Я устала от самой себя
Асель 05.12.2016
Я устала от самой себя, я всегда все порчу, нервная, раздражительная, злая. Прошу подскажите с чего надо начать, чтобы хоть немного успокоиться, радоваться и наслаждаться жизнью. Есть муж и дочь, они очень хорошие, семейные отношения хорошие, но я могу наорать, испортить всем настроение на ровном месте не из чего. К сведению, с щитовидкой у меня все в норме.
Похожий вопрос
Я устала от самой себя (1 ответ)
Асель, здравствуйте. Вам надо начать с того, что Вы определитесь с конкретными своими планами и начнете воплощать их в жизнь, с помощью эффективных действий. Уже за первые успехи, надо себя начать хвалить и это Вас будет мотивировать к будущим достижениям.
Психолог онлайн — эффективное консультирование,терапия по скайп(Skype)
Похожий вопрос
Устала от самой себя (5 ответов)
День добрый, Асель.
Если есть проблемы с щитовидной железой — сходите к врачу, пусть проведет диагностику и назначит лечение. Однако часто проблемы в теле — это отражение наших душевных проблем. Проведите самодиганостику: пройдите тесты «шкала депрессии Бека», «шкала депрессии Зунга», «шкала стресса Холмса и Рея». Если получатся высокие баллы — нужно работать с психологом.
С наилучшими пожеланиями,
Чернышева Ульяна. Консультации в скайпе и в городе Москва.
Похожий вопрос
Устала от самой себя. Чувствую беспомощность (4 ответа)
Здравствуйте,Асель.
Агрессия на окружающих является вторичной по отношению к агрессии к самой себе.Убрав самодиструктивное поведение(самокритику,самоупрек,самоотрицание и любое недовольство собой),Вы сможете принять себя драгоценной для самой себя.И только после этого агрессия на окружающих достигнет своего краха.Это работа с самооценкой,и ее можно выполнять самостоятельно или с психологом.
Каратаев Владимир Иванович,психотерапевт-психоаналитик Волгоград
Похожий вопрос
Устала от самой себя (3 ответа)
Асель, ответьте на один вопрос и вам сразу полегчает: «В чем вы себе не признаетесь, когда находите повод что-то испортить, на кого -то понервничать или разозлиться?» Не правда ли, лучше отдуши понервничать, чем признаться самой себе в том, что … (допишите предложение).
Айдарбеков Кайрат Анварбекович, психолог в Алматы
Похожий вопрос
Устал от самого себя (1 ответ)
Здравствуйте, Асель,
кажется, Вы постоянно чувствуете себя виноватой во всем — это не может не злить, невозможно жить с ощущением себя плохой, виновной в чем-то, обесцененной.
С чего начать? С раздумий — почему это так? Откуда эти чувства? И как это относится к конкретной ситуации здесь и сейчас? Если не получится сделать это самой, то надо будет обратиться к психологу.
С уважением,
Тлегенова Харлан, психолог-психоаналитик, групповой терапевт,г.Алматы
Похожий вопрос
Устал от самого себя (1 ответ)
Советы по категориямДеньгиДети—Беременность и роды—Дошколята—Подростки—ШкольникиЗависимости—Алкогольная—Любовная—Наркотическая—НикотиноваяЗдоровье—Здоровый образ жизни—Онкология—ПсихосоматикаИнтересно—Искусство—Исполнение желаний—Общество—РелигииКрасота и внешность—Правила похуденияКризисы—Возрастные кризисы—Кризис в семье—Личностный кризисО смерти—Суицидальное поведениеОтдыхОтношения—Дружба—Конфликты и ссоры—Любовь—ОдиночествоПищевое поведение—Анорексия—БулимияПсихология и психологиРабота, бизнес, карьера—Выбор профессии—Конфликты на работеСамопознание—Постановка цели—СамооценкаСексСемья—Взрослые дети и родители—Измена—РазводСон и сновиденияСтрахи и фобии—Панические атаки—Тревога, тревожные состоянияСтресс и депрессия—Психологическая травмаЭмоции и чувстваЯ и психолог—Как выбрать психологаДругое
Читайте также
Я устала от себя самой 411 3 ответа
Я устала так жить, я устала от себя 734 1 ответ
Я в растерянности 1559 1 ответ
Раздвоение личности 447 3 ответа
Все советы психологов
Задать вопрос психологу
«Я устала от самой себя.
Не покидают мысли о суициде»Вопрос к экспертуПознать себя
Я бесхарактерный и трусливый человек. Мои школьные годы уж точно нельзя назвать прекрасными. Подколоть или оскорбить меня мог абсолютно каждый, и я ничего не могла сделать, потому что принимала это за чистую монету, и со временем просто поверила в то, что эти унижения заслуживаю. Только сейчас я осознаю, что сама позволила с собой так обращаться, но, к сожалению, понимать и действовать — вещи разные.
В пятом или шестом классе я просто закрылась в себе. Сидела в интернете сутками, играла в игры, начала активно набирать лишний вес, полностью прекратила попытки общаться со сверстниками, разговаривала только с родителями, но даже им рассказывать все свои переживания не хотела. Папа говорил, что «все эти сопли лечатся ремнем и нагрузкой», а мама такой чувствительный человек, что не хотелось ее тревожить.
На учебу я «забила», так как видеть ни учителей, которые поднимали меня посреди класса и мерзко обливали грязью за неуспеваемость, ни уж тем более одноклассников не хотелось.
Друзей не было, все считали меня жирной замарашкой, появляющейся раз-два в неделю.
Окончив школу, я поступила в техникум. Там не было травли, никто просто не обращал на меня внимания, что мне было даже на руку. Я решила не повторять школьных ошибок и полностью погрузилась в учебу. Правда, со временем окружающие все-таки начали понимать, что я не могу постоять за себя, и все больше задевали и доставали меня. Сейчас я уже перевелась в другой техникум, отучилась год бесконфликтно.
Тем не менее я по-настоящему устала от самой себя. Устала в каждом человеке видеть потенциального врага, способного предать, оскорбить или унизить. Устала ненавидеть себя и свой характер. Чувствую внутри пустоту. Просто учусь, просто иду домой и просто погружаюсь в лавину домашней работы, даже не понимая, зачем я это делаю.
Уже несколько месяцев не покидают мысли о самоубийстве, но не могу так поступить из-за родителей.
Елена, 19 лет
Елена, прочитав ваше письмо, я долго думала, как вам ответить.
Ваша история вызвала во мне много сочувствия и желания вас поддержать. Каждая строчка рассказывает о том, какой травматичный опыт вам пришлось пережить.
Вы пишете, что вас не покидают мысли о самоубийстве. И я даже не могу представить, какая огромная усталость и боль скрываются за этими словами. Но мне бы хотелось верить, что за ними есть и надежда, что вас и вашу боль услышат. Возможно, именно это и побудило вас написать это письмо.
Попробуйте сейчас сделать вдох, долгий выдох и посмотреть на себя и свою жизнь со стороны — как будто бы вы другой человек. Представьте эту девочку, которой вы были, в школе. То, что с вами там происходило, — буллинг, социальная травля. Для ребенка это огромная психологическая травма. Вы справлялись с ней, как могли — отгородившись от этого мира, уйдя в свое пространство.
Могли ли вы по-другому? Вряд ли. Чтобы справиться с такой ситуацией, любому человеку, а особенно беззащитному ребенку, нужно много поддержки. Ее у вас не было. Судя по тому, как вы описываете родителей, папа агрессивно реагировал на любую слабость, а мама сама нуждалась в поддержке, как будто ребенком была она, а не вы.
Вы злитесь на себя, и это вас разрушает
Я бы предложила попробовать посмотреть вглубь вашей злости. Ведь она предназначена не вам, а тем, кто действительно ее заслужил — вашим обидчикам в школе, унижающим учителям и даже родителям, которые вовремя не поддержали и не защитили вас. Это была их задача и ответственность. Попробуйте почувствовать это.
Куда спряталась от всей этой боли ваша личность? Она выжила, осталась собой, не потеряла надежду. И в этом ваша огромная жизненная сила — в желании жить, несмотря ни на что. Я бы вам предложила найти это место в себе. Возможно, вы столкнетесь со страхом и болью, но эта ваша спрятанная часть сейчас крайне нуждается во внимании и заботе.
Испытания и трудности наносят раны, особенно когда они случаются в детстве. Сейчас вам нужно много поддержки, чтобы их залечить. Если ее нет в вашем окружении, обратитесь к психотерапевту, который поможет справиться с вашими чувствами.
И есть еще одна важная вещь.
Та пустота, которую вы описываете, может быть также симптомом депрессии. И не скрою, что она уже может достигнуть той стадии, на которой вам нужна помощь. Позаботьтесь о себе, сходив к врачу.
Не оставайтесь одна. Я от всего сердца вам желаю соединиться с той глубоко спрятанной частью вашей личности, в которой есть силы жить.
Елена! При появлении мыслей о суициде, пожалуйста, не откладывая, обратитесь за помощью!
- Единый телефон доверия МЧС +7 (495) 400-99-99
- Московская служба психологической помощи +7 (499) 173-09-09
- Бесплатная кризисная линия доверия 8 (800) 333-44-34
Также посмотрите службы бесплатной психологической помощи в вашем городе и бесплатную психологическую помощь онлайн, например, при МЧС.
Источник фотографий:Getty Images
Новое на сайте
«Мама умерла в мучениях на моих глазах. Как справиться с болью?»
5 продуктов, которые сделают ваши нервы крепче
Как делать предложение, чтобы точно не получить отказ: 3 главных правила
«Я притягиваю неподходящих мужчин»: как разорвать порочный круг
«Я слишком холодна и высокомерна.
Как полюбить людей?»
«Мужчина ведет переписку с другой женщиной. Как говорить с ним об этом?»
Почему люди не хотят создавать семью: новое исследование ученых
«Не могу уснуть»: 5 способов убаюкать беспокойный мозг — попробуйте на себе
Я устал от себя. Я не знаю, как измениться. : самосовершенствование
Мне нужна помощь. Я хочу изменить/улучшить почти каждый аспект себя, но я не знаю, с чего начать и как сохранить мотивацию в долгосрочной перспективе. Я довольно ленивая и непоследовательная. Я достиг самой низкой точки в своей жизни, и я решил, что я изменюсь или просто сдамся. Я знаю, это звучит слишком драматично, но я не могу так жить.
Должен заметить, что мне 21 год.
Я обдумал свои основные проблемы и был бы ОЧЕНЬ признателен за любую помощь или совет, которые кто-либо может предложить. Я в отчаянии.
Вес: У меня нет патологического ожирения, но я определенно могу сбросить пару фунтов. Я ем как дерьмо и тренируюсь очень нерегулярно.
Я никогда не придерживался режима диеты/упражнений более 2 недель. Много йо-йо диет и причудливых диет. Я чувствую себя некомфортно в своем теле, но мне все еще не хватает мотивации для долгосрочных изменений. У меня низкая самооценка, но я думаю, это потому, что в последнее время я позволила себе уйти. Раньше я был довольно уверен.Психическое здоровье: У меня тяжелая депрессия и тревога, которые начались, когда мне было 13 лет. Была у нескольких врачей, перепробовала кучу лекарств, ничего не изменилось. На просьбу сдать кровь, чтобы проверить щитовидную железу и гормоны, врачи сказали, что «это не нужно». Ждал более 2 лет консультации с психиатром (спасибо канадской системе здравоохранения), и мне сказали, что у меня просто депрессивный характер и мне просто «нужно перестать быть таким». В листе ожидания для психотерапии — мне следует ожидать встречи через 4-6 месяцев. Упомянул возможное пограничное расстройство личности, которое, я думаю, подходит мне.
Отношения: Я ненавижу своих друзей.
Я практически избегаю их, потому что они никуда не ведут в жизни и хотят, чтобы я был таким же. Они никогда не мотивируют и не поощряют меня, только говорят мне, что я слишком забочусь и мне нужно больше отдыхать. Мы просто курим травку и жалуемся на все подряд, и мне это надоело. На данный момент я прервал контакты почти со всеми. Я не застенчивый, но я довольно интроверт и на самом деле не пытаюсь заводить друзей или встречаться с людьми. У меня есть парень, который поощряет меня быть лучше и старается изо всех сил помочь мне, но он просто не может. Он хочет, чтобы все стало серьезно, а я действительно нет. Не прекратил, потому что мне нравится наша дружба, но я трахаюсь при любой возможности. Я сказала ему, что изменила ему, и он продолжает меня прощать. Я даже не хочу прощения. Я люблю его, но не так, как он любит меня.Колледж: Я учусь в престижном университете, так как хорошо учился в старшей школе. Я учусь на третьем курсе (из 4) по специальности биохимия, и я начал проваливать большинство своих занятий.
Я не уверен, что у меня когда-либо развились навыки обучения, и это действительно начинает проявляться. Я просто закрываюсь во время экзаменов, потому что слишком напрягаюсь. Я довольно ленивый и учусь непоследовательно, поэтому я трачу время и деньги, но я чувствую, что я слишком далеко в степени, чтобы сменить специальность или бросить учебу. Я могу закончить через 1,5 года, если выберу полный курс, при условии, что я перестану проваливать каждый грёбаный урок.Хобби/другое: больше нет. Ничто больше не доставляет мне удовольствия, и это, вероятно, из-за всей этой депрессии. Мне кажется, что я недостаточно хорош в том, что мне нравилось делать раньше, поэтому я даже не заморачиваюсь. Я просто сижу и смотрю, как проходят дни.
Я никогда не придерживался режима диеты/упражнений более 2 недель. Много йо-йо диет и причудливых диет. Я чувствую себя некомфортно в своем теле, но мне все еще не хватает мотивации для долгосрочных изменений. У меня низкая самооценка, но я думаю, это потому, что в последнее время я позволила себе уйти. Раньше я был довольно уверен.
Я практически избегаю их, потому что они никуда не ведут в жизни и хотят, чтобы я был таким же. Они никогда не мотивируют и не поощряют меня, только говорят мне, что я слишком забочусь и мне нужно больше отдыхать. Мы просто курим травку и жалуемся на все подряд, и мне это надоело. На данный момент я прервал контакты почти со всеми. Я не застенчивый, но я довольно интроверт и на самом деле не пытаюсь заводить друзей или встречаться с людьми. У меня есть парень, который поощряет меня быть лучше и старается изо всех сил помочь мне, но он просто не может. Он хочет, чтобы все стало серьезно, а я действительно нет. Не прекратил, потому что мне нравится наша дружба, но я трахаюсь при любой возможности. Я сказала ему, что изменила ему, и он продолжает меня прощать. Я даже не хочу прощения. Я люблю его, но не так, как он любит меня.
Я не уверен, что у меня когда-либо развились навыки обучения, и это действительно начинает проявляться. Я просто закрываюсь во время экзаменов, потому что слишком напрягаюсь. Я довольно ленивый и учусь непоследовательно, поэтому я трачу время и деньги, но я чувствую, что я слишком далеко в степени, чтобы сменить специальность или бросить учебу. Я могу закончить через 1,5 года, если выберу полный курс, при условии, что я перестану проваливать каждый грёбаный урок. Думаю, это самые проблемные области в моей жизни. У меня это получается лучше, чем у большинства людей в мире, но я чувствую себя паршиво. Я очень хорошо планирую и организую дела, но очень плохо довожу до конца. Спасибо, что даже нашли время, чтобы прочитать это.
TL;DR: серьезные проблемы с психическим здоровьем и провал системы здравоохранения. Испортил себе жизнь и теперь не знаю, как начать ее исправлять. Мы будем очень признательны за любые советы.
Надоело самому себе — реальная жизнь
Согласно распространенной истории о нашем падении в постмодерн, быть собой стало тяжелой работой. Когда-то люди рождались в относительно стабильных ситуациях, в которых идентичность предписывалась в зависимости от того, где и у кого родился человек. Выбора в отношении образа жизни было мало, а социальная или географическая мобильность была невелика. Социальные категории — класс, пол, этническая принадлежность, религия, — которые определяли возможности для жизни, были по существу фиксированными, как и способ определения этих категорий. Но затем индустриализация и появление средств массовой информации со временем вытеснили эти категории и сделали социальные нормы более подвижными и гибкими. Идентичность больше не присваивалась, а стала проектом для реализации индивидуумами.
Некоторые социологи и психологи называют это состояние «онтологической незащищенностью». В «Разделенное Я», Р. Д. Лэнг определяет это как отсутствие «опыта собственной временной непрерывности» и «непреодолимого чувства личной последовательности или сплоченности». Без этого стабильного самоощущения, утверждает Лэнг, каждое взаимодействие угрожает переполнить индивидуума страхом потерять себя в другом или быть уничтоженным их безразличием. «Он может чувствовать себя скорее нематериальным, чем существенным, и неспособным предположить, что материал, из которого он сделан, подлинный, хороший, ценный», — пишет Лэнг об онтологически ненадежном. «И он может чувствовать себя частично вытесненным из своего тела».
Это могут быть не только депрессивные люди, которым надоело быть собой
Стабильное ощущение себя во времени делает жизнь значимой; это позволяет нам испытать и передать чувство «подлинности».
Это могут быть не только депрессивные люди, которым надоело быть собой. В экономических условиях, в которых максимальное увеличение нашего «человеческого капитала» имеет первостепенное значение, мы находимся под непрекращающимся давлением, чтобы максимально использовать себя и свои социальные связи и выставлять все это напоказ для поддержания нашей социальной жизнеспособности.
Мы постоянно «не можем соответствовать» — мы должны, как и любая другая капиталистическая фирма, демонстрировать способность поддерживать рост или устаревать. Неолиберальное требование превратить нашу жизнь в капитал и систематически приумножать его ухватывается за идеал самовыражения и лишает его достоинства и привлекательности. Но быть никем — еще не лучшая альтернатива.
Это контекст, в котором процветали социальные сети: они решают проблему самости в условиях неолиберализма, расширяя платформу для развития человеческого капитала и в то же время предлагая кажущуюся стабильной основу для «онтологической безопасности». Может показаться, что социальные медиа, сделав социальное взаимодействие асинхронным, перенеся часть его онлайн в неопределенное «виртуальное» пространство и подвергнув все это постоянному мониторингу, измерению и оценке, не будут рецептом для создания чувства личной непрерывность. То, как наше самовыражение оценивается в лайках и репостах в социальных сетях, похоже, подчиняет идентичность конкуренции, а не измеряемому вниманию, разделяя сверстников на победителей и проигравших.
Если Лэнг прав насчет онтологической незащищенности, то социальные сети, по-видимому, созданы для ее создания: они систематически навязывают пользователям ощущение нематериальности, превращая идентичность в бессвязность, постоянно ассимилируя и требуя больше данных о нас, превращая нас в вакуум, который никогда не исчезнет. заполняется, независимо от того, сколько вливается. Наша личность постоянно перекалибруется и пересчитывается, и мы всегда можем пытаться «исправить» ее с помощью большего количества фотографий, новых обновлений, новых сообщений, большего количества данных.
Но та же самая дестабилизация открывает возможность для компенсаторных заверений: серийных удовольствий от проверки лайков и других форм микроузнавания, которые внезапно становятся значимыми из-за острой неуверенности.
Даже когда социальные сети дестабилизируют жизненный опыт непрерывности нашего «я», они обращаются к растворению идентичности с помощью динамической системы захвата идентичности. Они отслеживают все, что мы делаем в Интернете, и настаивают на его значимости, записывая это в реляционные базы данных, где их существенный вклад в нашу общую личность будет проанализирован и в конечном итоге выражен в каком-то целевом контенте в будущем. Они обеспечивают фокус, уникальный идентификационный профиль, вокруг которого может быть организован весь сбор данных и оценка репутации, который остается с нами во время всех наших мнимых изменений. Если все социальные нормы вокруг человека меняются, то профиль в социальных сетях — нет.
Профиль берет верх над старыми стабилизаторами идентичности (семья, география, религия и т. д.) и становится прочным чистым листом, на котором могут быть записаны различные роли, в то время как мы остаемся открытыми для насыщения как можно большим количеством различных влияний.
Это может поддерживать нашу жизнь, пока мы заняты постоянным переосмыслением себя для рынка труда. Социальные сети усугубляют онтологическую незащищенность, маскируясь под ее лекарство.
Алгоритмические пузыри, которые создают вокруг нас социальные сети, являются ключевой частью утешения, которое предоставляют платформы. Их постоянное, надежное присутствие позволяет нам поглощать чувство онтологической безопасности, которую платформы находятся в процессе разрушения. Пузырь фильтров — это не досадная случайность, как предположил Марк Цукерберг в своем манифесте о «глобальном сообществе», а важный источник привлекательности социальных сетей — аспект, который позволяет им противостоять постмодернистскому головокружению. Если весь контент на Facebook адаптирован в соответствии с представлением компании о том, кто мы есть, то его потребление равносильно потреблению целостной версии нас самих. Это также подтверждает идею о том, что лучшее место, где можно увидеть свою стабильную социальную идентичность, — это Facebook.
Затем взаимодействие с социальными сетями сигнализирует о нашем согласии с этим алгоритмическим представлением себя, идентичностью, в которую мы вступаем, когда обращаемся к платформам, и кажется, что она всегда каким-то образом уже была внутри нас.
Если контент Facebook адаптирован в соответствии с представлением компании о том, кто мы есть, то его потребление равносильно потреблению целостной версии нас самих
Как же тогда алгоритмическая система узнает, кто вы? И что делает эти знания достаточно эффективными, чтобы поддерживать высокий уровень вовлеченности в социальные сети? Почему мы узнаём себя многими неясными и косвенными способами, которыми приветствует нас платформа социальных сетей — даже если это узнавание неосознанно, даже если оно происходит только на уровне отсутствия скуки? Почему алгоритмическая сортировка контента работает на каждой платформе, на которой его пытаются протестировать, часто вопреки протестам пользователей, которые неизбежно начинают терпеть или любить это?
Книга We Are Data профессора цифровых исследований Джона Чейни-Липпольда, вышедшая в этом месяце, исследует алгоритмическую идентичность, но не с точки зрения субъективной уверенности или удовольствия, которые она может доставить.
Его больше заботит контроль алгоритмических систем, навязываемый тем, как агрегаторы данных структурируют различные социальные категории. Он описывает, как компании, работающие в социальных сетях, маркетологи и государственные учреждения используют наши следы данных для расчета нашего возраста, расы, пола, класса, национальности и т. д., и как эти вероятности используются для изменения нашей индивидуальной реальности. . По мере того, как все больше информации о нас собирается в системах больших данных с помощью телефонов, платформ социальных сетей, фитнес-трекеров, программного обеспечения для распознавания лиц и других форм наблюдения, алгоритмы присваивают нам идентификационные маркеры, помещают нас в категории на основе корреляций с шаблонами, взятыми из массивных данных. наборы данных, независимо от того, соответствуют ли они тому, как мы думаем о себе. В какой-то степени мы становимся тем, чем занимаются другие люди, поскольку их данные влияют на то, как интерпретируются наши. Система будет делать выводы о нашей идентичности в соответствии с категориями, которые она определяет или изобретает, и использует их для формирования нашего окружения и дальнейшего управления нашим поведением, уточнения того, как нас классифицируют, и делает данные о нас более плотными и глубокими.
По мере того, как эти позитивистские системы насыщают социальное существование, они сводят на нет идею о том, что в идентичности есть что-то, что нельзя зафиксировать в виде данных.
Потому что то, что вычисляется алгоритмическими системами как раса, пол, возраст или политическая принадлежность, представляет собой набор маркеров данных, которые могут не иметь никакого отношения к социальным показателям, используемым для определения этих категорий — он может игнорировать даже то, как люди самоидентифицируют себя — Чейни-Липпольд различает их: раса против алгоритмически оцененной «расы», пол против «пола» и так далее. Эти пары аналитически различны, но взаимодействуют друг с другом посредством развертывания вероятностных категорий, чтобы предвидеть, что люди будут делать или захотят увидеть, формируя то, как с ними обращаются и какие возможности им предлагаются. Вы можете оказаться в списке наблюдения за террористами или в карантине из-за гриппа, которого у вас нет, просто из-за ассоциации данных.
Не имеет значения, соответствует ли «раса» расе или «возраст» точно соответствует возрасту — это часто не имеет отношения к конструкции этих систем. Как правило, они пытаются максимизировать вовлеченность пользователей или фиксировать тенденции в больших группах населения, а не имитировать конкретного пользователя.
Но хотя у нас есть некоторое представление (хотя и мало контроля) о том, что составляет эти категории в социальной жизни за пределами Интернета, мы не знаем, как алгоритмы определяют вероятность нашей идентичности в нем — они опираются на статистические, а не на социальные стереотипы. , как указывает Чейни-Липпольд. Для алгоритмической системы вы можете с вероятностью 45 % быть женщиной и с вероятностью 45 % мужчиной одновременно. На практике любую социальную категорию можно бесконечно подразделять, причем каждая комбинация вероятностей составляет собственный псевдопол. «Поскольку пол Google — это пол Google, а не мой, я не могу критиковать этот пол, а также не могу практиковать то, что мы могли бы назвать гендерной политикой первого порядка, которая ставит вопрос о том, что означает пол Google, как он распределяет ресурсы и как это приходит к определению наших алгоритмических тождеств», — пишет Чейни-Липпольд.
Мы могли бы также спросить, в какой момент «гендер» Google перестает рассматриваться как гендер и становится чем-то другим в его системах, учитывая, что для системы ярлык «гендер» для этого конкретного человека является совершенно произвольным. Машины не делают того дополнительного шага, который делают люди, натурализуя категории и делая их абсолютными. Алгоритмические категории могут включать любое количество дискретных социальных категорий, и способ их развертывания полностью отличается от того, как они используются в обществе или в межличностных отношениях.
Создается впечатление, что системы отвергают эссенциалистские определения категорий идентичности, допуская изменчивые идентичности, создаваемые на случайной основе, от ситуации к ситуации. Но текучесть внутри категорий менее важна, чем тот факт, что системы могут быть обучены связывать определенные данные с конкретными, социально нагруженными категориями, усиливая их предполагаемую значимость для социального участия. Системе предлагается рассчитать вероятность вашей расы, потому что она частично предназначена для воспроизведения значимости этого различия.
Таким образом, даже если сегодня он считает вас одной расой, а завтра — другой, или переоценивает вашу вероятную белизну при каждом новом посещении веб-сайта, он все равно помогает воспроизвести условия, при которых принадлежность к белой расе имеет определенную ценность. имеет определенные разветвления, создает определенные возможности.
Оценка с помощью наших данных также подпитывает фантазию о том, что мы по существу познаваемы, что мы можем познать себя целиком и полностью
Алгоритмическая система расширяет значение этих категорий за пределы конкретных условных контекстов до видов ситуаций, которые могут возникнуть в любом месте в любое время в сети, даже без присутствия человека — различение происходит всякий раз, когда запрашивается база данных, при этом системы генерируют то, что Чейни-Липпольд называет « своевременная идентичность… сделанная специально». Они проецируют иерархические интерпретации категорий на сценарии, в которых агентам-людям может даже не прийти в голову различать.
Например, ничто не мешает интернет-магазинам осуществлять ценовую дискриминацию неизвестно на каком основании. Можно представить банки или агенты по недвижимости, работающие по тому же принципу, где сами представители не могут объяснить, почему некоторым кандидатам было отказано. (Фрэнк Паскуале подробно описывает этот вид «подсчета очков в черном ящике» в Общество черного ящика. )
Алгоритмически рассчитанные вероятности также могут стать инструментами для задабривания более нормативного поведения у индивидов, которым важны полученные социальные категории, закрепляя их личное чувство идентичности. Алгоритмы можно использовать, чтобы установить, каким должно быть, скажем, мужское поведение или здоровое поведение, и косвенно побуждать субъектов, заинтересованных в реализации этих ожиданий, соответствующим образом перенаправлять свое поведение, даже если сами эти цели остаются динамичными. По мере того, как цели преследуются — с подачей новых данных в попытке настроить профиль — это же поведение усиливает то, как система начала определять категорию.
Алгоритм вызывает поведение, которое он просто должен был идентифицировать, становясь, по выражению социолога Дональда Маккензи, «двигателем, а не камерой». Это идеально подходит для компаний и агентств, управляющих моделями, поскольку делает системы данных более эффективными, хотя и менее «точными». Они могут создавать предметы, которые ищут.
Системы идентификации, управляемые данными, увековечивают социальную значимость категорий, удаляя обсуждение того, что означает любая категория, из социальной, межличностной сферы, помещая их вместо этого в непрозрачные частные системы. У пользователей, пытающихся выполнить нормы этих категорий, нет другого выбора, кроме как предоставить больше данных, чтобы попытаться достичь движущихся целей. И, как утверждает Чейни-Липпольд, «нет верности представлениям о нашей индивидуальной истории и самооценке» в том, как нас классифицируют алгоритмы черного ящика. То, как нас классифицируют, остается классифицированным и меняется в зависимости от контекста и того, что алгоритмическая система должна делать.
Кто мы есть, зависит от того, что с нами будут делать.
Точно так же, как мы не знаем, как эти системы вычисляют нашу личность и ранжируют ее для различных целей, мы часто не знаем и почему. Это означает, что их можно использовать за нашей спиной, чтобы пометить нас как лиц, представляющих интерес для полиции и пограничников, или выделить нас как страховой риск или для других категорических форм дискриминации без прямого ведома каких-либо агентов-людей. Они могут сделать определенные конкатенации данных нормальными, а другие — девиантными и социально дисквалифицирующими. Эти машинные предубеждения могут даже не иметь человеческих имен, что затрудняет объединение людей и борьбу с ними. Ярлыки не могут быть истребованы как принципы солидарности.
Несопоставимые с какой-либо ранее существовавшей социальной категорией, эти скрытые, невидимые идентичности теоретически могут быть вытолкнуты в социальный мир и стать там рефлексивными. Другими словами, системы могут изобретать расы и увековечивать логику расизма: «рационально» искать модели данных о населении и делать их открытыми и социально значимыми, определяющими для тех, кто так идентифицирован.
На индивидуальном уровне индивидуальная дискриминация с помощью алгоритма может сделать невозможным узнать, когда и почему кого-то исключают или выделяют. «Кто мы такие и что мы есть в сети — это нам дано», — утверждает Чейни-Липпольд. «Мы вынуждены существовать на «территории себя», одновременно чуждой и неизвестной, фундаменте субъективной целостности, структурно неравномерном».
Более обыденно, алгоритмический анализ может просто искать способы использовать информацию о пользователях против них самих, делая личность не столько текучей, сколько более ненадежной. Сбор данных используется для создания маркеров идентичности о нас, которые мы не видим и не контролируем, которые мы не можем оценить, получить к ним доступ или изменить напрямую. Компании знают о нас как о потребителях больше, чем мы сами о себе, поскольку мы ограничиваем нашу идентичность поведением потребителей. Но они не обязательно контролируют нас, скрывая то, как они нас классифицируют; они могут извлечь выгоду, показав, как они видят нас, нарисовав желаемую версию нас самих, которая поддерживает связь с системами, которые профилируют нас.
Если бы алгоритмические системы функционировали главным образом, «заставляя нас существовать» в сценариях, которые не приносили бы нам ощутимой выгоды, мы бы вскоре нашли способы обойти их.
С самого начала мы не изобретаем себя. Мы рождаемся в социальном контексте, который формирует рамки и ограничения нашего самопознания. Познание себя означает понимание этого неизменного контекста, который мы не выбирали. Алгоритмические системы моделируют этот контекст, конкретизируя способы, которыми идентичность вытесняет индивидуальные тела и возникает между людьми и группами, внутри институтов и технологических возможностей.
Когда мы ограничиваем идентичность потребительским выбором, это делает нас более узнаваемыми для других в этой форме данных, чем для самих себя. Но то, что мы оцениваем наши данные, также подпитывает фантазию о том, что мы по существу познаваемы, что мы можем познать себя целиком и полностью, принимая во внимание все последствия и разветвления различных черт, которыми мы обладаем.
