Все равно скучно: «Что делать, если все время скучно и не испытываешь интереса? » — Яндекс Кью — ШПИЛЬКИ

Содержание

«Что делать, если все время скучно и не испытываешь интереса? » — Яндекс Кью

В поисках драмы: почему нам скучно с хорошим партнером

Вам кажется, что любовь — это борьба? Гонка с препятствиями, которые надо постоянно преодолевать? Возможно, порой вы даже начинаете задаваться вопросом, что с вами не так. Почему вас не могут «просто любить»? Может, вы недостаточно терпеливы? Слишком рано спрашиваете, какой статус у ваших отношений, и тем самым отпугиваете партнера?

Он отдаляется, а вы делаете все, чтобы его «вернуть» и удержать рядом с собой. Если удается, вы чувствуете облегчение. Но потом все повторяется. Снова и снова. Вы снова рыдаете ночами в подушку, а днем предпринимаете массу усилий, чтобы вернуть все «как было».

Кроме того, стоит только начать отношения с хорошим, стабильным партнером, который прекрасно к вам относится, как тут же возникает чувство — что-то идет не так. Он не играет с вами в игры, не будит в вас массу самых разных чувств, в том числе негативных, не заставляет гадать. И все же, все же…

Понимаете ли вы, что дело не в нем, а в вас? Это ловушка мозга. Постарайтесь не угодить в нее, если хотите нормальных, здоровых отношений.

Но почему нам все-таки так скучно с хорошим — стабильным, адекватным — партнером?

Мы привыкли, что в отношениях должна быть драма

Допустим, одному в паре свойственна избегающая модель поведения, а второй партнер — тревожный. Ему нужно постоянно получать доказательства того, что он любим, значим, нужен. Все дело в низкой самооценке: из-за нее зависимый партнер боится, что его бросят.

Избегающему же партнеру тяжело дается выражение эмоций, и, почувствовав давление со стороны второй половины, он может начать ее избегать. Тревожный партнер при этом думает, что сделал что-то не так.

Тревога может проявляться физически: учащенное сердцебиение, испарина. Человек хватает телефон, звонит или наговаривает сообщение, а голос его при этом дрожит, пальцы не попадают по кнопкам. Он всего лишь хочет все исправить, чтобы все снова стало «хорошо».

Подобную нездоровую привязанность так легко спутать с любовью… Если тревожному партнеру удается вновь сблизиться со спутником, он чувствует огромное облегчение. Организм получает свою порцию эндорфинов. В этот момент человек похож на наркомана, получившего дозу.

Но ситуация неизбежно будет повторяться — до тех пор, пока избегающему партнеру все это не надоест и он не выйдет из отношений окончательно.

Отношения с хорошим партнером кажутся пресными

После эмоциональных «американских горок» хороший партнер часто кажется скучным, ведь он:

не играет в игры,
предсказуем (в хорошем смысле слова),
точно знает, чего хочет, и говорит о своих желаниях,
не отталкивает вас, когда вы ему открываетесь,
не зависит от вас,
честен с вами и не боится обсуждать свои чувства.

Все это может казаться крайне странным — наша психика просто к такому не привыкла. И по инерции нас тянет снова раскачиваться на эмоциональных качелях. Мы ищем «нерв», драму, повод пострадать, хоть и не признаемся себе в этом. Просто потому, что так привыкли.

Может казаться, что между нами и новым партнером нет «настоящей любви», ведь нет накала чувств, партнер ничем не провоцирует нас.

Велик соблазн разорвать отношения и отправиться на поиски того, с кем можно будет снова кататься на эмоциональных аттракционах. Повернуться спиной к нормальной, здоровой любви и шагнуть обратно — в болезненные, созависимые отношения.

Шарлотта Генсбур: «Сейчас все так политкорректно. Так скучно» | Шарлотта Генсбур

Когда Шарлотте Генсбур было 16 лет, она пришла домой из школы и обнаружила обезумевшую мать и ожидающую ее полицию. Они только что обнаружили, что она была целью заговора о похищении. Банда подростков из высшего общества – журналисты называли их гангстерами blousons dorés (золотая куртка) – планировала убить полицейского и украсть его униформу. Затем, используя эту маскировку, они собирались похитить Генсбур и потребовать выкуп в размере 5 миллионов франков от ее знаменитых родителей, Джейн Биркин и Сержа Генсбура. Банда, уже совершившая несколько вооруженных ограблений, нашла загородный дом, где собиралась спрятать Генсбура. Они даже купили лопаты, чтобы похоронить полицейского.

Генсбур смеется, рассказывая об этом эпизоде: «Я думала, что это так круто». Ее мать и отец не были столь пресыщены. «Я помню, как мои родители были очень напуганы, а отец заставлял меня ходить в школу с телохранителем». Она смотрит в свой кофе, помешивая молоко дольше, чем необходимо. «Мне было так стыдно».

Генсбур и я сидим в шикарной, но неудобной угловой кабинке в кафе отеля в Гринвич-Виллидж, Нью-Йорк. Певец, актер и чемпион по стилю только что вернулся с парижской недели моды. французский Vogue пестрит фотографиями, на которых она выглядит гламурно в прозрачной рубашке и сшитом на заказ костюме. Сегодня она одета более просто, в том, что она называет своей «джинсовой униформой»: узкие джинсы и белая футболка, на которой, если присмотреться, есть логотип Saint Laurent, и, вероятно, она стоит небольшое состояние. Она ведет светскую жизнь и работает в самых экстравертных отраслях, но остается, как известно, скрытной и не любит внимания. Пока мы разговариваем, она беспокойно теребит свое ожерелье, избегая слишком пристального зрительного контакта. Быть подростком, когда за ней следили телохранители, все внимание было направлено на нее, пока ее потенциальных похитителей арестовывали и, в конце концов, приговорили к нескольким годам тюрьмы, должно быть, было унизительно.

Но Генсбур провела свое детство на виду у публики, с матерью, которая олицетворяла крутость 60-х, и отцом, чьи провокационные и часто пропитанные алкоголем выходки часто попадали в заголовки. Было время, когда он появился с Уитни Хьюстон на телевидении в прайм-тайм и объявил, например, что хочет «трахнуть ее». В другом телешоу в прямом эфире он сжег банкноту в 500 франков в знак протеста против того, что он считал чрезмерным налогообложением. Одноклассники Генсбура не очень хорошо отреагировали на этот выход. «В школе дети взяли мой рабочий лист и сожгли его, — говорит она. Она тихо смеется. «Значит, надо мной… надо мной издевались».

С отцом Сержем, матерью Джейн Биркин и сводной сестрой Кейт, 1978 год. Фото: Getty Images

Ее отец умер от сердечного приступа в 1991 году, когда Генсбуру было всего 19 лет. «в состоянии задать ему все вопросы о музыке, которые у меня есть сегодня». Она с любовью рассказывает о том, как он придумывал мелодии и тестировал их на небольшой фокус-группе, состоящей из нее, ее матери и его художественного руководителя. «Мы ставили маленькие звездочки рядом с мелодиями, которые нам нравились», — вспоминает она. «Несмотря на то, что я был всего лишь ребенком, он интересовался моей точкой зрения».

Когда ей было 12 лет, Генсбур дебютировала вместе с ним в песне Lemon Incest – пьесе на тему un zeste de citron (лимонная цедра). В печально известном видео Генсбур растянулась на кровати, а ее топлесс отец ласкает ее и поет о любви, которую они никогда не будут вместе. Песню, записанную в 1984 году, обвинили в приукрашивании оскорблений и педофилии, но, несмотря на скандал — или, возможно, из-за него — Lemon Incest занял 2-е место во французских чартах.

С отцом Сержем в видео Lemon Incest, 1985. Фотография: Getty Images

Генсбур потратила десятилетия, отвечая на вопросы о Lemon Incest, и совсем не в восторге, когда я спрашиваю ее, можно ли выпустить что-то подобное сегодня, не говоря уже о том, чтобы провести 10 недель в Топ-10 в эпоху #MeToo. «В то время это уже было шоком», — говорит она с легким раздражением. «Я помню, как моему отцу приходилось объяснять себя и свои тексты, потому что он играет на jeu de mots , как вы это говорите? Когда ты играешь со звуками слов, как двойной смысл?» Генсбур говорит на двух языках, но ее родным языком является французский; она время от времени делает паузу в нашем разговоре, чтобы поискать le mot juste . Мы останавливаемся на «каламбуре», и она продолжает. «Инцест — это так шокирующе и так запретно. Он как будто развлекался этим. Но когда слушаешь лирику, он просто говорит о бесконечной любви отца к дочери и дочери к отцу — и это нельзя осуждать. Потому что нет ничего физического. Так что да, он говорит инцест, но и только. Я нахожу это ужасным, что ты не можешь говорить о вещах, которые… — она замолкает, подыскивая подходящее слово. «Трудный?» Я предлагаю. «Нюансы?» Она пожимает плечами. «Вы слышите слово «инцест», и разговор прекращается, — говорит она. «Никакого диалога».

Социальные сети усложнили задачу, я полагаю: вы можете себе представить бури в Твиттере, которые сегодня спровоцирует Lemon Incest. «Да, но я думаю, что моего отца будут осуждать за каждый его шаг», — говорит она. «Все сейчас так политкорректно. Так скучно. Так ожидаемо. И все так боятся того, что произойдет, если они зайдут слишком далеко». У мужчин, в частности, говорит она, есть причины бояться. «Несколько твитов и готово… Их карьера окончена». Ее отец, по ее словам, сегодня был бы несчастен, «потому что для него было важно, что люди чувствовали, что думали люди, когда его критиковали». Он известен как провокатор, но он был чувствительным, говорит Генсбур. «Он был очень ранен многими вещами. В его жизни происходило много антисемитских вещей». И не только во время войны, добавляет она, когда в 10-летнем возрасте в оккупированной нацистами Франции его заставили носить желтую звезду, чтобы отметить, что он еврей. «Даже после этого Франция все еще была очень антисемитской». Настолько, что, когда Серж Генсбур выпустил регги-версию Марсельезы (характерная провокация) в 1979, один газетный критик обвинил его в том, что он навлек на себя антисемитизм, «пытаясь заработать деньги с помощью государственного гимна».

Тем не менее, Генсбур весело говорит, у нее было «совершенно нормальное и очень простое детство». Она родилась в Лондоне, но выросла в Париже. Помимо регулярных поездок на пароме в Англию, чтобы увидеть ее бабушку и дедушку по материнской линии, семья мало путешествовала; ее отец боялся самолетов. Ее родители развелись, когда ей было девять, но Генсбур остался близок с обоими, а также с ее сводной сестрой Кейт Бэрри, покойным фэшн-фотографом (первой дочерью Биркин от английского композитора Джона Бэрри). В целом, по ее словам, жизнь «была очень ровной».

Фон Триер толкает вас в очень темные места. Я хочу, чтобы кто-то подталкивал меня туда, где мне трудно, где мне неудобно

В наши дни Генсбур, кажется, тянутся к квадратным колышкам в круглых отверстиях: люди, подобные ее отцу, одновременно и аутсайдеры, и инсайдеры, которые используют возмущение как оружие против общества, в котором они никогда не чувствовали себя желанными. Кто-то может назвать их провокаторами, кто-то извращенцами. Один из ее самых заметных соавторов — датский кинорежиссер Ларс фон Триер, чьи мрачные психологические фильмы, в которых снялась Генсбур — «Нимфоманка», «Антихрист» и «Меланхолия», — отражают его борьбу с алкоголизмом, депрессией и различными фобиями. (Как и отец Генсбура, фон Триер боится летать.) В фильмах фон Триера эти сражения часто жестоко разыгрываются на теле Генсбура: в «Антихристе» она играет скорбящую мать, которая отрезает себе клитор ножницами; в « Нимфоманке» ее персонаж занимается графическим сексом с незнакомцами.

Генсбура часто называют «музой» фон Триера, но это слишком пассивное слово для описания актера. Часть ее очарования заключается в том, что как исполнительницу ее невозможно четко классифицировать. Она не стереотипный секс-символ или девица в беде, и она не просто инструмент, с помощью которого пожилые мужчины разыгрывают свои провокации; она использует их так же, как и они ее. Во всех ее частях вы чувствуете, что она все контролирует.

Стиль: Пол Синклер. Волосы: Кевин Райан из Art + Commerce. Макияж: Фрэнк Б. из Wall Group. Маникюр: Маки Сакамото из Wall Group. Фотография: Крис Коллс/The Guardian

Фильмы фон Триера часто называют женоненавистническими, но Генсбур отвергает эту идею, говоря, что она сделала с ним свои лучшие работы. «Он дает такие замечательные роли женщинам», — говорит она. «Как он может быть женоненавистником, если он так изображает женщин?» А как насчет Бьорк, спрашиваю я, которая снялась в его фильме «Танцующая в темноте»? В 2017 году, когда движение #MeToo стало популярным, Бьорк заявила, что подверглась сексуальным домогательствам со стороны неназванного кинорежиссера, которого многие считают фон Триером. Он отверг обвинения.

«Это правда, что фон Триер толкает вас в очень темные места», — говорит Генсбур. «[Но] это то, что я ищу в игре — я хочу, чтобы кто-то подтолкнул меня туда, где я не был, где это сложно, где мне неудобно. Это все, что я хочу. Для меня большая часть работы — это отпустить и полностью доверять ему». Хотя она не будет говорить от имени Бьорк, она чувствует, что ее доверие к фон Триеру никогда не было обмануто. Например, в «Антихристе» и «Нимфоманке» он просматривал с ней каждый кадр, чтобы убедиться, что ей удобно. «Я сказал, что единственное, что мне действительно неудобно, это мои сиськи. Так что он сказал, хорошо, и я ношу футболку все время [в сексуальных сценах]. Я доверял ему».

В «Антихристе» Ларса фон Триера, 2009. Фото: Allstar

Генсбур выпустила свой первый альбом Charlotte For Ever, когда ей было 15 лет, после чего взяла длительный перерыв в музыке. Она не выпускала ничего нового до 5:55 в 2006 году, которые хорошо продавались и имели положительные отзывы. С тех пор она продолжает работать, исследуя кинематографическую разновидность диско-попа, по духу близкую Голдфрапу. Во время работы над своим последним альбомом Rest 2017 года она попросила французского писателя и провокатора Мишеля Уэльбека написать текст. Когда я говорю об этом, она выглядит озадаченной. «ВОЗ?» — Уэльбек, — повторяю я со своим лучшим французским акцентом. «Ах!» наконец она говорит: «Уэльбек! Да, мой продюсер [Себастьян Акшоте] и я питали одинаковую страсть к его гениальности. Моя звукозаписывающая компания спросила его, но он не очень заинтересовался. Так или иначе, потом я понял, что хочу сам писать тексты. Я люблю писать других людей. Мне очень повезло, что я работал с Джарвисом Кокером и Беком. Но писать собственные тексты — совсем другое дело. Гастроли и выступления на сцене имели цель. Это изменило все».

Генсбур и Атталь не женаты. «Это никогда не было голом. Моя мать вышла замуж, и это не имело успеха’

Rest — один из ее самых сырых и личных альбомов, и во многом он проистекает из горя. В декабре 2013 года ее сводная сестра Кейт умерла, выпав из окна четвертого этажа в Париже. По словам Генсбура, ее смерть сделала жизнь в Париже невыносимой. Через несколько месяцев после трагедии она уехала в Нью-Йорк со своим партнером и тремя детьми. «Я пришла из очень темного места, — говорит она. В США «я снова дышал и видел новое небо. Я подумал: почему я не сделал этого раньше? Замечательно просто взять сумку и пойти куда-нибудь еще».

Анонимность Нью-Йорка была не просто катарсисом; это было творчески освобождающим. «Здесь я чувствую, что остаюсь самой собой, и никто этого не замечает», — говорит она. «А я не замечаю. Я чувствую себя совсем по-другому, потому что я не смотрю на себя все время. Не думаю, что во Франции я смог бы выпустить свой альбом и сам написать текст». Альбом, в котором смешаны французский и английский языки, отражает все: от материнства до потери сестры. На Кате она поет: « Ансамбль d’vait vieillir [мы собирались состариться вместе]».

Концерт в Лондоне, 2012 г.

Фото: Rex/Shutterstock

Во Франции Генсбур узнают везде, где бы она ни была, и прежде всего она известна как дочь Биркина и Сержа. В Нью-Йорке она, наконец, начинает освобождаться от этой истории. «Мне стыдно говорить это, но когда люди узнают меня здесь, это обо мне», — говорит она. «Фильмы, в которых я снялся, множество фильмов Ларса и моя музыка. Меня не так часто узнают, но когда это случается, я очень горжусь».

В этот момент входит коренастый мужчина, аккуратно одетый в черное, и начинает обращаться к ней по-французски. Я предполагаю, что это обожаемый поклонник, но это ее партнер, французско-израильский актер и режиссер Иван Атталь. Через секунду он извиняется передо мной за грубость и продолжает по-английски — он просто хочет сказать пару слов об их планах на обед. Быстрое слово было сказано, и он исчез, предоставив прекрасную возможность начать говорить о нем за его спиной.

«Теперь для французов я кажусь полностью британцем — для британцев это не так». Фотография: Крис Коллс/The Guardian

Генсбур вместе с Атталь уже 27 лет — они познакомились, когда ей было 19, — но они не женаты. «Это никогда не было целью, — говорит она. «Напротив. Моя мать вышла замуж [за Джона Барри до ее отношений с Сержем Генсбуром], и это не имело успеха. Поэтому я чувствовал, что это не входило в мои планы. А Ивану было все равно. Потом мы подумали, что для детей, может быть, было бы хорошо, чтобы у меня было такое же имя, но тогда я стал таким суеверным. Я слышал о многих парах, которые прожили вместе долгую жизнь, потом женились и разошлись. Я думал, что это невезение».

Подождите, я говорю: если бы она решила выйти замуж, она бы сменила имя? — Нет, совсем нет, — отступает она. «Я очень привязан к своему имени из-за моего отца. Но забавно то, что я был зарегистрирован под номером под Генсбуром, что не было настоящим именем моего отца. Его звали Гинзберг, и он поменял его на работу. В его паспорте все еще был Гинзберг. Когда мне было 18, я попросил вернуться к моему старому имени, лишь бы иметь такое же, как у него. Было очень сложно пройти через все документы, но мы справились. Я очень горжусь этим, потому что это моя история. Мне очень близко то прошлое».

Со своим 27-летним партнером, актером и режиссером Иваном Атталем. Фотография: Getty Images

Как Англия вписывается в ее историю, спрашиваю я? Она родилась в Лондоне, ее мать англичанка, но до переезда в Нью-Йорк она жила только во Франции. «Я чувствую, что притворяюсь англичанкой», — быстро говорит она. «Долгое время [в детстве] я очень гордился тем, что я француз. У меня был очень сильный французский акцент, и я не прилагал никаких усилий [быть англичанином]; Я был двоюродным братом-французом. Но постепенно мне захотелось почувствовать себя частью этого мира. Так вот, для французов я кажусь полностью британцем, а для британцев — нет. Я горжусь тем, что я англичанин, но в то же время в этом нет ничего особенного. Каждый раз, когда я еду в Лондон, я чувствую себя чужим». Англичане «не впускают вас очень легко», объясняет она.

Brexit заставил ее чувствовать себя еще менее англичанкой? «Нет, — говорит она. «Я очень горжусь своим британским паспортом. Это так глупо. Это небольшой буклет, но я дорожу им. Может быть, это моя мать передала что-то, какую-то гордость за эту национальность».

С Шоном Пенном в фильме «21 грамм», 2003 год. Фото: Allstar

Она живет в Нью-Йорке уже пять лет, но говорит, что существует культурный разрыв, который ей не удалось преодолеть. «Я не смог сблизиться с американскими друзьями. Я чувствую, что не понимаю их полностью. Это трудно — я чувствую себя глупо, делая общие выводы, но это так ориентировано на деньги. Во Франции мы все обедаем, ужинаем. Это настоящее искусство жизни, искусство жизни », — говорит она. «И это то, что я люблю. Я люблю свободное время». В США, говорит она, все работают все время. «Я чувствую, что они притворяются, что хотят этого, но их просто заставляют работать все время».

При всем при этом Генсбур признается, что сама является трудоголиком. Она выпустила пять альбомов и снялась более чем в 40 фильмах; ее последняя работа — французская комедия «Мой пёс, дурачок» режиссера Аттала с участием её сына, 22-летнего Бена (её дочери, Алиса, 16 лет, и Джо, 8 лет, живут с ней в Нью-Йорке). Она также является моделью и лицом Saint Laurent. Но хотя она не проявляет никаких признаков замедления, она начала беспокоиться, что работа иссякнет, когда она станет старше.

«Я вообще не в ладах с [старением], — говорит она. «Я думаю, может быть, когда мне будет 60, я смирюсь с этим, потому что я буду старухой, и это покажет». На данный момент она «надеется, что я все еще выгляжу молодо», хотя иногда она удивляется, когда смотрит в зеркало и видит, что «у меня есть морщины». «Это тяжело», — говорит она о старении в индустрии развлечений. «Это работа, где ты не должен стареть. Детали становятся все тоньше и тоньше. Работа будет становиться все менее последовательной. Но в каком-то смысле я это уже прошел. У меня был агент, который сказал: «После 40 лет вы идете под откос», что было так удручающе».

Сейчас ей около 50 лет, а она все еще получает роли и продолжает заниматься музыкой. После десятилетий борьбы с бременем своего имени Генсбур начинает считать себя успешной; чувствовать, что гордиться собой — это нормально. Она может беспокоиться о морщинах, но, наконец, ей комфортно в собственной коже.

Шарлотта Генсбур в платье Saint Laurent от Anthony Vaccarello

Если вы хотите, чтобы комментарий к этому произведению был рассмотрен для публикации на странице писем журнала Weekend в печатном виде, отправьте электронное письмо по адресу [email protected], указав свое имя и адрес (не для издание).

Комментарии к этой статье проходят предварительную модерацию, чтобы гарантировать обсуждение тем, поднятых автором. Имейте в виду, что комментарии на сайте могут появляться с небольшой задержкой.

Почему мы часто такие скучные?

Иногда книга скрывает свой предмет за умным или даже вводящим в заблуждение названием. Иногда, однако, он просто выходит и говорит это. И это в значительной степени относится к книге Боба Файалла «, почему мы часто такие скучные?». . Посвятив свою жизнь как проповедованию, так и обучению проповеди других, он собрал свои мысли и размышления в этой небольшой, но яркой книге.

Спонсор

Продемонстрируйте свою поддержку

Его, конечно, беспокоит то, что слишком много проповедовать скучно. Тем не менее, он не лоббирует новые или занимательные проповеди. Он не предлагает пасторам перенять некоторые практики, которые вы можете наблюдать во многих современных мегацерквях, дружественных к ищущим. Скорее, он хочет, чтобы пасторы стали преданными, верными и интересными толкователями Слова. Такая проповедь, возможно, не подходящая ни под одно определение развлечения , будет интересна и эффективна. «В основе этой книги лежит убеждение, что разъяснительная проповедь — это не только одна из многих хороших вещей для церкви, но и источник жизненной силы здорового братства. Без него другие вещи, которые могут быть хорошими сами по себе, могут пойти не так и не создать ничего стоящего. Это тяжелая работа, и, особенно когда результаты кажутся скудными, возникает искушение попробовать то, что кажется более привлекательным и полезным. Эта книга — попытка побудить всех нас придерживаться задачи и быть лучшими, кем мы можем быть».

Он начинает книгу с краткого обзора задачи проповедника и удивления, что Бог выбирает использовать слабых, склонных к ошибкам людей для совершения великих дел через проповедь Слова. Он хочет, чтобы пасторы были уверены в том, к чему их призвал Бог, даже осознавая свои многочисленные недостатки. Он размышляет, почему слишком много проповедей — это несобытия, которые не достигают того, чего в противном случае могли бы достичь, — будь то потому, что они увязают в контексте, не доходя до сути, или потому, что они слишком зацикливаются на деталях, которые необходимы проповеднику для понимания. знаю, но это должно было быть оставлено в исследовании. Он также предлагает ряд принципов, лежащих в основе эффективной проповеди.

Он посвящает главу современной истории разъяснительной проповеди. Это ориентированный на Великобританию взгляд на то, как разъяснительная проповедь, опора реформаторов, была на время вытеснена, но затем вновь открыта такими людьми, как Мартин Ллойд Джонс, Дик Лукас и Джон Стотт.

Он также представляет некоторых ученых, посвятивших свою жизнь созданию ресурсов, которые могли бы помочь пасторам в выполнении этой задачи.

Следующая глава обращается к Екклесиасту из всех мест, чтобы обсудить задачу проповедника, в то время как несколько других разбирают метод перехода от текста к отшлифованной и проповедуемой проповеди. Он предлагает некоторые размышления о том, где проповедники могут чрезмерно подчеркивать мелкие детали, упуская при этом ключевые. Он уверяет пастора, что Бог желает помочь и благословить его в проповедническом служении. Он напоминает проповеднику, что он сам должен первым подвергнуться влиянию и изменению Слова, ибо «так же, как Слово единолично и полностью становится плотью в Господе Иисусе Христе, так и Слово должно воплотиться в проповеднике» и «если мы сообщение, которое мы несем, не изменит никто другой». В заключение он заверяет пасторов, что они должны быть верны прежде всего Богу, ибо Он один имеет окончательную власть. «Ни один человек не вынесет окончательного приговора нашей проповеди.