он думает, и вы можете узнать, что он беззвучно разговаривает сам с собой, мыслит визуально или перемещается в ментальном пространстве, пересекая физическое пространство. У меня есть друг, который думает во время йоги, и еще один, который просматривает и сравнивает мысленные фотографии. Я знаю ученого, который играет в тетрис в интерьере, переставляя белки во сне. У моей жены часто фамильярный отрешенный взгляд; когда я вижу это, я знаю, что она репетирует в голове сложную драму, прокручивая все реплики. Иногда она произносит целое предложение про себя, прежде чем произнести его вслух.
В недавней книге «Визуальное мышление: скрытые дары людей, которые мыслят образами, схемами и абстракциями» Темпл Грандин объясняет, что ее разум заполнен подробными образами, которые она может сопоставлять, комбинировать и пересматривать с воодушевлением и точность. Грандин, специалист по поведению животных и сельскохозяйственный инженер из Университета штата Колорадо, работал над проектированием элементов скотобоен и других ферм; когда ей поручают оценить стоимость нового здания, она смотрит на свои планы, а затем сравнивает их в уме с запомненными образами прошлых проектов. Просто визуально подумав, она может точно оценить, что новое здание будет стоить в два или три четверти дороже, чем предыдущее. После начала пандемии она много читала о том, как лекарства могут помочь нашему организму бороться с COVID -19; пока она читала, у нее возникла подробная визуальная аналогия, в которой тело было осажденной военной базой. Когда она думала о цитокиновых бурях — событиях, при которых иммунная система чрезмерно активируется, вызывая неконтролируемое воспаление, — она не выражала эту идею словами. Вместо этого она пишет: «Я вижу, как солдаты моей иммунной системы сходят с ума. Они сбиваются с толку и начинают атаковать базу и поджигать ее».
Читая книгу Грандина, я часто ловил себя на том, что хочу быть более визуальным. Мои мысленные снимки взросления ненадежны — я никогда не уверен, вспоминаю ли я их или воображаю. Но Грандин легко получает доступ к «четким живописным воспоминаниям» своего детства, дополненным «трехмерными фотографиями и видео». Она живо помнит, как «скатывалась по заснеженным холмам на санках или летающих тарелках» и даже может чувствовать подъем и падение саней, когда они качаются вниз по склону; она легко представляет себе тонкий трехрядный шелк, который держала между пальцами на уроке вышивания в начальной школе. Если ее ум IMAX кинотеатр, у меня факс.
В начале двадцатого века появились такие романы, как «Улисс», «Миссис. Дэллоуэй» и «В поисках утраченного времени» просили нас заглянуть внутрь себя, в свой собственный разум. Точно так же книга Грандина обращает наше внимание на то, что Уильям Джеймс назвал «потоком сознания» — непрерывным потоком мыслей в наших головах. «Наша ментальная жизнь, как и жизнь птицы, кажется, состоит из чередования полетов и сидений», — писал Джеймс. Его водные и птичьи метафоры носят благопристойный характер; они отказываются уточнять, что происходит у нас в голове. Письмо Грандин делает обратное, описывая с поразительной конкретностью то, что происходит в ее голове и, возможно, в вашей. Ее точные описания подчеркивают различия между умами. В 19В эссе под названием «Каково быть летучей мышью?» философ Томас Нагель утверждал, что мы никогда не узнаем, потому что «сонар летучих мышей» настолько сильно отличается от человеческого зрения, что это невозможно вообразить. Грандин и я не , а далеко друг от друга, но я с трудом могу представить, что у меня такой необычайно визуальный разум, как у нее.
В то же время у нас с Грандином много общих идей. Мы оба понимаем перерасход средств и цитокиновый шторм; мы прибываем разными путями в одни и те же пункты назначения. Насколько разными на самом деле делает нас наш разум? И что нам делать с нашими различиями?
Грандин, страдающая аутизмом, стала известна в 1995 году, когда опубликовала «Думая картинками» — мемуары, в которых рассказывается о ее многолетних поисках способа применения своих зрительных и перцептивных способностей. Она нашла себе применение в сельскохозяйственной инженерии, где смогла визуализировать сельскохозяйственные постройки с точки зрения животных. Посетив скотобойню, где животные часто паниковали, она сразу увидела, как мелкие визуальные элементы, такие как висящая цепь или отражение в луже, отвлекали их и вызывали замешательство. «Думая картинками» доказал ценность нейроразнообразия: необычный ум Грандина преуспел там, где другие не смогли. В «Визуальном мышлении» она обостряет свой аргумент, предполагая, что люди, ориентированные на слова, отодвинули на второй план мыслителей других типов. Она утверждает, что вербальные умы управляют нашими залами заседаний, отделами новостей, законодательными органами и школами, которые сократили занятия в мастерской и искусство, в то же время подвергая учащихся устрашающему набору письменных стандартных тестов. Результатом является кризис американской изобретательности. «Представьте себе мир без художников, промышленных дизайнеров или изобретателей, — пишет Грандин. «Никаких электриков, механиков, архитекторов, сантехников или строителей. Это наши визуальные мыслители, многие из которых прячутся у всех на виду, и мы не смогли понять, поощрить или оценить их конкретный вклад».
В «Думая картинками» Грандин предположил, что мир разделен на визуальное и вербальное мышление. «Визуальное мышление» мягко пересматривает идею, определяя континуум стилей мышления, который можно условно разделить на три части. На одном конце находятся вербальные мыслители, которые часто решают проблемы, говоря о них в уме или, в более общем смысле, действуя линейным, репрезентативным способом, типичным для языка. (Оценивая стоимость строительного проекта, вербальный мыслитель может оценить все компоненты, а затем суммировать их, используя электронную таблицу — упорядоченный, основанный на символах подход.) На другом конце континуума находятся «визуализаторы объектов»: они приходят к выводам, используя конкретные, похожие на фотографии мысленные образы, как это делает Грандин, когда сравнивает планы строительства в уме. Грандин пишет, что между этими полюсами находится вторая группа визуальных мыслителей — «пространственные визуализаторы», которые, кажется, сочетают язык и изображение, думая в терминах визуальных паттернов и абстракций.
Грандин предлагает представить шпиль церкви. Вербальные люди, как она обнаружила, часто усложняют эту задачу, вызывая в воображении что-то вроде «двух неясных линий в перевернутой букве V», как будто они никогда раньше не видели шпиля. Визуализаторы объектов, напротив, описывают конкретные шпили, которые они наблюдали в реальных церквях: они «с тем же успехом могли смотреть на фотографию или фотореалистичный рисунок» в своем воображении. Между тем визуализаторы пространства рисуют своего рода совершенный, но абстрактный шпиль — «общий шпиль в стиле Новой Англии, изображение, которое они собирают из церквей, которые они видели». Они заметили закономерности среди шпилей церквей и представляют себе закономерность, а не какой-то конкретный ее пример.
Грандину нравится идея о том, что существует два типа визуального мышления, потому что это помогает понять различия между единомышленниками. Чтобы сконструировать машину и починить ее, нужны зрительные навыки; и инженер, и механик мыслят визуально, но все же они разные. По мнению Грандина, инженер, скорее всего, будет визуализатором пространства, который может абстрактно представить себе, как будут работать все части двигателя, в то время как механик, скорее всего, будет визуализатором объекта, который может с первого взгляда понять, звон на цилиндре двигателя имеет функциональное значение или просто косметический. Художники и ремесленники, полагает Грандин, склонны визуализировать объекты: они могут точно изобразить, как эта картина должна выглядеть, как эта фурнитура должна течь, как этот разрез должен быть зашит. Ученые, математики и инженеры-электрики склонны визуализировать пространство: они могут в общих чертах представить, как зацепляются шестеренки и взаимодействуют молекулы. Грандин описывает учения, проведенные Корпусом морской пехоты, в которых инженеры и ученые с учеными степенями противостояли радиоремонтникам и механикам грузовиков в выполнении технических задач под давлением, таких как «создание примитивного транспортного средства из кучи хлама». Инженеры с их абстрактным визуальным мышлением склонны «передумывать» в этом очень практичном сценарии; они проиграли механикам, которые, по словам Грандина, скорее всего, были «визуализаторами объектов, чьи способности видеть, строить и ремонтировать их были слиты».
В седьмом классе я выиграл соревнование по бросанию яиц на уроках шоппинга, сконструировав хитроумное приспособление из корзины и парашюта, которое позволило моему яйцу выжить, будучи сброшенным с крыши второго этажа моей школы. Но я совершенно уверен, что я не визуальный мыслитель. Книга Грандина включает выдержки из Визуально-пространственного идентификатора, теста «да-или-нет», разработанного психологом Линдой Сильверман для отделения вербальных людей от визуальных:
Думаете ли вы в основном картинками, а не словами?
Вы что-то знаете, но не можете объяснить, как и почему?
Вы помните, что видите, и забываете, что слышите?
Можете ли вы визуализировать объекты с разных точек зрения?
Вы предпочитаете читать карту, чем следовать словесным указаниям?
Визуальные люди склонны отвечать утвердительно на большее количество этих вопросов; Почти на все отвечаю нет. Другие тесты в книге еще больше проясняют, насколько мысленная дистанция отделяет таких людей, как я, от таких людей, как Грандин. Мария Кожевникова, когнитивный нейробиолог, создала тесты, чтобы отличить визуализаторы объектов от визуализаторов пространства; в одном из них, тесте разрешения зерна, испытуемых просят оценить в уме относительный размер и плотность различных объектов. Представьте себе кучу винограда. Являются ли ягоды больше, чем пространство между струнами на теннисной ракетке? Грандин сообщает, что когда она проходила этот тест, она ясно видела мысленным взором, что «виноград раздавливается, потому что он слишком велик, чтобы пройти через промежутки между струнами ракетки». Я пришел к выводу, что виноград был крупнее, но мой разум недостаточно ясный, чтобы представить, что виноград на самом деле раздавлен.
Воображаемые умы в «Визуальном мышлении» могут показаться гламурными по сравнению с вербальными, изображенными в «Болтовне: голос в нашей голове, почему это важно и как его использовать» Итана Кросса, психолога и нейробиолога, преподающего в Мичиганском университете. Кросс интересуется так называемой фонологической петлей — нервной системой, состоящей из «внутреннего уха» и «внутреннего голоса», которая служит «информационным центром для всего, что связано со словами, происходящими вокруг нас в настоящем». Если визуальные мыслители Грандина посещают Cirque du Soleil, то вербальные мыслители Кросса застряли на моноспектакле вне Бродвея. Это всего лишь один длинный монолог.
«Не могли бы вы расслабиться? Они никогда не поднимают глаз».
Cartoon by Kim Warp
Психологи, расспрашивая людей об их фонологических петлях, обнаруживают, что они используются для самых разных целей. Циклы — это своего рода блокнот памяти; именно в них мы храним номер телефона перед тем, как записать его. Они также являются инструментами для самоконтроля. Маленькие дети учатся управлять своими эмоциями, разговаривая сами с собой, сначала вслух, а затем про себя, часто передавая предостережения или ободрения своих родителей. («Не сломай его, Питер!» — сказал недавно мой четырехлетний сын, когда пытался соединить несколько фигурок «Лего». ) телефон», — пишет Кросс. Исследователи обнаружили, что разговоры о целях проникают во внутреннюю речь, при этом цели появляются из ниоткуда, как уведомления на экране. «Давай», — можем сказать мы себе, пытаясь выдвинуть кухонный ящик. «Ты можешь это сделать! Кроме того, помните о визите к врачу. А теперь вернись к ящику!»
В начале двадцатых годов британский антрополог по имени Эндрю Ирвинг подошёл к сотне случайно выбранных жителей Нью-Йорка и спросил их, не могли бы они потратить некоторое время на то, чтобы записать всё, что они думают, на небольшой диктофон. «Возможно, здесь сыграл роль элемент производительности, — признает Кросс. Тем не менее стенограммы Ирвинга звучат правдоподобно. Люди использовали свой внутренний голос, чтобы размышлять о привлекательных незнакомцах и проклинать пробки; часто они «имеют дело с негативным «содержанием», большая часть которого возникает благодаря ассоциативным связям». Одна женщина говорит: «Интересно, есть ли поблизости Staples», прежде чем внезапно подумать о диагнозе рака у друга; она говорит сама с собой о плохих новостях, а затем, так же внезапно, возвращается в нужное русло: «Ну, там внизу есть Стейплз? Я думаю, что есть. Мужчина размышляет о разорванных отношениях и ободряет себя: «Ясно, совершенно ясно. Двигаться вперед.» Легко застрять в вашей петле: монологи могут быть настойчивыми, и некоторые люди поддаются замкнутому, негативному внутреннему разговору — тому, что Кросс называет «болтовней», — и в конечном итоге «отчаянно пытаются сбежать от своего внутреннего голоса из-за того, как плохо они себя чувствуют». ». Одна из испытуемых Ирвинга не может перестать задаваться вопросом, не погиб ли ее парень, которого нет в городе, в автокатастрофе или сбежал с кем-то еще. Кросс рассказывает историю Рика Анкила, бейсболиста, которому пришлось оставить подачу в дальней части поля, потому что его внутренний голос не переставал говорить об «отдельных физических компонентах его движения подачи».
Люди с внутренними монологами, как сообщает Кросс, часто проводят «значительное количество времени, думая о самих себе , их разум тяготеет к собственному опыту, эмоциям, желаниям и потребностям». Этот эгоцентризм может вылиться в наш громкий разговор. В 1980-х психолог Бернар Риме исследовал то, что мы сейчас называем «выплескиванием» — навязчивое желание делиться негативными мыслями с другими людьми. Риме обнаружила, что неудачный опыт может вызывать не только внутренние размышления, но и стремление транслировать его. Чем больше мы делимся своим несчастьем с другими, тем больше мы их отчуждаем: исследования учащихся средних классов показали, что дети, которые больше думают о своем плохом опыте, также больше выражают свое недовольство своим сверстникам, и что это, в свою очередь, приводит к тому, что они «социально исключены и отвергнуты». Может быть, есть еще одна причина, по которой мой отец, когда его спросили, о чем он думает, ответил: «Ничего». Может быть выгодно держать свои мысли при себе.
Суть Кросса в том, что наши внутренние голоса — это мощные инструменты, которые необходимо приручить. Он заканчивает свою книгу несколькими десятками методов контроля нашей болтовни. Он советует попробовать «дистанционный разговор с самим собой»: используя «ваше имя и второе лицо «вы», чтобы обратиться к себе», — пишет он, вы можете лучше контролировать свое мышление. Вы можете использовать свой внутренний голос, чтобы притвориться, что советуете другу о его проблемах; вы можете перенаправить свои мысли на то, насколько универсален ваш опыт ( Это нормально чувствовать себя таким образом ) или размышлять о том, что каждый новый опыт — это вызов, который вы можете преодолеть ( Я должен научиться доверять своему партнеру ). Идея состоит в том, чтобы управлять голосом, который вы используете для самоуправления. Воспользуйтесь гибкостью диалога. Не просто репетируйте одни и те же старые сценарии; отправить несколько заметок в комнату писателей.
Мышление образами, мышление шаблонами, мышление словами — это совершенно разные переживания. Но попадают ли сами мыслители в такие аккуратные категории? В 1970-х годах Рассел Т. Херлберт, профессор Университета Невады в Лас-Вегасе, предложил людям устройства, которые издавали бы звуковой сигнал в определенное время, и просили их записывать, что происходит в их голове в определенные моменты времени. звук гудка. Теоретически, если бы они ответили достаточно быстро, они бы предложили без прикрас взглянуть на то, что он назвал «первым внутренним опытом» — мысли, которые происходят спонтанно. Потратив десятилетия на работу с сотнями субъектов, Херлберт пришел к выводу, что, в широком смысле, внутренний опыт состоит из пяти элементов, которые каждый из нас смешивает в разных пропорциях. Одни мысли передаются во «внутренней речи», другие появляются посредством «внутреннего видения»; некоторые дают о себе знать через наши эмоции ( У меня плохое предчувствие! ), а другие проявляются как некое «сенсорное осознание» ( Волосы на моей шее встали дыбом! ). Наконец, некоторые люди используют «несимволизированное мышление». У них часто есть «явное, дифференцированное мышление, которое не включает в себя опыт слов, образов или любых других символов».
Читая это описание несколько лет назад, я наконец почувствовал, что у меня есть термин, описывающий мой ум: он не «пустой»; мои мысли просто несимволизированы. Но работа Херлберта предполагает, что было бы ошибкой приписывать себе определенный образ мысли. Он обнаружил, что большинство людей на самом деле не знают, как они думают; когда их просят описать их мысли до подачи сигнала, они часто совершенно не соответствуют действительности в отношении того, что они сообщат после подачи сигнала. Они склонны к «ложным обобщениям» — необоснованным утверждениям о том, как они думают. Мне легко предположить, что большая часть моего мышления лишена символов. Но насколько внимательно я его изучил? По правде говоря, структура нашего разума тонка и изменчива. Есть причина, по которой Джеймсу Джойсу понадобилось восемнадцать глав, чтобы описать разум в «Улиссе». Даже внутри одной головы мышление принимает множество форм.
Квантовые физики столкнулись с проблемой наблюдения. Всякий раз, когда они смотрят на частицу, они изменяют и фиксируют ее квантовое состояние, которое в противном случае оставалось бы неопределенным. Аналогичная проблема затрагивает наши попытки понять, как мы думаем; размышления о нашем мышлении рискуют придать ему форму, которой оно не имеет. В 2002 году на научной конференции по изучению сознания, состоявшейся в Тусоне, Херлберт обсудил эту проблему с Эриком Швицгебелем, философом, известным скептиком в отношении нашей способности описывать то, что у нас в голове. В книге «Заблуждения сознания» Швицгебель отмечает, что в 1950-е годы большинство людей говорили, что видят сны в черно-белом цвете, а в 1960-е стали говорить, что видят цветные сны. Конечно, утверждает он, цвета наших снов не изменились; что изменилось, так это повсеместное распространение цветной пленки. Заманчиво сказать, что на самом деле люди видят цветные сны, — предположить, что люди пятидесятых годов ошибались в своих снах, а люди шестидесятых были правы. Но Швитцгебель считает ошибкой классифицировать сны так или иначе. «Мы также должны учитывать возможность того, что наши сны не являются ни цветными, ни и черно-белые», — пишет он. Сны нереальны и могут не поддаваться описанию в бодрствующем состоянии. Описывая их, мы придаем им постоянство, которого у них может и не быть.
После конференции в Тусоне Херлбурт и Швицгебель вместе опубликовали книгу «Описание внутреннего опыта? Сторонник встречается со скептиком». Книга представляет собой диалог, построенный вокруг восемнадцати моментов в уме недавней выпускницы колледжа с пейджером по имени Мелани. Херлберт считает, что можно понять, что творилось в голове Мелани. Швицгебель считает, что многое из того, что мы говорим о том, что происходит в нашем уме, по своей сути не заслуживает доверия, потому что в некотором смысле мышление слишком похоже на сон, чтобы его можно было описать. В конце концов, он подозревает, что «внутри мы можем быть очень похожи, хотя по-разному отвечаем на вопросы о нашем опыте».
Книга не имеет конца: нам решать, кто прав. Возьмите звуковой сигнал 2.3 — третий звуковой сигнал на второй день, когда Мелани носила свой звуковой сигнал. Херлбурт и Швицгебель рассказывают о том, что случилось с Мелани:
Мелани стояла в ванной и осматривалась, пытаясь составить в уме список покупок. В момент сигнала она мысленно представила белый блокнот (тот же планшет, на котором она пишет списки покупок) и свою руку, пишущую слово «кондиционер». Ее рука на изображении была в движении, и она могла видеть буквы, выходящие из кончика пера. В тот момент, когда раздался звуковой сигнал, вышла буква «д» (четвертая буква в слове «кондиционер»).
В то же время Мелани своим внутренним голосом произносила «кондиционер», медленно, синхронно со словом, когда она писала его на изображении.
В то же время она осознала, что ее пальцы на ногах холодные. Это было замечание или сенсорное осознание холода, который присутствовал в ее сознании в последний невозмутимый момент перед звуковым сигналом. Казалось, что это не связано с явным мыслительным процессом.
Очевидно, в голове у Мелани было довольно много всего, что происходило в «Бип 2.3». Херлбурт и Швицгебель обсуждают то, что она сообщила. Могла ли она действительно осознавать все эти вещи одновременно? Швицгебель сомневается. И все же в 1990-х Херлберт использовал свой метод, чтобы взять интервью у Фрэн, банковского кассира, которая описала, что ее разум часто заполняется «целыми пятью или десятью» визуальными образами, все они накладываются друг на друга и происходят одновременно, как на фотографии с многократной экспозицией. . Серия тестов показала, что Фрэн могла быть права в своем необычном опыте: в банке, где она работала, пишет Херлберт, кассиры всегда пересчитывали пачки банкнот, и «Фрэн раздражала своих коллег тем, что постоянно начинала разговор во время счета, заставляя их потерять счет. Одновременные задачи счета и разговора были невыполнимы для ее коллег, но просты для Фрэн».
Поток мыслей Мелани смешной, тревожный, многослойный и насыщенный. На Beep 3.1 мы узнаем, что «парень Мелани задавал вопрос о страховых письмах». Ее внимание, однако, «было сосредоточено не на том, что он говорил, а на попытке вспомнить слово «пародонтолог». визуальный». Позже в тот же день, на звуковом сигнале 3.2, Мелани шла к своей машине, «грубо ощущая ее большую черную форму», но в основном испытывая «чувство «затуманенности» и беспокойства», «неспособности думать с ее привычной скоростью. ” В момент звукового сигнала Мелани «была в процессе наблюдения за этой туманностью», которая, казалось, существовала «за глазами, включая тяжесть вокруг линии бровей». Незадолго до сигнала 6.4 она выбрасывала засохшие цветы. «Я думала, что эти цветы простояли довольно долго», — говорит она Херлбурту. «Это была просто какая-то праздная мысль, которая была внутренней речью». Она отмечает, что именно в тот момент, когда раздался звуковой сигнал, она слышала не сами слова — «Они длились довольно долго», — а «эхо» слов в ее голове.
Внимательное отношение Мелани к своему разуму вдохновляет; как будто она сама себе Молли Блум. Прочитав книгу Херлбурта и Швицгебеля, я попытался подражать ей, еще более внимательно прислушиваясь к своему первозданному внутреннему опыту. Слышала ли и я мои мысли — за работу! Положи свой телефон! — эхом отзывается в моей голове? Наблюдал ли я за своими чувствами так же, как я их ощущал? Сколько всего могло произойти в моем сознании одновременно? Я точно знал, что никогда ничего не записывал в визуализированный мысленный список покупок. Но по-прежнему трудно было сказать точно что я сделал — может быть, потому, что мои мысли так часто бывают «бессимволизированными», или потому, что мной не руководил психолог, или потому, что, как только начинаешь думать о своем внутреннем опыте, он уже не такой чистый. Херлберт сказал бы, что описать свою внутреннюю жизнь сложно. Швицгебель сказал бы, что наша внутренняя жизнь не обязательно поддается описанию. На глубоком уровне, утверждает он, наше собственное мышление немного похоже на сонар летучих мышей. Мы никогда не узнаем, каково это на самом деле.
Наше мышление загадочно для нас. Я все время задаю своей жене мамин вопрос: «О чем ты думаешь?» — и с одной стороны на него легко ответить: мы можем целый день разговаривать друг с другом, делиться своими мыслями. Но на другое это безответно. Просто выражая свои мысли, мы изменяем их. Описать наше мышление — значит приручить его. Вот почему общение с другими людьми одновременно сложно и интересно, и вот почему познание собственного ума может быть такой трудной и занимательной задачей.
Если мы не можем точно сказать, как мы думаем, то насколько хорошо мы знаем себя? В эссе под названием «Я как центр нарративной гравитации» философ Дэниел Деннет утверждал, что в то, что значит быть человеком, вплетен слой вымысла. В каком-то смысле вымысел ущербен: это неправда. Но когда мы открываем роман, мы не швыряем его с отвращением на землю, заявляя, что все это выдуманный вздор; мы понимаем, что на самом деле все дело в том, чтобы быть придуманным. Художественная литература, пишет Деннет, имеет намеренно «неопределенный» статус: она правдива, но только на своих собственных условиях. То же самое касается и нашего ума. У нас бывают всевозможные внутренние переживания, и мы переживаем и описываем их по-разному — рассказывая друг другу о своих снах, вспоминая свои мысли и так далее. Наши описания и переживания правдивы или выдуманы? Это имеет значение? Это все часть истории.
Истории ненастоящие, но они имеют смысл; мы рассказываем разные истории о своем разуме, как и должны, потому что наши умы разные. История, которую я рассказываю себе о своем собственном мышлении, полезна для меня. Это помогает мне думать, давая мне контроль над моим разумом, когда мысли становятся скользкими. На днях я застрял на проблеме, которая беспокоила меня. Поэтому я пошел искупаться, надеясь все обдумать. Я надел гидрокостюм от холодной воды и поначалу сосредоточился только на ощущении холода и на выравнивании дыхания. Но в конце концов я согрелся и расслабился. Я шел по воде немного в стороне от берега, поддерживаемый волнами, и приготовился думать о своей проблеме; Я обратил свой разум к нему, наблюдая, как поблизости плавает морская птица. Какое-то время ничего не происходило. Я смотрел на птицу, на облака, на серебряную воду. Затем я почувствовал, что мысль нуждается в выражении, как я и знал. Я прочистил горло, пока птица улетала. ♦
Когнитивные стили мыслителей (T) и чувствующих (F): визуальный, пространственный и вербальный
Доктор А.Дж. Дрент
Студенты-психологи, вероятно, знакомы с дихотомией вербальных и визуальных когнитивных стилей, которая предполагает, что люди склонны предпочитать либо языковое, либо образно-ориентированное познание. Первоначально это понятие было основано на исследованиях, которые связывали язык с левым полушарием мозга, а визуальную обработку — с правым полушарием. Следовательно, «левополушарные» типы считались более вербальными, а «правополушарные» — более визуальными.
Когда я размышлял над этой вербально-визуальной дихотомией, меня осенило, что наши первые взаимодействия с миром, независимо от когнитивного стиля, носят преимущественно визуальный характер. Проще говоря, все мы начинаем как зрительные процессоры (очевидным исключением являются люди с врожденной слепотой). Конечно, это не означает, что младенцы создают четкие мысленные образы наподобие художника или архитектора. Однако они в значительной степени полагаются на визуальный ввод, чтобы ориентироваться, когда они работают над созданием понимания окружающего мира.
Хотя все мы начинаем жизнь как визуалы, исследования показали, что мы не все обращаем внимание на одни и те же вещи. И любой достойный психолог скажет вам, что то, на что мы обращаем внимание, имеет значение в той мере, в какой это формирует траекторию нашего нейропсихологического развития.
В этом посте мы рассмотрим ранние игры и зрительные наклонности у младенцев и детей ясельного возраста, в том числе то, как они соотносятся с полом и дихотомией Майерс-Бриггс мышление (T) – чувство (F). Эти ранние предпочтения можно рассматривать как основу для когнитивных стилей взрослых — визуального, пространственного и вербального, каждый из которых мы подробно обсудим. В заключение мы исследуем взаимосвязь между способностями, когнитивным стилем и типом личности.
Ранние визуальные и игровые предпочтения
Чтобы понять, на что обращают внимание младенцы и дети ясельного возраста, исследователи-психологи в настоящее время используют технологии отслеживания взгляда, которые помогают уменьшить субъективную предвзятость. Они обнаружили, что даже в младенчестве самки, как правило, проявляют больший интерес к человеческим лицам и будут дольше смотреть на них, в то время как самцы тратят меньше времени на лица и больше отслеживают движущиеся объекты.
Более того, уже в двухлетнем возрасте девочки проявляют больший интерес к предметам, изображающим людей (например, куклам), а мальчики предпочитают игрушки, изображающие инструменты или транспортные средства. Исследователи полагают, что раннее проявление этих различий свидетельствует о том, что они врожденный , а не приобретенный.
Экстраполируя эти наблюдения, мы можем увидеть, как творческая игра в куклы может помочь в развитии эмоционального и социального интеллекта, возможно, даже в большей степени, если играть с другими людьми. Точно так же последовательное взаимодействие с инструментами, грузовиком, блоками, мячами и т. д. может способствовать развитию навыков пространственного и механического мышления.
Помимо этих общих гендерных тенденций было показано, что уровни тестостерона значительно влияют на предпочтения и поведение маленьких детей. В одном исследовании девочки с более высоким уровнем тестостерона чаще играли с игрушечными транспортными средствами, чем другие девочки, в то время как мальчики с более низким уровнем тестостерона больше взаимодействовали с куклами, чем другие мальчики. Это говорит о том, что уровень тестостерона влияет на интерес к игре у обоих полов.
Если мы свяжем это с типом личности, ранние игровые интересы, вероятно, будут индикаторами предпочтений ребенка в отношении мышления (T) к чувству (F). А именно, внимание к лицам, участие в кукольной игре, заботливое поведение и настройка на человеческую/социальную динамику согласуются с предпочтением чувств. Напротив, интерес к игрушечному оружию, кубикам, транспортным средствам, инструментам и т. д. свидетельствует о мыслительной ориентации.
Мыслители-женщины или чувствующие мужчины могут быть менее поляризованными и демонстрировать более смешанные интересы, но их предпочтение T-F, как правило, все же можно идентифицировать. Хотя девочки, которые растут рядом с мальчиками, могут считать себя «сорванцами», это иногда возникает из-за социальных проблем, таких как желание приспособиться, а не из глубоко укоренившегося интереса к Т-деятельности. Следовательно, ранние игровые предпочтения (например, в возрасте 2–4 лет) могут дать более точную картину предпочтений ребенка в отношении Т-Ф.
Когнитивные стили взрослых: визуальный, пространственный и вербальный
Ранее я упоминал о широко распространенной дихотомии вербально-визуального когнитивного стиля. Затем я пришел к выводу, что, по крайней мере в начале жизни, все мы преимущественно визуалы.
Недавние исследования, проведенные гарвардским исследователем Марией Кожевниковой, показали, что вербально-визуальное различение неполно. По словам Кожевникова, на самом деле существует два различных визуальных стиля. Первый, объектная визуализация , включает в себя видение или воспроизведение мысленных образов объектов/сцен с полным цветом, яркостью и детализацией. Второй тип, пространственная визуализация подчеркивает визуальные особенности, такие как местоположение, движение, пространственные отношения и другие пространственные атрибуты. Ментальные образы пространственных визуализаторов часто пропускают многие детали объекта в пользу его общих контуров.
Чтобы помочь людям определить предпочитаемый ими способ обработки изображений, Кожевников и ее коллега Олеся Блаженкова разработали Опросник объектно-пространственных изображений (OSIQ). Вот несколько пунктов анкеты:
Пункты визуализации объектов:
- Мои изображения очень красочные и яркие.
- При чтении художественной литературы у меня обычно формируется ясная и подробная мысленная картина описываемой сцены.
- Я все помню визуально. Я могу перечислить, что люди носили…
Элементы пространственной визуализации:
- При чтении учебников я предпочитаю схематические диаграммы и эскизы.
- Я легко могу представить и мысленно вращать трехмерные геометрические фигуры.
- Я легко могу набросать план знакомого мне здания.
Предпочтение человека ориентироваться по ориентирам, а не по сторонам света, также представляется важным здесь. А именно, мы ожидаем, что визуализаторы объектов будут больше полагаться на ориентиры, а пространственные визуализаторы — на стороны света. Исследования, кажется, указывают в этом направлении, поскольку способность к пространственному мышлению и самооценка чувства направления (т. е. «ориентация») коррелируют.
Исследования также показывают, что мужчины, как правило, лучше справляются с тестами на пространственное мышление и идентифицируют себя как визуализаторы пространства, в то время как женщины более склонны предпочитать и преуспевать в визуализации объектов. Более того, исследования показывают, что женщины в среднем лучше запоминают лица, чем мужчины. Это согласуется с их склонностью к визуализации объектов, поскольку распознаванию лиц, безусловно, способствует внимание к цвету, оттенкам и другим визуальным деталям.
На следующей диаграмме показано, как результаты исследований, которые мы рассмотрели, взаимосвязаны и согласуются либо с чувствами, либо с мыслями:
А как насчет «Говорящих людей?»
Тем из вас, кто не испытывает большого количества ментальных образов, может быть трудно идентифицировать себя как с визуализатором объектов, так и с визуализатором пространства. Вместо этого вы можете вообразить себя «разговорчивым» человеком. Хотя визуальное и вербальное различие имеет определенную пользу, верно также и то, что язык во многих отношениях формируется на основе наших визуальных наблюдений. Таким образом, даже люди, которые «думают словами», полагаются на подсознательные образы. В конце концов, если многое из того, что мы узнаем о человеческих (F) или физических (T) явлениях, получено путем визуального наблюдения, само собой разумеется, что наши мысли будут в значительной степени основаны на образах.
Возьмем, к примеру, писателей. Хотя они обычно демонстрируют вербальный когнитивный стиль, многие полагаются на визуальные описания, чтобы познакомить читателей со своим воображаемым миром. Некоторые писатели даже признаются, что они довольно визуальны, используя письмо как средство «рисования картин словами».
Научное и философское письмо также строится на образах. Однако, в отличие от художественной литературы, аналитические мыслители меньше полагаются на подробные или яркие образы и больше на пространственные концепции. В самом деле, я подозреваю, что многое из того, что мы называем логикой, основано на пространственных наблюдениях и визуальных выводах о причинно-следственных связях. Если это так, то разница между спортсменами и учеными, вероятно, меньше, чем это часто представляется. Легкая атлетика и наука учат нас физике; наука — это просто более абстрактный способ изучения.
Вербальные, зрительные и пространственные способности
Мы уже видели, как визуальные или пространственные образы могут поддерживать язык и работать рука об руку с ним. Но возможно ли преуспеть или одинаково использовать все три стиля — вербальный, визуальный и пространственный?
Некоторые люди (часто с более высоким IQ) могут преуспеть или продемонстрировать компетентность во всех трех. Они могут, например, хорошо выступать на курсах языка, искусства и геометрии. По мнению исследователей интеллекта, это может быть связано с более высоким уровнем общего интеллекта, который позволяет быстрее и без усилий приобретать широкий спектр навыков.
Тем не менее, исследование Кожевникова показывает, что люди редко одинаково хорошо справляются с объектной и пространственной визуализацией, предполагая наличие «узкого места, которое ограничивает развитие общих ресурсов визуализации».
Это имеет смысл в свете нашего более раннего обсуждения детей, обладающих врожденным предпочтением того, какой вид визуальной информации им наиболее интересен. Наши ранние предпочтения, по-видимому, гарантируют, что один способ визуализации будет тщательно разработан и, таким образом, полезен для определенных типов задач и целей.
Всегда ли совпадают тип личности и стиль мышления?
Ясно, что между типом личности, особенно доменом T-F, и когнитивным стилем существует много общего. Ранее я предположил, что ранняя игра и визуальные предпочтения, вероятно, являются индикаторами предпочтения T-F. Однако я не могу сказать, что между типом и когнитивным стилем никогда не бывает различий, особенно за пределами раннего детства.
Насколько я могу судить, мы наследуем от наших родителей определенные способности, которые могут быть относительно независимыми от типа. Например, если оба родителя являются опытными художниками, маловероятно, что кто-либо из их детей не будет иметь каких-либо художественных способностей, независимо от типа личности. Так что, если врожденная способность уже имеется, ребенку достаточно лишь заинтересоваться искусством, чтобы в дальнейшем развиваться как визуализатор предметов. Сейчас все еще кажется, что в целом чувствующие более склонны к искусству, чем мыслители, но если мыслитель проникнут природным художественным талантом или находится под влиянием в этом направлении определенных факторов среды, то это, конечно, не исключено.
Дело в том, что при наличии достаточных природных способностей человек может преуспеть в чем угодно. И хотя я считаю, что тип личности связан с определенными способностями, мы также знаем, что некоторые таланты наследуются независимо от типа.
Более того, когда тип и интересы/способности не совпадают четко (например, мыслители принимают стереотипные F-интересы), вероятным результатом является смешение типов или диссонанс. Например, ученому INFP может быть легче, даже если невольно, идентифицировать себя как INTP. Хотя я обычно не одобряю опечатки, я могу понять, почему люди, чьи интересы нетипичны для их типа, могут чувствовать себя комфортно, отождествляя себя с другим типом.
Узнайте больше в наших книгах:
Мой истинный тип: определение вашего типа личности, предпочтений и функций
16 типов личности: профили, теория и развитие типов тип
Левое и правое полушарие мозга: пути к смыслу и различия типов личности «Половые различия в визуальном интересе младенцев к игрушкам». Arch Sex Behav. (2009) 38:427–433.
Кожевников М., Блаженкова О. «Новая модель предметно-пространственно-вербального когнитивного стиля: теория и измерение». Заяв. Когнит. Психол . 23: 638–663 (2009)
Lamminmaki L, et al. «Тестостерон, измеренный в младенчестве, предсказывает последующее половое поведение мальчиков и девочек». Гормоны и поведение . Том 61, выпуск 4, апрель 2012 г.